Текст книги "По ту сторону жизни, по ту сторону света"

– Куда ж ты денешься! – кричит Кочарыш. – Тут замахаешься только её искать! Сколько носов надо свернуть, пока рты раскроются!

– Дрязгу возьми! – кричу я.

Лишь отмахивается, типа, сам знает.

Шкуру нашли. Вроде далась она нам? Стоит ли эта «овчинка выделки»? С кем придётся войти в конфронтацию за «шкуру дракона», как за легендарное золотое руно? Кто наложил на неё свои загребущие ручонки?

Но мы же «Усмешка Смерти», а что принадлежит Смерти – отдай! Иначе сами придём и заберём! И это будет вам больнее! Должны запомнить!

Идём отрядом, почти полным составом, «за шкурой». Толпой оборванцев. В том же, в чём выступили в сторону Ущелья Скорби, только ещё больше поизносились, одежд и доспеха у нас с прошлого раза не прибавилось, а узелки с металлическими кусками, трофеи Башни Скорби, просто так таскать тоже глупо. Пока из них доспех сделаешь! У-у-у!

Да ещё и металл, из которого они сделаны, и не бронза вовсе, а какой-то странный сплав, не каждый кузнец за работу с ним возьмётся. Шлемы бронзового цвета, даже больше цвета латуни, но со стальной прочностью и относительной лёгкостью стали против бронзы и латуни. Такой же солнечный доспех, лёгкий и прочный, да красивый. Даже легче, чем железные кольчуги. Но это субъективно. Не взвешивали. Вон, Чижик назвал сплав этот сплавом Светила. Солнечный металл. Поэтично. Многие копья такие же солнечные. Металлические части щитов и прочей амуниции из того же сплава. Только клинки мечей и по виду, и по ощущениям стальные. Кованые, перекладные, с характерным витым узором кузнечной сварки сортов стали разной плотности, разной твердости и гибкости. Звенят стальным пением. Поющие. Хорошие!

Мастер-кожевник хлюпает разбитым носом и обещает на нас пожаловаться…

– Кому? – ржу я.

Да-да! Центровому. Вот и нашлись загребущие ручонки!

Только вот когда я беру шкуру в руку, от моего веселья не остаётся и следа.

– Нет, ты, конечно, мастер, что надо! – восклицаю я. – Выделка – высший сорт! Но блин!

– А Лисья Морда хотел себе нагрудник со спины дракона! – вздыхает Чижик, перебирая кожу руками.

Кожа была выделана просто изумительно – тонкая, мягкая, красивая. Ну а чего ждать от такого полусладкого заказчика? Только куда нам её теперь? На сумочки Дольки Губановой? Или на туфли столичных мажоров крючконосых, да на понтовые ремешки? Куртки пошить? И то, не для похода и тяжкой жизни кочевой, а парадно-выходные. И сколько курток получится? Три? Пять? Или пара плащей. Таких же декоративных. А у меня под восемь десятков голов на шее висят! Тут или все, либо никому! У нас же власть Советов, с её всеобщей добровольно-принудительной уравниловкой? Шапочки им, как в той сказке, про шапки из овчинки? Только… Ремешки, гля!

– Кочарыш, расплатись с мастером, – велел я, – золотом!

У мастера глаза на лоб. Оказалось, что новый порядок отменил хождение золотых монет.

– Это их проблемы, а не наши с тобой, – отвечаю я мастеру. Потом снимаю с себя портупею: – Сотню таких – сделаешь?

– Сделать-то – сделаю, что тут сложного? – пожал плечами мастер, возвращая портупею, опять трогая свой разбитый нос – Только как, если Совет нам всем норму установил? Вам делаю – норму не делаю. А мне в «непорядочные» – не хочется.

– «Непорядочные» это рабы? – спрашиваю я, уже зная, какой будет ответ.

Смута в городе как раз и началась с массовых облав. Частой гребёнкой прошлись по улицам, площадям и подворотням, потом по домам и самое главное – по подземельям. С подвалов буза и выплеснулась в город, затопив его кровью. А я-то удивился, откуда такие «трудовые резервы»? А что улицы пустые, так думал из-за смуты. А оно вон оно как оказалось! Да ещё и всю промышленность поставили к ногтю!

– Так, орлы смерти, – говорю я, – шкуру забираем. Вещь, расплатись! Мастер, подумай пока, как сделать таких ремней. А мы этот вопрос, по твоей нагрузке и нормам, порешаем.

– А что тут думать? Основа – одна шкура. Прочная, да крепкая, воловья, например. Отделка – эта вот. Прошить, проклепать. Многослойные ремни завсегда надёжнее простых. Вы, я вижу, ребята не из домашних, не из обтирателей порогов. Надо будет колец и застёжек. Бронзовых. Либо серебро. Но и у мастеров кузнечного дела тоже нормы. Да такие, что и ночами звенят молотами своими! Всех задавили, нелюди! Налетели…

Быстро воровато осмотревшись, мастер заткнулся. Монеты отсчитывали в закутке, украдкой.

И точно, на выходе бодаются взглядами позолоченное чудило и серо-чёрное.

– А-а! Созрела советская власть, – киваю я этим двум, потом поворачиваюсь к своим: – Тень, Утырок – со мной, Вещь, ведёшь остальных на базу. Точнее шкуру тащите. Мы ненадолго.

Расходимся. Точнее мы отходим. А мои подручные сразу же сбиваются в кучу и начинают что-то мухлевать. Когда увидел очередную кривую жердину, то понял. Привяжут, понесут плечами, а не руками. Братки и Прилипалы, как самые бронированные и вооружённые, точнее единственные бронированные выступают боевым дозором и охранением.

Улыбаюсь. Приятно, когда у твоих подопечных в нужную сторону срабатывает инициативность и самоорганизация.

Улыбка переходит в оскал цепного пса, когда вижу погонщиков рабов. На такую же кривую жердину, что волокли мои, за шеи привязаны люди крайне жалкого вида. Оборванные, грязные, побитые, с понурыми головами и загнанными, потерянными глазами. «Непорядочные». Стоим, ждём, пока прогонят рабский караван.

– С какого квадрата? – спрашивает позолоченный недоумок у старшего погонщика.

– Очистили тридцать шестой квадрат. – Отмахнулся погонщик. – Видишь, выхлопа почти не осталось. Скоро только крыс будем гонять по подземельям.

– Сколько же падали живёт в этих склепах! – качает головой позолоченный. – До крыс ещё не скоро доберётесь. Какая-то крыса у нас сливает им ваши планы. Разбегаются они от облав.

– Ничё! – мотнул головой погонщик, ослабляя шейный шарф под стеганкой. – Отбегаются! Всех отловим. Отпашут своё. У нас или научатся пахать, как порядочные люди, либо сдохнут, как скоты. А ты кого ведёшь?

Позолоченный скосился на меня.

– Не твоё собачье дело! – огрызнулся я.

Погонщик пожал плечами, рывком поправил свою упряжь и скорым шагом пошёл обгонять конвой.

– Зря ты так, – мотнул головой позолоченный, – мы не звери. Мы новый порядок строим. И больше не можем себе позволить непроизводительных потерь на содержание всех этих паразитов, всех этих воров и нижних дворов, ночных и прочих воровских шаек.

– Воин, а ты что это разговорился? – останавливаюсь я и разворачиваюсь к нему. Удивил он меня своими речевыми построениями. «Непроизводительные потери на содержание»! Недоумок придверный, говоришь?

– Ты бы, Мрачный, все эти устаревшие привычки оставил, – пожал плечами позолоченный, – у нас нет знати и черни. Все эти сословные различия отменены. У нас либо ты порядочный, либо нет. А порядочные все меж собой равны.

– А некоторые – ровнее прочих, – усмехаюсь я, – и я ещё не вы.

– А жаль! – заявляет позолоченный. Серо-чёрный хмыкает, соглашаясь.

– Равны, говоришь? – спрашиваю я. – А за что этому вот язык укоротили?

– Это его выбор, – отмахнулся позолоченный. – Серые Братья принимают обет молчания. Кроме прочих.

– Каких прочих? – любопытствует Чижик.

– Безбрачия, нестяжательства. Служения порядку. И смерти в бою с беспорядком. За порядок.

Серо-чёрный кивает, улыбается.

– Ежанутый! – возвещаю я, стирая этим улыбку с лица бойца. Ржём, втроём. Обижаем этим наших сопровождающих. Они молча продолжили путь, будто забыв про нас.

– Где порядок? – теперь я злюсь, вспомнив. – Не заплатить за выполненную работу – порядочно? А вокруг оглянись! Срач кругом непролазный! Какой, к буям, порядок? Где? Или порядок везде и всюду, либо нет его и в помине! Порядка и чистоты я от вас, порядочных, не видал пока!

– Не всё сразу, уважаемый, – пожал плечами позолоченный, – Не всё сразу. Новый человек тоже рождается в муках, крови и говне. Но он новый. Отмоется, взрастёт, возмужает, раскроет свою силу и красоту. А старое – умрёт.

– Возможно, – киваю я, – но пока я вижу только, что у вас процветает беспорядок и пустозвонство. А на слово людям я уже отучен верить. По делам и поступкам предпочитаю судить.

– Так и мы тоже, – склоняет голову позолоченный, – потому и обращаемся к тебе и твоим людям с должным почтением. Что ты делами своими показал, что уже ярый борец с беспорядком и несправедливостью.

– Пошёл ты! – огрызнулся я.

– Да я-то пойду! – усмехается позолоченный. – И мы пришли. Совет собрался по вашему походу в Ущелье Скорби. Старика уже заслушали. Просят вас выступить.

– Пусть сначала заплатят! – сквозь зубы отвечаю я.

Позолоченный пожимает плечами, с поклоном головы указывает на колонны Зала Совета и тихо добавляет:

– Золото ничто!

– То-то ты весь в золоте! – так же тихо и тем же тоном добавляет Чижик.

– Так это внешняя обёртка. Для тех, кто судит по внешности и предпочитает ошибаться. Вы же не из таких?

Мы с Чижиком переглядываемся, восходя по выметенным ступеням. Только ведь говорили об этом. И если бы не Кочарыш, и мы бы обманулись. Останавливаюсь и кричу в спину позолоченного:

– Как твоё имя, боец?

– А это не важно, брат! – не поворачиваясь, махнул рукой позолоченный. – Я просто боец за право и порядок. Как и прочие!

– Что это было? – тихо спрашивает Чижик.

– Ещё один слой смыслов, – отвечаю я, поморщившись.

– Ещё одна тень на стене, – добавляет Тамал.

Сегодня Зал Совета освещён магическими светильниками. Хотя Совет всё так же стоит. Полукругом. Перед ними, как перед судом присяжных, старый маг. Подходим к нему. На место обвиняемых.

– Приветствую почтенное собрание! – говорю. Сразу поняв, почему именно тут стоял старик, именно на этом узоре звонкого каменного пола голос мой сам разносится по Залу. – Вы соизволили увидеть меня?

– И Совет приветствует Мрачного Весельчака и его спутников, – отвечает центровой. – Мы имеем потребность в оглашении вашего видения обстановки в Ущелье Скорби.

– Без оплаты не работаю! – заявляю я.

– С вами договор был заключён первым советником Шалагом. В золоте. Но хождение золота на землях порядка запрещено, – заявляет мне хранитель монеты.

– Это ваши проблемы, – оскалился я, – но я свою часть договора выполнил. И мне нужно выполнение условий договора второй договаривающейся стороной. И я добьюсь выполнения этих условий! Где тот, кого вы назвали Шалагом?

– На задворках Зала валяется. Он был осужден за свои ошибки. Можешь поискать. От него там что-то где-то осталось после казни, рука, что ли? Если крысы не догрызли. И скоро будут осуждены и остальные заговорщики.

– Может быть. Но, как я понимаю, по условиям преемственности власти, от перемены мест слагаемых сумма не должна измениться. Мне фиолетово, кто именно первый советник. Шалага или прощелыга. Хоть рука его, хоть хвостик! Мне нужно выполнение условий моего договора с Советом! Или мне идти к «остальным заговорщикам»? Как я понимаю, они на соседнем холме засели, в замке?

– Это угроза? Шантаж? – спрашивает один из советников.

– Я не угрожаю вам. Я не работаю с теми, кто не чист в делах своих. И лишь пытаюсь найти способ выполнения условий договора по отношению ко мне.

– Возможно, – слышу характерный присвист уродца, тем узнаю этот горло-носовой голос, потому не смотрю на него, – мы сможем найти способ выполнить условия договора. И вам не придётся никуда идти. Вы, уважаемый наёмник, – он подчеркнул голосом слово «наёмник», – правы, и данный Совет правопреемник прошлого состава Совета. Мы можем с вами расплатиться как-то иначе, чем звонкой монетой?

– Конечно! – хлопнул я ладонью о ладонь, тут же их потирая. – Мне само золото по барабану. Мне нужно то, что это золото даёт. Мне нужна обувь для моих людей, одежда, починка брони, оружия и трофеев, мне нужна еда, кров и безопасность.

– Этот вопрос решаемый, – возвестил центровой, делая знак хранителю монеты. – Вам выпишут постановление и складские требования на необходимое вам, в рамках оговоренной суммы.

– Ну, вот! – возвестил я, поднимая палец к потолку и потрясая им. – Приятно иметь дело с разумными людьми! И я не буду дожидаться буквального выполнения ваших слов, выписывания всех этих бумаг. Надеюсь, что наш взаимный интерес этим делом не иссякнет. Вот, смотрите, что я увидел в Ущелье Скорби.

Показываю им нарезку объёмных слайдов, заготовленных мною заранее. Чтобы всё, что нужно показать, а что не нужно – не осветить. С комментариями. Показываю толпы ходячих усохших скелетов, показываю и рассказом своим акцентирую внимание на их управляемости, нагоняя жути, рассказываю про их «ловчую сеть», показываю нежить-гиганта, духов, костяных воинов. И на десерт красивую коробку ударной колонны нежити на дороге к Башне Скорби. И скелета-рыцаря, взметнувшего меч к небу.

– Ну как? Потрясающе? – спрашиваю.

Совет шушукается.

– Как вы думаете, нежить спустится дальше с гор, сюда, в долины? – спрашивают.

– Я? – пожимаю плечами. – Я ничего не думаю, моя голова не дом советов. Вы Совет, вы и думайте! Моё дело было сходить, посмотреть, что да как, вернуться. И вот я здесь.

– И попутно – освободить Башню Скорби, – присвистывает в нос урод, – и захватить трофеи.

– Ну, одно другому не мешает, – пожал плечами я. – Что с боя взято – свято!

– Откуда вы знали при штурме Башни Скорби, что нежить в Башне и нежить в Ущелье враги друг другу? – спрашивает советник правее урода.

– Я этого не знал, – отвечаю, – просто привык истреблять Бродяг. Откуда мне было знать, что нежить совсем как мы, и думать умеет, и враждовать меж собой, и даже свары междоусобные устраивать?

– Но с нежитью Ущелья вы не стали сражаться?! – спрашивают меня, пропуская мимо ушей подколку с упоминанием их «междусобойчика».

– Не настолько же я безумен! – воскликнул я, вновь открывая слайды с гигантским костяным големом и с коробкой Бродяг-воинов, – Это уже не Бродяги! Это что-то другое!

– Как вы смогли увидеть всё это и вернуться живым?

– А вот это моё дело! – огрызаюсь я. – И никого не касается! Каждый маг имеет право скрывать свои способности, не так ли написано на колонне Университета?

– А как так получилось, что вы вступили в торговые отношения с нежитью? – присвистывает уродец, прервав молчание, тем подтверждая, что и это моё условие принято.

– Да никак! – пожимаю я плечами. – Так получилось. У нас один боец был сильно криклив и суетлив, потому был наказан. И не вынес тяжести предъявленных ему обвинений. Тащить тело вниз нам было лень, тем более долбить в камне могилу, мы его и оставили. А вот нежить нам за тот кусок падали дали мешок угля.

– Хороший уголь? – спрашивает хранитель монеты.

– Горит жарко, – пожимаю я плечами.

– У кого ещё есть вопросы? – спрашивает центровой.

Тишина.

Тогда он говорит мне:

– Благодарим вас, Мрачный Весельчак. Вы можете быть свободны. Оговоренные формы вознаграждения получите в Приказе… вот, хранителя монеты.

– Я? – вновь изумился второй советник. – Почему всё же я?

– Уголь – твоё ведение? Вот и рассчитывайся! – отмахнулся центровой.

– Когда? – прерываю я их перебранку. – Мне тут надо договориться о работах с мастеровыми города.

– Завтра! – кивает капюшоном хранитель монеты. – Приходите за бумагами завтра. И советовал бы вам сдать моим приказчикам имеющиеся монеты. И перевести их в накладные. Напоминаю, что хождение монет будет пресекаться.

– Перетопчешься! – отмахнулся я и, кивнув своим на двери, пошёл к выходу, крикнув уже за спину, – До завтра!

Мы почти пересекли площадь, когда я почувствовал ментальное (и не гундосое, кстати) присутствие в своей голове. Круто, чё!

– Понял я уже! – буркнул я, даже не поворачиваясь.

– Что? – удивился Чижик.

– Обратно к ущелью пойдём, – ворчу я.

– Броня-то совсем не готова! – стонет Чижик.

– Не на войну идём, – отмахнулся я. – Так, прогуляться да старых знакомцев проведать, гостинцев им передать. Так что готовить надо не бронь, а обувь.

– А-а! – вскинулся Чижик, тут же стал озираться – И город от трупов почистить.

– Вот этим и займёмся. Мешки нужны. Откуда брать?

– Понял! – весело воскликнул Чижик и было сорвался с места.

– Куда, бешеный! – ловлю его за воротник. – Даже парами запрещаю! В две пары – минимум! До успокоения этого бардака!

– Так у меня и пары-то нет! – пожимает плечами Чижик.

– А вот это не есть гуд! Столько лет, а всё порожним ходишь! Жениться тебе пора, юноша.

Чижик аж рот раскрыл. Потом плеваться начал. Вот так вот! И у него имеется свой негативный опыт спаривания.

Потому пришлось ему в нагрузку приставлять готовую пару пастухов. На каждый выход другую. Кто окажется под рукой.

А как обрадовались остальные! Что придётся падалью заниматься! Потому как на опустевших складах и кладовых Гильдии наёмников нашлось достаточно много мешков. И глава осаждённой Гильдии наёмников был совсем не против нам их сдать в долгосрочную аренду. Даже насовсем. Особое удовольствие моим людям доставило то, что приходилось не только засовывать тела различной степени сохранности и различной стадии разложения в мешки, а ещё и обыскивать. С составлением описи «изымаемого имущества».

Чижика ненавидеть стали ещё больше. Потому как он был единственный настолько грамотный, чтобы как раз и вести эти описи, и ему не пришлось гниющие тела хватать голыми руками. Ненавидели заодно и дежурную пару «пастухов», что выгуливала Чижика, тоже не марая ручки.

Грамотными были и Пизань с Мамкоёком, но мага огня я наглухо запер на магическом полигоне Гильдии со скучающим магом огня Гильдии наёмников и сказал, что не выпущу их оттуда, пока одарённое недоразумение не научится нормально стрелять своими термобарическими плевками в цель. А Пизань бегал и организовывал логистику. Потому как вообще всё в городе принадлежало порядку, а выцыганить повозки и тяговую силу можно было только канцелярской перепиской между Приказами. Дудочник тоже был грамотный, но, щука такая, опять прикинулся свистящим рингтонами поленом и никак не желал хоть чем-то помочь. И Побега, интеллигент вшивый, из хозяйственного оборота этим исключил моим же правилом «парного катания».

К вечеру к нашей суете с покойниками начали присоединяться и разные службы порядка. Пригнали рабов. Тех самых, «непорядочных». С неизбежными трагическими сценами, когда сородичам приходилось грузить в мешки останки своих близких.

А вот сам я, всё же презренно забив большой и толстый болт самострела на слова хранителя монеты, таки добился от его служб нужных бумаг ещё сегодня, а не завтра. Причём добился ещё одним нарушением его же заповеди, тупо подкупив приказчиков звонкой монетой. Ну, люди ведь везде люди. А чиновник и в тёмном порядке чиновник и готов пойти на малое отступление от положений и уложений, если его к тому мотивировать. Всё одно же бумаги будут. Подумаешь, не завтра, а сегодня. А вот мне завтра, что никогда.

Так вот, на закате передо мной распахиваются двери вожделенных складов нового порядка. На кой мне шить сапоги на всю мою ораву голодранцев, когда сам новый порядок уже поставил сапожный ряд к ногтю, к станку и к конвейеру и уже добился от них прорыва НТП, внедрения нанотехнологий в импортозамещение, увеличения надоев в яйценосность поголовья крупнозернистого скота. Погоди, последнее из другой песни. Ну, не суть!

Так что мои теперь все обуты, одеты, причём стандартно и однотипно – в типовые плотные суконные штаны, в льняные рубахи и подштанники, в прочные сапоги на толстой тройной подошве с каблуком, прошитые и подбитые, да ещё и с набойками, как у коней подкованных, по горам ходить – милое дело! В стёганые халаты-фуфайки до середины бедра оделись, правда, почему-то без воротников, ну, да ладно! Зато на всех получили вдоволь тонкого сукна и холста, хоть на портянки, хоть на шарфы, а хочешь сам себе тунику-накидку сшей, коль руки не из поясницы растут.

Плащей пока не получил. Но получу! Позже. Просто лимит на моей кредитной карте кончился. А по-местному, по-порядочному – дебет с кредитом в амбарных книгах приказчиков разошлись. Разошлись между собой, а сошлись с очаровательной цифрой «нуль». Вот с углём вернёмся, тогда и остальным разживёмся. Нам ещё столько всего надо! Броню сделать, оружие, амуницию, щиты, чехлы защитные и ножны на всё это великолепие, всё же кругом деревянное, клееное, влаги боится. А влага тут ураганная! Сплошь ливневая да штормовая!

И ведь нужен ещё и всякий бытовой и походный инвентарь. Все эти котлы, котелки, кружки-ложки, палатки, мешки, рюкзаки. На восемь десятков рыл. Аж, у самого голова закружилась. А на носу – зима. Начинай сначала! Уже по зимней форме обмундирования.

Утром «непры», они же негры, они же рабы, они же непорядочные, подводили волов и ослов, мулов и двугорбых шерстяных коней к перегруженным гнилым мясом повозкам, впрягали их и выводили из города на северо-западную дорогу. Вывожу и я своих.

Вот теперь любо-дорого посмотреть! На людей похожи стали! А не на сбежавших из рабства голодранцев! Вон, аж спины в обратную сторону выгибаются, как им гордо за самих себя. А что трупная вонь? Она вымывается. Выветрится ледяным дыханием гор.

Вижу, как в коробке серых немтырей на ослике ушастом выезжает из города урод.

– Бесконечно рад вас видеть! – кричу ему ещё издали, над головами толпы. – Безумно был бы рад не видеть, но всё одно рад!

Оказывается, не только с руками у него сложности. Но и с ногами. Их у него аж четыре. И все ослиные. Такая вот баба-яга костяная нога. Хромает мужик, не сможет одолеть путь до ущелья. Одна нога, как рука, сухая, да коротковатая, вторую ему покалечили какие-то «добрые люди».

– А почему именно твою красоту я вынужден буду лицезреть всю дорогу? – спрашиваю я, осаживая Харлея прямо перед серыми щитами с чёрными густыми иероглифами.

– Мероприятие сие весьма значимое для порядка и без ответственного лица никак не может быть произведено, – улыбаясь, отвечает урод.

– А-а! То да! Без ответственного лица никак не можно! – часто киваю я, делая понимающее лицо. – Ну, а ты тут причём?

Кто-то ржёт (сам урод тоже, кстати), а вот многие напряглись, оружие тискают в своих мозолистых руках.

– Хранитель монеты, он же второй советник, в чьём ведомстве находиться сие мероприятие с углём, настолько загружен делами и заботами, что он попросил соратника, менее загруженного делами и заботами, хранителя кнута и выгребных ям, то есть меня, заменить его на этом поприще. Всё же падаль – моё дело.

– И не говори! – сокрушаюсь я. – Всё-то у вас с размахом, да с масштабом грандиозным! Что город трупами завалили, что долину всю ямами перерыли. Эти ямы твоих рук дело?

– Так ямы же! – кивает капюшоном советник, хранитель кнута (палач) и выгребных ям (канализации).

Вот стало понятно, почему ямы под фундаменты роются столь оперативно. Особенно контрастно быстро на фоне остальных текущих дел нового совета городского нового порядка. Как говорил один мой знакомый – у любого успеха и у любой проблемы есть конкретные имя, фамилия и родословная.

– И ты решил изменить лицо долины вручную? Лопатами? – усмехаюсь я.

– Я ведь не настолько велик в магии, как некоторые невоспитанные маги Смерти. Я не могу мановением руки пробивать ворота и откапывать рвы в скалах.

Вот в такой перебранке и подколках и едем до самого вечера. Ночью урод смылся куда-то. Утром вместо него на осле и в его плаще везли другого урода. Но с ним было не интересно. В мой юмор он совсем не врубался. Совсем! Оскорблялся, обижался. Скучный. Урод! Совсем как тот урод, только скучный.

Потому дальнейший путь я терроризировал уже «Усмешку Смерти». Всё же я их научу ходить строем, нужду справлять полностью и по команде «Вспышка слева!», и спать рядами, да стоя! Засыпать тоже мгновенно, по команде «Отбой!».

Только принял такое решение, как опять всё пошло наперекосяк! Конные мои соратники тут же отпросились «в боевой дозор», лишь бы не маршировать в шаг с копьями и щитами. Давешний стрелок тут же мне напомнил о своём мастерстве владения пращой и свинтил на вольную охоту, сусликов стрелять.

И пошёл разлад и шатания! У каждого нашлось сотня, а то и две сотни невероятных умений и навыков. Лишь бы подальше от воняющих повозок! Двое даже починили самострелы и отпросились сами (восьмером) искать заготовки для стрел. В Пустоши! Кто вызвался траву (тоже – в скалистой Пустоши!) искать для наших ушастых «локомотивов», кто – воду. Кто камни. И для пращи (каждый клялся, что умеет и всегда умел), для очага, да и просто – камень штука в хозяйстве ведь незаменимая!

Думаете, я слабохарактерный? Ага, щаз! Разведка местности и боевое ориентирование! Во, как! Действие малой группы (четыре-десять человек) в отрыве от основных сил. Ну, про боевое охранение и дозор я уже говорил. Как говорится, век живи – век учись. Что нам, годами маршировать строем? Один же хрен как заваливались, так и валятся на поворотах! Уже в прикол. Самим поржать, народ посмешить. Обновить экипировку, разминая складские складки. И замятия, характерные для неношеной вещи.

К вечеру основной массой возвращаются. Они сейчас настолько стали одинаковые, что даже я их путаю. Шучу! Мною же на каждого GPS-маяк повешен, захочешь не потеряешь! Ротация производилась всё время. И пусть попробуют в этом хаотичном движении туда-сюда-обратно пересчитать нас по головам! Сойдётся у них брутальное нетто? И дебютный кредит?

Но молодцы! И дров наломали, и камней разных, иногда очень занятных, насобирали, дичь набили. Большей частью на шкурки, мы теперь через губу не плюём, зажрались – сусликов не едим, а дикого козла не сжираем, пока тёплый и парной, а варим. Ну, как дикого? Мы честно кричали на всю округу, спрашивая – чей туфля? Ничей. Значит, дикий. Одно плохо – шкурку всю попортили. Мало что в двух местах пробили стрелами и в трёх пулями каменными, выпущенными с пращи, так козёл (вот, козёл!) ещё со скал упал, шкуру всю порвал! Зато мясо отбивное! И кости уже покрошены. А Побег, когда за тушкой лазил, ещё и клад нашёл! Пришлось ему, правда, от «клада» голыми руками и ножом отбиваться. Но отбился же! Дудочник, со своей кошачьей ловкостью подсобил. Пригодилось «парное катание»! Зато трофеи – его, Побега, законные! Музыканты, они такие немеркантильные. Их бы за ушком почесали, да на тёплом полежать разрешили, чтобы послушать их мурчание и очередную симфонию свирели. Целый пояс серебряных монет! Настолько разбогател Побег. И на будущий мешок угля, если Коллективное… оно самое, примет на обмен бэушный скелет с пробитым черепом.

При свете магических шаров Мамкоёга учу народ подшивать подворотнички. Ну, как подшивать? Учу, для начала тупо воротники пришивать. И сами воротники сшивать. Иголок у нас только две. Один «мастер» из подручных материалов мастырит воротник, второй уже пришивает. Не знаю почему, но стёганый поддоспешник, что и сам по себе тоже неплохая защита, производится местным военно-промышленным комплексом без воротников, как я уже упоминал. Все подвязывают шарфы, чтобы ремни, кольчуги и прочие элементы бронирования шею не натирали. Так, по мне, воротник-стоечка поудобнее будет. Да и горло прикроет. Не только от удара или стрелы, но и от ледяного ветра с гор. А шарф тоже можно. Хоть под воротник, хоть поверх воротника.

Как я и говорил, игл только две. Ими и ограничена мощность нашей ведомственной швейной мануфактуры. Ещё несколько человек ножами вырезают из кости, дерева и красивого камня пуговицы и застёжки петельные, ложки, плошки, чашки, расчёски, прищепки, палочки самого разного назначения.

Рукоделит народ, одним словом. Кружок очумелых ручек открылся. Ну, народ у меня рабоче-крестьянский, от труда и рукоделия не отвыкший. Ещё. А на самого себя работать многократно приятнее. Кто не хочет ждать милости от природы и мастеровых городских, те сами себе делают ножны к ножам и мечам. Тут же и Тень собрал свой танцевальный кружок. Гопак разучивают. С присядочкой, цыганочкой, с выходом и подвывертом. С выбрасыванием ног выше головы. Буквально выше головы прыгают! Ох, и ляпота!

И все участники всех кружков по интересам, незатейливо и хаотично перетекают из одной кучки в другую. Из танцев в хоровое пение, из кружка кройки и шитья в художественную резьбу камнем по рогам и костям. Из кружка любителей дикой природы Пустошей в любители крепкого сна у костра.

Одним словом, развлекали себя в пути, как могли. Как не могли тоже развлекали. Это я к тому, что перегруженные повозки приходилось частенько подталкивать, а иногда и вытаскивать. Старая дорога была изрядно побита временем и ливнями. И для двуногого пешехода, как и для четвероного Харлея, например, это не представляло проблемы – перешагни яму или трещину, да и иди, с богом, то вот колёса повозок так и норовили застрять то в яме, то в расщелине.

Вот и знакомая крепость, закрывающая дорогу к ущелью, а главное из ущелья к людям. Гарнизон, как нам сразу же и оповестили, тот же. Уже не страдающий от голода. Как последний хрен без соли доели, так сразу же и научились, у горных козлов, жевать камни. Смеюсь. Голод не только не тётка, но и дядька – хороший учитель!

Нас узнали, пусть и не сразу.

– А наша смена? – кричат они сверху.

– Сзади идут! – кричу. – Скромняги! Стесняются ароматами нашего груза подышать!

Упс! Вижу, как чучело на осле раздражённо дергается. Проболтался! Я же не должен был о них знать! Подстраховались советники. Следом за нами идёт полусотенный отряд пехоты в сопровождении двух десятков спешенных всадников. Идут медленно, ведь все наличные исправные повозки ушли с нами, вот они на себе и волокут все припасы, что им понадобятся за время их вахты. На себе, да навьючив коней до их подкашивающихся ног.

– Нас дождитесь! – кричу наверх. – Обратно вместе пойдём. Толпой и путь короче!

Остаток пути прошёл рутинно и непримечательно. Обмен с нежитью холодных мёртвых на неживое горючее тоже. Может, тем, кто впервые тут, и было волнительно, а мои ушлёпки «гы-гы» не переставая. Верят, что если я сказал, что нежить не задерёт нас, то так оно и будет! Главное черту не переступать. А черту я тут же и мечу, как истинный и верный пёс порядка, псыкая.

Обратно идём быстрее. То ли нежить наикала нас и обвесила углём (кто же всё это брутто-нетто взвешивал?), то ли дорога под гору, да к дому, всегда легче кажется, чем в гору, да в Царство Мёртвых, но до крепости доскочили довольно скоро.

А там удвоенный гарнизон. Часть из них бьёт в нетерпении копытом уже по ту сторону крепости.

– …БМП нам лязгнет траками – домой! Домой! Пора домой! – пою я. Остальных слов я так и не смог вспомнить, а вот мотивчик к вечеру насвистывали почти все, не то, что штатный оркестр краснозадого черномордого пешего смердящего флота, трижды героя соцтруда и грамоты за доблесть и ратный труд по перевыполнению взятых на себя повышенных обязательств на соцсоревновании по повышению обмолота надоев.