Текст книги "По ту сторону жизни, по ту сторону света"

Глава 3

Эта бескровная стычка Летучих Волков и «Усмешки Смерти» имела множество последствий. Как прямых, так и косвенных, разносящихся окружностями и эхом возвращающихся к нам.

К прямым последствиям относилось повышение морального духа вверенных в руки Утырка подразделений, повышение их веры в себя, в своих командиров. Иногда – до самоуверенности. Ну, это пройдёт. А вот авторитет «Усмешки Смерти» взлетел просто до небес. Не только отразить налёт, как оказалось, легендарного и устрашающего отряда Летучей Огненной Волчицы, чем мало кто мог похвастать, но и сделать это не только без потерь, а даже без боя! Что большинству людей просто выносило мозг! Ну, не понимают люди – как так-то?!!

Если честно, то и мы, отцы-командиры «Усмешки Смерти» не особо поняли – как так-то? И почему Волки развернули коней?

Кстати, красиво они это сделали, мастерски избежав массовой свалки и нагромождения задних на передних. Но это так, попутная заметка. И повод потыкать мою конницу носом в конские плюшки.

Главное – почему всё же они отвернули? Привыкшие побеждать нахрапом, их не испугала бы беспорядочная толпа спешащих от лагеря полуголых людей. Наоборот, для всадника такая разреженная толпа – забава! Руби направо и налево на полном скаку, пока рука не устанет, сбивай людей конём, топчи копытами! Разбить Зелёный Батальон им тоже было по силам. Или хотя бы блокировать его, обойти, перемахнуть. Таким опытным налётчикам наш жидкий заборчик в шахматном порядке выстроенных коробок не преграда. Проскочили бы между коробок, обтекли бы по флангам. Конный всяко манёвреннее пешего.

Обстрела они тоже не боялись. Могло их испугать исчезновение Шара Огня? Одного? Так у них было три мага! Три, Карл, три! Боевых магов! Урождённых Благородных! Что с колыбели тискают меч в руках и культивируют браваду и презрение к страху!

Засада? Единственное объяснение. Но неспешный поршень нашей конницы не обнаружил не только засады, но даже следа организации и снятия засады.

Осталось только развести руками. Ну, не узнали же они меня, в конце концов? Как, гля? Я, Мрачный Весельчак, и то убогое недоразумение, каким я был до Чаши Погибели Богов – совершенно разные… Хотя оба – не люди. Нет, не верю. Что-то другое.

Вот и разводим руками и пожимаем плечами. Единственное более-менее годное объяснение, что отрядом руководила Волчица. Тем дав нам списать эту непонятку на пресловутую «женскую логику» и специфический женский синдром.

Вторым прямым последствием оказалось оживление окрестностей Пальца. Сами себя посадившие в режим осады жители обрели веру в нас, в нашу выдуманную ими самими неимоверную крутизну и, наконец, настежь отворили ворота города, сняв осаду с самих себя. Город вернулся к своим трудам и заботам. Спешили туда-сюда люди, повозки, верховые. Все уважительно кланялись нашим патрулям.

Особенно возрос поток движения по дороге от города в болота. Оказалось, город большей частью с этих болот, называющихся, конечно же, Гиблыми болотами, и жил. Там они добывали крицу железа, охотились на разных болотных тварей, пресмыкающихся и не очень пресмыкающихся, за что Чижик их презрительно называл «жабоедами», ловили рыбу и ряску, собирали тростник и водоросли для прокорма домашнего скота, материалы для рукоделья и для топки печей. Хотя ходил слушок, что шепелявящие жабоеды и сами эту болотную тухлую растительность поедают. Когда никто не видит, ночами. Запершись в своём мрачном городишке.

Ещё последствием странного неслучившегося боя было полное отсутствие в округе налётчиков Волков. Ну, совсем! Мы их даже искали! Взамен нашей конницы нам был придан конный полк угрюмых шепелявящих Змей, что носился по пустошам, как настоящие кочевники. Но даже они никого не смогли увидеть. А они старались. Очень старались. Их кто-то довольно дельно мотивировал. Накрутил хвосты непоседливым шепелявым конникам так, что они сутками с седла не слезали.

Следующим прямым последствие стало появление в Рабочем Пальце Самого. И как бы мне ни было стыдно и прискорбно, но с моей выволочкой, прилюдно, с его стороны. Ох, сколько я о себе всего выслушал! Не нового, не запоминающегося. В голове в это время пульсировала только одна мысль: «Только бы не рвал меня! Только не рви!»

Я – трус. Да, я – трус! Я до неконтролируемых панических атак боюсь этого… человека. Самого Ясамого! Как же я его боюсь!

И да, я – трус! Именно поэтому, из-за моей трусости, тщательно скрываемой за дешёвой бравадой и таинственностью, «Усмешка Смерти» и упустила возможность одним ударом поставить точку на истории Летучей Волчицы. На этой занозе, постоянно колющей новый порядок, пускающей нам кровь и подрезающей жилы. Именно из-за моей трусливости, недальновидности, да что там! Тупости! И нерасторопности «Усмешка Смерти» протянула время, упустив уникальную возможность для решительной атаки, и не проявила достаточной решимости и настойчивости в преследовании и изничтожении партизан.

Вот так вот! Это я цитировал. В вольном переложении, но – цитировал.

Слушая все эти «уникальную возможность», «недостаточную решимость», «недальновидность», «одним ударом поставить точку», почему-то представил себе Ясамого лысеющим, в пиджаке и кепке, наклонённым вперёд с броневика, с газетой в руке, а другая держит самого себя за отворот пиджака.

Верной дорогой идём, товарищи! Как завещал Великий Нетленный!

И тут же гоню эти видения! От себя! Чур меня, чур! Ясамого злить – себе дороже! И так мои жалкие лепетания про возможную засаду чуть не закончились для меня невидимой дыбой! Он меня уже поднял в воздух и уже схватился за мои невидимые крылья своими невидимыми, но безжалостными пальцами, но на что-то отвлёкся, бросил меня, как надоевшую игрушку, потеряв интерес.

Переговорив по невидимому внутричерепному магическому «скайпу», Сам вновь продолжил распекать меня, но не пытать. Пока. Против отрывания от меня моей плоти, наживо, слоями и без анестезии, его брехня – прямо легкие предварительные ласки его же сожительницы и любовницы. Тьфу-тьфу-тьфу! Да что такое! Зараза! Он же, Сам, мысли читает так же легко, как и дышит! А дышит он – часто! Вон, даже не запыхался орать второй час подряд! Без перерыва и перекура. Стахановец!

Да, гля!

Прав, начальника, во всё прав! Тупой я, тупой! И ещё какой тупой! Тупой и ещё тупее! Да-да! Киваю, киваю! Ещё и трус, каких Мир и не видывал! Боюсь я, прямо до уссачки! Особенно тебя, о мой Великий Господин! Демон Революции!

Гля! Сорвалось! Говорю же, тупой!

– Совсем нюх потерял! – орёт.

А я киваю. А ведь так и есть! Хрень всякая провокационная, предательско мелкобуржуазная, в голову так и лезет!

– Удельным князьком себя тут возомнил? – орёт.

Яростно мотаю головой. Не возомнил. Какой я удельный? Если подо мной целые царевичи-королевичи «ходят». Какая это «удельность»! Бери выше! Наполеоном и д'Артаньяном себя возомнил! Я на белом коне, а все вокруг – пи…

Да что такое! Ну, гля, зачем? Ну, вот! Дозвездился!

Опять под ногами нет точки опоры. А моя же собственная броня начинает сепаратистские выступления против меня же, своей метрополии! Захлёбываюсь от крика. И цепенею от ужаса – чудо-капсулы регенерации неведомых высокоразвитых существ, тайных покровителей и идейных вдохновителей нового порядка – нет в зоне доступа! Мне – конец!

Видимо Сам пришёл к таким же выводам. Пытка меня, видимо, была им расценена равной моей порче. Это если без эмоций, здраво мыслить. А попробуй здраво мыслить, если твоё же мясо с твоих же рёбер слазит слоями!

Хорошо Сам здравомыслящий… козёл! Но здравомыслящий! Потому я очутился на полу, а боль исчезла.

– Со мной отправляешься! – жёстко велел Сам. – А то у тебя местячковость стала проявляться. Пора тебе вернуться на своё место. Палача. При мне.

Вперёд, неожиданно для всех, возможно и для него самого, судя по его бледному виду, выходит Утырок.

– Позволено ли мне говорить, о Великий? – заикаясь от волнения, выдавил из себя Чижик.

– Рогоз? – удивился Сам. И усмехнулся, мотнув удивлённо головой. – Живой, оказывается.

Чижик ещё больше растерялся. Видимо, жалеет, что оказался без шлема под проникновенным взглядом Ясама. Чижик вообще замкнулся, отступив. Удивлённо зыркнув на «сдувшегося» Утырка, вперёд решительно выступил знаменосец Кочарыш, но тоже растерялся под взглядом Сама.

– Верховный советник, ваше величие! Мы не сделаем мост без Мрачного Весельчака, – всё же выдавил из себя Кочарыш. На этом его решимость иссякла. Его ноги стали подрагивать, да так, что он проседает на месте, как китайский болванчик – вверх-вниз, а в лице растерянность. Не знает, как бы «потеряться» тут же, провалившись сквозь землю.

– Великий! – прокашлялся Чижик, видимо, собрав волю в кулак. – Нам нужен Весельчак. Мы задумали ставить бетонные арки на пролёты. Без него – никак.

– Вон даже как? – удивился Сам. – Каменный мост? Интересно-интересно!

– Ну, дерева строительного мы как-то тут не наблюдаем, – хриплю я с пола. Ковыряюсь, кувыркаюсь на ватных, подкашивающихся руках и ногах, пытаясь встать. Хватит уже ребятам «принимать на себя огонь» за меня. Я им, конечно, благодарен, но среди них нет бессмертной нежити. А среди нас, осколков чужих личностей – есть. Потому собираю волю всех этих осколков разных сущностей, и собственные «бубенцы», в кулак, поднимаюсь-поднимаюсь, но вновь валюсь. Получилось только подняться на четвереньки, как собаке. Говорю:

– А из болотной жижи мост не сделать. Негорючий. Нам не помешала бы стальная арматура и маги, способные к телекинезу. Или кран. Грузоподъёмный.

Сам думал не долго.

– Сколько времени вам надо?

Только вот тут до меня, да и до остальных – тоже, дошло, какие же мы тупые лохи! На такой простой вопрос ответить не можем! Потому как план у нас и не план вовсе, а так, фантазия на заданную тему. Без какой-либо конкретики. Особенно конкретики временных отсечек. А нужен ведь детально проработанный план, с разбивкой на кварталы, месяцы и декады, с детальной проработкой каждого пункта, с чётким балансом бухгалтерского отчёта и точными финансовыми отчётами, в которых обязаны быть заложены «представительские» расходы и распил откатов. Или откат бюджетов? Я опять запутался. Сложно, когда забудешь то, чего и не знал никогда.

Ну так вот, возвращаясь к нам, баранам, у нас сплошь импровизация. Ну, тупы-ы-ые! Такие же, как янки, но – ещё тупее!

А вот Сам изначально знал, что мы – деревенские дурачки.

– Рогоз! – палец Сама указывает на Чижика.

– Утырок! – мотает головой Чижик – Вы, возможно, обознались, ваше величие! Моё имя – Утырок.

– Пусть так! – легко соглашается Сам. – Без тебя мост может быть завершён?

– Легко! – уверенно кивнул Утырок, тут же сконфузившись, поправился. – Так точно, верховный советник!

– Тогда тебе будет отдельная боевая задача. Отбери из своих людей наиболее боеспособных и умелых. Тысячу пехоты, пять сотен конных и всех стрелков. Ну и части обеспечения, само собой. Отбирай тщательней. Твоя жизнь будет зависеть от твоего выбора! И не смотри на него! Он не будет вам нянькой постоянно! Давно пора бы уже обрести самостоятельность! Для твоего возраста и происхождения подобное поведение просто неприлично и постыдно! И… Иди! Обдумай состав полка. Можешь с этим недоумком придурковатым посоветоваться, раз тебе так невтерпёж. Вечером придёшь ко мне за боевой задачей на эту компанию. Сейчас – все вон!

Выходим. В немалом замешательстве. И опять развели руками. Что это было? Махнул рукой – пох! Проскочили же! Все живы. И даже целы. А что я порван? Так на то я и нежить. Что само заживёт.

Как ни странно, арматура прибыла. Представляете какой шок вызвали эти железные ребристые прутки? Это в то время, когда космические корабли даже не мечтают бороздить просторы вселенной, а простой человек-обыватель обнаружение на дороге стёртой оторванной от копыта подковы считал невероятной удачей! Будто подкова была золотая! Даже более ценная, чем золотая! Золотую подкову кузнец тебе не перекуёт в нож или серп. Да, за золото перекуёт. Но что перекуёт?

Тут люди по болотам плавают на плоскодонках, голыми руками соскребая с корней болотных растений крупицы оседающей на корнях железосодержащей крицы. Ползают по болотам в ужасе, рискуя быть утащенными в бездонную топь неведомыми болотными тварями, схватить Скверну, быть ужаленными ядовитыми тварями или не менее агрессивными растениями. Но ползают по болотам. И как величайшее сокровище несут кузнецу эти крохи паутинообразного железа.

Стальной нож тут признак богатства, а топор – кормилец. Полукилограммовая полоска стали на боку – символ знати. И реальная заявка отжать себе место в тесном ряду знатных господ! По праву сильного. Кольчужная рубаха и стальной шлем дают право именоваться Бессмертным, то есть неубиваемым, неуязвимым. А тут прутки железа просто топятся в сером цементном растворе! Какие глаза были у людей! Сотни прутков!

Каждый, кто видел это кощунство, мысленно посчитал сколько наконечников копейных, стрелочных, сколько мечей, топоров и кольчуг нами было просто похоронено в камне?

Но всё это лирика. А меж тем после ухода Первого Ударного полка «Усмешки Смерти» (пришлось придумать такое обозначение, ведь 1000 пехоты это уже полк не из последних, 500 конных – ещё полк, не считая обязательных стрелков, штабов, обозов) мы продолжили нашу «войну».

Так как людей у нас хватало, то работали не только сразу широким фронтом и на многих направлениях, но и в смену. Правда, так и не разработав плана. Ничему жизнь, и Сам, нас не учат! А и верно, дураков учить – только портить! Так и работаем «на глазок», да экспромтом! Сразу на всех направлениях. Разом и добывали мы сами себе материалы, заготавливали оснастку и строительные полуфабрикаты, строили предмостья и укрепляли берега, расчищали опоры моста от пришедшего в негодность верхнего слоя камня, пока не продолбились до достаточно прочной основы. И вот на неё и стали надстраивать «пятки», куда встанут наши арки.

Работа, разделённая на отрезки, разбитая на бригады, смены – кипела, вошла в какой-то привычно-высокий ритм. И Будний – преображался. Местность неуловимо, день за днём, по чуть, но из дикой и запущенной Пустоши (будто и не стоял на том берегу довольно крупный для Мира город) оборачивалась промышленным ландшафтом. Дымили трубы, мазанные из сырой глины, всё покрылось паутиной дорог и троп, часто бетонированных, нам так тележки удобнее катать. Над уровнем горизонта вознеслись башни Буднего, переведя зримость из горизонта – в вертикаль, тем изрядно занижая видимость высоты стен, хотя они были не маленькими. С трёхэтажку. Больше всего облик местности изменили закатанные в кубики бетона берега предмостья – глаза за них цеплялись даже больше, чем за серые монолиты башен. Потому как тут так не строили. Никто. Не то, что я не видел, так и остальные говорят, что не видели подобного. Чтобы берега в камень закатывать? Зачем?

Ну, что ж! И пусть и дальше считают это излишеством. А мне вот так удобнее! Не хватало только, чтобы по мере возрастания нагрузки на берега при установке мостовых конструкций, которые по определению будут чудовищно тяжёлыми, всё это великолепие раздавило бы землю. И что мне потом делать? Всё хрень, Миша, давай сначала? Не, это не по-нашему!

И вот снимаем опалубку с мостовых опор. Проверяем застывание и качество получившейся опоры. Вроде нормально. Возводим на обновлённых опорах наши краны-журавли. Теперь можно и изогнутые, как дуги самострелов, узкие арочные пролёты ставить. Узкие, потому как только их шириной и можно пожертвовать. Ни толщиной нельзя поступиться, ни длиной, что вообще лишает изделие смысла.

Арки эти заливаем в глиняные формы. Сначала лепим и сушим формы, потом прокладываем в них гнутую в нужные габариты арматуру. Да, скрепя зубами от жадности! Но укладываем! И увязываем проволокой. Потом заливаем раствором.

У нас появилось много новых, невиданных доселе профессий. Например, тыкальщик жижи. Самоназвание. При заливке раствора эти бравые ребята штырями, черенками и мётлами распределяют раствор по форме равномерно, изгоняют из формы пузыри воздуха и долго-долго тыкают в неспешно застывающий раствор своим нехитрым инструментом. А входящие в бригаду барабанщики из банды Дудочника монотонно долбят в свои большие барабаны. Ну не по глиняной же форме долбить? Развалится же!

Вот такой геополимерный вибробетон. А как мне ещё в данных условиях добиться качества литых изделий?

Первую «стыковку» контролирую своим странным даром. Встала! Стоит! Мы не ошиблись в размерах!

Вот радости-то! Аж вся работа встала до следующего утра. Праздник первой «брачной» ночи получился. Мы же «поженили» правый берег и правую опору! Обручили. Надеюсь – надолго.

Хоть бы до зимы бы простояла эта наша кустарщина! Тьфу-тьфу! Кочарыш, дай по твоей кочарышке постучу, чтобы не сглазить! Завалиться мост до победы Порядка над Западом – он, Сам, мне прямую кишку через гланды выдернет! Да-да, умозрительная абстракция (порядок) просто обязана победить сторону света (запад)! Иначе больно будет. Как кому? Всем! Потому копаем отсюда и до обеда!

Точнее, бухаем! Отсюда и – до обеда! И танцуем! И забываем обо всём!

 
Бухаем! Сегодня мы с тобой – бухаем!
И – забываем обо всём!
 

И пусть весь Мир – подождёт! И так, как Павки Корчарышкины, не разгибаясь, как в забое! По КЗОТу положено – взъекнул, как истинный коммунар, бухни, как истинный колхозник – до полного растворения в нарзане! Или в нирване? А-а-а! Не суть!

– Нет! Не суть тут! Вон яма, туда иди! Бескультурье! Прокляну – корешок отсохнет!

Да-да! Вот такое у нас грубейшее нарушение воинского устава и чрезвычайного положения! Всем подразделением, во главе с самими главами – в пыль, в дым и в хлам! Потому как, если не можешь предотвратить – возглавь! Тем паче, если рыба гниёт с головы, а с командования загул и начался! А совсем детально, то с отцов-основателей. С меня!

И в данном случае «Усмешка Смерти» с удовольствием, повизгивая и похрюкивая, проявила полную преданность и управляемость своему командованию. В хлам – мгновенно! Единым порывом! Рывком! Как на штурм Зимнего! Где и в тот раз как раз были симпотные медсестрички и склад спиртного. Под полупопиями Временного Оккупационного Правительства. А вот где мои добыли столько выпивки – теряюсь в догадках!

Трибунала реввоенсовета и чрезвычайки на нас нет! Совсем распоясались! Мало, что тысячами ушли в запой, забили пролетарский болт «рабоче-крестьянского» презрения на работу, бросив все техпроцессы в том состоянии, в каком они находились в момент «стыковки берегов». Так ещё и на собственную безопасность поклали тот же болт! Даже караульный батальон – гудел! Ни дозоров, ни боевого охранения!

А вот с боевитостью по мере массового опьянения как раз наоборот дела обстояли ужасно. Просто чудовищно! За неимением Волков, под раздачу попали… Все остальные! Кто не считался «нашими».

Конница Змей проявила солидарную боевитость и сознательность – ушла в дальние дозоры. Кто успел. Почти полтора десятка не успели. Были люто биты. За что? Да, почти ни за что! За шепелявость, за интуитивно ощутимую подлость натур, за уклончивость, суетливость взглядов, за бегающие глазки, за змеиную плавность движений, явно скрывающую злонамеренность и вороватость.

И их Пешт был взят штурмом. А что они ворота закрыли? Что нам эти ворота и стены, да против злых ветеранов заступа и лопаты? А лестницы у нас на что? А тонны верёвок? Привыкшие туда-сюда лазать по опорам моста «смертники» тараканами вскарабкивались по стенам, занося наверх конец верёвки, закрепляя их наверху. А уж по верёвке влезть – что пешком по стене пройти!

Ишь, удумали! Гнилые водоросли свои жрать по подвалам и баб своих змеиных прятать от «слегка» разгорячённых бравых ветеранов, полстраны прошедших ускоренными маршами! Без женской ласки! «Банно-прачечный батальон» – не считается! Там их так мало, что каждый боец знает каждую родинку каждой сотрудницы! Тем более что пойди, найди теперь этих сотрудниц! А горячительные возлияния кипятили бурлящую кровь прямо сейчас, требуя выплеска давно накопленных эмоций немедленно!

Да и по вселенской справедливости нехорошо изготовившимся к подвигам ратным «смертникам» так и не дать возможности проявить себя, подвиг воинский совершить. Конечно же виноваты Волки! Но, Волков тех было только двое, а это так мало, так мало! Самому Мрачному Весельчаку мало! А вот остальным эти двое пойманных Змеями Волков были как красная тряпка для быка – детонатором.

И «Усмешка Смерти» взорвалась! Как противотанковый ядерный фугас. А так как при этом подрыве причины детонации так и не оказалось в зоне сплошного поражения, то взрывная волна, тепловое излучение и радиус сплошного разлёта осколков накрыл вовсе случайных участников – всех, кто оказался рядом. Не разбирая. Кто пошустрее, да верхом – скрылся в Пустошах, а вот жителям многострадального города Перста в очередной раз не повезло. Быть битыми и изнасилованными. Вой и стон стоял над городом до рассвета.

 
Тилли-бом, тилли-бом, загорелся кошкин дом!
Стоит дым столбом, бегут кошки за ведром!
 

Это я пел, смотря, с апатией, как полыхают палатки «банно-прачечного» подразделения. Какая противопожарная безопасность, я тебя умоляю! Откуда? Палатка – ткане-коже-древесное, каркасное сооружение. Освещение – масляные лампы, свечи. Там же, внутри – печи, и это в лучшем случае, обычно же очаг с открытым огнём, коим и согреваются, и воду кипятят для постирушек и омовений (удалось приучить данное подразделение хоть к этому аспекту личной гигиены). И пищу приготовляют там же. Рано или поздно, по закону подлости, кто-то что-то уронит в огонь. Или прольёт что-то горючее и резко вспыхивающие, то же масло, например. Или кто-то голой кормой своей сядет на раскалённые угли, в ослеплении боли, взбрыкивая, раскидает угли вокруг.

Пожар вызвал не суету пожаротушения, а лишь вопли ликования. Будто так и было задумано. Как фейерверк на День города. Вот и я махнул рукой. Что ж теперь? Пусть уж догорает!

И возвращаюсь за стол. Напротив меня сидят оба пленных. Отжали мы их у Змей. Жаль, что только двоих. Семерых Змеи порубали. Насколько я догадался, не от своей змеиной жестокости, а от неожиданности. Есть такое свойство у человека с копьём – с испуга тычет им куда ни попадя. По показаниям командира того дозора Змей два противоборствующих конных отряда, скрываясь от собственных теней в складках местности, столкнулись нос к носу. Супрайз, маза-фака! И давай кромсать друг друга почём зря! Только вот Змей, с присущей им подлой сущностью, было больше, чем быстроногих и осторожных хищников. Десятками Змеи даже у нас на виду не передвигаются. Только полусотнями. Или ещё более крупными бандами. Вот и Волков задавили числом. Да так резко, что эти двое не смогли дорого продать свои жизни, как хотели. «Языками» стали.

Вот теперь и сидят у нас тут, за нашим столом, дуются, как «буки».

– Думаете, пытать будем? – смеюсь я.

Один из пленных совсем юный. Глаза испуганно-растерянные. Второй тёртый волчара. Взгляд твердый. С тлеющей яростью в глубине.

– Дайте слово, что не попытаетесь бежать – развяжем. Нехорошо за столом со скованными руками. Пить неудобно. Слово от вас и угощайтесь. Чем бог нового порядка послал.

Волчара смотрит с любопытством, молодой с удивлением.

– Зачем мне вас пытать? – продолжаю я, отпив кислого пойла, что нам поставляют снабженцы новопорядка. – Я и так про вас всё знаю. Ты – Егерь из Скверного леса. Тут, в Пустошах камуфляж «берёзка» – нелепость. Но ты десяток лет уже проходил в нём. В твоём возрасте менять что-то – неприятно. Ходишь в том, к чему привык. Ешь только то, что привык. По бабам уже не бегаешь. Привык к жене. И мечтаешь скорее перебить всех врагов и быстрее окунуться в Скверну своего родного леса. Бесконечные просторы Пустошей тебя нервируют. Будь гостем за моим столом, Егерь!

Волчара усмехается в усы.

– Слово Егеря! – кивает он. Руки его тут же освобождают. Егерь их растирает, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– Ну, с вами, юноша восторженный, ещё проще! – отмахнулся я. – Наслушался старых баек отцов и дядек, тех ещё вояк, по костяку твоему вижу породу твою бойцовскую. А как только Волк бросил зов сбора Знамён, так и достал ты сбрую своих предков, стряхнул пыль. Как же! Не посрамим! То-сё! Тары-бары! За Свет! На Тьму! Иду на Вы! Только вот деды твои были малость помясистее тебя, не успел ты ещё мяса наесть на себе. Иначе бы ты не запутался в их броне, не угодил бы по нелепости в полон. Теперь кусай, не кусай губы, а поздно. Война не вечерняя байка выживших о легендарных походах. Война – кровь, грязь, вонь. Плен, пытка, казнь. М-да! Как-то так.

Юношу уже трясло. Нет, он не был трусом. Иначе не пошёл бы на войну, тем более в дозор. Видно, что род его богат только доблестью мужчин рода. Ничего больше, кроме копья, да сынов и не нажили. Но сынов воспитали как надо. Только вот то, что с ним сейчас происходило – было остро, жгуче, невыносимо страшно. И – впервые. Что добавляло остроты ощущений к его юношескому максимализму и идеализму. И его же юношескому бездонному разочарованию в том, что война – не бесконечная слава, а, внезапно, штука крайне неприятная своей непредсказуемостью. Он, конечно же, старался сдержать себя. Но, стараться и сдержать себя иногда очень разные штуки.

– Зачем мне вас пытать? – отмахнулся я. – Что мне от вас выпытывать? Что вы, гончие, можете знать?

Переглядываюсь с моими. Улыбаются. Им нравится эта игра. Развлечение. Много интереснее простой тупой пытки.

– Где стоянка ваших главарей? – размышляем мы вслух, перекидываясь предположениями, сами же и отвечаем: – А она есть?

– Там ли она, где была, когда эти в дозор уходили? – задумчиво тянет один комбат.

– А нам какое дело до их главарей? – морщится Кочарыш. – Наше дело – бери больше, кидай дальше!

– Устройство крепостей? – спрашивает другой комбат, сам же отвечая, – А они, беговые, в них были? Волка ноги кормят.

И так по кругу.

– Нам вас пытать незачем, – поднимая руку, завершаю я игру, – ешьте, пейте. Нам пытки удовольствия не приносят. Сейчас вы – гости наши. А вот потом мы вас сдадим нашим главарям. Они-то пытки любят. Как и все Тёмные. Так ведь вы нас называете? Да не маши ты головой, всё я знаю!

– И какой тебе, старшой, интерес в нас? – спрашивает волчара.

Пожимаю плечами.

– Интерес. Просто интерес. Какой может быть интерес людей из разных сторон Мира друг к другу. Просто разговор. Простое любопытство. Вы ешьте, ешьте! Пустое брюхо к разговору глухо.

Волки будто нехотя взялись за миски, за кружки. Мы, будто забыв про них, продолжили свои разговоры. Шутки, прибаутки, байки. Обсуждения, какие возникают под рюмочку хорошего дешёвого кислого винца у коллег по работе. Видя, что про них «забыли», егеря насыщались, не морщась заглатывая кислятину в кружках.

– Как продвигается заселение Соляных Столбов? – вдруг спрашиваю я Волков.

Они в оторопи переглядываются. Отставляют кружки, отодвигают миски. Молодой побледнел. Волчара лучше владеет собой. Разговоры вокруг стихают – моим «штабным» тоже любопытно.

– Продвигается, – кивает он, – не без труда. И не без сложностей.

– Согласен, – киваю я, – Западу нынче достаётся. То ревнители Веры огнём и мечом по вашим землям прошлись, то Император прочёсывает воинство под свои знамёна, то эта война! М-да! А у Скверного леса одним трудом, без меча и топора себе надел не прирежешь! Да!

Бока бороды волчары ходят ходуном. Ненавидит меня. Это нормально. Я бы тоже ненавидел всех, кто мешает заниматься мне моим плановым хозяйством и постройкой моего «светлого будущего».

– Как здоровье Старой Волчицы? Разрешилась от бремени? – продолжаю сыпать вопросами. Вижу – набычились. – Да, ладно, что вы кукситись, как болотная рохля? Это разве допрос? Это мы и так узнаем! Мир слухами полнится, а ветер слухи эти по Пустошам гонит. Что тут тайного? Что тут скрытного? Простое любопытство. Просто разговор. Я же тут давеча в Столице был. Зажигал там с одной вдовушкой из ваших мест. Вот она мне и рассказывала, что да как там у вас. Как беды одна за другой наведывались в ваши края. Как осиротели Дома Запада. Вот и всё! Не хотите говорить и не надо!

И я махнул на них рукой. Но не отстал, повторил:

– Просто любопытно. Сказки про ваш Запад ходят по Миру. Про Скверный лес, про Медного Богоборца, про Белую Башню.

– Про Чёрное Братство и Поводырей нежити, – подхватил один комбат.

– Про Личей и Лесных Драконов, – усмехается другой.

– Про несметные допотопные богатства, сказочные, что в вашем лесу прямо под ногами валяются, – басит Кочарыш.

Волки удивлены. Волчара откидывается назад. Задумался. Даже бороду гладит рукой, не замечая. Видимо привычный жест.

– Под ногами валяются? – задумчиво говорит он. – Не валяются. Не больше, чем тут, например. Если как следует тут пороетесь, тоже найдёте. Богатство нашего леса не артефакты. А почва. Живая, хоть и осквернённая. Только чтобы на ней хлеб высеять, её сначала костями засеешь. И кровью зальёшь. Своей и порождений Скверного леса. И лишь затем…

Волчара тяжело махнул рукой. Отпил вина, вытер бороду жёсткой ладонью.

– Лич у нас был только один, – продолжил он. – И как раз Белая Башня его и извёл. Лесные Драконы к нам, слава богам, не наведываются, только слухи долетают. Поводырей нежити вроде как повывели. Бродяги сами по себе бродят. Как и тут. А Старая Волчица – здравствует! Да ниспошлют ей боги долгие лета и здравия Белому Волчонку!

Закончил волчара гордо вскинутой бородой, с вызовом.

– Дай-то божок, – кивнул я, вскидывая кубок с ответной здравницей. – Здравия! А как владения царя Гороха? Нашлись наследники? А удел Медного Богоборца? Прирастает?

Моя покладистость смутила егеря. Он ожидал гневной реакции на пожелания здравия Дому Волка? Почему? Сильного и здорового врага одолеть много больше чести, чем подло обезглавить Княжеский Дом, как делают некоторые бесчестные шепелявые выродки. Настолько оказался обескуражен Егерь, что на полуавтомате ответил:

– Земли Светогора обрели руку… – поняв, что взболтнул, волчара – затворился.

– Сирус Красногорый всё же взял наследственное тягло, – кивнул я и, будто провозглашая тост, поднял свою вновь наполненную кружку. – Ну, пусть ноша эта не окажется для него непомерной, деяния его будут величественны, а решения – мудрыми! Думаю, Летучая Волчица ему в этом поможет. Да и многочисленные его братья и сёстры тоже в жилах несут не гнилую водицу, а кровь самого Красного Богоборца! Там в кого не ткни – достойный отпрыск. Соль Мира!

Молодой и старый Волки переглянулись. И поклонились мне. Благодаря.

– Мы тут и сами имели честь чуть не познакомиться с этими славными молодыми людьми, – усмехнулся я.