Текст книги "Небо в алмазах"

Глава 10

Все пассажиры попадали в Ледовитое море – Океана, и только один очкастый мэн с колодой карт в лапе хотел повернуть назад, но всё равно упал в воду, а теперь ему удалось зацепиться за край льдины, и он карабкался на нее, как морской котик:

– Без рук, – а только с ластами, ибо и другой лапе у него что-то было – уж не компас ли?! – ужаснулся Владимир неоднократному видению мира этого сапиенса, которым мог быть только один человек из его окружения, а именно:

– Че, – но он остался в казино Лас Вегас! – Значит, нет, а как все поддался на уговоры песни:

– Вернулся я на родину.

И вот вам результат:

– Он тонет! – закричал Владимир.

– Это человек не из нашего чистописания, – рявкнул Май, как – без преувеличения – морской котик.

– Да пусть лезет в холодную воду, если способен, – улыбнулась, а потом и захохотала леди, которая не только летела с ним в одном самолете, но и:

– Падали же ж мы вместе!

Он так разозлился – как будто любил её раньше – что подошел, встал на колено, как для собственного жертвоприношения, и поднял ее в небо, но.

Но потом – чего не ожидала даже она – положил себе на плечи и побежал к водоразделу.

– Он хочет построить из нее мост, – сказал Май.

– Куда? – автоматически спросил его друг Питч.

– В будущее, мой милый, в будущее, – ответил этот лингвист с глубоким инопланетным прошлым.

Неожиданно – как будто освободившись от пут многовекового ярма – к проруби побежал тяжелыми шагами один из рабов-моржей-тюленей-белых медведей в одном лице, так как второй так и остался на месте в замороженном себе-стоянии.

Май порылся в карманах:

– Что бы в него кинуть, – но не нашел ничего, кроме вот этого большого зеленого с небольшим розовым оттенком на одном боку яблока в лапах, однако, уже, как постепенно распознал его Кетч:

– Бутлерова, – а значит, второй – бежавший к холоднющей воде:

– Бат, – посланец одной из планет близлежащих к Земле систем, а если нет, то:

– С золотых приисков, – в их рабовладельческом и тюремном качестве. – Ибо:

– Хотя мы всё знали раньше, но прошлое – как известно некоторым – меняется со временем.

В общем, на этой льдине – если не считать Корри – были все ближайшие наши родственники. Но с разных разбившийся в этой ледяной пустыне посланцев еще не угасшей цивилизации:

– Само —Летов.

Майер хлопнул себя по ляжкам – признак возбужденного противостояния реальности, которую, тем не менее, можно изменить, и брякнул:

– Так, что, давайте все побежим, ибо нельзя слишком долго ждать несчастья. – И добавил:

– Все знают почему?

– Почему? – пропищала одна только Корр. И сама же решила ответить:

– Нас всё равно найдут?

– Наоборот, дорогая ты моя Махи – нация, – возопил Май, да так, что все воочию увидели его на Зиккурате Пирамиды Майя, как на хребте медленно, но верно ползущего по её уступам Крылатого Змея Кецалькоатля.

– Вот это называется:

– Приехали – спустились-поднялись в его царство, – решил Владимир, так как не мог сдвинуться с места, чтобы бежать хоть туда, а можно бы и:

– Обратно.

– На-наоборот, что ли, мистер, оно нас будет слишком долго искать? – наконец догадалась эта леди летающего масштаба.

– Й-е-е-с-с-с!

– Ну, вот те, милорд, мер-се-де-ц-ц! – и вырвав уже подаренное полковнику Бутлерову огромное зеленое яблоко с соблазнительным боком:

– Бросила его в Майера. – Но Май, смог поймать его, несмотря на то, что сия комета уже пролетала мимо, и тут же сожрал за несколько секунд.

Леди было открыла рот от изумления, но природно-тренированно привычная точка зрения киллера, тут же бросила и шоколадку, как десерт, но, увы и уже:

– Неудержимый.

Майер не упал, а стоял, как остеклевший, но только:

– Без рук и ног, – а:

– На одной голове.

И без удивления некоторые подумали, сейчас скажет:

– Не удивляйтесь – мы же ж на другой стороне Земли.

Осталось только произнести имена Вергилия и Данте, чтобы:

– Победа, подобравшаяся к нам близко-близко – опять махнула хвостом, как Комета Галлея.

Ибо:

– У всех и так уже голова кружилась, как футбольный мяч по дуге Сухого Листа.

Но к счастию, и Бат плюхнувшийся в воду на спасение Че, захлебнулся из-за малого остатка сил и.

И так и не появился на ее поверхности.

И, к удивлению, многих, Корреспондентка не только не убежала – хоть на другую льдину – а наоборот, вполне не потеряла над собой никакого контроля:

– Заметила морже-образное поведение Бата только она, – и вытащила на сушу, состоящую, к сожалению, только из того же, что и раньше, снега.

– Вы думали здесь уже зацвели апельсины? – улыбнулась она навстречу почитателям.

– Нет, – ответил Владимир, – мы согласны пока что всё на те же яблони и груши.

– Спасибо и на том что не предали меня раньше времени.

– И самое главное, – сказал Пит, теперь уже, наконец, узнав своего друга Кетча, – все опять вместе.

– И более того, – тоже изумился Кетч, – все пассажиры лайнера живы.

– И Говард Ху?

– Ты его знал?

– Конечно.

А когда, спрашивается? А с другой стороны:

– Сократ мне друг, – и потому:

– Истина дороже правды.

А тем более её очевидности.

Пит, тем не менее, получивший в обществе Майя за совершенно уже неопределенное время привычки достойные его образа и подобия:

– Не согласился.

– Она обещала мне отдельный бронированный кабинет уже в самолете.

– Я не поведу такой самолет, – возразил Кетч, – ибо, мне она обещала всё тоже самое еще на нераскрывшемся парашюте.

– Да?

– Очевидно.

– Я не наблюдаю.

– Я вижу даже не наблюдая.

– Хорошо, пусть выберет сама.

– Такие дамы уже давно всё выбрали, а теперь ждут только одного: кто найдет их.

– Так ты думаешь, она спряталась от нас.

– Точно тебе говорю, и не одна, а с этим обнаглевшим Батом – Матом, у которого выросли новые ноги.

– Почему?

– Из-за доброго дела: он спас утопающего Гомера, или, как вас теперь называть?

– Че.

– Так это тот же самый Че, который в Ялте был Гомером, а в Лас Вегасе проигрался все свои сочинения за двести тысяч, и теперь только ищет крышу, где жить, и авось удастся:

– Иногда трахаться.

– Я понял, – сказал Пит, – на нее очередь, а наша проблема в том, что мы не знаем ее конца.

– Ты как хочешь, а я с той стороны занимать её не буду.

– Зайдем с тыла?

– Ты имеешь в виду, надо опять обрушить этот самолет в свободное падение?

– У нас нет другого выбора, ибо все здесь считают себя незаслуженно пострадавшими, и хотят получить утешение хотя бы в виде её любви.

– Неужели больше не с кем?

– Есть, конечно, и другие, но узок круг их мировоззрения: они никого только что не убивали.

– Я считаю, нас как магнитом тянет в омут тех же самых сирен, которые не так уж давно испытали на себе Одиссея.

– Отказать нет сил, не правда ли?

– Да, остается только выпрыгнуть с парашютом.

– В пассажирском лайнере не бывает парашютов.

– Один всегда есть.

– Зачем?

– Был случай, что главнокомандующий армией Севера, не смог выйти из самолета до старта, ну, ты сам понимаешь почему:

– Стюардесса оказалась не очень податливой, пришлось задержаться на лишний ипподром.

– И так вместе с ней и разбился?

– Да бы, но нет, ибо в том самолете как раз был один парашют.

– Зачем?

– Там был киллер, летевший в Москву или Питербурх, но, кажется, именно, как мы сейчас:

– В Ялту, – чтобы грохнуть Распутина, развалившегося на ее курортах.

– И он убил их, не дав возможности разбиться?

– Нет, они разоблачили киллера, и выпрыгнули на его парашюте.

– Он вслед за ними?

– Если бы! Но этот командарм так хлопнул дверью, что после его слов:

– Уходя – ухожу, – так разбил нос сунувшемуся в ту же телегу киллеру, что ему ничего не оставалось, как и дальше лететь на том самолете, который, кажется, так никогда и не приземлился.

– Как просто, нам бы так-то. А с другой стороны, не напророчил ли ты и наше падение. Более того, и в этом самолете есть только один парашют, и находится он именно в той бронированной камере, где мы мечтали быть почти с самого взлета.

– Послушайте, Кетч, – у меня есть мысль, и думаю, она хорошая.

– Пожалуйста, продолжайте, Пит. И, думаю, я с вами согласен.

– Это с-Смерть-ь.

– Нет, нет, нет, зачем преувеличивать, это просто э-э кто-то или что-то из её посланцев.

– Корр – посланец Фью-Черса.

– Разве он среди пассажиров?

– Уверен, только не знаю пока, кто.

– Более того, доказать ничего не удастся, и знаешь почему?

– Эта Корреспондентка очень похожа на ту мамочку, которую мы встречали в горах Зальцбурга.

– Кто из них?

– Мамочка приехала – так говорили про Ка-Це.

– Клара Цеткин?! – и вздохнул облегченно: – Столько не живут.

– Она была связана с Майером, и он мог дать вторую жизнь, как большое продолжение старой в милом образе детства, а скорее отрочества, когда всего хочется, но с условием.

– Будет киллером? Не сходится, ибо она же его и убила.

Говард Хз сам поднял свой Геркулес, на что оба пилота, и Кетч, и Пит, выразились:

– Он умеет летать.

И вышло: все попали туда, куда хотели, а не куда должны. Именно:

– В Америку.

– Опять?

– Ты зачем привез нас сюда? – так и спросил напрямую Кетч, когда сел на высокий стул в том же баре Лас Вегаса, где простился со всеми прекрасными леди Америки и ее Голливуда.

– Ты не поверишь, – ответил Говард, – мы попали в какой-то заколдованный круг.

– Да?

– Да, я нарисовал самолету три маршрута: Санкт-Петербург, Москва и Ялта – но оказались здесь.

– Так не бывает.

– Ты не веришь моим глазам?

– Да, и своим тоже.

– Тем не менее, очевидно, что на СП стоит отражатель времени.

– Что это значит? – спросил, присаживаясь с другой стороны почти уже легендарной колонны Питч. И добавил: – Если нельзя в принципе перейти этот Рубикон, то, спрашивается, как мы попали сюда?

– Хороший вопрос, – ответил Хью. – Думаю, с юга.

– Да вы что?! – даже разозлился Пит.

– Хорошо, скажите ваш контраргумент?

– Со мной был Майер.

– Вот из ит, Май-ер? – даже сморщился от улыбки Хью.

– К сожалению, я не могу поминать плохими словами покойника, которого убила ваша агентка ЦРУ.

– Серьезно? Вы думаете это и есть прощальный подарок Герберта Гувера? – не очень поверил Говард.

– Кого ни спросишь – никого нельзя найти! – сказала, как пролаяла Корреспондентка, и:

– И села между ними. – Так бывает? Ибо Кетч и Пит сидели рядом через колонну, а с другой стороны Говард Хю. Где место нашла – неизвестно.

– Мы думали вы не выжили, – вежливо ответил Хью.

– У вас очень странные воспоминания, мистер Хью.

– Да? Мне казалось, что я всегда считаю свои победы.

– Запомните и эту, – и хотела цапнуть его за нос, или хотя за галстук, распластавшись вдоль стойки бара, но поперек тел обладателей этой его части Пита и Кетча.

Говард не захотел отшатнуться, и ладонь девушки совсем недавно превратившей Майера в инвалида, ибо:

– Местный институт имени их Дровосека – как будто он кого-то лечил, и говорят, да, но даже от рабства – взял на поруки его голову и руки, и не только, а даже голову, которую, как говорили очевидцы еще на месте в Северном Ледовитом Океане:

– Современными средствами отстоять будет трудно, может быть даже невозможно, но:

– Мы сделаем невозможное – он будет хорошим:

– Человеком.

– Простите, но вы можете ответить, что это значит?

– Он будет видеть только в темноте.

– Вот из ит, темнота?

И предположили:

– Сам и расскажет.

– Бросьте ваши шутки, леди, после таких шокирующих экспериментов люди не оживают, – сказал Говард, поправляя галстук, который она чуть не оторвала.

– Вот это очень верно вы заметили, ибо он то, кто вы думаете, и очевидно, что далеко-далеко:

– Не человек.

– По крайней мере, не его хомо сапиенс, – вступился – впрочем, с угрюмым выражением лица Кетч за даму, надеясь, что раньше:

– Они где-то встречались, – и более того:

– При более сентиментальных обстоятельствах.

– Все эти сказки – присказки про Орион, Сириус, Альфу Центавра я обычно пропускаю мило ушей. И знаете, почему? – спросил Хью.

– Нет.

– Не верю абсолютно ни одному слову. Но. Вот вчера – сегодня моя вера в реальное отсутствие здесь, на Земле, мира Звезд – поколебалась.

– Потому что Май не умер?

– Нет, потому что СП нас не пропустил без него.

– Это очень верно, – сказал Пит, – этот мах-ин-а-тор, был необычный эксклюзив, а именно с инопланетной начинкой.

– И начинкой зла, – решила она настоять на своём даже в этой благоприятной для близкого-близкого знакомства обстановке.

Как говорится:

– Если бы я был Фиде, а вы Е. Ромеч – никогда не откажусь от ваших услуг даже за пять тысяч долларов, которые – говорят – ей платили даже президенты США, в их перспективном масштабе.

– У меня хотите узнать, что надо уметь за эти деньги? – спросил Говард, увидев эту одиозную даму по имени Корр, уже слева от себя, но о ее способности менять места незаметно для других, спрашивать пока не стал.

– Я в следующий раз обязательно посмотрю, как вы это делаете.

– Тут надо думать задним умом, – проблеяла леди и так оттянула первого летчика – как с самого рождения думал про себя Говард Хю – по заднице, когда он привстал, чтобы налить сам селф. Когда бармен вышел за капитально прожаренной мелкими кусочками курицей, не боясь насиловать ее при всех, ибо сожрать столько за раз:

– Невозможно.

Тем не менее, никто – даже Корри – не решились попросить что-нибудь себе, когда бармен, проходя мио, как шаровая молния, дыхнул на них коричневым жаром курицы, прожаренной, как многие считали:

– Могут только в Клайпеде или в Паланге:

– До рассыпчатых костей. – И честное слово:

– Вплоть до песни:

– Помню тебя после душа, в дыме остывших паров, платье твоё на запятках кареты нашего счастья. – И да, оно было не голубое, а цвета беж, но с большой, очень большой грудью. Вот руками мы цеплялись едва-едва при танце, а уж целоваться:

– Если только через затылок.

– Прекрасно, прекрасно, очень хорошо.

Несмотря на это, утром Говард обнаружил на подушке ее голову – и хорошо, что после вчерашнего, не отдельно от тела лежащую, а наоборот:

– Целиком со всеми делами, – и что запомнилось:

– Вот вся эта курица по-прибалтийски целиком была тут.

Вопрос:

– Неужели бармен даже не попробовал?!

– Очень маловероятно, что если, да, то разумеется не отдал бы даже за деньги, а значит ходила с ним под лестницу.

От недоразумения Говард заглянул даже под кровать.

– Там? – только и спросила Корри.

– Ты спрашиваешь меня во сне, или только так: уже проснулась?

– Если там – ты всё равно не пугайся, ибо он днем всегда спит.

– Да? Специально так придумано? – Говард опять заглянул под кровать.

– Никого?

– Нет, – и пошутил через силу: – Я начал уже надеяться на шведскую тройку: я, ты, и твой покойник.

– Ты до сих пор не веришь, что Майера реанимировали?

– Верю, что не верю, ибо сам видел его стоящим на голове без ног.

– Ну и что?

– Да?

– Ну, он же робот с одной из Мета-Галактик.

– Не имеет значения. На Земле, он всё равно превращается в смертного.

– Да, но не до такой степени, как люди, родившиеся прямо здесь.

– У меня есть предположение, дорогая леди, что те, кто здесь родился давно вымерли, как динозавры и мамонты.

– Неужели такое может быть?

– Я думал для вас всё возможно, а уж тем более: более-менее верить во всё, что хоть немного похоже на правду.

– Я связалась с тобой, и уже сама вижу: теряю квалификацию.

Говард даже незаметно махнул рукой вдоль себя.

– Нет, так ты ничего не обнаружишь, – ибо если и есть, то это магическая невидимая связь.

Они сели за стол, и было такое впечатление, что кто-то, действительно, рядом есть.

– Кто-то здесь сам третей находится.

– Он был похож на самовар, там на льдине, когда перевернулся вверх без ног, но голова точно была внизу.

– Хорошо, я сейчас позову полового, пусть принесет чемодан.

– Что?

– Чемодан, я сказала? Нет, пусть тащит самовар, будем считать его за него.

– Называй, пожалуйста, вещи их именами, – сказал Говард.

– Прости, но тогда придется самовар тоже перевернуть вниз рогами.

– Зачем?

– Чтобы было окончательно ясно: все дома.

– Все ли дома, – повторил Хью, – мне это не очень нравится.

– Нравится? Мне нет.

– Мне тоже нет.

– Ты оговорился?

– Да, не знаю даже, как это получилось.

Место на площадке сознания любителей оставаться не там, куда им хочется, а здесь, даже если это только для Некоторых:

– Их либэ дих Америка, Лас Вегас и Голливуд, – впрочем, как сказал этот герой, которого, может и ждали, но мало, мало:

– Лучше здесь не играть в карты.

– Почему?

Но несмотря на отсутствие полного ответа на этот вопрос, он – как еще не было сказано:

– Занял это уже свободное место предводителя местных заблудившихся за стойкой бара.

– Я догадался, – сказал Пит, – только сам ты будешь играть на наши общие деньги, которые пока еще только посулил нам Говард, как выкуп за Тай-но-пись – имя его будущей жены, которую все в недалеком прошлом звали Корреспондентка, или родственников, как она сама пропедалировала на помолвке:

– Я так это чувствую.

– Почему? – спросил Кетч.

– И знаете почему? Я должна была умереть или, по крайней мере, серьезно пострадать, в этой конфликтной ситуации с Дери-басом Майером, но только благодаря вам со мной ничего не случилось, кроме:

– Свадь-бы!

– Не думаете ли вы, Ми-леди, что вас может догнать рок э-э много-замужества.

– Я прекрасна, да, но, не ревнива только к Аве Гарднер и Кэтрин Хопберн, поэтому они меня не убьют, а других я не знаю.

– И значит?

– И знает, этот хрен летающий Говард Хю, что даже в своем завещании, я поставлю крест на его дальнейших брачных связях.

– Вы уже знаете, что он – не буду говорить, что умрет совсем – но, по крайней мере, представится:

– Мани-аком, – очень боящимся летающих вокруг его рук и ног микро-бов.

– Позвольте предложить вам чашку кофе из импортной кофеварки? – спросил Бат, который с ней даже не познакомился как следует, – заметил Кетч, – а обращался почти как к человеку, да, но знакомому в прошлом, где-то на Орионе. А сейчас просто для него обаятельного.

– Я сама налью, – неожиданно, сказала Корри, и перелезла прямо через стойку в бар, где и заварила сразу всем по чашке кофе, смолов его сначала из зерен.

Удивительным было только то, что у кофеварки было четыре соска, а народу больше, но пили все одновременно.

Далее, кто были еще двое, кроме Пита и Кетча?

Естественно, там был Бат, или Черномор, как его называли на берегах теперь уже кажется настолько слишком отдаленных, что и неизвестно:

– Справимся ли мы с синдромом Джеймса Кука:

– Уходя – уходи, и больше никогда не возвращайся.

Вплоть до предложения себя – нет, не рыбам, водным скитальцам, – а:

– Натюрлих хомо сапиенсам, – только не инопланетного, а местного суррогатного производства. Как говорится:

– Да, сожру, – но уже без того удовольствия, которое доставляет чистый импорт.

Что, собственно, и сделал Бат в первую очередь в Америке, еще, как имеется в виду:

– Не успев как следует даже присесть:

– Купил в долг Мерседес.

Правда, немецкий, ибо:

– Я не знал, что других здесь не бывает.

И так загорелся желанием: тоже назвать кого-нибудь этим достойным внимания всякого, влюбленного в машины еще на околоземной орбите, что до того растерялся, ибо не видел никого подходящего, кроме Корри. А она – если кто не забыл:

– Да, машина, – но с одним внушением:

– Адская.

– А слышь, ты, милая! – гавкнул он через стойку этой леди – только что с постели Говарда Хю, и забывшей на некоторое время, зачем ее сюда притащило.

И добавил:

Глава 11

– Я вот тоже не стипендиат, но намерен баллотироваться.

– Вот ду ю сей? – думала, что ослышалась претендентка на всё пока что движимое имущество Америки. Но тут же собралась с мыслями и благопристойно добавила:

– Только через мой труп.

– Я согласный.

– Почему?

– Ибо понял тебя с полуоборота двигателя внутреннего не-сгорания, развивающего стольник за 5 с небольшим секунд:

– Перед присягой я должен буду оживить тебя.

И после этих слов дело дошло до того, что Корри пролила часть кофе вместе с еще не до конца растаявшими зернами на себя.

– И это несмотря на то, что кофе у ней в чашке было только полчашки, – толкнул локтем в бок Пита Кетч, что Пит последовал примеру барменши:

– Немного плеснул на галстук соседа, думая – не он, в общем-то, так думал, а сама чашка, решившая, что это ее и просят поделиться, а именно, что попала наоборот в другую сторону, как вылетает из не пристегнутого сиденья водитель, но непонятно, почему против хода движения, как будто кто-то его тянул за уши назад, а не вперед, как расписал Ньютон еще первом классе. Для тех, кто не согласен пусть считают, что им и вообще никогда об этом принципе противоестественного, но законного движения не рассказывали.

И все же сомнения оставались вплоть до того, что:

– Есть ли он вообще этот третий с правой стороны колонны, или пятый вместе взятый?

Тут и так-то не совсем ясно, как мог Бат толкнуть Кетча, а он Пита, если Бат сидел, как предполагалось:

– С другой стороны колонны.

Оставалось предположить, что пятый появился буквально из кофейной пенки – его квинтэссенции.

Решили выявить этого пятого путем медленного излучения.

Излучения, я сказал? Да, но и изучения с помощью этого излучения его русского псевдо-нимба.

Бат вынул из кармана внутренних штанов колоду, разложил ее и предложил каждому выбрать, что только душе угодно:

– Первому, – второму чуть меньше, а третьему останется пиковая дама.

Его шутку никто не понял, что три карты были налицо:

– Тройка, семерка, дама, – прочитала, перегнув шею через стойку Корри.

– Может быть, мне выбрать сразу пиковую даму? – пропела она.

– Сначала надо выбрать выборщика, – сказал Бат, как здесь принято.

– Что это значит? – спросил Кетч.

– Надо решить, кто будет первым выбирать.

– Ну-у, это уже много-ходовка, а в ней вольготно жить только шулерам.

– Я сам запутаюсь, – сказал пятый. И добавил: – Вы никогда не догадаетесь, кто я.

– Действительно, – сострила леди Корр за стойкой, – дураков много, а вы один – тут никогда не догадаешься, как мог он оказаться на нашем берегу.

– Он, вы, я, один! – разозлился незнакомец, – не мельтешите мельницей своих убывающих по экспоненте мыслей, ибо и так уже давно скучно одному.

– Давайте просто спросим каждую Эманацию, кто она, и она ли это? – предложил я.

Кто я? Сейчас не до этих сантиментов – потом разберемся.

– Майер может быть? – сразу начала подсчет голосов Корр, – нет. Все согласны? Все.

Полковник Бутлеров? Тоже нет, так до сих пор не может отойти от сверх оригинального отхода реальности от его планов на будущее.

Следующий. Кто следующий?

– Вы, милая, не всех знаете? – удивился Пит.

– Я не хочу впутывать в свою биографию без веских оснований, поэтому помолчу.

– Ладно, я продолжу, – поднял лапу Кетч. – Че – может быть?

– Он играет в Лас Вегасе, – ответил Пит.

– Это вряд ли, – Корри. – Потому что его взяли на поруки. Но и здесь он не полез бы в руководители нашего драмкружка.

– Отпадает.

– Да.

– Согласна.

– Конечно.

– Это кто сказал?

– Дак я и сказал.

– Тебя пока еще не спрашивают, ибо неизвестно: вдруг ты только весчь.

– Да, это именно так, считайте меня неодушевленным, – пропел исследуемый реципиент.

– Даже я не знаю, что лучше: одушевленная вещь, или неодушевленный человек.

– Может быть, это кошка или собака – счастливые друзья нашего счастливого детства?

– Скорее всего, – сказала, подняв – нет, не лапы пока что кверху Кори – а только своё очень хорошее зрение – это не Руз.

– Почему?

– И знаете почему? Он хочет баллотироваться в президенты, а Руз уже През.

– Значит?

– Значит, конкуренция, и это должен быть кто-то другой.

– Хорошо, кто у нас дальше в списке? – спросил Бат.

– Так-к, этот здесь, этот тоже, кого нет?

– Ты меня спрашиваешь?

– Так всех вроде уже посчитали, если не считать Щепки и Кали.

– Они остались дома.

– Это кто сказал?

– Я.

– Кто я? А то: я, я, я! А кто ты никому же ж неизвестно.

– Может быть, на самом деле, на помощь Майеру, хотя он и в гипсе еще, прибыли его Зальцбургские сподвижники, эти пресловутые Клала Цеткин и Роза Люксембург?

– Не надо их лучше вспоминать, а то приползут и сюда, а и без них разобраться почти невозможно, что их тут нет.

– Логично.

– Это капитан Буров! – радостно ответил Кетч, – потому что он был здесь барменом, а увидев, что место на сегодняшнее утро занято благородной синьорой – отступил на второй план.

– Нет абсолютно никакой логики в вашем предложении, мистер, ибо я бармен, а претендую.

– Здесь женщин в президенты не выбирают.

– Думаю, что я теперь девушка.

– Да?

– Да.

– После ночи с Говардом? – тоже засомневался Бат – Черномор.

– Почему?

– И знаете почему? Так не бывает.

– Остается только вирусолог Ивановский, а он почил в Москве, хотя и оставался сторожить Ялту, – сказал сам потерпевший остававшийся пока что без имени.

– Очень хорошо! – ударил колодой карт по стойке Бат, – раз мы решили, что их оставалось только двое – пусть будет хоть вирусолог Ивановский, хоть этот, как его, неважно.

И попросил передать карту Кетча или Пита, так как кто из них точно сидел рядом с Черномором через колонну, как границу другой империи, а хоть и республики – мы ее не боимся, несмотря на передовые технологии, ибо имеем в ранце за спиной:

– Древние.

– Мы во что играем? – спросил мистер Х, получив свою карту в третьем ряду. – Опять в Фараона?

– Да, кто из нас будет Кецалькоатль Тринадцатый, – ответил Бат – Черномор.

– Вы мою карту не подсмотрели?

– А разница?

– Есть, ибо я мог бы ее подменить, а теперь вы будете за мной следить более внимательно, чем это принято в подобных обстоятельствах.

– Хорошо, считайте, я ее забыл.

И, о, ужас, Бати понял, что тут же забыл какую точно карту дал Иксу, или кто у них есть еще там.

В этот момент Кетч понял, что это – о, мама мия! – точно, на кого не думали – вирусолог Ивановский. И значит, кто-нибудь достукается до микробного состояния. И сидящий рядом – между ними – Пит тоже это понял, и загадал:

– Если Ивановский сейчас вернет карту для замены – всё, загружайте хоть чистым спиртом все канистры, а он будет президентом США в эманации Рузвельта, а если это всё еще Гувер – то и тем более:

– Мы уже никуда отсюда не улетим – революция неизбежна.

Кетч и Пит пересели на другую сторону колонны поближе к кофеварке, чтобы, вы их успокоила леди Корр:

– Было куда бежать – выход был совсем рядом – если проиграет не тот, кто обязан.

Так и вышло: когда одному всё-таки попалась Пиковая Дама, другой возопил:

– Я не я!

– Кто ты, мил человек?

– Ты, – последовал сакральный ответ.

Ну, и значится, возникло несогласие. И проиграл Бат, так как поклялся себе больше никогда не ошибаться, но, как и следовало ожидать:

– Именно споткнулся.

Он думал, что играет с Майером, имеющем кратковременную эманацию:

– Человека со связями, – имеется в виду не только с ногами, но и с головой в том числе, но перед ним был Фью-Черс, о коем давно все забыли.

И до такой степени, как Бат не отнекивался, что прилепил эту карту на груди его, как наколку, сделанную, нет, даже не на Мор-Флоте, а на собаке Ориона Альфе Центавра.

Бат так обиделся, что не смог даже прослезиться.

– Действительно, – прошептала леди Корр, подперев своей грудью кофеварку, которой – на мой взгляд – не было.

Чего? Сами догадайтесь с трех раз, кого или чего, кофеварки или её груди, выдающейся до неприкосновенности в танце.

Бат ушел в туалет, где его потом не нашли, и пошутили:

– Если только в дыру провалился и ушел по трубе.

– Так бывает? – спросила сегодняшняя барменша. Корр.

– Нет, с ним было.

И думали, что Фью теперь будет – если уже не этим – то тем президентом точно.

Только никто, кроме пропавшего Бата, не знал, что рядом был Фью-Черс, от которого они бежали в Ялте. И, о чудо, и Фью исчез, как только понял, идя им навстречу, что они его:

– Даже в упор не видят, – и прошли прямо сквозь него, когда он придержал обе вертящиеся створки двери в зал, чтобы им услужить в знак согласия быть их повелителем – покровителем.

По-местному проще:

– Мафиози.

И ушел, куда глаза глядят, но знали, куда, поэтому привели его в номер на тринадцатом этаже, и вплоть до того, что не знал, кто в нем живет, а только постучался, чтобы спросить:

– Можно войти?

– Да-а!

– Ес-сс! Спасибо.

– Я ждал тебя и рад, что вижу, – ответил Говард, думая, что это Корр, в которую он влюбился по самые почти уши, но глаза точно не мог оторвать по полночи, хотя и делалось всё без света, но видимо, ее внутренний свет обладал и вполне приличными внешними достоинствами.

– Дак, я это, насчет работы, – испугался Фью, что зашел, да, но, ясно даже, что ждали, но к счастию:

– Не его.

– Давно надо было, – ибо Говард ждал кого-то, и как выяснилось за первой же сигарой, летчика, но именно не Кетча или Пита, так как постепенно начал их бояться:

– Всё больше и больше.

– Вы штурман, или летчик в большей степени? – спросил Говард, чем привел приходимца в состояние непробудного грогги.

– Вы не выспались?

– Нет, окей, я всё помню.

– Ответьте тогда, если вам не трудно.

– Да, да, сейчас, сейчас, просто я забыл, кто такой штур-ман. Напомните, какое-то Зальцбургское мероприятие, как на планере взять Италию без шума и пыли?

– Простите, что-с?

– Я имею в виду, что, в принципе, мы можем полететь вчетвером, вы, я, Ава Гарднер, Кэтрин Хопберн.

– Аа-а?

– А в качестве обслуживающего персонала возьмем людей, которые пройдут конкурс.

– В чем он будет заключаться? Будут ловить мышей?

– Обязательно надо брать мышей в полет? – удивился Фью.

– Нет, нет, что вы, если мы не передумали плыть на корабле, где они обязательно должны быть.

– А здесь?

– А здесь, как вы только что мне сообщили близость этой оправки к архипелагу Кука, – они и будут нашими мышами.

– Так и объявить в газете, что набираем мышей для путешествия к Северному Полюсу?

Хью поперхнулся коньяком.

– Что изволите, сэр?

– Вы обещали мне по телефону, что перейти эту границу у реки можно и без полюсов, несмотря на то, что они разные, как Северный и Южный.

– Просто я, это, не забыл, конечно, но думал, вы передумали рисковать.

– Нет.

– Хорошо, тогда и мыши нам, скорее всего не понадобятся.

– Нет, нет, если вы уже их заказали и познакомили с подробностями путешествия – пусть остаются.

– Почему?

– И знаете почему?

– Иначе их пришлось бы кончать, а это по смете не предусмотрено.

– Очень верно сказано, честное слово, я вас беру с годовым окладом сто долларов.

– Так мало?

– Я думал, чем меньше оклад – тем лучше.

– Да?

– Да.

– А, ясно, значит, я могу воровать?

– Нет, но понимаю и то, что без этого вы все равно не сможете, ибо должны содержать свою партию меньшевиков.

– Именно меньшевиков?

– Вы сами так сообщили мне по телефону.

– Понятно, значит, мы пойдем в гору, чтобы становиться всё больше и больше относительно э-э:

– Взгляда с Ориона, – по мере к нему приближения.

И Фью скоро опять появился в баре, надеясь узнать, придут ли летчики вечером, и к своему удивлению:

– Хау а ю?!

– Вот ду ю сей?

– Я вижу вас опять, хотя и не ожидал, что вы тут и живете, – ответил Фью, как посланец Земли инопланетянам, прибыв к ним в гости.