Текст книги "По ту сторону жизни, по ту сторону света"

И вдруг:

– Вот! Вроде бы получилось. Только вот я не уверен, что действие будет сколько-нибудь продолжительным. Не дольше обычного поветрия. Или обычного поноса.

– Да ты что! – воскликнул я. – Я накануне только и думал, о том, что подобное не удавалось – никому и никогда! И тут вдруг! Ты понимаешь, насколько ты, щука, гений!

И в избытке чувств хватаю молодого человека и смачно целую его. И не надо никаких оттенков голубого! Иначе придётся многоуважаемого, многократно героического, бесконечно мудрого Леонида Ильича, с долгими и продолжительными аплодисментами, переходящими в овации, заодно уж и с Никитой Сергеевичем, с кукурузой в мешковатых штанах – перекрашивать в голубой цвет.

А придётся! Потому как именно в этот момент в это помещение влетает легконогая Змея, видит всё это непотребство, фыркает, вздёрнув нос и припечатав присутствующих презрительным взглядом, мотнув хвостом шлейфа своего платья, уходит.

– М-да! – смущённо почёсывая затылок, бормочу я. – Неудобненько получилось!

Юноша же вообще на грани обморока. Я встряхнул его.

– Эй! Очнись! Ты – гений! А такими людьми – не разбрасываются! Включи голову, ты же – маг, ёпта! Работаем! Слушай, есть одно религиозное учение, что запрещает есть свинину.

– Почему? – удивляется юноша. Но глаза его всё ещё потерянные. А чего он испугался? Что, уже каждая собака знает, куда швартуется мой хвост? И кто прочищает дымоходы хозяйской печке? И тут большая деревня? Все всё знают! Куда я попал? Как отсюда выбраться?

– Да откуда мне знать? Это же Вера! А в вопросах веры логика в обмороке! И задавать вопросы может быть опасно. Ты не пробовал спрашивать у клириков, можно ли при них сделать то, что мы с тобой этой ночью тут ворожили? А?

Маг передёргивает плечами.

– Костёр! – оскалившись, рычит он. Взгляд ненавидящий.

– Вот и я не спрашивал, – киваю я, – только вот я же Мрачный Весельчак, так? А ещё я жутко жадный тип. Не знал? До золота я жадный, аж не передать словами! Вот и представь, сколько проповедники этого учения свиноненавистников отвалят золота, если сделать так, чтобы каждый раз, как их прихожанин тайком, пока Аллах спит, затачивал свиное сало, его проносило бы жесточайшим образом?

Маг смотрит на меня с ужасом. Встряхиваю его.

– Думай, голова, шапку куплю.

– Вы же жутко жадный тип! – улыбается маг.

– Это я для чужого золота жадный. А своё мне руки жжёт, – морщусь я, – главное его у них забрать. И прогулять. Пропить, потратить. Не суть! Так как сделать такую шутку?

– Не знаю, уважаемый, – пожимает плечами маг.

– Но мы же только что сделали такое же на вино, – нахмуриваюсь я.

– Так это же вино! – удивляется Маг. – У него хороший, чёткий след. А как свинину отделить от остального мяса? В чём его след? Возможно, он и есть, но я этого не знаю. Тут больше придётся именно свинину исследовать.

– Я понял тебя, – склоняю я голову. И смотрю на высокое чёрное окно. – Ночь уже. Опять. Завозились мы с тобой! Выпить хочешь?

Колеблется.

– Да ладно, что ты? Пошли, пропьём пару золотых! Или пару десятков золотых! Я плачу!

– А как же – «жутко жадный тип»? – усмехается маг.

– А для чего быть жадным, если не для того, чтобы пропивать золото в обществе с хорошим человеком? А?

Маг кивает. То-то! Бросаю склянки с «бактериологическим оружием» в сумку, приобняв мага за плечи, в жёсткой сцепке веду его на выход. Чуя меж лопаток прожигающий взгляд её очаровательных, но сейчас гневных, глаз. Ну-ну! Покрути эту ситуёвину по своим тёмным, озабоченным, похотливым извилинам!

Глава 6

Где-то там торжественным строем проходят коробки моих ребят, надраивших металлические части оружия и доспеха до блеска, почистивших и подкрасивших парадные «мундиры», наверное, ослепительно блестят медью трубы, которые я слышу даже здесь. Там, наверное, Высший Свет (или Высшая Тьма) нового порядка принимает парад в честь открытия моста Матери Драконов и сдачу в эксплуатацию новой крепости под непритязательным названием Будняя. Ясам, наверное, столь же величественен и таинственен, как Пендальф Белый, она, небось, невероятно ослепительна. Скорее всего одела что-то бело-полупрозрачное, поражающее наповал совершенством форм, соорудила высокую причёску при высоких каблуках, компенсируя свой комплекс миниатюрности.

А я в исподнем. И без брони, её заставили снять. А я без панциря – больше чем голый. Как без кожи! И заставили сдать оружие. И саблю, и штык. И даже засопожный ножичек забрали. И ложку. Как будто она оружие.

Через узкое, высокое подслеповатое окошко слышу ритмы «Имперского марша» – визитной карточки Легиона Смерти и в такт позвякиваю кандалами. Они там парады маршируют в честь открытия МОЕГО моста, а я вот…

Вот так вот для меня закончилась та история с тем симпатичным юношей со взором горящим. Та оторванная пьянка и бесшабашный гусарский загул. Какая-то тревожная тенденция стала проявляться – как я только прибухну, так потом заскребёшься последствия разгребать! Это кто меня на таких уровнях от пьянства кодирует?

Вот! Вот нужное слово! «Кодирует»! Вот и не верь после этого в народную мудрость, что не рой другому яму, ибо сам в ней окажешься. А что я втирал тому магу? Что хочу «закодировать» некоторых личностей от спиртного и от сала? А кто меня так за пьянку возит мордой лица по наждаку?

Да, учудили мы, конечно, не по-детски! Но, когда я увидел Рола Двуликого Палача, то даже задней мысли не возникло, что он, собственно – палач, хранитель истины. Обрадовался ему, как старому другу, обнял, потискал, крича:

– Двурожий! Жив! Здоров! Рад тебя видеть? Какими судьбами?

А вот он не особо выражал радость от моего вида. Отстранился. И спрашивает меня тоном государственного обвинителя:

– Зачем ты его убил, Мрачный?

Так я узнал, что являюсь главным обвиняемым в убийстве.

– Кого? – искренне невдупляю я.

Так я узнал, что тот юный гений, что проявил недюжинные таланты в нашей с ним щекотливой шутке – убит.

– Не делай глупостей, Смертник, – тихо говорит Рол. Чувствую, как в поясницу упираются острия мечей «группы захвата». – Сдай оружие!

– Рол, дружище! – восклицаю я, но отстёгиваю перевязь с саблей и ремень со штыком. – Это какая-то ошибка!

– Разберёмся! – буркнул Рол, беря моё оружие за кожу ремней. Уже знает, что моё оружие трогать крайне нежелательно для усугубления тяжести предъявляемых мне обвинений ввиду непреднамеренной гибели неосторожных.

И вот я в этом КПЗ. Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой.

С допросами Рол почему-то не спешил. Так что у меня оказалось достаточно свободного времени и выспаться, и погонять мысли по замкнутому кругу. Неспешно так. Голова ведь болела. И не только с дикого похмелья. Но и от перенапряжения, её, головы. И думать совершенно не хотелось. Тем более, точно зная, что я это парня не убивал.

Да, подставил! Да, «заказал». Но не убивал!

Тупо не успел. Кто-то управился раньше.

Когда гул в лучшем заведении Пешта стоял уже изрядный, а пьяный пыл коромыслом, я отправился «до ветру». Естественно, покачиваясь, путаясь в ногах и задевая своими плечами и локтями всех, кто оказался между мной и точкой назначения – выходом во двор кабака. Но так как я и поил всю эту свору, весь этот сброд, то мне никто ничего не предъявил, никто не взвыл: «Да ты нарываешься, бычара!», никто не спросил, хочу ли я проблем? Наоборот, мои тычки людей вызывали у них смех и дружеские похлопывания меня по спине.

Когда я застонал от облегчения в ночной укромной тени стен кабака, над моей головой заслонила звёзды ещё более густая тень. Нет, я не дёрнулся даже. И не изменил своей позы, не прервал журчащего занятия. Свои Вещи я чую издали.

– Видел? – тихо выдохнул я.

– Угум! – прошелестела тень.

– Он не должен уйти из этого города. Но не в ближайшую седмицу. Палево!

– Угум! – шепнул ветер. Звёзды вновь проявились надо мной. Я остался один.

Никуда Дудочник с Побегом не пропадали. Ушли в тень. Как я и велел. Хочется, знаете ли, иметь под рукой неприметный и неподконтрольный никому скальпель оперативного вмешательства. И в тот момент, когда мы с тем магом направлялись пьянствовать, я и передал им просьбу «свидеться» через зов своей же метки Побега. Так что эти двое не при делах. Я только и успел им Штык передать. И защитные перчатки. И склянки. Способом – типа «выронил» по пьяни. Не зря же я тут накануне плавил собственные мозги в изготовлении точной копии Штыка?

А как я эти защитные перчатки «изготовил» – отдельная песня! Штык кому-либо голыми руками применять – равноценно самоубийству.

Неделя! Велел же – неделя! Ослушаться ребята не могли. А с магом приключились неприятности раньше отведённого мною срока.

Змея? Она? А смысл? Зачем ей? Ведь когда я и вся эта толпа бездельников вернулись триумфаторами с Гиблых болот и притащили тушу «водяного», оказавшегося каким-то болотным мутантом, она же с меня с живого не слезала, всё допытываясь у меня, чем этот юноша лучше её?

– Зачем, Весельчак? – чуть не плакала она. – Я же лучше! Хочешь, я для тебя мальчиком стану? Я так тоже люблю! Или тебе моя грудь не нравится? Или бёдра? Убрать? Буду худой и тощей, как мальчик!

– Ни в коем разе! Ты что! Такое чудо, такую красоту!

– А зачем тебе он?

– Да ты, женщина, за кого меня вообще приняла? А?

Я же пьяный, грязный, провонявший болотной тиной, куда меня эта тварь утащила, воняющий кровью и желудочными соками мутанта, уставший, потому не сразу и догнал, куда она клонит? А она, оказывается, меня унижает!

– Ты что, решила, безумная, что я любитель мальчиков? За кого посчитала? За пидорга?!! Тьфу! Аж тошнит! Да я тебя! Киркоровым меня называть?!

Бью её наотмашь. Её голова, с хрустом, резко разворачивается к плечу, взлетает фонтан волос. И что думаете? Она тут же «надевается на флагшток»!

– Да! Да! Ещё! – рычит она. С невероятной ловкостью выворачивается. И с неожиданной силой опрокидывает меня, запрыгивает сверху, сразу же попадая гайкой на болт.

– Я же грязный, вонючий! – вяло протестую я.

В ответ она вылизывает меня своим надсечённым, раздвоенным языком. Тьфу! Извращённый похотливый демон-суккуб!

Зачем ей после этого лишать саму себя столь ценного специалиста? Замедлив своё же движение к собственной мечте, к выведению химеры огнедышащей гигантской рептилии – дракона? Выяснив, что я «не по этим делам»? И цвет у меня красный. Или какой угодно, кроме пятидесяти оттенков голубого!

Или опять женская логика? Бессмысленная и беспощадная?

Да, я хотел грохнуть этого мага. Именно это подразумевал мой приказ паре музыкантов-шпионов-киллеров. Для его бесследного исчезновения и оставлял им Штык и чулком снятую со своих рук собственную кожу. Кочарыша тогда чуть кондратий не схватил, когда я надсёк кожу собственных рук и стянул её, как резиновую перчатку. Ничего, походил пару недель, не снимая наручей и боевых перчаток – новая наросла. Нежная, как у младенца. Змее даже больше понравилось. Всё удивлялась, что у такого мужлана и грубияна, как я, такая нежная кожа рук. Как у музыканта. Может, потому я ей и привиделся этюдом в голубых тонах?

Да, для этого я и подставлял юношу под ревность этой безумной бабёнки. Перестраховался. Я тупо испугался утечки в этот и без того не самый прекрасный Мир модифицированных бактерий с заданными дополнительными свойствами.

Только вот в процессе пьянки выяснилось, что мозги этого индивидуума повёрнуты не в таком направлении. И подобных мыслей в той умной, просвещённой голове балующегося запрещёнными магическими практиками юного мага просто не могло возникнуть! Он не настолько больной ублюдок, как я! Он, получив кольцо мага, взращенный в среде знати, просто не мог себе позволить подобных допущений, как травля людей невидимой смертью. Видите ли – Честь! Имеют они её! В смысле – Честь имеют!

И вообще, он оказался нормальным парнем. Приятным в общении, простым. Обычным молодым человеком. Только магом. Тёмным, использующим запрещённые подразделы магических практик. Я травил ему пошлые и простоватые солдатские байки про поручика Ржевского, бравого солдата Швейка и Штирлица, он мне травил студенческие байки и корпоративные истории из взаимоотношений их «Корпорации Зла» тёмных магов.

А когда он уже был почти на грани потери реальности, он сам же и спросил меня:

– Вот, скажи мне, Весельчак… – заплетающимся языком спросил он, тщетно ловя моё лицо своими расфокусированными глазами, с трудом удерживая свою голову от падения, вместе с телом, с лавки, – зачем мы всё это делали? Ты же Поганец, Вредитель, Мастер Проклятий! Это же ты проклял целую долину этих фанатиков Триединого! Сжигателей ненавистных! Я слышал! Ты, это, не отрицай! Зачем тебе эти глупости? Почему просто не проклял? То и так, как это тебе хочется?

Почему-почему? Тупой потому что! Вот почему! Если у него голова не повернулась, за ненадобностью, в сторону бактериологического оружия, то и у меня, больного садиста, не сработала «ру-ру» в этом направлении. Ну, тупы-ы-ые! Я же склеен из осколков личностей индустриальной эпохи, с её НТП, мне вся эта магическая муть – чужда мне. Интуитивно всё пытаюсь сделать «правильно», по науке! А про магию свою всё время забываю. Как прижмёт, тогда и хлопаю по лбу рукой – как же я забыл?! И так ведь можно! А потом опять не вспоминается. Пока не прижмёт.

Тогда я и пошёл «до ветру» снова. Отменять свой предыдущий приказ, ввиду ненужности сего действа, то есть убийства парня. Но так и не дошёл. Не отменил приказа.

Вино – виновато! Пьяный был. По дороге во двор «застрял» возле одного из столов. Где перевозбуждённый мужик, в лицах и с яростными жестами, рассказывал о своей встрече с «водяным». Заслушался!

Оказалось, что всё это наше «жу-жу» с мостом, вся эта движуха, суета, тысячи бойцов в округе вызвали те самые расходящиеся волны от упавшего в болото камня. Ведь больше бойцов не только безопасная округа, но и больше потребителей. Едоков и покупателей для местных поделок. Я и не знал, а «смертники» с удовольствием выменивали свои рукоделки на поделки «болотной экзотики». Да и тупо – мы сами же в болото это «макались» всё дальше и дальше, собирая тростник для мазаной опалубки, глину, торф.

Так вот, весь этот ажиотаж привлёк в эти края какое-то чудовище. Чудо болотное. Судя по рассказу врущего, как очевидец, мужика, монстр этот был – невероятен. Размерами, силой, ловкостью, прожорливостью. Гость прямиком из юсовских комиксов! Ага, из тех самых, где разные супергерои в трусах поверх колготок «превозмогают» разных монстров и устраивают «перемоги», борясь с негативными последствиями породившей их же общественной парадигмы, капитализма, жуткой общественной несправедливостью. Отвлёкся! Говорю же, вино виновато!

Так вот, чмо болотное. Что чудовище. Если раньше болотные старатели пропадали бесследно где-то далеко, что не особо волновало кого-то, кроме их родни, то теперь две лодки старателей были проглочены тварью прямо в непосредственной близости, в окрестных болотах. При очевидцах. И народ теперь тупо боялся выходить на промысел.

Беда! Подрыв хозяйственной деятельности! Саботаж в тылах! Диверсия!

Да я их!..

Ну, каюсь, грешен! Ведь именно так я и орал! Про саботаж и диверсию. Что глаз на корму натяну, одним словом, что вдребезги и пополам, что как пёсик подушку. Ну, и так далее, в том же духе. А самое скверное, что завершил я это поголовной мобилизацией. Тупо бросив клич:

– За мной!

Так и повёл пьянь в болота. Ведь перепотопли же люди! И тварь эта, на этот самоходный склад «корма» – сразу среагировала, нарисовалась.

Только тогда до меня дошло, что надо было не пьянь кабацкую в болото тащить, а бойцов. Ещё лучше монстров моей безумной звезды. Тех самых трёхметровых тупых демонов их Матери Драконов. Их не жалко.

Так вот! «Болотник»! Представляете себе мутанта-полукровку, смесь червяка, медузы и рака? С длинным гибким телом, покрытым хитиновым панцирем, толстым и крепким, как танковая броня, с клешнями, как у карьерного экскаватора, с зубастой пастью с двухсотлитровую бочку в поперечнике! И всё это действовало в другой от нас среде – подводной, как стратегический ракетоносец! Эта тварь вылетала, казалось бы, из прочного болотного основания со скоростью запускаемой из подводного положения баллистической ракеты, с похожими шумовыми эффектами, зараз заглатывала попавшегося на пути человека, крошила или перекусывала тех, до которых дотягивалась клещами, ударами своего тяжёлого тела вызывала гидроудары волн болотной жижи, опрокидывающих, сбивающих с ног. И змеёй ускользало в чёрное окно болотной воды, там заглатывая провалившихся, смытых в болото.

Надо было срочно прерывать этот пир разбушевавшегося мутанта. Но на штыковую дистанцию рукопашного боя я так и не смог подобраться. Самое большее, что у меня получилось – секанул саблей по ускользающему хвосту. Да, разваливая, рассекая тело, ведь сабля моя жуть как хороша, обнажив белое мясо, вызвав выплеск чёрной крови и рёв возмущения.

И шторм. Буянящая от боли тварь баламутила воду, качала зыбкие почвы, сбивая всех с ног. Почвы под нашими ногами только казались незыблемыми. А оказались плавучими островами.

Рано или поздно, но это должно было случиться, и меня смыло в топь. Хотя я и оказался в шлеме, но лишь в лёгкой интегрированной защите. Мощные и толстые бронещитки так и остались в Буднем. Что ещё раз говорит о качестве моих мыслительных способностей. Потому ни от режущих кромок клешней, ни от частых и острых зубов той бездонной глотки меня ничего не могло защитить. Но, даже если бы чудовище меня бы и не заметило я просто бы утоп.

И спастись я мог лишь при очень удачном стечении обстоятельств.

Но обстоятельства эти стеклись крайне удачно. Мутант решил не заморачиваться с разрыванием еды на куски, возможно опасаясь, что непроглоченные куски утонут так глубоко и безнадёжно, что он их не найдёт. А может просто жадность? Но тех, кто трепыхался в воде, тварь просто заглатывала. Большей частью. Только конечности отлетали.

А я тонул компактно. Скукожился, надеясь, что тварь меня не заметит и я проскочу. А там придумаю способ, как дышать под водой и как выбираться из болота. И потому проглочен я был с полным комплектом частей тела и даже с саблей, прижатой к груди. Чем я, маньяк и садист, сразу же и воспользовался. Даже не дождавшись, чтобы тварь сама соизволила бы меня вынести на поверхность. Потому как действовал я не исходя из подсказок разума, а управляемый безумием ужаса. Сабля легко пронзила мягкое, как сырое мясо омара, тело твари, но вот резала эту плоть она крайне неохотно. Я давил, пилил тело твари саблей, как пилой, изо всех сил, расширяя сквозной разрез, сосредоточённо противостоя конвульсиям мутанта, терпя, что сам себя режу об оружие ранее проглоченных моих соратников, братьев по несчастью. Терпя жгучую боль, что жгла мои раны желудочными соками мутанта. Эта же смесь кислот стремительно затупляла мою саблю. И Штыка – нет, не дотянуться уже!

И только когда боль стала невыносимой, я, наконец, понял, что мне звездец! Что всё! Отбегался, отмучился. И подвиг свой так и не совершил. И молодая так и не узнает…

И только тогда, когда паника, за ненадобностью, кончилась (всё уже, каюк, однозначно!), я и сообразил использовать магию. Я же – маг, ёпти! Вспомнил тот способ боя, что уже выручил меня один раз в бою с превосходящими силами тварей, но в другом болоте.

Тело твари вокруг меня лопнуло. Болотная вода сразу же потушила полыхание боли ран.

Но я тонул. Вместе с верхней половиной головогруди твари и её бесконечным гибким хвостом. Порвало мутанта.

Но я уже протрезвел. Как-то купание в болоте и в кислотной среде желудка неведомой твари способствует, знаете ли. И паническое отчаяние меня уже оставило, добившись своего, моей полной и гарантированной гибели. Теперь я соображал уже трезво и расчётливо. Потому жидкая грязь ниже меня смерзается, вмораживая в себя и головогрудь твари, что тонула чуть быстрее меня. И эта ледяная лифтовая платформа выносит меня на поверхность.

– Что, народ, приуныли? – реву я, выныривая из болота на льдине, со спецэффектами всплывающего атомного подводного крейсера. – Грузись на борт! Лежачих и сидячих мест, конечно, уже не осталось. Только стоячие и висячие. Смелее! «Водяной» ваш выслушал мои доводы очень внимательно и обещал больше не безобразничать. Да сколько вас просить?! Живее! «Водяному и болотному» не терпится пасть на колени перед нашей владычицей, во всём покаяться и смиренно ждать её милости!

Так на самоходной льдине и проплыли до самой незыблемой тверди. Правда, потом употели эту бронированную тушу земноводного монстра в город тащить! Маг я очень особенный. Порвать мутанта могу, льдину сморозить могу. А телекинезом тащить мутанта не могу. Тяжёлый он. Но зато какой фурор вызвало наше появление с этой тушей. Меня аж всего возлюбили. Прямо всего и полностью. И всего вылизали прямо такого, какой я был. Фу!

А саблю жалко. Разъело её кислотой. Точить её – только портить. Она же не совсем металлическая была. Броня-то, хрен с ней, вон какие космы у меня отросли, есть чем чинить и наращивать изъеденные слои композита, а вот саблю? Или так же? Вживить в себя, а потом отпочковать? Зримо представил, как меня изнутри пронзает моя же сабля и как лобзик пилит меня, как я пилил болотную тварь. Передёрнуло. От озноба по спине.

А раны на теле уже зажили. Лишь шрамы кислотные остались. Но не особо заметные. На фоне остальных шрамов.

Трубы за окном ещё звенели, когда загремели запоры моего КПЗ и вошёл двурожий Рол.

– А, дружище! – махнул я ему рукой из демонстративно расслабленной позы, что принял, заслышав шаги, утаиваемые толстыми стенами. – Что-то ты не спешил! Ни увидеть своего боевого соратника, ни восстанавливать справедливость. Проходи, что стоишь, мнёшься, как девочка-целочка на первом приёме педофила? Чувствуй себя как дома. Не трону.

– Не тронешь, – кивнул Рол, проходя.

Из ниоткуда появился складной стул, палач сел, в руках его появилась толстый гроссбух, который он принялся сосредоточённо листать.

– Как видите, мистер Андерсен, мы за вами давненько наблюдаем, – цитирую я агента Смита, – будем запугивать вас гестаповской липой.

– Всё шутишь? – горестно качает головой палач.

– А с чего мне плакать, дружище? – смеюсь я. – Немного напрягает, что МОЙ мост открыли без меня. А в остальном, что мне горевать? Я того парня не убивал. Много убивал. Всяких. Без жалости и сожаления. И ты это знаешь. А вот конкретно этого разумного – нет. Каюсь, не убивал. Потому меня не сильно заботит это временное недоразумение. И чем больше это недоразумение будет временным, тем лучше. Ты же знаешь, Рол, я человек занятой. У меня всегда много забот. Что дали мне выспаться, благодарен. Но пора бы и честь знать. Давай, заканчивай всю эту рутину, да пойдём, раздавим о кишки по литру вина…

– А если недоразумение не временное? – спрашивает Рол.

– Тогда я и сам уйду. Или ты думал, что меня эта гнилая калитка остановит? Меня?

– И всё же я бы предостерёг тебя от постановки себя в позу врага новому порядку, – покачал головой Рол.

– А-а! Вот вы и добрались до стадии «врагов народа». Ещё не вся контрреволюция додавлена, волчьи банды басмачей ещё по степям бегают, белая гвардия Белого Хвоста живее всех живых, Верховный Правитель адмирал Колчак, который Лебедь, ещё при золоте и при полках, а уже – «враги народа»! Спешите, уважаемые господа присяжные заседатели. Да! А где ещё двое? Трибунал, как бы по названию подразумевает тройку судей!

– Я не судья, ты же знаешь, – поморщился Рол. – Я – палач.

– А кто же меня приговорил? – изумился я.

– Пока никто. Потому расскажи мне, как давно ты знаешь потерпевшего.

– С этим терпилой меня познакомила владычица, когда я обратился к ней с одной просьбой магического характера.

– Что за просьба? – поднял голову Рол. Его самописное перо было до предела самописным. Буквально само бегало по листам, нанося на них текст.

– Был бы тут адвокат, он бы заорал, что вопрос не имеет отношения к сути дела, – усмехаюсь я.

– Ну, у нас нет адвокатов. А суть? А суть где попало, ты же знаешь, – тоже улыбнулся левой половиной лица Рол.

– Знаю. Я тебя этому приколу и научил, – киваю я.

– Вот и отвечай на все вопросы. Без этих своих! – и Рол покрутил пальцами в воздухе.

– Без этих вот, – я повторил жест Рола, – я не умею.

– Я думал, тебе хочется скорее завершить всё это и, наконец, прийти к какому-либо результату.

– Это – да! – не мог не согласиться я.

– Так что за вопрос? – вновь нахмурился Рол.

– Ты, возможно, заметил, что я легко и непринуждённо потребляю коровье молоко. А ты?

Рол не ответил, сосредоточённо внимая.

– Вот я и попросил помощи. Спросил можно ли сделать так, чтобы вся «Усмешка Смерти» так же легко хлестала молоко?

– Зачем? – спрашивает Рол без какого-либо интереса. Протокольное любопытство.

– А чтобы было! Молоко – это вкусно и полезно. Пейте, дети, молоко, будете здоровы! И это – здорово!

– Бред! – поджал губы Рол.

– Сколько даёт молока хорошая коза? А корова? Не сопоставлял?

– Зачем Усмешке Смерти молоко? Откуда ты его будешь брать? Стадо коров будешь гнать? В походе, в боях?

– Война же рано или поздно кончится. – Наклонившись и набычившись, стал выдавливать из себя тихие слова. – Конечно, начнётся новая, но ведь не сразу же? А я рассчитываю в этом безумии, что завертелось вокруг, сохранить жизни большей части своих людей. И хотел бы, чтобы у них народились дети. И очень рассчитываю, что способность усваивать коровье молоко перейдёт и к детям моих людей. А оно реально полезно. Сколько из рождённых детей доживает до половозрелости? Два? Три? Из десятка? А если – восемь-девять?

Глаза Рола вспыхнули. Он откинулся на спинку своего складного стульчика.

– Вон даже как! Вселенски мыслишь!

Молча склоняю голову.

– И с чего такая уверенность именно в этом числе? – недоверчиво кривит половины лиц Рол.

– Исторические сведения, дружище! Однажды, давным-давно, в одной далёкой-далёкой галактике, где ещё не бушевали звёздные войны…

– Прекрати! – сморщился Рол. – Не трать моё время на пустые байки!

– Не байки, Рол! – усмехаюсь я. – А быль. На берегах одной достаточно крупной, длинной и полноводной реки, что течёт издалека, да долго, у людей стала проявляться странная мутация. Думаю, тебе не надо пояснять, что это такое мутация?

Рол кивнул.

– Эти люди могли пить молоко и есть молочные продукты без какого-либо вреда для себя. Наоборот! С пользой. Это же очень полезный напиток. А масло, сыр, сметана, творог? Коров стали разводить не только для убоя, на мясо, а больше как дойное стадо. С каждым поколением любителей молока становилось всё больше и больше. По простой и примитивной причине, потому что дети, пьющие молоко, жующие творог, сыр и масло, были крепче прочих, росли быстрее, реже болели, вырастали более рослыми и сильными. В драках и войнах потому чаще выходили победителями и чаще возвращались домой. И не с пустыми руками. Значит, больше жён, больше детей. И так по расширяющейся воронке. Рано или поздно не осталось пустой, ничейной земли. А по их Исконному Закону всё, главным образом землю, наследует первенец. Или старший из выживших сыновей. Как и у нас. Так? И что делать остальным сынам? И старейшины им говорят: «извиняйте, парни, но земли для вас – нет. Вот вам меч, идите и заберите сами. Там, за горами, за морями!»

– И что?

– Пошли и забрали. Когда они явились к иноземцам, у тех не было никаких шансов. «Молочные дети» были на голову выше и тяжелее, руки, ноги их, мечи и копья – длиннее, сами они были вдвое сильнее, доспех могли нести вдвое тяжелее, значит толще. Кровь с молоком! И еда их шла вместе с ними. Там у них все Пустоши сплошь травой покрыты.

Рол опять откинулся, крепко зажмурившись. Потом потряс головой:

– Нет такой земли! Везде Пустоши! Опять сказки!

– Сказка ложь, – пожал я плечами, – да в ней намёк. Умному намёк. Ребёнку забава. Я умный. Может, это и сказка, может, и быль. А может, и моё воображение. Вероятного будущего. Потому я и захотел, чтобы моя «Усмешка Смерти» росла.

– И помогли тебе маги владычицы?

– А то! В моей поясной сумке скляночки.

– В поясной твоей сумке мелко перетёртый комок полужидкой болотной грязи.

– Гля! – сквозь зубы выругался я.

Потом грохнул кулаками по нарам, вскочил, заметался по камере, схватившись за голову, сквозь зубы рыча одно и то же матерное слово.

– Гля! Как переделывать?! И мага того кто-то приголубил, – ощерился я, – щуки! Когда он позарез нужен. Вот, гляди! Щуки! Тля! Порву, гля! Кто это сделал, Рол? Порву!

Я схватил палача за воротник и тряханул.

– Ты! – пожал плечами Рол.

– Дурак! – выдохнул я ему в лицо, отталкивая его, опять заметался.

– Ты ведь совсем не случайно проговорился, да, Весельчак? – усмехается палач. – Его ведь именно приголубили. Он умер от обильного внутреннего кровотечения. Должен выразить признательность в милосердии. Он был пьян настолько, что умер, наверное, безболезненно. А учитывая его пристрастия, может, и получая удовольствие от происходящего. Его лишили разом и чести, и жизни.

И тут я понял, что он имеет в виду. Рухнул на нары.

– Вот же глядь! – выдохнул я, сдуваясь.

– Вот видишь? – улыбнулся довольный собой Рол. – А я с самого начала догадался, что это твой грех. Весельчак, Весельчак! Рано или поздно твои шутки должны были завершиться крайне печально. Даже для тебя. И вот ты допрыгался! Ну что, завершаем следствие? Признаёшься в убийстве?

Я тяжело вздохнул. Сам Ясам был на параде, принимал парад, принимал сдачу моста в эксплуатацию. А сама она, Змея Искусительная, была рядом, как ей и положено. Топор или петля – лёгкий выход из ситуации. Много легче гнева этого самого больного типа за измену его самой больной зазнобы. Мне больному. Этот Мир – болен! Зря я переживал по поводу того несчастного сладенького голубка. Этому Миру нужно лекарство! Я лекарством не стал.

Потому я кивнул, прокусил палец и приложил кровью к странице гроссбуха палача.

* * *

Суд происходил, как и положено, в Зале Города. Председатель суда – Он, Сам. Присяжные заседатели – знать из его и из её свиты. Зрители – личный состав войск, «Усмешки Смерти» и шепелявые жители Пешта. Гособвинитель – двуликий Рол, как и положено, един в двух лицах. И прокурор, и палач. И следователь по особо важным делам. Тот, что упал намоченным. Не, это из другой песни. Рол – аскет. Не пьёт, щука! Ну, порядок ему – судья! И исполнитель приговора!

– Да здравствует советский суд! – завопил я, как только с моей головы сорвали мешок, и я проморгался. – Самый справедливый суд в Мире!

Сам и Рол нахмурились, она всполошилась, народ зашушукался. И никому не смешно. Плевать! Мне смешно!

А что мне ещё делать? Плакать? От отчаяния? Да ещё и этот обруч на голове давит. Венец Противодействия называется. Обычному человеку подавляет волю, магу не даёт использовать силу. А мне, по блату, по-свойски, да по-дружески, из корпоративной солидарности, Венец достался с шипами внутрь, как ошейник бешеной собаки. Потому кровь течёт мне по лицу, по носу, щекочет. А руки скованы сзади. Антимагическими кандалами, не почешешься.