Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

Различные условия приема иммигрантов в разных странах определяют и специфику научного дискурса, который в зависимости от местной обстановки получает различную направленность. Так, в Великобритании и США ученые обсуждают «расовые отношения», особенности культурного диалога между разными общинами и их способность прийти к согласию. Зато во Франции в центре внимания ученых лежат взаимоотношения между иммигрантами и государством, а также способность иммигрантов к интеграции. Наконец, в Германии, где до недавнего времени не было и речи об интеграции гастарбайтеров, обсуждалось прежде всего расистское насилие[776]776
  Silverstein P. A. Immigrant racialization… P. 368.


[Закрыть].

Западные левые обличают европоцентризм с его универсальными ценностями и стоят за мультикультурализм, придерживаясь позиции «уважения разных культур и признания разных идентичностей». Это запрещает им «вмешиваться во внутренние дела общины», что, на их взгляд, было бы проявлением европоцентризма и расизма, выражением культурного империализма. Однако, как уже отмечалось в литературе, это заставляет левых разделять примордиалистский и эссенциалистский подход к определению этнических культур, изымающий последние из исторической динамики и делающий их статичными[777]777
  Anthias F., Yuval-Davis N. (in association with Cain H.). Racialized boundaries. P. 184, 193–194.


[Закрыть]. По иронии, такие настроения создают почву для сближения и альянсов левых радикалов с правыми. Действительно, и те и другие нередко выступают под лозунгом «единство в разнообразии» и настаивают на сохранении этнических культур и уважении к ним и их запросам. Однако, если левые понимают это как борьбу против дискриминации этнических меньшинств, то правые тем самым стремятся геттоизировать этнические культуры и изолировать их от культуры доминирующего большинства. Но, как замечают некоторые эксперты, игнорирование таких смысловых различий ведет к солидарности с привкусом расизма[778]778
  Ibid. P. 197.


[Закрыть]. Это и делает возможными «красно-коричневые» коалиции, о которых уже более полувека мечтают неофашисты[779]779
  Coogan K. Dreamer of the day… Практические шаги к такой коалиции делаются во Франции, начиная с 1993 г., по инициативе Новых правых, испытывающих неизбывное тяготение к национал-большевизму. В этой деятельности поучаствовал и Эдуард Лимонов, бывший тогда консультантом в одной из французских коммунистических газет. См.: The red-brown scandal // Reflexes international. 1999. № 1, pt. 2/3.


[Закрыть]. И это дает возможность консервативно настроенному американскому автору писать о том, что «по самому главному пункту идеологической доктрины – о наличии четких границ между расами – современное движение за гражданские права в целом сходится со старыми расистами»[780]780
  D’Souza D. The end of racism. P. 205.


[Закрыть].

Помимо иммигрантов, другую опасность пропагандисты «культурного расизма» видят в глобализации, упрощенно понимая ее как неизбежную культурную нивелировку. Вызову глобализации этнические группы, прежде всего меньшинства, противопоставляют сознательную культивацию своей особой идентичности, основанной на аутентичной этнической культуре. Тем самым культура становится важным политическим ресурсом, на который опирается «политика этнической идентичности». И антропологи уже отмечали, что этот подход «рискует эссенциализировать идею о том, что культура является собственностью этнической группы; упирая на строгие границы и своеобразие, он рискует реифицировать культуры как отдельные целостности; он рискует также преувеличить внутреннюю гомогенность культур, что может легитимизировать репрессивные меры во имя общинного единства…». По сути, такой «дифференциальный мультикультурализм», о котором не без критики пишет неомарксистский антрополог Теренс Тернер[781]781
  Turner T. Anthropology and multiculturalism: what is anthropology that multiculturalists should be mindful of it? // Cultural Anthropology. 1993. Vol. 8. № 4. P. 412, 414. Сегодня о таком неожиданном результате мультикультурализма пишут немало специалистов.


[Закрыть], своей абсолютизацией культурных различий напоминает «дифференциальный расизм»[782]782
  Visweswaran K. Race and the culture of anthropology // American Anthropologist. 1998. Vol. 100. № 1. P. 76.


[Закрыть]. По мнению этого автора, этнический парадокс современности следует объяснять ослаблением государства и децентрализацией капитала[783]783
  Turner T. Anthropology and multiculturalism… P. 423.


[Закрыть].

Кроме того, в современном мире наибольшего экономического успеха добиваются небольшие по размерам страны. И это тоже подпитывает идеологию культурной обособленности, выражающуюся в регионализме и сепаратизме[784]784
  Miglio G. The cultural roots of the federalist revolution; Fekete L. Popular racism in corporate Europe // Race and Class. 1998–1999. Vol. 40. № 2/3. P. 189–197.


[Закрыть]. Наконец, трансформация и уход в прошлое классического индустриального общества вместе с промышленным пролетариатом также требуют новых идеологических моделей для осознания социальной напряженности, и она начинает восприниматься в категориях культуры («расы»)[785]785
  Wieviorka M. Tendencies to racism in Europe… P. 63–65; Solomos J., Back L. Racism and society. P. 87–88; сf.: Friedman J. Global crises, the struggle for cultural identity and intellectual porkbarrelling: cosmopolitans versus locals, ethnics and nationals in an era of de-hegemonisation // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 75.


[Закрыть]. Таким образом, по мнению многих исследователей, фактически термин «культура» стал эвфемизмом для «нового расизма», апеллирующего сегодня не столько к биологии, сколько к культурной и национальной идентичности[786]786
  Rex J. Race relations in sociological theory. London, Boston: Routledge and Kegan Paul, 1970. P. 158; Gilroy P. ‘There ain’t no black in the Union Jack’. P. 40, 49–50; Еlund A., Schierup C.-U. Paradoxes of multiculturalism: essays on Swedish society. Aldershot: Avebury, 1991. P. 47ff, 69ff; Idem. The thorny road in Europe… P. 106–110; Balibar É. Es Gibt Keinen Staat in Europa… P. 15; Idem. Race, nation and class (interview) // Silverman M. (ed.). Race, discourse and power in France. Aldershot: Avebury, 1991. P. 79; Guillaumin C. ‘Race’ and discourse. P. 9; Gilroy P. The end of anti-racism // Donald J., Rattansi A. (eds.). ‘Race’, culture and difference. London: Sage, 1992. P. 87; Hall S. The question of cultural identity. P. 298; Idem. Culture, community, nation. P. 357; Rath J. The ideological representation of migrant workers in Europe: a matter of racialisation? // Wrench J., Solomos J. (eds.). Racism and migration in Western Europe. Oxford: Berg, 1993. P. 222; Solomos J., Back L. Racism and society. P. 18–19, 27; Cole J. The new racism in Europe. P. 12; Visweswaran K. Race and the culture of anthropology. P. 76; Harrison F. V. Introduction: expanding the discourse on «race» // American Anthropologist. 1998. Vol. 100. № 3. P. 610.


[Закрыть]. Вместо прежнего биологического превосходства нынешние расисты предпочитают иной раз оперировать понятием культурного превосходства, и в лексиконе наших современников культура нередко преподносится как некое «генетическое наследие». Тем самым на смену дискредитировавшему себя социодарвинизму приходит «новый дарвинизм»[787]787
  Steinberg S. The ethnic myth. Race, ethnicity and class in America. Boston: Beacon Press, 1989. P. 79–80.


[Закрыть]. По словам одного автора, перефразирующего Клаузевица, в современном мире «культура как идентичность является продолжением политики иными средствами»[788]788
  Eagleton T. The idea of culture. Oxford: Blackwell, 2000. P. 44.


[Закрыть].

При этом в воображении людей инокультурные общности нередко наделяются более низкими якобы прирожденными культурными особенностями и получают соответствующее к себе отношение. Это происходит в тех странах, например в Германии, где, как мы видели, гражданство долгое время объявлялось функцией этнической принадлежности к коренному населению, или в Нидерландах, где в понятие «этнические меньшинства» вкладывается изначально негативное содержание, связанное с происхождением из отсталых стран третьего мира[789]789
  Rath J. The ideological representation of migrant workers in Europe. P. 222–223.


[Закрыть]. Мало того, идеология этнических различий иной раз скрывает тривиальную идею неравенства: во Франции бедняка из Туниса могут третировать как нежелательного «араба», тогда как богатый человек оттуда же оказывается вполне приемлемым[790]790
  Cole J. The new racism in Europe. P. 17; сf.: Silverstein P. A. Immigrant racialization… P. 365. Аналогичное отношение встречается и к приезжим спортивным звездам: их могут превозносить при том, что других их соплеменников могут презирать и третировать как ненужных иммигрантов. См.: Back L., Crabbe T., Solomos J. The changing face of football: racism, identity and multiculture in the English game. Oxford: Berg, 2001. P. 8–9.


[Закрыть]. Аналогичное амбивалентное отношение встречается в США и Канаде по отношению как к социально дифференцированному чернокожему населению[791]791
  Baker L. D. From savage to Negro. Anthropology and the construction of race, 1896–1954. Berkeley: University of California Press, 1998. P. 219–220.


[Закрыть], так и к выходцам из Восточной Азии: благодаря культурным особенностям и экономическим успехам китайцы и корейцы воспринимаются общественным мнением «белыми», тогда как камбоджийцы и лаосцы сближаются с «черными»[792]792
  Ong A. Cultural citizenship as subject-making // Current Anthropology. 1996. Vol. 37. № 5. P. 742–743, 749–751; Driedger L., Halli Sh. S. The race challenge 2000 // Driedger L., Halli Sh. S. (eds.). Race and racism: Canada’s challenge. Montreal: McGill-Queen’s Univ. Press, 2000. P. 14.


[Закрыть]. «Язык “национальной идентичности” становится в современной среде еще одним способом выражения того, что некоторые авторы уже назвали “расизмом постмодерна”, который определяет себя по оппозиции как к расизму, так и к мультикультурализму»[793]793
  Solomos J., Back L. Racism and society. P. 210.


[Закрыть].

Иными словами, негативное отношение, выработавшееся в Западной Европе к классическому биологическому расизму, дискредитированному нацистами, приводит к смене терминологии, и свойственные ему клише сейчас вкладываются в такие понятия, как «этническая группа» или «культурная общность». При этом сторонники таких взглядов отрицают какую-либо их связь с расизмом, всегда находя для этого соответствующие отговорки: либо утверждают, что их не так поняли, либо выставляют себя борцами за правду, либо объясняют свои действия наилучшими побуждениями, либо обвиняют свои жертвы в расистских настроениях и т. д.[794]794
  Van Dijk T. A. Communicating racism. Ethnic prejudice in thought and talk. Newbury Park: Sage Publishers, 1987. P. 27–28, 44, 85, 103–104; Idem. Denying racism: elite discourse and racism // Wrench J., Solomos J. (eds.). Racism and migration in Western Europe. Oxford: Berg, 1993. P. 179–193.


[Закрыть] В любом случае осторожная риторика современного расизма, полная оговорок и эвфемизмов, диктуется доминирующим общественным мнением, неодобрительно относящимся к прямым расистским эскападам, а также к принятым в ряде европейских стран (например, во Франции, Австрии и Германии) законодательствам, сурово преследующим за разжигание национальной розни, расистские и антисемитские высказывания[795]795
  Van Dijk T. A. Communicating racism. P. 118; Pettigrew Th. F., Meertens R. W. Subtle and blatant prejudice… P. 73; Phoenix A. Dealing with difference: the recursive and the new // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. № 5. P. 862; Gingrich A. Concept of race vanishing, movements of racism rising? Global issues and Austrian ethnography // Ethnos. 2004. Vol. 69. № 2. P. 156–176.


[Закрыть]. Как бы то ни было, по мнению чернокожего британского социолога, «наибольшую опасность сейчас представляют те формы национальной и культурной идентичности – старые или новые, – которые стремятся сохранить свою собственную идентичность, прибегая к закрытым моделям культуры или общности и отгораживая себя – во имя “угнетенного белого меньшинства” – от тех сложных проблем, которые возникают в условиях поликультурного общества»[796]796
  Hall S. Culture, community, nation. P. 361.


[Закрыть].

Любопытно, что в современном мире до сих пор бытует и прямо противоположный подход, поощряющий иммиграцию определенных этнических групп, эксплицитно или имплицитно связывающихся им с «высшей расой», способной поднять местную экономику и ускорить культурное развитие. Таких взглядов придерживался, например, творец сингапурского чуда премьер-министр Ли Куан Ю[797]797
  Barr M. D. Lee Kuan Yew: race, culture and genes // Journal of Contemporary Asia. 1999. Vol. 29. № 2. P. 147, 156–157. См. также: Sautman B. Theories of East Asian superiority // Jacoby R., Glauberman N. (ed.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 201–221.


[Закрыть]. Интересно, что, превознося исключительные генетические и культурные качества китайцев, он опирался, в частности, на грешившие географическим детерминизмом идеи А. Тойнби, противопоставлявшие одни цивилизации другим[798]798
  Barr M. D. Lee Kuan Yew: race, culture and genes. P. 152–154.


[Закрыть]. В то же время Ли как будто бы соглашался с А. де Бенуа в том, что дальние миграции вырывают людей из их культурного контекста и приводят их в страны с непривычным климатом. Все это, считал он, не идет им на пользу, и по возможности этого стоит избегать[799]799
  Ibid. P. 156–158.
  Глава 11. «Новый расизм» в США


[Закрыть].

Глава 11
«Новый расизм» в США

В США с их иной, чем в Европе, моделью интеграции иммигрантов иммиграция, как таковая, в целом долгое время не рассматривалась как угроза, если не считать краткий период второй половины 1910-х – первой половины 1920-х гг.[800]800
  Banton M. Racism today: a perspective from international politics // Ethnic and Racial Studies. 1999. Vol. 22. № 3. P. 611. Правда, антииммигрантская риторика звучала из уст некоторых американских интеллектуалов еще в конце XIX в. См.: Haller J. S. Outcasts from evolution… P. 170–172, 199–200.


[Закрыть] Там «новый расизм» возник в 1970-х гг. как реакция на аффирмативные действия со стороны американского правительства, стремившегося создать основу для будущего расового равенства путем предоставления определенных привилегий отдельным расовым меньшинствам[801]801
  Swain C. M. The new White nationalism in America. Its challenge to integration. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2002. P. 133–282.


[Закрыть]. По словам некоторых комментаторов, именно для этого там были созданы и активно внедрялись в общественное сознание такие концепции, как «мультикультурализм» и «культурное разнообразие». На самом деле, как и в современной Западной Европе, идеологема культурных различий маскировала реальное расовое неравенство и лишь провоцировала рост межрасового недоверия и враждебности[802]802
  Jacoby R. The myth of multiculturalism // New Left Review. 1994. № 208. P. 125–126.


[Закрыть]. Так, афроамериканцы стремились оправдать действия властей ссылками на свои якобы особые расовые качества, обоснованию чего служила доктрина «афроцентризма», созданная афроамериканскими интеллектуалами. Зато белые расисты увидели в аффирмативных действиях явную угрозу (прежде всего белым мужчинам) и бросили клич о необходимости спасать белую расу. При этом крайне правые обратились к прежней расистской риторике и возродили пришедшее было в упадок движение супрематистов. К 1980-м гг. снова оживился ку-клукс-клан, к которому добавились такие движения, как «Арийские нации», «Молчаливое братство», «Церковь Всесоздателя», «Порядок» и др. (рис. 12).

Именно в этих условиях отступления «официального расизма» расизм в США изменил свое обличье и свою риторику: он стал более завуалированным и «интерпретационным»[803]803
  Gresson III A. D. The recovery of race in America. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1995.


[Закрыть]. В начале 1970-х гг. это было замечено американскими социологами, давшими ему название «символического расизма»[804]804
  При этом немало американцев сохранили и старые расистские убеждения. См.: Sniderman P. M., Tetlock Ph. E. Symbolic racism: problems of motive attribution in political analysis // Journal of social issues. 1986. Vol. 42. № 2. P. 129–150; Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. The basics. New York and London: Routledge, 2001.


[Закрыть]. Он включал «смешение античерных настроений с представлением о традиционных американских моральных ценностях, присущих протестантской этике… Это – форма сопротивления изменениям в расовом status quo, основанном на моральных ощущениях, что черные нарушают такие традиционные американские ценности, как индивидуализм и самостоятельность, трудовая этика, послушность и дисциплинированность»[805]805
  Kinder D. R., Sears D. O. Prejudice and politics: symbolic racism versus racial threats to the good life // Journal of Personality and Social Psychology. 1981. Vol. 40. P. 416; Sears D. O. Symbolic racism // Katz P. A. Taylor D. A. (eds.). Eliminating racism: profiles in controversy. New York: Plenum, 1988. P. 56; Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R. Addressing the crisis of whiteness // Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R, Rodriguez N. M., Chennault R. E. (eds.). White reign. Deploying whiteness in America. New York: St. Martin’s Press, 1998. P. 11.


[Закрыть]. В этом контексте самих чернокожих, а не расизм стали винить в их жизненной неустроенности, объясняя это «патологическими» особенностями их собственной культуры[806]806
  См., напр.: D’Souza D. The end of racism. Principles for a multiracial society. New York: The Free Press, 1995. P. 24, 477–524. Об этом см.: Essed Ph. Understanding everyday racism. An interdisciplinary theory. Newbury Park: Sage, 1991. P. 29; Gordon L. R. Fanon, philosophy, and racism // Babbitt S. E., Campbell S. (eds.). Racism and philosophy. Ithaca: Cornell University Press, 1999. P. 47.


[Закрыть].

Дж. Макконехей следующим образом проводит различия между «символическим расизмом» и традиционным. Традиционный расизм включал как откровенно дискриминационные действия (сегрегация, в том числе в школах, в трудоустройстве, в найме жилья и т. д.), так и расовые стереотипы (представления об афроамериканцах как ленивых, недалекого ума и пр.)[807]807
  В конце 1960-х гг. многие белые американцы представляли себе это как отсутствие у черных мотивации к интенсивному труду. См.: Schuman H. Sociological racism // Trans-Action. December 1969. Vol. 7. P. 46–47.


[Закрыть]. При этом важнейшим компонентом традиционного расизма было представление об иерархическом соотношении между расами, где белым отводилось главенствующее положение. Символический расизм сохранял некоторые традиционные предубеждения, но имел иные психологические корни и особые формы выражения. Его суть составляли представления белых о том, чего следует ожидать от афроамериканцев, как те должны себя вести и как к ним нужно относиться. Любопытно, что, хотя носители таких настроений пытались объяснять свою позицию, всячески избегая расовых аргументов, по сути, все это было направлено на поддержание сложившегося расового status quo, включавшего практическую дискриминацию черного населения. Символический расизм опирался на такие постулаты, как «черные не должны претендовать на те места, где их не ждут», «черные незаслуженно добились слишком многого в экономике», «власти более благосклонно относятся к черным, чем к белым», «на улицах становится менее безопасно» и т. д.[808]808
  McConahay J. B., Hough J. C. Symbolic racism // The Journal of Social Issues. 1976. Vol. 32. № 2. P. 24–25; McConahay J. B. Modern racism, ambivalence, and the modern racism scale // Dovidio J. F., Gaertner S. L. (eds.). Prejudice, discrimination and racism. Orlando: Academic Press, 1986. P. 94–95.


[Закрыть]

Социологи показывали, что символический расизм сочетался с преданностью традиционным ценностям (традиционные религиозные верования, патриотизм, строгость половых отношений, строгая одежда в школе, традиционные подходы в образовании) и политическим консерватизмом, а его сторонники чаще всего встречались среди республиканцев. При этом символический расизм был направлен уже не столько на черных как особую группу, сколько на индивидуальных представителей черного населения. В то же время он был мало связан с личным социальным опытом, включая общение с афроамериканцами. Дж. Макконехей выделил три важнейших компонента символического расизма. Это, во-первых, убеждение в том, что черные получают больше, чем заслуживают (традиционный расизм вообще отрицал за черными право претендовать на какие-либо права), во-вторых, опасение не столько за свое личное благосостояние, сколько за свои групповые ценности (например, единство нации), наконец, в-третьих, опора на символы (социальные программы, аффирмативные действия, уличная преступность, черные мэры и пр.), призванные доказать, что удовлетворение требований афроамериканцев ослабляет нацию. Еще одной особенностью символического расизма является то, что он распространен главным образом в северных штатах, тогда как традиционный расизм более типичен для американского Юга[809]809
  McConahay J. B., Hough J. C. Symbolic racism; McConahay J. B. Self-interest versus racial attitudes as correlates of anti-busing attitudes in Louisville: is it the buses or the blacks? // Journal of politics. 1982. Vol. 44. № 3. P. 705–710.


[Закрыть]. В итоге под символическим расизмом понимается «применение абстрактных идеологических символов и символического поведения для передачи ощущений того, что черные нарушают значимые ценности и незаконно требуют изменения в расовом status quo»[810]810
  McConahay J. B., Hough J. C. Symbolic racism. P. 38.


[Закрыть]. В начале 1990-х гг. американские социологи фиксировали такие настроения у значительной массы белых американцев[811]811
  Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. P. 188–189.


[Закрыть].

В свою очередь, Дэвид Сиерз считает, что символический расизм основывается на двух постулатах: во-первых, опасение того, что черные слишком быстро и настойчиво продвигаются по социальной лестнице, и, во-вторых, что не следует предоставлять им какие-либо особые привилегии путем позитивной дискриминации. С этим связаны отрицание продолжающейся дискриминации и вера в то, что чернокожие способны без всякой дополнительной помощи свободно конкурировать на рынке труда. В то же время Сиерз допускает, что иной раз такие настроения вызываются политическим консерватизмом, не обязательно связанным именно с расовыми чувствами[812]812
  Sears D. O. Symbolic racism. P. 56–57, 73–74. Действительно, сегодня в лагере американских неоконсерваторов, стоящих за отмену аффирмативных действий, можно встретить и афроамериканцев из среднего класса. Об этом см.: Marable M. Bush’s Blacks: race traitors? (September 2002) (http://manningmarable.net); Mukherjee R. The racial order of things: cultural imaginaries of the post-soul era. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2006. P. 46–47, 65–68.


[Закрыть]. Отвечая своим критикам[813]813
  Sniderman P. M., Tetlock Ph. E. Symbolic racism.


[Закрыть], он согласился с тем, что в ряде случаев оказывается не просто различить традиционную и новую форму расизма, ибо в их основе лежат сходные предубеждения. Однако он полагает, что представление о ценностях занимает центральное место в символическом расизме, чего не отмечалось в традиционном расизме[814]814
  Sears D. O. Symbolic racism. P. 61, 72. Действительно, как подтверждает Роопали Мухерджи, голливудские фильмы 1990-х гг. делали акцент на том, что приверженность своим культурным ценностям мешала успешной интеграции иммигрантов в американское общество. См.: Mukherjee R. The racial order of things: cultural imaginaries of the post-soul era. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2006. P. 88.


[Закрыть]. Между тем и он допускает, что «в основе символического расизма лежит сопротивление расовому равенству; изменилось лишь поле боя, а не война»[815]815
  Sears D. O. Symbolic racism. P. 78.


[Закрыть]. О сложном соотношении «культурного расизма» с «биологическим» говорит пример Д. Дюка, который во время общенациональных избирательных кампаний конца 1980-х – начала 1990-х гг. публично озвучивал идеологемы «культурного расизма», а в частной жизни и в узких кругах своих единомышленников оставался приверженцем неонацистских взглядов[816]816
  Ross D. D. (ed.). The Emergence of David Duke and the Politics of Race. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1992. По словам Ван Дейка, люди ведут «откровенно расистские» разговоры только с близкими друзьями или в кругу семьи. Кроме того, по его же наблюдениям, ответы на анкету или интервью могут быть более толерантными, чем реальное поведение. См.: Van Dijk T. A. Communicating racism. P. 129, 225, 358.


[Закрыть].

Выше уже отмечалось, что лозунгом современного расизма служит тезис о несовместимости разных культур и ценностей. В умеренной форме это звучит так: «Я думаю, все дело в ценностях; если Вы хотите сравнить черных с белыми, то у черных более низкие запросы и более низкие ценности, чем у белых»[817]817
  Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. P. 207. Ср. высказывание голландца об «иностранцах»: «У этих людей иные взгляды, иной менталитет, чем у нас». См.: Van Dijk T. A. Communicating racism. P. 107.


[Закрыть]. Более жесткое суждение можно услышать из уст американских расистов. Один из них, отвечая на вопросы социолога, заявил: «С моей точки зрения, в большинстве своем они живут совершенно иначе. У них совершенно иной взгляд на все. Я не хочу иметь дело с людьми, с которыми я не желаю ассоциироваться. Не потому, что я лучше. Просто у них свое, а у нас свое»[818]818
  Ward D. Generations and the expression of symbolic racism // Political psychology. 1985. Vol. 6. № 1. P. 11.


[Закрыть]. Именно такими настроениями пользуются американские политики-республиканцы, предпочитающие объяснять «преступные наклонности» чернокожих их якобы культурными особенностями, а не следствием расовой дискриминации[819]819
  См., напр.: D’Souza D. The end of racism. P. 477–524; Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. С. 102–104. Об этом см.: Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R. Who said it can’t happen here? // Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Gresson III A. D. (eds.). Measured lies: the Bell Curve examined. New York: St. Martin’s Press, 1996. P. 24; Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. P. 172–173.


[Закрыть].

Следствием таких настроений были голосование против черных кандидатов, выступления против аффирмативной политики, поддержка режима сегрегации, дискриминация афроамериканцев при приеме на работу и найме жилья. Кроме того, неприязненные отношения заставляют людей держаться подальше от источника своей неприязни. При этом расистская аргументация чутко реагировала на изменения политического климата в стране. В те годы, когда власти своей сегрегационной политикой подчеркивали неполноценность черного населения, расистские аргументы также концентрировались вокруг идеи о черных как низшей расе. После того как с политикой сегрегации было покончено, расовое мышление перенесло акцент на ценности индивидуализма и личной автономии. Когда же в практику вошла аффирмативная политика, расизм стал означать противодействие ей с позиций защиты демократического принципа равенства возможностей, а также обвинение афроамериканцев в агрессивности[820]820
  Weigel R. H., Howes P. W. Conceptions of racial prejudice: symbolic racism reconsidered // Journal of Social Issues. 1985. Vol. 41. № 3. P. 124; Ward D. Generations and the expression of symbolic racism. P. 2–3; Sears D. O. Symbolic racism. P. 78; Mukherjee R. The racial order of things: cultural imaginaries of the post-soul era. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2006. P. 21–23.


[Закрыть].

Правда, в течение последних двадцати лет господства неолиберальных и неоконсервативных настроений мнение американцев о том, что именно следует называть расизмом, резко разделилось. Теперь неолибералы и неоконсерваторы, выступающие за отмену аффирмативных действий, стали пропагандировать «цветную слепоту» и видеть расистов в тех, кто отказывается игнорировать огромную роль расы в местной политической и общественной жизни. Напротив, сторонники продолжения политики аффирмативных действий называют расистами неолибералов и неоконсерваторов за то, что те не признают уязвимости небелого населения как в связи с тяжелым наследием былого государственного расизма, так и из-за продолжающихся рецидивов расизма[821]821
  Mukherjee R. The racial order of things… P. 192–230.


[Закрыть]. Кроме того, было установлено, что расистские взгляды передаются в семьях от отцов к детям, хотя в каждом новом поколении они ослабевают[822]822
  Ward D. Generations and the expression of symbolic racism. Правда, судя по более ранним исследованиям, четкой корреляции между расовыми взглядами родителей и детей не наблюдалось. Это говорило о том, что мировоззрение детей формируется в разных социальных средах, не ограниченных семьей. Но при этом в расово гетерогенном обществе дети начинают различать людей по цвету кожи еще в дошкольном возрасте. Если речь идет об обществе, организованном на расовых основах, то расовое мировоззрение может складываться уже в раннем детстве. При этом оно включает представление о более высоком статусе белых. Но главную роль в формировании расового мировоззрения играют школьные годы. См.: Katz Ph. A. The acquisition of racial attitudes in children // Katz Ph. A. (ed.). Towards the elimination of racism. New York: Pergamon, 1976. P. 130, 147–150.


[Закрыть].

Американские Новые правые и неоконсерваторы разработали особый «кодовый язык», призванный защитить традиционные американские ценности, взывая к патриотизму и милитаризму[823]823
  Как пишет Дж. Макконехей, «многие белые и ныне сохраняют негативное отношение к черным, но сегодня уже неудобно выражать такие чувства впрямую». См.: McConahay J. B. Self-interest versus racial attitudes as correlates of anti-busing attitudes in Louisville: is it the buses or the blacks? // Journal of politics. 1982. Vol. 44. № 3. P. 716.


[Закрыть]. Они призывали силой покончить с движением черных и восстановить традиционную американскую демократию, не предполагающую наделения меньшинств какими-либо особыми правами. В противном случае они пугали американцев хаосом и культурной дезинтеграцией[824]824
  См., напр.: D’Souza D. The end of racism.


[Закрыть]. Их риторика избегала открытого расизма, но их призывы к «равенству возможностей» и «расовому равенству» фактически были направлены на закрепление имевшегося расового неравенства[825]825
  Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. From the 1960s to the 1990s. New York: Routledge, 1994. P. 117–132.


[Закрыть]. Доказывалось, что чернокожие не вписываются в американский идеал индивидуализма, не способны соблюдать трудовую этику, чураются интенсивного труда и стремятся жить на пособие. Сторонники этих взглядов обычно выводят их из культуры чернокожего населения. Кроме того, они утверждают, что дискриминация стала уже фактом истории и черные имеют полную свободу; черных слишком быстро продвигают на места, где в них нет нужды и чего они не заслуживают; это несправедливо; таким образом, аффирмативная политика неоправданна. Такие взгляды получили особую популярность в годы правления президента Рейгана[826]826
  McConahay J. B. Modern racism, ambivalence, and the modern racism scale; Нитобург Э. Л. США: «белый расизм» и афроамериканцы… С. 180–184; сf.: Martin K., Cottingham C. Thinking about race relations // Dissent. Fall 1991. P. 520–529; Massey D. S., Denton N. A. American apartheid. Segregation and the making of the underclass. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1993. P. 166–167; Omi M., Winant H. Racial formation… P. 123–124, 127–128; Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. P. 51, 203–206, 209–210.


[Закрыть]. Многие белые верят также в «асоциальную природу» чернокожих, якобы предрасположенных к преступному поведению[827]827
  Massey D. S., Denton N. A. American apartheid. P. 94–95; Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. P. 206–207.


[Закрыть].

Соглашаясь с этими аргументами в отношении афроамериканцев, члены супрематистских движений стоят на более радикальных позициях и, подобно германским нацистам, видят главных своих врагов в евреях, обвиняя их в инициативе расового смешения. Считая себя «чистыми арийцами», или «нордическими европейцами» по определению, и оставаясь на платформе традиционного биологического расизма, они объявляют евреям войну до полного уничтожения (рис. 13). Единственный способ избежать расового смешения эти белые расисты видят, в частности, в географическом разделении отдельных рас и поддерживают черных националистов, стремящихся к такому размежеванию[828]828
  Об основных расистских движениях в США см.: Ridgeway J. Blood in the face: the KKK, Aryan Nations, Nazi Skinheads and the rise of a New White Culture. New York: Thunder’s Mouth Press, 1990; Omi M., Winant H. Racial formation… P. 118–121; D’Souza D. The end of racism. P. 396–398; Ferber A. L. The white supremacist movement in the United States today // Pincus F. L., Ehrlich H. J. (eds.). Race and ethnic conflict. Contending views on prejudice, discrimination, and ethnoviolence. Boulder: Westview Press, 1999. P. 346–354.


[Закрыть].

Разумеется, такие предубеждения не ограничиваются одними лишь чернокожими и евреями и распространяются на всех новых иммигрантов из третьего мира. В 1990-х гг. в Голливуде даже создавались фильмы, ставившие своей целью подчеркнуть крах аффирмативной политики: их главные герои разочаровывались в своих былых романтических идеалах и переходили на неоконсервативные позиции, предполагающие «цветную слепоту» и ставку на индивидуальный успех. Как подчеркивает нью-йоркский специалист по СМИ Роопали Мухерджи, в таких фильмах белый цвет регулярно ассоциировался с кризисом идеалов, а черный – с обслуживанием интересов белых героев[829]829
  Mukherjee R. The racial order of things: cultural imaginaries of the post-soul era. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2006. P. 96–97.


[Закрыть].

Между тем, как показали исследования 1980-х гг., несмотря на отмену расовой дискриминации в 1968 г., последующую политику искоренения расизма, проводимую, пусть и непоследовательно, властями США в 1970–1980-х гг., и исчезновение из политического лексикона самого слова «сегрегация», фактически сегрегация сохранилась. Она выражается прежде всего в компактном расселении основной массы черного населения в центральной части городов на удалении от белых пригородных районов. По словам исследователей, это мешает социальному продвижению афроамериканцев, привязывая их к местам, где бедность и безработица считались нормой. Искусственно изолируя их от остального общества, сегрегация фактически замораживает состояние бедности и отверженности: «гетто становились социальными, политическими, образовательными и, более всего, экономическими колониями»[830]830
  Massey D. S., Denton N. A. American apartheid. P. 3.


[Закрыть], где царят запустение, преступность, наркотики, безработица, зависимость от пособий по безработице и отсутствует социальный порядок. По словам исследователей, там складывается «оппозиционная культура», отвергающая ценности среднего класса[831]831
  Ibid. P. 13, 166–172; Нитобург Э. Л. США: «белый расизм» и афроамериканцы… С. 189–190.


[Закрыть].

Такого рода сегрегация сохраняет свое значение в США и сегодня[832]832
  Mullings L. Interrogating racism. P. 680.


[Закрыть]. Мало того, теперь она, во-первых, не ограничивается афроамериканцами, а распространяется на «испаноязычных», китайцев, вьетнамцев, камбоджийцев и другие группы азиатского происхождения, а во-вторых, разделение идет уже не только внутри городов, но и между разными муниципалитетами и городами. При этом в районах обитания афроамериканцев и латиноамериканцев уровень бедности и безработицы гораздо выше, чем в белых районах. По словам Дэвида Голдберга, принятые в современной Америке принципы плюрализма и «цветной слепоты» ведут лишь к нарастанию таких тенденций и увеличению социальной пропасти, разделяющей разные расовые группы. Так «расовый нейтралитет» ведет к закреплению расовых различий. Эту модель Голдберг связывает с политикой консерваторов и называет «расовой американизацией»[833]833
  Goldberg D. T. Racial Americanization // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 90–94.


[Закрыть]. Сегодня ее ключевыми терминами являются «терроризм», «патриотизм» и «безопасность»[834]834
  Mukherjee R. The racial order of things… P. 237.


[Закрыть].

Современный расизм принимает скрытые формы. Действительно, из-за изменения общественных норм и принятия в ряде стран антидискриминационных законов стало не принято открыто выражать свои негативные чувства. Но такие чувства сохраняются и тщательно скрываются, время от времени проявляясь в достаточно обескураживающих результатах голосования. Это, например, заметили социологи, занимавшиеся предварительным опросом населения накануне выборов в сенат США в 1990 г., где одним из кандидатов выступал известный расист Дэвид Дюк. Отвечая на вопросы исследователей, люди всячески скрывали свои симпатии к этому кандидату. Поэтому предварительные данные социологов о возможных результатах голосования значительно разошлись с реальными результатами, показавшими неожиданно высокую поддержку Дюка[835]835
  Howell S. E., Warren S. Public opinion and David Duke // Ross D. D. (ed.). The Emergence of David Duke and the Politics of Race. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1992. P. 80–93.


[Закрыть]. Некоторые аналитики видят большую опасность в том, что, не находя выхода своим эмоциям в условиях политической корректности, люди скрывают свои истинные чувства и выражают их, только участвуя в голосовании. Ведь это приводит к неожиданному успеху кандидатов, считающихся маргиналами и выражающих радикальные расистские взгляды[836]836
  Swain C. M. The new White nationalism in America. P. 34–35.


[Закрыть].

Другая форма современного расизма, сложившаяся в последние десятилетия в США, основана на абсолютизации концепции «культуры бедности», выработанной известным американским антропологом Оскаром Льюисом[837]837
  Lewis O. La Vida: a Puerto Rican family in the culture of poverty – San Juan and New York. New York: Random House, 1965; Idem. The culture of poverty // Scientific American. 1966. Vol. 215. P. 19–25; Idem. The culture of poverty // Moynihan D. P. (ed.). On understanding poverty: perspectives from the social sciences. New York: Basic Books, 1968. P. 187–220.


[Закрыть] и тут же подхваченной помощником госсекретаря по вопросам труда, социологом Д. П. Мойнихеном[838]838
  Moynihan D. P. The Moynihan report // Rainwater L., Yancey W. L. (eds.). The Moynihan report and the politics of controversy. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1967. P. 39–125.


[Закрыть]. Затем к этому аргументу обратился консервативный теоретик Э. Бенфилд, опустивший положение о связи культуры с экономической структурой в стремлении показать, что сама по себе якобы имманентно присущая низшему классу «культура бедности» виновна в нищете. При этом он полагал, что эту культуру несли в город мигранты[839]839
  Banfield E. C. The unheavenly city. Boston: Little, Brown, 1970.


[Закрыть]. В свою очередь, Чарльз Мэррей доказывал, что всему виной аффирмативная политика, связанная с пособиями по безработице[840]840
  Murrey Ch. Losing ground: American social policy, 1950–1980. New York: Basic Books, 1984.


[Закрыть]. К таким аргументам до сих пор прибегают некоторые консервативно настроенные американские интеллектуалы, всеми силами убеждающие читателей в том, что афроамериканцы сами виноваты в своем бедственном положении[841]841
  См., напр.: D’Souza D. The end of racism. P. 232–243.


[Закрыть]. В то же время некоторые чернокожие интеллектуалы тоже озабочены тем, в каком направлении развивается черная молодежная хип-хоп-культура с ее неуважением к закону, культом насилия, сексизмом, наркоманией и пр. Однако они отказываются усматривать какую-либо «патологию» в самой черной культуре и указывают, во-первых, на дающие о себе знать последствия белого расизма, а во-вторых, на традиции самой американской культуры и недавние структурные изменения в американской экономике, способствующие развитию наркотрафика[842]842
  Dyson M. E. Race rules. Navigating the color line. New York: Vintage, 1997. P. 113, 135–137, 142–145.


[Закрыть].

Концепция «культуры бедности» вызвала бурю критики со стороны либерально настроенных американских ученых, включая антропологов, доказывавших, что своими бедами афроамериканцы обязаны не какой-либо «патологической культуре», а расизму[843]843
  Ryan W. Blaming the victim. New York: Random House, 1971; Wilson W. J. The truly disadvantaged: the inner city, the underclass, and public policy. Chicago: University of Chicago Press, 1987; Maxwell A. H. The underclass, ‘social isolation’ and ‘concentration effects’ // Critique of Anthropology. 1993. Vol. 13. № 3. P. 231–245; Goldberg D. T. Racist culture: philosophy and the politics of meaning. Cambridge: Blackwell, 1993. P. 168–175. См. также: Громов Ю. А. Антинегритянские расистские концепции в американской буржуазной социологии этнических отношений // Ефимов А. В. и др. (ред.). Народы против расизма. М.: Наука, 1970. С. 31–32; Веселкин Е. А., Григулевич И. Р. Оскар Льюис – критик или слуга американского империализма? // Бромлей Ю. В. (ред.). Этнологические исследования за рубежом. М.: Наука, 1973. С. 170–182; Аверкиева Ю. П. Современные разновидности «научного» расизма // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 133–134. Об этих дискуссиях см.: Massey D. S., Denton N. A. American apartheid. P. 5–7; Harrison F. V. The persistent power of «race» in the cultural and political economy of racism // Annual Review of Anthropology. 1995. Vol. 24. P. 49.


[Закрыть]. Например, в своем обстоятельном исследовании Д. Мэссей и Н. Дэнтон показали, что черные гетто возникали в 1900–1970 гг. прежде всего из-за предубеждений и расизма, а вовсе не из-за какого-либо непреодолимого желания самих афроамериканцев жить изолированно от белого населения. По мнению этих авторов, именно сегрегация вызывала к жизни явление, называемое «культурой бедности». При этом если некоторая сегрегация иммигрантов из Европы и испаноязычного населения была временным явлением, то сегрегация афроамериканцев отличалась необычайным постоянством[844]844
  Massey D. S., Denton N. A. American apartheid.


[Закрыть]. В частности, это выражалось в поведении риелторов, предпочитавших продавать квартиры белым, а не черным[845]845
  Ibid. P. 98–104.


[Закрыть]. Было также показано, что Льюис преувеличил изолированность и застойность «культуры бедности» и недооценил вариативность индивидуального поведения[846]846
  Alland A. Race in mind: race, IQ, and other racisms. New York: Palgrave Macmillan, 2002. P. 184–189.


[Закрыть].

Вместе с тем, пока либералы доказывали, что «культура бедности» не имеет отношения к расе, выяснилось, что у среднего и высшего классов в США широко распространено уничижительное отношение к белым беднякам, для которых в течение вот уже более 150 лет используется термин «белые отбросы». Этот термин расиализирует бедняков, приписывая им такие якобы имманентно присущие качества, как алкоголизм, лень, агрессивность, склонность к инцесту и промискуитету. В то же время концепция «белых отбросов» подрывает основы расизма, давая ясное представление о том, что бедность со всеми ее пороками является не расовым, а социальным фактором[847]847
  Newitz A., Wray M. Introduction // Wray M., Newitz A. (eds.). White trash. New York: Routledge, 1997. P. 2–4.


[Закрыть].

Сегодня многие дети в США растут в мультикультурной обстановке и обучаются в школах, где нет никакой сегрегации. Такие взаимоотношения активно популяризируются в СМИ, включая ТВ (рис. 14). При этом сегодня 33 % из тех, кто моложе 18 лет, принадлежат к расовым или этническим меньшинствам, а около 20 % школьников – сами иммигранты или дети иммигрантов. По данным американских социологов, дети 6–10 лет часто называют среди своих друзей представителей иных рас, и сегодня молодые люди в возрасте 14–24 лет, которых в США более 46 млн, не придают особого значения расовым особенностям, активно общаются по интересам и даже вступают в браки. В 1967 г. в 16 штатах были отменены законы, запрещавшие межрасовые браки. Сегодня уже 95 % людей в возрасте 18–29 лет позитивно относятся к бракам между белыми и черными (рис. 15). Если в 1970 г. межрасовые браки составляли 1 %, то в 2000 г. – 6 %[848]848
  Jayson Sh. A new generation doesn’t blink an eye at interracial relationships // USA Today, February 8, 2006. P. 1–2A.


[Закрыть]. Правда, вступая в такие браки, белые выбирают супругов прежде всего из среды испаноязычных, затем – азиатов, и в гораздо меньшей степени черных[849]849
  Williams K. M. Multiracialism and the civil rights future // Daedalus. 2005. Vol. 134. № 1. P. 59.


[Закрыть]. В ходе переписи 2000 г. 2,4 % (около 7 млн человек) американцев отнесли себя к «смешанной расе», причем эта категория оказалась самой молодой, где 48 % составляли лица моложе 18 лет. Кроме того, в подавляющем большинстве случаев речь шла о браках белых американцев с представителями каких-либо иных «рас»[850]850
  Russell Ch. Racial and ethnic diversity. Ithaca, New York: New Strategist Publications, 2002. P. 836, 910; Williams K. M. Multiracialism and the civil rights future // Daedalus. 2005. Vol. 134. № 1. P. 54. Для сравнения, в Англии и Уэльсе, по переписи 2001 г., потомки межрасовых браков составляли 1,2 % населения. См.: Banton M. Genomics and race: vexed questions // Anthropology today. 2005. Vol. 21. № 4. P. 4.


[Закрыть]. Эти сдвиги выражаются и в политическом поведении американцев, что способствовало необычайному успеху чернокожего конгрессмена Барака Обамы во время президентской кампании 2008 г. (рис. 16).

Между тем о преодолении расизма в США говорить еще рано. Ведь, дружа с выходцами из иных этнорасовых групп, молодые люди считают своих друзей исключениями и сохраняют предрассудки в отношении иных рас в целом. Социологические исследования показывают, что молодые люди свыкаются с расовым неравенством в социальной и экономической сферах и оно не вызывает у них возмущения. Сегрегация в некоторых школах сохраняется, ибо, предпочитая жить в чисто белых пригородах или городках, белые родители отдают своих детей в школы, где представителей иных рас нет или почти нет. В то же время у афроамериканцев и испаноязычных имеется гораздо больше шансов быть остановленными полицией, чем у белых[851]851
  Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism; Jayson Sh. A new generation…


[Закрыть]. Немало американцев считают, что безразличное отношение властей к афроамериканцам, оказавшимся жертвами урагана «Катрина» в Новом Орлеане осенью 2005 г., еще раз наглядно показало, что о закате расизма в США говорить не приходится[852]852
  Klein J. Listen to what Katrina is saying // Time. 2005. Vol. 166. № 11; McWhorter J. Did race play a role in the government’s slow response to Hurricane Katrina? // CQ Researcher. 2005. Vol. 15. № 41. P. 997; Pamies R. From the eye of the storm to the eyes of the nation // Diverse: Issues in Higher Education. 2005. Vol. 22. № 19; Small D. P. Perspectives on Katrina // National NOW Times. 2005. Vol. 37. № 3. P. 4; Young C. No, this is the story of the hurricane // Reason. 2005. Vol. 37. № 7; Marable M. Katrina’s unnatural disaster (October 2005) (http://manningmarable.net); Idem. Black suffering and White power (October 2005) (http://manningmarable.net). Связь размеров катастрофы с расизмом подтверждают и профессиональные антропологи. См.: Scheper-Hughes N. Katrina: the disaster and its doubles // Anthropology Today. 2005. Vol. 21. № 6. P. 2–4. См. также: Abandoned and abused: prisoners in the wake of Hurricane Katrina // Race and class. 2007. Vol. 49. № 1. P. 81–92. События в Новом Орлеане дали повод для нового выступления лидера радикальной «Нации ислама» Луиса Фаррахана, собравшего в середине октября 2005 г. в центре Вашингтона массовый митинг, на котором он заявил о сознательном «геноциде» американских властей против чернокожего населения. См.: Зубков К. «Нация ислама» обвиняет Америку // Газета. 2005. 17 октября. С. 12–13.


[Закрыть].

В то же время белая молодежь старательно отворачивается от расистской истории и отказывается взять на себя ответственность за грехи своих предков. Многие молодые люди отстаивают либеральный принцип «равных возможностей» и придерживаются позиции «цветной слепоты», позволяющей сохранять расовое статус-кво[853]853
  Gallagher Ch. A. White reconstruction in the University // Socialist Review. 1995. Vol. 24. № 1/2. P. 179.


[Закрыть]. Это вовсе не означает, что раса для них теряет значение. Как раз напротив, в ходе ассимиляции они утрачивают интерес к своей этничности, но зато охотно подчеркивают свою связь с белой расой. Мало того, большинство из них предпочитают называть себя «белыми», а не «американцами»[854]854
  Ibid. P. 180–182.


[Закрыть]. И дело доходит до того, что, как с тревогой замечают исследователи, в университетах идет формирование «белых студенческих союзов», куда «чужаков» не пускают (рис. 17). В этом проявляется форма «нового расизма», пытающегося объединить всех «белых» в рамках единой «евро-американской» этничности, которая представляет себя «меньшинством» и добивается тех же прав, что и остальные меньшинства[855]855
  Berbrier M. White supremacists and the (pan-)ethnic imperative: on «European-Americans» and «white student unions» // Sociological Inquiry. 1998. Vol. 68. № 4. P. 498–516.


[Закрыть]. В некоторых школах вводятся специальные программы для особо одаренных детей, но на поверку те оказываются «белыми», что превращает такой проект в форму расиализации[856]856
  Staiger A. Whiteness as giftedness: racial formation at an urban high school // Social problems. 2004. Vol. 51. № 2. P. 161–181.


[Закрыть].