Текст книги "Ритуал последней брачной ночи"

Я во все глаза смотрела на красавца Аурэла Чорбу. Как я могла допустить мысль, что этот благородный человек может подло кого-то убить? Но Монти… Монти сказала мне, что Аурэла видели в доме Стаса Дремова…

– Значит, он не убийца? – спросила я у Рейно.

– Боюсь, что нет. Убийц я уже нашел. По крайней мере – двух. А господин Аурэл Чорбу – не убийца. Ну почему вы, русские, обожаете вешать ярлыки?..

* * *

…В «опельке», куда мы загрузились все вместе, сильно пахло каким-то одеколоном. Да и от Рейно шел довольно сильный терпкий запах. Где-то я уже слышала этот запах.

– Что это за вонь? – поддержал мои тайные мысли Аурэл Чорбу.

– Это «Hugo Boss». Довольно дорогой одеколон. Мне нравится.

– А нашей даме? – никак не мог успокоиться Чорбу.

– Нашей даме – нет, – ответила за себя я.

– Это не имеет никакого значения, – Рейно был непреклонен. – Когда он обещал подъехать?

– Через час. Я сказал, что дело срочное. Но не думаю…

– Вы, русские, никогда не думаете… – начал было Рейно.

– Рейно, голубчик, – радостно откликнулась я. – Он не русский, он молдаванин.

– Тем более, – так же радостно обратился ко мне Рейно. – Вы, русские, отбили у порабощенных народов способность думать…

– Он дурак? Или прикидывается? – спросил у меня Аурэл.

– Он патриот, – пояснила я.

…Последующие два часа пролетели как во сне. Распоряжались этим сном Рейно и примкнувший к нему Аурэл Чорбу. А самую непосредственную помощь двум безумцам оказывал ушибленный детективами бармен Андрон Чулаки. Судя по всему, планы Рейно относительно смазливца Филиппа Кодрина кардинально поменялись. Когда Филя подъехал в гостиницу, его встретила развеселая компания из пяти человек: меня (Филипп сразу признал во мне мужененавистницу Римму Карпухову), Рейно, Аурэла, Андрона Чулаки и безотказного Ильи Слепцова (оказавшегося в этот знаменательный вечер в гордом одиночестве, без верноподданных сосок).

Вместе с Филей-затворником нас стало шесть.

И мы количественно повторили состав, который заседал за коньяком в ночь убийства. Качество же явно хромало: Тео Лермитт съехал давно, Гюнтер Кноблох – недавно (только вечером предыдущего дня). А Калью Куллемяэ нам так и не открыл. Вездесущий Андрон сообщил нам, что пресс-секретарь виолончелиста должен выбраться из гостиницы завтра утром.

После того как все присутствующие приговорили две бутылки коньяка, Рейно попросил Аурэла Чорбу показать ему популярный трюк «отключение видеокамеры», о котором уже слышал от меня. Мы разделились на две группы (в самом произвольном порядке). Одна группа (во главе с Чорбу) отправилась на улицу, другая же (во главе с Рейно) сосредоточилась в холле.

Когда операция была успешно завершена, мы отправились в бар, к коньяку «Букурия», безвозмездно предоставленному Аурэлом. Правда, по дороге от нас откололся Илья Слепцов: к нему ворвалась очередная поклонница.

То ли под воздействием коньяка, то ли из нежного чувства солидарности, которое испытывают друг к другу все малые народы, Рейно и Аурэл сближались фантастическими темпами. Я даже почувствовала острый приступ ревности.

– Говорят, вы частный детектив, Рейно? – спросил Аурэл, подливая эстонцу вероломный коньяк.

– Говорят…

– И вы что-нибудь расследуете?

– Кое-что… Я могу рассказать вам об одном убийстве. – Рейно поднял рюмку с «Букурией» и посмотрел ее на свет. – А могу сразу о трех. Но это будет долгая история.

– Давайте о трех. – Любитель детективов Андрон Чулаки, разливавший коньяк, даже задрожал от нетерпения: еще бы, три убийства. Не часто выпадает такой фарт.

– О трех убийствах и о трех убийцах. Два из них были случайными, а третье – хорошо задуманным, но плохо спланированным.

Филипп Кодрин опрокинул рюмку с коньяком, и все посмотрели на него. Я тоже посмотрела на него (о, незабвенный француз Патрик Дэваэр, так рано покинувший мир!). И вдруг почувствовала слабый запах одеколона «Hugo Boss», идущий от его макушки…

– Неважно, как звали основных действующих лиц истории, которую я расследую, – кажется, на Рейно накатило вдохновение. – Но все, я думаю, оценят удивительную прихотливость судьбы. Или, если хотите, рока.

– Да не тяните вы! – подал голос Андрон Чулаки. – Без лирических отступлений.

А Рейно выразительно посмотрел на меня и подмигнул. И я поняла, что сейчас он расскажет не абстрактную, а совершенно конкретную историю. Историю, которая занимала меня все последнее время. Историю Олева Киви. И его жены. Я одна была в курсе всех событий. А Рейно – Рейно отрабатывал свои деньги. Деньги частного детектива.

– Начнем с того, что в мире музыки долгое время был известен один… ну, скажем… виолончелист. Он действительно был первоклассным исполнителем. Но еще и хорошим дельцом. Он ездил по всему миру и скупал драгоценности. Особенно он любил Юго-Восточную Азию. У него был хорошо налаженный канал поставки рубинов из Бирмы.

– Откуда вы знаете? – не выдержала я.

– Об этом мне сообщил ювелир, с которым он долгие годы работал. – Рейно укоризненно покачал головой. «Имейте терпение, Варвара! И пошевелите мозгами: вы сами дали мне квитанцию с каракулями господина И.И. Шамне, владельца антикварной лавчонки», – прочитала я в его взгляде.

– Кроме того, он занимался их подделкой. Тоже, между прочим, довольно прибыльный бизнес. Этот… виолончелист… никогда не ошибался. Или почти никогда. Или, скажем так, он ошибся один раз. Когда женился на милой русской девушке по имени…

Алика.

Филипп поднял голову. И недоверчиво хихикнул:

– Какое странное имя…

– Имена бывают разными, – Рейно хихикнул в тон Филиппу. – Но факт остается фактом: виолончелист страстно влюбился в Алику. Настолько страстно, что даже оформил на нее завещание. И тем самым подписал себе смертный приговор.

– Смертный приговор? – теперь уже опешила я. Ничего себе поворот!

– Все дело в том, что у Алики еще до виолончелиста был любовник. И что эта связь тянулась много лет. Любовника звали…

– Игорем! – Я не выдержала и нервно закашляла.

– Почему Игорем?! – взволновался Филипп. – Почему именно Игорем?!

– Просто… – Я уставилась на Рейно, ища у него поддержки. – Хорошее имя. Мне нравится.

– Почему именно Игорем?! – все еще не мог успокоиться Филипп.

– Пусть будет так, как сказала дама. У Алики был любовник Игорь. А еще брат и жена брата. Для удобства назовем их… – Тут Рейно сделал утомительную паузу, которая полностью укладывалась в систему Станиславского.

Я знала эту систему, эту школу переживания: много лет она состояла на вооружении у всех таллинских проституток.

– Назовем их… – продолжал куражиться Рейно. – Красавчиком и Слепой.

На «Красавчике» Филиппа отпустило, но «Слепая» заставила крупно трястись его губы.

– Почему – Слепой? – выскочил бармен Андрон Чулаки.

– Потому что жена Красавчика была слепой. На самом деле. Она ослепла много лет назад. Отслоение сетчатки. Ничего невозможно было сделать…

Я тотчас же дала себе слово не смотреть на Филиппа Кодрина. Во всяком случае, до тех пор, пока Рейно не закончит свой рассказ.

– Вся эта четверка была связана любовно-родственными отношениями. Женщины были наперсницами, мужчины – большими друзьями. А потом появился Виолончелист, и Алика не смогла устоять. Она прожила с ним… Вернее, с его положением, с его известностью, с его драгоценностями три года. Но спать с драгоценностями невозможно, правда? Спать можно лишь с человеком, которого ты любишь. И она возобновила связь со своим старым любовником. Но и разводиться с Виолончелистом не хотела. Потому что тогда осталась бы без гроша. И она решила убрать маэстро-миллионера.

– Нет! – Филипп вскочил, но тотчас же без сил опустился на диванчик.

– Да, – Рейно был непреклонен. – Да. Она решила убрать Виолончелиста вместе со своим любовником. И поскольку я непосредственно занимаюсь этим делом, то раздобыл ее письма. Там все это есть. И даже не между строк.

– Но ведь убили-то ее! – Филипп дрожал, он все еще не мог успокоиться.

– Случайность. Случайность, ставшая роковой. Алика и Игорь вынашивали свой план полгода. Алике пришла в голову гениальная идея – воспользоваться слепой ревностью жены Красавчика. В прямом смысле слепой ревностью. Ведь она была слепой. Но при этом отлично ориентировалась в запахах. Не во всех, только в доминирующих. Ведь ее слепота была не врожденной, а приобретенной. Сильный запах был ее единственным ориентиром. А любимым одеколоном ее мужа Красавчика был «Hugo Boss»…

– А при чем здесь одеколон? – бармен Андрон пожирал Рейно глазами.

– Алика решила воспользоваться этим одеколоном, чтобы пустить жену Красавчика по ложному следу. Но для этого нужно было заставить Виолончелиста пользоваться тем же одеколоном. Но эта часть плана оказалась проваленной. Маэстро нравился совсем другой одеколон – «Byblos». И Игорь подарил Красавчику на день рождения именно этот одеколон. Как говорится, если гора не идет к Магомету… Чета Красавчика и Слепой не знали о парфюмерных пристрастиях своего нового богатого родственника. Он не особенно их жаловал. Так что за чистоту операции можно было не беспокоиться. А теперь немного о концертирующих исполнителях. У них очень жесткий график. Гастроли расписаны на год вперед. И Алика знала, что в июне Виолончелист выступает в Москве.

– Каком июне? – бармен никак не хотел униматься.

– В июне прошлого года. Я расследую убийство, которое произошло год назад. Так вот, Алика знала, что в июне Виолончелист выступает в Москве. И они договорились о тайном романтическом свидании.

– Кто? – теперь уже не выдержала я.

– Алика и ее богатый влюбленный муж.

– Зачем женатым людям…

– Для Виолончелиста это было знаком. Он страстно любил и хотел такой же страстной, сумасшедшей, непредсказуемой любви. А что может быть безумнее встречи с любимой женщиной… Если для этого придется сутки не спать и гнать машину семьсот километров. У Виолончелиста было «окно» в выступлениях, и он согласился.

– Вы хотите сказать, что она назначила свидание своему мужу?.. – Только теперь до меня стал доходить смысл писем Аллы Кодриной.

– Да. Тайное свидание. Но не для того, чтобы предаться с ним страстной любви. А для того, чтобы убить его. Убить руками жены Красавчика.

Я слышала прерывистое дыхание Филиппа: он хотел справиться с собой.

– Но… Вы сами сказали, что… Что эти две женщины… были наперсницами… Близкими подругами. Очень близкими, – добавил от себя Филипп.

– Что значит близкая женская дружба, если речь идет о миллионах долларов? Игорь, зная ревнивый нрав жены Красавчика, посылал ей телеграммы… О том, что Красавчик… мягко говоря, не совсем ей верен. Их было несколько, как раз перед приездом Виолончелиста на гастроли в Москву.

– Что за бред, – Андрон Чулаки в очередной раз поразил меня здравомыслием. – Как можно посылать телеграммы слепой женщине?

– У слепой женщины была домработница. Она приходила по будням, в первой половине дня. Она и принимала телеграммы. И читала жене Красавчика. Телеграммы приходили всегда днем и всегда по будням.

– А потом? – Я смотрела на Рейно почти влюб-ленно.

– Алика договаривается сразу с двумя: с Виолончелистом, что тот приедет в небольшую деревеньку под Питером, в дом ее покойных родителей. И с Игорем, который должен пасти Слепую и быть на подхвате. У Игоря с женой Красавчика тоже были доверительные отношения. Алика прилетает в Питер и встречается с Игорем в городе. Ей не нужны случайности. Красавчик нейтрализован. В тот день его вызывают за город. Якобы срочно нужна экспертиза вещи, за которую можно получить приличную сумму.

– Выборг подойдет? – промямлил Филипп. Я ушам своим не верила: он тоже включился в игру! – Это далеко. Чтобы туда добраться, приходится тратить целый день.

– Пусть будет Выборг, – милостиво согласился Рейно. – А потом был еще один звонок. Жене Красавчика. Ей позвонила какая-то женщина и сообщила, что сам Красавчик прохлаждается на даче с любовницей. И нет никакого дела в Выборге. У Слепой был только один выход – ехать на дачу и застать мужа на месте преступления. Она позвонила Игорю, их с мужем общему другу. Ей больше не к кому было обратиться, и на этом тоже строился тонкий расчет Алики. Женщина рассказала о звонке. Игорь согласился поехать с ней. Он не мог не согласиться. Он знал, что на даче его уже ждет любимая женщина. И что он должен быть на подстраховке. И следить за Слепой. И в случае, если она поведет себя не так, как предполагала Алика, помочь ей совершить задуманное. Игорь действительно отвез ее туда. Но не уехал, а остался ждать. Внизу, на веранде. А ревнивая жена Красавчика отправилась на запах одеколона. Которым вот уже месяц пользовался ее муж. Нужно сказать, что все уже было приготовлено для спектакля. Помещение окроплено «Byblos»….

Я тотчас же вспомнила мятую упаковку в ведре со стружками.

– …А наверху, на втором этаже, Алика уже вовсю симулировала страсть с Виолончелистом. А внизу, на кухне, уже был приоткрыт ящик с ножами. И Слепая поступила так, как и предполагала ее самая близкая подруга Алика. Она совсем обезумела от ревности. И она взяла нож. Но не на кухне, а в мастерской, где Красавчик обычно хранил не такие уж важные образцы для экспертизы. Вот этот нож…

И Рейно эффектным жестом бросил ваджру на стол перед Филиппом. Филипп смотрел на нож не мигая.

– Незадолго до этого один господин, для которого Красавчик уже провел несколько экспертиз, предложил сделать ему еще одну. Это тот самый нож. И жена Красавчика взяла именно его. И поднялась наверх. И приблизилась к кровати. И вот тут-то и произошла роковая случайность. И все из-за Виолончелиста. В самый последний момент он перевернул Алику, бросил на себя…в порыве страсти, иначе и быть не могло. И нож, который предназначался ему, принял затылок Алики. Жена Красавчика убила сестру Красавчика. В юриспруденции это классифицируется как убийство в состоянии аффекта…

Филипп поднял глаза на Рейно, своего палача. Его идеальное лицо рассыпалось в прах, оно моментально постарело и стало вдруг таким обнаженным, таким яростным, таким отчаянным, что я едва не задохнулась. Если божество когда-нибудь и являло свой лик миру, то этот лик был именно таким.

– Киви… Значит, с Аллой был Киви… Боже мой… – Филипп раскачивался из стороны в сторону. – Нет… Зачем вы делаете из нее кровожадную убийцу… Яночка нежнейшее существо…

– Да ладно вам, Филипп… – Рейно сочувственно посмотрел на Кодрина. – Она уже несколько раз бросалась на вас с ножом. Я наводил справки.

Вот тут Филипп не выдержал. Его рот исказился, и он заорал – самым страшным шепотом, который только можно себе представить:

– Это ложь. Все, что вы сейчас рассказали, – чудовищная ложь! Вы ответите за это! Я… я привлеку вас к суду… Я…

Теперь сочувствию Рейно не было предела.

– Я был у вашей жены, Филипп. У самой двери она приняла меня за вас. На какую-то долю секунды. Запах. Я сказал ей не так уж много. Всего лишь несколько слов. И она не стала отпираться. Если честно, я думаю, что ваша жена всего лишь жертва… Всего лишь жертва, Филипп…

Но Филипп уже не слушал Рейно. Он поднялся, опрокинул бокал и побрел прочь из бара. Глядя на его сгорбившуюся спину, я заплакала.

– А музыкант? – Андрону Чулаки не хотелось тратить время на сантименты. – Его она тоже убила?

– Нет. Музыкант остался жив. В тот раз. Теперь я могу назвать его имя.

– Тот самый. Которого тюкнули на прошлой неделе, – бармен хитро прищурился. – Олев Киви.

– Верно.

– Так что было дальше? – спросила я.

Если бы наши с барменом глаза стреляли, Рейно уже давно бы упал, изрешеченный пулями. Один Аурэл невозмутимо попивал коньяк.

– Нож. Все дело в ноже. Когда Филипп брал его на экспертизу, ни о каком камне и речи не было. Но когда его лезвие вошло в затылок Аллы… Вы уже знакомы с механизмом, Варвара. Думаю, после того, как смертельный удар был нанесен, Яна Сошальская на какое-то время потеряла сознание. И Олев Киви остался один на один с трупом, женщиной без чувств и камнем. Он всю жизнь занимался камнями. И понял, что алмаз в рукояти стоит баснословных денег.

– И? – синхронно спросили мы с Андроном.

– Он решил взять этот алмаз. Точнее – скрыться с ним с места преступления. Он безумно любил жену, но камни… Камни имели над ним мистическую власть. И если жену уже не вернешь, то камень… Камень можно присвоить.

– Гад! – выдохнула я, совсем забыв, что несколько дней назад сделала то же самое.

– Ну… Варвара! – осадил меня Рейно. – Кто бы говорил! И потом, думаю, что Олев действовал тоже в состоянии аффекта. Ему не понадобилось много времени, чтобы стереть отпечатки и уничтожить следы своего пребывания в доме…

– Ничего себе аффект!..

– И выбраться оттуда. И уехать в Москву. Конечно, он мог остаться, он мог скрутить слепую убийцу, вызвать милицию… Но тогда можно было смело распроститься с алмазом. А этого Олев сделать не мог. Это было выше его сил. И он уехал. Оставил все как есть.

– А Слепая? – спросил Андрон.

– Она пришла в себя, когда в доме появился Игорь. Любовник Аллы. Он видел Олева, покидающего дом. И понял, что произошел сбой в программе. Но какой именно – понял лишь тогда, когда поднялся наверх. И выслушал путаные объяснения обезумевшей слепой женщины. Мотором всей операции, ее мозговым центром, была Алла. Без Аллы Игорь оказался беспомощным. Он не знал, что делать. Но он единственный знал, кто именно был с Аллой на даче. Игорь отвез Яну в город, потом приехал Филипп. Яна все рассказала ему. И после небольшого совещания все трое решили, что сделанного не поправить. И что можно попытаться спасти хотя бы Яну.

– И любовник Аллы пошел на это? – Снова и снова я убеждалась в мужском вероломстве.

– Ничего другого ему не оставалось, – сказал Рейно. – Он боялся, что если начнут копать, то случайно может всплыть не только его многолетняя связь с Аллой Кодриной, но и та операция, которую они задумали. Скорее всего, все трое заключили нечто вроде соглашения. Ни Филипп, ни Яна нигде не упоминают имени Игоря. А тот, в свою очередь, молчит о происшедшем на даче.

– Хорошая история. И хорошее убийство, – бросил бармен, до этого с вожделением слушавший мудреца Рейно. – Но прошлогоднее. А прошлогодние убийства интересны так же, как и прошлогодний снег. И не дают никакого намека на то, кто убил Виолончелиста. Бывший любовник жены, что ли?

– Игорь Пестерев, – уточнил Рейно. – Игорь Пестерев и есть убийца.

– Так я и знала! – выдохнула я.

– …но не виолончелиста.

– Как – не виолончелиста?

– А так. Игорь действительно убил. Но убил вашего м…м… приятеля.

– Стаса?!

– Да, Стаса. Причем я думаю, что это тоже было случайное убийство. Мы знаем, что только Игорь знал, кто находился на даче с Аллой. И знал о гигантском состоянии Олева. Но операция «получи наследство» сорвалась, Игорь потерял любовницу и остался один. На хитроумные комбинации он способен не был и поэтому решился только на шантаж. Он справедливо полагал, что скрывшийся с места преступления Олев Киви может отстегнуть ему некоторую сумму за молчание. Это было куда перспективнее, чем шантажировать безлошадных Кодриных. Он только ждал появления Киви в России. И когда узнал, что тот приезжает, попросил Стаса Дремова аккуратно прощупать Олева.

– Что за бред вы несете? – прикрикнула я на Рейно. – Откуда какой-то охранник мог знать Стаса?

– Разве я еще не успел вам сказать? – эстонец обворожительно улыбнулся. – Охранная фирма «Локис», в которой работает Пестерев, заключила договор на охрану с «Ладога Trade Company».

«Ладога Trade Company», владелица подземного гаража, примыкающего к дому Стаса на Суворовском!

– Думаю, Игорь Пестерев как-нибудь расскажет компетентным органам, как он познакомился с Дремовым. Но сейчас это неважно. Важно то, что он передал Дремову фотографию Аллы и ее перстень, который пожертвовали ему Яна и Филипп в качестве некоего залога молчания. Думаю, не только перстень… Я не знаю, кому пришла в голову идея сыграть в двойника Аллы… Возможно, вашему приятелю. Для таких тонких схем сам Пестерев был слишком ограничен… Должно быть, они решили просто скачать деньги с музыканта. Но скачивать уже не пришлось. Потому что Киви в день, намеченный для решительного разговора, оказался мертвым. Об этом сообщил Пестереву его приятель по фамилии Сидоров.

Сидоров, Сидоров… Кажется, эта фамилия где-то упоминалась.

– Наш Толик Сидоров? – безмерно удивился Андрон. – Бывший секьюрити?

– Именно. Кроме того, он рассказал о девушке, которая убила Олева Киви.

Я инстинктивно вжала голову в плечи.

– Девушке, которую нанял Стас. И Пестерев знал об этом. И поехал разбираться. И вошел, как обычно входил – через подземный гараж. Я думаю, они повздорили. И Пестерев, должно быть, случайно убил его. Рана на виске Дремова весьма показательна. Он ударился о мраморную плиту стола…

– Да черт с ним, со столом, – неуемного кулика Андрона Чулаки волновало только собственное болото. – Кто музыканта-то убил?!.

– Дался вам музыкант, – впервые Рейно не проявил солидарности с мертвым соплеменником.

– …Есть что-нибудь выпить? – раздался за нашей спиной заспанный голос с таким же заспанным акцентом.

Калью Куллемяэ.

Андрон, только сейчас вспомнивший о своих обязанностях, подскочил к постояльцу и налил ему коньяк. В рюмку ушедшего Филиппа.

– Значит, вы интересуетесь, кто убил Олева Киви? Я скажу, – Рейно закинул ноги на стол и как-то странно расслабился. – Один из тех, кто присутствовал на коньячной вечеринке у господина Чорбу в ночь убийства.

– Я тоже присутствовал, – ухмыльнулся Калью. – Хорошо, что проснулся. Теперь не пропущу самое интересное.

– Теперь не пропустишь, – ответил ему такой же улыбкой Рейно и перешел на беглый тягучий эстонский. Такой беглый и такой тягучий, что даже я понимала лишь отдельные слова: Шамне, камень, код, Чарская, видеокамера…

В конце этой перепалки лицо Калью вытянулось, он плеснул коньяк на ботинки Рейно и…

И бросился к выходу.

И наткнулся на Монти и фээсбэшную гиену Лемешонка.

– Ясно, кто убийца? – заорал Рейно, сбрасывая ноги со стола. – Можете взять!

Слово «взять» подействовало на Лемешонка магически. Он был никакой не гиеной. Он был бультерьером. И тотчас же бросился вперед. На меня. Через секунду я уже валялась на полу, спеленатая веревками его мускулов.

– Дурак!!! Не ее!!! Его!.. – Рейно принялся оттягивать Лемешонка от меня.

А Монтесума, верная, отважная Монти, набросилась на пресс-секретаря Олева Киви. Через секунду к ней присоединился и Андрон Чулаки.

Но ничего этого я не видела. Слезы застилали мои глаза. Я была невиновна.

Я была свободна!..

* * *

… – Так почему все-таки Калью? – спросила я у Рейно, залпом выпивая коньяк и сидя в целомудренных отцовских объятиях Аурэла Чорбу.

– Вы ведь сами сказали мне, что Олев Киви был знаком с ювелиром Шамне. Шамне работал на него. Подделывал драгоценности, гранил настоящие камни, которые Киви переправлял ему из Юго-Восточной Азии. Думаю, что когда у Киви появился этот алмаз в рукоятке ножа, он сразу же понял его реальную стоимость. И сообщил о камне Шамне.

– Ну и что?

– Илларион Илларионович Шамне тоже погорел на этом камне. Так же как и Киви. Киви сообщил ему о ценнейшей находке. Очевидно, он принял решение спилить алмаз на несколько камней. Но он не сказал Шамне самого главного: где находится камень. Просто – ценный алмаз – и все. Гораздо более ценный и гораздо более крупный по размеру, чем «Граф Орлов», например. Или «Виктория». Тут-то и появляется Калью Куллемяэ. Он некоторое время работал с Шамне, был его таллинским компаньоном. И Шамне, которому сообщение об алмазе не давало покоя, решает задействовать Калью. Калью приезжает в Вену, в которой не так уж и много эстонцев. И сравнительно легко получает место пресс-секретаря. И начинает пасти алмаз. Он хочет увидеть его, но шифра сейфа не знает. Тут ему на помощь приходит сообразительный Шамне.

– Банкнота с номером! – сказала я. Коньяк действовал на меня благотворно.

– Именно. Должно быть, Шамне догадался, что страсть к Алле Кодриной не могла иссякнуть так просто. И предположил, что Киви забил в код сейфа дату ее рождения.

– А почему не смерти?

Рейно укоризненно посмотрел на меня.

– Почему вы, русские, признаете только черный юмор?

– Ладно, не отвлекайтесь.

– Хорошо. Скорее всего Шамне позвонил Калью и сообщил ему об этом. А Калью записал номер на первой попавшейся бумажке. На банкноте. Он собирался влезть в сейф, но тут случился конфуз с Полиной Чарской и кражей. И Калью узнал то, чего не знал раньше: сейф находится под присмотром видеокамеры.

– Но почему Чарскую изгнали из Вены?

– Да потому что она видела нож. – Рейно даже зачесался от раздражения: «Почему вы, русские, такие бестолковые?!»

– Она не видела ножа. Она бы мне сказала.

– Она и сказала: оружие меня не интересует. А нож – это тоже оружие… Не правда ли, господин Чорбу?

– Я так не думаю, – Аурэл положил руку мне на затылок.

– Вы, русские…

– Молдаване, – поправила я, и Рейно досадливо махнул рукой. – Не отвлекайтесь, Рейно.

– Хорошо. Киви испугался – испугался именно того, что Чарская все-таки увидела нож в потайном отделении. И он быстро решает порвать с ней. Дивный алмаз – превыше всего. Он обвиняет актрису в краже колье, которое, в общем, было подделкой. И под угрозой шантажа отлучает от дома. Теперь Калью связан по рукам и ногам. Он не может добраться до алмаза. А потом наступает лето, и Киви сообщает Шамне, что привезет алмаз. У Калью появляется работа. Алмаз нужно выкрасть, пока он не защищен ни камерами, ни сейфами. Лучшего места, чем гостиница, не найти. Нужно только выбрать время.

– Когда Киви заявится в номер с бабой, чтобы все свалить на нее? – обиженным голосом сказала я.

– Не обязательно. Просто в тот вечер все совпало. Пришла пора идеального алиби. Идеального, хотя и спонтанного. После пьянки все пошли смотреть на манипуляции с видеокамерой. Если вы помните – половина отправилась на улицу, а половина – в холл. Калью не примкнул ни к одной по той простой причине: если возникнут какие-то вопросы, первая группа будет уверена, что он был в холле. А вторая – что на улице. Он был везде и нигде не был…

– Он…

– Он поднялся в номер, чтобы обыскать вещи Киви. Только обыскать. Ведь он точно знал, что алмаз привезен и находится в багаже патрона. Он только не знал, что камень спрятан в ноже. И это его сгубило. Он нашел нож, но искал-то совсем не это! Должно быть, в этот момент его и застал проснувшийся Киви. Роющимся в вещах. И Калью, в руках которого было оружие, просто всадил его в грудь виолончелиста. Может быть, от испуга, вряд ли он хотел смерти Олева. Ему нужен был камень. Только и всего.

– Никто не хочет убивать, и все убивают, – промурлыкал любитель криминального чтива Андрон Чулаки.

– А так обычно и бывает…

Господи, как я обожаю Аурэла Чорбу, винного философа!

– Думаю, сам Калью все подробно расскажет господину из ФСБ… – заключил Рейно и прикрыл глаза.

– А почему Кодрины отказались от наследства? – неожиданно спросила я.

– Думаю, они не хотели пересудов. И не хотели, чтобы кто-то еще когда-нибудь поднял нераскрытое дело об убийстве Аллы Кодриной…

Я посмотрела на Аурэла.

– А вы-то что делали в доме на Суворовском?

Ответ Чорбу поразил меня своей простотой.

– Там живут мои дочери. Разве я еще не говорил тебе о том, что у меня получаются только девочки?..