Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

Глава 8
Расизм меняет обличье

После Второй мировой войны, падения колониальной системы и отмены дискриминационного законодательства в США биологический расизм полностью потерял свое оправдание, и его сторонники были вынуждены уйти в тень[543]543
  MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 169–170, 193.


[Закрыть]. Вместе с тем его место недолго оставалось вакантным, и на сцене появился новый, так называемый «культурный расизм», направленный на защиту своих «культурных ценностей» и своего образа жизни от каких-либо иных форм человеческого существования.

Впрочем, идеи, ставшие основой «культурного расизма», начали формироваться еще в предвоенный период. Как показывает Кевин Кугэн, их, с одной стороны, исповедовали итальянские фашисты, а с другой – эсэсовцы, входившие в Ваффен СС и мечтавшие о единой Европе. И те и другие отвергали биологический детерминизм как чересчур материалистическую и вульгарную философию. Первостепенное значение они придавали духовности, определяя ее как «расовую душу». Именно этот подход под названием «биополитики» лег в основу новой идеологии влиятельных организаций правых радикалов в послевоенный период. История, фольклор и культура казались им несравненно более важными, чем биологический облик, но еще важнее была политика, задающая рамки «гражданству» и тем самым строго ограничивающая круг брачных партнеров. Поэтому, в их представлении, нация в своем развитии совпадала с расой, и было правомерно говорить о «нации-расе». Сторонники такого подхода отвергали иерархию рас и предлагали видеть достоинства в каждой из них. Однако они стояли за полное сохранение существующих «рас», и это заставляло их отстаивать сегрегацию. В частности, некоторые из них доказывали, что «биополитика» много эффективнее, чем христианство, способна объединить Европу и сохранить ее как культурную общность, за которой якобы скрывалось ее расовое начало[544]544
  Coogan K. Dreamer of the day: Francis Parker Yockey and the postwar fascist international. Brooklyn, N. Y.: Autonomedia, 1999. P. 213, 479–485, 533. О развитии идеи расовой автаркии и «биопсихологического единства» у итальянских фашистов см.: Gillette A. Racial theories in Fascist Italy. London: Routledge, 2002. P. 83–84, 109, 118–119, 126–127.


[Закрыть].

Вариантом такой идеологии был апартеид в Южной Африке. Так, в брошюре, выпущенной Националистической партией в марте 1948 г., политика расового обособления оправдывалась «христианскими принципами справедливости и умеренности». Целью такой политики назывались «охранение и защита чистоты белой расы европейского населения страны, охранение и защита туземных расовых групп в качестве отдельных этнических единиц в надежде, что эти группы разовьются в самодеятельные единицы в своих собственных районах…». Принцип расового равенства трактовался в этом документе как путь к «национальному самоубийству белой расы», а политика апартеида представлялась идеальным способом к обеспечению будущего каждой расы. Якобы только она могла позволить расам развиваться так, как они сами считают нужным, и обезопасить их от взаимных столкновений и конфликтов. Надо ли говорить, что такие установки предполагали строгий запрет межрасовых или межэтнических браков[545]545
  Запрет на смешанные браки был введен в 1949 г., а в следующем году такие браки были признаны преступлением, и нарушителей ожидало суровое наказание. Но в Южной Африке белые оправдывали это законодательство тем, что якобы черные настолько гордились своей национальностью, что сами не желали вступать в смешанные браки. См.: Breytenbach W. J. The new racism. Cape Town: Maskew Miller, 1978. P. 19.


[Закрыть] и ограничение цветного населения в гражданских правах? Настаивая на политике расового обособления, Националистическая партия декларировала свое отрицательное отношение к расовой или этнической эксплуатации и заявляла, что последняя не имела никакого отношения к «расовому обособлению»[546]546
  Григулевич И. Р. и др. (ред.). Документы обличают расизм. М.: Наука, 1968. С. 168–170.


[Закрыть].

Даже в конце 1970-х гг. некоторые южноафриканские ученые защищали режим апартеида, утверждая, что местный «демократический плюрализм» дает народам реальное право на самоопределение в пределах государства и позволяет им «стать хозяевами своей собственной судьбы в своих районах». Такое «самоопределение» казалось им более справедливой ситуацией, чем идея «кипящего котла». При этом они критиковали СССР за непоследовательное утверждение принципа самоопределения, нарушавшегося «русификацией», отсутствием «культурной автономии» и чрезмерной политической централизацией. Они доказывали, что «проблема меньшинств» лучше всего решена именно в Южной Африке, где достигнута «политическая стабильность»[547]547
  Breytenbach W. J. The new racism. Cape Town: Maskew Miller, 1978. P. 6–7. По словам Дж. Фредриксона, идеология апартеида стремилась приспособить романтический национализм Гердера и Фихте к условиям Южной Африки. См.: Fredrickson G. M. Racism: a short history. Princeton, N. J.: Princeton Univ. Press, 2002. P. 134–135.


[Закрыть]. Ради такой «стабильности» некоторые местные политики даже предлагали вернуть «городских туземцев» в лоно их собственных племен, чтобы сохранить жесткий контроль над ними[548]548
  Григулевич И. Р. и др. (ред.). Документы обличают расизм. С. 172.


[Закрыть]. Между тем, придя к власти в 1948 г., Националистическая партия ввела режим жесточайшей расовой дискриминации, единодушно осужденный ООН и поставивший ЮАР в изоляцию от остального мира[549]549
  Там же. С. 177–195. Подробно о режиме апартеида в ЮАР см.: Fredrickson G. M. White supremacy: a comparative study in American and South African history. New York: Oxford Univ. Press, 1981. P. 240–246.


[Закрыть]. Тем не менее, как мы увидим ниже, сходные идеи взяли на вооружение современные Новые правые.

Сегодня в том же направлении действуют некоторые неоязыческие («этнические») группы и движения, озабоченные наделением каждой отдельной этничности, понимаемой как особая «раса», особой верой, якобы доставшейся от дохристианских предков[550]550
  О связи некоторых направлений неоязычества с расизмом и неонацизмом см.: Gardell M. Gods of the blood. The pagan revival and White separatism. Durham: Duke University Press, 2003.


[Закрыть]. В то же время следует отметить, что расиализация и этнизация религии происходят далеко не только под флагом неоязычества. В том же направлении в США действуют некоторые христианские конгрегации, этнизирующие своих прихожан: черная церковь[551]551
  Dyson M. E. Race rules. Navigating the color line. New York: Vintage, 1997. P. 85–86.


[Закрыть], корейская церковь[552]552
  Chong K. H. What it means to be Christian: the role of religion in the construction of ethnic identity and boundary among second-generation Korean Americans // Baker L. D. (ed.). Life in America. Identity and everyday experience. Malden, MA: Blackwell, 2004. P. 87–106.


[Закрыть], китайская церковь (рис. 7) и многие другие.

Понятие «культурного (нового) расизма» было сформулировано мартиникским психиатром, теоретиком алжирской революции Францем Фаноном (1925–1961) в 1950-х гг.[553]553
  Fanon F. Toward the African revolution; political essays. London: Penguin Books, 1967. P. 42.


[Закрыть], а затем было подхвачено некоторыми современными исследователями расизма[554]554
  Barker M. The New Racism: conservatives and the ideology of the tribe. Frederick, Maryland: Aletheia Books, 1981. P. 21–22; Seidel G. Culture, nation and ‘race’ in the British and French New Right // Levitas R. (ed.). The ideology of the new right. Cambridge: Polity Press, 1986. P. 107–135; Gilroy P. ‘There ain’t no black in the Union Jack’. The cultural politics of race and nation. London: Unwin Hyman, 1987. P. 148–150; Anthias F., Yuval-Davis N. (in association with Cain H.). Racialized boundaries. Race, nation, gender, colour and class and the anti-racist struggle. London and New York: Routledge, 1992. P. 11–14, 57; Ansell A. E. New Right, New racism. New York: New York University Press, 1997. P. 19–22; MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 193–198; Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004. P. 32–39.


[Закрыть]. Иногда его называют «социологическим»[555]555
  Schuman H. Sociological racism // Trans-Action. December 1969. Vol. 7. P. 44–48.


[Закрыть], «символическим»[556]556
  Sears D. O., McConahay J. B. The politics of violence. Boston: Houghton Mifflin, 1973; McConahay J. B., Hough J. C. Symbolic racism // The Journal of Social Issues. 1976. Vol. 32. № 2. P. 23–45; Kinder D. R., Sears D. O. Prejudice and politics: symbolic racism versus racial threats to the good life // Journal of Personality and Social Psychology. 1981. Vol. 40. P. 414–431; Sears D. O. Symbolic racism // Katz P. A., Taylor D. A. (eds.). Eliminating racism: profiles in controversy. New York: Plenum, 1988. P. 53–84; Ward D. Generations and the expression of symbolic racism // Political psychology. 1985. Vol. 6. № 1. P. 1–18; Weigel R. H., Howes P. W. Conceptions of racial prejudice: symbolic racism reconsidered // Journal of Social Issues. 1985. Vol. 41. № 3. P. 117–138; Van Dijk T. A. Communicating racism. Ethnic prejudice in thought and talk. Newbury Park: Sage Publishers, 1987. P. 368; Howell S. E., Warren S. Public opinion and David Duke // Ross D. D. (ed.). The Emergence of David Duke and the Politics of Race. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1992. P. 81, 85–86; Dyson M. E. Race rules. Navigating the color line. New York: Vintage, 1997. P. 35. См. также: Ashmore R. D., Del Boca F. K. Psychological approaches to understanding intergroup conflicts // Katz Ph. A. (ed.). Towards the elimination of racism. New York: Pergamon, 1976. P. 106–107.


[Закрыть], «скрытым»[557]557
  De Rudder V., Poiret Ch., Vourc’h F. L’inégalité raciste. P. 42.


[Закрыть], «повседневным расизмом»[558]558
  Essed Ph. Everyday racism: reports from women of two cultures. Claremont, CA: Hunter House Inc, 1990.


[Закрыть] или «расизмом-антипатией»[559]559
  Gaertner S. L. Nonreactive measures in racial attitude research: a focus on «liberals» // Katz Ph. A. (ed.). Towards the elimination of racism. New York: Pergamon, 1976. P. 183–211; Gaertner S. L., Dovidio J. F. The aversive form of racism // Gaertner S. L., Dovidio J. F. (eds.). Prejudice, discrimination, and racism. Orlando, FL: Academic Press, 1986. P. 61–89.


[Закрыть]. В 1978 г. американский социолог Дж. Макконехей отказался от понятия «символический расизм» в пользу «современного расизма», чтобы подчеркнуть, что последний возник в эпоху, начавшуюся после движения 1960-х гг. за гражданские права[560]560
  McConahay J. B. Self-interest versus racial attitudes as correlates of anti-busing attitudes in Louisville: is it the buses or the blacks? // Journal of politics. 1982. Vol. 44. № 3. P. 705, note 31; Idem. Modern racism, ambivalence, and the modern racism scale // Gaertner S. L., Dovidio J. F. (eds.). Prejudice, discrimination and racism. Orlando: Academic Press, 1986. P. 96.


[Закрыть]. Из той же логики исходят и авторы, говорящие о «неорасизме»[561]561
  Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, 2003. С. 27–39; Fernandez J. P. The impact of racism on Whites in corporate America // Bowser B. P., Hunt R. G. (eds.). Impacts of racism on White Americans. Thousand Oaks: SAGE Publications, 1996. P. 161; De Rudder V., Poiret Ch., Vourc’h F. L’inégalité raciste. P. 34; Mullings L. Interrogating racism: toward an antiracist anthropology // Annual review of anthropology. 2005. Vol. 34. P. 677. Одними из первых понятие «новый расизм» подхватили некоторые профессора из Южной Африки, оправдывавшие режим апартеида. Негативную реакцию международной общественности на этот режим они и назвали «новым расизмом», который якобы был направлен против белого населения ЮАР. См.: Breytenbach W. J. The new racism.


[Закрыть] или «еврорасизме»[562]562
  Bonnett A. Radicalism, anti-racism and representation. London: Routledge, 1993. P. 29–31.


[Закрыть]. В Западной Европе этот расизм настаивает на защите своих «культурных ценностей» в условиях наплыва иммигрантов, а в США речь идет о сохранении сложившегося расового баланса, основанного на вере в то, что афроамериканцы в силу своих «расовых особенностей» нарушают такие священные для белых американцев ценности, как индивидуализм, опора на свои собственные силы, трудовая этика, законопослушность. Иными словами, символический расизм ставит своей целью сохранение определенного status quo от посягательства «чужаков».

Именно в этих условиях расистские представления претерпели определенные изменения: теперь место «евреев» в них занял обобщенный образ «черных» – если прежде он относился только к выходцам из Африки, то сегодня он наравне с ними включает иммигрантов самого разного происхождения. Все они рассматриваются расистами как нежелательные «Другие»[563]563
  MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 172–173.


[Закрыть]. Наконец, начало XXI в. было ознаменовано тем, что культурный расизм включил в свою обойму исламофобию[564]564
  Werbner P. Islamophobia: incitement to religious hatred – legislating to a new fear? // Anthropology today. 2005. Vol. 21. № 1. P. 5–9; Rattansi A. Racism. P. 108–111.


[Закрыть].

Один из главных создателей теории «символического расизма», американский психолог Дэвид Сиерз, видит его стержнем представление о том, что раз многие афроамериканцы до сих пор живут в нищете, несмотря на отмену дискриминационного законодательства, то дело заключается просто в том, что они отказываются усердно трудиться, т. е., иными словами, в их собственной трудовой этике[565]565
  Tarman Ch., Sears D. O. The conceptualization and measurement of symbolic racism // Journal of Politics. 2005. Vol. 67. № 3. P. 731–761.


[Закрыть]. Такие настроения стали особенно популярны в США в годы правления администрации Рональда Рейгана, когда на этом основании были остановлены многие социальные программы, ранее предназначавшиеся для помощи афроамериканскому населению[566]566
  Нитобург Э. Л. США: «белый расизм» и афроамериканцы на исходе XX в. // Расы и народы. 1993. Вып. 23. С. 180–184.


[Закрыть]. Как показывают проанализированные Сиерзом опросы, в течение последних двадцати лет такие взгляды разделяли более половины белых американцев, хотя в большинстве своем они уже не поддерживали положения старого биологического расизма.

По словам П. Тэйлора, новый расизм отличается от старого тем, что «вместо заявлений о том, что нежелательные расы являются низшими, он настаивает на том, что чужаки – просто другие, причем неизменно другие, и что у общества есть право исключить тех, кто не вписывается в его образ жизни»[567]567
  Taylor P. C. Race. A philosophical introduction. Cambridge, UK: Polity Press, 2004. P. 79.


[Закрыть].

«Расизм-антипатия» встречается у людей либеральных взглядов, считающих себя свободными от расовых предубеждений и даже как будто сочувствующих жертвам расизма. Они выступают за расовое равенство и протестуют против дискриминации. Однако при этом они сохраняют негативное отношение к чернокожим. Это выражается в том, что такие люди сторонятся жертв расизма, а при встрече с ними соблюдают вежливость, но держатся холодно и отчужденно. В ситуациях, допускающих выбор, они могут проявлять к тем меньше дружелюбия и менее склонны оказывать им помощь в сложной ситуации, чем другим людям. А стремление таких либералов выдерживать принцип равенства диктуется не столько искренней приверженностью к нему, сколько желанием продемонстрировать свою свободу от предубеждений. Поэтому их истинное настроение выявляется в непредвиденных ситуациях, требующих быстрой реакции, где им трудно сдержать свои истинные чувства[568]568
  Gaertner S. L. Nonreactive measures in racial attitude research: a focus on «liberals» // Katz Ph. A. (ed.). Towards the elimination of racism. New York: Pergamon, 1976. P. 189–207; Gaertner S. L., Dovidio J. F. The aversive form of racism // Gaertner S. L., Dovidio J. F. (eds.). Prejudice, discrimination, and racism. Orlando, FL: Academic Press, 1986. P. 61–89.


[Закрыть].

Признавая обсуждаемое здесь явление, некоторые авторы понимают его в иных терминах как «изощренные предубеждения»[569]569
  Bobo L. Whites’ opposition to busing: symbolic racism or realistic group conflict? // Personality and social psychology. 1983. Vol. 45. № 6. P. 1196–1210.


[Закрыть] или «утонченные предубеждения»[570]570
  Pettigrew Th. F., Meertens R. W. Subtle and blatant prejudice in Western Europe // European Journal of Social Psychology. 1995. Vol. 25. № 1. P. 57–75. Об обсуждении этой работы см.: Coenders M., Scheepers P., Sniderman P. M., Verberk G. Blatant and subtle prejudice: dimensions, determinants, and consequences; some comments on Pettigrew and Meertens // European Journal of Social Psychology. 2001. Vol. 31. № 3. P. 281–297; Pettigrew Th. F., Meertens R. W. In defense of the subtle and blatant prejudice concept: a retort // European Journal of Social Psychology. 2001. Vol. 31. № 3. P. 299–309.


[Закрыть]. Голландские социологи предпочитают термин «этноцентризм»[571]571
  Kleinpenning G., Hagendoorn L. Forms of racism and the cumulative dimension of ethnic attitudes // Social Psychology Quarterly. 1993. Vol. 56. № 1. P. 23–24.


[Закрыть], Верена Столке пишет о «культурном фундаментализме»[572]572
  Stolcke V. Talking culture. New boundaries, new rhetorics of exclusion in Europe // Current anthropology. 1995. Vol. 36. № 1. P. 1–12.


[Закрыть], Стефен Штейнберг понимает это как «новый дарвинизм»[573]573
  Steinberg S. The ethnic myth. Race, ethnicity and class in America. Boston: Beacon Press, 1989. P. 79–80, 266.


[Закрыть], а для Анатоля Ливена речь идет о «защитном национализме», призванном уберечь культурные ценности в условиях массового прилива иммигрантов[574]574
  Ливен А. Национализм в современном мире // Свободная мысль – XXI. 2005. № 4. С. 27–40.


[Закрыть]. Недавно то же самое явление было определено как «неонационализм»[575]575
  Gingrich A., Banks M. (eds.). Neo-nationalism in Europe and beyond. New York: Berghahn Books, 2006. Термин был введен для того, чтобы показать, что это явление далеко не ограничивается расизмом. Однако, как соглашается один из его авторов, «раса» и «иммигранты» остаются важнейшими темами такого дискурса. См.: Banks M. Performing «neo-nationalism»: some methodological notes // Gingrich A., Banks M. (eds.). Neo-nationalism in Europe and beyond. New York: Berghahn Books, 2006. P. 53.


[Закрыть].

Французский эксперт по проблеме расизма П.-А. Тагиефф различает два типа расизма – традиционный («дискриминационный», или «универсальный») и новый («дифференциальный», или «общинный»). Первый исходит из идеи существования отдельных рас или цивилизаций, расположенных в иерархическом порядке в соответствии с некоей универсальной системой ценностей. Второй переносит упор на групповую (этническую) идентичность, придавая ей абсолютное значение. В этом случае акцент делается не на неравенстве, а на несовместимости культур («духовности») и их неспособности понять друг друга. Если сторонники расизма первого типа озабочены сохранением доминирующего положения «высшей» расы или цивилизации, то сторонники второго опасаются размывания того, что составляет самые основы групповой идентичности, и отчаянно борются за сохранение «чистых культур». Они доказывают, что иммигранты не способны к ассимиляции или интеграции в местное общество и что поэтому они представляют опасность для культурной идентичности местного населения[576]576
  Об этом см.: Taguieff P.-A. The new cultural racism in France // Telos. Spring 1990. № 83. P. 117–118; Idem. Origins and metamorphoses of the New Right. An interview with Pierre-André Taguieff // Telos. Winter 1993 – spring 1994. № 98/99. P. 164; Idem. From race to culture: the New Right’s view of European identity // Telos. Winter 1993 – spring 1994. № 98/99. P. 101, 122–123; Van Dijk T. A. Communicating racism. P. 209; Gilroy P. The end of anti-racism // Donald J., Rattansi A. (eds.). ‘Race’, culture and difference. London: Sage, 1992; Wieviorka M. Tendencies to racism in Europe: does France represent a unique case, or is it representative of a trend // Wrench J., Solomos J. (eds.). Racism and migration in Western Europe. Oxford: Berg, 1993. P. 56–57; Idem. Is it difficult to be an anti-racist? // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 141–143; Ansell A. E. New Right, New racism. New York: New York University Press, 1997. P. 20–21; Modood T. ‘Difference’, cultural racism and anti-racism // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 164–166; Body-Gendrot S. ‘Now you see, now you don’t’: comments on Paul Gilroy’s article // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. № 5. P. 851; Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004. P. 33; Rattansi A. Racism. P. 94–96.


[Закрыть]. При этом, как замечает М. Вьевьорка, если в репертуаре «символического расизма» встречаются рациональные аргументы, то «дифференциальный» полностью оторван от реальности[577]577
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 52.


[Закрыть].

Существенно, что как старый, так и новый расизм неизменно апеллировали к науке. Старый опирался на так называемый «научный расизм», не только представлявший расы четкими биологическими общностями со строгими легкоразличимыми границами, но и настаивавший на тесной взаимосвязи физических качеств человека с духовными[578]578
  Barkan E. The retreat of scientific racism: changing concepts of race in Britain and the United States between the World wars. Cambridge: Cambridge University Press, 1992; Wade P. Human nature and race // Anthropological theory. 2004. Vol. 4. № 2. P. 159–160.


[Закрыть]. В свою очередь, новый прибегает к культурологическим аргументам, черпая их из багажа современной социокультурной антропологии и дополняя доводами сторонников «политики идентичности». Кроме того, хотя новый расизм и стремится избегать биологического аргумента, он эссенциализирует культурные различия и реифицирует «национальный характер» в такой степени, что фактически речь идет о биологизации культуры[579]579
  Rattansi A. Racism. P. 105.


[Закрыть].

Правда, на поверку «новый расизм» оказывается не таким уж новым[580]580
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 43; MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 193. По словам Скотта Майкелсена, еще в романах Фенимора Купера цвет кожи отождествлялся с культурой, хотя, в его изложении, Купер писал пародию на «научный расизм» своего времени. См.: Michaelsen S. The limits of multiculturalism. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 1999. P. 71–75. Показательно и отношение американских судов к роли расы. Например, в одном судебном решении 1921 г. говорилось, что цвет кожи важен не сам по себе, а как показатель принадлежности к какой-либо цивилизации. Желтую кожу судьи жестко связывали с «восточным деспотизмом». Но японцев некоторые американские юристы оценивали по их «культурному прогрессу» и поэтому были готовы причислить их к белой расе. А в ЮАР эпохи апартеида японских бизнесменов рассматривали как «почетных белых». См.: Haney Lopez I. F. White by law: the legal construction of race. New York: New York Univ. Press, 1996. P. 55–56, 62; Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. С. 96.


[Закрыть]. Его прототипом Э. Балибар считает антисемитизм, складывавшийся с эпохи Просвещения[581]581
  Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. С. 34.


[Закрыть]. Доктриной «культурного расизма» еще в конце XIX в. руководствовался французский националист Морис Баррес[582]582
  Buthman W. C. The rise of integral nationalism in France. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1939. P. 81, 104. Об этой французской традиции см.: Silverstein P. A. Algeria in France: transpolitics, race, and nation. Bloomington: Indiana Univ. Press, 2004; Idem. Immigrant racialization and the new savage slot: race, migration, and immigration in the New Europe // Annual Review of Anthropology. 2005. Vol. 34. P. 370.


[Закрыть], и культурные аргументы («национальный характер», «культурная уникальность», «несовместимость культур») не были чужды «научному расизму»[583]583
  Об этом см., напр.: Miles R. Recent Marxist theories of nationalism and the issue of racism // The British Journal of Sociology. 1987. Vol. 38. № 1. P. 30; Wieviorka M. Racism in Europe: unity and diversity // Rattantsi A. Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity – on the Western front. Cambridge: Polity Press, 1994. P. 182–183; Young R. J. C. Egypt in America: Black Athena, racism and colonial discourse // Rattantsi A. Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 161; Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 91.


[Закрыть]. Они находили отражение в изящной литературе и представлениях некоторых теологов[584]584
  Fessenden T. The soul of America: whiteness and the disappearing of bodies in the progressive era // Weiss G., Haber H. F. (eds.). Perspectives on embodiment: the intersections of nature and culture. New York: Routledge, 1999. P. 31–33.


[Закрыть]. В тот же период целый ряд характерных для «культурного расизма» аргументов звучал в контексте антииммигрантской риторики и в США[585]585
  Gossett Th. F. Race. The history of an idea in America. New York: Schocken Books, 1971. P. 169, 173, 287–309; Haller J. S. Outcasts from evolution: scientific attitudes of racial inferiority, 1859–1900. Urbana: Univ. of Illinois Press, 1971. P. 148–150, 170–172, 199–200; Higham J. Strangers in the land. Patterns of American nativism, 1860–1925. New York: Atheneum, 1971. P. 24–27, 52–67, 87–96.


[Закрыть], а в начале XX в., как мы увидим ниже, их подхватил русский журналист М. Меньшиков.

Тогда в США иммигрантов обвиняли в том, что, соглашаясь на низкую оплату труда и худшие бытовые условия, они вытесняют из трудовой сферы местных рабочих и понижают их уровень жизни, что они не способны к интенсивному труду и своими нравами и поведением разлагающе действуют на местное общество, что они безнациональны и не приспособлены к демократическим порядкам, что они несут с собой анархию и радикализм, что, отличаясь многодетностью, они меняют этнодемографический баланс и обрекают коренных жителей на вымирание, что, наконец, они виновны в упадке местной литературы. Со временем все чаще звучало утверждение о том, что будто бы иммигранты из Южной и Восточной Европы в силу своей культуры, религии или умственных способностей не способны к ассимиляции.

Этот вид расизма, исходивший из идеи несовместимости разных культур, занимал видное место в конструкции английского социального антрополога Джорджа Питт-Риверса, убежденного в том, что раса играла основополагающую роль в истории и культуре. В своей книге «Столкновение культур и контакт рас», вышедшей в 1927 г., он анализировал демографические и культурные последствия колониализма и доказывал, что переход на чужую (европейскую) культуру не идет на благо местным народам, ибо они не способны сделать ее своей. Он отождествлял расу с этнической группой и фактически стоял на позициях социодарвинизма, но упадок местных народов объяснял не столько их биологическими, сколько культурно-психологическими качествами (в частности, разными «ментальностями»), якобы не позволявшими их успешной адаптации[586]586
  Pitt-Rivers G. H. The clash of culture and the contact of races. London: George Routledge and Sons, 1927. О его взглядах см.: Barkan E. The retreat of scientific racism: changing concepts of race in Britain and the United States between the World wars. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 291–292. Питт-Риверс учился в Оксфорде у У. Макдуголла и считал себя функционалистом, последователем Б. Малиновского. Знал он и работы С. Широкогорова.


[Закрыть]. Однако свою необычайную популярность такие аргументы обрели действительно в последней трети XX в., когда открытая апелляция к биологическому расизму утратила былую силу.

«Культурный расизм», о котором здесь идет речь, часто обращается к принятому в антропологии традиционному взгляду на этнические культуры, которые нередко рассматриваются как относительно изолированные комплексы со строгими границами и своим неповторимым набором особенностей. Это представление разделял известный французский антрополог Клод Леви-Стросс, отмечавший, что «особенностями одежды, прически и украшений, нанесением физических увечий, жестами они [культуры] создают различия, сопоставимые с теми, что существуют между расами, и, отдавая предпочтение каким-либо физическим типам, они закрепляют и, возможно, даже распространяют их»[587]587
  Lévi-Strauss C. The view from afar. New York: Basic Books, 1985. P. 17.


[Закрыть]. Несмотря на оговорку о том, что история и культура ни в коей мере не предопределяются биологической наследственностью, он все же допускал, что «каждая культура отбирает генетические способности, в свою очередь оказывающие обратное влияние на ту культуру, которая сделала все, чтобы их усилить»[588]588
  Ibid. P. 18–19.


[Закрыть]. Связывая будущее человечества с культурным и биологическим разнообразием, на котором только и может основываться дальнейшее развитие, Леви-Стросс приходил к логическому выводу о том, что разнообразие не может сочетаться со всеобщим равенством, к которому призывают современные гуманисты: «Человек не может полностью принять другого, идентифицировать себя с ним и в то же время остаться иным»[589]589
  Ibid. P. 24.


[Закрыть]. Именно к этой идее, ссылаясь на Леви-Стросса, и прибегает в своей риторике идеолог французских Новых правых Алэн де Бенуа[590]590
  Benoist A. de. What is racism? // Telos. Winter 1999. № 114. P. 19, 45–47.


[Закрыть], добавляя, впрочем (вопреки Леви-Строссу!), что идея расы стара как мир и что современные ученые будто бы безоговорочно отождествляют расы с популяциями. Это служит ему основанием вернуться к старому расистскому тезису о биологической основе определенных умственных способностей[591]591
  Ibid. P. 36, 43.


[Закрыть].

Видя опасность именно такой интерпретации идей Леви-Стросса, обвинявшего европейский гуманизм в стремлении к тотальной культурной нивелировке, его критики предупреждают против опасности крайнего релятивизма. Ведь последний фактически оправдывает тоталитаризм, социальную иерархию и отстаивает «культурный детерминизм», не оставляющий индивиду никакого выбора. Мало того, эти идеи подпитывают антииммигрантские настроения в Западной Европе[592]592
  Todorov T. On human diversity. Nationalism, racism and exoticism in French thought. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1993. P. 63–64, 70–72.


[Закрыть]. Цветан Тодоров отмечает парадоксальное противоречие в логике Леви-Стросса, которая фактически выводит тезис о неравенстве людей (оправдывающий фашизм, расизм и тоталитаризм) из гуманистической идеи их равенства[593]593
  Ibid. P. 68.


[Закрыть]. Он также отмечает странное сходство этих идей Леви-Стросса с антигуманистической традицией, известной во Франции со времен Гобино вплоть до современных Новых правых[594]594
  Ibid. P. 71–72.


[Закрыть]. Другие видные критики также были удивлены позицией Леви-Стросса, идущей вразрез с эпохой[595]595
  Geertz C. The uses of diversity // Borofsky R. (ed.). Assessing cultural anthropology. New York: McGraw-Hill, 1994. P. 454–465; Friedman J. Global crises, the struggle for cultural identity and intellectual porkbarrelling: cosmopolitans versus locals, ethnics and nationals in an era of de-hegemonisation // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 77.


[Закрыть]. Впрочем, не все с этим соглашаются. Некоторые полагают, что сама по себе апелляция к культурным различиям и релятивизму со стороны Леви-Стросса не имеет никакого отношения к расизму[596]596
  Wieviorka M. Is it difficult to be an anti-racist? // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 142. О контроверзе Леви-Стросса и ее неоднозначном восприятии французскими интеллектуалами см. также: Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, 2003. С. 38–39, прим. 5.


[Закрыть].

Тем не менее, как отметила одна исследовательница, похоже, сам Леви-Стросс не задумывался о том, к чему ведет практическое воплощение его теории. Ведь, настаивая на сохранении разнообразия и уникальности многочисленных этнических культур, он подчеркивал ценность межкультурного сотрудничества. Но чем теснее было бы такое сотрудничество, тем скорее стирались бы культурные различия. Тем самым исчезали бы и стимулы к сотрудничеству. Зато сохранять различия можно было бы, лишь поддерживая социальное неравенство внутри и (нео)колониальное устройство вовне. Улучшение же социальных условий жизни неизбежно вело бы к уменьшению культурного разнообразия[597]597
  Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. P. 80.


[Закрыть].

Правда, уже в 1980-х гг. Леви-Стросс пришел к пониманию того, что, как это ни парадоксально, успешная борьба с дискриминацией ведет к культурной нивелировке. Мало того, теперь он с пессимизмом отмечал, что нельзя достигнуть всеобщего равенства и братства, не отказавшись от культурного разнообразия. Вслед за Гобино он был убежден в том, что сохранение культурного разнообразия было возможно только путем территориального размежевания между разными культурными группами, и не верил в возможность межкультурного взаимопонимания. Поэтому его подход фактически требовал либо введения мер против иммиграции, либо организации жесткой культурной автономии в виде «радикального мультикультурализма». Этот подход основывался на реификации культур, избегал анализа институциональной дискриминации и заставлял Леви-Стросса отрицать наличие расизма во Франции[598]598
  Ibid. P. 83–85.


[Закрыть].

Таким образом, для «современного расизма» характерны следующие особенности. Во-первых, он переносит акцент с биологии на культуру и культурные ценности, во-вторых, место иерархии теперь занимают культурные различия, которые преувеличиваются, реифицируются и декларируются как «культурная несовместимость», наконец, в-третьих, расистские настроения выражаются в скрытой форме и трудно распознаваемы. При этом иной раз расизм практикуется неосознанно (поэтому иногда говорят о «нечаянном расизме»), и люди склонны его отрицать. В итоге «Других» подозревают в покушении на традиционные ценности, а их социальные и экономические неудачи объясняют не дискриминацией, а изъянами их собственной культуры. Тем самым фактически обвинения адресуются не субъектам дискриминации, а их жертвам. Все такие настроения свойственны в первую очередь консерваторам и правым, но иногда их неосознанно разделяют и широкие массы населения[599]599
  Pettigrew Th. F., Meertens R. W. Subtle and blatant prejudice… P. 58–60; MacMaster N. Racism in Europe… P. 193–198; Wikan U. Generous betrayal: politics of culture in the New Europe. Chicago: The University of Chicago Press, 2002. P. 80–83; Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. P. 86–91; Van Hiel A., Mervielde I. Authoritarianism and social dominance orientation: relationships with various forms of racism // Journal of Applied Social Psychology. 2005. Vol. 35. № 11. P. 2323–2344.


[Закрыть].

Как показывает голландский социолог Т. ван Дейк, представления о непреодолимых культурных различиях не нейтральны в моральном и политическом отношении. Они по-прежнему подразумевают иерархию культур, где культуре доминирующего населения отводится более высокое место, что и позволяет осуществлять дискриминацию этнических меньшинств и иммигрантов. Поэтому в этнических предубеждениях он обнаруживает «ментальную программу расизма»[600]600
  Van Dijk T. A. Communicating racism. Ethnic prejudice in thought and talk. Newbury Park: Sage Publishers, 1987. P. 221–222.


[Закрыть]. А в рассуждениях о «предубеждениях» и «защитном национализме» он видит обычное академическое стремление отрицать наличие расизма[601]601
  Ibid. P. 225–226.


[Закрыть]. Мало того, как показывают новейшие социологические исследования, имеются устойчивые связи между склонностью к различным видам расизма, с одной стороны, и тяготением к авторитарному режиму и введению иерархии, закрепляющей групповое неравенство – с другой. Такие консервативные настроения включают этнические предрассудки, политический и экономический консерватизм, симпатии к правым политическим партиям. Они также всегда предполагают ощущение угрозы со стороны «Другого», будь то биологическая, демографическая, социальная или культурная опасность[602]602
  Van Hiel A., Mervielde I. Authoritarianism and social dominance orientation…


[Закрыть]. Э. Балибар также отмечает, что «в неорасистских доктринах исчезновение темы иерархии является скорее внешним, чем подлинным». Ведь как бы ни открещивались от иерархии идеологи нового расизма, она неизбежно возникает в контексте практического применения их рекомендаций[603]603
  Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, 2003. С. 35. Пол Гилрой тоже с сожалением замечает, что расовая иерархия и в наше время сохраняет свое практическое значение. См.: Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004.


[Закрыть].

В то же время, как замечают новозеландские авторы, «современный (символический) расизм» – это продукт конфликта между негативными чувствами в отношении инокультурного населения и либеральными ценностями свободы, прав и равенства[604]604
  Wetherell M., Potter J. Mapping the language of racism: discourse and the legitimation of exploitation. New York: Columbia Univ. Press, 1992. P. 195.


[Закрыть]. Исследователи «символического расизма» направляют все свое внимание на индивидуальное психологическое состояние человека и его скрытые эмоции. Однако это с трудом поддается изучению в силу того, что мотивы и слова легко допускают интерпретацию и реинтерпретацию[605]605
  Sniderman P. M., Piazza Th., Tetlock Ph. E., Ann Kendrick A. The New Racism // American Journal of Political Science. 1991. Vol. 35. № 2. P. 423–447.


[Закрыть]. Поэтому, по мнению критиков, гораздо важнее говорить о структурном характере расизма, присущего современному Западу, где общественное мнение постоянно меняет свои аргументы в соответствии с изменением окружающей обстановки[606]606
  Bobo L. Whites’ opposition to busing…; Idem. Group conflict, prejudice and the paradox of contemporary attitudes // Katz Ph., Taylor D. (eds.). Eliminating racism. New York: Plenum Press, 1988.


[Закрыть]. Действительно, как показывают социологические опросы, «старые» и «новые» формы расизма вовсе не разделены какой-либо резкой границей, и в некоторых контекстах «символический расизм» не является более мягким по сравнению с биологическим[607]607
  Kleinpenning G., Hagendoorn L. Forms of racism…


[Закрыть]. С этой точки зрения конфликт обнаруживается «между конкурирующими структурами артикуляции социальных, политических и этических вопросов». Поэтому-то одним из важных методов выявления и анализа современных форм расизма является дискурсивный анализ[608]608
  Wetherell M., Potter J. Mapping the language of racism… P. 197–198.


[Закрыть].

С учетом того, что современная расистская риторика делает акцент на культуре, оттесняя биологический фактор на второй план, некоторые специалисты предлагают новое определение расизма. Вот одно из таких определений: «Расизм – это… набор практик, структур, представлений и образов, превращающих некоторые формы воспринимаемых различий, обычно рассматриваемых как неупраздняемые и неизменные, в неравенство… Расизм поддерживается и увековечивается как насилием, так и уступками и рационализируется апелляцией к биологии и культуре»[609]609
  Mullings L. Interrogating racism: toward an antiracist anthropology // Annual review of anthropology. 2005. Vol. 34. P. 684.


[Закрыть].

При изучении расизма важно отрешиться от расхожего мнения о будто бы универсальном характере ксенофобии. Современные исследования психологов показывают, что это не так. Сегодня установлено, что, хотя стереотипы и прививаются людям с детства, тем не менее одни люди склонны к расовым предрассудкам, а другие их отвергают и оказываются способными им противостоять. Например, судя по данным некоторых опросов, если знания расовых стереотипов присущи всем членам общества, то одни люди склонны слепо им следовать, тогда как другие относятся к ним весьма критически. Именно вторая категория менее уязвима для расовых предрассудков, чем первая[610]610
  Augoustinos M., Ahrens Ch., Innes J. M. Stereotypes and prejudice: the Australian experience // British Journal of Social Psychology. 1994. Vol. 33. P. 125–141.
  Глава 9. Новые правые и «культурный расизм»


[Закрыть].