Текст книги "Небо в алмазах"

Глава 28

– Он должен быть здесь, – сказала Роз на пути во флигель местной столовой, куда они хотели наняться до следующего утра истопниками – единственной приличной профессией в этих местах, доступной не членам Президиума.

– Так сказать: партия и её истопники, – выдал сакральное Пит, чтобы дама не мечтала постоянно над ним надсмехаться в незнании основ переписки Энгельса с Каутским.

– Сэр, – поинтересовался Пит у бармена по пути в столовую для постоянных и частично временных членов Президиума, какими были Харчик и Трольчик. Мо, Бу и Во – постоянными, что было почти всем известно из-за постоянного их мелькания на поприще.

Они здесь все и собрались: Во, Бу и Мо – за одним столом, Тро и Хар пока только за соседним, как в общем-то, да, люди, но пока еще недостаточно модифицированные для дальнейшего продвижения дальше. Куда? Вперед и под Землю, чтобы жить чинно и благородно:

– Как раньше, – в пещерах. – Но ведь это и лучше, ибо в случае войны землянки уже строить не надо, ибо естественные замки Над Ей дар нам богов, хотя и пусть еще недостаточно известно:

– Каких, собственно?

– Собственно, вы не знаете архитектора недостаточно аристократических кровей по строительству Над-Земных пещер? – спросил Май, как ему показалось с простым интеллигентно необоснованным любопытством. Да так, что услышал его только Пит, шедший предпоследним.

– Имени его я не знаю, – ответил Пит, – посмотреть образцы можете, – и окинул лапой сопутствующие им со всех сторон здания, подразумевая, в общем-то совсем другие, кремлевские.

– Я с тобой согласен, – даже обрадовался Май, – ибо понимаю: ты знаешь, что под землей они в два, а иногда и на три этажа больше.

И так разговаривая весело и дружелюбно они немного приотстали у самого подъезда, и Май, воспользовавшись этим удобным случаем, схватил Пита сзади за шею, и отсек, таким образом, от предыдущей процессии.

– Летим в Кремль, – прошипел Май, как Медуза Горгона.

– Вы меня не узнали, – только и смог пропеть Пит.

– Это и не обязательно, ибо я узнаю тебя по надписи на лбу: рожденный летать совсем не умеет ползать.

– Да, это так, сэр, но я не владею техникой подъема вертолета, более того: вообще не верю, что трактора летают.

– Если ты останешься здесь, тебя научат, только водить эти трактора ты будешь в Сибири, наперегонки с её осетрами. Слышал песню: расцветай, Сибирь наша прибыльная резервация, именно та, которую мы разделим напополам с людьми?

– Неужели вы верите, что мы не люди?

– Если вам нужны доказательства, я сейчас их поищу, – и когда Пит только хотел ответить, то передумал, потому что сидел уже за тракторными рычагами вертолета.

– Да, угадывать желания вы умеете. Но я летать на нем не умею, честно.

– Тебе не надо ничего уметь, ты только его, – Май хлопнул лапой по кожаному сиденью, – научи.

– Простите, сэр, но мне сказали: он умеет.

– Из-за тебя я не могу попасть в Кремль, – прошу запомнить это. Май вздохнул:

– Ну, пойдем тогда драться.

– Вы не умеете, сэр.

– Ты будешь драться, я буду только подсказывать.

– Вам надо было взять кого-нибудь другого, я имею только курс начальной подготовки.

– Болевой в падении можешь сделать?

– Надо попробовать, думаю, забыл уже.

Но тут вертолет заурчал, хотя и непонятно, чем?

– Значит, мы летим? – спросил Пит.

– Да.

– Такие самовары до Северного Полюса не летают.

– Сейчас Москва для нас СП.

– Раньше вы говорили, что до чего-то хорошего можно долететь только через СП.

– Может быть, это был не я?

– Скорее всего, ибо никогда не задавали вопросы. И до такой степени.

– Что я всё знаю?

– Нет, что вам и знать-то ничего не надо, ибо то, что было – это же ж только враньё.

– Ну, ты Кетч?

– Нет.

– А-а! Тогда оставим этот ветро-лет на потом, а сейчас пойдем громить Президиум.

– Почему?

– Он не в полном составе.

– Это важно?

– Потому что нет кворума.

Дальше спрашивать было уже бесполезно, так как эти ребята говорят именно то, чего сами не понимают.

Они вошли профессорскую столовую, на которой было написано, что она только для бюро-кратов. Пит уже думал, что сорвался с крючка Клэр Цет, и Роз Люкс, как увидел, что они тренируют членов президиума методам рукопашной борьбы Самбо и Дзюдо, на случай матерной ругани оппонентов, на которую уже нельзя ответить, ибо не только все реплики кончились, но и Канта уже бросили в реку, что было равносильно сигналу Авторы с моря. Удивительным было только одно:

– Кто здесь за Канта, ась? – Так только одно название, что эта столовая профессорская, а на самом деле все профессора уже писали диктант на тему:

– Кем я хочу работать в Сибири: отпускальщиком воды на гидроэлектростанции, или её открывальщиком?

– Других профессий нет, что ли? – мяукнул Блок-и-ратор, за что был приговорен:

– Да, – есть для тебя персонально, опиши шествие победителей на параде в бело-фиолетовых венчиках из роз, и чтобы обязательно был Иисус Христос, так как шипы тоже кому-то должны доставаться.

– Они любят совмещать работу и удовольствие? – спросил Пит.

– Что ты называешь удовольствием? – спросил Май.

– Суп из креветок, или из белых грибов, котлета по-Киевски, и напиток из Коки.

– Без сахара?

– Чем дальше мы будем жить – тем сахара будет меньше.

– Логично.

– И да, ты понял, зачем нам ИХ?

– Чтобы вести антирелигиозную пропаганду?

– Ты откуда знал?

– Наверно, еще в прошлый раз вы запрограммировали меня на Северном Полюсе.

– За эти добрые слова я тебя предупрежу: когда меня запрут в четырех стенах, тебя, как человека, знавшего меня свободным от предрассудков, пошлют в полет, из которого ты не вернешься.

– Авось, ты оставишь мне тогда одну комнату чуть больше могилы в твоем мавзолее? – спросил Пит.

– Насколько больше?

– Где-то между четырьмя и пятью квадратами, как человеку, желавшему достичь высоты, но:

– Недо-карабкавшегося, – закончил за него Май. И добавил:

– В принципе это много, потому что решать: ты захотел, как только немногие стоять на самом её Зиккурате. До верхушки рукой подать, – но ее:

– Нету, – а значит, вы уже на Высоте!

– Неужели вы думаете, что они способны на такие заморочки?

– Не все, но есть некоторые, которых ты знаешь, которые к тому времени смогут мими-крироваться, и захватить не только совещательные, но и решающие голоса.

– В президиуме?

– Президиум – это только ширма.

Править будут с минус седьмого этажа, и выходить наружу только, как Истопники.

– Ис – это значит, пришли снизу, – понял Пит, топ – это самые-самые, в вот, что значит:

– Ник?

– Победитель, – ответил Майер, – если ты не наврал мне мальчик, что знал это раньше.

– Никогда бы не подумал, что победитель – это Топ-менеджер ада.

– Но находящегося не здесь, в соседнем с залом Заседаний подвальном помещении, а:

– Не знаю, как и продолжить, – ответил Пит: – На Альфе Центавра, Орионе или Сириусе?

– Скорее всего, это место определяется только на стыке эллиптического и модулярного миров.

– Тем не менее, в президиуме на сегодня не хватает одного человека, если считать и кандидатов Трольчика и Харчика, кто это, ты не знаешь?

– Удивляюсь, откуда ты знаешь такие подробности кремлевского переустройства.

– Клэр Цет и Роз Люкс забыли эти документы на стойке вашего бара, там, еще когда мы были внизу.

– Я не знаю, и знаешь почему? Мне это не интересно, т.к. я всё равно буду седьмым его членом, приходящим из Мавзолея в решающую минуту с априорным правом решающего голоса.

– Тогда я не понимаю, о чем вы печалитесь?

– Так заметно? Да, кто-то тоже, кроме меня, хочет умереть, и оставить себе на веки эти девять на девять метров.

– Вы мои два на два – уже посчитали?

– Нет, но они войдут в тринадцать с чем-то.

– Тринадцать на тринадцать – это двести шестьдесят девять – в сумме 17 – число конца, ибо дальнейшая сумма равна восьми.

– Да, если иметь в виду, что ты обсчитался не случайно.

– Нам бы великолепную семерку.

– Она на Северном Полюсе.

– Так полетим, значит?

– Надо только убрать конкурента на место в Мавзолее, и в путь.

Они вошли в обеденный зал, где Харчик и Трольчик уже сдавали норму КМС Роз и Клэр, остальные – нет – не устало сидели уже получив награду МС, наоборот, как люди думающие:

– Только о том, как получить место за взятку.

– Не знаю, что им дать, – сказал Мо, потирая ногу от ступни до колена, которую ему так набили подсечками, что кажется, лучше иметь простые железные ноги, если такие мероприятия нельзя отменить, так как идут они с Ориона.

– Лучше уж было сажать куку-рузу, имея в виду ее постепенное развитие до настоящих бондюэль, – сказал Во.

– Я не против коки.

– Да, заткнись, ибо от коки недалеко до коки-наки, и, следовательно, нами так и будут всю жизнь править летчики.

– Было предложено также всем обязательно сдавать на право вождения мерседеса, белого, черного или голубого, с условием:

– Надо выкурить в день две пачки Новости.

– Без проблем, – сказал Харчик, – если иметь в виду не стиральный порошок.

А Тро заметил:

– Хочу бросить пить русское вино, поэтому буду голосовать за вырубку виноградников.

– Хочу играть в большой теннис, – сказал Бу, имея в виду подсознательно, что проходить это дело будет не в воде, а если и в воде, то всё равно: на коне верхом!

Мо же всем посоветовал:

– Лучше заменить свои ноги на титановые, но:

– Дзюдо и Самбо не бросать никогда.

– Как никогда, да, не упадут лошади с соседнего Большого Театра, – сказал Бу.

На что Во посоветовал ему подумать:

– Тот ли театр он выдумал, в котором танцуют лошади.

– А что?

– Это в цирке, – ответил за товарища Мо, – а его забил Май, как своё, на веки-вечные, посмертное завещание.

С этими словами Май и Пит застали настрадавшуюся от немецких уроков революционного сознания, рвущуюся – но уже не сильно – к будущему руководству публику.

– Действительно, – душевно сказал Майер, – многие думали, что будут только заседать в президиуме, ан придется пять дней в неделю – а для отстающих, два раза в день, как для олимпийских чемпионов – тренироваться, как раньше тренировались беркерсиеры. Но и то, – он поднял руку в знак ничтожности его просьбы – это только для тех, кто всегда голосует За.

На что многие только слабо улыбнулись, посчитав сие испытание для них слабохарактерным, но не подумав хорошенько, что хомо сапиенс так-то, от своего небесного рождения:

– Склонен брыкаться по всякому поводу, а часто и без:

– Так просто: лишь бы кого лягнуть, как Орион свою пусть и родную собаку Сириус.

Более того, бывает и соседскую жену, забыв, что ее муж только на рыбалке, а не уехал навсегда в дальнее и, увы, не совсем приятное путешествие, – и была помянута знаменитая Альфа Центавра, откуда кто-то из них и был.

По крайней мере, сам Май-ер точно с Сириуса, имея в виду его зигзагообразный символ веры. Так сказать, не только гром, но и обязательно:

– Молнии.

Чтобы очень уж далеко никто не упрыгал, прикинувшись кузнечиком, как было предсказано, могут исполнить сей танец:

– До ветра как будто, – Тро и Хар.

Только они решили присесть, как сразу из двух противоположных репродукторов объявили, что сразу две армии идут на Кремль:

– С Юга и с Запада.

– Запад у нас где? – спросил Бу.

– Если мы на севере, а они идут с юга – значит запад там, – сказал Тро многоумный, лягнув левой ногой.

– Мы их уже приняли в совсем? – удивился Во, что не помнит такого знака равенства.

– Прошу тебя, – обратился Май к Питу, – не вмешивайся.

– Почему?

– Почему что я и сам не понимаю, кто начал это преждевременное наступление.

– Может быть спросить тренерш?

– Может быть спросить тренерш, – передразнил его Май, – а ты не знаешь, что им только и надо, что-нибудь спросить у них, чтобы сесть нам на голову, как опереточная группа Маркиза.

– Кто такой, я его знаю?

– Нет, ты его не знаешь.

Хотели даже крутить пальцы между собой, чтобы узнать точно, кто идет, ибо было принято решение, что уже безразлично, откуда точно было подготовлено нападение, если встречать его придется всё равно:

– Здесь, в Кремле или на Большой Даче.

– Мы не сможем выступить им наперерез, – таково было мнение Тро, а его поддержал Харчик, и до такой степени, что ребята забыли, кто здесь полный член, а кто только собирается.

Только у Мо мелькнула почти незаметная мысль:

– Какой был смысл принимать их в кандидаты? Если предположить, что грохнуть всё равно придется. Не знаю, ибо ума нам не надо – вот что скажет перебежчик, то и будем пахать и сеять.

– Перебежчика придется ждать до следующего пришествия, – сказал Бу.

– Это верно, – поддержал друга Во, – надо послать кого-нибудь ему навстречу.

– Эй вы там, наверху! – Май и Пит услышали голос Тро – добровольно выхватившему из лап Мо этот крик о помощи. – Заводите свою вертушку и дран нас остен!

– Прошу прощенья? – на всякий случай решил переспросить Май, – я сижу задом, и для меня восток там, где для вас запад.

– Авось лучше сказать им сейчас, что их дело десятое? – спросил Пит негромко, хотя ребята внизу были уже настолько возбуждены, что однозначно:

– Не поверю я, нет, никому.

– Не беспокойся, я не умру безвестным, – пророкотал Майер, – поэтому летим.

– Куда?

– Сверху будет видно, кто.

– Ближе?

– Сильнее.

– Может быть, лучше сначала разбить слабого?

– Если мы разобьем сильного – слабого уже не придется – он даже не сможет убежать, потому что раньше сдастся.

Кетч сказал Бутлерову, что пока осмотрит окрестности подвального помещения Распутина, – а:

– Вы идите во внутрь.

Но марионетки задрягали ногами, но вот так послать, как это уже делали в другом месте, а именно на Малой Даче Клэр Цет и Роз Люкс не могли:

– Лицемерьюшко не позволяет, – а только пролаяли:

– Мы еще не только не обсуждали этот вопрос, но и не ставили даже в повестку сёдня-шнего дня.

– Считайте, что уже решили, – наставил их на пусть истинный Бутлеров, – он осмотрит только подвал, а Распи находится в хоромах с рекордистками.

Никто не понял, что это такое, но только бы не доппингированные спортсменки ярости которых можно не удержать. Ибо:

– Куда ее девать таперь, если не на местных пересмешников? – Неизвестно.

– В принципе это не исключено, – уже мягше тявкнула Щепка, – Распутин такой фрукт, что на новой должности мог завести целый женский батальон рекордисток.

– Вот только не будем пока что, раньше времени, никого бояться, – всё же потянула за вожжи Кали. И добавила в спину удаляющему звездо-летчику:

– Авось натянут тя там.

Вот что значит культурное обращение совершенно несовместимое с тренерскими обязанностями на выживание предыдущих Клео-патр, уже почти разложивших до бессилия ума Президиум и его ближайшие окрестности, но зато:

– Руки ходят даже без смазки, а ноги бегают только дай хоть на четыреста с препятствиями, хоть на восемьсот по пересеченной местности.

А здесь так только:

– Вино, покер и дамы недостаточно серьезного поведения.

Как сказал сам Распи:

– Чтобы было не более, чем план Черчилля по захвату Африки, но обязательно и ванна должна быть с собой в придачу к коробке на сто штук кубинских и французский коньяк, обернутый металлической сеткой, на случай отступления на лошадях, которые без качки, как в шторм на море – делать ноги:

– Не могут.

И так и сказали своим междо-метиям:

– Вы хорошо попали, – но всё равно видно, что правда застряла в вас уже с сотворения мира, как коряга.

– Что это значит? – спросил Бутлеров. – Ломать нас будете через колено и в топку паровоза?

– Это не наш способ добиться для людей счастья, но будет всё равно сложно, ибо у нас не предусмотрено, как у Ильи Муромца:

– Сначала напоролся, как свинья, – продолжила вторая марионетка, – а потом блевать!

– Неужели нельзя без этого, – опять взяла слово Щепка, – чтобы сразу и в точку.

– Так сказать: по глоточку, – Кали.

– Да, друзья хорошие, мы – ковшами пить брагу не будем, а сразу перейдем к размеренному ходу истории.

– А именно? – спросил услышавший ее издалека уже Кетч.

– Вы должны признать, дорогие товарищи, что хорошо не только кушать, но срать придется в туалете, специально для этого предназначенном.

– Это трудно, – сказал Бутлеров, – ибо каждый теперь будет думать:

– Все теперь знают, что срать мне придется не только каждый день, но и вообще:

– Всегда!

– Предвидение не позволит вам выполнить этот капиталистический план самопознания, – сказал полковник. – Ибо срать – так уж сразу на всем поле, а жрать – так:

– Когда дадут.

– Или, когда придется.

– Эту дурь из головы выбросите – всё будем делать по часам.

– Так с каких до каких врать-то будет можно?

– Над этим я сейчас работаю, – сказала Кали, – так пока предполагаю, что с утра пару слов, днем – три, и на ночь глядя пожелать себе и мне счастья.

– На всю оставшуюся жизнь?

– Так делают как раз в другом кооперативе: наврут с три короба, что при жизни уже докарабкаетесь до того, что дальше придется только просить помочь:

– Какое пирожное мне выбрать черное, серое или с карамелью под цвет прокладки под пластиковые окна, а то вот ее именно обычно и не бывает, а только хвалятся:

– У нас всё как написано!

– Написано-то написано, но где искать то место с пустыми полями, чтобы поставить галочку о своём согласии, ась?

– Не может быть обманом тот простой факт, что никаких войск на Москву не идет? – спросил Кетч у Майера.

– Мы не сможем понять этого сверху.

– Так откуда тогда хорошо видно, если не сверху? – удивился летчик.

– Ты не знаешь?

– Нет.

– Значит, никогда и не узнаешь, – тяжело вздохнул Май.

– Из Кремля.

– Теперь уже поздно, ты убит. Более того, сейчас видно только с Большой Дачи, где расположены апартаменты Распутина.

И как назло для расположения духа Кетча, пришло сообщение, что надо поворачивать:

– Вниз.

– Глупость какая-то сказал Кетч.

– Почему?

– Что мы там не видели, кроме того, что видно?

Молчание.

– Скорее всего, ваш Пин Распи ошибся, думал, что туман или ночь, а нам, наоборот, солнце мешает.

– Я ему верю.

– Тогда, где они?

– Скорее всего, скрылись на время за миражом.

– Здесь не бывает миражей.

– Ты точно замерил километраж? – спросил Май.

– Секундомер что-то не работает.

– Надо было поставить прямой транслятор пространства.

– Я ему не верю.

Опять прозвучало, как отметил многозначно Май:

– Молчание.

Кетч разозлился и направил самолет в Землю, на которой людей абсолютно не наблюдалось. И тут ему показалось, что случилось что-то не совсем обычное.

– Что? – спросил Май.

– Не знаю, но похоже на дежавю.

– В первом приближение, выходит, это правда, – потому что я тоже это увидел.

– Что?

– Не знаю пока, что именно. Скорее всего, войско неприятеля где-то укрылось.

– Вы не видите где-нибудь поблизости буковую или, хотя бы, дубовую рощу?

– Солнце мешает.

– Точно.

Точно, теперь они увидели, нет, пока что не самолет, а два пулемета внизу, как выразился Май-ер:

– Предсказанные еще Бабелем.

– Инопланетянам хорошо, – сказал Кетч, – вы многое знаете из того, чего и нет по нашему постскриптуму. Ибо так-то, да, но только:

– Не сейчас.

– Фокусировка времени – вещь необходимая нам на Земле, ибо иначе мы не сможем понять, скажем, такой простой вещи, как:

– Как по-какать с самолета, если внизу легко спрятаться за какой-нибудь пень, или вообще вон в ту рощу, – и:

– Всё рассмотреть без торопливого подглядывания.

– Это точно, там и спряталась конница, но чья – Врангеля и Мирона?

– Действительно, всё слишком сложно устроено: одни воюют с другими, следовательно, кто за нас – непонятно.

– Да, если бы воевали между собой – лучше: стреляй по обоим:

– В кого-нибудь попадешь.

Тем не менее, пулеметы обнаружили себя, открыли огонь, но только тогда, Кетч увидел второй самолет.

Это был Пит, но только тут они поняли, что неизвестно, когда обменялись местами, или, наоборот самолетами, или еще точнее:

– Поменяли самолет на вертолет.

– Наоборот, – ответил Майер, – и знаешь почему?

– Почему?

– Вертолет может стоять на месте.

– Но у нас-то как раз самолет.

– Вот и это и плохо. Сейчас бы остановиться, подумать, а мы летим и летим, что нет даже тучи, куда можно спрятаться.

Из-за относительности движения – вот честно – они долго не могли понять, у кого вертолет, а кто сидит в самолете.

К счастью Майер рассеял сомнения насчет того, кто находится – будем так говорить – в альтернативном лайнере.

А то в одном думали:

– Там Бат, – в другом, наоборот:

– Врангель или Мирон, – но можно согласиться с Майером:

– Это был Фью.

Правда без сомнений и здесь не обошлось:

Глава 29

– Тот ли это Фью, которого мы нашли – и уже довольно давно – у мыса Горн, что значит, от Фиолента до Ильи, где легла Таврида узкой проседью Земли, он и находится, и значит это и есть Сарыч.

– Ты там стихи сочиняешь, а в нас чуть не попали, – сказал Майер.

– Мы попали в полосу невменяемости, честно, ибо не могу с полной вероятностью установить, кто я Кетч или Пит!

– Значит, в лесу скрыта не конница, а Ретранслятор, передающий с Марса энергию порабощения, которую когда-то видел на поле боя Лессинг, и для нас хорошо, если идет она с Сириуса, и плохо для них, если прямо с Ориона.

– Атака Ориона не отразима?

– Я думаю Распутин смог расшифровать Код Сириуса, ему еще можно противопоставить энергию, идущую с Альфы Центавра.

– Но кто ей владеет?

– Вот тот, как раз, кто находится во втором самолете.

– А его уже сбили, видите, из хвоста дым идет!

– Значит, это она, решила не рисковать походом на посадку, и сейчас спрыгнет с парашютом.

И точно, из альтернативного летающего аппарата вылезло на крыло тело, и – как показалось Кетчу – даже помахала и рукой, а значит, они даже обрадовались, что объект подлежит опознанию – это:

– Роза Серебряная Нога.

– Давно не виделись.

– Я думал, ее тайм-ауты кончились, и отвалила обратно в ад. Или что у них есть еще там.

Вопреки недостаточно развитому предвидению участников соревнований, находящихся в видимом спектре наблюдения, Бат находился внизу, и именно в этой дубовой роще, что рассмотреть там его конницу и тачанки было можно только под прямым углом зрения, проверять который у самих себя ни у кого в небе не хватило ума.

Точнее, смелости, но поменять то на это никто не хотел, ибо:

– Дураком вы можете и быть, но отступать, увы, никогда не придется.

И бывшая при нем, начштаба, о ужас, Пудреница, пока советовала воздержаться:

– Пусть сначала перебьют побольше своих, потом пустим в расход и наших.

От таких манипуляций в сознание проникал, как дымок угарного газа, не всеми замечаемый ужас. Тем не менее, и оставшиеся понимали:

– Нас приносят в жертву на одной из планет, и возможно даже не нашей Солнечной Системы.

Но она всем говорила, потрепав по холке:

– Небось, небось, – и показывала на петли, развешенные уже по деревьям, что, не взыщите, но повесить кого-то придется в любом случае. И отвечала на незаданный, но висевший в воздухе намедни – утром – туман:

– На будущее.

– Даже если мы победим?! – изумился один хлопец сложного происхождения, который и был этим самым Бабелем, отправленный Бу, пока что учиться кататься на лошадях, в виду полной неспособности к этому делу.

Как и было пропедалировано:

– Рожденный в канцелярском кресле может быть либо ретро-градом, или, на худой конец, мы его всё равно расстреляем рано или чуть не поздно.

Но Махно взял его писарчуком, и заодно начальником штаба, ибо чувствовал, что Роза не его предыдущая полевая жена, а есть подозрения – от того же Бабеля:

– Ногу она пристегивает только на ночь.

– Ты думаешь, она трехногая? – спросил как-то Бат. – Не замечал.

– Одна нога всегда качается у тебя за спиной, – ответил на букву Б. Ибо, если кто еще понял, это был капитан Буров, из Ялтинского логова царских разведчиков. Под именем Бабель он представился Батьке Махно в деревенском кабаке, когда дивизия Батьки взяла ее мимоходом, и тут же предложил план, как разбить ветро-градов.

И на удивление Серебряной Ноги, которая давно подыскивала у него место начальника штаба, взял совершенно неизвестного человека, хотя и с условием проверить в деле уже намедни, а спрашивается, как это можно сделать, если он не леший, ибо и я кикимора, решила тогда СН:

– В Прошлое, как в кабак просто так, только на своих двоих не припрешься.

Но случай представился, капитан рассказал, что армия стоящего перед ним Мирона, бывшего сибирского медведя, стоит перед ним, как ворота Трои и не пускает на прямую трассу к Москве.

– Я знаю место, – ответил Буров на незаданный Батькой Махно вопрос, – здесь недалеко, он еще стоит привязанный к дереву перед муравейником.

Розе бы сказать:

– Это я его и махо-хировала, – но тогда пришлось бы доказывать свою силу в личной схватке с этим капитаном, а он был, как не знали многие, главным врагом государства, которое она планировала в своих мечтах – рассказывая его Май-еру в горном кабаке – отеле, при вынужденной посадке во время перелете из Зальцбурга:

– Драк нах остен.

Не смогла, тогда не смогла, но специальным караваном вывезла Мирона из лазарета на перекресток трех дорог, контролируемых, впрочем, так называемыми: Бу-заград-отрядами, где его, можно сказать:

– По ошибке, – и назначили командиром юго-восточной группировки, собранной в мощный ударный кулак именно для борьбы, однако, не с Махно, – а:

– Вот с этим пресловутым Врангелем.

Вот так предвидевший с неба эту ситуэйшэн Майер, и сказал, как будто не в самолете – вертолете летал над полем предстоящего боя, а восседал на Пирамиде Майя с тяпкой в окровавленной лапе:

– Бросить бомбу на то одно место, где сосредоточились эти личности:

– Махно, СН и Врангель, – и ничего не будет.

– Ни красных, ни зеленых, ни белых? – непонятно чему тут удивился Кетч. И добавил: – Так не бывает.

– Почему?

– Они все трое находятся в разных системах координат, хотя и спят периодически рядом на одной кровати.

– Так ты думаешь, этот царский шпион, который с ними, тоже ее тянет?! – ахнул превратностям этого мира Май.

– Думаю, в мечтах не откажется, если придет.

– Ну, у тебя в этом деле больше смысла, чем у меня, ибо не проходил я этих Ялтинских университетов под руководством Кали и Щепки.

– Они могущественны.

– Что это значит?

– Если вы до сих пор помните их имена – считай:

– Всё уже было, было, было.

Май поёжился, но признался, что, да:

– Пожалуй, и это правда.

– Вот именно поэтому, я думаю, сэр, неправда и побеждает, – сказал Кетч.

– А именно?

– У нее мало конкурентов – все так и прут, так и прут за:

– Правду.

– Я бы тя взял к себе, если что в Мавзолей, но пока не могу сказать с уверенностью, что и там ты будешь чирикать с такой же любовью к истине.

– Простите, но не откажусь и от комплимента в вашу сторону: ты очень любознателен, мой друг.

– Неужели ты веришь сказкам тупой бессмысленной толпы, что был убийцею создатель Ватикана?

– Вы не задавите меня навязанным вам Швейцарией интеллектом.

– Хорошо, повторю поговорку, навязанного мне в прошлом Худи вместе c его Отто, как команду:

– Немцы бомбят наши города!

– Так, мил херц, мы не заряжены бомбами-то, ибо летим только на разведку.

– Не имеет значения, передай эту же команду на соседний звездолет.

– Я видел там СН, с ней лучше не связываться.

– Это была только галлюцинация.

– Почему?

– Такого сосредоточения зла в одном месте не бывает. Я тебе уже говорил, она хочет украсть у Зеленой армии ее командующего.

– Такую кралю не уместит ни один континуум.

– Хорошо, я соглашусь, наша дискуссия выявила некоторые недостатки в моей теории познания, тогда ответь.

– Кто это? Дак уверен: Их бин Распутин.

– Думаешь устал сидеть на Большой Даче, и полетел сюда, а не иначе. А ведь мог бы по запарке в это самое время взять Кремль.

– Там никого?

– Сам знаешь, летом даже пропагандисты и агитаторы собираются, как в улей на Пере-делку.

– Простите, как-с? Переделывают свои жала в мёд послушания?

– Ты сам сказал.

– Что я сказал?

– А именно ты и сказал, что говорить правду не только легко, но потому легко, что и вообще:

– Невозможно.

Далее, сражение Махно с Мироном отменяется, и они вместе с двух сторон теснят Врангеля, но по ошибке, в обратную сторону, не в его родную Ялту, к Черному Морю, а в сторону кремлевских конюшен.

Началось всё с крика:

– Немцы-ы! – и показались их танки.

Самолет Пита, уже начавший заходить на бомбометание по роще – сделал зигзаг и повернул на танки.

Пулемет – тем не менее, дал очередь по самолету Кетча.

Кто за пулеметом?

За пулеметами были капитан Буров – Врангель и Бат – Батька Махно, точнее, последний остался, сделав это по просьбе капитана, как начальника штаба, – ибо:

– Должны были расстрелять перед сражением одного приблудного лихоимца в форме полковника войск Интервентов, хотя он умолял слезно:

– Я выиграл его в карты.

Но на проверочный вопрос Серебряной Ноги, который был для него слишком неожиданным, ошибочно промямлил:

– В Трынку.

Так-то, может, и да, но объяснить правила не смог, перепутав стороны света, ибо в Лас Вегасе Трынкой можно назвать только Покер, а то просто могут не допустить в следующий раз даже в зал игровых автоматов, ибо с некоторых пор, как там много выиграл Пабло Пикассо – примерно столько должна была заплатить ему Россия, если в ней будет править Распутин, очень полюбивший этого художника за ужастики, которые он производит, что пришлось повесить табличку:

– Доступно для всех, кроме детей и художников, в том числе и слова.

А этому парню прямо так и сказали:

– Ты писатель, а это тоже самое, что и художник.

И на дальнейшее его сопротивление ответили:

– Шулеров в игру не принимаем.

Скорее всего, его перепутали с Че, Ге и Варой, тремя кубинскими гангстерами, промышлявшими выниманием туза пик из рукава.

Но многие считали, что нет, ибо надоел своим мельтешением в Америке, как тоже было резюмировано:

– Больше, чем Достоевский и Лев Толстой вместе взятые.

Только те проигрывали, а про него думали, что имеет.

И Че по иронии судьбы остался, можно сказать, за обоих, ибо на вопрос СН так и ответил, когда Буров ушел вместе с взявшим его на поруки Махно, что и посоветовала ему сама Роза, надеясь пока что – авось случится и до самого Конца Света – командовать этим эскадроном, похожим на настоящую армию.

Если кто не понял, повторю:

– Махно сначала пошел, потом не пошел и, наконец, остался, а теперь, следовательно, за вторым пулеметом был не Махно, а Че, который, впрочем, надеялся и здесь остаться в живых, если смог так долго прокуковать в Америке, и говорят:

– Даже стал богатым человеком, – но:

– Денег не было.

– А то бы я тебе купил там столько тачанок, дорогой друг, не заморачиваясь мистификациями Врангеля, потому что теперь уже можно сказать, почти с детства знал:

– Это капитан царской контрразведки Буров.

– Так, где деньги, или ты этого не знаешь, – задал последний вопрос перед боем Врангель.

– Носить деньги нужен специальный человек, поэтому я зарыл их на польско-литовской границе.

– Отлично, – сказал Буров и дал первую очередь по самолету Пита, уместившего в себя и малотранспортабельного Распутина, ибо сей экземпляр начал уже мутировать в смесь человека и пришельца, как-то: