Текст книги "Александр III. Истоки русскости"

Вспомним, что при Александре II вопрос о возможности переселения крестьян относили к числу не только совершенно нежелательных, но и прямо запрещаемых. А Царь-Хозяин совершенно ясно видел громадную полезность как освоения новых земель, так и разгрузки старых русских территорий от социальной напряженности, царящей в Деревне.

Д. И. Менделеев: «…в два последних царствования сами перемены (а не то что подготовительный разговор о них) стали безумно и постепенно делаться живыми и плодотворными, а Великий Сибирский Путь сделал возможным осуществить их с легкостью, далеко превосходящей всё, что было прежде…»

За 1885–1904 годы общее число переселенцев в Сибирь составило около двух миллионов человек, и сибирские края впервые заявили о себе как мощный производитель сельскохозяйственной продукции.

Россия уверенно вступала в группу хозяйственно развитых стран мира, и подъем науки и промышленности уже способствовал не только количественному росту сферы сельского хозяйства, но и его интенсификации. Именно при Александре III стали закладываться научные основы повышения культуры населения.

Д. И. Менделеев: «Наука, наконец, сообразила подумать о сельском хозяйстве». И сам великий ученый немало времени и сил отдал этой сфере исследований и изучения динамики и структуры населения и хозяйства, статистике доходов городов и сел России и других стран. Им был создан целый ряд работ по агрохимии.

Мы решимся сказать, что Российское государство в эпоху Александра III с наибольшей последовательностью искало разрешения проблем Деревни. И предпринимало серьёзные и решительные меры в этом направлении. Так, кроме переселенческой деятельности, практиковали в неурожайные годы раздачу хлеба из казенных запасов для прокормления голодающих и на посев. Так, в 1891-м и 1897 годах крестьянам раздали сто миллионов пудов зерна.

Эти меры, как и другие, менее масштабные, способствовали поддержанию российского сельского хозяйства, и оно пережило кризисные годы и постепенно повышало свои показатели. И это касается не только чисто русских губерний, наблюдалось хозяйственное оживление и на Юге. Так, в конце царствования Александра III, благодаря большим работам по орошению земель, урожай хлопка в Туркестане покрывал все годичные потребности текстильной промышленности страны, и она подошла к удвоению своего производства.

О хлопковом деле, очевидно, стоит сказать несколько подробней. В России до 1878 года ввоз хлопка-сырца из США вообще не облагался никаким таможенным тарифом. И экономист Василий Кокорев говорил, что на бездарной хлопковой политике Россия потеряла почти миллиард рублей, и он с печальной иронией подмечал, что всю страну одели в ситец, но это «ситцевый» успех оборачивался грандиозным материальным проигрышем.

Александр III уверенно продолжил строгую таможенную политику на ввоз из США, одновременно желая развить собственное хлопковое дело в Туркестане. И зарождение и развитие собственных отраслей хозяйства, конечно, не ограничивалось только одним хлопковым делом. При Александре III отечественный каменный уголь полностью вытеснил зарубежные поставки, и Россия стала выдвигать на международные рынки свои собственные нефть и керосин. Активно развивалось производство рельсов, вагонопаровозов и всех иных изделий для железных дорог. Производства, выпускающие эти товары, всегда поддерживались правительством. Министерство финансов их поощряло, учредив для этого специальные премии. А военные заказы стали получать главным образом российские заводы.

Всё это ещё раз подтверждает мнение Витте о том, что на тот период система госкапитализма для России была самой разумной и в сущности безальтернативной.

Царь хорошо осознавал правоту своих экономистов, указывающих на острую недостаточность средств в крестьянских хозяйствах, и при нём создавали государственный Крестьянский банк, осуществлявший долголетний кредит, доходивший до 90 процентов от стоимости земли при низком проценте (4,4 %, включая погашение). Этот банк являлся самым крупным в мире учреждением земельного кредита, выдававший крестьянам ссуды. В 1901 году таких ссуд он выдал на 777 миллионов рублей, а в 1917 году этот показатель стал на 600 процентов больше!

Русские ученые-аналитики видели этот уверенный рост во всех сферах народного хозяйства страны и очень дорожили мирной передышкой и политикой, направляющей все основные средства на модернизацию страны. Например, Д. И. Менделеев решительно выступал за сохранение миролюбивой политики и отрицал нужность каких-либо новых завоеваний: «Расплываться нам совершенно не следует. А лучше даже настоятельно необходимо заняться тем, что давно стало нашим. Да и разобраться в том, что есть у себя…»

А у себя к тому времени были уже очень серьёзные успехи и достижения. Так, в железнодорожном строительстве за год удалось в среднем иметь до 500–700 верст новых путей, а лучшие достижения давали и до 2751 версты за год! И в конце XIX века железнодорожная сеть России уже составляла 53,97 тысячи километров. Из этого числа за счет казны построили 10 910 верст, а за частные капиталы – 14 500. А Великий Сибирский Путь весь выстроен за государственный счет.

…Близится к завершению эта глава, посильно посвященная вопросам экономики. Мы хотим сами себе задать вопрос: а что можно считать одним из самых главных показателей успешности большого государства? Мы полагаем, что могут последовать самые разные ответы на такой вопрос. Например, можно назвать хозяйственную суверенность, максимальную развитость внутреннего рынка, полное самообеспечение страны главными товарами, военную и продовольственную самодостаточность… И все эти ответы (как и немалый ряд других) окажутся верными и справедливыми. Но может прозвучать и ещё один (и очень важный!) ответ – это рост благосостояния населения и основывающийся на этом рост его численности. И оно отнюдь не наш собственный вывод. К нему приходили весьма авторитетные ученые разных эпох, например, века Александра III и века XXI.

Из ученых александровского времени нам опять всего основательней привлечь мнение Д. И. Менделеева. Дмитрий Иванович одним из первых очень разных факторов оценки итогов царствования Царя-Миротворца считал рост населения страны в годы его правления. По мнению ученого, этот рост являлся детерминирующим фактором, обоснованно определяющим успешность исторического курса страны. По переписи 1897 года прирост населения составлял 15 человек в год на тысячу жителей. По строгим статистическим данным этот прирост был твердо стабильным, и в конце правления Александра III в России насчитывалось 127 миллионов человек. (А двадцать лет спустя население при этом приросте составило бы 187 миллионов человек. То есть прибавилось целых 60 миллионов!)

Д. И. Менделеев отмечал, что, хоть в России и случались очень тяжелые сельскохозяйственные годы и в ряде губерний было крайне плохо с продовольствием, но в целом по стране уровень жизни ощутимо повышается и этот отчетливо сказывалось на росте населения. В своей известной работе «К познанию России» он полагал, что при сохранении мирных отношений с соседями и с продолжением проводимой сейчас экономической политики Россия к началу двухтысячных годов будет иметь население порядка 600 миллионов человек.

Ах, если бы он мог познакомиться с нашей современной статистикой! Во всём СНГ к началу названного им времени было лишь 300 миллионов человек, а Россия насчитывала только 143 миллиона при ежегодном падении этого показателя почти на миллион человек…

…Мы хотели обратиться не только к главному стратегу экономического развития России при Александре III, но и к нашим современным исследователям. Кажется, всех ближе к вопросам влияния экономики по демографии сейчас оказывается всемирно известный ученый, профессор Санкт-Петербургского университета, доктор исторических наук Борис Николаевич Миронов. Его перу принадлежит много научных работ о развитии Российского государства, а главным трудом, очевидно, является трехтомник «Российская империя: от традиции к модерну». Именно в нём вопросы социологии, экономики и демографии рассмотрены особенно внимательно. Кратко напомним читателям исследовательский путь Б. Н. Миронова. Его научная деятельность начиналась с курсовой студенческой работы по политэкономии, в которой он не согласился с законом Карла Маркса об абсолютном и относительном обнищании пролетариата при капитализме. По марксовской доктрине именно факт неуклонного обнищания и создает, в конце концов, революционную ситуацию. К таким выводам Миронов пришел в 1961 году. Архивные материалы студенту тогда, конечно, были недоступны, но он написал свою работу, основываясь на данных статистических сборников. И эта вполне серьёзная база данных была неопровержимой, но антимарксистские выводы студенческой работы насторожили «старших товарищей», и из университета ему пришлось уйти. А новый приход в это учебное заведение был связан уже с другим факультетом, с историческим.

Здесь темой его исследований стала история цен, он увлекся ею и в 1969 году защитил по ней кандидатскую диссертацию. В отличие от всех ученых, ранее обращавшихся к этой тематике, он не ограничился отдельными цифровыми иллюстрациями своих наблюдений и выводов, а разработал целую систему сравнительных таблиц. Именно они и давали глубокую и ясную картину социальных изменений в государстве и обществе. Работая в этом направлении, в 1999 году Миронов издал двухтомник «Социальная история России», принятый научной общественностью уже с большим вниманием и заинтересованностью. Автор в нём представил себя как исследователя, которого привлекает изучение больших социальных и профессиональных групп населения, жизнь классов и сословий.

Следующим результатом таких исследований стало издание книги «Благосостояние населения и революции в имперской России» (2010 год). Вот эта книга вызвала бурное обсуждение её содержания, с автором не согласились многие российские историки. Что их взволновало?

Например, заявление Миронова о том, что до середины XIX столетия русские рабочие жили лучше западных, и у них реальная заработная плата была выше, нежели у их западных братьев по классу. А в целом Миронов писал, что, начиная с отмены крепостного права, наблюдался рост, положительная динамика, и царское правительство проводило реформы, способствовавшие развитию экономики, культуры, повышению уровня жизни и совершенствованию политической системы.

Миронов писал, что этот период в Европе никто не благоденствовал, но в России тренд шел в сторону не упадка, а улучшения. Этот вывод он подкрепил цифровыми данными, отмечая, что после реформ, например, реальная заработная плата сельскохозяйственных рабочих возросла в 3,8 раза, промышленных рабочих – в 1,4 раза, число вкладчиков в банки возросло в 159 раз.

К 1913 году вклады имели около 4,3 миллиона семей или 7,6 миллиона человек, а это 71 процент жителей европейской части России. Он обращался и к более выразительным цифрам: крестьяне купили 27 миллионов гектаров земли (больше всей территории Великобритании!) и заплатили за это гигантские деньги – 971 миллион рублей. Косвенные цифры тоже были примечательными, например грамотность населения возросла с 17 до 40 процентов, а продолжительность жизни увеличилась в среднем с 27 до 36 лет.

Остановимся на вопросе покупки крестьянами земли. Нам, мышкинским краеведам, случилось внимательно обратиться к дореволюционным земельным отношениям в нашем Мышкинском уезде. Мы в своём скромном исследовании руководствовались только статистическими сборниками и из их четких данных неопровержимо проистекало, что едва не 90 процентов всей обрабатываемой земли в нашем уезде к 1903 году уже принадлежало крестьянам, и процесс её приобретения непрестанно продолжался, и к 1917 году у дворян не осталось бы почти никакой земли, кроме немногочисленных уцелевших от разорения усадеб.

Такого рода статистические показатели позволяли Миронову сделать вывод о том, что государство не являлось тормозом для развития страны, а наоборот оно способствовало ему и явилось лидером работы по модернизации. (Не правда ли, выводы одного из ведущих современных ученых совершенно совпадают с суждениями его великих предшественников Д. И. Менделеева и И. А. Вышнеградского?)

От строгой науки сделаем шаг к исторической публицистике. Современный аналитик О. А. Матвейчев сравнивает два царствования Александра III и Николая II. Он отмечает, что «последний император желал следовать внутренней политике своего отца, но это следование было чисто внешним и отличалось многими печальными качествами – от слабости государственной воли до великого роста коррупции». Политолог дает печальный, но ярко убедительный вывод, что «при Николае II всё было плохо. Там разоряющиеся знатные фамилии, соревнующиеся друг с другом в потреблении, брали взятки и забывали о своей родовой чести. Но лишь бы не ударить в грязь лицом. Это плохо кончилось.

Совсем иное дело было при Александре III. Именно его реформы создали очень эффективное, высокоморальное государство и чиновничество (один Победоносцев чего стоил!), что позволило стремительными темпами развиваться капитализму, создало новый класс, увеличило мобильность общества. Не надо строить “капитализм” специально, в хорошем государстве он сам растет так бурно, что не остановишь…»

Отставим на совести автора его слова о высокоморальном государстве и чиновничестве, сегодня нам просто невозможно поверить в их существование хоть когда-либо. Очевидно, стоит согласиться с тем, что и то и другое при Александре III отличалось моральностью гораздо более высокой, нежели это было прежде и стало потом. Это качество подтверждается большинством исследователей александровской эпохи, и к нему мы внимательней обратимся в следующих главах нашей книги. А сейчас нам хотелось бы ко всему сказанному прибавить лично своё, авторское, замечание. Вот оно каково.

Царя-Миротворца мы видим в первую очередь увлеченным хозяйственником. В этом он нам живо напоминает крепкого крестьянина, но который, не слишком разбираясь в финансовых тонкостях, сводит свою бухгалтерию к простым и хорошо понятным для него категориям и, неукоснительно следуя им, ведет своё хозяйство очень исправно. Его не отвлекали никакие идеологические «заоблачные фантазии» о рае на Земле, его не сбивали с толку призывы к быстрому и дерзкому обретению богатства, он с теплой заботой и немалой радостью от малых, но последовательных побед подвигал и подвигал в народ главное Дело своей жизни. Именно так и трудился в русской экономике Царь-Хозяин, Царь-Мужик.

Да, мы представляем Александра III именно таким человеком, с великим интересом и постоянным попечением заботившегося о громадном хозяйстве своей величайшей империи. Она для него, в первую очередь, хозяйство, о котором надо заботиться, в которое надо увлеченно вникать и которое надо защищать и оберегать от всех грозящих ему бед.

Удавалось ли этому Хозяину широко привлекать на помощь себе науку, и насколько он был в этом успешен? Это не легкая для нас тема, но мы посильно обратимся к ней.

Наука в помощь

…Наверно, глава о жизни науки в век Александра III для нас оказывается, может быть, самой трудной частью нашего повествовательного размышления об эпохе этого необычного императора. И начальная трудность заключается даже уже в том, что нерушимо устоявшееся советское представление о нём неприкасаемо характеризует этого правителя не только как глубокого консерватора, но и как крайнего реакционера. (А может при крайне реакционном правителе процветать или хотя бы успешно развиваться отечественная наука?)

Двух ответов на этот вопрос, кажется, никогда не бывало. Общеизвестно: крайняя реакционность другом передовой науке никогда не являлась. А в суждениях об александровском веке более чем веским подтверждением этого являлось, например, жесткое вмешательство Власти в подготовку научных кадров, суровое ограничение (и едва не полная ликвидация) автономии высших учебных заведений. Это действительно так и было, свободомыслие в «кузницах научных кадров» строго преследовалось, правительство весьма опасалось утратить контроль над этими территориями вольного умствования.

Но в ту же самую эпоху в России были открыты тысячи начальных школ – самый первый этап грамотности русских людей. Б. Н. Миронов в своих трудах отмечает, что при Александре III грамотность в России с 17 процентов возросла до 40 процентов и к началу века 75 процентов всех русских детей были грамотными. Это статистическая истина, но элементарное начальное образование и Образованность – явления совершенно неоднозначные. Тем более что большая часть школ, открытых при Александре III, являлась церковно-приходскими, то есть дающие лишь самые азы образования – читать, писать, считать и знать Закон Божий. Но на этом следует несколько остановить ход размышлений и отнестись к сказанному по возможности внимательней.

Очевидно, главным вдохновителем создания широкой сети таких школ являлся К. П. Победоносцев. Он возлагал большие надежды на то, что именно эти учреждения способны оказывать на детей наиболее глубокое религиозное и добронравственное влияние. Обер-прокурор Синода полагал, что это решающе поможет укреплению народной нравственности и в дальнейшем сможет предохранить человека от опасностей опасных общественных влияний. И очевидно, нужно признать, что немалая часть таких школ работала очень успешно и плодотворно, особенно в русской деревне.

А лучшим примером такой успешности, очевидно, могут быть школы В. Н. Сорока-Росинского. Полагаю, что нам здесь будет уместно вспомнить основные идеи этого замечательного русского педагога. Он решительно выступал за то, чтобы школа не только обучала, а и непременно воспитывала. Воспитывала в духовном и национальном направлениях. Он считал, что формирование человеческой личности кроется отнюдь не столько в развитии умственных способностей ребенка, сколько в развитии мира его лучших сердечных особенностей.

Желая ясно выразить эту мысль, он писал: «В человеческой жизни, как в целом, всегда есть мотивы и идеалы, не поддающиеся анализу разума, будучи таинственными и темными силами. Не в хлебе едином жив человек! Педагогика, считающая своей задачей уход за психикой воспитываемых, и должна обратить свое внимание, прежде всего на эти могучие подсознательные душевные силы, а в том числе и на тот комплекс, в котором как-то связаны воля к жизни, национальный инстинкт и стремление к деятельности и творчеству»

К сказанному мы желали бы добавить что Сорока-Росинский, очевидно, был одним из самых первых русских педагогов, пришедших к осознанию великого фактора национального инстинкта. Сегодня об этом факторе говорят как о явлении бесспорном, а в XIX веке при громадном преобладании «западничества» такая мысль являлась глубоким педагогическим озарением.

Откуда начинал свой мыслительный путь Сорока-Росинский? Безусловно, от основных идей славянофилов, утверждавших, что русский народ есть народ особый, весьма своеобразный, во многом отличный от всех иных народов Европы. Славянофилы уже тогда решались на заявления, что наш народ – это народ избранный, которому в своём развитии суждено идти своим особенным путем.

Виктор Николаевич Сорока-Росинский, кажется, не заострял эту мысль как главную, но постоянно заявлял что, по его мнению, главная сущность подлинно национальной школы отнюдь «не в статистике» (то есть не в количестве учебных часов и сумме переданной информации), а в динамике последовательного воспитательного влияния педагогов, ведущего к созданию личности духовно и национально крепкого гражданина России.

Но разве только одни увлеченные провинциальные педагоги – просветители мыслили и действовали в этом направлении? Нет, этим путем шли и многие их столичные коллеги, а самым ярким и последовательным был сам «учитель русских учителей» К. Д. Ушинский. Свои педагогические принципы он четко обозначил, ещё преподавая в Гатчинском сиротском институте. Да, в образовательном учреждении, особо славившемся строгостью своей метрики, целиком направленной на воспитание людей, беззаветно преданных «царю и отечеству».

В 1855 году Ушинский стал инспектором здешних учебных классов и именно в этот период он написал ряд своих статей, посвященных «народности в общественном воспитании». Общественный резонанс этих педагогических трудов был столь велик, что произвел немалое впечатление и в российском высшем свете, а императрица Мария Александровна так была впечатлена мыслями Константина Дмитриевича, что поручила ему создать методику воспитания наследника русского трона.

Наследником престола тогда был старший брат Александра III, Николай Александрович, которого «Саша» глубоко любил и уважал. И все наставления Ушинского, адресованные воспитанию Наследника престола, потом перешли в основу подготовки Александра Александровича к будущему правлению. (Как после этого можно говорить, что педагогические труды Ушинского были чужды самодержавной власти, что они якобы были в своей остроте глубоко прогрессивными и близкими к самым революционным методам обучения и воспитания?)

Стоит нам напомнить, что одним из его главных педагогических трудов были «Письма о воспитании наследника российского престола». А их адресат был самым конкретным – они были направлены лично императрице Марии Александровне. В них каждое из главных положений проникнуто мыслью о близости правителя к народу. Не случайно ученик и соратник великого педагога Л. Н. Модзалевский заявил: «Ушинский – это наш действительно народный педагог».

Так вот, «народный педагог» в своём письме к императрице говорит: «Мне кажется, что благоденствие России а, следовательно, и счастье её монарха заключается не в подражании западным преобразованиям, а в самостоятельном развитии государственного народного организма, вытекающего из сознания действительных народных потребностей, а не из детского желания угоняться за Западом».

Стоит и в наши дни внимательно перечитать «Письма». Их автор строго принципиален в оценках всех главных сторон тогдашней русской действительности. Он порицает русскую литературу, чьей «любимой темой», по его мнению, стали недостатки российской жизни и едва не всеобщее критиканство. Одновременно он отмечает, что, при бесчисленности критикующих, у нас крайне мало созидательно и положительно мыслящих и действующих людей.

Ещё более резки и непримиримы суждения Ушинского о государственном чиновничьем аппарате, а особенно о его людях. Ушинский сравнивал их с вредоносными (!) американскими муравьями-точильщиками, выедателями, которые изнутри разрушают дерево так, что оно сохраняет лишь внешнюю форму и жутко рушится при любом сильном порыве ветра! Он резко заявляет: «Великие правительственные меры, в особенности добрые, подвергаются со стороны этих людей, всегда деятельных исполнителей, точно такому же выеданию и подтачиванию».

А что Ушинский говорил о доброте монарха? Вот его прямое суждение об этом: «Требуя от подданных бескорыстного служения Отечеству, монарх должен подать собой пример такого служения. Тогда только требование его найдет отголосок в сердцах подданных!»

А в завершении своих размышлений Ушинский приходит к понятию общественного блага как главной цели единства усилий правителя и народа. «Такой исход к естественному чувству любви к Отечеству, необходим и неизбежен для каждого великого общественного организма…»

Внимательно прослеживая профессиональную деятельность и личную жизнь Александра III, К. П. Победоносцева, К. Д. Ушинского, Б. Л. Модзалевского, В. Н. Сороки-Росинского, приходишь к пониманию, что эти люди одного образа гражданских мыслей в котором всем движут духовность, народность, русскость. Им всем в равной мере были присущи искренняя забота об Отечестве и искреннее желание помогать ему в движении по пути мира и спокойствия.

Таковые идеи национально мыслящих педагогов вполне совпадали с «вектором мышления царя и его главного идеолога. Они оба тоже полагали, что в школах (а особо в начальных) требуется более воспитание, нежели учение. И они особо поддерживали церковно-приходские школы. (Если в 1888 году на их поддержку выделялось 55 тысяч рублей, то в 1895 году – три миллиона семьсот тысяч рублей.)

И Александр III и Победоносцев считали, что для простого народа вполне достаточно начального курса обучения и старались по возможности оградить доступность средних школ от поступления детей из малоимущих слоев населения. Очевидно, у таких действий имелась и особая причина, которую правительство считало весьма существенной. Оно опасалось количественного роста новой интеллигенции, которая, будучи достаточно необеспеченной, неизбежно даст кадры для оппозиционных действий, в том числе и весьма радикальных.

Чиня серьёзные затруднения для продолжения образования людям из простого народа, правительство этим самым как бы создавало некое подобие «фильтра», предохранявшего высшую школу от опасного наплыва учащихся, могущих в будущем стать противниками самодержавия. Полагаясь на серьёзное значение этого «санитарного кордона», правительство обращало большое внимание на развитие высшего звена образования, понимая большую нужду развивающегося хозяйства страны в кадровых грамотных специалистах. Особое внимание обращалось на создание профессиональных практических учебных заведений высшего типа. Так, в Харькове тогда открыли технологический институт, в Москве основали сельскохозяйственный институт и таковой же открылся в Новой Александрии. В северной столице стали действовать Электротехнический институт, в Варшаве начал свою работу Ветеринарный институт.

Можно полагать, что высшему образованию Александр III придавал очень большое значение, но в его «университетской политике» ясно ощущались и немалые опасения. Правительство явно остерегалось и автономии этих учебных учреждений и, в целом, духа свободомыслия, очень ощутимого здесь. Потому в 1884 году были отменены выборные начала, а содержание преподавания должно было определяться министерскими программами (изначально усилили инспекционный контроль над обучением).

Из провинциальных событий, очевидно, следует отметить создание университета в Томске – для Сибири это было эпохальным событием, имеющим государственное стратегическое значение. Особо стоит превращение Дерптского университета в Юрьевский и становление его на русскую образовательную основу. Здесь предельно ярко проявилось стремление императора понизить германское влияние в прибалтийском крае и усилить его русификацию.

Сбылись ли, оправдались ли надежды царя и его главного идеолога в деле народного образования? Нет, российская и европейская реальность совсем не была в согласии с такими взглядами и надеждами, и фундамент благонадежности и добропорядочности, накладываемый церковно-приходским обучением, уже вскоре начинал подвергаться размыванию сильными и опасными идеями, витавшими в общественной атмосфере России и Европы. И очень многие, самые примерные ученики церковных школ, приходя в следующие этапы обучения и образования, уже не смогли сохранять благостный порядок в восприятии земного мира и безусловную веру в неоспоримость мира небесного и благословенность самодержавной власти.

В российском как реальном, так и классическом образовании влияние свободомыслия и революционные взгляды стали очень значительными, но, очевидно, строгость александровских порядков решающе помогала ограничивать и сдерживать их проявления, не допуская их к опасной черте откровенного бунтарства и вседозволенности. И эта часть студенчества, которая избирала себе дорогу трудов и стараний, проводила её успешно и русская наука получала весьма достойное понимание своих исследовательских сил. И в александровскую эпоху Россия обрела ряд замечательных научных успехов в медицине, химии, физике, географии, физиологии, и других науках.

И правительство желало содействовать единству научного мира. В стране тогда проходили научные съезды, собиравшие в свои аудитории лучших исследователей многих научных дисциплин. Например, тогда в них участвовали Семёнов Тян-Шанский, Бекетов, Склифосовский, Менделеев. Император интересовался работой этих съездов и неоднократно принимал их посланцев у себя в Аничковом дворце. И все эти съезды проходили при одобрении и поддержке императорской власти.

Очевидно, особо значительными тогда были успехи русской науки в области химии. В частности, весьма примечательными были работы академика Б. Ловица по изучению очищающих свойств древесных углей и капитальные труды Д. Менделеева о соединении спирта с водой и иными жидкостями. И в целом русские химики в те годы работали на уровне своих европейских коллег.

Мы полагаем, что в годы царствования Александра III наука была востребована российским хозяйством и государственным аппаратом гораздо больше, нежели до этого. Нередко крупные промышленники, финансисты и государственные чиновники обращались за консультациями к ученым. Например, Д. И. Менделеев очень часто откликался на такие обращения и никогда не искал от этого материальной выгоды. Хорошо понимая такую повседневную хозяйственную жизнь, С. Ю. Витте решил «упорядочить» такое его участие и в 1893 году назначил Менделеева управляющим Главной Палатой мер и весов Министерства финансов (когда-то и учрежденной по инициативе Дмитрия Ивановича). И со стороны Витте это явилось разумным и справедливым решением, ведь великий химик огромное количество времени уделял именно вопросам российской экономики и этому нужно были придать государственный характер.

Труды Д. И. Менделеева «Заветные мысли», «Проблемы экономического развития России», «К познанию России» дали глубокое исследование пореформенного развития страны. И ученый стал принимать прямое участие в работе правительственных комитетов по таможенной и налоговой политике и неоднократно предоставлял министерствам свои научные заключения по конкретным и стратегическим вопросам. В александровскую эпоху великий ученый имел серьезное влияние в верхах управления страной.

Император был восприимчив к новым техническим открытиям. Например, новейшие линии связи были впервые устроены и стали надежно действовать в его гатчинском дворце. Царя интересовали новые научные разработки в деле развития русского флота. Например, именно он решающе поддержал изобретателя подводной лодки Степана Джевецкого. Случилось так, что разработанный этим инженером проект «забуксовал» в государственных канцеляриях. Но о нём услышал император и пожелал лично познакомиться не только с идеей, но и самим результатов трудов Джевецкого. Более того, он приказал провести испытания подлодки лично при нём на гатчинском Серебряном озере, отличавшемся чистотой и прозрачностью своей воды.