Текст книги "Cоло"

Такой же, как все

Лиза смотрела в больничный двор. Серые тропинки, высокие сосны, тяжёлое дыхание. Удары сердца отзывались в горле, пульсировали в висках. Она подняла голову и задержала дыхание, посчитала до десяти, но и это не помогало.

Всё здесь обостряло чувства, заставляло переживать то, что Лиза с детства избегала. Грусть, ненависть, отчаяние – всё и сразу. Она знала, как это опасно, и теперь еле могла существовать в этом страхе.

Лиза больше не видела смысла здесь находиться. Ей хотелось к океану. Нет, она просто должна быть там. Это правильно.

Она всю жизнь мечтала жить у воды, и отец, как никто, поддерживал в ней это стремление. Каждый вечер он присаживался на корточки рядом, показывал на плакаты, которыми были увешаны стены в её комнате.

– Ты должна быть там, – шептал он. – Океан разрешит тебе чувствовать всё, что ты хочешь. А здесь нельзя.

Лиза строила ему глазки и весело улыбалась.

– А как же ты?

– Я справлюсь.

– Ты не сможешь без меня, – утверждала она и куталась в одеяле.

Он делался серьёзным и грустно кивал.

– Ты права.

Лиза всегда была для Филиппа слишком маленькой, чтобы понять, что прав он. Сколько бы ей ни было лет, он всё ждал, когда сможет поговорить с ней откровенно, а она продолжала игриво хмуриться и хохотать. Кажется, она повзрослела за один вечер, и его правда стала ей неинтересна.

По синему полотну неба пронеслись чайки. Лиза глубоко вдохнула. Воздух был солёным с запахом океана и водорослей, это её успокаивало. Скоро она будет дома.

– Лиза.

Девушка обернулась.

– Привет.

Алан стоял в дверях. Солнцезащитные очки подняты на лоб, голубая рубашка, чёрные джинсы. Лиза до сих пор помнила его тем неугомонным парнем с растрёпанными вихрами волос. Он не сильно изменился.

– Привет.

Его плечи выпрямились, складки на рубашке расправились. Он смотрел прямо на Лизу. Его карие глаза внимательно изучали её лицо, взгляд остановился на следе от гематомы над бровью. Алан смотрел на неё достаточно долго, чтобы напомнить себе, как виноват.

– Ты, значит, будешь меня тестировать?

– Нет, Лиза.

– Если надо, – она пожала плечами и облокотилась о подоконник, – то я готова. Больница – такое место…

Алан закрыл глаза.

– Послушай…

Лиза повернулась к окну и покачала головой.

– … я должен сказать…

– Ничего не должен.

– Послушай!

Он выглянул в коридор и закрыл дверь. Его голос сорвался и затих. Лиза слушала.

– Полиция всё знает.

Лиза задержала дыхание.

– На завтра назначено независимое тестирование моего эмоционального уровня, – он выдохнул.

Алан смотрел на белоснежные волосы Лизы. Как они струятся по её плечам. Выпрямленная спина. Тонкая талия. Он не хотел её терять. Больше всего на свете он не хотел именно этого.

– То, что я сделал…

Существуют ли слова, чтобы объяснить, что ты причиняешь боль, потому что любишь?

– Я испугался, что ты уйдёшь. Что тебя поймают. Город – это так опасно, Лиза.

Она молчала и смотрела в окно. Алан сделал шаг, потом ещё один и, наконец, встал за её спиной. Так близко, что мог дотронуться, но не позволял себе. Достаточно.

– Я понимаю, что простить такое невозможно.

Лиза убрала волосы с лица и повернулась к нему. На бледных щеках замерли прозрачные дорожки слёз, и Алан потянулся, чтобы вытереть их, но снова остановил себя.

– Что это ты?..

– Он заявил на тебя, да?

Алан не сразу понял, о ком она говорит. В её глазах мелькнул бессильный гнев.

– Он…

– Этот врач, – она кивнула на дверь.

– Слушай…

Лиза рванула вперёд, дёрнула ручку, но дверь не поддалась. Алан подпёр её ногой.

– Пусти!

– Что ты хочешь?

– Он обещал, что не будет этого делать, а ты…

– … я помогу его сыну, – Алан упёрся в дверь спиной и строго посмотрел на Лизу. – Мы оба друг друг обманули, не страшно.

Лиза отпустила дверную ручку. Она впервые увидела глаза Алана так близко и так честно и сразу поняла, что у него были причины прятаться, причины бояться.

В них замерла боль. Тихая боль одинокого человека, который просто хотел найти дом. Найти любовь.

Алан снова посмотрел на гематому над лизиной бровью и зажмурился как от пронзительной боли. Лиза дотронулась до своего лица.

– Всё в порядке.

– Не понимаю, как вы делаете это.

– Что именно?

– Доверяете мне, зная моё прошлое.

Лиза перешла на шёпот. Сосны шумели в тысячи раз громче, чем её слова, которые она долго запрещала себе произнести вслух.

– Ты такой же человек, как и мы, Алан.

Мужчина начал исступлённо качать головой, лишь бы не слышать этого.

– Я опаснее.

– Ты тоже заслуживаешь прощения.

– Я опасен, Лиза! Посмотри, что я сделал с тобой!

Девушка замолчала, смотрела, как нервно бегает его глаза. Она знала его не так долго, но достаточно хорошо. Такое бывает.

– Значит, ты сам, да?

Алан медленно отошёл от двери.

– Я больше так не могу, правда. Я устал. Я подвергаю большому риску вас – тех, кто верит в меня.

Лиза села на кровать.

– Они были правы, когда говорили, что я не справлюсь.

Её голубые глаза. Алан никогда раньше не замечал, как открыто и честно она смотрит на жизнь.

– А дом?

– Дом останется вам. Все бумаги у Филиппа.

– У папы?

– Да.

– Но это твой дом, Алан.

Лиза отвернулась к стене. Она всегда казалась сильной тем, кто плохо её знал, но Алан с первой их встречи будто бы видел её насквозь. Он чувствовал, что однажды она не справится, он пообещал (она рассмеялась ему в лицо), что что-нибудь придумает. Он сдержал слово. И после этого Лиза прощала ему даже эту попытку остановить её на пороге дома.

Будь она такой же внимательной, Леон бы не ушёл из дома. Она бы тоже сделала всё, чтобы его остановить. А папа, мама и Саша даже не попытались.

– Всё пошло наперекосяк, когда я встретил тебя, – он сделал глубокий вдох, – и это стало лучшим событием моей никчёмной жизни.

– Не говори так.

– Да что уж теперь, – он чувствовал, как она смотрит на него. – Эта работа гарантировала мне всё: безопасность, легализацию эмоций, секретность моего прошлого. От меня требовалось просто работать, как не умеет никто другой. Я мог быть любым, но главное – не иметь ничего, что могло бы меня остановить, ничего, что бы можно было использовать для манипуляции, ничего, что бы делало меня слабым. Ничего, что бы я любил. Никого.

Кровать скрипнула. Алан почувствовал прикосновение холодной ладони. Тонкие пальцы обхватили его запястье, сжали с такой силой, что перехватило дыхание.

– Ты такой же человек, как и все.

– Ты не знаешь, – покачал он головой, глядя перед собой. – Ты не знаешь, о чём говоришь.

– Я знаю тебя! – крикнула она, не повышая голоса.

Лиза резко развернула его к себе, притянула ближе. Алан поддавался ей, прислушался к шумному дыханию, когда она положила его голову себе на плечо и заплакала.

– То, что они внушают вам одиночество, – это преступление. То, что они запрещают любить, – преступление вдвойне!

Её хрупкие плечи дрожали. Алан вдохнул аромат: пахло свежескошенной травой и полевыми цветами. Это был запах детства, которое он не помнил. Лиза запустила руки в его волосы.

– Ты пошёл и сдался им. Но я молчала!

– А Виктор? Ты подумала о нём?

– Я не должна думать обо всех.

– Я должен, Лиза, – он вырвался из её объятий. – В этом разница.

– Он справится.

– Я не сомневаюсь. Но я знаю, как тяжело переступать через свои принципы. И молчать при этом. Не иметь возможности ни с кем поделиться. Он не выдержит.

У Лизы были все основания ему верить.

– Он сломается, а ему нужно быть сильным. У него сын, дочь и внук.

Алан выпрямился. В её голубых глазах замерла любовь человека, которому больше некого любить на целом свете. Хорошо, что Алан не смотрел в них. Это невыносимо, когда кто-то тебя так любит, а ты этого не достоин.

– Мне пора.

Её губы дрогнули.

– Задержусь надолго, и они пришлют сюда дежурного психолога. А там сегодня такой тип, который только и рад выслужиться перед начальством.

Они замолчали. Алан сглотнул огромный ком боли.

– И ты спрашиваешь, как мы тебе доверяем, зная твоё прошлое?

Пахло влажным песком и водорослями. Запах осени.

– Ты заботишься. У них не получилось вырастить из тебя опасного преступника.

– Я переступил черту, Лиза.

Алан взял с тумбочки историю болезни, открыл на последней странице и поставил размашистую роспись.

– Покажешь Виктору, – кивнул он.

Лиза смотрел, как он натягивает пальто, поправляет солнцезащитные очки, и только сейчас поняла, что за всё время их диалога ни разу не услышала противного писка детектора.

Алан остановился в дверях.

– Где эта штука?

– Оставил в коридоре. Зачем она здесь?

Алан взялся за дверную ручку.

– Мне пора. Меня ждут с отчётом.

Лиза поднялась с кровати.

– Береги себя.

Он ухмыльнулся, и в уголках его глаз появились морщинки. В дверях палаты стоял повзрослевший парень, который когда-то покорил Лизу своим громким голосом. Он давно стал тише. Вот, что они сделали с ним.

– Я позвоню Саше, Алан, я попрошу её помочь.

Улыбка пропала.

– Прошу, она и так слишком много для меня сделала. Не проси её, я её не просил, – Алан посмотрел на часы.

– Пора, Лиза.

– Ещё увидимся?

– Надеюсь, что нет.

Дверь палаты захлопнулась, и Лиза ещё несколько минут смотрела в одну точку, слышала в голове этот звук. Никто не предупреждал её, что когда любишь человека, потерять его так просто и так больно.

Она казалась сильной только тем, кто плохо её знал.

Драка о любви

Молодой врач быстро шёл по коридору, и Алан едва поспевал за ним, чтобы не потерять из виду. Белый халат, то и дело, скрывался в темноте коридора, и тогда мужчина прибавлял шаг. Это было одновременно и страшно, и необходимо. Алан это чувствовал. Он торопился.

Когда-то он сказал Саше, что у неё не получится изменить систему. Сегодня он не отступил от своих слов, но был уверен, что даже если один человек сделает хоть что-нибудь, то станет лучше.

Наконец, врач остановился возле ординаторской и подошёл к окну напротив. В своих размышлениях он не слышал, как шаги Алана отражались глухим эхом за его спиной. Павел поднял тюль и посмотрел в окно, за которым мигали огни машины скорой помощи.

Алан не решился подойти ближе.

– Доктор Малеев?

– Да? – Павел обернулся и посмотрел на него сквозь прозрачную ткань.

– Я Алан Джонс, – он сделал шаг навстречу. – Мы не виделись раньше.

Разговаривать с незнакомцами запрещено, но когда ты врач – это правило не работает. Павел отвёл взгляд.

– Какие-то вопросы?

– Да.

– Я слушаю. Только недолго, спешу.

Он показал на машину за окном, и его рука дрогнула.

– Я заметил, вы так бежали.

– Ага, – кротко произнёс парень и протянул руку. – Павел, ординатор отделения неврологии.

– Алан, – кивнул мужчин.

– Какие-то вопросы по поводу здоровья Лизы?

Алан побледнел. Павел отошёл от подоконника. Его глаза смотрели безукоризненно прямо, бледная кожа светилась в темноте коридора.

– Я…

На лице Павла возникла уличающая улыбка.

– Что?

– Вы знаете?

– Догадался, – бросил врач.

Он надеялся причинить человеку напротив максимально возможную боль, увидеть в его глазах страх. Одержать победу сейчас было жизненно необходимо.

Алан разглядел в нём это желание. Он мог бы поддаться, но это была и его битва тоже.

– Слушай, я рад, – только и сказал он.

Павлу не понравилась интонация Алана. Он поджал плечи и посмотрел прямо перед собой. Его халат был помят, и Алан легко представил, как в спешке он забрасывает его в свой шкафчик и покидает больницу. Алан знал, куда он идёт дальше. Наводка на Павла Малеева поступила в Министерство не в первый раз.

– Думаете, я не знаю, кто вы, – тихо произнёс молодой врач. – Думаете, я не ждал вас?

Его профиль был подсвечен фарами машин, припаркованных к чёрному входу больницы. Свет ложился на скулы, подчёркивал их прямолинейность. Алан видел эти знакомые черты.

– Что вам нужно?

– Павел…

– Как это у вас называется? Термин, термин, – он повернулся к Алану и прищёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить слово. – Как называется то, как вы разводите на чувства? Ходят слухи, что у вас неплохо получается.

– Я здесь не для этого.

Павел улыбнулся.

– Ну-ну.

– Послушайте, вы сказали, что торопитесь.

Алан посмотрел в окно. Сколько уже тянется этот день?

– Может быть тогда не будем терять время?

Павел сделал шаг назад. Батарея дышала жаром, а его пальцы всё равно оставались холодными. Так было уже очень давно. Он давно перестал бояться.

Он посмотрел на Алана с вызовом, и в ответ тот закрыл глаза. Веки были тяжёлыми, мысли – медленными.

– Вам что, нечего терять?

– Знаете, – парень зло прищурился, – от вас не так-то просто отделаться, когда…

– Я знаю, знаю, – кивнул Алан, – но сейчас ты разговариваешь со мной, значит, тебе не страшно.

– Мне и не страшно, – бросил Павел. – Мне давно уже не страшно!

– С тех пор, как отец стал начальником Суда? Это твоя история?

Павел набрал воздуха в грудь. Он давно привык отвечать на эти вопросы, говорить об этом. Каждый год к ним домой приходили психологи для дежурной проверки уровня эмоций. Он давно научился держаться, балансировать, справляться.

– Просто вы ещё здесь, – Алан посмотрел на полоску света, пробивающегося из-под двери ординаторской. – Я не первый психолог, который говорит с вами, а вы ещё здесь.

– Вы получаете баллы за подозреваемых, которых находите?

– Нет, ничего такого, – нахмурился Алан.

– Тогда что? – Павел посмотрел на него, чуть склонив голову. – Чем вы себя мотивируете? Деньги, слава… Что?

Алан вспомнил Сашу. Её глаза в салоне машины и слова о том, что она продолжает верить в то, что темнота расступится. Он задумался о своих мотивах и молча кивнул в темноту коридора. Всегда должно быть что-то.

– Любовь, например.

– Любовь?

– Ну да, – кивнул Алан.

– И поэтому вы ударили её, да?

Алан задумался о том, сможет ли он объяснить, почему на самом деле он сделал то, что сделал. Сможет ли он рассказать этому человеку о своём детстве, о том, как потерял родителей, о том, как стал бояться, ненавидеть и принимать одиночество, потому что по-другому было просто не выжить. Он снова посмотрел в глаза Павла. Сможет ли он объяснить ему, почему выжить так сильно хотелось?

– Вы ударили её.

– Я сделал для неё всё, что мог.

– Всё что мог! – воскликнул Павел и огляделся по сторонам. – Только послушайте себя!

Алан смотрел на его раскрасневшиеся щёки и благодарил. Благодарил за то, что тот его ненавидит, за то, что нашёлся хоть кто-то, кто не прощает его, не оправдывает, не любит. Наконец-то. Он достоин такого отношения. Он заслуживает всего этого.

– Это отличная мотивация. Главное, самому верить в этот бред. Может быть вы ещё и ей сказали о своих чувствах?

– Это не ваше дело, – устройство в кармане издало пронзительный сигнал.

– Так вот, что я вам скажу, – Павел сделал шаг на Алана и положил руки ему на плечи. – Это не любовь. Вообще.

Павел покачал головой.

– Твой отец – начальник Суда.

– Мой отец – Николай Малеев, – кивнул парень в десяти сантиметрах от лица Алана. Он едва справлялся со своим диким желанием впервые ударить человека.

– И что ты можешь знать про любовь? Он оставил вас.

Павел резко оттолкнул его, и Алан повалился на пол. От удара о плитку спину пронзила боль, руки онемели. Парень набросился на него и ударил по лицу. Неистово, безудержно. В свете фар мелькали только его дикие глаза, сжатые кулаки.

Через несколько минут Алан перестал чувствовать боль. В горле стоял солёный привкус крови. Было почти не больно, почти счастливо. Он ощутил себя настолько нелогично радостным, что даже попытался улыбнуться, когда кто-то схватил его за плечи и оторвал от холодного пола.

– Именно потому что он любит нас, он это и сделал!

В ушах гудело.

– Алан! – это был женский голос. – Отец!

Кто-то приложил к его лицу влажную неприятно пахнущую тряпку. Лицо и губы защипало. Алан зажмурился.

– Как вы?

И снова этот голос.

– Вы что же, получается, снова меня спасли?

Он постарался улыбнуться по-настоящему, но в горле клокотало. Дышать было тяжело, и это было обидно. Давно он не чувствовал таких чистых эмоций. Перед глазами мелькали чёрные точки, и Алан постарался сфокусировать взгляд.

Рядом с ним на коленях стоял Виктор. Он был в чёрной кожаной куртке, накинутой поверх халата. Кристина стояла у окна и держала Павла за плечи, который шумно дышал и пытался успокоиться.

– Да что за цирк вы устроили? – крикнул молодой врач. – Окружили этого гада! Да я ему ещё мало надавал!

Глаза Виктора в ужаса расширились.

– Успокойся, прошу!

– Успокойся?! Взялись покрывать его ради своего сына? И как, легко было переступить через совесть?!

Павел повернулся к окну и резко ударил ребром ладони по подоконнику. Пластик под его силой отчаянно взвизгнул, и Кристина ударила Павла в спину.

– Что ты говоришь?!

Он опустил голову.

– Я бы никогда так не поступил.

– Я ему верю, – улыбнулся Алан сквозь боль.

– Как ты можешь?..

– Кристина! – Виктор поднялся: высокий, широкоплечий, достаточно сильный. – Эта штука у вас?

Он перевёл взгляд на Алана.

– Ещё да, – кивнул он.

– Ты хоть понимаешь, что тебе будет за это?! Он психолог Министерства, он…

– Уже нет, – вставил Алан.

Кристина перевела на отца взгляд, полный страха.

– Папа, только не говори…

– Это я, я сам.

Виктор запустил руки в волосы и медленно закрыл глаза.

– Алан, – Кристина сделала осторожный шаг от окна.

– Сколько можно, Кристин, правда.

– А как они без тебя? Как Лёня? Как Эля?

– Я сделал для них всё, что мог.

– Ты влюбился, да? – девушка присела на корточки и посмотрела в его глаза. – Я говорила тебе, что в неё невозможно не влюбиться? Я тебя предупреждала?

Алан улыбнулся.

– Она у вас очень умная, Виктор.

Пожилой врач медленно покачал головой. Павел тоже так про неё говорит.

– Зачем?

– Я опасен, правда. Мои эмоции – всё, что во мне надломали, очень болят.

Кристина подала Алану руку и помогла ему встать. Голова кружилась, но мужчина бодрился, едва держась на ногах.

– Завтра независимый тест.

Они остановились у окна, в котором по-прежнему мигали сирены машин скорой помощи.

– Больница не оставляет шансов, – кивнул Виктор. – На каждом дежурстве ты умираешь, рождаешься, радуешься и плачешь вместе со своими пациентами. Но на утро, когда это заканчивается, ты почти всегда счастлив. Поэтому твой отец, – он толкнул Павла в плечо, – хотел, чтобы ты здесь задержался.

Павел покосился на учителя.

– Вы смогли переступить через свои принципы, которым нас учили…

Виктор грустно улыбнулся. Свет замер у него на ресницах, отразился в стёклах очков.

– Ты вырастешь и поймёшь, Паш.

– Раздражает, когда так говорят.

– Это правда, – кивнул пожилой врач.

Алан долго смотрел в окно, собирался с силами.

Сколько тянется этот день?

– Я злился на Петю. Ужасно злился. Как можно было так поступить, зная, что Эля сбежала из заводского города, что она ещё очень уязвима. Зачем он стал рассказывать ей о матери?

– Больше было некому. Она такая же, как ты. Легко отзывается на боль.

Виктор снял очки и потёр переносицу.

– Побудь с ним, – кивнул он дочери на Павла. – Не дай ему выйти из больницы в таком состоянии.

Виктор шёл рядом с Аланом по пустым коридорам больницы. Мужчина сутулился и, то и дело, доставал телефон из кармана халата, поглядывая на экран.

– Сегодня его переводят в закрытый город. Говорят, должны позвонить. Прости, что рассказал всё полиции.

– Я же вас опередил, так что не считается.

Виктор посмотрел на молодого мужчину. Как ему удалось стать таким, несмотря на своё детство? К горлу подступили слёзы.

Виктор давно не считал себя чувствительным человеком. С тех пор, как умерла жена, что-то в нём закаменело и упало на дно тяжким грузом: перебои в работе сердца, тяжёлая одышка по ночам. Виктор ждал, когда отправится за ней, туда, где она обещала его ждать. Он чувствовал, что не справляется здесь без неё.

– Вы ещё не знаете Сашу, – улыбнулся Алан, потирая ссадину на переносице. – Она обязательно поможет, я уверен.

Виктор растерянно посмотрел на свой телефон.

– Как?..

Алан пожал плечами.

– Я не знаю. Но она хочет помочь, ради этого и устроилась на работу в Суд. В университете мне все уши прожужжала о своих планах.

– Я тоже мечтал, когда поступал в медицинский.

– А потом?

– А потом, – он закрыл глаза и покачал головой, – понял, что это невозможно. Невозможно помочь тем, кто даже не пытается помочь себе сам.

Виктор тряс Тину за плечи, умоляя поверить в выздоровление, но она равнодушно протянула ему анализы. Огонёк в её глазах потух. «Что ты от меня хочешь?». «Я же просил не показывать ей историю болезни!» – гневно кричал Виктор на медсестёр тем вечером. Ему всегда нужно было на кого-нибудь злится, чтобы справляться.

Алан смотрел на пожилого человека, который шёл рядом, и не знал, что сказать. Боль в нём звучала так сильно, что хотелось закрыть уши и закричать во всё горло.

– Уже завтра его увезут, – прошептал Виктор. – Без возможности реабилитации. Он заваливал контрольные тесты почти шесть лет подряд! Шесть! И теперь рад, думаю. Он победил…

Они остановились возле главного входа. На посту медсёстры заполняли документы поступившего пациента.

– Его девушка из закрытого города, – Виктор часто закивал, до сих пор пытаясь смириться с этой правдой. – Конечно, ты знаешь…

Алан вспомнил Элю. Как разглядел её в том кафе шесть лет назад, как она плакала и обнимала за плечи парня в чёрном костюме. Он до последнего надеялся, что ему показалось. Он подошёл ближе, нажал экстренную кнопку на детекторе. Эля подняла на него глаза, назвала по имени, и Алан испугался, схватил её за руку, вытащил из кафе и посадил в свою машину.

– Что ты здесь делаешь?!

– А ты?! – бросила она ему в ответ.

– Где Марк?

Эля посмотрела на Алана с бешеной молчаливой злостью.

– Он и в этот раз струсил! Что ты так на меня смотришь?!

Глаза Алана бегали по салону автомобиля. Он пытался собраться с мыслями.

Эля была символом его прошлого. Прошлого, которое она так отчаянно хотел забыть. Забыть которое не получалось.

– Я сбежала в тот же день, что и ты! Но… – её голос перешёл на шёпот, глаза были холодными, – в отличие от тебя я решила ещё кому-нибудь помочь! Сбежала с мальчиком, он недавно попал к нам. Там, в кафе, был парень, который его приютил. У Пети умерла мать и…

– Замолчи!

Прибор в бардачке подал сигнал.

– Ты хоть представляешь, как это опасно?

– Алан…

– Здесь всё под запретом! Грусть, скорбь, тоска. Мы с тобой, – он ткнул себя в грудь, – носители всего этого. И мальчик! Ты ещё и мальчика с собой притащила!

– Это у нас с тобой уже нет шанса, а у него-то есть. Он ребёнок! Помнишь?

Она посмотрела в окно. Алан разглядел в её позе ту же надломленность и боль, что пугали его в себе. Было стыдно признаться, но он был рад, что она здесь. Такая.

– Мы тоже были детьми. У нас тоже был шанс.

Эля затихла, поджала губы. Устройство снова подало сигнал, и Алан открыл тумбочку, достал его.

– Будь здесь, – он открыл дверцу машины.

– Куда ты?

– С ним разберусь, – кивнул Алан, и Эля резко схватила его за плечо.

– У него мальчик, Алан!

– Посмотри, – он раздражённо показал на мигающий индикатор на детекторе. – Посмотри, что происходит?! Мне нужен негативный человек для этих данных! Хочешь, чтобы за тобой пришли?

– А Лёня?!

Дверь машины захлопнулась.

– Паша говорил, что она особенная. Это она привела нам Лёню.

Алан потянулся к карману, где лежал детектор эмоций, и Виктор грустно улыбнулся.

Эта уверенность в простоте предательства давно и прочно засела внутри. Люди уходили и возвращались у него на глазах, а потом снова уходили без его ведома. По воле случая, по воле ошибки, глупости, неизвестной инфекции. Предательство. Он верил во всесильность медицины, пока впервые не встретился со смертью. Говорят, что так заканчивается детство, в тот день Виктор попрощался со своей юностью.

– Я не знаю, пишет ли оно ещё. Не хочу вам навредить. Может быть лучше нам об этом не говорить.

– Да ладно, – Виктор махнул рукой.

Они подошли к рамке детектора на выходе из больницы.

– Виктор! – сонная женщина держала мальчика за руку и быстро подошла к ним. – Всё!

Она вопросительно смотрела на Виктора, передавая ему мальчика.

– Больше нельзя, – развела женщина руками. – Пять лет без встречи с отцом! Я и так дала вам чуть больше времени! Это уже слишком опасно.

Лёня вцепился в руку Алана.

– Подумайте, может быть стоит вернуть его обратно?

Устройство просигналило.

– Перестаньте! – Алан кивнул на рамку детектора у входа. – Мы едем к нему, вот!

Он потянул мужчину за руку, провёл под паркой, и индикатор загорелся зелёным.

– Последнее свидание перед отправкой в закрытый город, – пояснил Алан растерянному мужчине на пороге больницы. – Так положено. Вам не говорили.

Виктор растерянно покачал головой.

– Там моя машина. Но сначала заедем за Сашей. Я волнуюсь.