Текст книги "«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма"

О росте подобного рода настроений говорят и опросы московских школьников, проведенные в 1998 и 2001 гг. За этот период недифференцированная гордость своей национальностью и страной постепенно стала сменяться убеждением в том, что «русский народ самый лучший в мире», «это уникум, с особым менталитетом». Одновременно былую популярность стало терять мнение о том, что «нужно по-человечески относиться к другим народам», «не унижать людей другой национальности». Аналогичная тенденция была зафиксирована в Краснодаре и Астрахани[2974]2974
  Рубан Л. С. Дилемма XXI века… С. 38–40.


[Закрыть]. Небольшой эксперимент, проведенный в 2006 г. в одной из московских школ, где 70 школьников попросили письменно ответить на вопрос об их отношении к мигрантам, подтверждает эти наблюдения. Негативные настроения выявились у 58 подростков, тогда как позитивные обнаружили только 7. Фактически школьники повторяли то, о чем постоянно говорят журналисты: они отмечали связь мигрантов с преступным миром, наркобизнесом и продажей оружия, антисанитарию и подозрительный интерес к российским женщинам. Любопытно, что лишь семеро упомянули о конкуренции на рынке труда[2975]2975
  Яковлева Е. Взорванное сознание // Российская газета. 2006. 30 августа. С. 7.


[Закрыть]. Совершенно очевидно, что их представления сформировались отнюдь не на основе собственного опыта общения с мигрантами.

Судя по опросу, проведенному в 2002 г. в Нижнем Новгороде, Оренбурге и Ижевске, наивысший уровень интолерантности по отношению к «чужакам» наблюдался у студентов. При этом наиболее нетерпимо они относились к кавказцам[2976]2976
  Бадыштова И. М. Толерантность городского социума к мигрантам. С. 150–151.


[Закрыть]. В Татарстане за депортацию мигрантов выступали 25 % взрослых, но 37 % студентов. Необычно высокая степень интолерантности наблюдалась там и среди подростков[2977]2977
  Габдрахманова Г. Ф. Мы – они: отношение к мигрантам в Республике Татарстан // Социальные исследования. 2008. № 2. С. 74.


[Закрыть]. В свою очередь, опрос 500 старшеклассников, проведенный в Краснодаре Молодежной группой за толерантность (ЭТНИКА), показал, что 30 % респондентов допускают «выселение из России всех нерусских», «выселение всех чеченских семей», «ссылку всех мусульман» как действенные меры по борьбе с терроризмом[2978]2978
  Печко В. Срок «Белого братства». Члены группировки призывали «очистить область от нерусских» и относили себя к «нации чистых арийцев» // Взгляд. 2006. 28 марта (http://www.vz.ru/society/2006/3/28/27681.html).


[Закрыть]. Иными словами, как уже отмечали эксперты, к началу 2000-х гг., в отличие от начала 1990-х гг., по уровню ксенофобии молодежь (лица 18–24 лет) превзошла практически все остальные возрастные категории, включая пожилых людей, которые традиционно отличались высоким уровнем ксенофобии[2979]2979
  Щербаков Н. Г. Идеологи современного отечественного расизма // Балезин А. Г. (ред.). Евроцентризм и афроцентризм накануне XXI века: африканистика в мировом контексте. М.: ИВИ РАН, 2000. С. 94–103; Паин Э. А. Почему помолодела ксенофобия // Независимая газета. 2004. 14 октября. С. 11; Целмс Г. «Я ненавижу – значит, я существую» // Русский курьер. 2004. 17 декабря. С. 29.


[Закрыть].

Э. А. Паин объясняет это такими факторами, как этнизация ксенофобии (перенос гнева с властей и олигархов на «чужаков»), неблагоприятная демографическая динамика (депопуляция у русских на фоне быстрого роста численности «мусульман»), продолжение чеченской войны и милитаризация политической элиты, что неизбежно вело к радикализации общества[2980]2980
  Паин Э. А. Этнополитический маятник. М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 250–255.


[Закрыть]. Но, будучи приемлемым объяснением роста ксенофобии в целом, это все же не объясняет, почему ксенофобия помолодела. Ведь, судя по некоторым социологическим данным, резкий рост молодежной ксенофобии произошел еще в 1993 г.[2981]2981
  Иванов В. Н. Конфликтогенные факторы… С. 80–81.


[Закрыть] Скорее это следует объяснять общим радикализмом молодежи, а также сменой поколений и высокой активностью молодежной когорты, имеющей совершенно иной по сравнению со старшим поколением социальный опыт, связанный с суровой конкуренцией практически во всех сферах жизни общества, но прежде всего в бизнесе и трудоустройстве. Ведь речь, по сути, идет о первом поколении молодежи, социализация которого проходила целиком в постсоветское время. Немаловажную роль в социализации этого поколения сыграли этноцентристские ценности, которые современная школа из года в год целенаправленно прививает учащимся в ущерб общегражданским[2982]2982
  Шнирельман В. А. Очарование седой древности: мифы о происхождении в современных учебниках // Неприкосновенный запас. 2004. № 37. С. 79–87; Он же. Российская школа и национальная идея // Неприкосновенный запас. 2006. № 6 (50). С. 232–249; Он же. «Патриотическое воспитание»: этнические конфликты и школьные учебники // Воронков В., Карпенко О., Осипов А. (ред.). Расизм в языке образования. СПб.: Алетейя, 2008. С. 88–111; Shnirelman V. A. The myths of descent: the views of the remote past, and school textbooks in contemporary Russia // Public Archaeology, 2003. Vol. 3. № 1. P. 33–51; Idem. Stigmatized by history or by historians? Peoples of Russia in the school textbooks in history // History and memory, 2009. Vol. 21. № 2. P. 110–149.


[Закрыть]. Вероятно, именно поэтому, как свидетельствует проведенный недавно опрос москвичей, сегодня молодежь оказывается гораздо более озабоченной вопросами «национальности», чем пожилые люди[2983]2983
  Степанов В. В. Этнокультурная ситуация в Москве // Тишков В. А. (ред.). Российская нация: становление и этнокультурное многообразие. М.: ИЭА РАН, 2008. С. 70, 72.


[Закрыть].

Если рассмотренные выше тенденции относились в основном к восприятию мигрантов, то определенный сдвиг произошел в отношении евреев. Если в 1990-х гг. юдофобия не сочеталась с требованием практических действий, то в 2004–2005 гг. почти каждый второй одобрил бы действия по ограничению «влияния евреев» в органах власти, политике, бизнесе, юридической деятельности, системе образования и шоу-бизнесе[2984]2984
  Урнов М. Жесткая диктатура надежды; Отношение россиян к людям других национальностей // Левада-Центр. 2005. 11 ноября (http://levada.ru/press/2005111101.html).


[Закрыть]. В 2005 г. пятая часть петербургских респондентов признавались в том, что поддержали бы запрет в России любых еврейских организаций[2985]2985
  Поздняев М. «Мигранты плохо окультуриваются» // Новые Известия. 2006. 8 февраля. С. 6.


[Закрыть]. Показателен также и тот факт, что из всех зарубежных стран самые негативные чувства у жителей России наряду с США вызывал Израиль, причем в мегаполисах уровень этого негативизма был значительно выше, чем в провинции[2986]2986
  Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.). Российская идентичность в условиях трансформации. С. 258–259.


[Закрыть]. Приведенные данные дают основание предполагать, что здесь Израиль выступал не столько реальным государством, сколько символом «еврейского могущества».

Таким образом, опросы 1995–2005-х гг. выявили новые тенденции в развитии ксенофобии. Если ранее этнический негативизм был характерен для людей старших возрастных категорий (старше 40 лет), то теперь на первый план постепенно вышли молодые люди (до 24 лет). И, как мы увидим далее, именно в эти годы в России сформировалось и расцвело движение скинхедов. Кроме того, из всех социальных групп наиболее подверженными антикавказским фобиям оказались госслужащие и руководители, а также сотрудники правоохранительных органов, чутко улавливающие настроения властей. Не остались в стороне и наиболее политизированные группы населения, проявлявшие повышенную враждебность к чеченцам, армянам, азербайджанцам и цыганам практически вне зависимости от своих политических установок – консервативных или либерально-демократических. По мнению некоторых социологов, если в 1990-х гг. в стране преобладали идеологические противоречия, то в 2000-х гг. на первый план вышли социальные и этнические. В 2003 г. противоречия между русскими и «нерусскими» отмечались каждым четвертым-пятым респондентом. А каждого четвертого москвича заботили прежде всего взаимоотношения между местными жителями и приезжими (в Петербурге и особенно в провинции это интересовало людей много меньше). Особенно остро на это реагировали москвичи, занимающиеся предпринимательством, или безработные, видевшие в приезжих опасных конкурентов. Зато провинцию больше беспокоила проблема «кавказцев». Кроме того, богатые относились к «кавказцам» чуть лучше, а к «приезжим» чуть хуже, чем бедные[2987]2987
  Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.). Россия – новая социальная реальность. С. 99, 130; Они же. Российская идентичность в условиях трансформации. С. 215–216.
  Глава 6. Рост неоконсерватизма и антизападничества


[Закрыть].

Глава 6
Рост неоконсерватизма и антизападничества

По наблюдениям социологов, если в 1990-х гг. ксенофобия концентрировалась вокруг национал-патриотов, то в начале 2000-х гг. она охватила и многих «демократов» вкупе с «либералами». Действительно, если в начале 1990-х гг. можно было провести четкую границу между консерваторами-государственниками и демократами-индивидуалистами, то к 2000 г. палитра стала много богаче и немало бывших демократов и либералов пополнили ряды патриотов и государственников. Это и создало основу для того, чтобы маятник качнулся в сторону «неоконсерватизма»[2988]2988
  Бызов Л. Г. Социокультурная трансформация российского общества и формирование неоконсервативной идентичности // Мир России. 2002. Т. XI. № 1. С. 123–124; Целмс Г. «Я ненавижу – значит, я существую» // Русский курьер. 2004. 17 декабря. С. 29; Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.). Российская идентичность в условиях трансформации. С. 114–117.


[Закрыть]. Во второй половине 2000-х гг. доля традиционалистов возросла до 47 %, а доля сторонников модернизации упала до 20 %. И хотя в целом доля «модернистов» была в среднем классе много выше, чем у остального населения, сдвиг к «традиционализму» в 2006–2008 гг. оказал влияние и на средний класс. Иными словами, число противников дальнейших реформ в эти годы вдвое превышало их сторонников. И это, безусловно, сказывалось на отношении людей к мигрантам, которые были очевидным знаком перемен[2989]2989
  Горшков М. К. Российский менталитет в социологическом измерении // Социологические исследования. 2008. № 6. С. 106. См. также: Тихонова Н. Е., Мареева С. В. Средний класс: теория и реальность. М.: Альфа-М, 2009. С. 265–266.


[Закрыть]. В 2005 г. антимигрантские и ксенофобские настроения активно использовала в своей пропаганде национал-патриотическая партия «Родина», надеясь тем самым поднять свой рейтинг[2990]2990
  Titkov A. Party number four. Rodina: whence and why? Moscow: Panorama Centre, 2006. P. 25–27. О ксенофобских законопроектах, вносившихся фракцией «Родина» в Госдуме, см.: Михайловская Е. Фракция «Родина» в контексте националистического дискурса в Государственной Думе // М. Ларюэль (ред.). Русский национализм: социальный и культурный контекст. М.: НЛО, 2008. С. 33–72.


[Закрыть].

Параллельно менялось отношение к Западу[2991]2991
  Лапкин В. В., Пантин В. И. Запад в российском общественном мнении: до и после 11 сентября 2001 г. // Полис. 2002. № 6. С. 104–115; Дубин Б. «Противовес»: символика Запада в России последних лет // Pro et Contra. 2004. Т. 8. № 3. С. 23–35.


[Закрыть]. Если в 1989–1991 гг. позитивное отношение к нему достигло апогея[2992]2992
  Гудков Л. Д. Этнические проблемы в России: возможность систематических исследований // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения (ВЦИОМ): Информационный бюллетень. 1993. Октябрь. С. 14.


[Закрыть], то пять лет спустя более половины респондентов уже выказывали подозрительность в его отношении, полагая, что западные государства заинтересованы в обнищании и распаде России, чтобы превратить ее в колонию[2993]2993
  Гудков Л. Д. Динамика этнических стереотипов (сравнение замеров 1989 и 1994 гг.) // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения (ВЦИОМ): Информационный бюллетень. 1995. Март – апрель. С. 25; Горшков М. К. (ред.). Россия на рубеже веков. М.: РОССПЭН, 2000. С. 39.


[Закрыть]. Многие (более 40 %) не верили в то, что за рубежом могли испытывать какие-либо добрые чувства к России[2994]2994
  Левада Ю. Человек в поисках идентичности: проблема социальных критериев // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения (ВЦИОМ): Информационный бюллетень. 1997. Июль – август. С. 9; Гудков Л. Д. Русский неотрадиционализм // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения (ВЦИОМ): Информационный бюллетень. 1997. Март – апрель 1997. С. 32.


[Закрыть]. Тогда лишь 12,1 % респондентов хотели «сближения с Западом», хотя идея противостояния Западу имела еще меньше поддержки (2,3 %)[2995]2995
  Горшков М. К. (ред.). Россия на рубеже веков. М.: РОССПЭН, 2000. С. 36.


[Закрыть]. Большинству населения западные ценности, включая уровень жизни и массовую культуру, казались привлекательными, но люди понимали их по-своему и предпочитали двигаться в эту сторону своим особым «русским путем» в соответствии со спецификой «русской цивилизации». К концу 1990-х гг. такие чувства возобладали, и антизападническая риторика слышалась даже в окружении Президента РФ[2996]2996
  Клямкин И. М., Лапкин В. В. Русский вопрос в России // Полис. 1996. № 1. С. 85–87; Лапкин В. В., Пантин В. И. Русский порядок // Полис. 1997. № 3. С. 80; Они же. Ценности постсоветского человека // Делигенский Г. Г. (ред.). Человек в переходном обществе. М.: ИМЭМО, 1998. С. 20–21; Бызов Л. Г. Социокультурная трансформация российского общества… С. 135–136; Горшков М. и др. Десять лет российских реформ глазами россиян // Социс. 2002. № 10. С. 35; Общественное мнение – 2002. С. 152–153; Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.). Российская идентичность в условиях трансформации. С. 126–127, 255–258.


[Закрыть]. Опросы Левада-Центра в 2003 и 2006 гг. показали, что три четверти респондентов (76 %) устойчиво воспринимали Россию евразийским государством со своим собственным историческим путем и европейцами себя не чувствовали (71 %)[2997]2997
  Общественное мнение – 2006. М.: Левада-Центр, 2006. С. 189–190.


[Закрыть].

Судя по другому исследованию, в эти годы сторонников и противников европейского образа России было примерно поровну (35 и 38 %), однако, когда речь шла об отношении к Западу, настроения резко сдвигались в сторону антизападничества. В 2005 г. многие респонденты видели лишь вред от западных порядков (55,2 %), не верили в полезность сближения с Западом (45 %) и полагали, что Запад стремится ослабить Россию (66 %)[2998]2998
  Фурман Д., Каариайнен К. Религиозность в России в 90-е годы XX – начале XXI века. М.: Огни ТД, 2006. С. 37.


[Закрыть].

При всем амбивалентном отношении к Западу в первой половине 1990-х гг. население России в целом сохраняло позитивное отношение к американцам, французам, англичанам, канадцам, немцам и японцам[2999]2999
  Гудков Л. Д. Этнические фобии в структуре национальной идентификации // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения (ВЦИОМ): Информационный бюллетень. 1996. Сентябрь – октябрь. С. 23; Горшков М. К. (ред.). Россия на рубеже веков. С. 40.


[Закрыть]. Однако осенью 1997 г. положение начало меняться, и один из руководителей опроса, проведенного тогда РНИСиНП, А. Здравомыслов, обратил внимание на рост враждебности к американцам[3000]3000
  Короткова Е., Мельниченко О. Враг ты мой кавказский… // Московский комсомолец. 1998. 27 января. С. 2.


[Закрыть]. А летом 1998 г. социологи отметили охлаждение общества к Западу в целом и рост убеждения в том, что западные ценности не подходили для России[3001]3001
  Горшков М. К. (ред.). Россия на рубеже веков. С. 213, 227.


[Закрыть]. Наконец, опросы октября 1997 г. и марта 2000 г. выявили резкое ухудшение отношения к американцам: если в первом случае они вызывали раздражение лишь у 11 % респондентов[3002]3002
  Гудков Л. Д. Антисемитизм в России, 1990–1997 гг. С. 7.


[Закрыть], то во втором каждый четвертый (26,5 %) испытывал к ним негативные чувства. Любопытно, что тогда люди старшего возраста хуже относились к американцам, чем молодые[3003]3003
  Горшков М. К. (ред.). Россия на рубеже веков. С. 392; Гудков Л. Д. Негативная идентичность. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 523.


[Закрыть]. По данным социологических опросов, отношение к США достигло низшей отметки в марте – мае 1999 г. и имело прямое отношение к кризису в Косове и натовским бомбардировкам Сербии весной и летом 1999 г.[3004]3004
  Лапкин В. В., Пантин В. И. Запад в российском общественном мнении: до и после 11 сентября 2001 г. // Полис. 2002. № 6. С. 104–115.


[Закрыть] Гудков связывает этот поворот общественного мнения с резким изменением внешнеполитического курса РФ, произошедшего на фоне нарастания неотрадиционализма[3005]3005
  Гудков Л. Д. Негативная идентичность. С. 501–507.


[Закрыть].

Затем наступило кратковременное потепление, вызванное сочувствием к США в связи с трагедией 11 сентября. Однако обращает на себя внимание кампания, развернутая журналистами начиная с осени 2001 г., когда американцы стали одним из главных объектов «языка вражды» в СМИ[3006]3006
  Верховский А. М. Национализм, расизм и ксенофобия в российских СМИ // Лукашевский С., Локшина Т. (ред.). Национализм, ксенофобия и нетерпимость в современной России. М.: Московская Хельсинкская группа, 2002. С. 196–197.


[Закрыть]. И, возможно, не случайно опросы, проведенные летом и осенью 2001 г. в Томской области, показали, что местное население относилось к американцам даже хуже, чем к чеченцам и мусульманам[3007]3007
  Бызов Л. Г. Социокультурная трансформация российского общества… С. 152.


[Закрыть]. Новый рост недоверия и враждебности к американцам был отмечен в марте 2002 г., когда СМИ трубили о необъективном отношении судей к российским спортсменам на Олимпиаде, а следующий пик антиамериканизма приходился на весну 2003 г. и был связан с войной в Ираке[3008]3008
  Лапкин В. В., Пантин В. И. Запад в российском общественном мнении…; Гудков Л. Д. Негативная идентичность. С. 506, 550–551.


[Закрыть]. В последние годы недоброжелательное отношение к США систематически дает о себе знать в ведущих авторских телевизионных программах «Постскриптум», «Главная тема», «Однако», «Русский взгляд» и др. И тем не менее в 2003–2007 гг. российское общество относилось к США все-таки скорее позитивно, чем негативно. Лишь в начале 2008 г. это отношение снова несколько ухудшилось благодаря косовскому кризису[3009]3009
  Седов Л. А. Отношение к США // Левада-Центр. 2008. 3 марта (http://www.levada.ru/press/2008030301.html).


[Закрыть]. Дальнейшему его ухудшению способствовали война в Южной Осетии и последовавший за ней мировой финансовый кризис, сопровождавшиеся жесткой критикой российского руководства в адрес администрации США. Судя по социологическим опросам 2008–2009 гг., среди наиболее недружелюбно настроенных к России стран около половины респондентов называли США. Примечательно, что в этой группе стран США были единственной западной державой; остальные относились к бывшим советским республикам (Украина и прибалтийские государства), среди которых главного недруга люди видели в Грузии[3010]3010
  Магомедова М. Кто не с нами, тот против нас // Новые Известия. 2008. 18 июня; Друзья и враги России // Левада-Центр. 2009. 10 мая (http://www.levada.ru/press/2009061001.html).


[Закрыть].

На первый взгляд рассмотренные колебания отражали вполне рационалистическую реакцию на «вторжение захватчика». Однако ситуация могла быть гораздо сложнее, и не лишено интереса замечание Гудкова о том, что «антиамериканизм предназначен исключительно для внутреннего пользования и не адресован самим американцам», а требуется для самоутверждения: «если я ненавижу, то я существую»[3011]3011
  Гудков Л. Д. Негативная идентичность. С. 543. См. также: Дилигенский Г. Г. «Запад» в российском общественном сознании // Общественные науки и современность. 2000. № 5. 14–15.


[Закрыть]. Правда, если бы это полностью было так, то, во-первых, негативное отношение общества к США вряд ли бы нуждалось в оправдании конкретными действиями американцев на международной арене, а во-вторых, были бы необъяснимы сравнительно длительные периоды отсутствия ярко выраженных негативных чувств. Скорее речь может идти об образе «абсолютного чужака», воплощающего в себе то, что противоречит «нашему» представлению о «добре», «порядке», «справедливости». На него в концентрированной форме переносился гнев, вызывавшийся внутренними социальными проблемами, с возрастающей силой беспокоившими россиян. Но этот гнев до поры до времени сдерживается и получает открытое выражение только в связи с реальными действиями американцев, вызывающими возмущение россиян. Поэтому весьма показательно, что негативное отношение к США выказывали прежде всего те, кто были недовольны внутренней ситуацией в России[3012]3012
  Общественное мнение – 2002. С. 167.


[Закрыть].

На этом фоне народы Европы, прежде всего французы, финны, сербы, итальянцы и, в меньшей степени, немцы и поляки, воспринимались людьми гораздо позитивнее. Одно время преобладало мнение о том, что Россия – это часть Европы (65,4 %) и что ей следовало бы войти в Европейское сообщество (52,9 %). Вместе с тем немало респондентов считали, что сильная Россия представляла бы угрозу для Европы (57,4 %)[3013]3013
  Горшков М. К. (ред.). Россия на рубеже веков. С. 390, 406.


[Закрыть]. Но в последние годы наступило разочарование в Европе и в европейской политике и интерес россиян к Европе стал снижаться[3014]3014
  Горшков М. К. Российский менталитет в социологическом измерении // Социологические исследования. 2008. № 6. С. 113; Андреев А. Л. Социокультурные аспекты европейской идентичности россиян // Полис. 2008. № 3. С. 19–21.


[Закрыть].

Судя по данным социологов, российская и европейская системы ценностей не вполне совпадают: скажем, многие россияне не ассоциируют свободу с демократией, и первая манит их в гораздо большей степени, чем вторая. Вероятно, все это стало следствием резкого несоответствия между идеалами демократии и далекой от них постсоветской реальностью. Эйфория начала 1990-х гг. быстро прошла, и в 1993–1995 гг. ценность «демократии» в глазах людей резко упала[3015]3015
  Дубов И. Г. (ред.). Ментальность россиян. М.: Имидж-контакт, 1997. С. 69–70; Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.). Российская идентичность в условиях трансформации. С. 142.


[Закрыть]. Многие разочаровались в демократии, и во второй половине 1990-х гг. уже 67 % респондентов видели в ней пустую формальность, не наполненную реальным содержанием. Кроме того, большинство населения связывало ее не с политической, а с социально-экономической сферой[3016]3016
  Горшков М. и др. Десять лет российских реформ… С. 30.


[Закрыть]. Поэтому, говоря о правах человека, люди делают акцент на социальных правах (право на образование, социальное обеспечение и пр.), тогда как политические кажутся им куда как менее важными. Так, социологические опросы последних десяти лет неизменно показывали, что в рейтинге прав человека политические права постоянно занимали самое последнее место[3017]3017
  Общественное мнение – 2006. М.: Левада-Центр, 2006. С. 142.


[Закрыть]. Видимо, это и определяет амбивалентное отношение россиян к Европе[3018]3018
  Дилигенский Г. Г. «Запад» в российском общественном сознании; Андреев А. Л. Россия и Европа: культурно-психологическая дистанция глазами социолога // Общественные науки и современность. 2003. № 3. С. 96–106.


[Закрыть]. Но в последние годы к этому могли добавиться и расхождения между Россией и Евросоюзом в решении ряда международных политических проблем, скажем отношение к предоставлению независимости Косова, с одной стороны, и Абхазии и Юго-Осетии – с другой.

Многолетние исследования Ю. Левады и его сотрудников показывают, что в конце 1990-х – начале 2000-х гг. за умы россиян боролись три основные модели политического и социально-экономического развития России: 1) западная с демократическим устройством и рыночной экономикой; 2) государство социалистического типа и 3) «особый путь развития». При этом, хотя первая из них привлекала наибольшее число сторонников, ее поддержка падала с 47 в 1997 г. до 34–40 % в 2001–2002 гг. Зато поддержка двух других моделей со временем усиливалась: если социалистическое будущее в 1997 г. манило лишь 21 % респондентов, то в 2001–2002 гг. – 27–28 %; в свою очередь, «особый путь» в 1997–1998 гг. вызывал сочувствие у 17–18 % респондентов, а в 2000–2001 гг. – 27–28 %, но в 2002 г. – 23 %. Опрос, проведенный в январе 2008 г., показал, что сторонники двух последних моделей сходились в том, что и те и другие имели в виду государство социальной ориентации (34 %). Кроме того, респонденты отмечали «несоответствие ценностей и традиций России и Запада» (22 %), а также ожидали от государства следования моральным принципам (18 %). При этом в течение последних десяти лет лишь каждый третий-четвертый ощущал себя «европейцем», тогда как двое из троих дистанцировали себя от Европы[3019]3019
  Будущее России и «особый путь развития» // Левада-Центр. 2008. 29 января (http://www.levada.ru/press/2008012903.html); Данилова Е. Н. Гражданские и этнические идентификации в России и Польше // Магун В. С. (ред.). Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России. М.: Ин-т социологии РАН, 2006. С. 83.


[Закрыть].

Таким образом, большинство жителей России (67 %) и ныне предпочли бы жить в условиях демократии; лишь незначительное меньшинство (17 %) выступает против этого. Однако при этом лишь каждый пятый (22 %) представляет себе демократию по европейскому образцу, тогда как почти каждый второй (47 %) мечтает об особой демократии, соответствующей национальной специфике[3020]3020
  Васильева К. Особенности национальной демократии // Новые Известия. 2007. 20 декабря. С. 2.


[Закрыть]. Опрос Левада-Центра, проведенный в феврале 2008 г., показал, что теперь идея «особого пути» владела умами уже 60 % респондентов, тогда как «европейский путь» поддерживал лишь каждый пятый[3021]3021
  Исторический путь России // Левада-Центр. 2008. 12 марта (http://www.levada.ru/press/2008031204.html).


[Закрыть]. О том, как люди себе это представляют, в определенной мере говорят также опросы ФОМ в апреле 2005 г. Тогда многие высказывались за укрепление централизованной власти в стране, а ее врагами видели многопартийность, свободные выборы и парламентские дебаты[3022]3022
  Угроза распада России: реальная или мнимая? // Фонд «Общественное мнение». 2005. 21 апреля. Вып. 16 (http://bd.fom.ru/report/map/projects/dominant/dom0516/domt0516_2/d051623).


[Закрыть]. Очевидно, такие установки имели мало общего с образом традиционной демократии. Действительно, речь идет об «особой демократии», и начиная с 2005 г. власть начала активно пропагандировать проект «суверенной демократии», что совпало с усилением антизападнической риторики высших чиновников в период 2005–2007 гг.[3023]3023
  Малинова О. Образы России и «Запада» в дискурсе власти (2000–2007 гг.): попытки переопределения коллективной идентичности // Семененко И. С. (ред.). Образ России в мире: становление, восприятие, трансформация. М.: ИМЭМО РАН, 2008. С. 86–106.


[Закрыть] И в 2008 г. эта тенденция только усилилась.

В основе отмеченного выше образа демократии лежит, в частности, устойчивое пренебрежительное отношение россиян к закону. Частично это коренится в идеологии православной церкви, опирающейся на трактат митрополита Илариона «Слово о законе и благодати»[3024]3024
  О том, как эта позиция способствовала поддержке тоталитаризма и фашизма, см.: Варшавский В. С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956. С. 37–43.


[Закрыть], частично идет от славянофилов, подхвативших у Шеллинга и младогегельянцев формулу противопоставления иудаизма христианству как религию закона религии любви[3025]3025
  Rose P. L. Wagner: race and revolution. New Haven: Yale University Press, 1992. P. 18.


[Закрыть], а частично восходит к советским порядкам, пренебрегавшим строгим соблюдением законности[3026]3026
  Любопытно, что даже юрист по профессии, последний председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов, ставил традицию выше закона. См.: Лукьянов А. Евразия // День. 1993. 21–27 февраля. № 7. С. 3; Никитинский Л. Белый ворон // Новое время. 1993. № 11. С. 10–15.


[Закрыть]. Например, уже в поздние советские десятилетия в армии было принято жить не по уставу, а по «дедовщине», что поразительным образом перекликалось с правилом преступного мира – «жить не по закону, а по понятиям». В 1990-х гг. к этому добавились такие факторы, как полный развал прежней нормативной системы и отсутствие адекватной условиям трансформации новой правовой системы. Это вызвало небывалый рост правового нигилизма и резкое расширение поля произвола и беззакония[3027]3027
  Шабанова М. «Неправовая свобода» и социальная адаптация // Свободная мысль – XXI. 1999. № 11. С. 54–67; Быстрова А. С., Сильвестрос М. В. Коррупция в современной России – социальное явление, инструмент политики, социальная проблема? // Горный М. Б. (ред.). Коррупция и борьба с ней: роль гражданского общества. СПб.: Норма, 2000. С. 30.


[Закрыть]. Не чувствуя себя защищенными надежными правовыми институтами, люди руководствовались в своем поведении личными интересами, а вовсе не правом[3028]3028
  Кудрявцев В. Н. Преступность и нравы переходного общества. М.: Гардарики, 2002. С. 139–144.


[Закрыть]. В итоге если каждый второй-третий связывал демократию с гражданскими свободами, то с законностью ее увязывал лишь каждый четвертый[3029]3029
  Общественное мнение – 2006. М.: Левада-Центр, 2006. С. 16.


[Закрыть].

Кроме того, судя по социологическим опросам, государственные институты и чиновники не пользуются у людей большим доверием, что и имеет своим следствием низкую законопослушность. Люди требуют прежде всего от государства вести себя честно и соблюдать законы[3030]3030
  Бызов Л. Г. Социокультурная трансформация российского общества… С. 138; Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.). Российская идентичность в условиях трансформации. С. 71, 111, 124; Мчедлов М. П. Религиозная идентичность и социальные предпочтения // Свободная мысль. 2006. № 4. С. 109.


[Закрыть], что, разумеется, нельзя не поставить в связь с высокой коррумпированностью российских чиновников. Вдобавок в условиях «дикого капитализма» и раздела бывшей государственной собственности понятия «справедливости», «законности» и «честного труда» теряли свою привлекательность. Их заменяло стремление к «успеху» любой ценой. Этот сдвиг в иерархии ценностей наблюдался прежде всего у молодых людей, для которых «успех», «профессионализм», «рынок», «карьера», «свобода» приобрели гораздо большее значение, чем «законность», «равенство», «милосердие»[3031]3031
  Дубов И. Г. (ред.). Ментальность россиян. С. 73–74, 381–382.


[Закрыть]. Неудивительно, что в таком гоббсовском климате люди связывали порядок в стране с жесткой централизованной властью, что, в частности, и ассоциировалось с «особым путем». Неразвитость демократических институтов люди пытались компенсировать ставкой на межличностные отношения. С этой точки зрения авторитарный лидер, наводящий порядок в стране железной рукой, казался им и понятнее, и надежнее.

Обследование элит, проведенное Л. М. Дробижевой, позволило выявить еще одну причину привлекательности «особого пути». По ее словам, идея постоянного догоняющего развития задевала самолюбие думающих людей, и это заставляло их обращаться к образу «особого пути», позволяющему преодолевать комплекс неполноценности[3032]3032
  Дробижева Л. М. Государственная и этническая идентичность: выбор и подвижность // Магун В. С. (ред.). Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России. М.: Ин-т социологии РАН, 2006. С. 26.


[Закрыть].

Обследование ВЦИОМа в марте 2006 г. показало, что тогда уже больше половины респондентов (53 %) стояли за ослабление союзнических отношений с США и странами Запада[3033]3033
  Ильичев Г. Право руля! // Известия. 2006. 29 марта. С. 2.


[Закрыть]. Тогда же опрос Левада-Центра продемонстрировал, что единственным западным государством, входящим в пятерку «друзей России», люди признавали Германию, а США столь же устойчиво заняли место в пятерке «недружественных государств»[3034]3034
  Общественное мнение – 2006. М.: Левада-Центр, 2006. С. 192.


[Закрыть]. Те же настроения проявили себя в августе 2006 г., когда газета «Известия» провела опрос своих читателей (участвовали 1903 чел.) в Интернете о том, кого они считают главным врагом России. Почти каждый четвертый назвал «американский империализм» (22 %), после чего шли «мусульманский экстремизм» (15 %), «масонский заговор» (8 %) и «китайская плодовитость» (6 %). Правда, половина читателей проявили завидное здравомыслие и высокую самокритичность, заявив, что главным врагом является «зеленый змий»[3035]3035
  Интернет-опрос // Известия. 2006. 23 августа. С. 4.
  Глава 7. Идентичность и ксенофобия


[Закрыть].