Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

Некоторые противники расизма полагают, что его преодолению помогает повышение образования. Однако факты говорят о том, что сама по себе образованность проблемы не решает, ибо расисты встречаются и среди высокообразованных людей[857]857
  McConahay J. B., Hough J. C. Symbolic racism // The Journal of Social Issues. 1976. Vol. 32. № 2. P. 23–45; Feagin J. R., Hernan V., Batur P. White racism. P. 65.


[Закрыть], хотя в целом с повышением уровня образования отношение белых американцев к чернокожим становится более мягким[858]858
  Sniderman P. M., Piazza Th., Tetlock Ph. E., Ann Kendrick A. The New Racism // American Journal of Political Science. 1991. Vol. 35. № 2. P. 437–441. Та же закономерность была выявлена в Западной Европе. См.: Pettigrew Th. F., Meertens R. W. Subtle and blatant prejudice in Western Europe // European Journal of Social Psychology. 1995. Vol. 25. P. 68.


[Закрыть]. По наблюдению некоторых современных социологов, повышение образования ведет не столько к исчезновению расизма, сколько к изменению форм его выражения. Теперь расизм выступает в косвенных скрытых формах, плохо осознается и нередко даже отрицается[859]859
  Hodson G., Hooper H., Dovidio J. F., Gaertner S. L. Aversive racism in Britain: the use of inadmissible evidence in legal decisions // European Journal of Social Psychology. 2005. Vol. 35. P. 438; Gillborn D. Critical race theory and education: racism and anti-racism in educational theory and praxis // Discourse: studies in the cultural politics of education. 2006. Vol. 27. № 1. P. 14–17.


[Закрыть].

Сегодня как нельзя более актуально звучит предупреждение Р. Бенедикт о том, что для избежания расовых конфликтов недостаточно одного лишь повышения уровня образования, связанного с расширением знаний об иных культурах. По ее мнению, это могло прививать учащимся лишь лицемерие, тогда как «им нужно говорить о неблагополучных условиях жизни не как о неизбежных фактах природы, а как о том, что можно преодолеть путем определенных усилий»[860]860
  Benedict R. Race and racism. London: George Routledge à Sons, 1942. P. 163.


[Закрыть]. Отмечая, что расизм находит питательную почву среди бедных и ущемленных слоев населения, она делала вывод о том, что невозможно преодолеть его, проявляя заботу только о чернокожем населении и пренебрегая жизненными потребностями белых бедняков на американском Юге[861]861
  Ibid. P. 158.


[Закрыть]. Иными словами, проблему расизма она связывала не с биологией, а с социальными условиями жизни. В то же время, как замечает Ли Бэйкер, негативный опыт расиализации и его последствия долго сказываются на обществе, и внутренняя политика должна это учитывать[862]862
  Baker L. D. From savage to Negro. Anthropology and the construction of race, 1896–1954. Berkeley: University of California Press, 1998. P. 227–228.


[Закрыть].

Еще в начале 1980-х гг., говоря о современном расизме в США, социолог Дж. Макконехей убеждал, что необходимо учитывать символические запросы белых, открыто демонстрировать уважение к их ценностям и нуждам, например вводя в школах дополнительные привлекательные для них программы обучения[863]863
  McConahay J. B. Self-interest versus racial attitudes as correlates of anti-busing attitudes in Louisville: is it the buses or the blacks? // Journal of politics. 1982. Vol. 44. № 3. P. 716–717.


[Закрыть]. В свою очередь, феминистка Р. Франкенберг доказывает, что белым нужно осознать свою собственную идентичность и культурную принадлежность хотя бы потому, что иначе белые нормы рассматриваются как точка отсчета, которая якобы позволяет оценивать всех остальных и навязывать свои нормы как некие универсалии в ущерб всему остальному[864]864
  Frankenberg R. White women, race matters: the social construction of whiteness. Minneapolis: University of Minnesota, 1993. P. 204.


[Закрыть].

Проблема кризиса белой идентичности в связи с «политикой идентичности» стала особенно остро ощущаться в 1980–1990-х гг., когда, по мнению ряда экспертов, мультикультурализм грозил новыми расколами в американском обществе[865]865
  Schlesinger Jr. A. M. The disuniting of America. Reflections on a multicultural society. Revised and enlarged edition. New York: W. W. Norton & Co., 1998.


[Закрыть]. Тогда белые супрематисты стали выступать под лозунгом защиты и сохранения белой расы. Считая культуру выражением расовой сущности, они выступают против культурного смешения и предлагают решить проблему радикальным способом – путем полной сегрегации. При этом, предпочитая называть себя «белыми националистами», а не расистами, они опасаются того, что в скором будущем белым предстоит стать меньшинством в США. Поэтому они выступают против интеграции и стоят за расовое размежевание и строгое соблюдение территориальности отдельными расами и этническими группами. Отождествляя расу, этничность и нацию, они подчеркивают необходимость развития и укрепления белого расового самосознания. На эту идею работают созданные ими некоторые новые религиозные движения («Всемирная церковь Всесоздателя» и движение «Христианская идентичность», «Церковь Израиля»), предназначенные исключительно для «белых людей»[866]866
  D’Souza D. The end of racism. Principles for a multiracial society. New York: The Free Press, 1995. P. 396–398; Swain C. M. The new White nationalism in America. Its challenge to integration. Cambridge: Cambridge Univ Press, 2002. P. 16–24, 41–42, 48–58.


[Закрыть]. Иными словами, отвечая на вызов современности, американские «белые националисты» заимствуют стратегию у французских Новых правых. Однако они идут еще дальше и предрекают неизбежную расовую войну[867]867
  Swain C. M. The new White nationalism… P. 46–47.


[Закрыть].

Среди борцов с расизмом также есть люди, стоящие за развитие прогрессивного «белого самосознания», но по иной причине. С их точки зрения, следует наполнить «белую идентичность» иным, позитивным самосознанием. Как настаивает Р. Франкенберг, лишь когда антирасисты в своей практической работе будут сознательно действовать от лица «белых», «белизна» получит новое антирасистское наполнение[868]868
  Frankenberg R. White women, race matters… P. 232. Аналогичным образом, в начале 1990-х гг. русские демократы тоже пытались наполнить русское самосознание позитивным смыслом, очистив его от шовинизма. Об этом см.: Дробижева Л. М. Этническое самосознание русских в современных условиях: идеология и практика // Советская этнография. 1991. № 1. С. 10. Однако, как стало очевидно сегодня, им это не удалось.


[Закрыть]. В свою очередь, обсуждая проблему в целом, американские сторонники «критического мультикультурализма» подчеркивают, что «критические мультикультуралисты должны способствовать конструированию прогрессивной антирасистской белой идентичности в качестве альтернативы белой этнической гордости, которую выковывают правые». И далее: «Главная цель критической педагогики белизны состоит в следующем: нужно создавать позитивную, горделивую, привлекательную, антирасистскую белую идентичность, способную взаимодействовать с различными расовыми/этническими кругами с доверием и эмпатией»[869]869
  Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R. Addressing the crisis of whiteness // Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Rodriguez N. M., Chennault R. E. (eds.). White reign. Deploying whiteness in America. New York: St. Martin’s Press, 1998. P. 12. См. также: Jones J. M., Carter R. T. Racism and White racial identity // Bowser B. P., Hunt R. G. (eds.). Impacts of racism on White Americans. Thousand Oaks: SAGE Publications, 1996. P. 7–8, 22.


[Закрыть]. Ведь, «если мультикультурное образование обращается только к Другому и культурным отличиям Другого, белым не требуется изучать свою собственную этничность и то, как она определяет их социальные взгляды и идентичность»[870]870
  Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R. Addressing the crisis of whiteness. P. 26.


[Закрыть].

В то же время прогрессивные американские педагоги пытаются доказывать учащимся, что игнорирование расовой проблемы означает молчаливую поддержку фактического расового неравенства. Они убеждают в том, что белый расизм значительно опаснее черного, ибо власть по-прежнему находится в основном в руках белых. По их мнению, отказ от расового дискурса возможен лишь в условиях полного расового или этнического равенства. Но до этого еще далеко, ибо белые сохраняют свое привилегированное положение[871]871
  Ibid. P. 15.


[Закрыть]. Поэтому эти педагоги полагают, что пришло время для обсуждения с учащимися тех вопросов, которые еще недавно замалчивались, – «расовой идентичности, расовых привилегий и расового дискомфорта, что позволило бы учащимся и другим людям громко говорить о своих прежде скрывавшихся чувствах и ощущениях»[872]872
  Ibid. P. 16–17.


[Закрыть].

В свою очередь, австралийская преподавательница считает, что необходимо обсуждать с учащимися вопросы вины, связанной с привилегиями, которые до сих пор предоставляет белая кожа[873]873
  Aveling N. More than just skin color: reading whiteness across different locations // Tissberger M., Dietze G., Hrzan D., Husmann-Kastein J. (Hrsg.) Weiss – Weissein – Whiteness. Kritische Studien zu Gender und Rassismus. Frankfurt am Main: Peter Lang, 2006. P. 31.


[Закрыть]. Определенным вкладом в такое воспитание служит книга Р. Дайера, посвященная тому, как в течение последних 100–150 лет в США конструировался образ белых и тем самым формировалась белая идентичность. Сознавая противоречивость восприятия и трактовки «белой идентичности», этот автор предупреждает против ее прославления в неофашистском духе и пишет: «Суть подхода к белизне должна состоять в том, чтобы упразднить ее центральное положение и властные полномочии, а не восстановить ее в правах»[874]874
  Dyer R. White. London: Routledge, 1997. P. 10.


[Закрыть].

Ожидается, что результатом такого обучения станет «денормализация» белой идентичности; белые увидят свой жизненный опыт в ином свете – таким, каким его видят афроамериканцы, испаноязычные и другие меньшинства, – и он перестанет казаться белым «стандартным» и «нейтральным». Такой подход требует отказа от эссенциализации идентичности и ее восприятия как абсолютной и неизменной. Кроме того, эти педагоги советуют избегать эссенциализации расовой тематики в целом, в частности романтизации небелых и навязывания белым комплекса вины за расизм. Важным элементом такого образования должно стать обучение белых тому, что у них имеются общие интересы с небелыми. Следовательно, они должны основывать будущие альянсы не на расовом чувстве, а на реальных интересах[875]875
  Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R. Addressing the crisis of whiteness. P. 18–19, 22. Ранее на этом настаивал британский марксист Амбалванер Сиванандан. См.: Sivanandan A. RAT and the degradation of black struggle // Race and class. 1985. Vol. 26. № 4. P. 1–33.


[Закрыть]. В то же время это вовсе не означает отказа от изучения темных страниц истории колониализма и империализма. Однако предлагается обучать белых учащихся такой истории не для того, чтобы культивировать у них чувство вины за деяния предков, а ради того, чтобы показать им, что невозможно вносить позитивные изменения без учета горького опыта прошлых лет[876]876
  Rodriguez N. M. Emptying the content of Whiteness // Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Rodriguez N. M., Chennault R. E. (eds.). White reign. Deploying whiteness in America. New York: St. Martin’s Press, 1998. P. 34.


[Закрыть].

В антирасистском учебнике «Традиции и изменения», выпущенном Университетом штата Миссисипи в середине 1990-х гг., признание противоречивости политической традиции американской демократии сопровождалось акцентом на том, что не весь заложенный в ней прогрессивный потенциал оказался реализованным и что нынешнему поколению предстоит выполнить эту задачу[877]877
  Alcoff L. M. What should white people do? // Hypatia. 1998. Vol. 13. № 3. P. 22–23.


[Закрыть]. Сходной позиции придерживается и социолог из Йельского университета Врон Уэар, которая напоминает, что, во-первых, расизм негативно сказывается не только на черных, но и на белых, а во-вторых, немало белых на протяжении истории выступали против него. Иными словами, западное интеллектуальное наследие наравне с расистской включает и антирасистскую традицию, и это следует подчеркивать[878]878
  Ware V., Back L. Out of Whiteness: color, politics and culture. Chicago: The Univ. of Chicago Press, 2002. P. 149–150.


[Закрыть].

Вместе с тем рассматриваемый подход имеет и своих критиков, которые видят его слабость в недостаточной разработанности вопроса о позитивном наполнении «белой идентичности». Кроме того, некоторые критики опасаются, что акцент на «белую идентичность» лишь приведет к ее реификации и, следовательно, к закреплению расового взгляда на реальность. С этой точки зрения никакой невинной «белой идентичности» быть не может, и поэтому не следует изобретать никакой особой «белой культуры»[879]879
  Haney Lopez I. F. White by law: the legal construction of race. New York: New York Univ. Press, 1996. P. 30–31, 172–175; Ware V., Back L. Out of Whiteness… P. 6–7, 14, 272. См. также: Gilman S. L. The Jew’s body. New York: Routledge, 1991. P. 241–242.


[Закрыть]. Ведь, как подчеркивают многие аналитики, «белая идентичность» неразрывно связана с идеей белого господства[880]880
  См., напр.: Linke U. German bodies: race and representation after Hitler. New York: Routledge, 1999. P. 32–34.


[Закрыть], причем на американском Юге «белое самосознание» было достаточно развитым и выражалось в легко распознаваемых поведенческих стереотипах. Но это лишь способствовало расизму[881]881
  Alcoff L. M. What should white people do? P. 12–14, 21.


[Закрыть].

Более радикальные антирасисты, напротив, требуют деконструкции белой истории и культуры[882]882
  См., напр.: Haney Lopez I. F. White by law. P. 183–190. С этой целью в сегодняшних США все большую популярность получает изучение белой идентичности. Об этом см., напр.: Wiegman R. Whiteness studies and the paradox of particularity // Boundary. 1999. Vol. 26. № 3. P. 115–150.


[Закрыть]. С 1992 г. в США выходит анархистский журнал «Предатель расы», который во имя социальной солидарности трудящихся борется за отмену всех привилегий, связанных с белой кожей. Его издатели призывают белых добровольно отказаться от своей благоустроенной жизни, определяющейся одной только принадлежностью к белой расе. Лозунг журнала гласит: «Предательство в отношении белой кожи выражает лояльность к человечеству»[883]883
  Roediger D. R. Towards the abolition of whiteness. London: Verso 1994; Ignatiev N., Garvey J. (eds.). Race traitor. New York: Routledge, 1996.


[Закрыть]. Однако нелегко отказаться от мифа, определяющего саму структуру американской жизни[884]884
  Haney Lopez I. F. White by law… P. 198–201; Taylor P. C. Race. A philosophical introduction. Cambridge, UK: Polity Press, 2004. P. 94–115.


[Закрыть], тем более что общество само навязывает как черным, так и белым исключительно расовый дискурс[885]885
  Dyson M. E. Race rules. Navigating the color line. New York: Vintage, 1997. P. 55–56; Alcoff L. M. What should white people do? P. 17–21.


[Закрыть], делая его непременной чертой американской жизни в целом.

Поэтому если «прогрессивные педагоги» надеются на то, что новое образование поможет белым деконструировать «власть расовой идентичности» в социальных отношениях, то скептики сомневаются в том, что многие белые пойдут на такое «расовое предательство»[886]886
  Gillborn D. Critical race theory and education: racism and anti-racism in educational theory and praxis // Discourse: studies in the cultural politics of education. 2006. Vol. 27. № 1. P. 25.


[Закрыть]. Кроме того, вдумчивые наблюдатели полагают, что такой радикализм лишь укрепил бы ряды расистов, порождая излишние страхи в стане белых[887]887
  Swain C. M. The new White nationalism… P. 316–317.


[Закрыть]. Также отмечается, что понятие «расы» было введено белыми отнюдь не для себя, а для описания «других» и для противопоставления себя им[888]888
  Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 26.


[Закрыть]. Поэтому некоторые авторы доказывают, что с наступлением XXI в. следует вовсе отказаться от понятия «расы», что бы оно ни означало[889]889
  Ware V., Back L. Out of Whiteness… P. 27.


[Закрыть].

Напротив, некоторые выходцы из развивающихся стран считают, что антирасизм должен быть наступательным и ему следует идти много дальше «либерального мультикультурализма»: центром внимания следует сделать не предрассудки, которые якобы можно преодолеть путем обучения[890]890
  Такая установка давалась антирасистскими декларациями ЮНЕСКО и поэтому получила в литературе название «традиции ЮНЕСКО». См.: Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. P. 74–77.


[Закрыть], а проблему структурного неравенства и несправедливого общественного устройства. Ведь предрассудки не появляются сами по себе, а порождаются социальной средой. При этом расовая идентичность самым тесным образом связана с социальными различиями, создающими асимметрию властных отношений и неравный доступ к «производству знаний». Поэтому, чтобы антирасизм не превратился в очередной «империалистический проект», жертвы расизма должны получить голос и своими силами заниматься изучением и критикой расизма. Кроме того, антирасистский дискурс надо освободить от европоцентризма, иной раз довлеющего над специалистами. В то же время антирасистский дискурс не должен во имя призрачной «объективности» пытаться «дерасиализировать» своего субъекта, ибо именно убедительность субъективности, включая эмоции и духовные связи со «своей общностью», представляется в нем наиболее ценной[891]891
  Dei G. J. S. Critical issues in anti-racist research methodologies: an introduction // Dei G. J. S., Johal G. S. (eds.). Critical issues in anti-racist research methodologies. New York: Peter Lang, 2005. P. 4–8.


[Закрыть]. С этой точки зрения некоторые небелые авторы рассматривают созданные западными антропологами этнографические описания «других культур» как «проект по расиализации», где культура исполняет роль расового маркера и тем самым закрепляет расовую иерархию[892]892
  Wahab A. Consuming narratives: questioning authority and the politics of representation in social science research // Dei G. J. S., Johal G. S. (eds.). Critical issues in anti-racist research methodologies. New York: Peter Lang, 2005. P. 38–39.


[Закрыть]. Правда, некоторые американские либералы критикуют такую «критическую расовую теорию» за преувеличение роли расы как якобы главного ресурса во всех сферах социальной жизни, что отдает приоритет эмоциям и мистике над разумом[893]893
  Sleeper J. Liberal racism. Lanham: Rowman à Littlefield, 2002. P. 128–129.


[Закрыть].

Иными словами, правые и некоторые левые радикалы сходятся в том, что необходимо развивать и укреплять расовое чувство, хотя при этом и расу, и цели такого воспитания они понимают весьма по-разному. Между тем все это вызывает удивление и неприятие у американских неоконсерваторов и республиканцев, которые, напротив, предлагают деполитизировать расу и этничность, вывести их за рамки государственной политики и постепенно снижать к ним внимание, исходя из либеральных принципов равных прав и возможностей. Они резко критикуют мультикультурализм, делают ставку на ассимиляцию иммигрантов и стоят за сохранение США оплотом западной культуры[894]894
  D’Souza D. The end of racism… P. 542–550. Но, как показывают социологи, это вызывает обратный эффект, ведущий к расиализации белой молодежи. См.: Gallagher Ch. A. White reconstruction in the University // Socialist Review. 1995. Vol. 24. № 1/2. P. 181–183.


[Закрыть]. Левые на это отвечают, что в США никогда не было какой-либо единой однородной культуры и что лозунг такой культуры отражает гегемонистскую программу Новых правых, не оставляющую места для культурного разнообразия[895]895
  Apple M. W. Cultural politics and education. New York and London: Teachers College, Columbia University, 1996. P. 34.


[Закрыть]. Эту позицию разделяют, в частности, бывшие иммигранты, осевшие в США. Они утверждают, что в былых метрополиях, некогда властвовавших в колониальных империях, обитало гетерогенное население, а потому там не могли сложиться ни единая идентичность, ни гомогенная культура. Тем более не происходит это и ныне вследствие притока массы новых иммигрантов. Поэтому таким странам суждено быть мозаикой культур и в то же время своеобразным культурным сплавом, где постоянно происходит диалог культур и одни культуры плавно перетекают в другие[896]896
  Trinh T., Minh-ha. Introduction: She, the Inappropriat/ed Other // Discourse. 1986–1987. Vol. 8, winter. P. 3–10; Said E. W. Culture and imperialism. New York: Alfred A. Knopf, 1993.


[Закрыть].

В то же время некоторые вдумчивые наблюдатели предупреждают о том, что, если накопившиеся проблемы не будут адекватно решены, США грозит серьезный социальный кризис, связанный с ростом напряженности в области расовых и этнических отношений[897]897
  Schlesinger Jr. A. M. The disuniting of America; Swain, Carol M. The new White nationalism… P. 423–424.


[Закрыть]. Это заботит и некоторых умеренно настроенных чернокожих интеллектуалов. Однако они отнюдь не спешат отказываться от понятия расы, с которым у них связан как свой собственный, так и исторический жизненный опыт. Раса играет огромную роль в их идентичности. Поэтому, признавая центральное положение расы в жизни афроамериканцев, один из них предлагает чернокожим лидерам переосмыслить понятие расы в трех отношениях: «Оно указывает на устойчивость белого господства. Оно бросает вызов расхожим представлениям черных о расовой борьбе как слева, так и справа. Оно также увязывает антирасистскую борьбу с другими формами политического сопротивления, включая классовую и гендерную борьбу»[898]898
  Dyson M. E. Race rules. P. 189.
  Часть II. Этнорасовые идеологии в России
  Глава 1. Досоветские истоки биологического детерминизма


[Закрыть].

Часть II
Этнорасовые идеологии в России

Глава 1
Досоветские истоки биологического детерминизма

В случае с Россией расиализация выступала в форме этнизации, и это тоже вело и ведет к дискриминации, напоминающей расовую. Все это следует учитывать, если мы хотим возвести прочный заслон против культурного расизма. Ведь, как мы увидим ниже, расизм в виде этницизма, или культурного фундаментализма, существовал в латентной форме в СССР и получил особое развитие в постсоветской России. При этом, как правильно отмечают некоторые аналитики из бывших социалистических стран, расизм там тщательно маскировался риторикой, направлявшей антирасистские настроения вовне – против тех стран, которые считались «идеологическими врагами», тогда как собственное расистское или шовинистическое прошлое сознательно предавалось забвению и фактически не обсуждалось[899]899
  Leiprecht R., Inowlocki L., Marvakism A., Novak J. Racism in the new Germany: examining the causes, looking for answers // Hazekamp J. L., Popple K. (eds.). Racism in Europe: a challenge for youth policy and youth work. London: UCL Press, 1997. P. 99–101; Czyzewski M. «External» and «internal» voices in the explanations of right-wing extremist violence // Reisigl M., Wodak R. (eds.). The semiotics of racism: approaches in critical discourse analysis. Vienna: Passagen Verlag, 2000. P. 34. См. также: Гудков Л. Д. Идеологема «врага»: «враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Гудков Л. Д. (ред.). Образ врага. М.: ОГИ, 2005. С. 7–79.


[Закрыть]. Однако расовый дискурс не был чужд советским людям, но при этом место «расы» в нем успешно заменяла «национальность»[900]900
  Fikes K., Lemon A. African presence in former Soviet spaces // Annual review of Anthropology. 2002. Vol. 31. P. 515–516.


[Закрыть]. В постсоветские годы это привело к неожиданному результату, когда бывшие коммунисты с охотой стали пополнять лагерь ксенофобов, шовинистов и расистов, а некоторые бывшие советские специалисты по расизму в США, Великобритании или ЮАР стали с готовностью использовать свои знания для развития местных форм национализма и расизма. Отмечая, что в советские годы расизм либо отрицался, либо получал иное название, английский ученый называет «исторической иронией» тот факт, что падение коммунистических режимов, гордившихся отсутствием расизма, послужило толчком к быстрому развитию расистских движений[901]901
  Bonnett A. Anti-racism. London: Routledge, 2000. P. 51.


[Закрыть].

Однако все это – лишь некоторые внешние факторы, неспособные ответить на вопрос, почему праворадикальная идеология приняла в постсоветском мире форму расизма и почему этим соблазняются даже некоторые по видимости левые коммунистические движения. Ответ на этот вопрос требует более пристального анализа как советской идеологии, так и некоторых подходов и концепций, доставшихся современной России по наследству как от царского времени, так и от советской науки, к чему и следует теперь перейти.

Проведенная в 2002 г. на страницах американского журнала «Слэвик ревью» дискуссия говорит о своевременности постановки вопроса о расизме в современной России. Действительно, участники дискуссии разошлись по ключевым вопросам, связанным с важнейшими мировоззренческими установками и политическими практиками советской эпохи: если одни из них настаивали на расовом характере советской внутренней политики при отсутствии расовой идеологии, то другие говорили о развитии советскими учеными концепции расы при отсутствии расизма в политике[902]902
  Weitz E. D. Racial politics without the concept of race: reevaluating Soviet ethnic and national purges // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 1–29; Hirsch F. Race without the practice of racial politics // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 30–43; Weiner A. Nothing but certainty // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 44–53; Lemon A. Without a «concept»? Race as a discursive practice // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 54–61; Weitz E. D. On certainties and ambivalencies: reply to my critics // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 62–65. Французский специалист по России Арно Дюбьен признает наличие расизма в современной России, но не считает ее расистской страной. См.: Дезекель Д. Особенности русского расизма и ксенофобии // ИноСМИ.ру. 2005. 18 августа (http://www.inosmi.ru/translation/221602.html).


[Закрыть]. А в вышедшем недавно солидном сборнике, посвященном России эпохи позднего сталинизма, упоминался лишь антисемитизм. О более широком мировоззренческом сдвиге от классовой к этнической парадигме, частью (хотя и наиболее яркой) которого он был, авторы даже не задумались[903]903
  Fürst J. (ed.). Late Stalinist Russia: Society between reconstruction and reinvention. London: Routledge, 2006.


[Закрыть]. Еще один автор, проанализировавший взгляды Сталина, сделал вывод о том, что, хотя в его представлениях «национальный эссенциализм не перерос в откровенный расизм», тот верил в «национальный характер» и придавал ему большое значение. Какой-либо расизм в идеологии Сталина этот автор отрицает, скептически относясь к концепции «культурного расизма»[904]904
  Van Ree E. Heroes and merchants: Stalin’s understanding of national character // Kritika. 2007. Vol. 8. № 1. P. 41–65.


[Закрыть]. Другой, на этот раз британский, автор подходит к вопросу шире и пытается доказать, что понятия «раса» и «расиализация» неприменимы к «этнизированной модернизации», происходившей в СССР[905]905
  Bonnett A. Communists like us. Ethnicized modernity and the idea of the «West» in the Soviet Union // Ethnicities. 2002. Vol. 2. № 4. P. 435–467.


[Закрыть].

Такие коренные расхождения между исследователями заставляют вновь вернуться к этой проблеме и рассмотреть ее в более широкой перспективе. Ведь те ростки расистских умонастроений, которые в силу своей внешне малой значимости не давали оснований для однозначных умозаключений относительно советской эпохи[906]906
  Sahadeo J. Druzhba Narodov or second-class citizenship? Soviet Asian migrants in a post-colonial world // Central Asian Survey. 2007. Vol. 26. № 4. P. 559–579.


[Закрыть], сегодня дали такие всходы, что вопрос о сдвиге общества к расовой парадигме уже не вызывает сомнений. Это тонко заметила одна из участниц упомянутой дискуссии[907]907
  Lemon A. Without a «concept»? Race as a discursive practice // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1.


[Закрыть], очевидным недостатком которой было то, что проблема культурного расизма, столь значимая для России, осталась за рамками обсуждения.

Поэтому нам должно быть интересно, является ли расизм, и какой именно, чем-то новым в современной России или он лишь продолжает уже возникшую ранее тенденцию. Если речь идет о традиции, то где ее корни – следует ли ее связывать с советской эпохой или речь должна идти о дореволюционном периоде? Кроме того, можно ли говорить о непрерывной традиции или следует считаться с тем, что в советское время она была прервана, чтобы возродиться вновь после падения советской интернационалистической идеологии? А может быть, побеги расизма взращивались самой советской идеологией, со временем становившейся все более догматичной и консервативной? Или следует обратить внимание на очевидные расхождения между советской по видимости интернационалистической идеологией и советской государственной практикой этнической дискриминации? Участвовала ли советская наука в расовом дискурсе, и если да, то каким образом? Наконец, говоря о постсоветском времени, достаточно ли ограничиваться одной лишь идеологией или имеет смысл рассматривать весь социальный контекст, связанный с переходом к либеральной демократии и рыночной экономике, создающий определенную питательную среду для популярности социодарвинизма и расовых взглядов?

Ростки расового мышления появились в России к началу XX в. По мнению Ганса Роггера, его элементы можно обнаружить у некоторых российских интеллектуалов еще в последние десятилетия XIX в. Он отмечает, что в центре их внимания все еще находилась религия, однако они придавали иудаизму столь большое место в жизни евреев, что, по их мнению, еврей ни при каких условиях не мог перестать быть евреем и, что самое главное, был не в состоянии отказаться от своих «вредных повадок» (упоминалось, например, «златолюбие»), якобы свойственных ему от рождения. В отношении евреев стал использоваться термин «расовые свойства», и вскоре среди русских националистов начали раздаваться голоса о том, что сутью еврейского вопроса является раса. Тем не менее, как полагает Роггер, это был еще не расизм, а «полурасизм» или неоформившийся расизм, не обладавший развитой теорией[908]908
  Rogger H. Jewish policies and right-wing politics in imperial Russia. Berkeley and Los Angeles: Univ. of California Press, 1986. P. 37–38.


[Закрыть].

Аналогичного мнения придерживается и Г.-Д. Лёве, подчеркивающий, что, несмотря на частое использование термина «раса», русские националисты начала XX в. вкладывали в него не биологический, а психологический и исторический смысл[909]909
  Löwe H.-D. The Tsars and the Jews: reform, reaction and anti-Semitism in Imperial Russia, 1772–1917. Chur, Switzerland: Harwood Academic Publishers, 1993. P. 282.


[Закрыть]. М. Ларуэль полагает, что именно культуроцентризм, а не биологический расизм составлял в XIX в. основу российской интеллектуальной традиции, где «арийская идея» развивалась вне связи с расовым подходом[910]910
  Ларуэль М. Теория этноса Льва Гумилева и доктрины западных «Новых правых» // Этнографическое обозрение. 2006. № 3. С. 37–38; Laruelle M. Mythe aryen et rêve imperial dans la Russie du XIX-e siècle. Paris: CNRS-éditions, 2005. P. 181.


[Закрыть]. По мнению С. Я. Козлова, в царской России не сформировались расистские концепции и не сложилась практика расовой дискриминации[911]911
  Козлов С. Я. Расизм и колониализм // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 54–55.


[Закрыть]. Наконец, Дж. Фредриксон, подчеркивая несомненное наличие в царской России религиозного и культурного шовинизма, в то же время не склонен видеть в преследованиях евреев выражения какой-либо откровенно расистской идеологии[912]912
  Fredrickson G. M. Racism: a short history. Princeton, N.J.: Princeton Univ. Press, 2002. P. 103.


[Закрыть]. Ту же позицию разделяет немецкий исследователь Арно Люстигер[913]913
  Люстигер А. Сталин и евреи: трагическая история Еврейского антифашистского комитета и советских евреев. М.: РОССПЭН, 2008. С. 24.


[Закрыть].

Напротив, М. Батунский, указывая на появление в работах ряда русских радикальных публицистов начала прошлого века оппозиции «арийское/семитское» с ее расовой нагрузкой, трактовал это как возникновение «расистского антисемитизма»[914]914
  Батунский М. Расистский антисемитизм в России: генезис, динамика, истоки // Крупник И. (ред.). Исторические судьбы евреев в России и СССР: начало диалога. М.: Свободный Еврейский Университет в Москве, 1992. С. 330–335.


[Закрыть]. А У. Лакёр прямо писал о расовом антисемитизме М. Меньшикова[915]915
  Лакер У. Черная сотня: истоки русского фашизма. Вашингтон: Problems of Eastern Europe, 1994. С. 51.


[Закрыть], и это мнение поддерживают некоторые современные российские историки[916]916
  Сергеев С. М. Русский национализм и империализм начала XX века // Сергеев С.М. (ред.). Нация и империя в русской мысли начала XX века. М.: СКИМЕНЪ, ПРЕНСА, 2003. С. 15, 18; Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа, 1907–1914. Stuttgart: Ibidem, 2006. С. 135, 149; Репников А. В. Консервативные представления о переустройстве России (конец XIX – начало XX века). М.: Московский гос. обл. ун-т, 2006. С. 196, 202–203.


[Закрыть].

Между тем это был расизм, еще не имевший четкого представления о расе. Во всяком случае, правый публицист В. Л. Величко (1860–1904), гордившийся своим знанием французской публицистики и первым принесший оттуда в Россию антисемитский арийский миф, фактически отождествлял расы с народами-этносами, следуя примеру французского родоначальника расовой теории Жозефа Артюра де Гобино. Величко усматривал корни национализма в «психофизической природе человеческих групп, именуемых расами», обнаруживал у народов «расовые особенности характера» и утверждал, что «расовый вопрос имеет коренное значение»[917]917
  Величко В. Л. Русские речи // Величко В. Л. Полн. собр. публицистич. соч. СПб., 1905. Т. 2. С. 25–26, 28, 35.


[Закрыть]. Переходя к конкретным примерам, он писал о «еврейских расовых недостатках», о якобы «расовом» отвращении евреев к земледельческому труду, об их «расовом духовном складе». Он запугивал читателя их призрачными планами подчинить себе все остальные народы, называя это целью «Всемирного еврейского союза». Вслед за французским журналистом-расистом Эдуаром Дрюмоном он доказывал, что Франция уже стала жертвой евреев. Он также подхватывал идею другого классика европейского расизма Хьюстона Чемберлена о том, что, хотя евреи произошли из смешения различных рас, они обладали «устойчивыми чертами расовой психологии»[918]918
  Там же. С. 197–211.


[Закрыть]. По его мнению, русские (как арийцы!) коренным образом отличались от «чуждых» им евреев и армян, но зато сближались с тюрками, финнами и монголами. Он уверял, что насколько смешение крови с евреями вредно для русских, настолько же смешение с тюрками, монголами и финнами полезно[919]919
  Там же. С. 170–171, 180, 208, 269–271.


[Закрыть]. Наконец, ему пришлась по душе вычитанная из газеты мысль о том, что «расу перевоспитать нельзя»[920]920
  Там же. С. 248–264.


[Закрыть]. Таким образом, при безусловном наличии в его представлениях расовых элементов взгляды Величко отличались эмоциональной страстностью, далекой от научной строгости, которой и не стоило бы ожидать от публициста.

Еще ближе к расизму подошел модный русский журналист начала XX в. М. О. Меньшиков (1859–1918), и именно у него Лёве находит многие положения, позднее разделявшиеся нацистами. Меньшиков познакомился с расовой идеей в самом конце XIX в., но вначале в его сознании она была направлена против «белой расы». Канун нового века он встретил страстным обличением колониализма. В белых он видел хищных колонизаторов, нещадно грабивших планету и убивавших жизнь везде, где бы они ни появлялись. «Мир жизни опустошен белой расой», – подводил он итог уходящему столетию. «Поедание белою породою цветных» он называл «самым тяжким из преступлений века». В этом можно было бы видеть особый метафорический язык, выражавший неприятие колониализма, если бы, следуя расовому мышлению, автор не подчеркивал тесную связь судьбы народа с его расовыми признаками. Так, говоря о странах Южной Европы, он отмечал, что «некоторая примесь более темной – арабской, еврейской, турецкой – крови низводит эти страны на низшую ступень». А недавние события в Центральной и Западной Европе он объяснял тем, что будто бы «самая белая из рас», германская, взяла верх над «более смуглыми французами». Если же «латинская раса» не пришла в окончательный упадок, то только потому, что этот процесс «умеряется древней примесью германской крови». По тем же соображениям самой природой России была уготована незавидная судьба: «Мы хотим жить теперь не иначе как с западной роскошью, забывая, что ни расовая энергия, ни природа наша не те, что там». Ведь якобы именно «примесь желтой туранской крови» мешала русским эффективно заниматься торговлей, фабричным производством и переходить к капитализму[921]921
  Меньшиков М. О. Кончина века // Наше наследие. 1997. № 42. С. 50–53.


[Закрыть]. Спустя несколько лет он объяснял отставание русских от германцев уже не «туранской кровью», а формой черепа – германцы были длинноголовыми, а русские, как, кстати, и французы, – короткоголовыми[922]922
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 783–787.


[Закрыть].

Иными словами, новый XX век Меньшиков встретил вооруженным расовой идеей и готовым использовать ее при каждом удобном случае. Однако до несчастной Русско-японской войны и революции 1905 г. большой надобности в этом еще не было. Новые времена настали после 1905 г., что заставило Меньшикова, по словам его внука М. Поспелова, перейти к «последовательной патриотической программе». Именно тогда, став одним из организаторов партии националистов, Всероссийского национального союза, Меньшиков более других пытался оснастить молодой русский национализм расовым сознанием. Как же он это делал?

Его «русский патриотизм» пылал подозрениями в отношении «инородцев», и он не уставал обвинять их во всевозможных заговорах против России. Первыми в этом ряду были, разумеется, евреи. Вслед за Отто Вейнингером[923]923
  О Вейнингере см.: Mosse G. L. Toward the final solution: a history of European racism. New York: Harper and Row, 1978. P. 108–110.


[Закрыть] Меньшиков считал евреев не просто «низшей расой» с «не вполне человеческой душой», а «крайне опасным человеческим типом», который, расселяясь по всему миру, «внедрялся в ткань народов и грыз ее изнутри»[924]924
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1909. С. 157–161.


[Закрыть]. Кажется, не было ни одной смертельной болезни, ни одного вредного насекомого, с которыми Меньшиков не сравнивал бы евреев, чтобы показать их якобы запредельную вредоносность: здесь и чахотка, и холера, и чума, и саранча, и блохи, и клопы, и трихины, и стрептококки. Но чаще всего он, вслед за своими немецкими духовными наставниками[925]925
  Об этом см.: Bein A. «Der Jüdische Parasit». Bemerkungen zur Semantik der Judenfrage // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, 1965. 13 Jahrg., Hf. 2. S. 121–149.


[Закрыть], называл их «хищными паразитами» или «паразитным племенем» и рисовал полной оппозицией «арийцам». Он вспоминал все основные наветы, когда-либо выдвигавшиеся юдофобами против евреев, – от распятия Христа до ритуального убийства христианских младенцев. Следовательно, в его выступлениях расовый антисемитизм мирно уживался с религиозным.

Кроме того, Меньшиков разделял и горячо пропагандировал следующие ключевые положения расовой теории. Во-первых, он категорически возражал против расового равенства и был убежден в наличии одаренной германской расы, которой следовало держаться на расстоянии от «низших рас». Он доказывал, что попытки введения расового равенства всегда плохо кончались. Во-вторых, он выступал против расового смешения, ибо «природа не любит смешанных типов». В-третьих, он верил в нерасчленимое единство физического и духовного, и, по его мнению, каждая раса имела свою особую душу. Из этого он выводил принцип вечной расовой вражды, а войну считал естественным состоянием, «инстинктивным обереганием рас». В-четвертых, любые разногласия он пытался объяснять расовыми причинами. Причем речь шла не только о политических партиях, отождествлявшихся им с «особыми породами людей»; даже разлад в душе человека он относил на счет якобы смешанного происхождения[926]926
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1911. С. 515–518; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 541–543.


[Закрыть]. Такая логика приводила его к выводу о том, что социальный мир и единодушие возможны только в национально (этнически) однородном обществе, которому по этой причине не требовалось более одной политической партии[927]927
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 125–126.


[Закрыть]. Соответственно, никаких «инородных колоний» и «национальных культур» в составе государства он терпеть не собирался[928]928
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1913. С. 622.


[Закрыть]. Наконец, в-пятых, следуя Гобино, возвышение царств он ставил в прямую связь с чистотой расы, а их упадок – с расовым смешением[929]929
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 151.


[Закрыть].

Между тем, будучи пламенным публицистом, писавшим на злобу дня и стремившимся передать свои эмоции, Меньшиков менее всего заботился о логике изложения и строгом использовании терминов. Поэтому было бы тщетно ожидать от него точности в употреблении понятия «раса». Ведь он не только отождествлял «расу» с «нацией» и «национальностью»[930]930
  Меньшиков писал: «В идеале своем нация должна быть расой». См.: Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 504.


[Закрыть], но иногда писал даже о «деревенской расе», имея в виду крестьян. Говоря о естественности «расовой войны», он в то же время, когда речь заходила о германцах и славянах, протестовал против представления о «противоположности рас» и утверждал, что расовые различия ничтожны по сравнению со сходством, позволяющим относить всех людей к единому человеческому роду[931]931
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1913. С. 214.


[Закрыть]. Изображая евреев смешанной расой, он странным образом одновременно верил в их якобы «строго определенные в биологии паразитные качества»[932]932
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 555; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1909. С. 451.


[Закрыть]. Утверждая, что «человеческие расы столь же неподвижны, как животные или растительные виды», он в то же время пророчествовал, что в будущем восточные славяне и родственные им группы сольются в одно целое и образуют «всероссийскую расу», или «великорусскую нацию»[933]933
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 555, 568–569.


[Закрыть]. Одновременно для доказательства европейскости русских и, в особенности, родства их с англичанами он готов был конструировать «кельто-славянскую расу»[934]934
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1914. С. 140–144.


[Закрыть]. Разумеется, такое выражение, как: «в природе еврей неравен христианину»[935]935
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1909. С. 442.


[Закрыть], тоже трудно согласуется с какой-либо научной теорией. Иными словами, иной раз прямо апеллируя к «научному подходу», сам Меньшиков был весьма от него далек и применял свои знания сугубо инструментально, резко меняя аргументы в зависимости от текущей конъюнктуры.