Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

Со своей стороны, Р. Майлз сегодня убежден в том, что «“нация” неизбежно придет к отождествлению себя с “расой”, поскольку исторические, культурные, политические и другие отличительные признаки “нации” в конечном счете вписываются в понятие “расы”». Он сознает, что такая идеология «вступает в противоречие с супранационалистическим этосом расизма», создавая в то же время «этноцентристскую концепцию человечества»[70]70
  Майлз Р., Браун М. Расизм. С. 18.


[Закрыть]. Именно проблему расиализации нации и этничности сделал стержнем одной из своих последних книг чернокожий британский социолог Пол Гилрой, усматривающий в этом явлении одну из главных угроз современности[71]71
  Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004.


[Закрыть]. Некоторые другие британские социологи тоже отмечают, что обсуждение проблемы расизма все чаще фокусируется на взаимосвязях расы и нации, патриотизма и национализма, а идея «биологической неполноценности» уходит на второй план[72]72
  Solomos J., Back L. Introduction: theorizing race and racism // Solomos J., Back L. (eds.). Theories of race and racism. A reader. London: Routledge, 1999. P. 20; Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 94.


[Закрыть]. В свою очередь, Унни Викан доказывает, что политизация этничности мало соответствует идее гражданской нации и принципам либеральной демократии[73]73
  Wikan U. Generous betrayal. P. 160–170.


[Закрыть].

Иными словами, этноцентризм сегодня часто представляет собой завуалированный расистский дискурс. Мало того, вопреки некоторым теоретикам, современный расизм не свободен от стремления к иерархизации. Оперируя понятием «этничности», он иной раз выстраивает свою иерархию, наделяя разные группы иммигрантов разными статусами. Например, в Нидерландах турки и марокканцы как трудовые мигранты получают более низкий статус, чем суринамцы, связанные с этой страной своим колониальным прошлым, а те, в свою очередь, считаются «людьми второго сорта» по сравнению с коренными голландцами. Даже внутри Европейского союза проводятся различия между входящими в него странами по уровню их национального богатства, а иммигранты из вошедших в него новых стран Восточной Европы рассматриваются в некоторых контекстах как «иностранцы»[74]74
  Griffin G. Gender, race, ethnicity and nationality in Europe: findings from a survey of Women’s Studies students // Griffin G. (ed.). Doing women’s studies: employment opportunities, personal impacts and social consequences. London: Zed Books, 2005. P. 196–197.


[Закрыть]. Поэтому ряд европейских исследователей по-прежнему определяют расизм как «доминирование одной группы над другой, основанное на представлении о расовых различиях»[75]75
  Hazekamp J. L., Popple K. Racism, youth policy and youth work in Europe: a fragmented picture // Hazekamp J. L., Popple K. (eds.). Racism in Europe: a challenge for youth policy and youth work. London: UCL Press, 1997. P. 2–3. См. также: Anthias F., Yuval-Davis N. (in association with Cain H.). Racialized boundaries. Race, nation, gender, colour and class and the anti-racist struggle. London; New York: Routledge, 1992. P. 62.


[Закрыть].

Подобно традиционному расизму, современный тоже отличается кумулятивным и экспансионистским характером: предубеждения против какой-либо одной группы распространяются на все другие группы «чужаков», причем это не имеет никакой связи с личным социальным опытом[76]76
  Adorno T. W. et al. The authoritarian personality. New York: Harper & Brothers, 1950; Allport G. W. The nature of prejudice. Cambridge, MA: Addison-Wesley, 1954. P. 68; Van Dijk T. A. Communicating racism. Ethnic prejudice in thought and talk. Newbury Park: Sage Publishers, 1987. P. 198, 248.


[Закрыть]. Например, в США неприязнь к афроамериканцам нередко сочетается с подозрительностью в отношении евреев, пуэрториканцев, азиатов, геев и пр. вплоть до попыток их дискриминации или нанесения им физического ущерба[77]77
  Weigel R. H., Howes P. W. Conceptions of racial prejudice: symbolic racism reconsidered // Journal of Social Issues. 1985. Vol. 41. № 3. P. 126, 131; Ward D. Generations and the expression of symbolic racism // Political psychology. 1985. Vol. 6. № 1. P. 9–10; Blum L. Moral asymmetries in racism // Babbitt S. E., Campbell S. (eds.). Racism and philosophy. Ithaca: Cornell University Press, 1999. P. 93.


[Закрыть]. Кроме того, расизм отличается и проблемной инклюзивностью: свои личные проблемы (например, неумение устроиться на работу или неудачу в бизнесе) расист склонен приписывать всей своей культурной общности (например, «белым»), классу или всей своей стране, ища причину якобы общего неблагополучия в «чужаках»[78]78
  Nayak A. White lives // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 150.


[Закрыть].

При этом многие американцы, зараженные расовыми стереотипами, отказываются считать себя расистами. По словам афроамериканских авторов, «свойством расиализованной иконографии и расистской системы в целом является отрицание расизма, выраженное словами “я не расист”, а также стремление представить нормальным или естественным то, что фактически является расистскими идеями или поведением»[79]79
  Feagin J. R., Vera H., Batur P. White racism. The basics. New York and London: Routledge, 2001. P. 217.


[Закрыть]. То же самое относится к другим странам, например к Нидерландам[80]80
  Van Dijk T. A. Communicating racism.


[Закрыть].

Кумулятивность расизма проявляется и в том, что одни его формы могут плавно перетекать в другие. В частности, некоторые голландские авторы предлагают градацию расизма по нарастающей: мягкий расизм, этноцентризм, символический расизм и биологический расизм. В этом случае биологический расизм характеризуется отрицанием за иммигрантами права жить в данной стране (ибо они не являются ее уроженцами), наделением их более низкими интеллектуальными способностями, верой в то, что этнические различия являются прирожденными, выступлением против межэтнических браков, стремлением к сегрегации этнических меньшинств. К символическому расизму относятся отрицание за иммигрантами тех же политических и социальных прав, что у местного населения; толерантное отношение к особому образу жизни иммигрантов лишь при условии, если они «не подрывают местные устои»; утверждение, что иммигрантские культуры составляют угрозу местной культуре; жалобы на то, что иммигранты получают якобы больше прав, чем они того заслуживают. Под этноцентризмом понимается отрицание за иммигрантскими группами права на сохранение своего образа жизни и требование, чтобы они перешли на образ жизни местного населения; убеждение в том, что местные жители ведут себя пристойнее, чем иммигранты, а также в том, что власти имеют все основания для депортации иммигрантов из своей страны в случае их «недостойного» поведения. Наконец, для «мягкого расизма» характерны сомнения в том, что иммигранты (члены иного этноса) могут быть соседями, одноклассниками или супругами местных обитателей. Специальный анализ показывает сущностные связи между всеми этими формами расизма, причем каждая последующая более жесткая форма включает все предыдущие. При этом именно биологические и символические расисты более других склонны поддерживать дискриминацию иммигрантов[81]81
  Kleinpenning G., Hagendoorn L. Forms of racism… P. 26–33.


[Закрыть].

М. Вьевьорка предлагает свое видение разных уровней развития расизма. Во-первых, он выделяет «общинный расизм», или «инфрарасизм», связанный с расхожими мнениями и предубеждениями. Этот вид расизма может вести к сегрегации и дискриминации, но лишь в виде неустойчивой тенденции. Во-вторых, существует и более агрессивный расизм, обладающий сформулированной доктриной, растиражированной СМИ и подхваченной массами («раскалывающий расизм»). В-третьих, расизм может принимать политический характер, если общественные взгляды и предубеждения становятся основой массовых политических движений («политический расизм»). Наконец, в-четвертых, расизм может поощряться самим государством и лежать в основе государственной политики. В таком случае он способен принять тотальный характер («тотальный расизм»). Нетрудно заметить, что при переходе от одной из названных форм к другой расизм становится все более опасным, а вызываемое им насилие нарастает. Как и в рассмотренной выше схеме, расизм здесь имеет кумулятивный характер[82]82
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 38–39; Idem. Racism in Europe: unity and diversity // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 183–184.


[Закрыть].

Однако, как предупреждает Цветан Тодоров, говоря о расизме, следует не только проводить различие между теоретической доктриной и реальным поведением, но и избегать представления о чересчур жесткой связи между ними. Ведь доктрина вовсе не обязательно реализуется на практике, а поведение человека улицы не требует опоры на какую-либо сложную теоретическую концепцию. Как мы увидим ниже, это относится и к процессу расиализации, который создает предпосылки для расизма, но не ведет к нему автоматически. В этом смысле можно даже говорить о «теории расы» без расизма[83]83
  Как показал Дж. Моссе, в начале XX в. некоторые еврейские интеллектуалы верили в особую «еврейскую расу», но не были расистами, ибо не отстаивали никакого расового превосходства. См.: Mosse G. L. Toward the final solution: a history of European racism. New York: Harper and Row, 1978. P. 122–126.


[Закрыть] и, напротив, о расизме без «теории расы». Этот важный вывод нам понадобится при анализе советской действительности.

Современный расизм по большей части принимает скрытые формы и выступает в виде «мягкого расизма», присущего доминирующему населению во многих странах Запада, причем даже в Германии, где еще сохраняется живая память об эпохе нацизма[84]84
  О Германии см.: Tissberger M. The project(ions) of «civilization» and the counter-transferences of Whiteness: Freud, Psychoanalysis, «Gender» and «Race» // Tissberger M., Dietze G., Hrzan D., Husmann-Kastein J. (Hrsg.). Weiss – Weisssein – Whiteness. Kritische Studien zu Gender und Rassismus. Frankfurt am Main: Peter Lang, 2006. P. 91–92.


[Закрыть]. Действительно, из-за изменения общественных норм и принятия в ряде стран антидискриминационных законов там стало не принято открыто выражать свои негативные чувства. В ряде стран Западной Европы даже само использование термина «раса» влечет за собой судебное преследование. Поэтому нередко, рассуждая вслух о своей толерантности, люди в глубине души могут в полной мере сохранять свои предубеждения, чему имеются экспериментальные подтверждения[85]85
  Weitz S. Attitude, voice and behavior: a repressed affect model of interaction // Journal of personality and social psychology. 1972. Vol. 24. P. 14–21; Brown R. Prejudice: its social psychology. Oxford and Cambridge: Blackwell, 1995. P. 211–214.


[Закрыть]. По словам одного исследователя, «сегодня дело заключается не в том, что расовые настроения покинули многих белых американцев, а в том, что в силу лучшего воспитания общество избегает открыто демонстрировать многие из своих чувств»[86]86
  Fernandez J. P. The impact of racism on Whites in corporate America // Bowser B. P., Hunt R. G. (eds.). Impacts of racism on White Americans. Thousand Oaks: SAGE Publications, 1996. P. 164.


[Закрыть].

Однако это не мешает людям голосовать за кандидатов, выступающих с расистскими лозунгами или известных своими расистскими взглядами. Правда, некоторые специалисты предупреждают против чересчур поспешной оценки результатов такого рода голосований. Ведь, голосуя за расиста, люди могут выказывать поддержку тем положениям (политическим, социальным) его программы, которые не имеют прямого отношения к расизму. Исследования показывают, что, даже голосуя за нацистов в начале 1930-х гг., многие немцы делали это отнюдь не из-за их антисемитизма. Если бы они знали о грядущем Холокосте, Гитлер получил бы не более 5 % голосов[87]87
  Rattansi A. Racism. A very short introduction. Oxford: Oxford Univ. Press, 2007. P. 62–64, 122. См. также: Gingrich A. Concept of race vanishing, movements of racism rising? Global issues and Austrian ethnography // Ethnos. 2004. Vol. 69. № 2. P. 159–160; Idem. Nation, status and gender in trouble? Exploring some contexts and characteristics of neo-nationalism in Western Europe // Gingrich A., Banks M. (eds.). Neo-nationalism in Europe and beyond. New York: Berghahn Books, 2006. P. 36–47.


[Закрыть].

Кроме того, расистские настроения вовсе не обязательно проявляются в поддержке избирателями политиков-расистов. Опыт Европы 1980–1990-х гг. показывает, что во время выборов такие политики и их партии нередко получали много меньше голосов, чем можно было бы ожидать, исходя из популярности их расистских лозунгов в среде обывателей. Иными словами, полагаясь на них в решении проблемы иммигрантов, люди опасались доверять им судьбы своих стран в целом[88]88
  Hargreaves A. G., Leaman J. Racism in contemporary Western Europe: an overview // Hargreaves A. G., Leaman J. (eds.). Racism, ethnicity and politics in contemporary Europe. Aldershot: Edward Elgar, 1995. P. 9–10.


[Закрыть].

Успешная борьба с расизмом требует четкого понимания того, что такое раса и что такое расизм. Критикуя наивный антирасизм, современные аналитики подчеркивают его слабость, заключающуюся в неадекватном понимании противника. Ведь за последние десятилетия в связи с появлением новых форм расизма термин «расизм» потерял свое прежнее четкое операциональное содержание и стал расплывчатым[89]89
  Характерно, что такой тонкий исследователь расизма, как Али Раттанси, начинает свою недавнюю книгу с признания того, что «расизм определить нелегко». См.: Rattansi A. Racism. P. 1. О широком спектре понимания термина «расизм» см.: Ibid. P. 4–12. Сегодня противостоящие друг другу сторонники и противники политики аффирмативных действий в США называют друг друга «расистами». Об этом см.: Haney Lopez I. F. White by law: the legal construction of race. New York: New York Univ. Press, 1996. P. 178–179; Mukherjee R. The racial order of things: cultural imaginaries of the post-soul era. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2006. P. 41–82.


[Закрыть]. Обычно его нагружают весьма неопределенным негативным содержанием, тогда как «антирасизм» воспринимается позитивно, и поэтому иногда даже расисты не видят ничего странного в объявлении себя борцами с расизмом. Вот почему для целенаправленной борьбы с расизмом требуется четко определить, что сегодня вкладывается в понятие «расизм»[90]90
  Cole J. The new racism in Europe. A Sicilian ethnography. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 9; Wieviorka M. Is it difficult to be an anti-racist?


[Закрыть]. Кроме того, как пятнадцать лет назад подчеркнул Р. Майлз, многие в своем увлечении борьбой с расизмом забыли о том, что он требует не только обличения, но и объяснения[91]91
  Miles R. Explaining racism in contemporary Europe // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 198–199.


[Закрыть].

Определение расизма, которым в прошлом широко пользовались борцы с расизмом, в том числе выходцы из школы Боаса, предполагало, что человеческие расы как обособленные группы с четкими границами являются объективной реальностью[92]92
  Benedict R. Race and racism. P. 96–97.


[Закрыть]. Так как последнее все более подвергается специалистами сомнению, прежний подход к расизму в настоящее время пересмотрен. Критикуя раннее определение расизма, Р. Майлз пишет, что его, во-первых, следует рассматривать в контексте XIX в., когда господствовал «научный расизм». Во-вторых, оно ошибочно видело в расизме вечное и неизменное свойство человеческой натуры. В-третьих, его сторонники были твердо убеждены в существовании человеческих рас[93]93
  То, что невозможно бороться с расизмом, сохраняя концепцию расы как объективной реальности, было ясно еще около ста лет назад. См., напр.: Шийк А. Расовая проблема и марксизм. С. 84–231. Это подтверждает и современный британский автор: «Единственный способ придать смысл сложному и постоянно меняющемуся дискурсу вокруг цвета, культуры и политики – это сместить с пьедестала и деэссенциализировать концепции “расы”, этничности и нации…» См.: Rattantsi A. «Western» racisms, ethnicities and identities in a «postmodern» frame // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 56.


[Закрыть]. Наконец, в-четвертых, использовавшаяся в недавнем прошлом концепция расизма была чересчур политизирована и нацелена главным образом против германского фашизма. По всем этим причинам она становилась бессильной против современных форм расизма. Поскольку расизм как идеология имеет дело не с реальностью, а с представлением о ней, и представление это может быть очень разнообразным и далеко не сводится к биологии, Майлз отдает должное подходу британского социолога Джона Рекса, утверждавшего, что новая концепция расизма должна делать акцент на функцию, а не на содержание дискурса[94]94
  Это перекликается со словами Р. Бенедикт о том, что, «чтобы понять расовые гонения, нам не надо изучать расу, а надо изучать гонения». См.: Benedict R. Race and racism. P. 147.


[Закрыть]. Иными словами, расизм можно определить как стремление наделить группу такими биологическими или культурными особенностями, которые бы оправдывали ее дискриминацию. Именно так расизм и видится американскому социологу Филлис Кац: «Расизм – это неравное отношение к людям из-за их принадлежности к какой-либо особой группе»[95]95
  Katz Ph. A. Racism and social science: towards a new commitment // Katz Ph. A. (ed.). Towards the elimination of racism. New York: Pergamon, 1976. P. 3.


[Закрыть]. Правда, Майлз признает рамки этого подхода чересчур расширительными, грозящими концепции «инфляцией»[96]96
  Miles R. Racism. London and New York: Routledge, 1989. P. 48–50, 79; Майлз Р., Браун М. Расизм. С. 105.


[Закрыть].

Афроамериканский философ Пол Тэйлор связывает расизм с «пренебрежением», полагая, что, во-первых, это широкое понятие вбирает в себя множество смыслов, связанных как с жестким, так и с мягким расизмом; во-вторых, абстрагируясь от риторики или поведения, которые допускают разную интерпретацию, оно позволяет перенести внимание на следствия слов или действий; в-третьих, оно делает акцент на институты, порождающие и поддерживающие расизм; в-четвертых, оно исходит из «презумпции морального равенства»; наконец, в-пятых, оно позволяет очертить то поле, где успешно расцветает расизм[97]97
  Taylor P. C. Race. A philosophical introduction. Cambridge, UK: Polity Press, 2004. P. 34–37.


[Закрыть].

В последние годы специалисты по расизму проводят различия между понятиями «расиализация» и «расизм». В социологию расовых отношений термин «расиализация» ввел британский социолог Майкл Бэнтон[98]98
  Banton M. The idea of race. London: Tavistock, 1977. Об этом см.: Barot R., Bird J. Racialization: the genealogy and critique of a concept // Ethnic and Racial Studies. 2001. Vol. 24. № 4. P. 607–608.


[Закрыть]. Затем его подхватил Р. Майлз для обозначения «таких ситуаций, где социальные отношения между людьми структурируются на основе их биологических особенностей, что ведет к выделению и конструированию различающихся между собой социальных общностей»[99]99
  Miles R. Racism. P. 75.


[Закрыть]. Одновременно этот процесс описала гвианская исследовательница Брэкет Уильямс, хотя она и не использовала термин «расиализация». Ссылаясь на более ранние разработки ряда американских исследователей, она отмечала стремление приписывать фенотипу культурные характеристики, в результате чего «раса» становилась носителем культуры. В итоге биологизировалось место группы в общественной структуре, что позволяло исключать из основной массы населения якобы «опасные культурные элементы, имеющие биогенетические корни». Тем самым «в процессе такого исключения магия забывчивости и отбора, происходивших вполне осознанно, но исподволь, позволяет условным классификациям, введенным когда-то одним поколением, стать неоспоримой данностью реального мира несколько поколений спустя». Принципиально важную роль в этом процессе играют метафоры «генетического наследия» и «чистоты крови»[100]100
  Williams B. A class act: anthropology and the race to nation across ethnic terrain // Annual review of anthropology. 1989. Vol. 18. P. 431. Советский социолог А. Шийк описал этот процесс еще в 1930 г. См.: Шийк А. Расовая проблема и марксизм. С. 319–320.


[Закрыть].

Вскоре термин «расиализация» стали использовать и другие авторы для обозначения процесса, в ходе которого определенная группа или группы населения наделяются своими соседями или государственным законодательством определенными расовыми (биологическими) качествами и помимо своей воли превращаются в особую категорию, занимающую свое место в уже сложившейся социально-расовой структуре[101]101
  Goldberg D. Th. The semantics of race. P. 561; Dominguez V. R. A taste for «the Other» // Current Anthropology. 1994. Vol. 35. № 4. P. 334; Bas-hi V. Racial categories matter because racial hierarchies matter: a commentary // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. № 5. P. 963; Wodak R., Reisigl M. Discourse and racism: European perspectives // Annual Review of Anthropology. 1999. Vol. 28. P. 180; Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 28–29; Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005; Rattansi A. Racism. P. 107. О проблематичности этого термина см.: Barot R., Bird J. Racialization.


[Закрыть]. По удачному определению одного автора, «расиализация… придает исторической трансформации текучих категорий различия облик четко отличного вида инаковости»[102]102
  Silverstein P. A. Immigrant racialization and the new savage slot: race, migration, and immigration in the New Europe // Annual Review of Anthropology. 2005. Vol. 34. P. 364.


[Закрыть]. Понятие «расиализация» занимает принципиальное место в современных определениях расизма. Например, по словам М. Вьевьорки, «расизм – это воображаемая конструкция, позволяющая придать расиализованной группе биологический облик и эссенциализировать ее в такой степени, чтобы ее можно было изъять из человеческого рода и, a fortiori, из любых социальных отношений путем либо натурализации, либо демонизации ее или того и другого вместе»[103]103
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 33.


[Закрыть]. В то же время важно помнить, что понятие «расиализация» имеет смысл только для тех специалистов, которые видят в расе социальную конструкцию, а не объективную биологическую реальность.

Главную роль в расиализации играют законодательство, государственная политика, переписи населения и другие формы официального учета населения, отношения собственности, порядок трудоустройства, особенности расселения и разнообразные институты, способствующие дискриминации и сегрегации. Определенную, хотя и не основную роль, наряду с ними, играют и научные технологии, создающие группы путем категоризации[104]104
  Jacobson M. F. Whiteness of a different color. European immigrants and the alchemy of race. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998. P. 105–106; Cornell S., Hartmann D. Ethnicity and race. P. 153–194.


[Закрыть]. Ярким примером расовой политики, причем далеко не всегда осознанной, являлась деятельность американских судов первой половины XX в., когда, решая вопрос о выдаче гражданства, именно они должны были устанавливать, кто и по какой причине мог претендовать на статус «белого человека». Анализ их деятельности убедительно показывает, как судебная практика фактически «создавала расы». При этом судьи решительно отказывались связывать свои решения с расизмом[105]105
  Haney Lopez I. F. White by law: the legal construction of race. New York: New York Univ. Press, 1996.


[Закрыть]. И сегодня нередки случаи мирного сосуществования институционального расизма с декларативными политическими заявлениями государственных чиновников, отрицающими расизм и направленными против расизма[106]106
  MacMaster N. Racism in Europe, 1870–2000. Basingstoke, Hampshire: Palgrave, 2001. P. 176–189, 200–204; Gillborn D. Critical race theory and education: racism and anti-racism in educational theory and praxis // Discourse: studies in the cultural politics of education. 2006. Vol. 27. № 1. P. 14–17, 21.


[Закрыть].

С этой точки зрения большой интерес представляет элитарный расизм, воспроизводящийся политической и символической элитами, к которым относятся ученые, преподаватели, журналисты, писатели, поэты. По наблюдениям Т. ван Дейка, этот расизм, хотя и воспроизводится в скрытых мягких формах, представляет особую опасность: ведь именно элита обладает политической и экономической властью, и поэтому именно она способна перевести расизм из области идеологии в область реальной политической практики[107]107
  Van Dijk T. A. Elite discourse and racism. Newbury Park: Sage, 1993.


[Закрыть]. Особенно тревожно то, что вместо того, чтобы открыто выступить против расизма, респектабельные европейские политики и политические партии в погоне за голосами электората нередко подхватывают ксенофобскую риторику ультраправых, а иной раз даже вступают с ними в предвыборные блоки. При этом заявления, направленные против расизма, странным образом сочетаются в их устах с лексикой «культурного расизма», а также с лоббированием антииммигрантских законов. Ниже мы увидим, что все это не чуждо и современной России.

В то же время, отличая «бытовой массовый расизм» (стереотипы, сомнительные шутки, оскорбления и пр.) от элитарного, британский социолог Нейл Макмастер считает, что наиболее серьезные последствия для уязвимых меньшинств имеют именно массовые настроения, а не кабинетные построения сторонников расовой теории[108]108
  MacMaster N. Racism in Europe… P. 7, 200–204.


[Закрыть]. Действительно, искусно направляемая политиком-расистом толпа может причинить гораздо больше вреда, чем отвлеченные рассуждения на расовую тему. Поэтому кабинетные теоретические построения следует отличать от реальной расистской практики, которая может проявляться как в поддерживающих расизм институтах, так и в массовых расистских акциях (демонстрациях, бойкотах, погромах). Это говорит в пользу приведенной выше схемы Вьевьорки.

Следовательно, проявления расизма весьма многообразны, и поэтому понятие «расизм» вызывает расхождения у специалистов. Одни из них ассоциируют его с реальным (в том числе политическим) поведением, основанным на расовой доктрине[109]109
  Chase A. The legacy of Malthus: the social costs of the New scientific racism. Urbana: University of Illinois Press, 1980. P. 72; Todorov T. On human diversity. P. 91; Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. P. 71.


[Закрыть]. При этом акцент ставится не просто на спонтанных действиях, а на их неразрывной связи со сложившейся общественной структурой, предполагающей расовую иерархию[110]110
  Feagin J. R., Vera H., Batur P. White racism. P. 2–7.


[Закрыть]. Например, по определению американского социолога Г. Уайнента, «расистскими можно назвать действия, которые создают или воспроизводят культивирующую расовое неравенство социальную структуру, основанную на абсолютизации расовых категорий, либо объявляют естественными или исконными расовые идентичности или показатели, основанные на такого рода социальной структуре, или оба этих случая вместе»[111]111
  Winant H. Racism today. P. 760–761.


[Закрыть]. Соответственно, расу он определяет как «концепцию, которая осмысливает и символизирует социополитические конфликты и интересы, исходя из различий в типах человеческих тел»[112]112
  Winant H. Racial formation and hegemony: global and local developments // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 270.


[Закрыть]. Р. Бенедикт была недалеко от этого, полагая, что «конфликт возникает там, где любую группу – в данном случае расу – превращают в класс путем направленных против нее дискриминационных практик»[113]113
  Benedict R. Race and racism. P. 157.


[Закрыть]. Для британского социолога Зигмунта Баумана именно сознательная практика конструирования задуманного идеального социального порядка отличает расизм от других видов ксенофобии. Поэтому он видит в расизме форму «социальной инженерии»[114]114
  Bauman Z. Modernity and the Holocaust. Ithaca, N. Y.: Cornell Univ. Press, 2000. P. 65–72.


[Закрыть]: «Расизм – это прежде всего политика, а уж потом идеология»[115]115
  Ibid. P. 74.


[Закрыть].

В то же время некоторые другие исследователи считают расизм идеологией по преимуществу и связывают ее с биологизацией культурных общностей, или, иначе, расиализацией. Так, отдавая должное функциональному подходу к расизму, Майлз все же более важной считает его содержательную сторону. Для него расизм – это прежде всего не строгая доктрина, а слабо структурированная идеология, которая может воплощаться на практике весьма по-разному. Она, во-первых, выделяет какую-то группу по соматическим признакам и тем самым имеет сигнификативную функцию. Во-вторых, она представляет такие группы естественными образованиями и наделяет их различной природой и разными статусами. В-третьих, этой природе приписывается негативный характер, а потому от общения с чужой группой расисты ожидают печальных последствий. Кроме того, иную группу обычно представляют по оппозиции своей, наделяя ее прямо противоположными качествами. На практике расизм может выступать стройной теорией, а может принимать форму бытовых стереотипов и предрассудков. Подобно мифу, расовая идеология претендует на то, чтобы упорядочивать мир и давать ему объяснение, хотя и ошибочное[116]116
  Майлз Р., Браун М. Расизм. С. 105, 131–133.


[Закрыть].

Пол Гилрой видит проблему шире. Он обращает внимание на расовое мышление, проявляющееся в особом восприятии всего многообразия мира и поддерживаемое литературой, искусством, наукой, школой. Он отмечает, что именно расовое мышление в конечном счете легитимирует индустрию человекоубийства[117]117
  Gilroy P. Between camps: nations, cultures and the allure of race. London: Routledge, 2004. P. 144.


[Закрыть]. А ряд философов, начиная с Ж.-П. Сартра, склонны воспринимать расизм даже скорее как вид эмоций, основанный на манихейских представлениях, скрывающих страх перед свободой[118]118
  Van Leeuwen B. To what extent is racism a magical transformation? An existential-phenomenological perspective on racism and anti-racism // Journal of social philosophy. 2007. Vol. 38. № 2. Действительно, судя по новейшим исследованиям, эмоции, основанные на стереотипах, искаженных представлениях и «здравом смысле», играют немаловажную роль в развитии расизма. См., напр.: Mukherjee R. The racial order of things: cultural imaginaries of the post-soul era. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 2006.


[Закрыть].

В то же время некоторые специалисты доказывают ошибочность сведения расизма к одним лишь идеологии, личным предубеждениям, бескультурью и невежеству. Для них расиализация является лишь отражением сложившейся структуры социальных отношений и социальной практики, практики «расового государства»[119]119
  Mills Ch. W. The racial polity // Babbitt S. E., Campbell S. (eds.). Racism and philosophy. Ithaca: Cornell University Press, 1999. P. 25–30; Fredrickson G. M. Racism: a short history. Princeton, N.J.: Princeton Univ Press, 2002. P. 6; Murji K., Solomos J. Introduction: racialization in theory and practice // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 11–12.


[Закрыть]. Как подчеркивает Н. Макмастер, и сама расистская идеология не столько выросла из научного знания, сколько была производной от сложившейся социально-классовой структуры, национализма, колониализма, экономического кризиса и иных оснований[120]120
  MacMaster N. Racism in Europe. P. 7.


[Закрыть]. Для авторов, разделяющих такой подход, расизм – это не только идеология, но и прежде всего практика – как социальная (выражающаяся в поведении по отношению к «другим» со стороны как работодателей, так и журналистов и простых обывателей), так и политическая (законодательство и другие действия со стороны властей)[121]121
  Vasta E. Rights and racism in a new country of immigration: the Italian case // Wrench J., Solomos J. (eds.). Racism and migration in Western Europe. Oxford: Berg, 1993. P. 93.


[Закрыть]. И в этом отношении расизм отличается ярко выраженной «тотальностью», пронизывающей всю социальную систему: он охватывает процесс расиализации, формирование представлений о «Другом», производство и воспроизводство группового доминирования в экономической, политической, социальной и культурной сферах[122]122
  De Rudder V., Poiret Ch., Vourc’h F. L’inégalité raciste. P. 35–36, 154.


[Закрыть]. Например, М. Вьевьорка, наряду с расистской идеологией, рассматривает такие практики (по нарастающей) как бытовые предубеждения, сегрегацию, дискриминацию и физическое насилие[123]123
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 36–78.


[Закрыть].

Аналогичным образом французский социолог Этьен Балибар обращает внимание на «социальную структуру дискриминации», без которой расизм потерял бы почву под ногами. Мало того, по его словам, в современном мире эта структура сплошь и рядом задается государственной политикой[124]124
  Balibar É. Es Gibt Keinen Staat in Europa: Racism and politics in Europe today // New Left Review. 1991. № 186. P. 11, 15–16. См. также: Sivanandan A. RAT and the degradation of black struggle. P. 28; Appadurai A. Modernity at large. P. 146.


[Закрыть]. Однако она не ограничивается ею и охватывает все общественные сферы[125]125
  Frankenberg R. White women, race matters.


[Закрыть]. Поэтому некоторые авторы предлагают различать такие формы расизма, как а) бытовая, выражающаяся в поведении простых людей в отношении «чужаков»; б) политическая программа; в) правовая норма (в частности, определение гражданства по «крови»); г) государственная политика (апартеид и пр.)[126]126
  Wodak R., Reisigl M. Discourse and racism: European perspectives // Annual Review of Anthropology. 1999. Vol. 28. P. 178–179.


[Закрыть]. Кроме того, расистские практики, как правило, сопровождаются определенными ритуальными действиями и легитимируются расовыми мифами, причем сегодня огромную роль в пропаганде последних играют СМИ[127]127
  Feagin J. R., Vera H., Batur P. White racism. P. 19–24.


[Закрыть]. Откровенно расистские политические режимы, включавшие все эти компоненты, существовали на юге США в 1890–1950-х гг., в Южной Африке – в 1910–1980-х гг. и в нацистской Германии – в 1933–1945 гг.[128]128
  Fredrickson G. M. Racism: a short history. Princeton, N.J.: Princeton Univ. Press, 2002. P. 99–101.


[Закрыть]

При таком подходе расистская правовая практика обозначается термином «институциональный расизм»[129]129
  Miles R. Racism. London and New York: Routledge, 1989. P. 42–61, 73–87; Майлз Р., Браун М. Расизм. С. 77–92. См. также: Marger M. N. Race and ethnic relations. American and global perspectives. Belmont, Calif.: Wadsworth Publishing Company, 1994. P. 27–30; Shanklin Eu. Anthropology and race. P. 100. Понятие «институциональный расизм» было введено в США афроамериканскими интеллектуалами в конце 1960-х гг. для обозначения социального порядка и институтов, воспроизводивших общественное устройство, основанное на расистских представлениях и практике. См.: Carmichael S., Hamilton Ch. V. Black power: the politics of liberation in America. New York: Vintage, 1967.


[Закрыть]. Наиболее детально такая практика была описана Зигмунтом Бауманом, показавшим на примере Холокоста, как сама логика работы бездушной бюрократической машины, лишенной каких-либо нравственных оснований и сделавшей расизм основой своих мотиваций, может приводить к величайшим человеческим трагедиям[130]130
  Bauman Z. Modernity and the Holocaust.


[Закрыть]. Правда, по мнению М. Вьевьорки, нельзя ограничиваться подчеркиванием системности расизма и тем более не стоит ее преувеличивать. Ибо при этом существует опасность абстрагироваться от субъектов расизма, перелагая всю ответственность на безличную абстрактную общественную или бюрократическую систему[131]131
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 62–65.


[Закрыть]. Сходную позицию занимает и Али Раттанси. Он считает более плодотворной концепцию институциональной расиализации, позволяющей учитывать разнообразие расистских практик и дискурсов в зависимости от контекста, пространственно-временных параметров, а также особенностей их участников. На его взгляд, концепция институционального расизма создает ошибочное впечатление монолитности расистских практик, чего на самом деле не наблюдается[132]132
  Rattantsi A. «Western» racisms, ethnicities and identities in a «postmodern» frame // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 62–63; Idem. The uses of racialization: the time-spaces and subject-objects of the raced body // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 289–293; Idem. Racism. P. 132–140.


[Закрыть].

С этой точки зрения имеет смысл проводить различия между разными формами выражения расизма, в том числе в зависимости от его связи с субъективностью. Одним из первых такой подход применил американский социолог Джеймс Джонс, в 1972 г. подразделивший расизм на индивидуальный, институциональный и культурный. В первом случае речь шла о классическом расизме, заставлявшем белых верить в естественное превосходство белой расы и прямую связь между биологией, интеллектом и поведением[133]133
  Иногда такие предрассудки связывают с интериоризацией расизма, являющейся следствием институционального расизма и расистской культуры. См.: Rose L. R. White identity and counseling White allies about racism // Bowser B. P., Hunt R. G. (eds.). Impacts of racism on White Americans. Thousand Oaks: SAGE Publications, 1996. P. 32.


[Закрыть]. Институциональный расизм предполагает наличие определенных законов, обычаев, институтов и практик, навязывающих белым расистское поведение помимо их собственной воли. Наконец, культурный расизм означает веру в безусловную ущербность любых культурных особенностей небелого населения и его полную зависимость от культуры белых. В этом смысле расизм включает как социальную и общекультурную, так и индивидуально-психологическую компоненты[134]134
  Jones J. M. Prejudice and racism. Reading, Mass.: Addison-Wesley, 1972. P. 118, 131, 148; Jones J. M., Carter R. T. Racism and White racial identity // Bowser B. P., Hunt R. G. (eds.). Impacts of racism on White Americans. Thousand Oaks: SAGE Publications, 1996. P. 2–3, 10–19.


[Закрыть]. Поэтому как институты расизма, так и культура расизма заслуживают специального анализа. Ведь, как отмечают исследователи, если далеко не каждый белый в США является расистом, то все белые без исключения подвержены социальным, институциональным и культурным влияниям, способствующим проявлению расизма, причем иной раз неосознанного. Например, именно такие настроения провоцируются расовой идентичностью, навязывающейся человеку окружающей средой[135]135
  Jones J. M., Carter R. T. Racism and White racial identity. P. 4–5.


[Закрыть].

По мнению некоторых американских и британских специалистов, сама концепция расы не является политически нейтральной, включая, пусть и имплицитно, идею конфликта интересов. «Раса является концепцией, акцентирующей и символизирующей социальные конфликты и интересы, объясняя их принадлежностью людей к разным физическим типам», – пишут американские исследователи М. Оми и Г. Уайнент[136]136
  Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. P. 55.


[Закрыть]. Пол Гилрой вообще видит в расе политическую категорию по преимуществу[137]137
  Gilroy P. ‘There ain’t no black in the Union Jack’. P. 38–39.


[Закрыть]. Это и наделяет «белую идентичность» позицией безусловного доминирования[138]138
  Frankenberg R. White women, race matters; Haney Lopez I. F. White by law: the legal construction of race. New York: New York Univ. Press, 1996; Semali L. Perspectives of the curriculum of Whiteness // Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Rodriguez N. M., Chennault R. E. (eds.). White reign. Deploying whiteness in America. New York: St. Martin’s Press, 1998. P. 183–184; Feagin J. R., Vera H., Batur P. White racism. P. 2.


[Закрыть].

Описывая процесс расиализации, П. Тэйлор указывает, что «белые расистские общества создавали расы, полагая, что они их открывают, а последующее политическое развитие в этих обществах продолжало их воссоздавать. Активисты-антирасисты превратили их в группы с политическими интересами; культурные националисты видели в них инкубаторы для этнических групп; изменения в иммиграционных процессах проблематизировали и раздвинули их границы; а экономические сдвиги пересмотрели их отношение к производительным силам общества»[139]139
  Taylor P. C. Race. P. 86.


[Закрыть].

Иными словами, рассматривая расу как социальную конструкцию, как одно из средств создания и описания идентичности, современные социологи и философы отмечают, что раса остается очень важным понятием, определяющим и легитимизирующим социальные и политические действия людей. Вместе с тем они подчеркивают, что «раса является продуктом расизма, а не наоборот». С этой точки зрения так называемые «расовые группы» оказываются расиализованными группами, т. е. группами, особое социальное, политическое или экономическое положение которых описывается обществом в расовых терминах[140]140
  Bulmer M., Solomos J. Introduction: re-thinking ethnic and racial studies // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. № 5. P. 823; De Rudder V., Poiret Ch., Vourc’h F. L’inégalité raciste. P. 35.


[Закрыть]. Поэтому анализ расизма может быть продуктивным только при учете широкого социального контекста в рамках данной политической культуры[141]141
  Solomos J., Back L. Racism and society. P. 26.


[Закрыть].

Известный афроамериканский общественный деятель Майкл Дайсон полагает, что расу надо рассматривать трояко – как контекст (расовые отношения и расизм), подтекст (формы расы и расизма в культуре) и предлог (функции расы и расизма в обществе)[142]142
  Dyson M. E. Race rules. Navigating the color line. New York: Vintage, 1997. P. 33.


[Закрыть]. В то же время расизм не ограничивается своей инструментальной ролью, а глубоко проникает в культуру повседневности, вызывая эмоциональные реакции, связанные с предубеждениями и предрассудками[143]143
  Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 17–25.


[Закрыть].

Какие дискриминационные практики могут рассматриваться как расистские? Речь идет, во-первых, о дискриминационной практике трудоустройства (отказ под благовидным предлогом в приеме на работу, отказ работать рядом с «цветным», предоставление «цветным» лишь самой тяжелой низкооплачиваемой работы, лишение «цветных» права вступать в профсоюзы или организовывать свои профсоюзы), во-вторых, о предоставлении «цветным гражданам» страны статуса «иностранца» с соответствующим ограничением их гражданских прав, в-третьих, о требованиях «репатриации» «цветных», в-четвертых, об отказе «цветным» в найме жилья или получении номера в гостинице, в-пятых, об отказе от равноправного общения с лицами иного цвета кожи, в-шестых, об осуждении белых девушек, появляющихся в обществе «цветных», наконец, в-седьмых, об актах насилия против «цветного населения»[144]144
  Литтл К. Л. Раса и общество // Плисецкий М. С. (ред.). Расовая проблема и общество. М.: Изд-во иностранной литературы, 1957. С. 116–128; Ананова Е. В. Дискриминация «цветных» в Англии // Ефимов А. В. (ред.). Против расизма. М.: Наука, 1966. С. 188–201; Григулевич И. Р. и др. (ред.). Документы обличают расизм. М.: Наука, 1968; Королева А. П. Расизм в странах Западной Европы (50–70-е годы) // Бромлей Ю. В. (ред.). Расы и общество. М.: Наука, 1982. С. 258–264; Она же. Массовая миграция и расизм в Западной Европе // Расы и народы. 1993. Вып. 23. С. 149–156; Popple K. Understanding and tackling racism among young people in the United Kingdom // Hazekamp J. L., Popple K. (eds.). Racism in Europe: a challenge for youth policy and youth work. London: UCL Press, 1997. P. 17–18.


[Закрыть]. Особой формой дискриминации служит завуалированный отказ в трудоустройстве. Речь идет о практике предоставления престижной работы избранным представителям дискриминируемого меньшинства и систематического отказа в этом многим другим его членам, имеющим сходную квалификацию[145]145
  Taylor D. W., Wright S., Ruggiero K. Discrimination: an invisible evil // Driedger L., Halli Sh. S. (eds.). Race and racism: Canada’s challenge. Montreal: McGill-Queen’s Univ. Press, 2000. P. 188–194.


[Закрыть].

Во Франции структура дискриминации «иностранцев» имеет свои особенности. Там дети иммигрантов имеют гораздо меньше возможностей получить хорошее образование, а следовательно, устроиться на высокооплачиваемую работу или получить работу вообще. Их жилищные условия на порядок хуже, чем у французов. При этом, благодаря жилищной политике местных властей, они фактически оказываются в условиях гетто. Иммигрантская молодежь испытывает пристрастное отношение со стороны правоохранительных органов. В то же время иммигранты и их дети периодически подвергаются нападениям расистов, причем последние редко обнаруживаются полицией и привлекаются к суду[146]146
  Fysh P., Wolfreys J. The politics of racism in France. Basingstoke: Palgrave, 2002. P. 157–163.


[Закрыть].

Сегодня многие эксперты приходят к выводу о том, что современные расисты выбирают объект своей ненависти не столько по биологическим, сколько по культурным особенностям[147]147
  Anthias F., Yuval-Davis N. (in association with Cain H.). Racialized boundaries. Race, nation, gender, colour and class and the anti-racist struggle. London; New York: Routledge, 1992. P. 155.


[Закрыть]. В то же время эксперты подчеркивают, что концепция или взгляды, даже если они относятся к культуре, религии и этничности, могут считаться расистскими в том, и только в том случае, если они содержат биологические коннотации[148]148
  Wieviorka M. Racism in Europe: unity and diversity // Rattantsi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity – on the Western front. Cambridge: Polity Press, 1994. P. 182–183; Robb P. South Asia and the concept of race // Robb P. (ed.). The concept of race in South Asia. Delhi: Oxford Univ. Press, 1997. P. 1–2; Piper N. Racism, nationalism and citizenship. Ethnic minorities in Britain and Germany. Aldershot: Ashgate, 1998. P. 34–35; Wodak R., Reisigl M. Discourse and racism: European perspectives // Annual Review of Anthropology. 1999. Vol. 28. P. 181; MacMaster N. Racism in Europe. P. 6. Биологизация этноса нередко встречается и ныне, причем не только в бытовых представлениях, но иногда и в науке. Об этом явлении см., напр.: Baumann G. Dominant and demotic discourses of culture: their relevance to multi-ethnic alliances // Werbner P., Modood T. (eds.). Debating cultural hybridity. Multi-cultural identities and the politics of anti-racism. London: Zed Books, 1997. P. 213; Шнирельман В. А. Лев Гумилев: от «пассионарного напряжения» до «несовместимости культур» // Этнографическое обозрение. 2006. № 3. С. 8–21.


[Закрыть] или «создают или воспроизводят структуры доминирования, основанные на эссенциалистских категориях расы»[149]149
  Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. P. 71.


[Закрыть].

В то же время, как замечают французские исследователи, в бытовой и дискурсивной практике оказывается чрезвычайно трудно отделить «этническое» от «расового» именно в силу того, что люди склонны, во-первых, реифицировать и биологизировать культуру, а во-вторых, обращать внимание на этническое происхождение «Другого»[150]150
  De Rudder V., Poiret Ch., Vourc’h F. L’inégalité raciste. P. 157–158.


[Закрыть]. Мало того, недавние опросы общественного мнения в ряде европейских стран показали, что люди нередко ассоциируют этничность с кровью, т. е. с расово-биологическим фактором. В этом дискурсе этническая группа представляется «расширенной семьей», и биология тесно сплетается с культурой[151]151
  PUG, race and ethnicity in Europe. The Univ. of Manchester, 2004 (http://les1.man.ac.uk/sa/pug/documents/pamphlets/race.pdf); Wade P., Lewis H. S. Genomics and race: responses to Michael Banton // Anthropology today. 2005. Vol. 21. № 5. P. 20. О том, что представления о разнообразии этнических культур могут скрывать идею о различиях «по крови», см.: Wade P. Human nature and race // Anthropological theory. 2004. Vol. 4. № 2. P. 162.


[Закрыть]. В таком контексте этнические или этнорелигиозные группы могут восприниматься как «этнорасовые», и отношение к этническому меньшинству может включать расистские коннотации. Сегодня трактовка таких случаев нередко вызывает у специалистов споры. Ибо там, где одни видят лишь межэтническую или межрелигиозную напряженность, другие обнаруживают подспудный процесс расиализации соперничающих групп, однако, так как речь идет о мотивации предрассудков, собрать неопровержимые факты в пользу той или иной позиции оказывается необычайно сложно. В частности, это относится к оценке антииммигрантского законодательства. Иной раз «производство рас» было продуктом не столько откровенно расистских законов, сколько, напротив, аффирмативных действий, призванных облегчить жизнь этнорасовых меньшинств, как это отмечалось в США и Великобритании в 1970-х гг.[152]152
  См., напр.: Banton M. Historical and contemporary modes of racialization // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 61–64.


[Закрыть]