Электронная библиотека » Виталий Храмов » » онлайн чтение - страница 19


  • Текст добавлен: 21 октября 2023, 05:53


Автор книги: Виталий Храмов


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Как я уже говорил, обратная дорога была не только короче, но и веселее! Даже для «негров». Оказалось, что многим из них за этот поход к нежити обещали амнистию и списание пожизненного. Одного. А у многих по шесть пожизненных. Вот и выдадут им те самые грамоты за… за всё перечисленное.

Вот так вот! Но, кроме шуток, оказалось, что эта форма рабства была временной у новой власти и имела обратный ход. Так это же совсем другое кино! Это мне больше нравится. Если обещанное будет выполнено. А не как в моей же шутке про «обещали пообещать». Потому как пообещать и выполнить обещанное – немного разные штуки. Про «шесть пожизненных» я же не просто так, помню опыт народа врождённых юристов. И мне даже немного интересно, что в этом коллективном договоре новой власти и «негров» было прописано мелким шрифтом, да под сноской.

Ну, не верю я, что вот так вот – на свободу, да с чистой совестью? А как же подъёжку? Как это столько времени и крови положили на очистку подземелий города от разных паразитов и отпустить их обратно промышлять в торговых рядах? Тем более, что рынок базарный, с которого полгорода жило и кормилось, приказал долго жить.

В новом норядке нет свободного и бесконтрольного обмена шила на мыло! Ты сначала трудодень отработай, сходи в канцелярию их советского величия, получи бумажку, потом сходи в магазин, встань в очередь по записи у продавца-консультанта, дождись поступления шила со складов и умудрись успеть его отхватить по тому талону, что тебе выдан. А потом повтори ту же самую процедуру с мылом.

В таком укладе общества паразиты из подземелий неизбежно переместятся в кабинеты и за прилавки сферы распределения общественного блага. Справедливого распределения или как обычно зависит от очень многих факторов. Хранитель кнута, кстати, имеет весьма незначительное влияние на эти процессы. Гораздо меньшее имеет влияние, чем принято думать. Хранитель пряника вообще бессилен. А вот поэт, что невольник чести, имеет на это гораздо большее влияние, чем можно было бы подумать!

Так! К чему это меня опять на рефлексию потянуло? К смертям? Массовым? С чего вдруг?

– Подтянуться! – командуя я.

С моих «сержантов» легкомысленность сдуло, как пыль порывом ветра сдувает со Старой Дороги. Собираются вокруг.

– Плохое предчувствие, народ! – качаю я головой. – Не распыляться, предельная концентрация и собранность!

Кивают, разбегаются.

А может, просто наложение? В этом же месте в прошлый раз на нас налетели конные серые немтыри, и давай выпендриваться!

А может, и нет!

Не показалось. Пыль на дороге. Что-то немаленькое движется к нам от города. Понукаю Харлея, лечу повыше, на ближайшую возвышенность. За мной Тень, куда я без него, Чижик, Мамкоёг и Дудочник.

Да, на дороге человеческий червь тянется от города. «Выхожу из себя» и «возношусь». Понюхать мысли и эмоции этой толпы.

– Чижик, – говорю я, возвращаясь в своё тело, – вновь назначаешься утырком!

– Понял! – склоняет голову Утырок. – Что надо сделать?

– Сгоняй наш поезд с дороги. Пропусти всю эту толпу недоумков. Обеспечь сохранность людей и грузов. Наших людей и всего груза. За остальных двуногих скотов и не спрошу с тебя. Точнее, за убитых и покалеченных накажу, за ушедших своими ногами на поиски счастья нет. Когда дорога освободится, веди поезд в город. Там встретимся. Харлей – с вами.

И исчезаю.

На мгновение. Хранитель же кнута мой учитель? Вот и перенимаем опыт. Тень берёт поводья Харлея и ведёт за собой коня с покачивающейся на нём моей Иллюзией. Очень глубокомысленно всматривающейся в собственные размышления, задремавшей одним словом, и покачивающей шлемом в такт шагам коня. В дремоте замёрзший, потому завернувшийся в плащ почти до макушки.

Глава 4

– Ты работаешь на них! – рычит глава Гильдии наёмников.

Молча киваю в ответ. Устал я. Забегался. Морально истощён.

– А живёшь у меня! – бросает он очередное обвинение.

Вновь киваю.

– А я воюю с ними! – рычит глава, сжимая рукоять меча.

Качаю головой.

– Нет.

– Что нет?!! – ревётг Глава, со щелчком и шелестом вынимая меч до половины. Пугает.

– Не воюешь, – вздыхаю я.

Мне эти понты с обнажённой сталью ниже обнажённого седалища, и я пытаюсь пройти мимо него, к себе.

– Воюю! А ты работаешь на них! – хватает меня за грудки глава. Про меч, кстати, забыв. Потому что он пьян.

Невидимые тиски проходят сквозь его магическую защиту и чуть придавливают его горло. Потому как его защита рассчитана на противодействие магии и физическому удару, а у меня ни то, ни другое. У меня что-то, как всегда, валенковое, хрен поймёшь. И сбоку бантик.

– И ты работаешь на них, – устало говорю я. – Осталось перестать ребячиться и самому себе в этом признаться. Гильдии в том виде, как она была, нет места в новом порядке.

– И что мне теперь делать? – сипит глава передавленным горлом. – Сдохнуть? Удавить… «В том виде»? А в каком виде? А кто я буду в этом? А мои люди?

Пожимаю плечами.

– Я не знаю. Но это же можно обговорить? Слушай, я так устал! Давай завтра, а?

И снимаю с него своё воздействие.

– Завтра. Обдумай пока всё это основательно. Или беги из города. Мой купол выпустит всех. Но, обратно никого не пустит.

Мои сидят в моей комнате, ждут, как галчата мамку.

– Как прошло? – спрашивает Кочарыш.

Кладу на стол, со щелчком по столешнице, три крупных накопителя. Два, что поменьше, щелбанами отправляю Чижику и Мамкоёгу, самый крупный обратно исчезает в моей ладони.

– Трусы! – морщусь я. – Трусом быть плохо. Смелый умирает один раз, трус каждый день. Не повторяйте чужих ошибок.

– Так мы и не повторили, – усмехается Чижик.

Дудочник выдал губами очередную трель рингтона.

– Светлыми нас напугали! – усмехается Кочарыш. – Видали мы всех этих Светлых! Тем более иллюзорных!

И дружно грохнули смехом.

– Ребят… – морщусь я.

Встают, каждый кивает, уходят. С облегчением «расправляю крылья». За дверями опять взрыв смеха.

Ну, а как не смеяться? Это «Нашествие армий Императора», вызвавшее жуткую панику в городе, обернулось грандиозным позором этого состава Совета нового порядка. Два советника просто бежали из города, один бесследно исчез и объявился только спустя сутки. Точнее его нашли. Мертвецки пьяного. А вот сладкую парочку первого и второго советника не нашли.

На их фоне особо контрастно выглядело поведение двуликого уродца, хранителя кнута и выгребных ям, тоже пришлого, хилого, больного и неприметного, от которого особой воинственности никто и не ждал. Как только по городу разнеслись панические слухи о несметных полках Императора, шагавших с севера по всем дорогам к городу, хранитель кнута на своём ослике влетел в город с десятком своих внушающих мистический трепет молчаливых серых прислужников и занялся подготовкой города и окрестностей к обороне. Кнутом и мечом. Болью и смертью.

Но никакого нашествия просто не было. Какой-то искусный, но пакостливый маг иллюзии наложил морок на марширующие по вызову из округа полки и роты северных городов Северного округа.

Ведь все же ждали эти полки! Все знали, что первый советник округа обязал Советы всех земель выслать полки и ополчения «бронно и оружно», но ни одна живая душа не задалась вопросом, а как «несметные полчища Императора» прошли через все северные владения округа, усиленно ополчающиеся? Как прошла через войска всех этих земель? И почему ни один Совет на местах не послал ни весточки о нашествии, ни одного отчаянного вопля о помощи никто не услышал?

Когда иллюзия рассеялась, после огромного облегчения, наступила истерическая радость. И лишь затем – «разбор полётов». Хранителя путей нашли мертвецки пьяным, но хотя бы в собственном городе. А вот двух из трёх пришлых советников так и не нашли. Многие, даже очень многие свидетельствовали перед пристрастным двуликим «Малютой Шкурлатовым», главой опричников хранителем кнута, что сладкая парочка бежала из города через южные ворота, в коробках собственной охраны, отжимающих драгоценные тушки хозяев от обезумевших толп, охваченных паникой.

Виденная нами толпа на дороге это был лишь бледный отголосок южного потока панического бегства.

Глава Совета и его ближайший помощник, хранитель монеты, так и не объявились. И не объявятся. Уж я-то знаю точно.

И только я начал забываться сном, как в голове опять появился этот настойчивый зуд. Убираю «крылья».

– Чего тебе? – бормочу я. – Давай завтра, а? Утро, оно, знаешь, как бы мудренее. Ладно, иду. Иду, говорю!

Вот урод! Блин! Ну, зачем я с тобой связался, с двуликим Анусом? Ну, на кой хрен? Ну, почему?

Потому что он самый хитрый, самый умный, самый волевой. Самый подлый. Самый Тёмный из имеющихся Тёмных.

Но иду не на выход, а к главе Гильдии.

– Пошли! – дёргаю его за волосы, тем поднимаю его голову со стола.

Успел уже нажраться! Я даже уснуть не успел, а этот совсем в слюни!

– Помочь протрезветь? – вкрадчиво спрашиваю, настойчиво вглядываясь в его зрачки.

– Сам! – вырывается глава. – Не пальцем, небось, деланный!

– Тогда пошли! – Отпускаю я его волосы, от чего голова уважаемого в городе человека с глухим стуком встречается со столешницей.

– Ты же сказал завтра! – гундит он, казалось, из-под стола.

– Так оно, щука, наступило уже, прикинь! – искренне возмущаюсь я.

Выхожу в коридор. Мои тут уже. Все. Всем штабом. Бронно и оружно.

– Тень и Утырок. Остальным отдыхать. Нас ждут бесконечные, бессмысленные и беспощадные подвиги. Причём трудовые подвиги. С этого урода станется! И мне глубоко начхать, слышишь ты или нет! В лицо скажу! А во второе плюну! Не лицо, а задница двуполовинковая! Что не дал до утра поспать?

Вот так вот, переругиваясь по ментальной мысленной связи, и идём к Залу Совета. Урод уже ждёт нас. Как всегда, в коробке молчаливых бойцов и верхом на своём крайне смирном и послушном ослике. Не дожидаясь нас, только увидев, коробка щитов начинает движение к детинцу.

– Э-э! – возмущается глава Гильдии. – А я?! Со мной-то что?

– Говорю же, ты тоже работаешь на него, – пихаю я его в бок. – Иди уж, не ори! И так голова болит!

– Похмелить? – участливо спрашивает Глава.

– Не поможет, – вздыхаю я. – У меня – другое… Хотя! Давай!

– Не напиваться! – гундосит урод и под конец фразы свистит сусликом.

– Пошёл ты! – отвечаем хором с главой Гильдии.

Двуликому ничего не осталось, как качать головой под глубокой накидкой. А как ты хотел? Лучшие и уникальные они же завсегда с вывихом, да с подвывертом! И с логикой и характером, как с концом витым, как поросячий хвостик!

Громадина замка встречает нас мрачной тишиной. Но, оказалось, лишь видимой.

– Кто пришёл? – кричат с привратной башни.

– Палач! – кричит урод. – Един в двух лицах!

– Зачем ты пришёл? – спрашивают сверху.

– Восстановить справедливость! Шалаг, выходи, говорить будем!

Смотрю на людей вокруг. Оказалось, что здравие казнённого главы Совета было откровением для всех.

– И незачем так орать! – говорит голос из густой тени подбашенного провала. На свет лун выходит седой однорукий крепыш. – Кого привёл ты?

– Наёмников.

– Зачем?

– Согласовать с тобой назначение главы Гильдии наёмников на тягло хранителя стен и ворот.

– А ты согласен? – спрашивает однорукий глава Совета. Вопрос возвращения самого Шалага к рулям города и округа даже не обсуждается. Как давно решёный. Гоню прочь мысль о том, кем и когда решённый.

Глава наёмников икнул от неожиданности и часто закивал головой, спеша согласиться.

– А этот, от которого несёт Смертью? – палец седого Тёмного указывает на меня.

– Это тоже палач. Вестник Смерти. Принёсший воздаяние. И очищение рядов.

– Что хочешь ты, Смертник? – спрашивает он меня.

– Вашей смерти, – пожимаю я плечами. – Только позже. Я тут проездом. Я с ним. Как он тронется в путь, так и меня тут не станет. Эти со мной.

– А чего хочешь ты, Палач, что един в двух лицах? – спрашивает глава Совета у самого урода.

– Справедливости. Пора возвращать порядок в Северный округ. Вернись в Зал Совета. Главой Совета. Или председателем.

Мало ли кем и когда решённый, а перед народом надо решение озвучить.

– А ты?

– А я Кнут. И хранитель выгребных ям.

– Пусть так. О делах твоих будет доложено богам!

Кланяемся все, разворачиваемся и спускаемся обратно в город. Ритуал окончен.

– Девять граммов в сердце, постой, не гони! – заголосил я. – Не везёт мне в смерти, повезёт в любви!

Это я про воскресшего из небытия однорукого.

– Что это значит? – свистит Палач.

– Песня это! Так, навеяло! – Пожимаю я плечами, вновь заголосив:

 
Ваше Благородие Госпожа Удача
Для кота ты добрая, а ко мне иначе.
Вы постойте, щуки, клясться на крови!
Не везёт мне в смерти – повезёт в любви!
 

Из темноты выступает отряд воинов, позолота которых даже в лунном свете яркая. Преклоняют колени. Что для такого уровня бойцов незаметно преодолеть охраняемые стены города? Если бы палач не решил бы с ними их позицию в данном вопросе и не определился бы с их моделью поведения до моего прихода на подконтрольную им территорию хрен бы я прошёл через этих позолоченных умников! И не добыл бы трёх накопителей!

– Переходите под начало хранителя ворот Северного округа! – отмахнулся палач от них в сторону бывшего главы Гильдии наёмников.

– Наконец-то, – гудит знакомый голос, – сниму это блестящее непотребство!

И прямо тут начинает разоблачаться.

– Ну и тащи всё это золото дураков в руках! – хмыкаю я, тем остановив массовое разоружение отряда. – Прямо до самых северных ворот округа, до самых Проклятых болот, где никто вас в лицо не знает.

И ржу.

– А как вы хотели? – продолжаю я, как типичный обломщик. – Хорошие дела наказываются даже больнее, чем преступления. За трусость – смерть, но быстрая и безболезненная, а вот за правильное решение, а тем паче – за порядочность и верность идеалам придётся расплачиваться о-о-очень долго! Возможно, три или четыре пожизненных срока.

И ржу самым мерзким смехом, какой смог изобразить.

 
Кто людям помогает
Тот тратит время зря!
Хорошими делами
Прославиться нельзя!
 

– Ну, ты и мразь! – свистит палач.

– А то! Темнее тёмного! – отвечаю я, хмыкнув. – А ведь я предупреждал, что я убью их! Как порядочный, прямо так и спросил, готов ли он к смерти?

– Ты и у меня спрашивал, – булькая в нос, свистнул единый в двух лицах Янус.

– Так кто тебе сказал, что я передумал? – удивляюсь я. – Ты во мне не сомневайся, сказал – убью, значит – убью! Я своё слово – держу!

И мы ржём уже всей толпой. Даже сам Двуликий Палач.

– Фух! Аж на душе полегчало! – трубя носом от смеха, говорит урод. – Не придётся дожить до немощи и страдать старческими болячками!


И опять мне выспаться было не суждено. Ни выспаться, ни зарядиться! Придётся что-то с этим решать! Так дело не пойдёт! Но поднимаюсь.

Буквально через несколько часов после моего возвращения в собственную спальню, с первыми лучами рассвета, по городу и окрестностям побежали зычные глашатые, зазывая порядочных людей на площадь Совета. И забить бы, да спать, но тем, кто придёт на суд, будет объявлен выходной день до следующего утра.

Естественно, что город опять стал похож сам на себя, стал таким, каким я его впервые узнал – битком забитые шумные улицы празднично принаряжённых людей, будто и не было безумной бойни буквально вчера. И без купола. Уже не нужен. Выторговывание позиций договора между Советом и Гильдией наёмников завершилось к обоюдному согласию сторон.

Моим жгуче любопытно происходящее в городе. А как они без меня? Вот и пришлось подниматься, да идти терпеть всю эту толпу, страдая. Аллергия у меня на людей, особенно острая на массовые их скопления и культурно-массовые мероприятия, вызывающие такой мерзкий феномен, как толпа. С её особо противным надличностным психическим укладом алчной, похотливой, бессердечной и безумной продажной шлюхи.

Народный Суд. И Совет, во главе однорукого председателя лишь часть участвующих, пусть и с более весомыми голосами. Теперь у них не глава Совета, не первый советник, а председатель, потому Совет сидит. Заседает. В том числе и первый советник, и глава Совета. Теперь это три разных человека – председатель, первый советник, он же первый зам, и глава Совета, он же глава исполкома. И второй советник, и хранитель монеты тоже теперь разные люди. И верно! Больше советников! Вся власть Советам!

Судили Народным Судом, естественно, всё, что произошло в городе, весь этот хаос и безумный бардак. Довольно быстро нашли виновных. Точнее, быстро назначили виновных, найти их им всем – не суждено.

Целая череда, десятки свидетелей, в том числе накрашенная, принаряженная и обвешанная брюликами, как кремлёвская ёлка, жена центрового – дружно указывали с обвинениями на деяния незабвенной сладкой парочки алчных советников. Что скрылись из города при малейшем же шухере, прихватив всю казну.

Нет, денег у этих двух не было. Уж позолоченный спецназ бы знал. По крайней мере, не столько, сколько предполагает словосочетание «Казна Северного округа». Только то, что было на них самих, что осыпалось на ковры их шатра невесомой пылью праха. Но я и головы не забиваю. Информационное воздействие пропаганды штука хитровывернутая настолько, что даже я – любитель заморочиться и забить голову левыми и случайными размышлизмами – не спешу думать о казне. Нет казны, и хранитель монеты – с ней! И не поминай их всуе!

Тем более что после Суда, конечно же, скорого и правого, слово взял – воскресший из мёртвых бывший первый советник и глава Совета, после «казни» и «перерождения» ставший председателем колхоза и объявил народу, что время «разброда и шатания» – завершилось. И многое – вернулось на круги своя.

Ко всеобщему народному ликованию. Так отменяется запрет на торговлю, возвращается всеобщий еженедельный выходной, конечно же – воскресный день, как раз сегодня, когда Шалага-прощелыга воскрес из мёртвых. При этом как-то забыли упомянуть, что не только не отменяются «нормы выработки», которые мне так и хочется назвать «барщиной», но барина нет же в стране Советов и победившего… хм-хм! Ах, да – победившего нового мирового порядка. Да и про Боярыню больно вспоминать.

Разрешение на торговлю и свободный оборот монет любого достоинства и цвета ничего не изменит в жизни людей. Теперь, когда закрома и кошельки всех слоёв общества подчистую выметены, можно красиво задекларировать и возвращение данного «права». И когда излишки товаров для товарооборота, как и деньги для покупок, тупо отсутствуют. Вот вам, народ – гражданские права, кушайте не обляпайтесь! И не говорите потом, что у нас – диктант! Или – дикдат? От слова же – «дикдатор»? Или – декрет? Плохо, когда забудешь что-то. Хуже лишь, когда забудешь то, чего и не знал.

Иметь «право» и пользоваться «возможностью» всегда разные штукенции. Иметь право голоса и право быть избранным, и реализовать такое право – штуки настолько разные, что проще стать Конаном-варваром и мечом у королька какого отжать трон, чем стать избранным главой демократической страны. Иметь право на бесплатное здравоохранение и быть здоровым – диаметрально противоположные штуки. Принадлежащие народу недра Родины и доход от их реализации – штуки меж собой незнакомые, живущие в разных временных реальностях, проходящие мимо друг друга, друг друга – не видя и не ощущая. Народ, генетически уже привыкший прятаться и инстинктивно скрываться от милиции, и сама милиция, как структура, организованная для защиты прав и свобод народа – явления, имеющие разнонаправленную тенденцию движения. Одна – центробежную, другая – центростремительную. Всеобщее равенство прав и свобод и типичная совковая уравниловка – явления, взаимно гасящие друг друга. До полной и абсолютной потери смыслов. Вообще – всех смыслов. В том числе и смысла и интереса к жизни у народа. Как и – аскетизм и нищета, особенно страшная – обнищанием духа, штуки понимаемые одинаково, выглядящие – неотличимо, но находящиеся на противоположных концах стрелок компаса.

Ну, а я о чём? Не отменено было и разделение людей на граждан и «негров» не граждан – на порядочных и рабов непорядочных. Само собой, что все эти «достижения революции», как право свободной торговли, право жить и дышать, право на труд, точнее – возмездный труд, после сдачи норм продукции, право на отдых, после выполнения «пятилетки» и взятых на себя «комсомольской сознательностью обязательств» – распространяются только на «людей порядочных». Коней, козлов, ослов, свиней и петухов, как и прочих скотов, в том числе и – рабов непорядочных – данные права не касаются.

Потому как – война, батенька! Война без особых причин, лекарство против морщин. Не до празднеств, не до жиру! Разве не ясно, что новый, прогрессивный строй – как кость в горле замшелому традиционному человечеству? Естественно – пойдут войной! А не пойдут – сами придём! Освобождать угнетённых и проклятием заклеймённых голодных и рабов. Чтобы «голодных» – раскулачить, а «рабов» – переименовать в «негров» и «пообещать им – пообещать». Разрушить весь старый мир – до основания. Чтобы – потом!.. Да, чтобы потом и кровью, любой ценой, а за ценой мы не постоим! Вот любой ценой и будем восстанавливать Мир.

Точнее – будут. Будут восстанавливать Мир. Следующие, постреволюционнные поколения. Дети отцов революции, которых «гидра революции» к тому времени сама и сожрёт. У неё, у революции, такая врождённая особенность – первыми она пожирает тех, кто породил её.

Всё уже было в этом мире. Не в этом, так в другом – какая разница?

И когда с трибуны было объявлено, что за достижения революции, то есть – порядка, надо бороться, даже не удивился. И даже не усмехнулся. Потому как не смешно. Грустно.

Объявляется превентивная война старому миру. Потому объявляется всеобщая воинская повинность. Все мужчины от 14 до 45 лет признаются военнообязанными и обязаны явиться в военкомат по месту приписки. То есть в бывшую Гильдию наёмников. Придётся съезжать с номеров перед массовым наплывом лысых новобранцев. Как знал! И купол этот прожорливый уже снял.

Не удивился также и когда с трибуны были произнесена моя же присказка, что порядок или везде, или – нигде. А понимай – как хочешь! То ли они собрались идти войной на весь Мир, то ли просто субботник общегородской объявили. Ха! В этот раз как раз субботник!

Но к вечеру обещали празднования. С фейерверками! Исполнения магов Совета. Круто, чё!

– Пошли искать броневик и бревно, – бурчу я. Броневик и бревно – лучше, чем механическая обрезалка голов на площади перед Собором Северной Девы.

– Что? – удивился восторженный Чижик.

– Работать пошли! – ворчу я.

– Так выходной же! – удивляются молодые.

– Так это не про тебя сказано, – пожимаю я плечами, – а только про порядочных людей. А мы – воры, насильники, убийцы и разбойники. Пошли, говорю! Наше место, деточка – возле параши!

– А это где?

– Возле выгребных ям.


– Не могу я больше! – кричит Чижик и с презрением отбрасывает заступ.

Невольно залюбовался его блестящим от пота телом. Княжонок и так был генетически ладно скроен, а наш безумный образ жизни и безразрывно перетекающие друг в друга сверхнагрузки добавили ему стати и стройности – грудь раздалась, плечи развернулись, руки и ноги окрепли, обросли тугими и толстыми жгутами мускулатуры, втянулся бурдюк живота. Из сопли, стекающей по стеклу, Чижик обернулся мастером спорта по лёгкой атлетике. И это ещё месяц назад он плакал, украдкой, от сбитых в кровь ног и снятой с ладоней кожей. А сейчас вон роет яму заступом и киркой, даже не заморачиваясь ни рукавицами, ни излишками одежды и обуви, в одной набедренной повязке, лоснясь от пота на осеннем суховее Пустошей, тянущем ледяную стужу с гор.

– Ну, гля, почему мы, как долбодятлы землеройные, к буям, должны рыть эту яму? – орёт он.

Учу я его, учу, а что-то только к мату он и приучился. Остальное – всё мимо. Надо было его в мага натаскивать. Может, больше бы толка было бы? Мамоёк, вон, уже заметно прирос и в мощи и в умении сотворения заклинаний.

– Может, потому, что наш покровитель – хранитель выгребных ям? – предполагает Дудочник со своей ехидной улыбочкой.

– А ещё он – Кнут! – возражает Чижик.

– И что это значит? – уныло спрашиваю я.

– Палач! – гордо вскидывается Чижик.

– А тебе от этого что? Что, людей пороть предпочитаешь, или замучивать их под Камнем-Уловителем? – морщусь я.

Камни эти – нововведение, что вошло в жизнь города после того праздника Воскресения. В тот момент, когда над городом вспухали бутоны красочного огненного шоу, в которое Мамоёк приложил посильное участие в меру своих умений и по моей настоятельной просьбе выкрученного уха, даже сверх своих сил и возможностей, до крови из носа. Именно так прирастает мощь мага, что в Мире почти не скрываемый, но мало кому известный секрет. Так вот, пока народ рты разевал, в Нижнем Городе разгружались три корабля из центра порядка. Они привезли сотню бойцов особого подразделения – стражей порядка во главе с хранителем истины и как раз полные трюмы таких камней. Обратно корабли ушли с перегрузом, чуть не захлёбываясь забортной водой – так их перегрузили продовольствием и изделиями местного ВПК.

Так вот, камни. По структуре своей аналогичные обычным храмовым алтарям – слабые природные резонаторы, накопители и уловители психоэмоциональной энергии. Перестроенные таинством магического (Тёмного, кстати) ритуала. Камни эти расставляли теперь в самом городе и в остальных окрестных городах. Камни улавливали свободно истекающую из людей невидимую и неощутимую энергетику их естественных фоновых биотоков, преобразовывали её в силу. Круто? А то! Теперь в городе вечерами светло, как в каком мегаполисе – частые магические шары разгоняют мрак с улиц и площадей. Зал Совета вообще светится, как Большой Театр на день города.

Кстати, вон тот грандиозный котлован как раз будущий амфитеатр размера Колизея. И для скачек, и для сценок лицедеев, и для ристалищ поединщиков. Самые крупные камни-уловители припасены как раз для этого культурно-массового объекта.

А казнь и пытки? Так ведь излучаемая человеком пси-энергия невелика. В обычном состоянии. А вот в необычном! Чем более сильные эмоции испытывает человек, тем выше «сила тока» и «напряжение». А эмоции бывают разными. От сопереживания спектаклю или бою на ринге, от чистой и светлой первой влюблённости – до невыносимой боли. Потому камни не только для зрелищной ямы заготовлены, не только «заряжаются» пытками и страданиями в мрачной обители хранителя кнута (с той конуркой в казарме серых он меня развёл, как лоха), но и над куполом Храма Любви закреплены. Да-да! Народ, пользуя продажных служительниц культа и получая удовольствие, освещает город и пополняет магические «закрома родины» и магов Совета.

Правда, теперь, в период массового изъятия денег из оборота служительниц и служителей этого культа крылатого подлеца с луком уместно ли называть их «продажными»? К ним же теперь по записи ходят «обналичивать» талоны на «любовь». И от выбора кандидата на спаривание отказались. Спаривание происходит конвейерным методом в порядке живой очереди – бери, кто попался по воле случая, и не возмущайся. А то отправят «в перманентный бан» лишения доступа к этому пошлому конвейеру.

Маразм! Полнейший! Само положение вещей со всей этой индустрией разврата мне выносит мозг, не считая такого незначительного аспекта, как полный отказ от сокрытия личности, которое у них практиковалось ранее!

Думаете, перестали ходить в это заведение, как на работу, добропорядочные мещане? Ага! Как же! Как ходили, так и ходят. Более того, бегут. Оказалось, народу полюбилась такая разновидность лотереи и игры случая. Оказывается, им волнителен сам факт предвкушения, что за билетик тебе выпадет – старая и сморщенная, как прошлогоднее яблоко, старуха? Либо красавица из высшего света, ставшая секс-рабыней после «раскулачивания» её мужа, отца, деда? Леди из «высшего света», о которой большая часть горожан ранее даже украдкой слюни боялась пускать по бороде. Кто-то бегал туда, надеясь волей случая получить подобную изюминку этого заведения, но нашлись и любители «дам старой школы, многолетней выдержки и опытности». А потом ходят анекдоты, как муж «обналичивает» талон на посещение сего заведения с собственной женой. Уже минус два талона.

И они борются за звание дома высокой культуры и быта? И эти люди нам запрещают публично ковырять пальцем в носу? Какая мораль? Какая нравственность? Какая, говоришь, ячейка общества?

Нет, я туда не хожу. Я вообще однолюб. И пусть я предан, попользован и выброшен, как использованный резиновый чулок, но всё одно же я люблю. Пусть и без малейшей надежды на взаимность. Хотя… А что изменилось? И раньше, во времена моей бытности немого полуживого и полуразумного урода, ещё более привлекательного, чем Двуликий Навозник, мучился я этими же страстями, теми же печалями и горестями. Так что всё путём! Там, где прямо не пролезем мы пройдём бочком!

Меж тем Чижик смутился, пожимает плечами:

– Но… рыть ямы!

– А какая разница? – столь же уныло интересуюсь я.

– Но как же ты говоришь?.. А-а! Нецелевое расходование ценного ресурса! – вскинул палец Чижик.

– Это ты, что ли, ценный ресурс? – ворчит из ямы один из бойцов со странным прозвищем – Гонимый.

– А нет? – приосанивается Чижик. – Мы – «Усмешка Смерти»! Не самые последние воины!

– Ты себе чужие заслуги не приписывай! – возражает другой. – Хватит языком чесать, иди, тут вот взрой киркой!

– Вот и я об этом! Мы, которые прошли Башню Скорби, теперь землю роем! – продолжает разоряться Чижик, тем не менее долбя киркой туда, куда указал ему напарник. – Разве к этому у нас способность? Мы же немного про другое! Мы мастера другого дела.

– Не каждое дело, в котором ты мастер, достойно не то что занятия им, а даже упоминания вслух, – говорю я. – Я убийца и душегуб, ты пустозвон, он, вон, вор. А Дудочник вообще лучший в Мире подхалим.

Дудочник, икнув, так и застыл на вдохе с выпученными глазами – настолько он не ожидал подобной своей характеристики.

– Но, никто же даже не догадывается об этом! – продолжаю я. – А меж тем, он лучший! Высший уровень, художник! Величайший мастер подлизывания задниц! Язык мягкий, длинный, шёлковый, как у котёнка малого. А как он им пользуется – у-у-у! С первого же прохода всё чисто, приглажено и пахнет чистотой и лаской. А с третьего прохода человека бьёт судорогами услады, да так, что камни-уловители взрываются.

Стоящие с раскрытыми ртами мужики тоже взорвались, но хохотом. Сам Дудочник не смеялся. Он рыдал на дне ямы, держась за живот, до этого скатившись туда в судороге истерического смеха.

Пусть посмеются, пусть отдохнут. Роем мы яму эту на крутом склоне холма посменно, по два десятка человек в наряде. Смена утренняя, вечерняя, ночная. Одна смена пропускает веселье. Десяток из них в максимально полной экипировке трётся около ослика палача, подпирая серо-чёрную братию, десяток распределён по ремесленным мастерским, подмастерьями, помогая мастерам в индивидуальной подгонке своего собственного оружия и брони под свои собственные физиологические особенности. В деле нашего экипирования мы подошли к той стадии, когда усреднённо-стандартного нам стало не хватать. Броня с чужого плеча, а тем более те запчасти, что имеются у нас, и экипировка, сработанная индивидуально под конкретного бойца это даже не разные уровни комфорта. Это разные уровни боевой эффективности!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации