Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

Все это не мешало ему в полной мере использовать биологическую риторику, и он доказывал, что евреи были якобы исконно «преступным народом» и своей «паразитной кровью» заражали другие народы и доводили их до упадка. Однако еще чаще он обращался к культурным и социальным аргументам и настаивал на том, что, будучи якобы не способны к ассимиляции, евреи захватывали все жизненно важные позиции в обществе, вытесняя и губя «высшую расу». Особенно он упирал на «нестерпимое засилье» и «хищничество», связанные с растущим участием евреев в жизни российского общества[936]936
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 53–56; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1911. С. 524–526, 659; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 22–26; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1913. С. 770–771; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1914. С. 124–126. По предположению итальянского ученого Ч. Дж. Де Микелиса, Меньшиков мог играть одну из ключевых ролей в фабрикации «Протоколов сионских мудрецов». См.: Де Микелис Ч. Дж. «Протоколы сионских мудрецов». Несуществующий манускрипт, или подлог века. М.: Ковчег, 2006. С. 111–114.


[Закрыть]. Иными словами, его более всего беспокоила будто бы полная неспособность русского общества конкурировать с евреями, и объяснение этому феномену он искал в расовой теории. Он говорил о «расовом отчуждении» как причине «расовой борьбы» и объяснял погромы протестом против покушения на «чистоту расы»[937]937
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1911. С. 599–603.


[Закрыть]. Впрочем, эта его забота о «чистоте крови» была показной, ибо он в то же время с одобрением относился к ассимиляции «инородцев»[938]938
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1914. С. 86–88.


[Закрыть].

Надо сказать, что его тревожили не только евреи, но и другие «чужеземцы» и «инородцы». Он постоянно убеждал своего читателя в том, что те будто бы ненавидят Россию и хотят ее погубить, а поэтому им не место в российском парламенте[939]939
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 41, 239, 376; Он же. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1914. С. 144–148.


[Закрыть]. Были среди тех и украинцы, от которых он ожидал одних лишь подвохов, предупреждая, что Россию якобы ждет «инородческое иго». Желая уберечь русских от «наплыва чужеземцев», Меньшиков, предвосхищая культурологические аргументы современных Новых правых, предлагал всем жить «на своих исторических территориях» и даже допускал полное отделение тех от России. Он писал: «Мы не хотим чужого, но наша – русская – земля должна быть нашей»[940]940
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1914. С. 87. См. также: Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 123.


[Закрыть]. В теории он даже приветствовал режим сегрегации: «Чисто славянские области или те, в которых большинство славян, должны быть очищены от монголоидной примеси, как и те славянские области, где большинство монголов, должны быть очищены от славян». При этом он предлагал опираться на этнографические знания[941]941
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1912. С. 502. Любопытно, что в категорию «монголов» он включал венгров, финнов, татар и др., т. е. неславянское население. Следует отметить, что наметившийся после 1905 г. робкий сдвиг к демократизации тут же поставил на повестку дня вопрос о политической роли отдельных народов, ибо в российских условиях национализм почти единодушно понимался в этнических терминах. Идея отгородить русских высоким барьером от инородцев разделялась тогда русскими националистами, которых в этом поддерживал П. А. Столыпин. Об этом см.: Изгоев А. С. П. А. Столыпин: очерк жизни и деятельности. М.: Книгоизд-во К. Ф. Некрасова, 1912. С. 92–93.


[Закрыть]. Однако, как только возникала речь о местном сепаратизме, оказывалось, что «русская земля» охватывала всю территорию Российской империи. Поэтому Меньшиков был против каких-либо уступок как полякам, так и финнам[942]942
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1910. С. 357–361, 423–427.


[Закрыть]. Кроме того, он не только оправдывал все завоевательные войны России, но готов был к их продолжению под лозунгами «Спасения Польши и Армении»[943]943
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1915. С. 3.


[Закрыть].

Он доказывал, что власть в стране должна быть «национальной», т. е. русской. Для него это означало «действительное господство той расы, которая создала страну»[944]944
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 283.


[Закрыть]. Любопытно, что задолго до появления цивилизационного подхода, о котором речь еще впереди, Меньшиков уже называл Россию «особой цивилизацией, отличной от западной»[945]945
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. С. 44.


[Закрыть].

Как мы могли убедиться, научные тонкости Меньшикова мало заботили. Его подход к расе отличался высокой эмоциональностью и не требовал строгих дефиниций, преследуя каждый раз вполне конкретные цели, соответствующие злобе дня. Поэтому дотошный исследователь обнаружит у него немало противоречий, но ни самого Меньшикова, ни его читателя все это не волновало. И хотя Меньшиков не раз использовал метафору крови, культурный и социальный контекст был для него не в пример важнее. Иными словами, его скорее раздражало поведение «инородцев» и тревожила их высокая конкурентоспособность, чем интересовал состав их крови. Его страшила «инородческая экспансия», пугало «еврейское нашествие», как ночной кошмар ему рисовалось «инородческое иго». Вслед за европейскими антисемитами Меньшиков доказывал, что еврей якобы портит все, к чему бы ни прикоснулся, и речь шла прежде всего о традициях и культуре.

Таким образом, демонстрируя очевидный империализм и шовинизм, Меньшиков пытался обосновывать свои взгляды расовыми аргументами. Разумеется, этот его «расизм» существенно отличался от современной ему российской науки о расах[946]946
  Русские физические антропологи стояли на либеральных позициях. Они с большим сомнением относились к социодарвинизму и едва ли не изначально отказались от построения какой-либо расовой иерархии. Хотя они и отдавали дань расовым исследованиям, ни о расовой неполноценности народов, ни о вреде смешанных браков они не писали, и никакой «русской расовой теории» создано не было. В большей мере к восприятию расовых взглядов были склонны некоторые психиатры, географы, историки и социологи. См.: Колчинский Э. И. Биология Германии и России-СССР в условиях социально-политических кризисов первой половины XX века. СПб.: Нестор-История, 2006. С. 19, 193–227; Mogilner M. Russian physical anthropology in search of «imperial race»: liberalism and modern scientific imagination in the imperial situation // Ab Imperio. 2007. № 1. Р. 191–223; Могильнер М. Homo imperii. История физической антропологии в России. М.: НЛО, 2008.


[Закрыть], однако, как и в случае с Величко, он фактически продолжал линию, намеченную французскими и немецкими публицистами-расистами (Гобино, В. Марр, Р. Вагнер, Х. Чемберлен, Э. Дрюмон, Г. Лебон и др.)[947]947
  О них см.: Шнирельман В. А. Лица ненависти. М.: Academia, 2005.


[Закрыть], у которых он заимствовал немало аргументов. Между тем вопрос о популярности такого расизма среди русских консерваторов предвоенной поры вызывает споры. Если, по мнению одних специалистов, Меньшиков представлял редкое исключение, и даже многие его сподвижники не разделяли его расистских взглядов[948]948
  Löwe H.-D. The Tsars and the Jews. P. 283–284; Weinerman E. Racism, racial prejudice and Jews in late Imperial Russia // Ethnic and Racial Studies. 1994. Vol. 17. № 3. P. 450–451; MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 107; Репников А. В. Консервативные представления о переустройстве России. С. 198; Могильнер М. Homo imperii. С. 270–272.


[Закрыть], то имеется и другой подход, уточняющий, что этот расизм, направленный в основном против евреев, со временем усиливался[949]949
  Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа. С. 135–136; Он же. «Россия – для русских» или «Россия – для русских подданных»? Консерваторы и национальный вопрос накануне Первой мировой войны // Отечественная история. 2006. № 2. С. 38; Колчинский Э. И. Биология Германии и России-СССР. С. 224.


[Закрыть].

Действительно, Меньшиков трудился не в одиночестве. Другим пропагандистом расовой идеи был адвокат А. С. Шмаков (1852–1916), видевший в расе главный фактор мировой истории и скрупулезно излагавший рассуждения антисемита Чемберлена о якобы вечной борьбе арийцев с семитами[950]950
  Шмаков А. С. Международное тайное правительство. М.: Городская типография, 1912. С. 15–53.


[Закрыть]. Еще одним любителем этих идей был киевский психиатр И. А. Сикорский (1842–1919), известный своей активной поддержкой обвинения на процессе М. Бейлиса в 1913 г. Его представления о расе тоже отличались не столько научностью, сколько высокой эмоциональностью: он также опирался на французских публицистов и не проводил различий между физическим типом, языком и этничностью. Русский народ он считал продуктом смешения «славянской» и «финской» рас и в то же время представлял его одной из самых однородных групп среди «арийцев». Но в отличие от Меньшикова он противопоставлял расу нации как «низшую элементарную форму народной жизни» высшей и, соответственно, – евреев (семитов), «ведущих расовую жизнь», «арийцам», уже перешедшим к «национальной жизни»[951]951
  Сикорский И. А. Что такое нация и другие формы этнической жизни? Киев: Типогр. «С. В. Кульженко», 1915. Неопределенность и противоречивость взглядов Сикорского, далеких от какой-либо строгой расовой концепции, уже отмечала М. Могильнер. Однако она же подчеркивала, что его интерес к развитию физической антропологии питался увлечением модной в те годы расовой теорией, дававшей ему аргументы для политических идей. См.: Могильнер М. «Энциклопедия русского националистического проекта»: предисловие к публикации // Ab Imperio. 2003. № 3. С. 229–230, 234–235, 238; Она же. Homo imperii. С. 245–278. См. также: Репников А. В. Консервативные представления о переустройстве России. С. 198–199; Колчинский Э. И. Биология Германии и России-СССР. С. 218–219.


[Закрыть]. Тем не менее Меньшиков высоко ценил его работы и, ссылаясь на него, доказывал, что форма черепа и телесное сложение соответствовали душевным качествам. В результате таких рассуждений русские оказывались в России «высшей расой», а евреи, обладавшие «плохими черепами», утрачивали возможность бороться за равноправие[952]952
  Меньшиков М. О. Письма к ближним. СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1910. С. 353–356.


[Закрыть].

Все рассмотренные высказывания могут служить достаточными основаниями для суждения о расовом мировоззрении их авторов, мало чем отличавшемся от взглядов европейских расовых публицистов конца XIX в., на произведения которых они опирались[953]953
  Ср., напр.: Leroy-Beaulieu A. L’empire des Tsars et les Russes. Paris: Hachette, 1883. T. 1. P. 51–130; Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1896. О концепции «духа расы» Лебона и ее критике см.: Рощин С. К. Психологическая наука и расизм // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 150–152.


[Закрыть]. В свою очередь, у истоков этого направления мысли стояли идеи Фихте с его «культурным антисемитизмом» и верой в неизменный «национальный характер». Следует также иметь в виду, что в Германии XIX в. термину Volk придавалось одновременно расовое и этническое значение, а раса понималась прежде всего как культурная целостность. Биологическим смыслом термин «раса» стал нагружаться лишь с 1870-х гг. в связи с развитием социодарвинизма и физической антропологии[954]954
  Gasman D. The scientific origins of National Socialism. New Brunswick and London: Transaction Publishers, 2004; Zimmermann M. Wilhelm Marr: the patriarch of Antisemitism. N. Y.: Oxford University Press, 1986; Rose P. L. Wagner: race and revolution. New Haven: Yale University Press, 1992; Zimmermann A. Anthropology and antihumanism in Imperial Germany. Chicago: Univ. of Chicago Press, 2001.


[Закрыть]. Однако и тогда ведущие немецкие физические антропологи хранили верность либеральным взглядам и подчеркивали отличие расы от языковых и культурных общностей[955]955
  Evans A. D. A liberal paradigm? Race and ideology in late-nineteen-century German physical anthropology // Ab Imperio. 2007. № 1. P. 113–138.


[Закрыть].

Подхватывая модные европейские теории, различные российские авторы от П. Е. Астафьева до П. И. Ковалевского доказывали, что национальные особенности народов определялись биологической наследственностью и сопровождали их в неизменном виде на протяжении всей их истории[956]956
  Астафьев П. Е. Национальное самосознание и общечеловеческие задачи // Русское обозрение. 1890. Т. 2 (март); Ковалевский П. И. История России с национальной точки зрения. СПб.: Типография М. И. Акинфьева, 1912. С. 7–8.


[Закрыть]. Работы такого рода публицистов пользовались большой популярностью у русских националистов и консерваторов накануне и в годы Первой мировой войны[957]957
  Об этом см.: Милюков П. Н. Национальный вопрос. Прага: Свободная Россия, 1925. С. 13–17.


[Закрыть]. Все же посвятивший специальное исследование вопросу о корнях расизма в царской России Эли Вайнерман пришел к выводу о том, что, хотя расизм и возник в России накануне Первой мировой войны, его влияние не выходило за рамки очень узкого круга интеллектуалов[958]958
  Weinerman E. Racism, racial prejudice and Jews. P. 442–495.


[Закрыть]. Действительно, в отличие от вышеназванных консервативных публицистов русские либералы протестовали против расового подхода и идеи вечного и неизменного национального характера. Иными словами, значительная часть образованного русского общества связывала народность с самосознанием, т. е. сознанием принадлежности к единому социальному целому, а вовсе не с какими-либо неизменными физическими или психическими качествами[959]959
  Погодин А. Л. К вопросу о национальных особенностях // Русский филологический вестник. 1899. Т. 42. № 3–4; Милюков П. Н. Национальный вопрос.


[Закрыть].

Все же объективизация национального (этнического) фактора и абсолютизация «национальной самобытности» получили в те годы достаточно широкую популярность. Этого не избежал даже такой либерал, как отец С. Н. Булгаков (1871–1944), протестовавший против идеи о национальной исключительности. Разделяя модную идею, он соглашался с тем, что многонациональное государство обречено на политическую и культурную борьбу между отдельными составляющими его «нациями». Он даже позволял себе говорить о неизбежности «национальных религий» и о «русском Христе», что, по его мнению, соответствовало идее «национальной самобытности»[960]960
  Булгаков С. Из размышлений о национальности // Вопросы философии и психологии. 1910. Год 21. Кн. 103 (III). С. 385–412.


[Закрыть]. Действительно, идея «самобытности» требовала опоры на якобы «особую духовность», представлявшуюся в виде особой самобытной религии.

Русские консерваторы начала XX в. рассматривали нацию в этническом смысле как «природный факт», единство физического и духовного начал, «реальное кровное единство», «коллективную личность». Они причисляли русских к «арийской расе», причем отдельные авторы говорили о необходимости их экспансии и ассимиляции ими нерусских народов России[961]961
  Балашев И. О. О национализме вообще и в частности о русском. СПб., 1911; Сикорский И. А. Что такое нация и другие формы этнической жизни? Киев: типогр. «С. В. Кульженко», 1915. С. 18, 51.


[Закрыть]. Некоторые другие не настаивали на непременной ассимиляции всех «инородцев» поголовно (хотя «мелкие инородцы», по их мнению, этого заслуживали), но отличали народ («русский народ») как все население государства от нации («русская нация»), понимая ее как этнокультурное целое. Они видели в Александре III «царя-националиста», взявшего курс на «Россию для русских», и возражали против национального равноправия, проклиная «сепаратизм инородцев»[962]962
  Ковалевский П. И. Национализм и национальное воспитание в России. СПб., 1912. Об этом см.: Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия. М.: РОССПЭН, 2001. С. 222–239.


[Закрыть]. Напротив, третьих смущал лозунг «Россия для русских». Они выступали за мягкое ненасильственное обрусение «инородцев» и либеральные реформы, но были против предоставления «инородцам» какой-либо политической автономии[963]963
  Строганов В. Русский национализм. Его сущность, история и задача. СПб.: Типография А. С. Суворина, 1912.


[Закрыть].

При этом все они разделяли представление о «державной», «государствообразующей» нации и видели в евреях «паразитное племя», «преступный народ», «заразных бактерий», чьи «национальные качества» были якобы производными от их «крови» и не несли окружающим ничего, кроме вреда[964]964
  Об этом см., напр.: Репников А. В. Консервативные представления о переустройстве России. С. 191, 200–207.


[Закрыть]. Такие взгляды не были чужды и ряду просвещенных писателей-модернистов. Например, в те годы Александра Блока и Андрея Белого увлекала идея о вечной борьбе между «арийцами» и «семитами». В 1911–1913 гг. оба они остро переживали за «истинную арийскую культуру», которой якобы грозила либо «семитская», либо «желтая (туранская) опасность» (последняя, в их понимании, включала и еврейский компонент). Эти идеи восходили к нашумевшей тогда книге антисемита Хьюстона Чемберлена, концепцию которого в России пропагандировал А. Шмаков[965]965
  Безродный М. О «юдобоязни» Андрея Белого // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 100–125; Светликова И. Кант-семит и Кант-ариец у Белого // Новое литературное обозрение. 2008. № 93.


[Закрыть].

Тогда расистские идеи воспроизводил на страницах суворинской газеты «Новое время» и А. А. Столыпин. В годовщину убийства своего брата, бывшего председателя Совета министров России П. А. Столыпина, он в духе немецких и французских антисемитов пугал общество «победой еврейства над славянством», называл евреев «общественным и народным бедствием» и заклинал не относиться к ним как к представителям рода человеческого. Он призывал «утверждать в народном сознании понятие о существе еврейской расы не как о существе одной породы с нами, но как о подделке под человека». Ибо, по его мнению, сущность еврейского народа не соответствовала «нашему понятию о человеческой натуре». Кроме того, он предлагал науке «поставить не племя, но характер еврейства в условия вымирания»[966]966
  Столыпин А. Заметки // Новое время. 1911. 5 (18) октября. С. 3–4. Позднее эти рассуждения некоторые авторы сознательно или по неведению приписывали самому П. А. Столыпину. См.: Ковалевский П. И. Национализм и национальное воспитание… С. 207; Бейдер Х. К истории романа «Кровавая шутка» // Шолом-Алейхем. Кровавая шутка. Л.: ЛИРА, 1990. С. 258–259; И. З. Столыпин об отвращении к паукам // Независимая газета. 1991. 30 апреля. С. 8.


[Закрыть].

У рассмотренного подхода имелись две важные особенности. Во-первых, он дифференцировал человечество на отдельные расиализованные группы, которые мы сегодня назвали бы этническими общностями: речь шла о русских, финнах, монголах, туранцах и пр. Во-вторых, он выстраивал из них определенную иерархию, венчавшуюся русскими (арийцами), тогда как евреи оказывались у ее основания. Именно такую иерархию принято считать очевидным признаком классического расизма.

Разумеется, этот «расизм» отличался от современной ему науки о расах, однако фактически продолжал линию, намеченную французскими и немецкими публицистами-расистами, у которых их русские эпигоны заимствовали свои аргументы. В частности, под расой понималось то, что сегодня называется этносом. В целом пришедшая в Россию расовая идеология отличалась нечеткостью, аморфностью и сближалась скорее с эмоциональным французским подходом, чем со сциентистским немецким. Ведь расизм начинается не с теории, а с предрассудков и предубеждений. И именно они создают моральный климат, благоприятный для дискриминации, которая лишь позднее может получить псевдонаучное объяснение. Это хорошо увязывалось с иррациональным, социально-биологическим (социодарвинистским) наполнением русского национализма начала XX в., о котором совершенно справедливо пишет Д. А. Коцюбинский. По его словам, национальность понималась русскими националистами как «духовно-культурный» феномен, не имеющий отношения к политическому принципу гражданства, но зато некоторым образом сопряженный с «природно-биологическим началом».

Впрочем, их рассуждения об этом отличались разительными противоречиями[967]967
  Коцюбинский Д. А. Русский национализм. С. 82–83, 97–102.


[Закрыть], что ничуть не мешало им занимать совершенно четкую политическую позицию, как это произошло во время дела Бейлиса, где они поддержали сторону обвинения. Единственным народом, которому многие русские националисты безоговорочно приписывали строгие расовые поведенческие и духовные черты, были евреи[968]968
  Там же. С. 263–279; Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа. С. 135–136.
  Глава 2. Советские антропологи против расизма


[Закрыть]. Тем не менее если в предреволюционной России и вырабатывалась расистская идеология, то какая-либо институциональная расистская практика отсутствовала. Ведь и дело Бейлиса опиралось на традиционные представления религиозного антисемитизма; расизм в этом большой роли не играл.

Глава 2
Советские антропологи против расизма

Когда специалисты отмечают тесные связи между расизмом и эпохой модерна, они прежде всего имеют в виду экономическую и социальную структуру современного капиталистического общества. Но Советский Союз тоже не избежал модернизации с ее радикальной трансформацией всей экономической и социальной структуры. Однако модернизация приняла там иной облик. Во-первых, советская политическая система определялась тоталитарным (позднее авторитарным) режимом, не оставлявшим места для гражданского общества, а во-вторых, там была упразднена частная собственность. В советских условиях не частная собственность вела к политической власти, а, напротив, политическая власть определяла доступ к материальным благам и процветанию (в этом смысле Ш. Фицпатрик даже писала о «советской сословности»). При этом социальный статус человека и его благосостояние напрямую зависели от его близости к государственной власти[969]969
  Fitzpatrick S. Ascribing Class: The Construction of Social Identity in Soviet Russia // The Journal of Modern History. 1993. Vol. 65. № 4. P. 767–768; Depretto J.-P. Stratification without Class // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2007. Vol. 8. № 2. P. 380–381.


[Закрыть]. Вот почему наивысшего накала конкуренция достигала именно в политической, а не экономической сфере. В этой связи встает вопрос о том, могла ли в таких условиях возникнуть расиализация? А если так, то в какой форме и почему? Вела ли она к расизму? Есть ли смысл искать корни расизма в СССР с его идеологией «интернационализма» и «дружбы народов»? А если так, то как выглядел советский расизм, какие именно социальные группы были его носителями и в каких формах он проявлялся? Кем были его жертвы и что именно им приходилось терпеть? Наконец, как расизм мог сочетаться с идеями интернационализма?

Сегодня стало очевидным, что расиализация в России приобрела форму этнизации, и это тоже вело к дискриминации. Расизм в форме этницизма, или культурного фундаментализма, сложился в латентной форме еще в советское время, но получил особое развитие именно в постсоветской России. Поэтому для анализа советской ситуации наиболее адекватной представляется концепция культурного расизма. В данной главе будет показано, как складывался и как выглядел культурный расизм в СССР.

С приходом советской власти, объявившей себя интернационалистической, казалось, что расизму уже никогда не бывать на российской сцене. Однако ранняя советская действительность отличалась противоречивостью и допускала рецидивы латентного расизма. Например, западные исследователи обращают внимание на то, что в 1922 г. Вс. Мейерхольд поставил пьесу по роману И. Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито», где успех джаза в Европе связывался с заговором американских буржуев, якобы мечтавших заселить ее африканцами. Лишь усилиями революционеров этот зловещий план был сорван. Пьеса была поставлена в разгар рейнского кризиса, когда Европу охватили страхи по поводу «черной экспансии». А позднее даже Горький называл джаз «опасной музыкой». Тем самым некоторых советских интеллектуалов, похоже, не оставили равнодушными расовые опасения, свойственные буржуазной Европе[970]970
  MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 137–138. Правда, роман Эренбурга был сатирой на современный ему мир буржуазной Европы. Ведь в 1920-х гг. джаз воспринимался в Европе весьма неоднозначно как левыми, так и правыми. Не только нацисты отвергали «негритянские музыку и танцы» как «признаки вырождения», но и в британской элите встречалось недовольство тем, что называлось «импортом американской расовой проблемы». Однако это не мешало популярности джаза в Великобритании в 1920–1930-х гг. Об этом см.: Ware V., Back L. Out of Whiteness: color, politics and culture. Chicago: The Univ. of Chicago Press, 2002. P. 170, 177–181; Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004. P. 294–297.


[Закрыть].

Тогда отдельные советские ученые также разделяли расовые концепции, но те уже утратили свою былую политическую злободневность. Правда, рецидивы расизма, стремившегося вслед за Меньшиковым «сохранить национальное лицо России» и уберечь ее от «инородцев», изредка встречались и в 1920-х гг.[971]971
  Тепцов Н. Монархия погибла, а антисемитизм остался // Козлов В. А., Завьялов С. М. (ред.). Неизвестная Россия. XX век. М.: Историческое наследие, 1993. С. 349. Правда, в целом антисемитизм 1920-х гг. имел социальный, а не расовый характер. См.: Марчуков А. В. Украинское национальное движение УССР 1920–1930-е годы. М.: Наука, 2006. С. 181–195.


[Закрыть] Однако проведенная властями кампания против антисемитизма позволила с этим покончить.

По мнению Э. И. Колчинского, получившая определенную популярность в СССР в 1920-х гг. евгеника не была связана с расовой теорией[972]972
  Колчинский Э. И. Биология Германии и России-СССР. С. 288–290. См. также: MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 53.


[Закрыть]. Однако, как подчеркивает американский историк науки Лорен Грэхем, советские евгеники, равно как и их западные единомышленники, рассуждали в расовых терминах и верили в наличие существенных психологических и физиологических различий между расами[973]973
  Graham L. R. Science and values: the Eugenics movement in Germany and Russia in the 1920s // The American Historical Review. 1977. Vol. 85. № 5. P. 1147.


[Закрыть]. Действительно, подобно ряду западных ученых, в те годы некоторые советские специалисты допускали биологизацию социальных явлений и использовали формулировки, заимствованные из расового дискурса[974]974
  Об этом см.: Ярхо А. И. Против идеалистических течений в расоведении СССР // Антропологический журнал. 1932. № 1. С. 9–23.


[Закрыть]. Например, один из основателей советской евгеники, Н. К. Кольцов (1872–1940), писал не только о расовых различиях в способностях органов чувств, но и о зависимости культурного развития от «генетических особенностей психики народов». Он даже говорил о неких «одаренных расах», связывал культурные различия с «различным конституционным типом строения мозга» и пытался объяснять гибель культур «вымиранием выдающихся генотипов»[975]975
  Кольцов Н. К. Генетический анализ психических особенностей человека // Русский евгенический журнал. 1924. Т. 1. Вып. 3. С. 302–304.


[Закрыть]. Сходных взглядов придерживался и другой видный советский генетик А. С. Серебровский (1892–1948)[976]976
  Серебровский А. С. О задачах и путях антропогенетики // Русский евгенический журнал. 1922. Т. 1. Вып. 2. С. 113–114.


[Закрыть].

Некоторые этнографы, проводившие исследования на Дальнем Востоке, даже писали о вредных последствиях «расового смешения»: это якобы вело к ослаблению жизнеспособности детей и «ухудшению физической конституции», а также «потере культурных черт». Поэтому предлагалось принять меры к ограничению метисации[977]977
  Белявский А. А. Метисация забайкальского населения // Чепурковский Е. М. и др. (ред.) Производительные силы Дальнего Востока. Вып. 5. Человек. Хабаровск; Владивосток: Книжное дело, 1927. С. 59–67.


[Закрыть]. Высказывалось и мнение о неизбежности ассимиляции небольших народностей «более сильными племенами», чтобы те не «вымерли окончательно»[978]978
  Арсеньев В. К. Население Дальнего Востока как производительный фактор // Чепурковский Е. М. и др. (ред.) Производительные силы Дальнего Востока. Вып. 5. Человек. Хабаровск; Владивосток: Книжное дело, 1927. С. 15.


[Закрыть]. Однако такого рода воззрения основывались прежде всего на отвлеченных теоретических рассуждениях и на слабой и некорректно представленной эмпирической базе[979]979
  Об их критике см., напр.: Мевзос Г. М. Население Дальнего Востока, его состав и изменения // Чепурковский Е. М. и др. (ред.). Производительные силы Дальнего Востока. Вып. 5. Человек. Хабаровск; Владивосток: Книжное дело, 1927. С. 25–27; Петров Г. И. Материалы бурят-монгольской антропологической экспедиции 1931 года. Ч. 1. Обзор работы экспедиции. Л.: Изд-во АН СССР, 1933. С. 16–19.


[Закрыть].

Тогда украинский антрополог В. Г. Штефко вслед за некоторыми западными авторами не только писал о «высших» и «низших» расах, но и доказывал, что «культурные расы» якобы отличались от «низших» более сложным строением «белковой молекулы»[980]980
  Штефко В. Г. Биологические реакции и их значение в систематике обезьян и человека // Русский антропологический журнал. 1922. Т. 12. Кн. 1/2. С. 91. Характерно, что, опираясь на те же данные, Бунак писал не о «высших» и «низших» расах, а о различиях в составе крови и «расовом иммунитете» в связи с отбором в ходе адаптации к разным природным условиям. См.: Бунак В. В. Об акклиматизации человеческих рас и сравнительном значении определяющих ее факторов // Русский антропологический журнал. 1924. Т. 13. Кн. 1/2. С. 55–56.


[Закрыть]. При этом он не проводил различий между «расой» и этнической принадлежностью[981]981
  Штефко В. Г. Исследование мозга грузин и турок // Русский антропологический журнал. 1924. Т. 13. Кн. 3/4. С. 60–69.


[Закрыть]. Тогда увлеченный эволюционистским подходом палеоэтнолог Б. С. Жуков приходил к представлению об иерархии народов и рас, основанной на биологии. Так, ссылаясь на некоторых западных сторонников расовой теории, он подчеркивал якобы имевшие место различия между «цивилизованным человеком» и «более отсталым» в степени развития мозга. Он также допускал такие формулировки, как «современный нормальный европеец как представитель высшего человеческого типа», австралийцы как «люди примитивного типа физического строения», «низшие человеческие расы», «современные примитивные человеческие расы»[982]982
  Жуков Б. С. Происхождение человека. М.; Л.: Медгиз, 1931. С. 14, 44, 91, 105, 128. Деление на «примитивные» и «культурные» народы допускал и В. В. Бунак, но для него это имело лишь типологическое значение. См.: Бунак В. В. О смешении человеческих рас // Русский евгенический журнал. 1925. Т. 3. Вып. 2. С. 124.


[Закрыть]. Фактически все это было взято из расистского дискурса, исходящего из идеи неравноценности человеческих рас, что справедливо отметил Н. Н. Чебоксаров в своей рецензии на книгу Жукова[983]983
  Чебоксаров Н. Н. Рец.: Жуков Б. С. Происхождение человека. М.; Л.: Медгиз, 1931 // Антропологический журнал. 1932. № 1. С. 132–133. В то же время, как отмечает Э. Баркен, в те годы для многих ученых такие определения ограничивались историческим смыслом и не имели отношения к моральной оценке. См.: Barkan E. The retreat of scientific racism: changing concepts of race in Britain and the United States between the World wars. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 19, note 10. Упоминая о «высших» и «низших» расах, советские авторы отрицали идею о каком-либо вечном и неизменном «расовом характере» и подчеркивали, что телесные свойства ничуть не мешают индивиду «отсталой расы» при благоприятных условиях «подняться до уровня белого человека». См.: Шийк А. Расовая проблема и марксизм. М.: Научно-исследовательская ассоциация по изучению национальных и колониальных проблем, 1930. С. 27–28.


[Закрыть].

В свою очередь, востоковед Г. Е. Грумм-Гржимайло, создавший фундаментальный труд по истории тюрко-монгольских народов, всячески воспевал культуротворческую роль динлинов в Центральной и Восточной Азии, отождествляя их с «белокурой голубоглазой расой»[984]984
  Много позднее было показано, что динлины относились к монголоидному антропологическому типу и не имели никакого отношения к «арийцам». См.: Пьянков И. В. Еще раз к вопросу о динлинах // Шевченко Ю. Ю. (ред.). Лев Николаевич Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. СПб.: Европейский дом, 2002. Т. 1. С. 199–203.


[Закрыть]. При этом он исходил из положения о жесткой связи психических черт с физическими и об извечном неравенстве человеческих рас. Он, в частности, наделял Чингисхана динлинским происхождением и объяснял упадок Монгольской империи тем, что «кровь динлинов иссякла в Монголии»[985]985
  Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 2. Исторический очерк этих стран в связи с историей Средней Азии. Л.: Издание Ученого комитета Монгольской Народной Республики, 1926. С. IV, 34–35, 77, 401–403. О расизме в его труде жизни см.: Ярхо А. И. Против идеалистических течений… С. 15; Гурулев С. А. Еще раз о расизме, нацизме и их идеологе А. Розенберге // Вопросы истории. 2006. № 5. С. 64. В 1932 г. Грумм-Гржимайло обвинили в «великодержавном шовинизме» и расизме, и последние годы жизни он провел хотя и не в заключении, но в полной изоляции.


[Закрыть].

Жестко критикуя идею о якобы вечном культурном превосходстве «нордической расы» и связывая ее с фашизмом, патриарх российской этнографии В. Г. Богораз-Тан тем не менее видел в мировых событиях «борьбу рас» и их «столкновение». Неосмотрительно допуская смешение биологического фактора с социальным, он даже предсказывал выступление «цветных рас» против гегемонии «белой расы». Правда, будучи демократом, в этом он видел стремление к желательному равновесию и равноправию рас[986]986
  Богораз-Тан В. Г. Распространение культуры на земле. М.; Л.: Госиздат, 1928. Ср. с. 159–160 и 286–303.


[Закрыть]. Евгеник М. В. Волоцкой шел еще дальше и писал о межрасовой борьбе и о вреде расового смешения. Он призывал к избавлению от «малоценных в биологическом отношении индивидов» путем стерилизации[987]987
  Волоцкой М. В. Поднятие жизненных сил расы. М.: Жизнь и Знание, 1923; Он же. Поднятие жизненных сил расы. Второе переработанное издание. М.: Жизнь и Знание, 1926.


[Закрыть]. Даже В. В. Бунак, не допускавший таких рассуждений, тем не менее однажды неосторожно отождествил «большую расу» с «видом»[988]988
  Бунак В. В. Термин «раса» в зоологии и антропологии // Русский евгенический журнал. 1929. Т. 7. С. 123, 126. Правда, и все человечество он определял как «сборный вид» Homo sapiens.


[Закрыть], чем сегодня с благодарностью пользуются отечественные расисты. Между тем он никогда не сомневался в видовом единстве человеческого рода[989]989
  Бунак В. В. О смешении человеческих рас // Русский евгенический журнал. 1925. Т. 3. Вып. 2. С. 121–138.


[Закрыть]. Мало того, активно участвуя в евгеническом движении, он тем не менее с самого начала критиковал евгенику за то, что та исходила из положения о неравенстве людей, и предлагал глубже анализировать социальные проблемы[990]990
  Бунак В. В. Новая система евгеники // Русский евгенический журнал. 1922. Т. 1. Вып. 2. С. 249–250.


[Закрыть].

Именно на этом тогда настаивали первые советские марксисты, которых никак не мог удовлетворить подход, ограничивавший способности и, в особенности, социальное положение человека наследственностью. Поэтому они делали акцент на огромном влиянии на человека внешней, прежде всего социальной среды и без устали критиковали евгеников за игнорирование социального фактора и попытку жестко связать умственные способности с наследственностью. При этом в пылу полемики они даже готовы были пойти на уступки ламаркизму, лучше отвечавшему советской утопии[991]991
  Слепков В. Наследственность и отбор у человека (по поводу теоретических предпосылок евгеники) // Под знаменем марксизма. 1925. Т. 4. С. 102–122; Он же. Биология человека // Под знаменем марксизма. 1925. Т. 10/11. С. 115–142; Завадовский Б. М. Дарвинизм и ламаркизм и проблема наследования приобретенных признаков // Под знаменем марксизма. 1925. Т. 10/11. С. 79–114. Об этом см.: Graham L. R. Science and values: the Eugenics movement in Germany and Russia in the 1920s // The American Historical Review. 1977. Vol. 85. № 5. P. 1150–1151. Впрочем, к концу 1920-х гг. ламаркизм начал утрачивать свой прежний авторитет. Вместе с тем и евгеническое движение тогда стало клониться к упадку, ибо специалисты осознали всю его неоднозначность. Об этом см.: Колчинский Э. И. В поисках Советского «союза» философии и биологии (дискуссии и репрессии в 20-х – начале 30-х гг.). СПб.: Дм. Буланин, 1999. С. 91–107, 118–119.


[Закрыть].

Начиная с 1930–1932 гг. советские физические антропологи последовательно выступали против расизма с его идеей о «высшей (северной)» и «низших» расах[992]992
  Ярхо А. И. Против идеалистических течений в расоведении СССР // Антропологический журнал. 1932. № 1. С. 9–23; Он же. Очередные задачи советского расоведения // Антропологический журнал. 1934. № 3. С. 5–7; Быковский С. Н. Деление современного человечества на расы и так называемая расовая теория // Маторин Н. М. (ред.). Первобытное общество. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. С. 27–41; Трофимова Т. А., Чебоксаров Н. Н. Расы и расовая проблема в работах Маркса, Энгельса и Ленина // Антропологический журнал. 1933. Вып. 1/2. С. 9–33; Бунак В. В. Расы // Большая медицинская энциклопедия. 1934. Т. 28. С. 347–348; Плисецкий М. С., Смулевич Б. Я. Расовая теория – классовая теория // Антропологический журнал. 1934. № 1/2. С. 3–27; Плисецкий М. С. Чем недовольны антропофашисты // Антропологический журнал. 1934. № 1/2. С. 148–149; Рогинский Я. Я. Фриц Ленц и расы // Антропологический журнал. 1934. № 3. С. 187–203; Петров Г. И. Расовая теория на службе у фашизма. М.; Л.: ОГИЗ, 1934; Соболева Г. Volk und Rasse. Критический обзор // Антропологический журнал. 1936. № 1. С. 110–116; Левин М. Г. «Арийцы» в Полинезии // Антропологический журнал. 1936. № 1. С. 116–119. Об этом см.: Hirsch F. Empire of nations. P. 232–233, 248–252.


[Закрыть]. Правда, некоторые из этих выступлений отличались политизированностью и имели скорее пропагандистский, чем научный характер. Вместе с тем эти годы были отмечены работой ряда этнографо-антропологических экспедиций, собравших важные материалы об адаптации некоторых окраинных народов к социалистическим социально-экономическим преобразованиям. Ведь советская установка на строительство социализма требовала недвусмысленного доказательства того, что к нему были способны все группы населения независимо от расовых особенностей, и биологический детерминизм, безусловно, заслуживал порицания. Это особенно относилось к тезису о якобы вредоносности смешанных браков. Германской расовой теории был противопоставлен советский эволюционизм, согласно которому социальным преобразованиям мешала не «наследственность», а «классовые враги»[993]993
  Hirsch F. Empire of nations. P. 246–272.


[Закрыть].

Расистские рассуждения в науке подвергались критике и опровержению, но расизм как социальное явление не стал объектом серьезного анализа. Тем не менее консолидированные выступления против «научного расизма» начались в СССР много раньше, чем на Западе[994]994
  В 1920-х гг. некоторые западные расисты обвиняли большевиков с их интернационализмом в предательстве интересов «белой расы». См.: Pitt-Rivers G. H. The clash of culture and the contact of races. London: George Routledge and Sons, 1927. P. 30–32. Об этом см.: Bonnett A. Whiteness in crisis // History today. 2000. Vol. 50. № 12. P. 38–40; Idem. The idea of the West: culture, politics and history. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2004. P. 43.


[Закрыть]. В 1930 г. некоторые советские авторы сделали попытку радикально пересмотреть концепцию расы: африканист А. Шийк, усмотревший в биологическом «расовом типе» абстракцию, предложил концепцию «социальной расы»[995]995
  Шийк А. Расовая проблема и марксизм. М.: Научно-исследовательская ассоциация по изучению национальных и колониальных проблем, 1930. Венгерский коммунист А. А. Шийк был одним из основателей советской африканистики.


[Закрыть], а М. А. Гремяцкий, выступая от имени московских антропологов из МГУ на IV съезде зоологов и анатомов в Киеве, вообще представил расу условной конструкцией, основанной на статистических подсчетах[996]996
  Тогда же об условности понятия «раса» пытались говорить В. В. Бунак, Т. А. Трофимова и Н. Н. Чебоксаров. Например, еще в 1929 г. Бунак утверждал, что, «пытаясь восстановить из разрозненных элементов целостный в прошлом тип, мы создаем отвлеченное понятие “раса”, условную биологическую единицу, объединяющую генетически однородную группу населения прежних эпох и позволяющую нам анализировать его состав в настоящее время». См.: Бунак В. В. Термин «раса» в зоологии и антропологии. С. 128. Впрочем, еще на рубеже XIX–XX вв., когда краниометрия переживала глубокий кризис, сомнения в представлении о расе как неизменной во времени высказывали западные авторы. Тогда такой скептицизм все чаще демонстрировали немецкие ученые. См.: Massin B. From Virchow to Fischer // Stocking G. W. (ed.). Volksgeist as method and ethic: essays on Boasian ethnography and the German anthropological tradition. Madison: Univ. of Wisconsin Press, 1996. P. 106–114; Schafft G. E. From racism to genocide: anthropology in the Third Reich. Urbana, Ill.: Univ. of Illinois Press, 2004. P. 57.


[Закрыть]. Однако поддержки все это не получило. Напротив, оба автора подверглись за это суровой критике[997]997
  Ярхо А. И. Против идеалистических течений… С. 13, 18; Он же. О некоторых вопросах расового анализа // Антропологический журнал. 1934. № 3. С. 50. Впрочем, тогда же Г. И. Петров продолжал видеть в расе «чисто условную категорию». См.: Петров Г. И. Расовая теория на службе у фашизма. М.; Л.: ОГИЗ, 1934. С. 33.


[Закрыть].

Гораздо более привлекательным советским авторам-марксистам казалось положение, отрицающее вечность и неизменность расовых признаков, и, сохранив представление о расе как объективной реальности, они отказали ей в постоянной и неизменной сущности. Например, А. Шийк писал: «На всякие антропологические группы мы должны смотреть как на группы, находящиеся в беспрерывном процессе становления»[998]998
  Шийк А. Расовая проблема и марксизм. С. 21.


[Закрыть]. Другие советские авторы подчеркивали, что, во-первых, раса – это не абсолютная, а историческая категория, чьи признаки со временем, пусть и медленно, изменяются, а во-вторых, некоторые из таких признаков имеют адаптивный характер. Кроме того, эти признаки даже в пределах одной расы обладают высокой вариативностью[999]999
  Быковский С. Н. Деление современного человечества на расы… С. 39; Трофимова Т. А., Чебоксаров Н. Н. Значение учения о языке Н. Я. Марра в борьбе за марксистско-ленинскую антропологию // Антропологический журнал. 1934. № 1/2. С. 39–40; Ярхо А. И. О некоторых вопросах расового анализа // Антропологический журнал. 1934. № 3. С 43–71; Бунак В. В. Расы // Большая медицинская энциклопедия. 1934. Т. 28. С. 342–352; Петров Г. И. Расовая теория на службе у фашизма. С. 20–30. Об этом см.: Hirsch F. Empire of nations. P. 264–266.


[Закрыть].

Один из наиболее авторитетных советских антропологов В. В. Бунак, разделяя представление об объективности расовых общностей, тем не менее делал акцент на изменчивости признаков, стадиальности, метисации[1000]1000
  Тем самым он решительно отошел от своей более ранней позиции, когда он, возглавляя Комиссию по изучению еврейского народа, вслед за некоторыми западными авторами настаивал на строгом постоянстве и неизменности «расовых особенностей» евреев. См., напр.: Бунак В. В. Работы А. Д. Элькинда по антропологии евреев и современное положение вопроса о расовом типе евреев // Русский антропологический журнал. 1922. Т. 12. Кн. 1/2. С. 167.


[Закрыть]. Похоже, что главным для него были не какие-либо устойчивые категории, а процесс: «Определение расы как этапа формообразования и означает непрерывность процесса дифференциации и характеризует расу как состояние некоторого равновесия в процессе расообразования, осуществляемого на данной территории и в данный отрезок времени. Поэтому одинаково односторонне подчеркивание как абстрактности понятия о расе, так и его реальности»[1001]1001
  Бунак В. В. Раса как историческое понятие // М. С. Плисецкий (ред.). Наука о расах и расизм. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1938. С. 38.


[Закрыть]. При этом советские ученые категорически отвергали представление об иерархии рас и о каких-либо «высших» и «низших» расах[1002]1002
  Гремяцкий М. А. Признаки «высших» и «низших» рас и антропогенез // М. С. Плисецкий (ред.). Наука о расах и расизм. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1938.


[Закрыть], а также расовую интерпретацию национального единства. Например, Бунак под расой понимал «группу индивидуумов, объединяемых единством происхождения (а не сходством морфологических признаков и не общностью участия в воспроизводстве потомства), которое устанавливается на основе учета территориальной общности, морфологического сходства и законов изменчивости… Раса – это этап формообразовательного процесса, выражение некоторого его равновесия». Иными словами, для него «расовый тип» выражал «результат некоторого равновесия изменчивости, установившегося в предшествующую эпоху». Поэтому расу он трактовал как «реальность в прошлом»[1003]1003
  Бунак В. В. Раса как историческое понятие. С. 40, 43–44. К такому пониманию расы он подошел еще в конце 1920-х гг. См.: Бунак В. В. Термин «раса» в зоологии и антропологии. С. 128–129.


[Закрыть]. Какую-либо связь между нацией, развивающейся по социальным закономерностям, и расой как «естественно-исторической категорией» он, безусловно, отрицал[1004]1004
  Позднее он дополнил это аргументом об отсутствии строгих корреляций между этнической общностью и антропологическим типом, заметив, что если такая корреляция и возникает, то по социальным и культурным причинам. См.: Бунак В. В. Этнические общности и расовые деления // Золотарева И. М. (ред.). Расогенетические процессы в этнической истории. М.: Наука, 1974.


[Закрыть]. Поэтому в представлении об «арийской расе» он видел анахронизм, от которого наука давно отказалась.

Я. Я. Рогинский также демонстрировал, что особенности интеллекта связаны с культурной и социальной средой, а не с расой. Он разделял представление о различиях «психологического склада» разных народов, но объяснял это не «кровью», а историко-культурными причинами. К расе это не имело никакого отношения[1005]1005
  Рогинский Я. Я. О психотехническом исследовании разных племен и народов // Плисецкий М. С. (ред.). Наука о расах и расизм. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1938. С. 81–104.


[Закрыть]. Г. Ф. Дебец приводил аргументы в пользу отсутствия каких-либо жестких связей между расой и языком[1006]1006
  Дебец Г. Ф. Расы, языки, культуры // Плисецкий М. С. (ред.). Наука о расах и расизм. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1938.


[Закрыть]. В популярном советском учебнике по физической антропологии расы рассматривались как подразделения вида Homo sapiens, отличающиеся физическими признаками. При этом подчеркивалось, что «эти признаки не имеют сколько-нибудь существенного значения для жизнедеятельности человека». В то же время их возникновение связывалось с «воздействием на ряд поколений географических условий в глубокой древности»[1007]1007
  Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М.: Высшая школа, 1963. С. 317.


[Закрыть]. Мало того, в 1960-х гг. советские антропологи обнаружили, что, основываясь на разных признаках (серологических, дерматоглифических, одонтологических), можно конструировать совершенно разные «расы», не совпадающие друг с другом[1008]1008
  Чебоксаров Н. Н. Понятие о расе в современной антропологии // Ефимов А. В. и др. (ред.). «Нет!» – расизму. М.: Наука, 1969. С. 23.


[Закрыть]. Поэтому главными направлениями исследований советских антропологов стали антропогенез, расогенез и этногенез, и они направляли все свои силы на изучение истории возникновения человека и формирования физического типа современных народов[1009]1009
  Дебец Г. Ф., Левин М. Г., Трофимова Т. А. Антропологический материал как источник изучения вопросов этногенеза // Советская этнография. 1952. № 1; Бунак В. В. Человеческие расы и пути их образования // Советская этнография. 1956. № 1; Чебоксаров Н. Н. Проблемы происхождения древних и современных народов. М.: Наука, 1964.


[Закрыть]. Никаких «расовых взглядов» такие исследования не предполагали, что справедливо отметила Ф. Хирш[1010]1010
  Hirsch F. Race without the practice of racial politics // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 31–36. Однако с ней трудно согласиться, когда она вовсе исключает этнорасовый элемент из советской политики на том основании, что власти не ставили своей целью геноцид. Ведь расистские законодательства в США и ЮАР тоже не преследовали таких целей, но это не мешало их политике быть расовой. Как справедливо отмечает А. Лимон, «отсутствие четкой расовой идеологии в официальных советских текстах совершенно не говорит нам о том, прибегали ли политические деятели к концепции расы в других контекстах или жанрах». См.: Lemon A. Without a «concept»? Race as a discursive practice // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 56.


[Закрыть].

В отличие от нацистской Германии, где целые научные коллективы были призваны обосновывать правомерность «расовой» дискриминации и геноцида, советские ученые за редким исключением все же были избавлены от обязанности создавать научные аргументы для сталинских репрессий, включая депортации целых народов. Напротив, начиная с 1930-х гг. советским биологам и физическим антропологам вменялось в обязанность участвовать в официальной пропаганде, направленной против расизма, и развивать «нерасистский подход» в расоведческих исследованиях[1011]1011
  Hirsch F. Empire of nations. P. 264.


[Закрыть]. Разумеется, эта пропаганда была обращена прежде всего к внешнему миру, но она создавала и определенный идеологический климат внутри страны, поддерживая в обществе «интернационалистические» настроения. Правда, советская идеология не была лишена противоречий, в особенности что касается ее соотношения с советской политической практикой. Поэтому, как это ни парадоксально звучит, здесь можно было бы говорить о представлениях о «расе» без расизма и одновременно о расизме, лишенном четких представлений о «расе». Определенный элемент «фаустовского торга» заключался в том, что, отрицая связь нации с расой, советские антропологи вынуждены были воспроизводить сталинское определение нации, включавшее такой признак, как «общность психологического склада»[1012]1012
  Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. С. 321.


[Закрыть]. Ниже мы увидим, что в последние советские десятилетия это понятие вызывало бурные дискуссии, оживившие некоторые расовые представления.

В конце 1920-х – первой половине 1930-х гг. советские ученые призывали к отказу от «националистической истории» и «расовой археологии», разумея под ними попытки выявления каких-либо особых путей развития отдельных народов. Острие этой критики внешне было направлено против распространенных в те годы на Западе, в особенности в Германии, миграционистских теорий, выдвигавших механические переселения народов на передний план в качестве универсальных объяснений культурных изменений. Отвергая миграционистские концепции как в принципе порочные в своей методологической основе, советские ученые того времени отмечали их связь с расизмом, милитаризмом и стремлением к территориальной экспансии[1013]1013
  Шнирельман В. А. Злоключения одной науки: этногенетические исследования и сталинская национальная политика // Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 56.


[Закрыть].

В 1930-х гг. советская пропагандистская машина направляла жало своей антирасистской критики прежде всего на нацистскую Германию, и к этой работе было привлечено немало известных ученых. Антирасистская пропаганда в особенности усилилась в первые годы войны[1014]1014
  Дворкин И. Н. и др. (ред.). Против фашистского мракобесия и демагогии. М.: Гос. соц. – экон. изд-во, 1936; Шмидт Г. А. Правда о расах и расизме. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941; Плисецкий М. С. Расизм на службе германского фашизма. Уфа: Башгосиздат, 1942.


[Закрыть]. А в 1938 г. в Музее антропологии МГУ была развернута большая экспозиция, посвященная борьбе с расовой теорией фашизма[1015]1015
  Оборин А. Борьба с расовыми «теориями» фашизма // Советский музей. 1939. № 1. С. 38–42.


[Закрыть]. Именно тогда советские ученые детально разработали аргументацию, призванную развенчать постулаты биологического расизма как «лженауки». В частности, они убедительно показывали, что за учением о «высшей северной расе» скрывался откровенный политический террор. Антирасистские аргументы, выдвинутые в те годы, не устарели и сегодня и вполне годятся для критики «расологии», повторяющей псевдонаучные утверждения нацистских «ученых».