Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

В 1924 г. в США было принято антииммигрантское законодательство, основанное на евгенических представлениях, и в иммигрантах стали видеть угрозу культурному единству нации[294]294
  Jacobson M. F. Whiteness of a different color. P. 78–87. Это стало одной из причин того, что в 1930-х гг. иммигрантские власти не пускали в США еврейских беженцев из нацистской Германии.


[Закрыть]. В наши годы описанный психологический подход считается, безусловно, расистским[295]295
  Thomson M. «Savage civilization». P. 240–246.


[Закрыть]. К сожалению, он до сих пор проявляет себя в попытках «научно» обосновать умственные различия у представителей разных рас или этнических групп с помощью так называемого «коэффициента умственных способностей» (IQ).

Начало этим тестам положил в 1905 г. француз Альфред Бине. Но подлинную популярность они получили в США начиная с 1910-х гг., причем призывы Бине к осторожности и ограничениям в использовании этого метода не были там услышаны[296]296
  Gould S. J. The mismeasure of man. P. 146–158; Kamin L. J. Lies, damned lies, and statistics // Jacoby R., Glauberman N. (ed.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 81–105.


[Закрыть]. Такие попытки делаются и до сих пор (психолог Артур Дженсен и его последователи). В частности, использование «коэффициента умственных способностей» ныне отстаивается американскими расистами и неоконсерваторами[297]297
  См., напр.: D’Souza D. The end of racism. Principles for a multiracial society. New York: The Free Press, 1995. P. 431–476. Попытка В. И. Козлова защитить Дженсена на том основании, что его критики якобы прибегают к одним лишь этическим аргументам (см.: Козлов В. И. Этнорасовые предубеждения и этнологическая наука // Расы и народы. 1993. Т. 23. С. 130), несостоятельна, так как речь идет прежде всего о недостатках самого метода, некорректном его применении и тенденциозной интерпретации результатов таких исследований. С такой критикой выступают специалисты: психологи, генетики, антропологи. Об этом см.: Рогинский Я. Я. О психотехническом исследовании разных племен и народов // Плисецкий М. С. (ред.). Наука о расах и расизм. М.; Л.: Изд-во Академии Наук СССР, 1938. С. 81–104; Benedict R. Race and racism. P. 69–78; Баграмов Э. А. Национальный вопрос и буржуазная идеология. М.: Мысль, 1966. С. 36–37; Клинеберг О. Расы и психологические типы // Курьер ЮНЕСКО. 1971. Ноябрь. С. 5–13, 32; Лолер Дж. Коэффициент интеллекта, наследственность и расизм. М.: Прогресс, 1982; Баграмов Э. А. Национальный вопрос в борьбе идей. С. 198–201; Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность: о природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения. М.: Политиздат, 1982. С. 201–203; Рощин С. К. Психологическая наука и расизм // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 160–175; Левонтин Р. Человеческая индивидуальность: наследственность и среда. М.: Прогресс, 1993. С. 112–128; Gould S. J. The mismeasure of man. P. 158–233; Lewontin R. C., Rose S., Kamin L. J. Not in our genes. Biology, ideology and human nature. New York: Pantheon Books, 1984. P. 83–129; Cohen M. N. Culture of intolerance. Chauvinism, class, and racism in the United States. New Haven: Yale University Press, 1998. P. 204–251; Nisbett R. E. Race, genetics, and IQ // Jencks Ch., Phillips M. (eds.). The Black-White test scope gap. Washington, D. C.: Brooking Institution Press, 1998. P. 86–102; Swain C. M. The new White nationalism in America. Its challenge to integration. Cambridge: Cambridge Univ Press, 2002. P. 247–250; Alland A. Race in mind; Животовский Л. А. Расы и гены: генетическое сходство и различие народов // Скулачев В. П. (ред.). Российская наука: истина в ином приближении. М.: Октопус, 2005. С. 328.


[Закрыть]. Оно получает поддержку в паранаучной литературе, авторы которой щедро финансируются так называемым Пионерским фондом, учрежденным в 1937 г. американским текстильным королем Уиклиффом Дрейпером, в свое время большим поклонником евгеники[298]298
  Kühl S. The Nazi connection: eugenics, American racism and German National Socialism. New York: Oxford Univ. Press, 1994. P. 5–7, 106; Sedgwick J. Inside the Pioneer Fund // Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 144–161; Baker L. D. From savage to Negro. P. 212–218; Swain C. M. The new White nationalism in America. P. 241–242; Tucker W. H. The funding of scientific racism: Wickliffe Draper and the Pioneer Fund. Urbana: University of Illinois Press, 2002; Beirich H. Of race and rockets // Intelligence report. Summer 2008. № 130. P. 19–21.


[Закрыть]. В частности, этот фонд финансировал исследования антрополога Дональда Суэна, доказывавшего принадлежность чернокожих к более примитивному виду, чем белые, психолога Артура Дженсена, обосновывавшего бессмысленность обучения чернокожих в силу их якобы генетически обусловленной «умственной отсталости», физика Уильяма Шокли (изобретателя транзистора), предлагавшего материально стимулировать «добровольную» стерилизацию людей с «низким уровнем интеллекта», социолога Роберта Гордона, призывавшего убеждать таких людей воздерживаться от деторождения, философа Майкла Левина, называвшего чернокожих прирожденными преступниками и советовавшего белым их опасаться, канадского психолога Филиппа Раштона, доказывавшего наличие интеллектуальных расовых различий, а также британского психолога Ричарда Линна, пытающегося различать народы по уровню интеллекта и подчеркивающего «превосходство нордического человека»[299]299
  Sedgwick J. Inside the Pioneer Fund; Miller A. Professors of hate // Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 162–178; Rosen J., Lane Ch. The sources of The Bell Curve // Fraser S. (ed.). The Bell Curve wars. Race, intelligence, and the future of America. New York: Basic Books, 1995. P. 58–61. О Дженсене и его учителе Айзенке, о Шокли, Левине, Гернштейне и Мэррее, а также Раштоне см.: Alland A. Race in mind.


[Закрыть].

Среди получателей этих грантов был и британский антрополог Роджер Пирсон, известный тем, что еще в 1958 г. он вместе с бывшим нацистским антропологом Гансом Гюнтером основал Северную лигу, призванную «крепить солидарность тевтонских наций». Во второй половине 1960-х гг. он сотрудничал с американцем Уиллисом Карто, основателем и руководителем антисемитской организации «Лобби за Свободу», а в 1966–1967 гг. выпускал антисемитский журнал «Новый патриот». Уйдя на пенсию в 1978 г., Пирсон активно участвовал в праворадикальной деятельности и поддерживал тесные контакты с американскими неонацистами и расистами. С тех пор он возглавлял Институт изучения человека и издавал журнал «Мэнкайнд квортерли», основанный в 1960 г. британским антропологом-расистом, сторонником южноафриканского режима апартеида Робертом Гейром, и итальянским фашистом Коррадо Джини. В этом журнале, посвященном «расовой истории» и финансировавшемся все тем же Пионерским фондом, публиковалось немало материалов с расистским подтекстом[300]300
  Lane Ch. Tainted sources // Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 127–128; Sautman B. Theories of East Asian superiority // Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 209–210; Mehler B. Race and «reason». Academic ideas a pillar of racist thought // Intelligence report. Winter 1999. Issue 93. P. 31.


[Закрыть].

Последней крупной публикацией, снова настаивавшей на существенных различиях между расами по интеллекту, была книга двух американцев – психолога Ричарда Гернштейна и известного журналиста и консервативного политика Чарльза Мэррея «Кривая нормального распределения», вышедшая в 1994 г. Эта книга вызвала в США бурную реакцию, и некоторые критики назвали ее «событием», отражавшим настроения в обществе, страстно желавшем вернуться к примитивным идеям биологии и расы. Она поражала критиков своей откровенной элитарностью и возвращением к идеям социодарвинизма, требующим урезания социальных программ за ненадобностью. Ведь, как свидетельствовала приводимая авторами статистика, по интеллекту «белые» якобы отставали от «азиатов» (китайцев, японцев, корейцев), но обгоняли афроамериканцев. Доказывая генетические основы интеллекта, Гернштейн пытался жестко связать это с видимыми соматическими чертами и этничностью. В свою очередь, Мэррея беспокоило то, что социальное государство позволяет выживать слабым и тем самым ослабляет общество в целом. При этом у авторов не было согласованности, ибо Мэррей относил к «слабым» и белых бедняков («белый мусор»), а это расходилось с жесткой привязкой идей Гернштейна к «расе» и «этничности». Если Гернштейн считал интеллект основой социального развития, то Мэррей, напротив, нападал на интеллектуалов, видя в них досадную помеху. Вместе с тем авторов связывало общее неприятие либерализма и политики аффирмативных действий. Они также опасались наплыва иммигрантов с «низким интеллектом», что ухудшило бы социальный климат. Для исправления ситуации Мэррей предлагал введение «консервативного мультикультурализма», при котором каждый этнос занимал бы ту социальную нишу, к которой якобы был лучше всего приспособлен. При этом авторы книги подчеркивали, что выражают общественные настроения, и всячески открещивались от расизма[301]301
  Herrnstein R. J., Murray Ch. The bell curve. New York: Free Press, 1994.


[Закрыть].

Эта книга подогревала расизм у белых низов, которые выказывали тревогу по поводу роста среднего класса у афроамериканцев и хотели бы, чтобы «черные» вечно находились на дне общества. Поэтому критики назвали эту книгу «манифестом консерватизма» и отмечали ее тенденциозность, односторонность, заданность. Они критиковали нежелание авторов считаться с фактами, противоречившими их концепции, игнорирование исторических данных и манипуляции со статистическими материалами. Они также показывали, что бурные изменения, наблюдавшиеся в общественной жизни в США начиная с 1960-х гг., следует объяснять социальными и культурными факторами, а не «расовой психологией». Так, причину низкого уровня интеллекта у низших слоев общества следовало искать в социальном окружении и недостатках школьной системы, требующей реформы. Кроме того, как отмечали критики, подавление интеллекта вызывается дискриминацией. На удивление, выводя поведение и судьбу человека из уровня его интеллекта, авторы вовсе не брали в расчет женщин, рассматривая их только как машины детопроизводства. Не учитывали они и изменений уровня интеллекта со сменой поколений. Критики напоминали, что по уровню интеллекта афроамериканцы с севера США выгодно отличались от южан, причем не только своих собратьев, но и белых. Потомки иммигрантов из Восточной Европы, которых в 1920-х гг. третировали за «низкий уровень интеллекта», сегодня занимают высокие социальные позиции в американском обществе и не жалуются на нехватку интеллекта. В то же время учащиеся из Восточной Азии имеют лучшую успеваемость, чем белые американцы, так как просто проявляют больше усердия. К расе это никакого отношения не имело, зато говорило о стремительных изменениях в уровне интеллекта при изменении социальных условий. Однако, игнорируя все это, авторы книги предлагали обратиться к методам евгеники. Критики отмечали и сомнительность тех авторитетов, к которым апеллировали авторы, – среди тех выделялись грантополучатели Пионерского фонда и авторы журнала «Мэнкайнд квортерли». Мало того, речь шла о некорректном цитировании, искажении выводов исследователей и манипуляциях с полученными ими данными. Некоторые критики заявляли, что авторы просто дурачат читателей[302]302
  Fraser S. (ed.). The Bell Curve wars. Race, intelligence, and the future of America. New York: Basic Books, 1995; Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995; Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Gresson III A. D. (eds.). Measured lies: the Bell Curve examined. New York: St. Martin’s Press, 1996; Alland A. et al. The eternal triangle: race, class, and IQ // Current Anthropology. 1996. Vol. 37. Supplement. P. 143–181; Montagu A. (ed.). Race and IQ. New York: Oxford Univ. Press, 1999; Alland A. Race in mind. P. 139–157; Майлз Р., Браун М. Расизм. С. 64–66; Rattansi A. Racism. P. 78–85.


[Закрыть].

При этом, как указывал один рецензент, «если факты допускали противоречивые выводы, то авторы убеждали нас поверить в более тревожный сценарий»[303]303
  Ryan A. Apocalypse now? // Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 28.


[Закрыть]. Другие обнаруживали, что фактически социальный идеал авторов поразительным образом напоминал феодальное общество с его «органической иерархией», где «каждый знает свое место». Это относилось прежде всего к «расовым группам»: каждая должна была довольствоваться своими успехами в своей собственной социальной или профессиональной нише и не претендовать на что-либо иное. В итоге аристократизм авторов смыкался с правым популизмом[304]304
  Willis E. The median is the measure // Jacoby R., Glauberman N. (eds.). Bell Curve debate: history, documents, opinions. New York: Random House, 1995. P. 51–52; Wolfe A. Has there been a cognitive revolution in America? The flawed sociology of The Bell Curve // Fraser S. (ed.). The Bell Curve wars. Race, intelligence, and the future of America. New York: Basic Books, 1995. P. 122; Wieseltier L. The lowerers // Fraser S. (ed.). The Bell Curve wars. Race, intelligence, and the future of America. New York: Basic Books, 1995. P. 161–162; Hacker A. Malign neglect: The crackdown on African-Americans // The Nation. 1995. Vol. 261. № 2. P. 49.


[Закрыть]. Наконец, еще одна группа критиков отмечала, что авторы пытаются «создать “научную” основу для реакционной политики» и поддерживать у белых чувство превосходства[305]305
  Kamin L. J. Lies, damned lies, and statistics. P. 105. См. также: Lind M. Brave New Right // Fraser S. (ed.). The Bell Curve wars. Race, intelligence, and the future of America. New York: Basic Books, 1995. P. 172–178; Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Gresson III A. D. (eds.). Measured lies: the Bell Curve examined. New York: St. Martin’s Press, 1996.


[Закрыть].

Рассмотренной дискуссии предшествовала другая, связанная с более частным, но не менее острым вопросом. Речь шла о преступности, и инициатором этой дискуссии стал философ Майкл Левин, доказывавший, что, во-первых, львиная доля преступности в США связана с афроамериканцами, а во-вторых, белые гораздо чаще становятся жертвами чернокожих преступников, чем наоборот. Поэтому он поддерживал дискриминационные меры в отношении чернокожих: белым гражданам следует их опасаться, а правоохранительным органам надлежит особо тщательно следить за их поведением. Он утверждал, что «расовое сознание может снизить вероятность нападения». Иными словами, в преступности обвинялись не отдельные индивиды, а «раса» как категория, которая изначально должна была вызывать у добропорядочных граждан подозрительность. При этом Левин с ходу отметал любые аналогии с нацизмом, утверждая, что, если опасность контактов с афроамериканцами полностью доказана полицейской статистикой, то Гитлер преследовал ни в чем не повинных людей[306]306
  Он лишь забывал сказать о том, что Гитлер не просто видел в евреях «абсолютное зло», а создал целую сеть научных учреждений, которые усердно это «доказывали», привлекая массу «фактов и цифр».


[Закрыть]. Левин даже допускал, что «склонность к преступности» у афроамериканцев связана с их генами. По сути, он выступал против лежащего в основе американского общества принципа индивидуализма и доказывал, что о людях следует судить по особенностям тех групп, к которым они принадлежат. Иными словами, он защищал справедливость расхожих расовых стереотипов и предрассудков. Он даже предлагал подумать о дифференциации наказаний за одно и то же преступление для разных категорий людей. Фактически право представителей большинства на безопасность было для него важнее, чем право меньшинства на равное к себе отношение и уважение[307]307
  Levin M. Responses to race differences in crime // Journal of Social Philosophy. 1992. Vol. 23. P. 5–29. При этом у Левина имелись единомышленники среди американских ученых. О них см.: Rigby P. African images: racism and the end of anthropology. Oxford: Berg, 1996. P. 11–25.


[Закрыть].

Отвечая своим критикам, Левин доказывал, что речь идет не о каких-либо иррациональных предрассудках, а о реальной картине преступности. Мало того, он еще яснее подчеркнул свою убежденность в ее генетической основе, ссылаясь на то, что у чернокожих выявлена более высокая доля тестостерона и что они отставали от белых по уровню интеллекта. При этом он опирался на исследования уже известных нам Р. Гернштейна, А. Дженсена и Р. Гордона. Он даже вспоминал об «африканских корнях» чернокожих и убеждал, что отмеченные свойства выработались в результате адаптации к африканским условиям, отличным от европейских, якобы способствовавших появлению иных качеств[308]308
  Levin M. Reply to Adler, Cox and Corlett // Journal of Social Philosophy. 1994. Vol. 25. P. 13. После этого выступления Майкл Левин потерял работу в Городском университете Нью-Йорка.


[Закрыть]. В итоге он выразил свою позицию еще четче: «Пока что никто не знает всех факторов, позволяющих предвидеть преступление, а пока они неизвестны, полезным предостережением будет раса»[309]309
  Ibid. P. 7. Подобно всем любителям расовой теории, Левин не задумывался о том, что если бы дело было в биологии, то криминальное поведение было бы присуще всем представителям черной расы. Между тем это было не так, ибо сам он говорил прежде всего о неженатых чернокожих юношах. Он не обсуждал вопрос о том, почему по мере взросления и со вступлением в брак многие из них порывали со своим преступным прошлым. Куда же девались их якобы биологически обусловленные преступные наклонности?


[Закрыть]. Позднее Левина поддержал Данеш Де Суза, подчеркнувший, что, хотя речь и шла о дискриминации, последняя имела рациональные основания и апеллировала не к биологии, а к групповой культуре. Поэтому, на его взгляд, это неверно называть расизмом[310]310
  D’Souza D. The end of racism. P. 250–287. В 2005 г., подобно Левину, австралийский правовед Эндрю Фрэзер обвинил беженцев из Судана в прирожденном преступном поведении в связи с тем, что африканцам якобы в силу генетических причин не хватает интеллекта, но зато у них переизбыток тестостерона. При этом он ссылался, в частности, на «интеллектуальные тесты». См.: Cohen D. Australian professor sparks racial flap // Chronicle of Higher Education. 2005. Vol. 51. Issue 49. P. A42–A42.


[Закрыть].

Между тем, как отмечали критики, Левин, во-первых, основывал свои рассуждения на достаточно сомнительной статистике преступности, во-вторых, допускал неприемлемые обобщения в отношении афроамериканской молодежи, в-третьих, отрицал за афроамериканцами право на равное к себе отношение, в-четвертых, реифицировал «расу» как нечто целостное. Они показывали, что Левин фактически пытался оживить у общественности «негативные стереотипы» в отношении афроамериканцев, т. е. расистские чувства[311]311
  Thomas L. Statistical badness // Journal of Social Philosophy. 1992. Vol. 23. P. 30–41; Adler J. E. Crime rates by race and causal relevance: a reply to Levin // Journal of Social Philosophy. 1993. Vol. 24. P. 176–184; Corlett J. A. Racism and affirmative action // Journal of Social Philosophy. 1993. Vol. 24. P. 163–175; Alland A. Race in mind. P. 130–137.


[Закрыть]. По сути, он подхватывал еще не преодоленную в те годы традицию американской журналистики освещать прежде всего преступления, совершенные представителями меньшинств, особенно афроамериканцами, и замалчивать преступления белых[312]312
  Kurtz H. Some journalists link crime coverage, racism // The Washington Post. 1994. July 29. P. A–11.


[Закрыть]. Ведь свои сведения о преступности он черпал главным образом из американской прессы.

Откровенная расовая дискриминация (режим апартеида), обосновывавшаяся такого рода научными разработками и расовыми стереотипами, практиковалась до 1990-х гг. в ЮАР. Там в 1950–1970-х гг. защитники апартеида, среди которых были ученые, деятели Голландской реформистской церкви и, разумеется, чиновники, предпочитали опираться на «культурный эссенциализм», избегая откровенного биологического расизма[313]313
  Dubow S. Scientific racism in modern South Africa. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1995; MacCann D., Maddy Y. A. Apartheid and racism in South African children’s literature, 1985–1995. New York; London: Routledge, 2001. P. 3–13.


[Закрыть]. При этом режим апартеида в полную меру использовал оруэлловский язык («новояз»), на котором политический протест назывался «беспорядками», поддержание существующей системы представлялось «укреплением законности и порядка», а Закон о расширении системы высшего образования ограничивал права чернокожих на получение такого образования[314]314
  MacCann D., Maddy Y. A. Apartheid and racism in South African children’s literature… P. 20.


[Закрыть]. Во второй половине 1980-х – начале 1990-х гг. в Южной Африке продолжали печататься романы, стержнем которых была идея о «патологической сущности» культуры местного чернокожего населения и неспособности черных африканцев к демократии и самоуправлению. Чернокожие борцы с расизмом были представлены там исключительно «преступными элементами». Любопытно, что многие из авторов такой литературы были школьными учителями, а их романы удостаивались престижных премий и рекомендовались школам в качестве учебных материалов. Обучаясь по такого рода пособиям, местные белые вырастали в убеждении, что чернокожие африканцы не способны сами наладить свою жизнь и существовать в условиях демократии[315]315
  Ibid. P. 118–120.


[Закрыть].

Во второй половине XX в. большую популярность получило новое научное направление, названное «генетикой человека». Однако, признавая его легитимность, следует иметь в виду, что его научный багаж включает определенную долю достаточно сомнительного наследия. Ведь многие из переживших денацификацию немецких специалистов по «расовой гигиене» сохранили свои научные позиции в Западной Германии, где, развивая во многом прежние идеи, переименовали область своих исследований в «генетику человека»[316]316
  Proctor R. Racial hygiene: medicine under the Nazis. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1988. P. 307–308.


[Закрыть]. Сегодня, пытаясь возродить евгенику и внедрить ее в практику, некоторые западные ученые продолжают опираться на такого рода труды[317]317
  Об этом см.: Kühl S. The Nazi connection. P. 3–11; Swain C. M. The new White nationalism in America. P. 245–246.


[Закрыть]. Имея в виду эту тревожную тенденцию, отдельные аналитики ставят вопрос о возрождении «научного расизма», связанного с бурным прогрессом генетических исследований, ростом популярности идей генетической инженерии и стремлением некоторых ученых жестко связать определенные наследственные болезни с четко ограниченными «популяциями»[318]318
  MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 219–223; St Louis B. Racialization in the «Zone of ambiguity» // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 38–45; Rattansi A. Racism. P. 164. См. также: Duster T. Backdoor to eugenics. New York: Routledge, 2003.


[Закрыть]. Мало того, снова, как в XIX в., появляется опасный соблазн поиска генетических основ преступности[319]319
  Об этом см.: Carter R. Genes, genomes and genealogies: the return of scientific racism? // Ethnic and racial studies. 2007. Vol. 30. № 4. P. 520–522.


[Закрыть]. При этом отдельные генетики убеждены в наличии строгой границы между наукой и обыденным знанием, не замечая того, что в обоих случаях речь идет о культурном производстве, обладающем своей традицией и своей историей. По мнению ряда авторов, используя генетику для реконструкции человеческого прошлого, ученые продолжают заниматься расиализацией человеческих общностей, ибо речь снова идет о реконструкции неких устойчивых к изменениям «этносов» и «наций», за которыми скрываются все те же «расы»[320]320
  Steinberg D. L. Reading genes/writing nation: Reith, ‘race’ and the writings of geneticist Steve Jones // Brah A., Coombes A. (eds.). Hybridity and its discontents: politics, science, culture. London: Routledge, 2000; Brah A. Ambivalent documents/fugitive pieces: author, text, subject, and racialization // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford Univ. Press, 2005. P. 75–76; Graves Jr. J. L., Rose M. R. Against racial medicine // Patterns of prejudice. 2006. Vol. 40. № 4/5. P. 481–493.


[Закрыть]. Такие настроения усиливаются современными генетическими тестами и развитием медицинской генетики. И хотя медики определяют «расовую принадлежность» пациента на глазок (но «раса» в данном случае является не более чем статистическим показателем), это убеждает людей в важности и надежности расовых категорий[321]321
  Robb P. South Asia and the concept of race // Robb P. (ed.). The concept of race in South Asia. Delhi: Oxford Univ. Press, 1997. P. 64; Zuck N. Philosophical aspects of the «AAA Statement on ‘race’» // Anthropological theory. 2001. Vol. 1. № 4. P. 457–459; PUG, race and ethnicity in Europe. The Univ. of Manchester, 2004 (http://les1.man.ac.uk/sa/pug/documents/pamphlets/race.pdf). P. 7–8. Впрочем, сами медики, которые пытаются учитывать расовые различия, понимают, что это – достаточно грубый показатель, но другого они в ряде случаев не имеют. См.: Satel S. I am a racially profiling doctor // The New York Times. 2002. 5 May.


[Закрыть]. Тому же способствует и включение генетических метафор в современную обыденную речь. Так люди приучаются думать в терминах генетики и неосознанно преувеличивать ее значение в человеческой жизни[322]322
  Сегодня даже некоторые антропологи замечают, что былой язык механики и физики, когда-то помогавший ученым формулировать свои мысли, сегодня сменяется языком биологии и генетики. См., напр.: Marcus G. E., Fisher M. M. J. Anthropology as cultural critique. Chicago: The Univ. of Chicago Press, 1999. P. XXVI.


[Закрыть].

Наконец, в целях рекламы и в поисках общественной поддержки некоторые генетики прибегают к неоправданным метафорам и пишут о «хороших» и «плохих» генах, «генах риска», «генах насилия», «генах преступности», «генах алкоголизма», «генах гениальности» и пр. Иной раз они заявляют о том, что геном человека якобы дает полный портрет этого человека. Тем самым создается обманчивое впечатление, что именно генетике предстоит дать людям самое полное знание о них самих. В некоторых популярных текстах ДНК наделяется мистическими возможностями и изображается в виде Господа Бога, полностью управляющего человеком. Такие построения отличаются фатализмом и утверждают определенную запрограммированность каждой индивидуальной человеческой жизни. Якобы именно гены делают человеческую жизнь успешной или несчастной. Мало того, генетические материалы становятся товаром, и в то же время о генах иной раз говорится как о «национальном достоянии». Однако, по мнению вдумчивых аналитиков, такие неосторожные заявления не только искажают суть научного знания, но нарушают этические нормы и социально опасны[323]323
  Nelkin D. Molecular metaphor: the gene in popular discourse // Genetics Nature Reviews. 2001. Vol. 2. № 7. P. 555–559.


[Закрыть]. Не случайно некоторые племенные группы и этнорасовые меньшинства уже выступили с протестом против сбора генетической информации[324]324
  Macilwain C. Tribal groups attack ethics of genome diversity project // Nature. 1996. Vol. 383. № 6597. P. 208; Qureshi F. Worries over DNA and racial profiling // Institute of Race Relations News. 2005. 19 May (http://www.irr.org.uk/2005/may/ak000007.html); Chakrabarti Sh. Taking DNA from innocent people is yet more fuel for the bonfire of the liberties // The Independence. 2006. 7 May.


[Закрыть]. Обоснованность таких протестов подтверждают просочившиеся в печать сведения о злоупотреблениях генетической информацией в судебной практике[325]325
  United States: Testing times; Crime and punishment // The Economist. 2005. 14 May. Vol. 375. № 8424. P. 52.


[Закрыть]. Впрочем, как с надеждой пишет Пол Гилрой, генетика способна также предельно маргинализовать концепцию «расы» и вывести ее за пределы общественного дискурса[326]326
  Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004. P. 37.


[Закрыть]. В то же время Э. Балибар с тревогой пишет о близящейся эпохе «пострасизма», которую он связывает с сознательной селекцией и контролем за наследственностью[327]327
  Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, 2003. С. 37.


[Закрыть]. Иными словами, сегодня мало кто может предсказать, чем чреваты успехи генетики в будущем. Однако уже сегодня поступают тревожные сигналы, говорящие о том, что достижения генетики успешно используются в расистской пропаганде.

Глава 4
Трудная борьба с расизмом

Таким образом, как это ни печально, к началу XXI века преодолеть расизм так и не удалось. Даже напротив, к концу XX в. он приобрел новые формы, стал действовать более изощренно вплоть до того, что ученым теперь оказывается непросто определить само понятие расизма и четко сформулировать, что является расизмом, а что нет. Мало того, вкладывая в понятие «расизм» свое содержание, современные расисты объявляют себя бескомпромиссными борцами против расизма. Сегодня афроамериканский философ вынужден писать о том, что «“расизм” – это одно из тех понятий, которые кажутся гораздо яснее, чем есть на самом деле»[328]328
  Taylor P. C. Race. P. 32.


[Закрыть].

В этих условиях борцы с расизмом нередко оказываются весьма плохо подготовленными. Нередко современным антирасистам не хватает элементарных знаний о сущности расизма, его истории и особенностях борьбы с ним[329]329
  Один из примеров неудачного выступления против расизма: Каграманов Ю. М. О свастике, что завертелась в другую сторону // Дружба народов. 2000. № 6. С. 140–149.


[Закрыть]. Фактически антирасизм нередко основывается на тех же предубеждениях, что и расизм, и выступает его зеркальным отражением[330]330
  Gilroy P. ‘There ain’t no black in the Union Jack’. P. 64–66, 114 ff.; Idem. The end of anti-racism // Donald J., Rattansi A. (eds.). ‘Race’, culture and difference. London: Sage, 1992; Solomos J., Back L. Racism and society. P. 115, 118–119; Wieviorka M. Is it difficult to be an anti-racist? // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 139–153; Modood T. ‘Difference’, cultural racism and anti-racism // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 169; Body-Gendrot S. ‘Now you see, now you don’t’: comments on Paul Gilroy’s article // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. № 5. P. 851; Bonnett A. Anti-racism. P. 132–137; Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 135. Э. Баркан с удивлением отмечал, что даже у ученых расовые взгляды могут совмещаться с выступлениями против расизма. См.: Barkan E. The retreat of scientific racism. P. 108. О детальном анализе критики антирасизма см.: Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. P. 180–197.


[Закрыть]. Специалисты уже неоднократно сетовали по поводу того, что в обществе под «расизмом» понимаются лишь крайние наиболее откровенные формы расизма, тогда как его скрытые или «мягкие» формы обычно не замечаются. Это приводит к тому, что во многих современных обществах наличие расизма отрицается, а люди, возмущаясь расизмом, могут сами разделять расистские настроения и допускать расистские высказывания[331]331
  Van Dijk T. A. Communicating racism. Ethnic prejudice in thought and talk. Newbury Park: Sage Publishers, 1987; Idem. Elite discourse and racism. Newbury Park: Sage, 1993; Idem. Denying racism: elite discourse and racism // Wrench J., Solomos J. (eds.). Racism and migration in Western Europe. Oxford: Berg, 1993. P. 179–193; Essed Ph. Beyond antiracism: diversity, multi-identifications and sketchy images of new societies // Reisigl M., Wodak R. (eds.). The semiotics of racism: approaches in critical discourse analysis. Vienna: Passagen Verlag, 2000. P. 41–61; Hodson G., Hooper H., Dovidio J. F., Gaertner S. L. Aversive racism in Britain: the use of inadmissible evidence in legal decisions // European Journal of Social Psychology. 2005. Vol. 35. P. 438.


[Закрыть].

Антирасисты, подобно расистам, сплошь и рядом видят в расе объективную биологическую категорию, а иной раз наделяют биологическими свойствами даже этническую группу[332]332
  Правда, западные антирасисты постепенно избавляются от этой болезни. См.: Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. P. 88–90.


[Закрыть]. В России этому способствует доставшееся советским людям от Сталина представление о «едином психическом складе», будто бы свойственном нации (этнической общности). Устанавливая жесткую зависимость между биологией и психологией, сталинская формулировка открывала лазейку для биологизации нации (этноса). Между тем в представлениях Сталина отразилась популярная в современной ему Европе концепция «этнопсихологии», основанная на рассмотренных выше идеях Макдуголла и подкрепленная современными ему постулатами «научного расизма».

Именно с «научным расизмом» вели беспощадную борьбу выдающийся американский антрополог Франц Боас и его школа[333]333
  Боас Ф. Ум первобытного человека. М.; Л.: Государственное издательство, 1926. Об этом см.: Gossett Th. F. Race. P. 418–424, 429–430; Stocking G. W. Race, culture, and evolution. P. 161–194, 288–307; Barkan E. The retreat of scientific racism. P. 76–96, 114–119, 281–285, 310–318; Kühl S. The Nazi connection. P. 80–81.


[Закрыть], некоторые другие антропологи[334]334
  Harrison F. V. The persistent power of «race» in the cultural and political economy of racism // Annual Review of Anthropology. 1995. Vol. 24. P. 52.


[Закрыть], а также специалисты из Говардского университета, расположенного в Вашингтоне[335]335
  Baker L. D. From savage to Negro. P. 100–107, 119–125, 176–187. В частности, речь может идти об антирасистских исследованиях первого чернокожего физического антрополога Уильяма Кобба. О нем см.: Rankin-Hill L. M., Blakey M. L. W. Montague Cobb (1904–1990): physical anthropologist, anatomist, and activist // American anthropologist. 1994. Vol. 96. № 1. P. 74–96. Но влияние последних ограничивалось чернокожим населением. См.: Barkan E. The retreat of scientific racism. P. 9–10.


[Закрыть]. Все они доказывали, что за понятием «раса» часто скрываются отношения господства и подчинения и что человеческие способности нисколько не зависят от цвета кожи или же разреза глаз.

Сам термин «расизм» получил широкое употребление лишь после прихода нацистов к власти в Германии. Именно тогда представление о расовом и этническом превосходстве приобрело политический смысл. Расизм стал государственной идеологией в Третьем рейхе, где в 1933–1935 гг. он получил законодательную базу: Нюрнбергские расовые законы подвергли «неарийцев» режиму жесточайшей дискриминации. В частности, были запрещены межэтнические браки[336]336
  Dawidowicz L. D. The war against the Jews: 1933–1945. New York: Bantam Books, 1986. P. 48–69; Burleigh M., Wippermann W. The racial state: Germany, 1933–1945. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. P. 44–49; Conte É., Essner C. La quête de la race. Paris: Hachette, 1995. P. 215–229.


[Закрыть]. Это значение в понятие «расизм» и вкладывала одна из учениц Боаса, Рут Бенедикт, выпустившая в 1942 г. книгу против расизма[337]337
  Benedict R. Race and racism.


[Закрыть]. Наиболее последовательным представителем этого направления был другой ученик Боаса, антрополог Эшли Монтегю, который с начала 1940-х гг. доказывал, что раса – это научный фантом[338]338
  Montagu A. Man’s most dangerous myth: the fallacy of race. New York: Harper & Brothers, 1952; Idem. The concept of race // American Anthropologist. 1962. Vol. 64. № 5. Part 1. P. 919–928.


[Закрыть].

Американские социологи, начавшие первыми изучение межрасовых взаимоотношений, уже в 1930-х гг. исходили из того, что понятие «раса» имело прежде всего социокультурный смысл и демонстрировало отношение к чужаку, выраженное через акцентирование его наиболее заметных физических отличий. Иными словами, для социологов физические отличия отражают не столько объективную (этную) реальность, сколько субъективное (эмное) отношение. Ведь, говоря о расе, наблюдатель выделяет ее по тем внешним физическим маркерам, которые кажутся ему особенно значимыми. И в этом смысле правомерно говорить о конструировании расы. Любопытно, что в конце 1920-х гг. к тому же решению подошел советский социолог А. Шийк, предложивший говорить о «социальной расе» и фактически описавший процесс расиализации, связав ее с проблемой социального гнета. Тогда он прямо писал об искусственном создании категории «расового меньшинства». Выступая против «расовиков», он утверждал: «Естественное расовое деление человеческого вида в жизни человечества как реальной социальной совокупности никакой роли не играет. Тем не менее расовый вопрос как социальная проблема все же существует благодаря тому, что телесные расовые различия людей и народов и возникающие на этой почве расовые предрассудки используются эксплуататорскими классами для обеспечения и укрепления их привилегированного положения, путем углубления национального угнетения, создания особых систем эксплуатации и т. д.»[339]339
  Шийк А. Расовая проблема и марксизм. С. 10–11, 319.


[Закрыть]

По словам основателя Чикагской школы социологии Роберта Парка (1864–1944), «расовая метка становилась символом таких [тревожных] ощущений, основой которых было чувство уязвимости». Он писал, что социолога интересуют отнюдь не физические особенности, отличающие одну расу от другой, а менее очевидные черты духовности, символами которых являются эти физические различия[340]340
  Park R. E. Race and culture. London: The Free Press of Glencoe, 1964. P. 237–239. Об этом см.: Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. P. 15; Jacobson M. F. Whiteness of a different color. P. 104–106. О социологических теориях расы см.: Banton M. Racial theories. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.


[Закрыть]. Отвечая расистам, главную проблему он видел в том, что «исторический процесс в той мере, в которой он касается людей, предопределяется в конечном итоге не биологическими, а идеологическими силами, и не тем, чем обладают или кем являются люди, а тем, на что они надеются и во что верят»[341]341
  Park R. E. Race and culture. P. 315.


[Закрыть]. По выражению Ли Бэйкера, если Боас делал акцент на «культурной специфике», то для Парка важнее была «культурная легитимность» афроамериканцев[342]342
  Baker L. D. From savage to Negro. P. 177–179.


[Закрыть]. Такой подход нашел выражение в словах британского социального антрополога Кеннета Л. Литтла о том, что «важны не биологические различия между отдельными группами людей, а то, придается ли расовой принадлежности какой-то особый смысл». Тем самым он отрицал какую-либо врожденность чувства расовой неприязни и связывал ее возникновение с особенностями социальной среды[343]343
  Литтл К. Л. Раса и общество. С. 80–81.


[Закрыть]. Последняя же отличалась высоким уровнем конкуренции, и, как вытекало из взглядов Парка, функциональным оправданием белого расизма была защита от конкуренции со стороны чернокожих[344]344
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 13.


[Закрыть].

Сегодня американские социологи пишут, что «мы можем определить расу как человеческую группу, которая сама себя определяет или определяется другими как особая, благодаря ее общим физическим характеристикам, считающимся наследственными. Раса – это группа людей, выделяющаяся социально на основе физических особенностей. Но какие именно характеристики составляют расу – выбор маркеров и, тем самым, конструирование расовой категории – это дело самих людей. Ни маркеры, ни категории не предопределяются какими-либо биологическими факторами»[345]345
  Cornell S., Hartmann D. Ethnicity and race. P. 24.


[Закрыть].

Утверждение о том, что раса является социальной конструкцией, вовсе не означает ее призрачности. Как пишет современная исследовательница, «расы, разумеется, существуют, но у них нет самостоятельного биологического смысла вне того социального значения, которое мы придаем биологическому объяснению»[346]346
  Visweswaran K. Race and the culture of anthropology // American Anthropologist. 1998. Vol. 100. № 1. P. 77. См. также: Frankenberg R. White women, race matters. P. 11; Mukhopadhyay C. C., Moses Y. T. Reestablishing ‘race’ in anthropological discourse. P. 524; Taylor P. C. Race. P. 90–92.


[Закрыть]. Иными словами, как считает Ли Бэйкер, «хотя отрицание расы логически оправдано и, с точки зрения биологических категорий, хорошо теоретически обосновано, это остается проблематичным исторически, социально и политически. Такой подход не учитывает сложный процесс формирования рас и обходит вопрос о расизме»[347]347
  Baker L. D. From savage to Negro. P. 211–212, 227.


[Закрыть]. И американские социологи всегда это подчеркивали, а в последние десятилетия к ним присоединились и культурные антропологи.

В 1930-х гг. новые веяния охватили и физических антропологов. Сперва англичане, биолог Джулиан Хаксли и антрополог Альфред Хэддон[348]348
  Huxley J., Haddon A. C. We Europeans: a survey of ‘racial’ problems. London: Jonathan Cape, 1935. P. 91–92, 107–108. Об их противоречивой книге, отвергавшей «расовые» основы «национального характера», но сохранявшей немало сомнительных утверждений, идущих из расовой теории, см.: Barkan E. The retreat of scientific racism. P. 296–302.


[Закрыть], а затем американский антрополог Э. Монтегю выступили с предложением использовать в отношении человеческих групп термин «этнические группы», полностью отказавшись от понятия «раса». Монтегю полагал, что понятие «этническая группа» заключает в себе совершенно новую концепцию, лучше отражающую реальность, чем лишь создающее путаницу искусственное понятие «расы». Он наивно верил в невозможность каких-либо «этнических предубеждений», подобных расовым[349]349
  Montagu A. Comment on C. L. Brace «On the race concept» // Current Anthropology. 1964. Vol. 5. № 4. P. 317. Любопытно, что сегодня предложение Монтегю подхватывается некоторыми антирасистами, которые верят, что в отличие от «расы» «этничность» может описывать различия, избегая их иерархизации. См., напр.: Anthias F. Diasporic hybridity and transcending racisms: problems and potential // Anthias F., Lloyd C. (eds.). Rethniking anti-racisms: from theory to practice. London: Routledge, 2002.


[Закрыть]. Это нашло выражение в составленном им в 1950 г. вместе с рядом других специалистов заявлении ЮНЕСКО по расовым проблемам, где предлагалось заменить термин «раса» на «этнические группы»[350]350
  Montagu A. Statement on race. New York: Henry Schuman, 1951. P. 13.


[Закрыть]. С тех пор «расы» покинули почетное место в трудах американских антропологов, и их место было тут же заполнено многочисленными «этническими группами» и «этничностями»[351]351
  Baker L. D. From savage to Negro. P. 210.


[Закрыть].

Впрочем, Монтегю сохранял за «этнической группой» биологическое начало, считая ее популяцией, поддерживающей свои отличия, физические (генетические) или культурные, с помощью географических или социальных барьеров[352]352
  Montagu A. The concept of race // American Anthropologist. 1962. Vol. 64. № 5. Pt. 1. P. 921–922, 926–927. Этот подход перекликался с известной концепцией С. Широкогорова, наделявшего этнос биологическими свойствами. См., напр.: Shirokogoroff S. M. La Théorie de l’Ethnos et sa place dans le système des Sciences anthropologiques // L’Ethnographie. 1936. № 32. P. 85–115. Действительно, по словам Автар Брах, понятие «этничность» сегодня встречается с теми же проблемами, что «раса» прежде. См.: Brah A. Ambivalent documents/fugitive pieces: author, text, subject, and racialization // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 84. О том, что «этнические группы» Монтегю сохранили биологическое содержание, см.: Alland A. Race in mind: race, IQ and other racisms. New York: Palgrave Macmillan, 2002. P. 41. Однако еще до войны высказывалось и другое предложение – использовать термин «этнос» для лингвистических групп, чтобы отличать их от биологических общностей, описывавшихся термином «раса». См.: Bashmakoff A. A. La race et le language // L’Ethnographie. 1935. № 30. P. 65–80.


[Закрыть]. Биологическая нагрузка концепции Монтегю, имманентно присущая школе Боаса[353]353
  Visweswaran K. Race and the culture of anthropology; Brah A. Ambivalent documents/fugitive pieces… P. 71–74. Автар Брах даже находит у Р. Бенедикт фразу об эмоциональных или интеллектуальных особенностях, якобы являющихся биологическими атрибутами некоторых этнических групп. См.: Benedict R. Race and racism. P. 96. Впрочем, по мнению некоторых специалистов, всего этого недостаточно для поспешного утверждения о том, будто школа Боаса легитимизировала «научный расизм». Ведь Боас и его ученики противостояли расизму всеми возможными для своего времени способами, прежде всего опираясь на научные аргументы в рамках существующей в то время научной парадигмы. См., напр.: Lewis H. S. The passion of Franz Boas // American anthropologist. 2001. Vol. 103. № 2. P. 448–462.


[Закрыть], и недостаточный учет первостепенной роли социального фактора были тут же отмечены его критиками как мешающие ее плодотворному использованию[354]354
  См., напр.: Brace C. L. On the race concept // Current Anthropology. 1964. Vol. 5. № 4. P. 313–314; Weiss M. L., Mann A. E. Human biology. An anthropological perspective. Boston: Little, Brown and Company, 1981. P. 483; Lieberman L., Reynolds L. T. Race: the deconstruction of a scientific concept // Reynolds L. T., Lieberman L. (eds.). Race and other misadventures: essays in honor of Ashley Montagu in his ninetieth year. New York: General Hall, 1996. P. 150; Jacobson M. F. Whiteness of a different color. P. 106.


[Закрыть] или даже придающие культуре опасный расовый оттенок[355]355
  Visweswaran K. Race and the culture of anthropology. P. 74–75; Mullings L. Interrogating racism. P. 685; Kaszycka K. A., Štrkalj G. Anthropologists’ attitudes towards the concept of race: the Polish sample // Current Anthropology. 2002. Vol. 43. № 2. P. 330; Майлз Р., Браун М. Расизм. С. 118–200. О том, что прежде «этническое» включало представление о «биологическом», пишет и французская исследовательница. См.: Varikas E. Sentimental national, genre et ethnicité // Tumultes. 1998. Vol. 11. P. 91. Недавно было показано, что антирасист Франц Боас и расист Ганс Гюнтер исходили из сходных научных представлений, а кардинальные различия между ними проходили в области интерпретации научных данных, связанной с их разными мировоззренческими идеалами. См.: Morris-Reich A. Race, ideas and ideals: Franz Boas and Hans F.K. Günther // History of European Ideas. 2006. Vol. 32. № 3. P. 313–332.


[Закрыть]. На последнее обращали внимание и советские ученые, критиковавшие некоторых западных антропологов и психологов за присущий тем «психорасизм»[356]356
  Рогинский Я. Я. О психотехническом исследовании разных племен и народов // Плисецкий М. С. (ред.). Наука о расах и расизм. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1938. С. 81–104; Алексеев В. П. Расизм в современной антропологии // Ефимов А. В. (ред.). Против расизма. М.: Наука, 1966. С. 7–26; Баграмов Э. А. Национальный вопрос и буржуазная идеология. М.: Мысль, 1966. С. 20–22, 65–89; Якимов В. Н. Антропология разоблачает // Азия и Африка сегодня. 1966. № 4. С. 5–6; Громов Ю. А. Антинегритянские расистские концепции в американской буржуазной социологии этнических отношений // Ефимов А. В. и др. (ред.). Народы против расизма. М.: Наука, 1970. С. 28–36; Джандильдин Н. Д. Природа национальной психологии. Алма-Ата: Казахстан, 1971. С. 47–101; Грдзелидзе Р. К. Межнациональное общение в развитом социалистическом обществе (на примере Грузинской ССР). Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1980. С. 59–68; Аверкиева Ю. П. Современные разновидности «научного» расизма // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 119–147; Рощин С. К. Психологическая наука и расизм // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 147–190; Королева А. П. Расизм в странах Западной Европы (50–70-е годы) // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 271–272; Козлов С. Я. Расизм – вчера, сегодня… завтра? // Расы и народы. 1993. Т. 23. С. 10–11.


[Закрыть]. Действительно, расизм весьма рано начал апеллировать к культурному фактору. Например, еще Хьюстон Чемберлен, смущенный невозможностью различить европейцев и евреев по антропометрическим показателям, доказывал, что их «генетическая инаковость» проявлялась в поведении и образе мыслей[357]357
  Об этом см.: Benedict R. Race and racism. P. 133.


[Закрыть]. Именно этот подход был с благодарностью принят нацистами.

На рубеже 1970–1980-х гг. американский социолог Пьер Ван ден Берге попытался объяснить существование этнических групп, опираясь на социобиологический подход[358]358
  Van den Berghe P. L. The ethnic phenomenon. N. Y.: Praeger, 1981.


[Закрыть], и это встретило негативную реакцию у специалистов по этничности и расизму, отметивших сомнительность и опасность биологизации этнического феномена[359]359
  Smith M. G. Ethnicity and sociobiology // American Ethnologist. 1983. Vol. 10. № 2. P. 364–367; Mason D. Introduction. Controversies and continuities in race and ethnic relations theory // Rex J., Mason D. (eds.). Theories of race and ethnic relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. P. 4, 13; Goldberg D. Th. Racist culture: philosophy and the politics of meaning. Cambridge, Mass.: Blackwell, 1993. P. 85–86, 145–146; Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Тишков В. А. (ред.). Этничность и власть в полиэтничных государствах. М.: Наука, 1994. С. 115; Harrison F. V. The persistent power of «race» in the cultural and political economy of racism // Annual Review of Anthropology. 1995. Vol. 24. P. 49; Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 103; Jones S. The archaeology of ethnicity: constructing identities in the past and present, London: Routledge, 1997. P. 67–68; Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 95; Wade P. Human nature and race // Anthropological theory. 2004. Vol. 4. № 2. P. 163. Сегодня социобиологический подход встречает справедливую критику за свой редукционизм и социодарвинистские коннотации, и такая критика включается в учебную литературу. См., напр.: Spencer S. Race and ethnicity. P. 76–77.


[Закрыть]. Отвечая своим критикам, Ван ден Берге пытался увязать этничность с популяцией, связанной обычаями эндогамии. Именно в этом он видел биологические основы этничности, соглашаясь в то же время с тем, что идиома родства является для этноса мифом, принятым как данность[360]360
  Van den Berghe P. L. Ethnicity and the sociobiology debate // Rex J., Mason D. (eds.). Theories of race and ethnic relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. P. 256.


[Закрыть]. В конечном итоге он настаивал на том, что «этничность является лишь продуктом расширения кровнородственных связей»[361]361
  Ibid. P. 261.


[Закрыть]. Между тем он не уточнял, о каких именно «кровнородственных связях» – реальных или фиктивных – идет речь. Как мы увидим ниже, именно первое утверждение составляет суть платформы современного расизма, отождествляющего этническую (культурную) общность с биологической популяцией. Действительно, как резонно замечает Пол Тэйлор, этничность легко поддается расиализации: «Она вполне готова для расиализации… особые этнические группы могут представлять свои различия в терминах морфологии». В то же время и «раса», в свою очередь, поддается этнизации[362]362
  Taylor P. C. Race. P. 56.


[Закрыть].

Мало того, по наблюдениям специалистов, образ расы в некоторых контекстах может иметь гендерные очертания. Это происходит в тех случаях, когда расу, нацию или этничность наделяют гендерными особенностями: в период колониализма господствующая раса/нация наделялась мужским началом, а покоренное население – женским, тогда как в нашу эпоху массовых миграций эти образы меняются на противоположные. Иной раз придание того или иного гендерного образа связано с виктимизацией. В частности, чтобы подчеркнуть свои страдания, люди иной раз придают своему народу или нации женский образ, а своему обидчику – мужской. Именно в этом контексте Россия или Германия в определенные периоды своей истории наделялись фемининностью, а иммигранты, или «чужаки», рассматривались как прирожденные насильники, от которых следует оберегать «своих» женщин[363]363
  Rattantsi A. «Western» racisms, ethnicities and identities in a «postmodern» frame // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 43–46, 63–65; Taylor P. C. Race. P. 65–66.


[Закрыть].

Важным рубежом для американской науки стали 1960-е гг., ознаменованные беспрецедентным накалом борьбы за гражданские права, закончившейся принятием важных антирасистских законов. В этой обстановке и произошел сдвиг от расового подхода к популяционному. И хотя внешним стимулом для него послужила политическая трансформация, он был подготовлен предшествующим развитием эволюционных исследований, предопределивших становление «новой физической антропологии». Ученые перенесли акцент своих исследований на клинальную изменчивость, биологическую вариативность, активный генетический обмен между популяциями. Типологический подход утратил свой былой авторитет, равно как и представление о «филогенетическом древе», основательно подорванное новыми генетическими открытиями. Впрочем, далеко не все специалисты готовы были радикально отказаться от прежних убеждений. Для некоторых из них «популяция» лишь заменила «расу», сохранив все ее основные характеристики, включая прежде всего физическое воспроизводство в относительной изоляции. Видеть в популяциях открытые системы они были не готовы[364]364
  Caspari R. From types to populations: a century of race, physical anthropology, and the American anthropological association // American Anthropologist. 2003. Vol. 105. № 1. P. 73–74.


[Закрыть].

В 1960–1980-х гг. у американских ученых отмечалось охлаждение к концепции «расы», потеря интереса к ней и даже полный отход от нее[365]365
  Mukhopadhyay C. C., Moses Y. T. Reestablishing ‘race’ in anthropological discourse. P. 520.


[Закрыть]. По результатам широкого социологического обследования, проведенного в США в 1985 г., приверженцы концепции «расы» составляли среди американских биологов 70 %, физических антропологов – 50 %, психологов – 36 % и культурных антропологов – 29 %. К 1999 г. концепцию «расы» отвергали уже 69 % физических антропологов и 80 % культурных антропологов. Таким образом, у этой концепции было больше приверженцев в биологических науках, интересующихся вопросами таксономии и биологической эволюции, чем среди культурологов, делающих акцент на социальных и культурных моментах. Но с течением времени число противников концепции «расы» росло[366]366
  Lieberman L., Reynolds L. T. Race: the deconstruction of a scientific concept. P. 157–159; Lieberman L. How «caucasoids» got such big crania and why they shrank: from Morton to Rushton // Current Anthropology. 2001. Vol. 42. № 1. P. 75.


[Закрыть].