Текст книги "Ритуал последней брачной ночи"

– Ну да… А уведомлять заранее я, очевидно, должна в письменной форме?

– Почему же… Совсем необязательно в письменной…

– Гори ты синим пламенем! – в сердцах бросила я и выскочила из «опелька».

Гори ты синим пламенем, гад ползучий! «Дешевка, бычара доеный, дятел, рогомет», как сказала бы великая кинематографическая матерщинница Полина Чарская.

Но чем дальше я уходила от «опелька», тем меньше решимости во мне оставалось. Брать левую машину и трубить на ней в Кронштадт было бы еще полбеды. А вот что я буду делать на месте? Обходить город квартал за кварталом, искать дурацкое вертикальное словосочетание «ПОГР»? И что я буду делать, если все-таки найду его? Здесь-то мне как раз и могли понадобиться услуги частного детектива Рейно. И еще как понадобиться!..

Не пройдя и ста метров, я обернулась. «Опелек» стоял на том же месте, замерший в ожидании. Я махнула Рейно рукой, и он тотчас же подъехал ко мне.

– Черт с вами, дундук вы прибалтийский, – скрипнула зубами я. – Я согласна заплатить вдвойне. Только одно условие…

– Все условия уже вписаны в договор, – мягко напомнил мне Рейно. – Другие условия потребуют приложений к договору.

– Да заткнитесь вы на минуту! У меня одно условие: не мучьте меня больше всеми этими бумажками. Ведите свою туполобую бухгалтерию втихаря. Потом представите мне все сразу. Я подпишу.

– Ну, хорошо, – смилостивился Рейно. – Так куда мы должны ехать?

– В Кронштадт. Это не очень далеко. Минут за пятьдесят доберемся.

…Путь в Кронштадт занял гораздо больше времени, чем я предполагала.

Для начала Рейно застрял в пасти дамбы: он как ненормальный бегал по ее заржавевшим внутренностям и кричал приличествующее случаю «а-а-а!!!», «о-о-о!!!» и «hurraa-a!!!», чем привел меня в полное замешательство.

Потом наступил черед двух развалившихся мостов и трех полуразвалившихся строений из красного кирпича, которые я классифицировала как обломки императорского борделя. Рейно сдержанно покритиковал извечную российскую безалаберность и намекнул, что если бы эта местность отошла Эстонской Республике, то трудолюбивый и не лишенный фантазии эстонский народ создал бы здесь аналог Французской Ривьеры. Или этнографический музей под открытым небом.

– А может, просто свезти сюда всех «не граждан» и устроить резервацию? – спросила я. – Дамба и так на последнем издыхании, глядишь, и смоет всех внутренних врагов Эстонской Республики, как кутят?..

Рейно оскорбился и до самого поста ГАИ на въезде не произнес ни слова.

И только когда «опелек» благополучно миновал его, мой педантичный частный детектив поинтересовался, что же именно мы собираемся искать в Кронштадте. Вместо ответа я вытащила фотографию Аллы Кодриной и протянула ее Рейно. Ему хватило одного взгляда на снимок, чтобы тотчас же начать волноваться.

– Вы с ума сошли, Варя! Я знаю эту женщину. Это жена Олева Киви. И она уже по меньшей мере год как мертва!

– Год и месяц, если уж быть совсем точным. Но меня интересует не она, а то, что находится за ней. Видите эти четыре буквы? Нужно найти место, к которому они прилепились.

– Зачем?

– Еще не знаю. Просто нужно, и все.

– По-моему, это очень неприятная история… И стоит ли шевелить старое убийство, если вы еще не избавились от новых?..

Этот вопрос я задавала сама себе несколько раз. Но моя новорожденная интуиция нашептывала: между смертями Олева и Аллы Кодриной есть мистическая связь. Такая же мистическая, какая существовала между ними при жизни. И корни убийства Олева нужно искать в гибели его жены…

– Корни убийства Олева нужно искать в гибели его жены. – Я сказала это тоном, не терпящим возражений.

Мое весьма сомнительное высказывание произвело такое впечатление на Рейно, что он едва не врезался в колонну идущих на помывку морячков. Некоторое время морячки потрясали дубовыми вениками и проклинали «опелек-задроту». Спасаясь от их праведного гнева, Рейно направил «опелек» за угол, пронесся до конца квартала, и мы оказались перед огромным, подавляющим своим величием Морским собором.

Рейно остановился и перевел дух. А потом спросил:

– У вас есть карта города?

– Карта города? А зачем нам карта города?

– Если бы у нас была карта, – не терпевший бардака в мозгах Рейно тяжело вздохнул, – мы бы не тратили время на беспорядочные поиски. Мы бы отследили интересующее вас место по схеме. Обычно на картах указываются все точки общепита.

– А с чего вы взяли, что это точка общепита? С таким же успехом это может быть и какой-нибудь магазин.

Рейно уткнулся в фотографию.

– Достаточно неудобное сочетание букв… – произнес он. – «ПОГР»… Мне приходит в голову только «по грибы».

– А мне – «погрязла в дерьме по уши»…

– Кого вы имеете в виду? – насторожился Рейно.

– Не волнуйтесь, Рейно. Себя. Только себя.

Кажется, это успокоило Рейно. Он включил двигатель и повернулся ко мне:

– Сначала мы объедем город по периметру. Вы возьмете бумагу и карандаш и будете чертить схему. А заодно отмечать улицы, которые мы будем осматривать. Он небольшой, этот город?

– Хочется верить…

На прочесывание цитадели Балтийского флота у нас ушел час. И именно в конце этого часа на одной из тихих улочек, забитой краснокирпичными домами, мы нашли то, что искали: подпирающие друг друга неоновые буквы «ПОГРЕБОК». При этом Р и две О безнадежно не горели, но сомнений быть не могло: это и есть надпись, часть которой увековечена на фотографии.

«ПОГРЕБОК «оказался кафешкой для мореманов весьма сомнительного качества. Мы заказали по чашке кофе с ликером (за мой счет, разумеется) и устроились у окна. Прямо перед нами маячил трехэтажный жилой дом с покосившейся подъездной дверью. Это был единственный жилой дом на той стороне улицы: справа его подпирало низкорослое здание какой-то конторы, а слева тянулась кирпичная стена.

– Что скажете, Рейно? – спросила я, цедя ячменный эрзац, приправленный явно не ликером, в лучшем случае – спиртом с сахаром.

– Думаю, это и есть то, что мы искали. Нужно просто зайти в подъезд и проверить. Хотя и так вам могу сказать. Так смотреться буквы могут только со второго этажа.

– Ладно.

Допив моремановскую бурду, мы вышли из «Погребка» и направились в сторону трехэтажного домишки. Уже возле самого подъезда Рейно остановился и задрал вверх голову.

– Квартирные окна чуть выше подъездных. Это тоже нужно учитывать…

– Учтем.

Спустя тридцать секунд мы уже стояли на лестничной площадке второго этажа. Отсюда хорошо просматривались буквы «П…Г…Е». О и Р не горели, а Е всплыла только потому, что подъездные окна действительно оказались чуть ниже квартирных. На стандартной площадке располагались четыре стандартные двери: три из них были деревянными, и лишь одна обита дерматином – самая ближняя к лестнице. Номер восемь.

И Рейно выбрал ее. По совсем нехитрым расчетам, получалось, что именно здесь когда-то, в период мартовских теней, и была снята Алла Кодрина.

– Ну что, – спросил он у меня, неизвестно почему понизив голос, – придумали, что скажете хозяевам?

– Пока еще нет, но надеюсь на озарение. С вами ведь прошло без сучка без задоринки… На «Королеве Реджине». А ведь я тоже не знала, что со мной будет, когда зашла к вам в номер.

Рейно надулся и принялся гонять желваки.

– Надеюсь, что люди, которые здесь живут, будут менее почтительны.

– Менее почтительны?

– Спустят вас с лестницы, и дело с концом.

Я достала из кармана перстень Аллы Кодриной и повертела им перед носом Рейно.

– У меня есть вещичка, которая может открыть любую дверь…

– Тогда валяйте…

Подойдя к двери, я набрала в легкие воздуха и на мгновение задумалась: все последующее будет зависеть от того, кто откроет мне дверь. Есть несколько вполне безопасных вариантов – сослаться на перстень, сослаться на покойного Олева, сослаться на здравствующего Филиппа, сослаться на газету «Петербургская Аномалия».

Последний вариант вообще универсален.

Эта мысль настолько успокоила меня, что без всяких колебаний я нажала на кнопку звонка. А потом еще раз и еще.

Никакого ответа не последовало.

Это было так несправедливо, что я даже затрясла головой. И снова принялась насиловать дверной звонок. И снова пространство за дерматином ответило мне издевательской тишиной.

– Ну как? – поинтересовался Рейно с лестницы.

– Вы же видите… Никак. Никого нет дома.

Он поднялся ко мне и посмотрел на часы.

– Двадцать два сорок четыре. В принципе, в это время кто-то обязательно должен быть дома.

– Вы судите по эстонским образцово-показательным семьям?..

– Что будем делать? – Рейно постарался пропустить мое замечание мимо ушей.

– Давайте вернемся в «ПГЕБК», – предложила я: именно так выглядела отсюда наполовину не горящая вывеска – «П… Г… Е Б… К». – Подождем некоторое время… Зажжется же там свет, в конце концов…

Но Рейно явно не хотелось возвращаться в это затрапезное заведение.

– Не знаю, не знаю… Зажжется ли он вообще, вот вопрос.

– Вы хотите сказать…

– Сейчас лето, возможно, жильцы уехали в отпуск… Все нормальные люди уезжают летом в отпуск.

Такая простая и естественная мысль даже не приходила мне в голову. А когда Рейно высказал ее, я впала чуть ли не в неистовство. Приехать сюда из Питера, чтобы просто выпить трухлявого ячменя на спирту в каком-то гадючнике и поцеловать замок чужой двери, – в этом была чудовищная несправедливость! Я уставилась на Рейно и требовательно сказала:

– Придумайте что-нибудь, Рейно! Я же вам деньги плачу!..

– Что же я могу придумать?

– Эх, вы! Ладно, идемте… Имеет смысл позвонить соседям. Наверняка им что-нибудь известно об обитателях.

– И что вы им скажете?

– Задам простейшие вопросы, господи! Что, где, когда приедут…

– А если они все-таки в городе?

– Тем лучше. Значит, мы останемся и будем ждать их до победного конца.

Я снова увлекла Рейно к подъезду. И чем ближе мы подходили к нему, тем большую прыть проявлял мой спутник: он отделился от меня, взбежал по лестнице и принялся обшаривать дерматин. Я уже намеревалась сунуться в соседнюю с восьмой квартирой дверь, когда… услышала, как легонько скрипит ключ в замке…

Нет, куррат, это был не ключ. Во всяком случае, не родной ключ.

Рейно, склонившийся над дверным замком, чем-то орудовал в нем. От изумления у меня отвисла челюсть.

– Что вы де…

Договорить я не успела: дверь подалась, и Рейно ввалился в дверную щель, немилосердно таща меня за собой. И захлопнул дверь изнутри.

Несколько минут мы стояли в вымершей квартире, привыкая к темноте.

– С ума сошли?! – полуобморочным шепотом сказала я. – Вы что сделали?! Это же… Это же взлом! Самый обыкновенный, вульгарный взлом. Как вам вообще это пришло в голову?!

– У вас есть другие варианты? – таким же шепотом огрызнулся он. – Возвращаться в ту кофейню я не хочу… Jube vaaterpilt![41]41
  Жуткое зрелище (эст.).


[Закрыть]

– А это – не жуткое? Да нас в любой момент могут… Учитывая, что я в розыске… О боже!!! – Я интуитивно направила кулак в сторону приглушенного голоса Рейно. – Взломщик! Скотина!

Сукин сын Рейно легко увернулся.

– Да успокойтесь вы…. Вы же сами хотели сюда попасть…

– А если хозяева вернутся?

Рейно опять принялся возиться с замком, подсвечивая себе непонятно откуда взявшимся фонариком.

– Я поставил дверь на предохранитель, – радостно сообщил он. – Так что, если они вернутся, у нас будет время сообразить, что делать.

– А вы еще тот тип, – сказала я, и неизвестно, чего в моем голосе было больше – осуждения или сдержанного восторга. – Чем это вы?

– Есть несколько специальных приспособлений, – снисходительно пояснил Рейно. – Но вы должны понимать… Это – дополнительная услуга, и она должна оплачиваться отдельно. По прейскуранту…

– О господи!..

– В договоре есть пункт о дополнительных услугах, вы просто невнимательно читали.

– Хорошо, обещаю вам, что, когда все это кончится, я обязательно со всем ознакомлюсь… Обещаю. А теперь? Что мы будем делать теперь?

Но его уже не было рядом со мной. А спустя несколько мгновений где-то впереди возник мутный четырехугольник света – должно быть, Рейно открыл дверь в комнату.

– Идите сюда, – позвал он.

Я двинулась на свет и на голос.

Рейно отирался у окна, внимательно разглядывая буквы за стеклом. Сомнений быть не могло: это то самое окно, возле которого стояла с розой в руках Алла Кодрина. Убедившись в этом окончательно, Рейно задернул шторы. И включил напольный светильник, который, очевидно, присмотрел еще раньше. Теперь, в прихотливом свете ночника, чужая комната чужой квартиры предстала перед нами во всей красе.

Вне всякого сомнения, это было жилище мужчины. Причем мужчины одинокого. И не отличающегося суровостью нравов. Огромный разобранный диван с черным бельем (ветхозаветный сексуальный писк), зеркальный потолок; музыкальный центр и телевизор с видиком, стоящие прямо на полу, внушительное количество дорогих бутылок в подбрюшье журнального столика… И огромный плакат американской актрисы Деми Мур (полная обнаженка на последнем месяце беременности).

– Н-да, – сказала я с несвойственной мне и потому пугающей брезгливостью в голосе. – Гнездо разврата…

– Ну, не будьте так нетерпимы, Варя, – призвал меня к снисхождению Рейно. – Я понимаю, целомудрие украшает женщину… Но это самая обыкновенная мужская квартира… У меня у самого…

Я выразительно посмотрела на Рейно, и он тотчас же заткнулся.

– Что будем делать?

– Поищем следы пребывания покойной. Раз уж именно поэтому мы здесь. – Все-таки в практичности и трезвом подходе к делу Рейно не откажешь.

– И каким образом мы будем искать эти следы? И что это за следы?

– Все, что угодно. – Рейно принялся обшаривать комнату голодными глазами разыскной собаки. – Фотографии, записки, пленки, письма… Если, конечно, повезет. Начинайте со стола, а я займусь книжным шкафом. И всем остальным…

Я критически осмотрела книжный массив, тянущийся от стены к стене, и письменный стол, который казался инородным телом в этом несколько фривольном помещении.

– Да здесь работы не на один час…

– А что делать? – отозвался Рейно. – Впрягайтесь.

Прежде чем подойти к столу, я ухватила бутылку экзотического виски «Lagavulin» и прилагающийся к нему довольно чистый стакан. Но стоило мне только отвинтить пробку, как Рейно коршуном налетел на меня.

– Не вздумайте прикасаться к выпивке, – запричитал он, вытирая захватанные мной стеклянные поверхности носовым платком.

– Отпечатки. Понятно. Век живи – век учись.

– Не только отпечатки. – Рейно достал из бездонных жилетных карманов пару тонких перчаток и протянул их мне. – Вы не должны злоупотреблять ситуацией и мелко обворовывать хозяев…

– В каком плане – обворовывать?

– Это чужая выпивка. Вы за нее не платили. Нельзя брать чужое…

Я открыла рот и несколько мгновений в безмолвном изумлении взирала на Рейно. Полусумасшедший частный детектив, стоя во взломанной квартире, выговаривает мне! И по какому поводу!.. «Нельзя брать чужое», надо же!..

– Давно вышли? – елейным голосом спросила я.

– Откуда?

– Из психиатрической клиники. То, что вы говорите, это параноидальный бред. Сумеречное помрачение сознания…

«И врожденная субдебильность», – хотела добавить я, но вовремя промолчала. Все эти мудреные термины я помнила еще со времен моей первой школьной влюбленности в Сюлева Хааса. Сюлев уже тогда мечтал о карьере врача-психиатра и в перерывах между юношеским сексом читал мне книжку «Популярная психиатрия».

– Да? – эстонец засопел. – Вы, русские, ужасные люди. Обыкновенную человеческую порядочность расцениваете как бред. И к тому же норовите стянуть то, что плохо лежит. Если так будет продолжаться и дальше, вы никогда не вступите в Европейское сообщество!

Спокойно, Варвара. Главное сейчас – не дать увязнуть во всех этих, прости господи, морально-этических проблемах. Ни себе, ни ему.

Я демонстративно повернулась спиной к мученику идей и кристаллу справедливости и бросила:

– Занимайтесь тем, за чем пришли. У нас не так много времени.

После этого я отправилась к письменному столу и осмотрела фронт работ, который мне предстоял. Стол был самым обыкновенным, двухтумбовым, с тремя выдвижными ящиками на каждой стороне. На поверхность стола были нашлепаны куски использованной жвачки – самых разных форм и размеров. Мысль о том, что мне придется копаться в чужих вещах, нисколько меня не смущала. В своей прошлой – такой далекой, такой безоблачной и такой неправедной – жизни я иногда позволяла себе запустить руку в карман клиента.

В чисто ознакомительных целях.

После нескольких подобных экскурсий мною был создан портрет среднестатистического мужского кармана. В нем обычно находились:

– рентгеновские снимки зубов;

– спичечные коробки с женскими номерами телефонов;

– пачки сигарет с женскими номерами телефонов;

– купюры с женскими номерами телефонов;

– портмоне с календариками пляжных sexy girls;

– пивные крышки;

– ключи от квартиры приятеля;

– презервативы.

В столе, который я так рьяно принялась осматривать, тоже были презервативы. И даже рентгеновский снимок верхнего правого резца. Но на этом сходство с мужским карманом заканчивалось. Ящики оказались заполнены журналами «Мастер Ружье», инструкциями к бытовой технике, зубочистками, палочками для ушей, мелкими иностранными монетами, использованными стержнями для авторучек, несколькими пакетами с фотографиями.

И – патронами.

Фотографии заинтересовали меня больше всего, хотя я достаточно долго не могла определить по ним хозяина квартиры. В основном это были снимки с вечеринок, уик-эндов (зимних и летних), семейных торжеств. Ничего выдающегося, такими фотографиями забито большинство альбомов в большинстве домов.

Дело сдвинулось с мертвой точки, когда в нижнем ящике стола я нашла коробку с документами. В коробке валялся паспорт на имя Пестерева Игоря Аркадьевича, а также охотничий билет за номером 1354 и служебное удостоверение частной охранной структуры «ЛОКИС» за номером 19. Отложив в сторону охотничий билет и удостоверение, я сосредоточилась на паспорте.

Из паспорта следовало, что Игорь Аркадьевич Пестерев, русский, родился 14 апреля 1965 года в городе Алапаевске Свердловской области. И. А. Пестерев был прописан в г. Кронштадт, ул. Кронштадтская, 73, кв. 8.

Тот самый адрес, та самая дерматиновая дверь, которую вскрыл Рейно. Та самая квартира, в которой мы обстряпываем сейчас свои темные делишки.

Некоторое время я изучала физиономию владельца квартиры и паспорта. Ничего выдающегося в этой физиономии не было: короткая стрижка, короткий нос, короткая шея. Расставшись с информационной черно-белой фотографией Игоря Аркадьевича, я переместилась на страничку «семейное положение».

Она оказалась абсолютно, вопиюще, девственночистой.

И. А. Пестерев был закоренелым холостяком.

Я отложила паспорт и накинулась на оставшиеся документы. Здесь меня поджидало сразу несколько интересных новостей. Во-первых, член общества охотников Пестерев И. А. владел одноствольным нарезным карабином «Антарес» итальянской фирмы «Фамарс». И, кроме того, на его имя были зарегистрированы два охотничьих ножа.

Один из этих ножей я нашла в углу ящика, под коробкой с документами. Это был внушительного вида тесак.

Но и это было не все.

В том же углу оказался последний – самый увесистый – пакет с фотографиями. Вот здесь-то я и увидела всех участников драмы – во всей красе. Количество людей на снимках варьировалось от трех до четырех. И всегда это были одни и те же персонажи: Алла Кодрина, Филипп Кодрин, слепенькая Яночка и сам И.А. Пестерев! Несомненно, всех четверых связывали самые теплые, самые дружеские отношения. А между Аллой и И. А. они были откровенно любовными!

Смеющаяся Алла сидела на коленях у Пестерева, лежала в объятьях Пестерева, стояла в опасной и совершенно недвусмысленной близости от Пестерева. Брат и невестка этому безобразию не препятствовали, напротив, были полностью удовлетворены происходящим. На некоторых из снимков Игорь Аркадьевич крепко прижимал к себе то Яночку, то Филиппа. Или они гроздьями висели на его литых, вздувшихся от тяжелой работы в охранном агентстве руках.

И никакого намека на законного мужа Кодриной Олева Киви.

Впрочем, это еще ровным счетом ничего не значило. Ни на одной из фотографий не было проставлено даты. Так что не исключено, что вся эта идиллия происходила задолго до появления виолончелиста.

Сложив трофеи в кучу, я позвала Рейно. Но никакого ответа не последовало.

И то, что я увидела, повернувшись, поразило меня в самое сердце.

Рейно, наплевав на свои обязанности частного детектива, сидел на полу в обнимку с ружьем! Он гладил его ствол, залезал похотливыми пальцами под спусковой крючок, неистово ласкал приклад. И был так увлечен этим занятием, что даже не заметил, как я подошла к нему и присела на корточки рядом.

– Это чужое ружье, – ласково сказала я. – Вы за него не платили. Нельзя брать чужое…

Рейно вздрогнул.

– Я просто…

– Нарезной карабин «Антарес», фирма «Фамарс», не так ли? – Я не дала ему разразиться потоком оправданий.

– Точно, – Рейно посмотрел на меня с уважением. – Марио Аббиатико и Ремо Салвинелли. Очень дорогая игрушка. И очень качественная. Произведение искусства. А вы откуда об этом знаете?

– И не только это. Владелец ружья Игорь Александрович Пестерев является членом охотничьего клуба. У него есть не только ружье. Еще и вот это.

Я протянула эстонцу нож, но он даже не взял его в руки.

– Кованый дамаск, – бросил Рейно. – Рукоять из карельской березы. Но это серийное производство. А «Антарес» – штучный товар…

– По-моему, мы пришли сюда не за этим.

– Да-да, конечно… – Он был все еще не в силах расстаться с ружьем.

– Я нашла паспорт хозяина. И кое-какие документы. И кое-какие фотографии. Довольно любопытные.

– Я тоже нашел фотографии. И тоже довольно любопытные… – рассеянно бросил Рейно. – Они на полу.

Действительно, рядом с Рейно стояла внушительного вида шкатулка, сработанная под Палех. На ее крышке маячил древний, как Библия, сюжет: раненый комдив Чапаев переплывает реку Урал. Вдоволь налюбовавшись лакокрасочным Чапаевым, я открыла шкатулку.

И чуть не рухнула рядом с ней.

Это тоже была Алла Кодрина. И тоже кронштадтская квартира, в которой мы сейчас находились. Но в каком виде она пребывала! Я смело бы отнесла фотографические изображения Аллы к разряду жесточайшей порнографии. Даже Анне Раамат, звезда эстонского любительского порно, выглядела на фоне покойной Кодриной жалкой дилетанткой.

Вот тебе и любительница Баха в виолончельной интепр… тьфу, интерпретации! Вот тебе и безликая лохушка с райцентровским «пажом» и розой в руках.

Что бы сказал неистовый муж Кайе, Юри Кирьяков?!

Что бы сказала Кайе?

И, главное, что бы сказал сам Олев Киви?!

– Где вы это нашли? – спросила я у Рейно.

Он махнул рукой позади себя. И я увидела полностью освобожденную книжную полку. И маленькую, почти незаметную дверцу в стене: своеобразный порносейф.

Почему Рейно безошибочно выбрал именно эту полку среди десятков других полок? А он выбрал именно ее, никакие другие даже не были тронуты!

– Как вам удалось так быстро… – пролепетала я.

– Я бы и сам сделал сейф за книгами, которыми никогда не пользуюсь. За книгами, которые никого не могут привлечь. Видите, у него вся литература касается оружия. Дорогие альбомы. А здесь, пожалуйста, какие-то справочники по химии… Да еще учебники по хирургии брюшной полости… Просчитывается моментально.

Бросив на Рейно полный немой благодарности взгляд, я углубилась в содержание шкатулки. Кроме порноснимков, в нем был завернутый в целлофан пакет. Я уже сняла целлофан и приготовилась развязывать бечевку, когда Рейно схватил меня за руку.

– Слышите? – шепотом спросил он.

– Ничего не слышу…

– Машина подъехала…

– Ну и что?..

Но Рейно уже не слушал меня: любовь с нарезным одноствольным карабином «Антарес» закончилась мгновенно. Он водрузил ружье туда, где, очевидно, нашел его: в угол между стенкой и книжными полками. А потом отнял у меня пакет и сунул туда небольшую книжку. Сам бумажный сверток перекочевал во внутренний жилетный карман Рейно. Туда же полетели несколько порнофотографий Аллы Кодриной.

– Это еще зачем?

– Надо, – отбрил меня Рейно.

– Вы любитель?..

– Не порите чепухи. Что еще вы обнаружили?

– Фотографии… Но не такие… м-м… экстремальные. Алла и владелец квартиры в кругу семьи.

– Прихватите парочку! И сложите все как было. Шкатулку поставьте на место. Закройте книгами. Времени у нас в обрез.

Отдав распоряжения, Рейно метнулся в прихожую. Я принялась судорожно сбрасывать в ящик фотографии четверки (без пяти снимков, которые я отобрала для наших с Рейно нужд), нож и документы. Когда я задвинула ящик, в прихожей раздался скрежет: кто-то яростно пытался открыть замок.

Ха, «кто-то»!!! Это был припозднившийся хозяин, вот кто!..

Непослушными руками я сунула шкатулку с полумертвым Василием Ивановичем в пасть сейфа и закрыла его. Дверца тотчас же с готовностью слилась с обоями, стилизованными под кирпич, – как Рейно обнаружил сейф, так и осталось для меня загадкой!

Скрежет в замке продолжался. Затем послышался глухой удар в дверь. Я едва не выронила последнюю, еще не поставленную книгу.

А когда я все-таки затолкала ее, в комнату вернулся Рейно.

– У нас есть еще полторы минуты, – торжественно объявил он. – Хозяин полезет в окно, так что мы спокойно выйдем через двери.

– А…

– Все вопросы потом.

Сорока секунд Рейно хватило на то, чтобы полностью уничтожить следы нашего пребывания в квартире. Он переставил две книги на полке, вернул в исходное положение стакан и бутылку виски «Lagavulin», выключил ночник и открыл шторы.

А потом, ухватив меня за руку, выскочил в коридор.

Через секунду мы были уже на лестничной площадке. Но направились не вниз, а вверх.

– Нужно переждать, – шепнул мне на ухо Рейно. – Минут десять как минимум. Сейчас он…

Но договорить мой персональный спец по взломам не успел: этажом ниже открылась дверь. Снова послышались звук проворачиваемого замка и шаги на площадке. От испуга я прижалась к кожаной жилетке Рейно и спрятала голову у него на груди.

Рейно привел меня в чувство через минуту, когда дверь на площадке захлопнулась.

– Идемте, – сказал он. – Только тихо.

– Но вы же говорили… Десять минут…

– Нужно уходить сейчас.

Я повиновалась.

Мы прошмыгнули мимо двери № 8, при этом Рейно положил руку мне на плечо, явно маскируясь под влюбленного. Нужно признать, что особого правдоподобия он не достиг.

…К подъезду была припаркована «девятка». Еще сорок минут назад ее здесь на было.

– Его машина, – шепнул мне Рейно.

– Вижу.

Ровно через восемь минут мы уже покидали благословенный и такой снисходительный к взломщикам городишко Кронштадт. И ровно через восемь минут я спросила у Рейно:

– А как вы догадались, что он полезет через окно?

– Он сильный мужчина. Сильный мужчина, который живет на втором этаже. Никто не будет взламывать дверь, если есть возможность попасть в квартиру другим путем. Рядом с его окнами – водосточная труба. Я сам живу на втором этаже рядом с водосточной трубой и несколько раз…

– А вы не задумывались, почему у вас иногда не открываются двери? – ехидно спросила я.

Мой вопрос не очень понравился Рейно.

– На что вы намекаете? – спросил он.

– На то, что в вашем бунгало тоже могут искать компромат.

– В моем? В моем бунгало нет никакого компромата. Я – честный человек.

– А набор отмычек? – напомнила я. – Наверняка это не единственные ваши орудия труда. Есть еще аппаратурка для промышленного шпионажа, признавайтесь?

– Я не занимаюсь промышленным шпионажем, – вспыхнул Рейно. – Я никогда не врежу государству! Мы, эстонцы, – государственники…

Ну вот, сейчас снова начнется ура-патриотическая жвачка. И что за тип достался мне в напарники – просто оторопь берет!

– Да ладно… Я пошутила. Давайте сюда сверток.

– Сверток?

Он даже остановил машину. И с недоумением посмотрел на меня.

– Я не могу отдать вам сверток.

– То есть как это – не можете?

– Вначале я должен сам ознакомиться с его содержимым… Когда ознакомлюсь – составлю отчет. Отчет передам вам.

– Обалдели? – Я уже не выбирала выражений. – Может быть, это касается моей жизни, а вы кобенитесь! Отдайте его немедленно.

Рейно был непреклонен, и мне ничего не оставалось, как сорваться с резьбы. После небольшой потасовки в салоне «опелька» (ее результатом явились выдранный клок волос и укушенный палец Рейно) мы пришли к общему знаменателю. Внутренности пакета мы изучим вместе.

В качестве полигона для исследований была выбрана квартира Рейно. Пригласить его на Канонерский, в Сергунину берлогу, я не могла.

– У вас есть жилплощадь в Питере? – Это стало для меня неожиданным открытием.

– У меня жилплощадь в Эстонии. А здесь я просто снимаю квартиру…

…Перед тем как отправиться в Коломяги (именно там, на самом краю города, Рейно снимал однокомнатную развалюху), мы заехали на Канонерский за моими вещами. Не то чтобы я боялась за их сохранность, но роковое влечение к маньяку Роману Попову сделало Сергуню непредсказуемым. Он вполне может выбросить мою сумку в мусоропровод, с него станется.

…Когда я ввалилась в квартиру Сергуни, то застала тот же сюрреалистический пейзаж под вывеской: «НЕ МЕШАТЬ!»

Сергуня строчил на машинке с еще большим остервенением.

Я покашляла у него за спиной, но ответной реакции не последовало.

Подхватив свой баул и погладив напоследок одичавшего Идисюда, я направилась к двери. И в самый последний момент вспомнила еще об одной вещи.

Досье Аллы Кодриной.

В свете так неожиданно открывшихся обстоятельств оно может мне пригодиться.

Я вернулась в комнату, аккуратно проползла под канатом и приблизилась к книжным полкам. Папка с делом покойной жены Олева Киви стояла на месте. Я сунула ее за пазуху и тем же путем вернулась к двери. Вот только с табличкой «НЕ МЕШАТЬ!» мне не повезло. Я задела ее, и на конце каната звякнул колокольчик.

Сергуня испуганно обернулся и, похоже, не сразу узнал меня. Во всяком случае, в его остекленевших от вдохновения глазах я прочла один-единственный вопрос: «Ты кто такая, кошка стриженая?»

– Это я, Сергуня…

– А-а… Там же написано – «НЕ МЕШАТЬ!»! – напустился он на меня. – Неужели не ясно!

– Прости…

– Закрой дверь с той стороны! – заорал Сергуня.

– Не забывай кормить Идисюда, живодер, – бросила я напоследок и хлопнула хлипкой дверной фанерой с такой силой, что повалилась штукатурка.

Не так, совсем не так представляла я свое прощание со спецкором газеты «Петербургская Аномалия». Но ничего, когда-нибудь любовный угар Сергунин пройдет, я выберусь из этой передряги живой и невредимой, и мы раздавим с ним бутылку кьянти.

Вино, которое обожают романтические женщины-убийцы…

* * *

…Это действительно был самый последний дом города – с очаровательным видом на зловонное болотце и чахлый подлесок при нем. Где ты, Канонерский, где ты, суровый северный Порто-Франко, где вы, эрегированные башенные краны, где вы, залетные океанские лайнеры?!.