Текст книги "По ту сторону жизни, по ту сторону света"

Там меня ждут. Сотни Бродяг уже стекаются со всего ущелья к узилищу перевала. Пылая мёртвой злобой неупокоенной нежити.

Убью!

Всех убью!

Всех!

Один останусь!

Вот и сглаженные остатки ворот, похожие на городской вал. Нежить за незримую черту не переходит, стоят с той стороны.

Один останусь! Ха! Пока бежал до ворот чуть, но отпустило. Чуть, но вернулась адекватность, разумность с осмотрительностью. Потому вторую прозрачность накидываю на себя сверху первой, разбег по трамплину сглаженной бульдозером потопа крепости, и лечу через демонстрацию очень тощих пролетариев. Падаю, качусь, скольжу, выравниваюсь головой вверх, встав на ноги, бегу, прыгаю.

Возмущённые моей подлостью, Бродяги подняли жуткий вой. И скалы вокруг, будто эхом, отозвались возмущённым рокотом, будто сразу всюду случился обвал камней, будто сразу всюду сошли лавины.

Погоди-ка! Снижаю скорость бега, вникаю. Рокочет-то как-то долго и неестественно ритмично! Точно!

– Кто ты? – разобрал я голос камней.

Ха-ха! Нашёл дурака! Подать голос, чтобы вы меня запеленговали? Ищите, Шура, дурака, пилите, они золотые!

Блин! Да сколько же вас! Что ж вас так много?!

Опа! Да местные Бродяги-то не дураки! Смотри-ка! Ловчую сеть организовали, объявили план перехва»!

И мне показалось, что они как-то смутно, но чуют мое незримое присутствие. Потому как ловчая сеть стягивается не на пустом месте, а именно вокруг меня. И стоит мне выпрыгнуть за пределы сужающейся удавки Бродяг, они начинают всё заново. С их мёртво-равнодушным упрямством.

– Кто ты? – гудят скалы вокруг. – Зачем ты пришёл к нам?

«К вам»? Опа! Так «вас» уже имеется? Тут коллективное творчество?

Звёзды на безлунном небе тухнут, закрытые чем-то. Может, тучей? Или магией? Не важно же! И так ясно, что дело тёмное! Стало совсем темно, как в шахте подземной. Даже моё интегрированное ночное зрение не помощник!

А если «выйти из себя»? Очень интересно! А ты говоришь «убью всех, один останусь!».

– А ты кто? – кричу в ответ.

– Я Ущелье Скорби! – рокочут скалы.

– А я Ходячий Хрен Тихой Грусти! – кричу в ответ, коротко разбегаюсь, прыгаю.

Скалы пошли низкочастотным гулом, земля под ногами затряслась. Землетрясение! Похудеть, не встать! Ох, и крутые вы стали, ребята, на местном укропе!

– Мне с кем разговаривать, с Хзаром? С Ралшем? – кричу я, прыгая кузнечиком от стягивающихся колец нежити.

Как я и опасался, только я подал голос, план «перехват» стал более результативный, сужающиеся кольца костяных Бродяг всё быстрее окружали меня своими мёртвыми потоками. Вокруг так темно, будто всё Ущелье разом провалилось в тартарары! Только через «потоки» и могу их видеть. Да ещё и густо разлитая вокруг Скверна фонит, забивая «радары» помехами. Так можно и допрыгаться.

И допрыгался! Прыгать больше некуда. Загнали! Вокруг меня море мёртвых сгустков энергопотоков. Густое, равномерно разлитое море. Настолько широкое, что уже не перепрыгнуть. Поймали! Окружили, нежити! Обложили!

Но стоят пассивно, образовав идеально ровный диаметр вокруг меня. Я делаю шаг вперёд, и круг смещается тоже на шаг.

– Ты хорошо подготовился, вор! – рокочет толпа нежити хором. – Даже давно забытые имена узнал!

– Обломись, коллективное, осознанное, да неживое, не вор я! – смеюсь я в ответ.

Вижу огромный яркий сгусток силы, что плывёт в абсолютной темноте по «морю» мёртво-равномерных токов Бродяг. Стало мне это интересно, зажигаю светляка высоко над своей головой. Естественно, одну из прозрачностей тут же и сдуло потоком силы.

Ко мне движется нечто невероятное, колоссальное, чудовищное! Бродяга ростом с Годзиллу, али с Кинг-Конга, я в них не очень разбираюсь, но большой! С сияющими силой нежити глазницами шлема с бронёй танковой толщины, этой же силой пылает и центр его фигуры сквозь стыки брони панциря нагрудника. Как раз в том же месте, где у Тони Старкова светился его интегрированный атомный реактор.

И этот Мегабродяга, кроме того, что был бронирован по самое не балуйся, и в лапах своих волок что-то эпичное. Часть какого-то циклопического механизма, видимо планировал использовать этот шестерёнчатый вал в качестве дубины.

– Ты умрёшь! – рокочет меганежить.

– Да? – удивился я. – Досадно! А я так надеялся обойтись без мордобоя!

И, вздохнув от сожаления, достаю свой меч из ножен, впервые, кстати, обнажив его, как-то обходился доселе без длинного клинка. Снимаю вторую прозрачность, расправляю «крылья». Крылья-то энергетические. Мне нужна будет сила. Много силы. Такого костяного Оптимуса Прайма, некро-десиптикона быстро и по-лёгкому не свалить! А прозрачность, скрывая мою суть, отрезает меня от подпитки, изолирует мою «батарейку» от разлитой в Мире силы. А «крылья» ловят силу, как паруса ловят ветер.

– Ребята! – кричу я. Чем я не Леопольд? – Давайте жить дружно! Я вам не враг!

– Враг! – ревёт гигантский Бродяга. – Ты пришёл в наш дом, ворвался злым и подлым образом!

– Так вот вы встречаете гостей?! – кричу в ответ.

– Незваный гость – враг! – рокочет толпа.

– Я долгожданный гость, – вздыхаю я. – И вообще, я проездом. Дай, думаю, загляну, как там ребята поживают, отосплюсь, починюсь! А вы драться! Нехорошо!

И качаю головой в искреннем сожалении.

Всё! Драки избежать не удалось! Гигант-нежить дошёл! И замахнулся своей палицей из вала привода какого-то механизма. Пока стою спокойно. Несмотря на всю нечеловеческую и нереальную силу гиганта, габариты и вес «палицы» – понятие сугубо реальное. И инертное. То есть обладающее вполне реальной, и высокой массой покоя и непреодолимой физической инерцией.

Хотя! Это же Мир! Тут возможно всякое! Хорошо, не в этом конкретном случае – Мегабродяга вполне ожидаемо для его весо-габаритов «тугой», инертный. Почти реальный, если можно так сказать о магической сущности, переполненной магией Мёртвых. Но движется это порождение Некроса в полном соответствии с реальной физической моделью Мира.

От волнения и гормонального выплеска в кровь стимуляторов, от моей собственной экстрасенсорной магии собственного ускорения время будто замедлилось. Теперь всё будет ещё чуть быстрее, ещё чуть веселее. Хоть и ненадолго. Не оборжаться бы насмерть, насколько веселее будет. Счётчик-то пошёл. Потому смотрю, как оружие Некро-Титана взлетает во тьму безлунного, пустого и мёртвого неба, как замирает там, как начинает обратный разбег, как падает на меня с ужасающим ускорением.

Я чуть отпрыгиваю в сторону. Дубина эта очень тяжёлая. Летящая в ужасающей силы ударе. С невероятной силой и всесокрушающей инерцией. Траекторию просчитать не сложно. Сложно изменить траекторию богатырского удара гиганта. Бу-ба-бах! Хорошо я в воздухе был в момент встречи дубины с поверхностью! Наверное, земля пошла волной под ногами от удара.

Едва коснувшись поверхности, спружиниваю ногами в обратный отскок, запрыгиваю на вал, чёрный от коррозии и грязи, бегу по нему, по руке гиганта, ему на плечи, цепляясь за элементы брони пальцами. Я ускорен, гигант-нежить тормозной, стоило этим воспользоваться. И вот я у него на загривке. Великан пытается скинуть меня – выпрямляется, дёргается. А я вцепился, как бульдог в загривок медведя. Приставляю меч к основанию его шеи, чуть выше панциря, в стык бронеплит, чувствуя, что «ускорение» заканчивается, кричу:

– Ты проиграл! Сдавайся! Ну, хотя бы прекрати заниматься глупостью!

Гиганту фиолетово. Танцует какой-то бешеный молодёжный танец. Этак он меня и скинет! Полечу как ковбой с быка, да и грохнусь! С такой высоты как шлепок майонезный, готовой к употреблению отбивной стану! Влёгкую!

– Ну, ты тупой! – рычу я, распаляясь злостью, едва удерживаю себя на загривке некро-трансформера. Ускорители совсем уже не действуют. Надо над этим поработать!

И достаю Штык. Меч мой, зазвенев, полетел куда-то вниз. Потому как, что ему какой-то меч, пусть и очень классный меч? Зубочистка в загривок уже мёртвой сущности! Клинок Штыка, кстати, в окружающей тьме, в моём энергетическом видении, выглядит каким-то особенно мрачным как бездонный провал куда-то, как бесконечно мрачная пустота трещины в материи реальности, в которую, казалось, сейчас засосёт, к хренам, вообще всё!

– Стой, незнакомец! – рокочет вокруг.

– Так я того же требую! – ору я в ответ. – Стоять! Бояться! У-у-у! Я вас!

Злоба кипит во мне, да на свежих, ещё не остывших дрожжах! Меня прямо рвёт на куски от ярости, пережитого ужаса и гормонального взрыва в крови!

Гигант и правда замер.

Осматриваюсь. Но Штык всё же готов к удару.

Ага! Новая сущность появилась, призрачная. Но тоже огромная. Спрыгиваю на землю перед Духом, выпрямляюсь, киваю, приветствуя:

– Ты, скорее всего, Ралш! – говорю я, подбирая и убирая оружие в ножны. – Давно бы пора было вмешаться.

– Что тебе надо от нас, Проводник Хозяйки? – вибрирует изменённый воздух, выглядящий как Призрак.

Пожимаю плечами. Что мне надо от них? Убить их? Они и без того мертвы. Развоплотись их? Зачем? Чисто из спортивного интереса? Не интересно. Не в том я возрасте, чтобы забавляться размахиванием саблей с упоением своей «нереальной крутости». Уже даже не вторая жизнь пошла. А вообще, Смерть знает какая! Потому знаю, что на любую крупную рыбу есть карась покрупнее, а на самую крутую и высокую скалу есть свой Эверест, на котором ты ещё не бывал. Потому мой ЧСВ, чувство собственного величия покоится где-то глубоко в чреве опарыша. Очистить от них ущелье? Что мне с того ущелья?

Светает. Восточная часть неба скромно краснеет, как девушка при первом поцелуе. Ущелье посерело отбрасываемыми тенями.

– Самоцветов? Золота? – рокочет всё более и более призрачный Дух.

– Золото? Это же прекрасно! – восклицаю я, алчно улыбаясь. – У меня несколько десятков выродков, без роду, без племени, отцов не помнящих, мать их любящих, голые, босые, сырые, да убогие! Самоцветы? Вообще ништяк!

И смеюсь. От пережитого нервного напряжения меня трясёт. Выгибает дугой в хохоте безумца.

Вижу, как гигант подбирает своё оружие, как уплотняются ряды костяного воинства вокруг меня. Но ряды расступаются, волокут каменные сундуки, полные золотых самородков вперемешку с необработанными кристаллическими образованиями, что после огранки станут драгоценностями.

– Только, ребята, нет! – улыбаюсь я. – Не нуждаюсь. Не за этим я пришёл.

– А зачем? – Неестественный сгусток тумана передо мной колышется, издавая звук. – Все приходят сюда за этим.

– Все живут для этого, – вздыхаю я, – стяжая богатство. И подыхают в нищете. А я – не все. Мне нужно то, что за всё это золото и камни не укупишь. Уносите! Я же говорю вам, что проездом я. Просто шёл мимо и решил осмотреться. Не возьму я от вас ничего, народ Ущелья Скорби. Ничего мне от вас не надо, тем более бесполезных кристаллов и злого металла. А вот если позволите у вас погостить – буду благодарен.

– Погостить? – рокочет за моей спиной гигант. Чем более светлело, тем меньше было присутствия Призрака.

– Устал я. Мне бы отоспаться. Я тихий, не переживайте. Выделите мне уголок – не побеспокою.

– Пусть… – едва слышно донёс ветер – сгусток тумана совсем растворился.

Гигант тоже распался на кучу, да какой кучу! На гору костей и брони! А вот Бродяги, никак не реагирующие на излучение Светила, все разом развернулись и пошли, почти строем – всяк по своим делам.

Через полчаса только я и стоял под юным рассветным Светилом, бодрящий свет которого причудливо преломлялся в потоках неспешно растворяющейся в воздухе Скверны и, казалось стекался в мои «крылья», будто мучная взвесь в пылесос.

«Всех убью, один останусь» – говоришь? Хэ!

Тоже мне Ущелье Скорби! Осматриваюсь, вглядываясь в открывающиеся взору пейзажи. Трудолюбивые руки и не устающие спины Бродяг расчистили от грязи и мусора всё, что охватывал мой глаз. Остатки старых строений хотя и не были починены, за ненадобностью, но были отчищены от грязи и грунта, как в знакомой мне Пальмире, будто для приёма экскурсий туристов. Именно эти реликтовые руины древнего народа солнцепоклонников и напоминали руины Ущелья Скорби. Мощёные дороги отчищены и даже починены. Да и вообще весь лишний, нанесённый потопом грунт был вычищен и куда-то вывезен. Или, скорее, вынесен.

Но самое поразительное для меня – вскопанные клумбы, расположенные рядами вдоль дорог и растущие в них, тоже рядами, деревья. Нежить занимается разведением древесных аллей! А самое главное живых древесных аллей! И цветов! В виду близкой осени уже не цветущих, но живых же! В Царствии Мёртвых!

Определённо, этот Мир кто-то перевернул с ног на голову и хорошенько встряхнул. Вот и смешалось всё в доме обломанных. Живые увлечённо режут друг дружку, мёртвые занимаются разведением растений. Осталось только, чтобы матери убивали, а Смерть порождала Жизнь. Тьфу-тьфу! И я, похоже, сглазил! Ведь так оно и есть!

Смотрю на деловую суету Бродяг, на неподвижные, как статуи, столбики нежити-воинов, что через равные промежутки стоят всюду, как почётный караул – меня стерегут, образуя мою «зону доступа». Как бы намекая, куда мне можно, а возможно, куда нужно идти, а куда «сюда не ходи, а то камень башка попадёт, совсем, как мы будешь!».

Бродяги-работяги были разительно отличны от тощих воинов-скелетов и выглядели муравьями-трудягами, суетящимися по своим, одним им ведомым делам. Хотя, ведомым и мне – вижу огромную чёрную кучу каменного угля, образующую неестественно чёрную и правильно конусную гору, как в морском угольном терминале. Получается, они и выработку возобновили! Вот только зачем? Зачем мёртвым уголь? Зачем мёртвым вообще всё?

– Даже Мёртвые, оказавшись не у дел, начали распадаться, – гудит ближайший ко мне воин в доспехе, смердящем Смертью и Скверной. Когда я прошёл дальше, гудеть стал следующий вооружённый скелет, так передавая меня из «уст в уста», – До полной утраты нами контроля над ними и возвращения их к дикости Бродяг, либо к полному разрушению структуры и распаду тела на бесполезные обломки. И пусть и не у живых уже, но всё же людей, у всех нас имеется стойкая тяга к деятельности, к производительному труду. Или к защите. К тому, чем мы занимались при жизни. А так как волей случая мы все умерли, но… не умерли, то нам, головам, и пришлось брать на себя работу, тоже привычную, править. Нами.

Бывает! Жизнь заставит, жёсткая реальность так нагнёт, что и не так раскорячишься, сподобишься.

В лучах Светила, необычно яркого сегодня, Ущелье не кажется скорбным. Просто сама моя сущность чуть-чуть Бродяги не воспринимает нежить однозначно негативно. Не более негативно, чем остальных прямоходящих гама-суффиксов, тьфу, гомосапиесов! Или альфа-сапиенсов? А может, омега-центавров? Кстати, надо запомнить. Будет новой озвучкой какого-либо магического фокуса.

Для меня Ущелье Скорби сейчас, при ярком свете, почти как Светоносная долина. Люди суетятся, мельтешат, копошатся, а жизнь продолжается. В истинном царстве Мёртвых.

– И зачем всё? – конечно же спросил я.

– А там? Им всё зачем? – отвечает мне ближайший скелет-воин.

Пожимаю плечами.

– Для продолжения жизни? – ответил я.

– Так и мы тут продолжаем жизнь. Вот таким вот способом. Раз уж у нас другого способа не осталось.

Часто киваю головой в такт своим шагам. Просто я пошёл быстрее. Это нервное. Говорю же, сглазил. Мёртвые продолжают Жизнь, матери убивают. Хоть мою Любимую вспомнить!

Нах! Не вспоминать! Меня и так уже трясёт, как при лихорадке гриппозной!

Буквально несколько часов назад задумывался об идеальном человеческом обществе с точки зрения Смерти. И вот оно! И вот именно это страшно, а не сами Мёртвые. Вот она – идеальная организация общества! И единый разум. Тот самый «Надмозг». Сверхразум. Единство сознаний сотен, если не тысяч личностей. Связанные одной цепью, соединённые меж собой в единую сеть, своим Некро-вай-фаем. Общество, лишённое пороков Живых. Никто не перетягивает одеяло на себя. Ни у кого ничего нигде не жмёт, никому ничего не трёт, никто не потеет. Ни похоти, ни алчности, ни зависти, ни буйства страстей из-за этих пороков. Красота! Среди бегущих первых нет, нет и отстающих. И полное равноправие. Каждому по способностям. Истинный коммунизм! Каждому воздастся! Как в Царствии Небесном! И каждый из них, единением своих сознаний участвует в управлении всем этим обществом, в меру сил своих и способностей. Истинное народовластие!

Ужас! И – бессмертие. То есть само это «не рассосётся», время не вылечит, и не выродиться в мелкобуржуазную компостную мещанскую кучу. Бесконечный ужас!

– Ну, вот вырыли вы из земли весь уголь, – вздохнул я. – А дальше что?

– Рано или поздно к нам попадут умершие кузнецы или сталевары, – у ответившего мне воина-скелета, пока он «взаимодействовал со мной» глаза горели силой нежити. Я прошёл, скелет «потух». Оживился следующий.

И огромный минус, к бессмертию отсутствие естественного воспроизводства. Мёртвые как бы не рожают. Только умирают. Если люди не будут сюда приходить для собственного погребения – не будет поступления «новых вас».

– Вы наделали оружия, и пошли размножаться, – вздохнул я. – Плохой план.

– Почему?

– Потому что самоубийственный, – мотнул я головой. – Порвут, к хренам, на свистульки! Вы забыли, что такое – люди?

Прохожу двоих Бродяг – тишина.

– Забыли, – вздыхаю я. – Забыли, что между человеком-одиночкой и людьми, в целом, разница даже больше, чем между вами и дикими Бродягами. Всем плевать, если вы будете убивать и обращать в нежить людей по одному. Даже сотнями, но поодиночке. Но как только люди, как общность, осознают Ввс, как угрозу всей своей, их, людской общности – вас сметут. С вашей, бессмертной точки зрения – мгновенно. Люди смертны, они нетерпеливы. Да так основательно вами займутся, что и памяти не останется от вас!

«Коридор» почётного караула больше не отвечал мне, молчаливыми столбиками провёл меня до широкого зева шахт, по ним вывел меня в довольно обустроенное помещение.

– Ты просил отдыха, смертный, – возвестил крайний воин-нежить, – тут тебя не побеспокоят.

И нежить оставила меня в этих хоромах подземного дворца, достойного и арабского нефтяного шейха. Но мне всё это великолепие было фиолетово. Мне бы погрузиться в глубокую медитацию, привести расшатанные нервы и порванную психику к равновесию.

Слишком много во мне осталось от человека. Слишком! Моя мораль, мои ценностные ориентиры уже сейчас идут в резкий диссонанс с окружающей действительностью. Сейчас, когда я даже не приступил к выполнению целевой функции! Необходимо срочно проводить психокоррекцию моей собственной личности. Я это смогу сделать – во мне, где-то глубоко, сидят навыки Разумника. Нужно лишь погрузиться в полный и глубокий транс, полностью уйти в себя для этой работы.

И Царствие Смерти, с их ровными, мёртвыми энергиями как раз то, что нужно для отдыха и релаксации.

И пусть весь Мир, там, хоть порвёт друг друга в кровавую пыль! Пошли они!

Отступление 1

Три дня, отпущенные Мрачным Весельчаком своим людям, истекли. Юноша, которого Хозяин, как его все величали, оставил во главе всех этих людей, с рассвета стоял на стене, не сводя глаз с узкого перевала, когда-то перекрытого Воротами Скорби, тщетно пытаясь разглядеть в лёгкой дымке тумана характерный силуэт.

Но не только фигуру Хозяина высматривал юноша. Он просто не мог видеть того брожения, что происходило за его спиной. Не желал видеть. Свою позицию он высказал ещё вчера вечером, за ночь ничего не поменялось.

– Утырок! – услышал Чижик.

Он обернулся. И оказался один против всех остальных. Впереди, впрочем, ожидаемо, стояли Кочарыш, Лисомордый и Пизань. Старик-маг, как непричастный, как чужой, стоял поодаль, хотя как раз он больше всего и мутил воду. А вот Дудочника с ними не было. Он сидел на камнях башенной стены, хитро прищурившись, ехидно улыбаясь, и болтал ступнями свешенных с парапета ног.

– Ничего за ночь не изменилось, – Чижик попытался возвестить это твёрдо и уверенно, но внутренняя дрожь подвела его, голос сорвался, потому он зачастил. – Я остаюсь.

Чижик очень остро ощутил, что он вдруг оказался один против всех. И от этого по душе шла дрожь. Зубы его заскрипели. Потому как он почувствовал, что глаза его опять защипало – верный признак, что он сейчас постыдно потечёт слезами.

– Как хочешь! – пожал плечами Лисьемордый. – Нам больше достанется!

Вчера во время ужина Лисьемордый и заявил, что утром обозначенные Хозяином трое суток истекают, потому можно уходить с этого проклятого места. И даже получить вознаграждение от Гильдии наёмников за сведения об Ущелье Скорби и за освобождение Башни Скорби. Чижик возразил, что необходимо дождаться Хозяина, но юношу никто не поддержал. Даже Вещи. Кочарыш вообще вёл себя отстранённо, никак в жизни отряда не участвуя, показательно игнорируя Чижика, давая тем понять, что не считает его главным. Чижик тогда и понял, что Кочарыш только в присутствии Хозяина такой деловой и деятельный. А на самом деле он просто мужик, как и все остальные. Хитроватый и эгоистичный.

Чижик пытался убедить людей в своей правоте, доказывал им, что без Хозяина им всем просто никак невозможно вернуться, но был обидно и очень остроумно высмеян. Юноша не спал всю ночь, в голове прокручивая свои аргументы и контраргументы остальных бойцов «Усмешки Смерти», но так и не нашёл доводов, что могли бы с каменной уверенностью убедить людей.

И с рассветом Чижик понял, что только возвращение Хозяина предотвратит трагедию распада «Усмешки Смерти». И он ждал. Одинокой башенкой стоя на стене, одиноким дозорным ожидая знакомого силуэта в тумане.

– А ты, утырок, можешь оставаться, – смеётся Лисья Морда.

Вслед за холодной волной по жилам Чижика прокатился кипяток. Юноша почувствовал, как у него шевелятся волосы на голове. От ужаса осознания неизбежности, от ужаса невозможности предотвратить нежелательное.

И от страха. Страха того, что надо сделать. Страха того, что надо сейчас не только встать одному против всех этих опытных и зрелых людей, воинов, что надо пойти против их воли, против их желаний, против их стремлений. Надо сделать как раз то, чего юноша и боялся всю свою осознанную жизнь.

Появился ласковый и тёплый соблазн отвернуться, устраниться от происходящего, допустить развитие событий по их текущему положению. Привычно махнуть рукой, и пусть будет, как будет. В конце концов, сам Чижик же останется. Он ведь останется верен Хозяину. А эти… пусть валят! Куда хотят!

– Нет! – прорычал Чижик сквозь сведённые судорогой зубы. – Нет!

– Ты, щенок, на кого зубы скалишь? – ласково-ехидно поинтересовался Лисья Морда. – Не на меня ли? Может, ты, княжий выродок, мне вызов бросишь?

Рука наёмника, опытного бойца и бывалого авантюриста, покоилась на рукояти его нового меча, найденного им в подвалах Башни Скорби, пальцы поединщика, уже не раз выживавшего в таких схватках, отплясывали уверенную дробь по яблоку рукояти меча. Чижик, за всю свою жизнь так и не принявший ни одного вызова, к стыду своему, от понимания неизбежности смерти в поединке всегда убеждал себя, что его удел – знания, а не тупое махание мечом, сейчас со всей отчётливостью понимал, что сегодняшнее утро будет для него последним, если он сейчас будет настаивать на том, что, по его мнению, было верным, правильным. И ещё он понимал, что наступил тот самый, больше всего для него ненавистный момент, когда любые слова бесполезны. Тем более многие слова. Никакие самые пламенные речи сейчас не затронут людские головы, не проникнут в их уши. Чижик понимал, что сейчас надо действовать. Но… не мог решиться. И никогда не мог. Решиться.

И он уже готов был, как обычно, уступить, отойти в тень, проклиная себя, презирая себя, сбежать, а потом оправдывая себя, чтобы затем опять себя ненавидеть.

В отчаянии Чижик бросал взгляды на людей перед ним. Встречая полные ненависти глаза мужиков, что испытывали к нему вековую ненависть простолюдина к княжескому отпрыску, что незаслуженно, просто по праву рождения, по праву производства в этот свет нужной «звездой» получил всё то, чего им не достичь даже за всю жизнь очень упорного труда.

Или взгляды презрения тех, кто не мог понять и простить Чижику его мягкого характера и слабоволия, кто искренне сожалел, что «утырком» Хозяин назначил не Кочарыша, например, а именно мягкого и обходительного, как девушка, нерешительного мямлю Чижика.

Многие взгляды были равнодушны, им была глубоко безразлична судьба Чижика, все его глубокие и ранящие душевные терзания.

Кочарыш смотрел на Чижика с вызовом, старик-маг с сочувствием, Дудочник с ехидной усмешкой. И юноша понял, что даже если он сейчас не будет убит Лисьемордым, то будет зарублен Вещами. Просто для восстановления справедливости. Правой рукой Хозяина должен был быть Кочарыш, а не эта овсяная недоваренная размазня!

И это понимание своей скорой и неизбежной смерти почему-то успокоило Чижика. Именно что неизбежной. Юноша почувствовал, как тиски, всё это время сжимавшие его сердце и голову, исчезли, как ушла из него лихорадочная паническая тряска, как вместо чередующихся волн обжигающего кипятка и не менее обжигающего холода, в его теле появилась приятная пустота и лёгкость.

И Чижик вздохнул глубоко и свободно. Всё! Сейчас всё кончится. Наконец-то! Он, для самого себя неожиданно, обнаружил, что не ищет путей относительно безопасного отхода, выхода из этой ситуации. А даже мысль, воспоминание об этой своей слабости отзываются эхом возвращающейся боли. А вот чёткое понимание, что – всё! «Умру, но не сойду со своего!» – дают силу и лёгкость. Потому губы Чижика чуть двинулись в лёгкой усмешке.

– Ты находишь меня смешным, выродок? – взвыл Лисьемордый, что-то учуяв. Именно взвыл, а не прорычал, как до этого. Произошедшие за секунду (за вечность для самого Чижика) изменения не могли не почувствовать такие опытные пройдохи, как Кочарыш и Морда. Но, выводы они сделали разные. Лисья Морда разозлился, а вот Кочарыш удивился. С некоторым удовлетворением.

– Властью!.. – голос юноши был твёрд и властен, с истинно княжеским рокотом в словах, – …Данной мне Хозяином, я приказываю удерживать эту крепость до его возвращения!

Чижик выпрямился, плечи его распрямились, развернулись, в посадке головы появилась генетическая, геральдическая княжеская горделивость, нос его чуть вздёрнулся, а взгляд был твёрд и уверен в своей правоте.

– Пошёл ты! – заявил Лисья Морда и плюнул в Чижика сквозь щель в своих зубах.

Кочарыш, с мужичьим прищуром, отступил чуть в сторону, давая знак своим людям, которые, растопырив руки, локтями, чуть, но зафиксировали толпу.

Что произошло дальше – мало кто увидел. Всем показалось, что Чижик буквально чуть только дёрнулся вверх, и вот он уже стоит в низкой стойке с окровавленным мечом в руках. Одним слитным и настолько быстрым и ловким движением, что глаз его почти и не уловил, юноша выхватил из ножен свой меч, взмахнул им, описав полупетлю в воздухе и на обратном движении клинка вниз секанул противника. Движение было настолько быстрым, что Лисья Морда только дёрнул свой меч, лишь наполовину извлекая его из ножен, и вот он заваливается на спину с разрубленной грудной клеткой от левой ключицы до правой почки.

Тяжёлая густая капля крови собралась на кончик тонкого меча Чижика, тянулась, тянулась, набирая объём, оторвалась, расплющившись о воздух, полетела к земле, разбилась о пыль. Тут же грохнулось и тело убитого Лисьемордого.

Над крепостью повисла звенящая тишина. Самым удивлённым, пожалуй, был как раз сам Чижик. Он выпрямился, не верящими глазами смотрел на оказавшегося на земле, располосованного и мёртвого противника, на собственный меч, с недоумением смотрел на подходящего к нему Кочарыша.

– Зачем же так-то? – поморщившись, прогудел Кочарыш.

Чижик, сначала ожидая нападения, дёрнулся в стойку, но видя, что руки Вещи пусты, а движения расслаблены опустил меч.

– А-а-а… – заикнулся Чижик. – К-к-ак?

– Вот так! – Кочарыш, пожав плечами, без замаха ткнул Чижика кулаком в челюсть, от чего ноги юноши сразу подкосились, глаза его закатились, и он рухнул.

Кочарыш не только не добил дезориентированного юношу, а поморщившись и сплюнув от досады, но не в Чижика, а на землю, повернулся к поверженному княжичу спиной и взревел:

– Кто, гля, что не понял? А? Что встали? Вам два раза повторять надо? Разошлись!

– Что понял-то? – крикнул боец из толпы.

– Удерживаем это место до возвращения Хозяина! – грозно процедил Кочарыш, посмотрев на тело Лисьемордого, покачал головой и добавил: – Братья, тупых кулаками поучите почтению к воле Хозяина.

И проворчал:

– А то юноши, они такие нервные! Всё бы им мечом махать!

Подняв голову и не найдя никаких попыток к движению в толпе, Кочарыш взревел:

– Твари! Бегом, гля! Не доводите до греха! Это, гля, я добренький, только рёбра ломаю, да зубы выбиваю! А утырок наш – безумен! Сразу на куски разваливает! В Хозяина пошёл! Бегом, гля!

Толпа разбежалась. Остались только Кочарыш, Чижик и болтающий ножками Дудочник над всем этим, с ехидной ухмылочкой ковыряющий в носу и бросающий выковырянное из носа в раскрытую грудную клетку Лисьемордого. Кочарыш помог подняться Чижику, что держался за челюсть руками, задыхаясь и ничего не видя от слёз и соплей, что хлынули из него от всего пережитого.

– Хороший удар! – прогудел Кочарыш. Дудочник над ними хмыкнул в подтверждение. – Только, напрасно ты так. Хорошего воина потеряли. Надо было просто ему накостылять, чтоб кровью мочился неделю да спал стоя.

– Я драться не умею, – просипел Чижик, держа челюсть обоими руками.

– Да? – удивился Кочарыш. – Так это не беда! Научим. А ты меня научишь так вот, вжух и враг пополам?!

– Угум! – кивнул Чижик.

– Замётано! – хмыкнул Кочарыш и так хлопнул Чижика по плечу, что чуть опять не сбил его с ног. Но сам же юношу и поймал, вернув его к вертикали.

– А ещё лучше я сам буду их колотить, – усмехнулся Кочарыш. – Вас, учёных, учить – только портить. Иди уж к старому придурку, пусть починит тебя. Иди, иди, сопля! Не переживай, всё теперь будет в порядке!

И добавил, почти похоже изобразив голос Хозяина:

– Во вверенном тебе подразделении.

И когда Чижик на заплетающихся и подкашивающихся, от полного эмоционального выгорания, ногах ушёл, Кочарыш пробормотал:

– Ещё бы Хозяина дождаться! Что он там возится? Уже и жрать нечего, а он всё там колупается!

И Дудочник сверху утвердительно хмыкнул, метко сплюнув в открытый стекленеющий глаз убитого.