Текст книги "Небо в алмазах"

Глава 4

– Продать его или оставить в наследство Новой Республике.

– Вы не Гудини, ничего такого не будет.

Майер взял подзорную трубу навел на Восьмерку Ориона, и молвил русским языком:

– К утру будет точно известно.

– Я не верю, что свет так быстро идет к нам, – сказал Че.

– Сегодня шестьсот лет расширится до шести часов одной ночи. И я тебе точно говорю:

– Бетельгейзе упадет на Землю.

– Вы уверены, что это не Ригель? – спросил Че.

– Будь он неладен этот Ригель, – только и ответил Ма, предложивший называть себя, на выбор:

– Бетельгейзе или Вайс.

И на следующий день – точнее, через день, ибо раньше никто не мог собраться в единое целое:

– Полковник Бутлеров настаивал, что только в нижнем домике, а некоторые: только в верхнем, ибо он, как нельзя лучше подходит под аналогичное название:

– Чайник Домик, – в Альпах.

Бутлеров хотел ответить:

– Там нет мезонина, но передумал, ибо.

Ибо уже бесполезно.

Щепка сказала:

– Можно я буду называть вас мистер Бель?

– Бель?

– Ну, или Бэти.

– Это вон его ты можешь называть Бэтти, – Ма указал на притаившегося в углу дивана Че.

– Извините, но я вам не Джульетта, мистер! – рявкнул Че, и тут же хотел продемонстрировать свою сдержанность: плюнул в платок, но крови – именно к его ужасу:

– Не было.

– Что? – участливо спросила Кали.

– Проклятие, – констатировал Че.

– Будем жить вечно? – решила она пошутить.

– Именно, именно, дорогая синьора, – залепетал Ма, как будто хотел кого-то здесь уговорить:

– Но также ж намного лучше!

По большинству голосов его решили называть Вайс. А после 24 года:

– Гудини.

Но народ никогда не поступает по плану, ибо уже привык – по посланию из будущего:

– Всегда его перевыполнять.

И значит:

– Для кого Вайс, а для иных, как тяжелый крест, пришлось называть его Гудини, ибо – как они говорили:

– Вот что ни скажет, а получается всё наоборот.

Как у Гудини, которому никто не верит, что он может проползти под полом, а он:

– А он так и делает. – Вот и пойми, где правда?

– Вот я вам сейчас докажу, что всё уже не так, как было, – сказал Ма. И добавил: – Летим в Альпы, в Зальцбург.

– Здесь только вы и я, – ответил Владимир, – один я не дотяну на такое расстояние.

– Там в багажнике еще Щепка, – ляпнул Ма, так как Пит – Владимир не поверил, и возразил:

– Она нам не нужна, – и нажал кнопку сброса груза багажника. – Как раз удачно, – добавил он, – внизу что-то мне напоминает море.

– Она не утонет, – возразил Ма.

– Почему?

– И знаете почему? Я запер его наглухо.

– Напрасно, сэр, вы это сделали, ибо планер может поймать такой воздух над самым Чайным Домиком, что я не смогу посадить его добровольно. Более того, она может задохнуться.

– Я оставил ей щель, чтобы могла иногда продохнуть.

– Задержка дыхания ведет к развитию потенциала секса.

– Вы думаете, сломает дверь, чтобы наброситься на одного из нас?

– Чтобы съесть?

– Бывают вещи пострашней, чем еда, – резюмировал Ма.

– Что может быть хуже, чем отсутствие еды?

– Потребность съедать ее больше, чем требуется.

– Зачем? Чтобы чувствовать себя приземленнее, и не улететь слишком далеко, как в безвоздушном пространстве.

– Вот-вот, скоро здесь так и будет: люди будут весить настолько мало, что начнут летать.

– Серьезно? – изумился Пит. И добавил: – Знаете, что?

– Что?

– Можно я посплю?

– Очень хорошо, просто-таки прелестно, – возразил Ма на бушующую в нем страсть выбросить этого летчика вообще из самолета, и насладиться неочевидной уверенностью:

– И так долетим, куда надо.

Он сам взял штурвал, и пошел на крутой вираж, силой воли, выправляя планер к Северному Полюсу.

Силы Воли, собственно, никакой не требовалось, а нужно было просто отказаться от своей воли добровольно:

– Как пересесть на другой трамвай. – А если его нет, то, как Пушкин, попросить лошадь, тем более:

– Сейчас моя очередь.

И, похоже, Ма решил, что его Почтовая Станция – это Северный Полюс.

Он даже не заметил, как Щепка вывалилась из багажного отделения, и болталась, как бежево-фиолетовое полотенце на ветру во время сушки на солнышке, но и при:

– Не попутном ветре.

Майер понял, что надо идти галсами,

Щепка подняла ноги вверх, и едва не оторвала дверь багажного отделения, на которой продолжала висеть. Наконец, ей удалось обхватить туловище этого ястреба, пожирающего пространство, как жеребенок молоко матери:

– Забыв об опасности.

– Что? – крикнул Май.

– Не дрягай крыльями!

– Вот ду ю сей?

– Я сейчас залезу и заменю тебя.

– Ноу, сенкью, я сам хочу сделать это перемещение пространства без времени.

Но она всё-таки изловчилась и села в третьем ряду, как зритель, но не без потенциала:

– Проползти на сцену в качестве хотя бы суфлера с родных дубов Шервудского леса Шекспира на русские карликовые кустарники, которые – она думала – растут на Северном Полюсе, и более того:

– Если надо. – Что это значит, она не понимала, но почему-то очень поверила в эти претензии Ма, который так и сказал на прощальном ужине в Верхнем Домике, обращаясь, как все поняли:

– К Че, – я тебя вылечу, когда открою полезные не только оленям карликовые кустарники на Северном Полюсе.

– Я и так здоров, – печально ответил Че, – я не чувствую себя больным.

– Это ненадолго, – обнадежил его Ма.

Но вот после северных кустарников пойдешь по жизни, как мой зам по антитеррористическим операциям.

– Нет.

– Почему?

– Я таких слов не могу выговорить.

– Говорить буду я – ты: только делать!

– Слово и Дело? – подошла Кали. И добавила: – Мне это не мешает, я могу как стакан и воду объединить болтовню и секс в одно целое мероприятие.

– Вы собираетесь читать лекции в деревенских клубах именно таким образом? – усомнился даже Ивановский, предположивший научно-спиритическим путем:

– Смеху не будет.

И никто пока что так и не понял:

– Почему?

А Щепке уже сейчас было не до смеха, она замерзала. Ма надел тулуп – скорее всего – из инопланетной шерсти, и также, как оказалось был одет спящий Пит – ей:

– Ни рожна!

– У меня шкура не дубовая, – крикнула она Майеру.

– Скоро будет теплее, – ответил ведущий планер посланник, скорее всего, Дальнего Марса, а не проблематичного Сириуса или еще более неприступного Ориона.

– Для меня это скоро, скорее всего, не наступит, сэр.

– Называй меня просто Ра.

– У вас так много имен, что, да, я-то их запомню, но другие, боюсь, плюнут, и будут звать вас просто:

– Ма-Ма.

– Зачем второе-то Ма? – спросил он.

– Па-Па всегда будет на войне – к кому еще обращаться.

– Я рожать никого не намерен.

– Ошибаетесь, сэр, только этим вам и придется заниматься, по моим сведениям, полученным из тайных шифров рукописей Шекспи.

– Рожать?

– Да.

– Что значит, да?

– Так, а вы как думали, зачем еще вас заслали сюда первым?

– За этим?!

– Вам не сказали?

– Мне никто ничего не может сказать.

– Почему?

– Ибо потому, что я сам только и делаю, что говорю, говорю и говорю – остальные записывают.

– Простите, сэр, но я вижу Северное Сияние.

– Это невозможно.

– Почему?

– И знаете, почему: я забыл взять с собой Авиа-Тора, этого, как его, кого всегда помню?

– Гови Хю?

– Зачем ты два раза повторяешь?

– Я?

– Ну, не я же сказал про него только что два раза.

– Хорошо. Теперь что, будем за ним возвращаться?

– Поздно.

– Может этот спящий Пит успел узнать у Авиа что-то про это Сияние?

– Для того, чтобы узнать некоторые вещи – самому надо быть Ловцом Снов.

– Он и есть Ловец Снов, ибо сам их посылает, – ответила Щепка. – Не утруждайтесь, сэр, я поймаю.

– Он еще молод связываться с тобой, – сказал Ма.

– Но вы не сможете. И знаете почему? Мы – трое, – она положила лапу на замкнувшегося в себе – как говорят на Орионе – Пита, и кивнув в темное мрачное небо по предположительному направлению Говарда – любим друг друга. В будущем.

– Вы так умеете? – удивился Ма.

Далее, как пройти Северное Сияние?

– Существует пароль, – сказала Щепка, – Небо в Алмазах.

– Ты не можешь этого знать, – ответил Ма.

– Почему?

– Ты не можешь знать больше меня.

– Да?

– Да. И знаешь почему?

– Почему?

– Априори известно: я с неба, а ты всю оставшуюся жизнь трахала здесь всё, что блестит на вид.

– Откуда такие сведения, мистер?

– У тебя на лице всё написано.

– А именно?

– Жажда радости.

– Вы против?

– Против ли я?

– Зачем вы переспрашиваете, контакты электрические замкнуло в генераторе идей и мыслей?

– Хорошо, я приму ваш ответ, как правильный, что Небо в Алмазах означает, что?

– Что?

– Вы не знаете?

– Знаю, но сейчас немного подзабыла, мне коньяка рюмку Амбассадор – всё вспомню.

– Я не пью.

– Неужели ничего не взяли для согрева?

– Взял.

– Что?

– Запасную канистру керосина для самолета.

– Но вы ошиблись, мистер, это планер, самолет давно упал бы в море.

– Нет, это вы, милейшая и добрейшая из всех фей Шекспира еще не знаете, что самолет – сам летает, а те самолеты, про которые ты говоришь – это просто керогазы.

– Ничего не понимаю.

– Что именно вам, пухлейшая, непонятно?

– Если мы на планере – зачем вы взяли керосин?

– Сам буду пить.

– Я вам не верю.

– Хорошо, отдам Медиуму, он это дело любит.

– Их бин не понимайт? По-вашему, Медиум питается керосином, как самолет? Если это так, то ваш Медиум, скорее всего, будущий тракторист, перепутавший Калину Красную с Березой Белой в чистом поле напополам со своим трактором.

– Хотите проверим?

– Нет, я и так знаю – Медиум, если и не откажется, то только от запаха – пить не будет. И знаете почему? Ему это делать не обязательно, всё равно, что для хомо вульгарис жрать картошку с салом.

– Не будет?

– Только понюхает и ему уже достаточно. Более того: на всю оставшуюся жизнь.

– По-вашему получается: все Медиумы диабетики.

– Вы считаете, не один Медиум не может пожаловаться:

– Их бин больной?

– Скорее всего, вы правы, мой Меди как раз сейчас не выходит на связь.

– Конечно, болен!

– Дать ему керосину?

– Конечно, если не боитесь, что помрет совсем.

Они помолчали, и Майер решил разбудить Пита.

– Вот ду ю сей, мистер? – сразу же спросил Владимир, хотя иногда уже забывал – особенно в полете – что так его звали на земле.

– Прошу прощенья, что не разбудил тебя раньше, май диэ чайлд, но мы не видим Неба в Алмазах. А впереди маячит Северное Сияние.

– Я должен подумать, – ответил Владимир.

– Это будет твой решающий мяч, дорогой, – промямлила Щепка, испугавшись, что Пит ничего не знает более экстраординарного, чем они.

– Послушайте, Пит, – сказал Май, – здесь думать бесполезно: если ты не знаешь – то не знаешь никогда.

– Да?

– Да. Поэтому.

– Да? – повторил Владимир, всё ещё не приземлившись после какого-то сна.

– Вы должны вспомнить свой сон, – сказал Ма. – И не повторяйте, как попугай, что не помните, иначе он уйдет и уйдет навсегда.

Слова:

– Я не помню, – опять чуть не захлестнули его.

– Ну!

– А! – наконец очнулся Владимир, – я не вижу его.

– Хорошенькое дело, – сказал Ма.

– Не надо было лезть поперед батьки в пекло, – совсем проснулся Владимир.

– Хорошо, хорошо, лезьте на мое место.

– Я уже на нем. Ибо – если вы забыли – ваше место за моей спиной.

– Я боюсь перелазить назад.

– Я вам не верю.

– Нет, точно, я специалист не по перелетам, а могу только засечь время перехода Венерой Рубикона на солнечном диске.

– В том смысле, что поймать позитивный сигнал с Ориона вы можете, а летать нет? – тоже влезла Щепка.

– Тогда зачем вы, милейший, полезли на моё место пилота? – рявкнул совсем проснувшийся Владимир.

– Я еще не сказал, что не умею летать, – пролепетал Ма. И добавил: – Просто сегодня я, похоже, взял с собой не ту канистру керосина.

– Конечно, надо было брать коньяк Амбассадор.

– Нет, нет, нет, вы даже не представляете себе, что у меня есть за напиток, – рявкнул Ма. – Если останемся живы – опупеете.

– Может вы его еще раз проверите – вдруг канистра опять поменяла свой состав, – высказала удивительное предположение Щепка.

Далее, Пит заявляет:

– Вижу Небо в Алмазах. – И, следовательно, всё, что надо – это:

– Видеть его при пересечении Северного Полюса.

– Уже совсем холодно, я замерзаю, – сказала Щепка. – Мы какого числа вылетели, не в августе? Ибо, если да, то это уже конец, не имеющий даже начала.

Владимир увидел Небо в Алмазах, но планер стоял на месте, как между Сциллой и Харибдой, ожидая:

– Ну хоть кто-нибудь здесь есть?

– Здесь не живут существа, – сказала Щепка.

– Я должен выйти на связь с Гови Ху, – сказал Пит.

– Разрешаю, – сказал Ма.

– Я тоже не против, – сказала Щепка.

– Этого мало, – сказал Пит.

– Скажи, как – и мы сделаем.

– Вы должны непрерывно разговаривать до тех пор, пока я не скажу:

– Связь есть.

– Я так не могу с бухты-барахты молоть.

– Мне тоже, – сказал Ма, – нужна хотя бы небольшая аудитория.

– Пригласи ее на свидание, как будто ты только что прилет с Ориона, а она читает курс Шекспира на английском языке.

– Простите, мэм, не могли бы вы меня сначала научить английскому?

– Кто вас принял на мой курс? Ибо:

– Без знания Шекспира – нет и английского.

– Хорошо, скажите мне только, какой ваш самый любимый звук?

– И?

– Я пойму уже половину ваших последующих измышлений. Зачем мы будем разводить трали-вали?

– В переводе – это стук пружин, проваливающихся до пола.

– Батут?

– Садись – два.

– Можно я поэтому начну сначала?

– Причина?

– Я не успел встать, мэм.

– Давай, но обычно, я два раза не повторяю.

– Я повторяю три – и заметьте – всегда с новым смыслом.

– Хорошо, если я вам поверю в ваших измышлениях – можете взять дополнительный ответ на тот же самый вопрос.

– Лечить, лечить и еще раз: лечиться.

– Теперь я поняла, и думаю, скоро можно будет поставить зачет за весь следующий семестр. И знаете почему?

– Почему?

– Во-первых, я поняла правильно, что вы больны мной, и во-вторых, в течение следующего семестра достанете мне новую раритетную кровать, на которой Шекспи проводил свои опыты над жизнью.

– Ну, что, получилось? – спросила Щепка у Пита.

– Нет еще, быстрее продолжайте говорить, пока канал связи не заткнулся.

– Сколько она стоит?

– А разница? Если вы меня любите, неужели вам жаль денег на удовольствия со мной.

– С вами?

– Ты думал, с кем?

– Я думал, с кроватью.

– Сам ты дерево.

– Нет, мэм, я имел в виду, интеллектуальным образом:

– Не кровать Шекспира будет стоять на вас, а я трахну всех, кого имел в виду на ней Шек, совершенно не замечая вас под собой и над, но вы там:

– Будете.

– Хорошо, хорошо, если это так сложно, как вы намекаете, ибо:

– Чем сложнее – тем дольше.

– К началу следующей сессии мы успеем.

– Ничего страшного, если немного опоздаешь даже на защиту диплома.

– Ну-у! – теперь Ма обратился к Владимиру, – ты хоть вообще нашел его позывной на континенте?

– К сожалению, нет, ибо от расстройства, что не он повел самолет в свой родной Техас с близлежащими к нему пирамидами Майя – Гов Ху удаляется от нас по направлению:

– К Австралии.

– Будем ждать, что он промахнется мимо нее, и придет нам на помощь с обратной, так сказать, его стороны.

– Кого его? – я не понимаю.

– Слона, на котором стоит Земля.

– Вы ошибаетесь, милейший, ибо он не один, а как у нас принято:

– Как минимум:

– На Троих.

– Жаль.

– Почему?

– Заблудиться можно.

– Можете прекратить ваши взаимоизлияния в любви, – я понял, сейчас будет кратковременная связь, а потом пойдем на бреющем.

– Как это у вас, Пити, легко получается, – обиделась Щепка, – мы мучились, мучились, а благодарности ноль.

– Хорошо, я вам разрешаю: поблагодарите друг друга.

– За что мне ее благодарить? – спросил Ма.

– За хорошо проведенное время.

– А мне его?

– За мебельный гарнитур.

– Спасибо, и: можно, я немного подумаю, какой цвет лучше выбрать? И знаете почему? Я люблю сине-голубой, а пока еще ни у кого не видела.

– Ты боишься быть первой?

– Не могу сразу понять, ошиблась я или просто неправа.

– Лучше пока помолчать, есть сигнал от Хью, – сказал Владимир.

– Так быстро он не мог покинуть Австралию, – сказала Щепка.

– Почему?

– На жертвоприношения нужно время, – ответил за нее Май.

– Гов Ху не будет возиться с их жертвоприношениями, тем более известно: они просто так едят людей.

– Как так?

– Без просьбы у Кецалькоатля, как индейцы Майя, чтобы сначала принести в жертву.

И действительно, скоро Хью передал из Ванкувера, что пробная связь установлена.

– Нам осталось только долететь до Ванкувера, – сказал Пит.

И добавил:

– Но это будет виток вокруг Света.

Что и значит:

– Связь замкнута, – и:

– Земля может принимать Поселенцев!

– Я верю только в Связь – в Поселенцев – никогда не поверю.

– Я здесь – тебе мало? – спросил Май.

– Так-то бы, да, но в общем-то ничего особливого.

– Ты кричала, как будто тебя приносят в жертву на Зиккурате Пирамиды.

– Может быть, хотя я уже мало что чувствую.

– Ты надеялась, что это послевкусие будет длиться неделю.

– Да, мэй би и месяц.

– Зачем? Хочешь иметь, как минимум, тридцать любовни-ков-ц, чтобы остальные приходили в виде прошлой эманации?

– Кали говорит, что так не только скоро можно будет делать:

– Все со всеми, – но вообще, как выпить стакан воды:

– Вместе со всеми друзьями, а возможно, и не только.

– Всё будет просто? – спросил, отвернувшись от приборов наведения на местность Пит.

– Твое дело работать, не отвлекайся, – мягко рявкнула Ще.

– Если это не только удовольствие, но и работа – хочу, чтобы мне платили, по крайней мере, заплатить за этот круиз придется.

– Что ты хочешь? – спросила Щепка.

– Кое-что.

– Кое-кого?

– Можно и так сказать, ибо это Вещь – одушевленная.

– Вещи – неодушевленные.

– Многие так думают, но большинство ошибается.

– Мне нужен бриллиант.

– Бриллианты друзья только девушек, – ответила Кувырок. – Ты не девушка?

– Это вопрос?

– Нет, нет, скорее всего, прямой ответ.

– Ты не знаешь, чего он хочет, – перебил Ма.

– Ах, это! – сразу догадалась Ку – от слова: от-Ку-тюр, что значит:

– Кувыркаться – так во всем хорошем, – и главное, всегда в разном.

Глава 5

– Для этого надо иметь коллекцию, – сказал Ма, и добавил: – Я свою не отдам.

– У тебя есть коллекция?

– Скоро прибудет.

– Еще долететь до Ванкувера надо, – сказал Владимир.

– Парус не бреет? – спросил Ма.

– Вот ду ю сей?

– Ветер, что ли, дует не в ту сторону?

– Вы очень верно заметили, сэр, но только не тот, о котором вы вместе мечтали с леди.

– Вы имеете в виду ветер элементарных частиц?

– И это уже было, было, было. Ибо это ветер, идущих на Землю Симфоний. Они мне мешают.

– Возьми чуть выше, – сказала Кувырок.

– Возьми немного ниже, – сказал Ма.

– Вы приводите такие возражения, как будто оба упали, но что самое изумительное:

– С одной Планеты

– Так естественно, если уж падать с ледяной горки, то вместе, чтобы по пути и целоваться, целоваться и целоваться, – сказала Щепка.

– Так в чем ваше да, и ваше – нет? – спросил Май.

– Симфонии не чувствуют ни верха, ни низа.

– Так не бывает. – И что удивительно, Май согласился с ней.

– Вы – Подставное Тело! – рявкнул Пит, – то-то я чувствую:

– Самолет не тянет!

– Но почему, Пити? – удивился Ма.

– Потому что инопланетянин должен знать про Мелодии, что это именно то, что еще не стало Вещью.

– Да?

– Да.

– Не знал. Может, за всё, что я для тебя сделал, я заслужил право на ошибку?

– Никаких ошибок, ибо летчик ошибается только один раз, самое большое – три.

– Еще один куда делся, оставил себе на случай?

– Да, как запасной парашют.

Наконец, Щепка не выдержала, и спросила, чуть не плача:

– Мы так и будем стоять на месте? Отвезите нас хотя в казино Атлантик-Сити.

– Пусть отдаст мне Орден Розы и Креста.

– Я?

– Отдайте, мистер, – взмолилась Щепка, – он не отстанет!

– У меня его нет, и знаете, почему?

– Почему?

– Именно потому, что настоящей связи с Орионом у нас так и нет.

– Зачем нужен Орден?

– Дает право на Революцию в отдельно взятой стране, и не только. А для ученых – это Открытие.

– В чем проблема?

– Связи с Орионом нет!

– Я думаю, это вообще ошибка, – сказала Щепка, – ибо масонский Орден не с Ориона, а с Сириуса.

– Не будем сейчас об этом спорить, откуда он, но надо объяснить факт: кто его перехватил?

– Мей би, Ивановский – этот хирург маленьких тварей – микробов.

– Мей би, Бутлеров и Буров? – передразнил ее Ма. – У них нет никаких инструментов для этой ловли.

– Ловли, вы сказали, – изумился Пит. И констатировал:

– Это Кетч, – ибо не, как я, а природный Ловец Снов.

Что и значит, если Мелодии несли нам этот масонский орден, то он и перехватил его.

– Но зачем? – удивилась Ще, – он хочет помешать тебе.

– Обиделся, что его не взяли в эту экспедицию, а он-то и есть: действительно:

– Летчик.

Кетч прошелся по грушевому саду, посмотрел на вишневый, находящийся на левой стороне, и решил:

– Они чем-то отличаются.

– Но вот чем – не могу понять!

Скорее всего, тем, что их не удалось скрестить вместе, и теперь они любуются друг на друга, как два берега у одной реки. С другой стороны, может быть и наоборот: знаю:

– Им никогда не встретиться.

И приблизившаяся, как змея – страшно неожиданно – Кали спросила:

– Ты понял, что они зависли над Северным Полюсом?

– Ай, ая-яй!

– Я тебя чуть не напугала?

– Нет, наоборот, ты решила противоречие Вишневого Сада, который распространил здесь Че.

– А именно?

– Он может расти только на одной стороне.

– Потому что расти на другой ему мешает грушевый?

– Вы очень умны, мэм.

– Ты догадался?

– До чего и чего?

– Разве я не говорила? Они не могут пройти полюс. И даже Авиа-Тор не может оказать им помощь из Ванкувера.

– Из Ванкувера?

– Прошу прощенья, не из Ванкувера, а из, он не долетел до Ванкувера, сел в Голливуде.

Они сели за чайный столик, Че принес малиновое варенье, чем он разозлил Кетча:

– Грушевого или вишневого не было?

– Я решил внести в этот сюжет разнообразие, – высказался Че.

– Невероятно! Вот о чем только ни подумаю, как обязательно кто-то сделает наоборот. Я хотел найти тайну перелета через СП – Северный Полюс – за чаем, сравнивая грушевое и вишневое варенья, а вы, сэр, приперли малину.

– Напрасно вы занимаетесь этим колдовском, – сказал, поднявшись из нижнего домика Ивановский, – ибо.

– Не тяните, пожалуйста, – хлопнула его по спине Кали.

– Я и сам знаю, – сказал Кетч. – Посылка с Ориона застряла на орбите.

– Невероятно, но это правда, – хлопнул себя по лысине профессор.

Невероятно, но нам самим ее не достать.

– Что ей мешает упасть к нам в лапы? – спросила Кали.

– В том-то и дело, кто, а не что, – сказал Ивановский.

– Прошу, внимания, господа, – сказал Кетч и встал около своего стола, как учитель прежде чем попрощаться с учениками навсегда, ибо, как оказалось:

– Учил летать без закона божьего.

– К нам едет ревизор? – спросил Че. – Или этот, как его, брат Дяди Вани, профессор Серебровский. Что, в общем-то, тоже самое.

– Наоборот, друзья, я еду в Москву или Петербург – это смотря куда ближе.

– Зачем?

– Я там учился.

– Летать?

– Именно, именно, друзья мои, и чувствую:

– Я и полечу на орбиту за этим подарком Небес.

– На планере? – участливо спросил Бутлеров, уже поднявшийся тоже сюда вместе с Буровым.

– На самолете.

– Он не долетит и меньше, чем полпути.

– Надеюсь, мне сбросят парашют.

– С бриллиантами? – удивилась Кали. – И знаешь, что? Я поеду с тобой.

– Не надо, я возьму тебя на полпути.

– Это шутка? – спросил Бутлеров.

– Что не шутка, – сказал Буров, – есть самолет, который довезет тебя.

– Довезет? – он неодушевленный, что ли? – оговорился Кетч – если кто не забыл: Валерий.

– Да, – ответил Бутлеров, – это настоящий самолет. Надо только взять с собой побольше керосина, и тогда что-нибудь обязательно будет у тебя, как на ладони:

– Или Москва, или Россия.

Кетч ничего не понял почти, но согласился.

Но когда увидел самолет, сказал, что лучше пойдет пешком, или поедет на перекладных, ибо:

– Этот самолет никогда не полетит.

– Почему? – спросил Бутлеров.

– У него нет крыльев, – ответил не менее, чем Бутлеров удивленный Кетч.

– Да, – наконец согласился полковник, – а то я тоже думал, что чего-то нет, но теперь уже точно ясно:

– Именно крыльев.

– Нет, – сказал Кетч, и продолжил: – Это шутки, или что-нибудь еще?

– Крылья забрал руководитель авиамодельного кружка.

– Зачем?

– У него была бумага, – ответил капитан Буров. – Но он просил передать тому, что захочет лететь на этом самолете, чтобы.

– Чтобы тоже лететь со мной? – удивился Кетч.

– Нет, он сказал, как он выразился:

– Я буду в доле.

– Это какой-то мафиози, не Лакки из Чикаго случайно? Наверное, его Авиа-Тор из Америки притащил на хвосте.

– Скорее всего, не простой человек, – высказался капитан.

– Почему?

– И знаешь почему: у него были бумаги на право владеть этими крыльями.

– Что-то я боюсь идти туда к нему.

– Чего тебе бояться? – сказал Бутлеров, – заложишь душу, ибо так-то у тебя всё равно больше ничего нет.

– Есть.

– Что?

– Я умею летать.

– Да, это кое-что. Но. Но не продается, правильно?

– Но и себя я не буду продавать в рабство даже за крылья, с которыми можно летать.

Это, действительно, был Максим Максимыч. Он сразу сказал:

– Хорошо, что ты не побоялся, пришел.

– Я бы и так пришел.

– Деньги принес?

– Я сам деньги.

– Я думал, для тебя легче заплатить, чем продать душу.

– Так неужели это правда, – удивился Валерий. – Или вы всё-таки шутите?

– Ты не чувствуешь, что время шуток кончилось?

– Значит, вы взяли мои крылья по-настоящему?

– Это был старый вариант, придуманный Циолковским, чтобы вылезти на орбиту. Мы имеем более реальный вариант этого выхода на контакт и пришельцами. Точнее, с одним пришельцем.

– Вы не думаете, что это какой-то жулик или, что еще хуже, шарлатан?

– Ты намекаешь на Гудини? Нет, он из другой системы координат.

– Так вы считаете, что это он перекрыл нам путь на СП – Северном Полюсе?

– Да, хочет войти в долю.

– Это очень маловероятно, – ответил Кетч, – у нас уже есть человек с деньгами, и более того: даже с мозгами. Зачем нам мафиози.

– Значит нет?

– Нет.

– Учти, Валера, они погибнут над Полюсом, пока ты ищешь решение этого вопроса самостоятельно.

– Но это не вы сам? – улыбнулся Кетч. – Ибо, если это вы, то, пожалуйста, для вас место найдется в проекте.

– Возьми его вместо меня.

– Но ваше место, если будет, то на земле.

– Этого вполне достаточно, но представь его, пожалуйста, как меня, как твоего бывшего учителя летному делу.

– Учитель летать, так пойдет? – улыбнулся Валерий.

– Да, но лучше: руководитель полетов.

– Там уже этих руководителей хватает.

– Кто да кто?

– Многие, трое, да еще Че тоже просится, что не зря его называют:

– Чайка.

– Вот чахоточный паралитик, а туда же – летать! Нет, честное слово, плюнуть некуда – всем бы только оторваться от Земли.

– Он уже вылечился, и больше не плюет кровью.

– Невероятно, если только ты говоришь правду.

Далее:

– Фи, а потом и Лин.

– Перевозчик назначил встречу, – сказал Кетч, входя на веранду избушки на курьих ножках, как ее называл Че, когда не мог найти начала своей следующей эпопее.

– Како – Перевозчик? – ахнула Ка.

– Како – Назначил? —рявкнул Че, – я сам полечу.

– Како – Сам? – изумился вирусолог Ивановский, – в третий раз, исказив вопрос, следовательно, предполагающий такой же искаженный ответ.

– Где? – наконец задал естественный вопрос Бутлеров.

– Наверное, на орбите, – высказал предположение Че, но на него только махнули руками, а Кали так вообще толкнула, как извозчика, повернувшего не в тот глухой переулок.

Че сел, но погрозил пальцем:

– Я всё равно полечу куда-нибудь.

– Здесь?

– В нижнем домике?

– Может быть на лодочной станции?

Раздались беспорядочные, как ружейная стрельба отступающей армии, вопросы.

– Все правы, – ответил Валерий, – в одном из этих трех мест.

– Как?

– Так как, так и сказал: выбирайте сами, где вам удобно встретить гостя.

– Когда? – уже с осторожностью спросил капитан Буров, ибо боялся, что ответ опять будет недостаточно определенный.

И точно, Кетч ответил:

– Через пятнадцать минут.

Че встал с кресла, в котором мрачно качался, как заведенный, но не могущий взять небо вертолет. Ибо:

– Не верю, что можно взлетать вот прямо так:

– С места.

Но Че именно полетел:

– Забегал по комнате с розовыми – сегодня – шторами и, остановившись у двери, раскинул руки в стороны.

– Что? – уже не так грубо, как прежде, а участливо спросила Ка.

– Ибо, если здесь, то встречи не будет, – начал свою расшифровку Че. – Так как здесь должен быть званый ужин, а времени, тю-тю, извините, нет.

– Тем более, его нет, в нижнем домике, пока дойдем, туда-сюда, индейку, думаю, хочет с орехами и черносливом, только к ночи успеем, ибо, как всем известно:

– В погребе кончился снег, и запасы уже не появляются сами собой, и знаете почему?

– Почему?

– Их туда не тянет. – И добавила: – Как человека Земля.

– Следовательно, чтобы летать это и надо сделать! – рявкнул обрадованный Кетч.

– Надо сделать так, чтобы нас сюда не тянуло? – удивился Бутлеров.

– Он прав, – поддержал Валерия капитан Буров.

– Так вы, что, предлагаете, сжечь дом, и уйти жить в палатке у моря, или даже просто так:

– Прямо на песке? – спросил Кетч.

– Ты меня спрашиваешь? – удивилась Ка, – но ты сам именно это и предложил! Ибо:

– Если уж улетать – то улетать навсегда.

– Напрасно вы все испугались, – сказал Че, – это не настолько серьезная встреча, чтобы вот так просто всё бросить и улететь на Северный Полюс.

– Почему?

– И знаете, почему? Юг – лучше.

– Разумно, – резюмировал полковник, – я и сам не понимаю, чего так сильно все испугались, как будто на самом деле.

– Что?

– Он хочет сказать: как будто на самом деле мы идем на встречу с Неизвестностью в виде её инопланетянина, – расшифровал Буров.

– Думаю, это будет микроб, – решил пока что отстаивать свою точку зрения профессор Ивановский. – Поэтому идет вниз и, думаю, как раз успеем открыть бутылку Киндзмараули, бутылку Хванчкары, и две бутылки Саперави.

– На всех этого мало, – сказал Буров.

– Больше у нас нет, – сказал Бутлеров, – значит идем на берег, там если будет мало – попросим у кого-нибудь в залог так и так уже ненужной нам недвижимости.

– Действительно, – поддержал его Че, – теперь уже будем всегда двигаться.

И Кали:

– Как цыганский табор до первой опушки леса.

– После ваших рассказов теперь уж и я боюсь, что зря пошел на эту сделку с совестью, ибо да, но она явно не хотела и предвидела, значит, такую неординарную ситуацию.

– Надо всегда советоваться с совестью, – сказал Че.

И опять Ка:

– И поступать наоборот, так как правило, значит, нам уже известно, осталось только узнать исключение.

Так и решили: набрали огурцов с грядки, помидоров огромнейших, луку зеленого, петрушки, как сказал Че:

– Побольше, чтобы всем хватило, – соль, перец, яиц вкрутую десятка три, и еще один всмятку, для тех, кто любит, но не боится измазаться, как чукча желтком, который, как подтвердила Кали слова Валерия:

– Можно и вообще стирать до второго пришествия.

– Мясо забыли? – ахнул уже спустившись со ступенек крыльца капитан.

– Сегодня рыба, а ее мы.

– Мы, что мы?

– Сами наловим.