Текст книги "Александр III. Истоки русскости"

Говоря о широте взглядов императора на русское изобразительное искусство, советские искусствоведы не редко делали существенную оговорку, указывая на то, что император в своих мыслях был зачастую и весьма реакционен, например, он запретил общедоступный показ картин Николая Ге. Но мы полагаем, что это им было сделано, исходя из общественных интересов. И об этом достаточно убедительно говорят его же слова: «Мы сами ещё кое-как это поймем, но народ… Он этого не оценит, это никогда не будет ему понятно…» Кажется, этим всё сказано достаточно ясно.

Но если мы коснулись конкретного случая – отношения императора к творчеству Николая Ге, очевидно, нам будет уместно посмотреть и на целый ряд других моментов, проясняющих взгляды, оценки и решения Царя-Хозяина относительно современной ему живописи.

…Картину И. Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» многие оценили едва не как открыто бунтарскую и революционную. Но император купил её без тени сомнения, уплатив громадную сумму в 35 тысяч рублей, неподъемную даже для П. М. Третьякова. Эта была не слыханная до тех дней стоимость одной единственной работы (к тому же, по мнению многих ценителей, едва не откровенно бунтарской…).

Кстати, Александр Александрович, ещё будучи Цесаревичем, высоко оценил творчество Репина. Тогда Илья Ефимович, ещё в самом начале своего славного пути работал в Париже. Там он создал большое полотно «Садко», и эта смелая репинская фантазия была сразу приобретена будущим императором. (Именно за эту работу Репин получил звание академика.)

А знаменитая, могуче исполненная картина «Иван Грозный убивает сына Ивана» была решительно осуждена и уже на второй день убрана с выставки, ведь изображение царя оказалось ужасающе неканоническим и сокрушительно осудительным. Против экспонирования этой картины резко выступил К. П. Победоносцев, в своём письме императору прямо-таки страстно заявлявший, что это произведение оскорбляет нравственные чувства и вызывает его глубокое отвращение.

Но нужно признать, что даже при таких обстоятельствах, картину всё же разрешили выставить у Третьякова, который потом её и приобрел.

…Художник А. П. Боголюбов принимал большое участие в «искусствоведческом воспитании» будущего императора, входил в круг близких ему людей, принимал участие в его поездках по России, Алексей Петрович – это потомственный моряк, профессор живописи, щедрый меценат и, конечно, одаренный художник. Он был в числе спутников Цесаревича при его путешествии по Волге и в дальнейшем всегда был в полном доверии у царя. Но!

Но богатейшую коллекцию живописи, начиная с произведений XVII века, созданную им в Саратове, он пожелал назвать Радищевским музеем. Радищевским! Где же такое видано. Разумеется, все властные инстанции, снизу доверху, были решительно против. Но, к всеобщему изумлению, «самодержавнейший» император согласился с таким именованием музея. (Чиновникам было чему удивляться…)

…Художник М. В. Нестеров очень высоко оценивал как культурную политику Александра III, так и искреннюю «русскость» Царя-Хозяина. Здесь тоже нужно отметить большое единомыслие императора и художника. В «Воспоминаниях» Михаила Васильевича есть места, написанные с душевной признательностью к царю и с трогательным уважением к его личности.

В 1907 году Нестеров задумывает свою новую большую картину «Христиане». Он исполнил её эскиз и написал на его обороте: «В случае, если картина “Христиане” с этого эскиза написана не будет, то эскиз этот должен поступить, как дар мой, в музей императора Александра III. М. Нестеров. 1907 год, 4 ноября. Киев». Из этих кратких строк хорошо видно, с каким уважением великий художник относился к национальным идеям и памяти Царя-Хозяина.

…Художник Н. Д. Кузнецов известен своими очень милыми и душевными полотнами, тонко отражающими самые скромные, но откровенные минуты жизни человеческой. Его картина «Спящая девочка» экспонировалась на 22 выставке передвижников в 1894 году. И сразу же на неё положил глаз император Александр III, большой поклонник искусства женской красоты и… прекрасный семьянин (для имперской фамилии едва ли не редчайший случай…). Это подчеркнула искусствовед О. Ю. Тишинова, она рассказывает, что император хоть в тот раз и побывал на выставке «набегом», но равнодушно миновать «Спящую» не мог!

«Он надолго остановился и засмотрелся. Этот всемогущий правитель, гигант ростом и силой, имел в душе свой идеальный образ женщины. (Достаточно взглянуть на императрицу Марию Федоровну, в которую он был, особо по молодости, страстно влюблен, чтобы понять: «Спящая» – это одно из проявлений его женского идеала…»

Император пожелал приобрести эту картину. Но Николай Дмитриевич Кузнецов осмелился… отказать царю, он совсем не хотел расставаться со своим прекрасным произведением, натурщицей для создания которого была его дочка Маруся!

Император пишет своему великому князю Владимиру, заместителю президента Академии художеств: «Прости, что надоедаю, но, так как не знаю имя художника и не имею каталога выставки, и не могу сам об этом послать на выставку, именно картину “Спящая девочка”, которую желал бы приобрести. Надеюсь, ты им пошлёшь сказать об этой. Твой Саша».

Но даже такой основательный подход не удался, с получением картины пришлось отложить. И хотя император всё же купил её, но она продолжала странствовать с выставкой и даже на какое-то время возвратилась в Одессу. Император скончался, так и не дождавшись своей «Спящей». И в одесских газетах появились печальные строки – «Картина Кузнецова приобретена в Бозе почившим Государем императором Александром III»

…Художник В. Д. Поленов, работая в Париже, написал несколько исторических произведений. Одно из них «Арест гугенотки» было куплено Цесаревичем и стало одной из жемчужин Русского музея. И именно парижские работы принесли Поленову звание академика живописи. Но о Поленове, очевидно, мы должны сказать больше и полней.

Большое признание к Василию Дмитриевичу пришло после создания широко известного «Московского дворика». А вскоре началась русско-турецкая война. И Наследник престола пригласил Поленова, пожелав, чтобы именно он был художником при его ставке. Василий Дмитриевич в дни войны много рисовал, посылал свои работы в журнал «Пчела», старался запечатлеть многие моменты военных буден. Его участие в боевых действиях были отмечены серебряной сербской медалью «За храбрость» и сербским золотым орденом «Таковский крест». А возвратившись в Россию, Поленов создает свои прелестные, очень русские картины «Бабушкин сад», «Заросший пруд», «У мельницы», «Серый день». И, наконец, создание знаменитого полотна «Христос и грешница» («Кто из вас без греха?»).

Тема увлекла художника, и он работал с нею долго и вдумчиво (ведь до времени первых эскизов минуло почти двадцать лет) Поиски путей к воплощению замысла был трудным. И, в отличие от И. Е. Репина (с которым они вместе начинали, были отправлены в Париж и вместе исполнили работы на большую золотую медаль), Поленов желал через образ Христа войти в общечеловеческие и нравственные проблемы.

Василий Дмитриевич, художник очень гармоничных созданий искал верные впечатления и образы для своей великой картины в Египте, Греции, Сирии, Палестине. Свою громадную картину он писал в гигантском кабинете Саввы Мамонтова, предоставившего ему его в полное распоряжение. Этот поступок знаменитого мецената тоже достоин особого внимания, и мы к нему (как и к теме русского меценатства) ещё обратимся. А сейчас к судьбе великой картины.

Сразу же встал вопрос: а можно ли её показывать публике? Ведь цензурный кабинет сразу же заявил, что он решительно против. К. П. Победоносцев тоже категорически против. Против был и духовный цензор, священнослужитель. К счастью, он оказался человеком мудрым и просвещенным и сделал правильный вывод, что художник в своём произведении желал выразить в первую очередь глубокие человеческие качества Христа. Но чиновные инстанции оставались в крайнем затруднении: как же быть?

Смотреть картину прибыл Александр III с семьей и… купил её! За впечатляющую сумму – тридцать тысяч рублей.

Василий Дмитриевич Поленов на эти деньги смог исполнить свою мечту – смог построить усадьбу на Оке, недалеко от Тарусы, которую с самого начала задумывал как музей. И художник был истинно счастлив от исполнения своей мечты: «Как Европа ни хороша, а Россия в деревне мне милей в сто тысяч раз, а, кроме того, прямо подло жить в Европе, когда в России надо работать».

Он и работал в милой ему России, создав в построенной им усадьбе много новых произведений, в том числе свою прекрасную «Золотую осень». А ещё на Оке он открыл несколько школ для сельских детей, открыл для них «волшебную диораму» (некое кругосветное «путешествие» в картинках), устраивая рождественские праздники с самодеятельными спектаклями… Эта его усадьба жива до сих пор (редкий случай для нашего неразумного и буйного Отечества… жива и является очень известным и привлекательным музеем).

А какова же судьба его громадной картины «Христос и грешница»? А картина пребывает в Русском музее Санкт-Петербурга, ведь император изначально об этом и думал.

Однако нам, должно быть, уже можно от отдельных примеров перейти к более общему рассмотрению отношения Царя-Хозяина к русской культуре. И в первую очередь к такому передовому и разумному явлению русской жизни как передвижничество. Все знают, что передвижники, выступив против недвижной, «застывшей в античности» жизни Академии художеств, счастливо осуществили прекрасный прорыв русского изобразительного искусства в живую современность. Как всё это уживалось с самодержавной «реакционностью» Государя?

Александр III стал посещать выставки передвижников с 1882 года, его очень заинтересовало уже само направление их творческих исканий, и он стал приобретать их полотна, находя в них не только силу кисти, но и справедливое, и доброжелательное изображение живого мира русской действительности. А с середины 1880-х с каждой выставки он приобретает от пяти до двадцати картин. Вслед за ним покупку обычно делали и сопровождающие его члены императорской фамилии. Покупая новые работы передвижников, монарх удовлетворительно повторял, что всё это для будущего музея русского искусства.

Такое отношение императора обрадовало и восхитило передвижников, и каждое императорское посещение каждой их очередной выставки стало для них счастливым и волнующим событием, и царя они встречали всем своим составом, видя в нём авторитетного и верного ценителя русской живописи. Так оно и было, ведь собственные предпочтения царя оказывались очень близкими, например, к безошибочным пониманиям самого П. М. Третьякова, который тоже постоянно поддерживал передвижников.

Собирательские принципы Александра III начали складываться уже в 1860-е годы, а с середины 1880-х император прямо и четко заявлял, что главной целью своей собирательской деятельности он считает именно коллекционирование полотен передвижников.

Ещё будучи Цесаревичем, Александр Александрович часто высказывал желание быть первым покупателем «лучших произведений отечественного искусства», подчеркивая, что имеет цель создать собрание произведений именно российских памятников живописи.

Уже с тех лет пристально следил за собирательством П. М. Третьякова, а став императором, распорядился, чтобы до его визита на выставку с неё ничего не продавалось, каждой раз заявляя, что ведет свое коллекционирование для будущего «Русского музея», то есть делает дело государственной значимости.

И передвижники это высоко ценили. Приоритет его приобретений стали строго выдерживать, а императорского визита ждали, как главного события года и готовились к его приезду. А собирательское соперничество царя с Третьяковым восхищало и обнадеживало их всех, передвижники обрели твёрдую уверенность в том, что достойные работы никак не останутся незамеченными и неоцененными.

Ещё будучи наследником престола, Александр Александрович уже немало соединял увлечённость собирателя с дальновидностью будущего хозяина страны, заботившегося об её искусстве. А «став Государем, он оказывал покровительство передвижникам, способствовал реформированию Академии художеств, созданию художественных школ и новых музеев в столицах и в провинции», – так писал об этом наш современный журнал «Историк» в своём втором номере за 2020 год.

Это верное рассуждение, ведь своё увлечение русской живописью «малообразованный» царь смог перевести в целую художественную политику. И она в первую очередь вызвала громадный рост цен на картины русских мастеров, обеспечивая высокую востребованность их творчества.

Но царь смотрел и много дальше, и много выше. Он заявлял, что «распространение искусства есть дело государственной важности». И это он впервые заявил уже в самом начале своего царствования. Именно он сумел тактично, но решительно вмешаться в затянувшийся конфликт передвижников с Академией и осуществить академическую реформу.

Царь-Хозяин поощрял русское искусство. Старался сблизить позиции и взгляды «академистов» и «передвижников», подчеркивая, что искусство должно быть по своим корням национальным и одним из аспектов его царской художественной политики является создание «Петербургского национального музея».

Он был создан в 1895 году, получив свое замечательное название – «РУССКИЙ МУЗЕЙ ИМЕНИ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III». Ныне название более краткое, но не менее красноречивое – Русский музей, национальное постоянство в его имени достойно сохранилось. Оно отражается и в его нахождении: музей с самого момента своего создания располагается в Михайловской дворце Санкт-Петербурга и является одним из крупнейших в мире коллекций изобразительного искусства. И это ведь тоже прекрасный памятник трудам императора – русского коллекционера.

Мне могут возразить, что Романовы едва не все в той или иной мере были коллекционерами произведений искусства. Да, и некоторые заметно поддержали отечественных творцов. Например, в окружении Александра III идеей последовательного покровительства отечественным талантам в живописи был особенно увлечен его младший брат, великий князь Владимир. Он являлся заместителем Президента Академии художеств и неизменно был внимателен к развитию русской живописи.

Но повторим, что особость увлечения Александра III всего ярче проявлялась в его государственном подходе к искусству. Царь-Хозяин и тут оказывался заботливо рачительным и уже сочетал увлеченность произведениями живописи с хозяйской заботой в этом направлении искусства. И этим сумел увлечь самую демократическую часть творческой элиты – передвижников. В их трудах и в их среде воцарился народно-демократический дух. Но! Но, несмотря на это, передвижники глубоко симпатичны Царю-Хозяину. Симпатичны как понятной ему реалистической манерой, так и свойственным им обращением к национальной исторической проблематике.

И мы решимся сказать то, что далеко не каждый наш читатель охотно воспримет: Александр III изо всех российских правителей стал наиболее близким к сути русской народной жизни. Разве он сам не являлся великим тружеником? Разве ему не свойственно было трудиться много и прилежно, а зачастую и с утра до ночи? И разве он не сберегал народные силы, обеспечив им в своё царствование мирную передышку, столь желанную всей России?

Мы полагаем, что передвижники, ещё вчерашние бунтари, оценили Александра III отнюдь не только как ситуационного союзника, а среди них возникало достаточно зрелое понимание соработничества с Царем-Хозяином. При его твёрдой поддержке именно творчество передвижников легко в основу «подлинной национальной школы живописи». Именно тогда расцвели таланты Виктора Васнецова, Василия Сурикова, именно Царь-Хозяин поддержал И. Е. Репина в случае его с «Запорожцами», которых не вполне одобрил даже П. М. Третьяков, находя их слишком «украинизированными»…

А, в конечном счете, недавние бунтари обновили и провели на реалистический путь как всю Академию художеств, так и всё русское искусство.

Прямодушный и прямолинейно мыслящий Царь своей искренней русскостью смог заинтересовать вчерашних «смутьянов» русской живописи национальным прошлым, и передвижники совсем неожиданно для многих ценителей, да и для всей светской публики увлеклись стариной, родной историей, национальным фольклором и народным искусством. И что замечательно – Власть оказалась готовой к покровительству подобным начинаниям, а в целом к гражданскому сотрудничеству.

На путях обращения творческой элиты к народному прошлому Царь-Хозяин оказывался отнюдь не только благосклонным наблюдателем и меценатствующим правителем. Нет, он всегда имел свою собственную ясную позицию бережного отношения к родной старине. Например, часто проявлял себя категорическим противником чрезмерного вмешательства в древнюю живопись при её реставрации. Царь лично следил за реставрацией в Благовещенском соборе Кремля, и сохранилась его многозначительная резолюция на докладе об этих работах: «Чтобы при восстановлении живописи открытые древние изображения были, возможно, меньше записаны». И далее: «Не употреблять ни лака – ни мастики». То есть император хорошо представлял себе приёмы и технологию тогдашней реставрации.

Решимся также заметить, что это уже в немалой мере ставит под вопрос утверждения советских исследователей о «малой образованности» Царя-Миротворца. И коли к этому вопросу мы подошли, то нам стоит здесь остановиться и внимательней посмотреть на всю жизнь Александра III. Мы все хорошо знаем, сколь много в советское время было сказано об его не восприимчивости к искусству. Но…

Но как же быть с целым рядом свидетельств, никак не согласующихся с этим. Приведем хотя бы некоторые из них.

…Александр III чаще иных правителей России посещал оперные представления.

…При дворе Цесаревича действовал кружок любителей духовной музыки, в котором действовал оркестр из восьми исполнителей, в котором участвовал и Александр Александрович. И в игре на тромбоне он достиг такого умения, что выступал солистом на дворцовых концертах.

…Ещё будучи Наследником, он стал одним из основателей Русского Исторического Общества.

…Царь учредил П. И. Чайковскому пенсию, чтобы тот мог заниматься музыкой. А не думать о хлебе насущном.

…Под покровительством императора пребывал московский исторический музей.

…В Париже Александр III много времени посвятил посещениям мастерских многих французских художников, а в их числе и знаменитого Мейсонье.

…Там же в Париже он осматривал Академию художеств, фабрики фарфора и гобеленов.

…Император немало помогал Ф. М. Достоевскому, с которым нередко встречался и беседовал (несмотря на то, что тот в не столь давнем прошлом являлся бунтарем и каторжником…).

…Именно Александр III приобрел для создаваемого им музея и для Эрмитажа коллекцию древностей Д. В. Григоровича (секретаря общества поощрения художеств, чьи лекции нередко посещал и сам, будучи Цесаревичем).

…Именно Александр III приобрел коллекцию древностей Базилевского, ставшую важной частью собраний отдела древностей Эрмитажа.

…Мы уже много говорили, что и, будучи Цесаревичем и став Государем, Александр Александрович высоко ценил и приобретал полотна Репина, Поленова, Савицкого, Васнецова, Дмитриева и других художников. А сейчас добавим к этому, что он приобрел у скульптора Антокольского все его лучшие работы – от статуи Христа до его Ермака.

…Император весьма неплохо знал и искусство старых мастеров. Известны его слова об их созданиях: «Я должен их любить. Ибо все знают старых мастеров великими, но собственного влечения не имеют». Это очень честный и искренний ответ, Александр III был очень расположен к тематике русской современности и, особенно, к трудам передвижников.

Александр Мясников, автор книги об Александре III, вышедшей в серии ЖЗЛ, отмечал, что передвижники пользовались особым расположением царя, у которого было даже негласное соревнование с Павлом Михайловичем Третьяковым за первый просмотр и приобретение их картин.

Вот таковой была у Царя-Хозяина «невосприимчивость» к искусству. Мы полагаем, что всё было как раз наоборот, и что в ряду царствующих меценатов и коллекционеров у Александра III своё, совершенно особое место. Этому богатырю телом и духом была присуща самая простая и искренняя любовь к искусству. Он понимал его сердечно и соответственно своим представлениям о высоких идеалах – национальных, гражданских и религиозных.

По нашему мнению, Царь-Хозяин обладал чисто народной врожденной интуицией на прекрасное, помноженной на любовь к русским национальным началам. И это зорко подмечено Е. Холмогоровым: «Русскую культуру невозможно понять без её этнографических особенностей, без её народного субстрата».

И те мастера искусств, чьи труды были исполнены патриотизма и подлинной русскости, необычно высоко оценили роль императора как просветителя и русского патриота. Наверно, свидетельством этого признания можно назвать «стяг», исполненный с участием Васнецова и Поленова и установленный от имени художественной общественности у изголовья гроба императора.

Все ли деятели искусства так относились к Царю-Хозяину? Нет, самые «либеральные» из них вовсе не разделяли таких взглядов и резко осуждали и его «самодержав-ность», и его «русопятство». Но даже и они по происшествии времени весьма изменили своё мнение о нём. И тут стоит обратиться к весьма либеральному Александру Бенуа, который уже в эмиграционные годы писал, что «большое видится на расстоянии…». Что бывало, находясь в России, такое признание давалось бы ему лишь с большим трудом… А вот сейчас из эмигрантского далека он с подлинной признательностью говорит о покойном императоре: «Его (слишком кратковременное) царствование было, в общем, чрезвычайно значительным и благотворным. Оно подготовило тот расцвет русской культуры, который, начавшись ещё при нём, продлился затем в течение всего царствования Николая II, и это, невзирая на бездарность представителей власти, на непоследовательность правительственных мероприятий и даже на тяжелые ошибки.

Проживи дольше Александр Александрович – этот “исполинский мужик” или “богатырь”, процарствуй он ещё лет двадцать, история не только России, но всего мира сложилась бы иначе и, несомненно, более благополучно».

Наверное, автор этих строк полностью прав в своих запоздалых высоких оценках Царя-Хозяина в русской культуре.

Мы желали показать внимательность этого отношения на примерах развития ряда ведущих отраслей искусств. Но, может быть, окажется уместным хотя бы кратко коснуться и менее значительных, но весьма достойных его направлений. Например, фотографии и ювелирного дела.

Царская семья всегда проявляла интерес к развитию фотографии, и сам Александр III со вниманием относился к работам российских фотографов ещё будучи наследником, а впоследствии их лучшим работам присваивался государственный знак российского орла. Так московский фотограф Г. В. Трунов, ещё с 1880-х годов обладал «высочайшим покровительством Ея Величества Государыни Императрицы». Кажется, император Александр III хорошо понимал, что искусство фотографии может иметь не только большое будущее, но и способно отражать конкретную среду, и всю культуру эпохи.

Кажется, не меньшей благосклонностью Царя-Хозяина пользовалось российское ювелирное дело. Годы его царствования были отмечены явным подъемом этого мастерства, а всех успешней о себе заявляла фирма Карла Фаберже. И успехи российской ювелирной промышленности достойно находились в потоке общего успешного развития отечественного хозяйства.

Его достижения тогда признавались не только в самой России, но и зарубежными ценителями. Например, о Всероссийской художественно-промышленной выставке парижские издания писали так: «Скромность здесь неуместна: московская выставка 1882 года – это подлинный триумф российской промышленности; она достигла поразительного прогресса во всех отраслях человеческого труда за последние двадцать лет».

Триумфальным было и развитие уже упомянутого нами ювелирного мастерства. И оно при непосредственной поддержке Александра III достигло впечатляющих достижений. Привлечем такое авторитетное свидетельство, как слова главного мастера фирмы Карла Фаберже Ф. М. Бирбаума. Франц Петрович писал свои воспоминания уже совсем в иное время (в 1919 году!), когда вполне понятная благодарная учтивость в адрес правителя была уже и ни к чему. А потому искренность его слов не подлежит сомнению. А они таковы: «Одна черта оставалась до самого последнего времени общая всей клиентуре – это слепое преклонение перед всем заграничным. Они, не задумываясь, платили там бешеные деньги за работы, уступающие по качеству русским… исключением был Александр III, который уже из принципа предпочитал и поощрял все русское».

Именно при этом императоре и не без его прямого участия начинается выдвижение фирмы «Фаберже» среди других отечественных ювелирных фирм. Царь (как и в поощрение художникам) немало содействовал личным примером. Он положил начало персональным царским заказам в фирме «Фаберже» по великим религиозным праздникам. Так он подарил Марии Федоровне десять пасхальных яиц этой фирмы, подлинных произведений высокого ювелирного искусства.

Царь и его супруга стали главными покровителями фирмы Фаберже, именно благодаря их прямому участию раскрылся весь потенциал фирмы и весь талант этого замечательного ювелира, а его имя стало общеизвестным.

А имя Царя-Хозяина, столь много сделавшего для русской культуры, в нашем Отечестве стало общеизвестным как имя покровителя и продвигателя национальной культуры? В советское время оно было крепко (и, казалось, что навечно) забыто. Клеймо правителя, глубоко реакционного, деспотичного и малокультурного, наглухо запечатало любую благодарную память о нём. И лишь сегодня она освобождена от бесчестных и недостойных отзывов.

Может быть, одним из наиболее справедливых и разумных насыщенных отзывов по справедливой оценке отношения императора к вопросам культуры стало суждение современного политолога Е. Холмогорова. Оно таково: «Короткое царствование Александра III – это взлет русского национального искусства, не только живописи, но и скульптуры. Русское зодчество обладает своим неповторимым стилем, и пора уже избавиться от советских пропагандистских приставок “псевдо”». Исследователь отмечает, что влияние творческих исканий эпохи Александра III глубоко и неоспоримо. И в качестве яркого примера называет московскую Красную площадь, которая именно при Александре III обрела узнаваемый национальный облик, созданный зданиями, построенными в его эпоху.

Уже есть и немало научных статей и книг о Царе-Хозяине, есть и современный памятник ему, открытый лично Президентом России В. В. Путиным, а в когда-то созданном им Русском музее недавно состоялась выставка, посвященная юбилею со дня рождения императора. Она в полный голос говорила о нём, как о правителе, оказавшем выдающееся влияние на развитие музейного дела в России.

Обозреватели центральных изданий отмечали: «Символично, что выставка пройдет в Русском музее, созданном на основе богатейших коллекций императора, открывшемся через год после его кончины и получившим его имя, которое носил вплоть до революции». Та юбилейная выставка представила для осмотра около 300 произведений живописи, графики, скульптуры и прикладного искусства, которые царь собирал для создания «глубоко национального очага культуры и памяти». Прошедшее время смыло с воспоминаний о нём тяжелую толщу недостойных измышлений, и сегодня они честны и истинны.

И Царь-Хозяин возблагодарен новыми поколениями русских людей за свои искренние благие труды для русской национальной культуры.

Мы полагаем, что рассказ об отношении императора Александра III к русскому искусству не должен ограничиваться этим верным суждением. Очевидно, уже в этой части нашей книги следует сказать, что постоянная поддержка императором русского искусства, как ничто другое, содействовала вызреванию и расцвету русского национального чувства. Нам всем пора вспомнить, что нация – это ни что иное, как единство государства и культуры. И мы полагаем, что для России именно в век Александра III такое единство впервые было достигнуто.

Нас могут упрекнуть, указывая на известные ограничительные меры сильного государства по отношению к искусству. Но в ответ мы процитируем совершенно справедливые слова современного политолога Натальи Алексеевны Нарочницкой: «Только великое табу рождает великую культуру». Это истинно так, лишь твердая морально-нравственная политика государства, опирающаяся на религиозность и нравственность, защищает искусство от мельчания и вырождения и обеспечивает его мощное развитие.

При этом искусство начинает прекрасно влиять на формирование национального характера. Опираясь на генотип, культура оказывается способной создавать полную самодостаточность народа, которую не смогут поколебать никакие внешние разрушительные влияния.

Что может надежно защищать молодую нацию от враждебных влияний? Её защита и сохранение, в первую очередь, могут быть обеспечены лишь духовным и интеллектуальным превосходством над внешними угрозами. Мы полагаем, что век императора Александра III стремился заложить фундамент такого превосходства.