Текст книги "Небо в алмазах"

– Ты только догадалась, милое дитя, как и зачем делается перевод, но еще не сделали его. Более того, не ответили на вопрос:

– Прав был Отелло в измене Дездемоны, или ошибся?

– Думаю, что всё-таки он ошибся, но точно сказать не могу.

– Верно, ибо тогда надо сказать: почему?! И когда ты найдешь ответ, тогда только можешь быть уверена, что ты:

– Мой Связной из другой Галактики.

– Думаю, это выше моих сил.

– Тогда ты, как и все здесь – жертва, которую принесу, чтобы узнать то, чего пока мне еще неизвестно.

Удивительно, но этот же вопрос Ивановский задал одному из летчиков-планеристов, а именно Питу, и парень, почти не задумываясь ответил:

– Отелло понял, что Дездемона изменила ему с Будущим, а сам он, значит, был из Прошлого.

– Не наоборот?

– Не наоборот ли? – переспросил парень. – Не знаю.

– Почему?

– И знаете, почему? Пока для меня координаты прошлого и будущего – одинаковы.

– Тогда, как тебя понимать, товарищ, Маузер?

– Я еще не понял, кто я Маузер или Сэр.

– Ты уверен, что сэр не может быть с маузером?

– Да, сэр не летает, но ездит верхом, и с Кольтом.

– Вы уверены?

– Нет. И знаете почему? Ко мне иногда выходит на связь какой-то парень.

– Ты знаешь его позывные?

– Авиа-Тор.

– Что такое Тор, ты знаешь?

– Думаю, он тореадор, выступает на в боях с быками.

– Сомневаюсь, что это правильно, – сказал Ивановский.

– Хорошо, я как-нибудь слетаю к нему в Америку, и поинтересуюсь, что это за Авиа-Тор.

– Ты знаешь, где Америка?

– Думаю, не дальше, чем лучше, но, надеюсь не на Орионе, ибо я еще в детстве слышал предсказание, туда я не долечу. Что-то случится.

– Хочешь, я сыграю с тобой Отелло? – спросил Майер на очередной прогулке по морю.

– Спасибо, лучше возьми и съешь-те Ка.

– Вот из ит, Ка?

– Подруга, скоро приедет на каникулы из французской Сорбонны.

– У тебя есть французский одеколон Богарт? – спросил Ма.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы ей понравился мой запах.

– А обычно?

– Что, обычно?

– Обычно ты чем пахнешь?

– Так говном, наверное, хотя не знаю, сам я не чувствую, но судя по тому, как все меня боятся – значит, говном.

– Может быть, вам сходить в баню? – спросила Щепка.

– Вот из ит, баня? – не понял Майер.

– Как море, только маленькая, и вода горячая.

– Совсем горячая?

– Да, отмыть можно многое.

– Даже грехи?

– У вас они есть?

– Им не обязательно быть сейчас – но пахнуть они могут, как будущее.

– Всё-таки вы не намерены отказаться от втемяшенной вам где-то в Космосе идеи о всемирном жертвоприношении? И знаете: я приглашу в гости Кали, она лечит вашу безысходность стаканом воды.

– Так просто?

– Да, мир – это стакан воды, следовательно, и так можно лепить из него любую форму правления, не обязательно не только сажать на кол, колесовать, четвертовать, сжигать на костре.

– Очень, очень интересно. Когда она приедет?

– Вот сегодня к вечеру и приедет.

– Надо куда-то отослать вашего команданте Че.

– Вы думаете, он будет стеснять вас?

– Я об этом не думал еще, но знаю: хочу сделать Вилку.

– Вот из ит, вилка? – удивилась даже Щепка, знавшая все переводы этого дела на язык тех мест, где мы пока что находимся.

– Я вам покажу.

– Нет, нет, я вас боюсь, как Отелло. Потому что вы сначала, да, а потом сами же найдете повод приревновать меня к Кали.

– Вы думаете, что кого-нибудь из вас я принесу в жертву?

– Боюсь, что обеих.

– У меня есть рекомендательные письма из Германии, Швейцарии, Франции, Бельгии и Люксембурга, что меня там уже нет, а.

– А?

– А все так и остались там живы.

– Может быть, они уже муми-фицированы?

– Так уже никто не делает сейчас, как в Египте, где покойникам придавали живой вид, а живым покойников, из знаете почему? Форма уже настолько связана с содержанием, что почти буквально отражает его на лице.

– Не могли бы вы доказать, что не могут быть вариации?

– Вари-акции?

– Ну, или так.

– Вы думаете, что при мне всё было, как обычно, а через неделю все сдохли?

– Нет, не сдохли, как вы изволили сообщить, а изменились, и неизвестно, что из этого лучше, ибо вдруг они не могут даже выйти из дома, пока их не затрахают до бесчувствия.

– Как лошадь? – деловито поинтересовался Ма.

– Нет, не как лошадь, а наоборот, как автомобиль, который, чтобы ему было хорошо, надо заправить под самую горловину бензо его бака.

– По самые уши, вы говорите?

– Ну, или так, как вы сообщаете, или так, чтобы мурашки перестали по спине бегать при виде вас.

– Умри, но с наслаждением! – так вы подумали? Нет, пока еще рано думать о смерти крылатой. Но, а с другой стороны, вы правы: время летит даже быстрее автомобиля марки Тюрка-Мери, который вы мне приготовили. Я хочу Роллс-Ройс на гусеницах.

– Здесь не бывает зимы.

– Тем не менее, скажите спасибо, что я не прошу летающий автомобиль.

– Аэростат? Надо подумать.

– Купите мне Монгольфьера, я боюсь летать на Ку-Ку с этими оборванцами.

– Это не Ку-Ку, который еще в проекте, а планер Гер-Мания. От слова, лететь куда был специально спланирован.

И не перебивайте, ибо Гер – это место, а Мания – всегда:

– Величия.

– Место Величия, – повторил Ма слова Щепки. – Я сразу не догадался.

– Это что-нибудь меняет?

– Да, как два человека меняют одного.

– Меняют на что, на кого, простите?

– Одного на два, – констатировал Ма.

– И вы это уже чувствуете?

– Достаточно того, что я знаю.

– Из вас выйдет отличный абстракционист.

– Вот из ит?

– Художник, такой как Пабло Пикассо, Ван Гог, Тулуз Лотрек, и еще один, работает мастерком вместо кисти, а получается: правда.

– Сезанн.

– Вы знали?

– Нет, вы только что мне сами сообщили это имя, и не только, но я увидел его полотна:

– Настоящего будущего.

Глава 3

Прибыла Кали и было, как выразился фигурально Май:

– Не хуже, не хуже.

– Вы с кем-чем нас сравниваете? – спросила Ка. – С Вавилонской башней, или с Пизанской?

– Это одно и тоже, милые леди, ибо Пизанская и показывает падение Вавилонской.

– В том смысле, что пала для того чтобы так и стоять раком до Конца Света?

– Да. Что значит: упавший – уже не споткнется.

– Тогда я так и буду называть мою любимую позу: Пизанская башня.

– Тогда я, – сказала Щепка, – Вавилонская.

– Напишите мне короткие рефераты на тему: чем они все-таки отличаются. Ибо я должен вас не путать, хотя бы в ночном полете.

– Я уже решила, – сказала Ка: – Люблю падать направо, она налево.

– Уточните, пожалуйста, координаты полностью, ибо Бета и Альфа, хотя и похожи, но имеют одно важное отличие:

– Очередь, в которой они стоят, – резюмировала Ка.

И решили определять местоположение все-таки не по Ориону или Сириусу, а по Полярной звезде, так как она ближе, вроде.

– Я люблю делать это днем, – сказала Щепка.

– Днем проще, будем ориентироваться по Солнцу. Тень справа – ложись, тень слева – уступи очередь.

– Это, если мы смотрим на запад? – спросила Кали.

– Да, у нас одни окна смотрят на океан в Турцию, где для нас восходит солнце, а другие, наоборот, на Швецию, где на мир смотрят через цветные стекла, и я не понимаю, зачем?

– Скорее всего, – сказала Майер, – хотят столкнуться с тем, кто так даст в лоб, что искры вызовут разноцветное сияние, и чтобы оно не затухало со временем, эти стекла и нужны:

– Радужные сны будут казаться не только ночью, но и днем, – констатировала Щепка.

Вот так, если люди учатся в университетах, им некогда заниматься этим прямым исследованием действительности – лишь бы запомнить, как взять все производные, а тут, пажалте:

– Других занятий нет, как только изучать эту действительность на практике.

Поэтому ребята из нижнего домика, так и называли благородных вам-пир-ш революции:

– Практикантки.

Но какой революции, пока додуматься никто не мог. И естественно:

– Трудно, трудно. – ибо почему-то кажется, что вечно то, чего, практически, и вообще-то не бывает, а если кто и додумается:

– Редко, – и вечное, не что иное, как Прошлое.

Поэтому им – Бутлерову, Бурову и Ивановскому – было первое, ужаснувшее их сообщение, сакральные слова Майера:

– Я принес вам Будущее.

– Ужас. – Но все тут же и задумались:

– Почему так страшно?

– Скорее всего, потому, – сказал Буров, – раньше будущее принадлежало каждому, и более того, только в мечте.

– Сейчас предполагается одно на всех, – сказал Бутлеров.

– И в реальности, – констатировал Ивановский.

– Что это может быть? – никто не знает.

– Я знаю, – сказал Кетч, входя в эту хижину, как ее называли наверху:

– Подполье, – что значит: находящееся под нами.

Сам-то Кетч вместе с Питом жил в соседнем сарае, под одиозным сообщением:

– Флигель.

Ибо, как и констатировал Пит – Владимир:

– Мы здесь гости.

– Что это значит?

– Значит скоро улетим в Ванкувер.

– Почему именно в Ванкувер, приснилось?

– Не знаю. Более того, есть какое-то сомнение, что именно в Ванкувер.

– Всё просто, – сказал Кетч: – Ванкувер будет потом, а сейчас мы сделаем пробный вылет в какой-нибудь другой город.

– Так, значит, наше будущее – это Америка? – сказал капитан.

– Или Австралия, – сказал Ивановский.

– Нет, точнее, да, завтра полетим в Америку, – выдохнул, как тяжелую ответственность полковник Бутлеров.

Все ахнули: никто не готовился к полету.

Самолет вывел планер, и исчез в тумане облаков, как будто его здесь никогда и не было.

– Ты знаешь, куда мы летим? – спросил Пит. Сегодня он был вторым пилотом – вел планер Кетч – Валера. И он хотел спросить Майера об этом, несмотря на то, что давно уже было ясно: Майера лучше не спрашивать, ибо после ответа будете знать не больше, а меньше.

Никто ничего не знает.

Но и сами руководители полетов знали немного, почти ничего, так как не хотели мешать Маю своими вопросами, как он выразился:

– Найти здесь Точку Опоры.

И все же Кетч сказал:

– Я так больше не могу лететь, ибо: скажите куда?

– Я не говорил? – спросил Ма, как будто встретил на вершине своей пирамиды очередного испытуемого и удивился:

– Ты кто, собственно?

Кетч хотел ответить прямо и зло:

– Нет, сэр! – но Пит опередил его:

– Спасибо, что напомнили, а то я чуть не забыл: в Америку, конечно.

– Почему? – решил добраться до логики этих реципиентов Ма.

– Вы ищете пирамиду, на вершине которой можно узнать правду.

– Так-то бы, да, милый мальчик, но не в этот раз. По крайней мере, не сразу. Сначала мы выполним вашу миссию.

– А именно?

– Вы познакомитесь с Авиа-Тором.

– Зачем? – спросил Валера.

А Владимир добавил:

– Это действительно очень важно, так как, если договоримся с ним, то свяжем Ялту и Техас в одно целое.

– Мы сможем ходить друг к другу в гости, как могли бы, но не делаем этого в наших Верхнем и Нижнем домиках? – спросил Кетч.

– Ну, не знаю, можно ли будет вот так просто, в домашнем халате, бродить оттуда сюда, но по специальному приглашению, как делал Очень способный Мистер Рип, думаю, получится.

– Но а нам-то какой смысл, в этом вашем открытии, закрытии всех заграждений? – спросил Владимир. – Мы, кажется, не получаем ничего.

– Я куплю вам шоколадный торт с изюмом и орехами.

– Этого мало, – ответил Валерий.

– Ну-у, пожалуйста, попросите сами чего-нибудь, – махнул лапой Май.

– Нам нужен личный канал связи с Техасом и его Ванкувером.

– Там нет никакого Ванкувера.

– С тем, что есть.

– Зачем вам связь?

– Честно?

– Только. Только честно.

– На случай вашей смерти, мистер, – ответил Владимир.

– Я никогда не умру, – ответил Майер.

– Так-то, да, возможно, но мы имеем в виду частично.

– Что значит, частично?

– Частично – это значит: тело ваше умрет, а мысли останутся.

– Ах, это! Да, мей би, мей би.

И прежде чем Майер успел продолжить, Владимир добавил:

– Мы не хотим стоять с поднятыми вверх в сторону Ориона руками, и задавать недвусмысленные вопросы по каждому пустяковому поводу.

– Связь!

– Связь!

Начали они молотить лапами – один по штурвалу, другой по навигационным приборам.

Ма посмотрел вниз, и сказал:

– Мы не пролетели Гнездо Кукушки?

– Может быть, – радостно ответил Валера.

– И что теперь, придется делать круг вокруг?

– Если бы Кетч не разбил навигационные приборы – нет.

– Развернемся и так! – радостно сообщил Валера.

– Как, так сказать, так? – не понял Май.

– Как обычно, наугад.

– Наугад мы может уйти в отрытый океан, а там – как иногда бывает – может не быть ветра для нашего э-э само-лёта.

– Тогда оставьте нам на память связь с Америкой.

– Но вы не того? не грохнете меня раньше времени?

– Раньше времени, мистер Икс, могут, конечно, кого-то грохнуть, но только не вас.

– Почему?

– Вы уважаемый человек, поэтому ваша смерть может наступить только вовремя.

– Вы знаете это время? – спросил Майер.

– Почему-то идет цифра шестнадцать, – сказал Пит.

– Это небесный огонь, – сказал Кетч. – он разрушит корону на башне.

– И двое упадут с разрушенной башни, – сказал Пит.

– Если башня – это я, то упадете с меня вы, – сказал Ма. И добавил: – Но в разное время.

– Капитан Буров сказал, что в шестнадцатом году рухнет Империя, а в семнадцатом возникнет другая, которой будет управлять девушка, одна нога которой опущена в воду, а левая рука поднята вверх.

– Это Сириус, – сказал Ма, – я оттуда.

– Вы с Ориона, сэр, – сказал Пит, – не путайте, пожалуйста, нас.

– Но у меня еще есть время, как вы считаете? – спросил Майер.

– Мало, – сказал Кетч.

– Больше, чем вы думаете, – сказал Майер – ибо шестнадцать – это не только шестнадцатый год падения империи, но одна тысяча девятьсот двадцать четвертый год моей консервации. Поэтому.

– Поэтому?

– Поэтому исчисляйте год своей смерти, исходя из даты моей, – определил Ма.

– Когда мы умрем, мы сможем приходить к вам в гости? – спросил Владимир.

– Думаю, что сможете и раньше, если разгадаете пароль-загадку Сфинкса.

В это время планер пошел вниз и упал в Мексиканский залив.

– Здесь мы точно не выплывем, – сказал Владимир. – Нет, точно, я чувствую, здесь что-то не то.

И действительно, через полчаса уже мимо них прошел катер на большой скорости, но только нагнал еще больше волну, и обрызгал.

– Не остановился! – удивились все. Даже Майер констатировал:

– Хотят, чтобы утонули, по крайней мере, не спаслись.

– А разница? – спросил Валера.

– Им нужен планер, – догадался Владимир.

– Верно, – подытожил Ма. – Надо его утопить.

– Тогда мы никогда не вернемся назад, мистер! – воскликнул Валера. – И более того, их либэ дих. Я его люблю.

– Пока он еще не утонул нужно его продать, – сказал Май.

– Как? – только и ахнули оба.

– Поставьте на нем цену, ибо я уверен, катер только для того и приближался к нам, чтобы понять именно это.

– Что именно?

– Продадим мы его или нет, или нас придется грохнуть. А умереть в Техасе не хочется.

– Почему?

– Не хочу конкурировать с древними пирамидами, которые здесь находятся в большом количестве.

– Жаль только, что у нас нет пера и бумаги.

– Рядом плавает что-то.

– Это фломастер.

– Вот из ит, фло-мастер. Впрочем, я сам вижу, что это банка с краской и привязанная к ней кисточка.

– Они знали наши намерения, продать катер? Прошу прощения, планер.

– А еще точнее, ему нужно только наше согласие на этот обмен планера на его катер.

– Это невозможно, и знаете почему? Тогда мы уже никогда не вернемся назад.

– Может быть, включить в договор пункт о возвращении нас назад?

– А смысл? Только один: мы этого Карла Мая оставим в России, пусть и не навсегда, то, по крайней мере, до двадцать четвертого года, когда я умру по летоисчислению этих пирамид, которые здесь находятся неподалеку.

– Его звать иначе.

– Как?

– Авиа-Тор.

– Вы думаете, это он?

– Да, это был он, уверен, Гови Ху.

– Если это он, то толку от него нам будет немного.

– Почему?

– И знаете, почему? Отец не даст ему денег на самолет, который мы должны построить в России, чтобы лететь э-э куда подальше от уже скоро начинающихся строиться там пирамид.

– Пирамид, однако, смерти.

И скоро Говард появился.

– Жаль, но через пять минут планер утонет, – сказал он.

– Мы согласны, – сказал Пит.

– Будут еще какие-нибудь предложения, может ужин в Амбассадоре с какой-нибудь знаменитой актрисой? Желаете поселиться в отеле Ритц?

– Ноу, сенкью, кроме денег на строительство большого самолета нам больше ничего не надо, – сказал Кетч.

– Только через несколько лет, сейчас у меня нет денег, – ответил Говард Х Младший.

– Тогда есть другой вариант, – сказал Майер.

– А именно?

– Мы оставим вас в заложниках, пока не получите наследство. И вы нам построите самолет в кредит.

– Кредит? В чью сторону, кредит?

– Потом вы его выкупите, и повезете нас.

– Куда?

– Туда, откуда уже не возвращаются.

– Если я откажусь?

– Вы никогда не узнаете тайны построения настоящего самолета, – ответил Ма.

И после нескольких перезагрузок было решено не делать:

– Ни того, ни этого. – А именно, Говард сам предложил остаться вместо него в Техасе Маю – планер не брал четверых – это первое ни, второе:

– Остался Кетч, – и благодарная Америка, что в ней не проделали 17-й и последующие годы для отправки на Орион копии, а скорее всего, наоборот:

– Самой всей России.

Сначала Май даже забрыкался:

– Мне здесь понравилось, я никуда больше не поеду.

– Вас просто вдохновила случайность: Дон Корлеоне предложил ему тридцать процентов со всех мафиозных операций в своём бизнесе, если войдет с ним в долю, а Лакки пятьдесят на всю оставшуюся жизнь, если отвалит из Америки восвояси, – как он выразился.

– И неизвестно: толи во всю Россию, толи на весь Млечный Путь.

И можно сказать:

– Провожали их с цветами.

Такой устроили фейерверк над Мексиканским заливом, что и при желании:

– Назад вам не прорваться.

И когда приводнились, как обычно, в Ялте, встречающая их Щепка только и спросила, не узнав Кетча в лицо:

– Как ты помолодел!

Получается, что из одной половины ее головы так и не дошло в другую:

– Ай, не он! – хотя на лбу было достаточно ясно написано:

– У меня есть деньги, чтобы тебя купить.

– Я согласна за бесплатно, – только и молвила переводчица Шекспира, нечеловеческим, можно сказать, языком, ибо ответила на его чистом американском, а думала:

– Я его не знаю.

Тем не менее, если связи с Орионом еще не было – с Америкой она уже была.

– Вот так просто вы ее проложили?! – радостно воскликнула Кали на банкете у Че в Верхнем Домике.

– Это было непросто, – сказал Майер, – мне пришлось пересилить себя, и отказаться владеть лесами и горами Ванкувера, нефтяными вышками Техаса, а также властью над половиной Чикаго и его мафией, и знаете почему?

– Почему?

– Они признали меня за родоначальника их древнего Ма-фиозного ствола, ибо Ма – и значит:

– Мафия в её мировом масштабе.

– Можно вы расскажете мне подробно и наедине о планах вашего э-э ма-фиозного предприятия.

– Нет.

– Почему?

– И знаете почему? Хочу, чтобы все!

– И Че?

– Он, что, святой?

– Нет, но у него больные легкие, – подбежала Щепка тяжело дыша, так как поняла: была уже на грани опоздания увидеть во всю красу Орион-нянина в костюме Человека Разумного наполовину. А на вторую – пока что никого не было.

И Майер торжественно сообщил всем собравшимся, что создаст эту вторую половину здесь на Земле.

– Это будет? – молвил Че, надеясь на взаимопонимание.

Но Ма неожиданно заорал, как будто его не поняли:

– Ты кто? Грибоедов, Пушкин, этот – как его – Лермонтов, авось Байрон?

Что ты из меня жилы-то тянешь, как будто готовишься написать автобиографию, хотя знаешь:

– Пока, перо покоя просит, я слишком много написал – четыре – практически – евангелия.

– Я не умру, – упрямо тявкнул Че.

– Что?! Что-с? Простите?

– Слишком много вопросов инопланетян, у нас здесь не игра Что? Где? С кем?

– Что же у вас здесь, позвольте узнать?

– Кто с кем хочет – тот и может, – решила примирить их Щепка.

– Да, он наш учитель, – высказалась и Кали.

– Хорошо, – согласился Майер, – тогда и я буду учеником.

Он неожиданно вскочил, забегал и ущипнул Кали за задницу, потом Щепку.

Многие ужаснулись, но Че это одобрил:

– Хороший финал моей трагедии Вишнево-смородинного сада: герой бегает по сцене и щиплет всех за жопу, как будто хочет изобразить пробу блюд на своей свадьбе.

– Отличная идея, милейший з-э, как тебя, Шекспи, сегодня и будет моя свадьба.

– Мы не привыкли плясать на шабаше ведьм, – опять решил нарваться Че на какое-нибудь новое открытие Ма. Но сам же добавил:

– С другой стороны: надо попробовать.

Вечером они пошли в ресторан, который находился прямо на прикрепленном к берегу корабле, под названием:

– Тихое Место, – которое, говорят, раньше называлось Чайка.

Че напился и предложил Ма сплясать на столе:

– Пока не принесли шампанское.

– Если это так здесь принято – я это сделаю, – ответил Ма.

– Да, здесь нет спиртного.

– Почему?

– Репетируют общество будущего, – решила помощь Ма понять происходящее Щепка.

– Трахаться можно, а пить даже шампанское нельзя? – очень удивился Ма. И добавил: – Значит, если я станцую на столе официантка принесет шампанского?

– Да, и со льдом.

– Хорошо, но тогда она будет моей сегодня.

– Именно, именно, дорогой сэр.

И он попросил песню:

– Чубчик-чубчик кучерявый, вейся-развевайся, чубчик на ветру, и карман, который был дырявый, но теперь понравился вору-грабителю банков, и не только частных, но и государственных.

И выдал такое антраше, что загляделись не только некоторые официантки, но и многие музыканты.

Вышла Кали с серебряным подносом и запотевшим кувшином на нем. Майеру пришлось затратить приличное количество умственной энергии, чтобы догадаться:

– Там и находится шампанское, – додуматься до этого просто так – было невозможно.

Ма, отдышавшись, предложил Ка выпить с ним:

– Тоже.

– Я только после работы, ибо так-то нам нельзя трахаться с гостями.

– Я только выпить предложил.

– Это одно и тоже.

– Хорошо, раздевайся.

– Мы еще не пили, я минут через тридцать принесу еще бутылку.

– В запотевшем кувшине?

– Да.

– Почему так долго?

– Могут заметить остальные гости.

– Могут отнять?

– Нет, но!

– Подождите, я догадаюсь: получить тоже самое, но без двойной переплаты!

– У вас ума хватило бы раздеть меня, а потом опять одеть.

Ресторан еще не закрылся, но и Щепка, и Кали, и еще какая-то телка пошли на берег, где был пляж, купаться. Куда делся Че – неизвестно.

Ма брел вслед за ними до тех пор, пока один парень не приотстал и посоветовал отвалить.

Ма вернулся в какой-то один из двух домов – верхний или нижний, – так он подумал, и принял решение:

– Они не считают его за человека.

Он поднялся в мезонин и к своему удивлению увидел Че, про которого думал, что он тоже ушел трахаться на берег моря.

– Что ты здесь делаешь? – спросили они одновременно.

– Они тебя тоже боятся? – спросили они еще раз вместе.

– Ко мне они уже привыкли, – сказал Че, – но всё равно немного боятся и, чтобы вспомнить юность ходят на пляж с ублюдками.

– Скотство.

– Да.

– Надо что-то делать.

– Человека Будущего, вы считаете?

– Именно, именно, дорогой мой, Че, люди не должны лазить друг другу в жопу, чтобы получать при этом удовольствие, ибо.

– Ибо? – Че тоже посмотрел на небо.

– Надо трахаться через Орион.

– Это лучше? – поинтересовался Че.

– Чем через жопу? Разумеется, и не только потому, что очень культурно, а это:

– Настоящее кино.

– Вот из ит, кино?

– Важнейшее из искусств, – ляпнул Ма.

– Как цирк?

– Да, но только всё по-честному, ибо борцы и иллюзионисты – это не одно и тоже.

– Иллюзионисты честные, а борцы: врут, врут и врут?

– Так-то бы да, сплошные договорные матчи хоть один на один, хоть все вместе.

– Да, одно слово: реслинг.

– Мы, – сказал Майер, – и попытался схватиться за голову – привычка, от которой отвыкал нечеловеческими усилиями воли, – пригласили с собой Эрика Вайса.

– Белого?

– Да, я разработал Белый План захвата Империи – пока не скажу какой! Впрочем, вы, как такой же, как я, любитель секса через з-з Орион, можете прямо сейчас узнать одну арльхи-важнейшую подробность:

– Он не поехал с нами, но выдумал, что будет здесь раньше нас даже. Так может быть?

– Гарри Гудини обещал приехать на наши э-э похороны?

– Почему похороны? На свадьбу.

– В том смысле, что из свадьбы сделает похороны?

– Наоборот.

– Кого будем хоронить?

– У нас нет выбора.

– Меня?!

– Почему тебя – меня! Надеюсь, вы не против?

– Против. Ибо, чтобы жить здесь – я должен умереть, но под руководством Гудини и по Белому Плану.

– По плану Гудини? – не совсем понял Че. И попытался схватиться за голову от ужаса, ибо в первую очередь подумал:

– Он и будет теперь Майером, посланцем старины глубокой из другого небесного архипелага.

И.

И еще неизвестно, что он не прав.

– Я боюсь смерти, прошу, не надо! – простонал Че, и попытался объяснить доступным языком, что и так скоро умрет:

– У меня чахотка намечается, посмотри на платок.

– Это менструация, – быстро ответил мастер Ма.

– Вот?! Что вы говорите, прошу повторить.

– Вы неправильно, скорее всего, меня поняли, маэстро, вы леди, но только в душе. Да, да, благородная принцесса цирка, имеющая свой вишнево-грушевый сад, и вся-то задача только решить, наконец: