Текст книги "Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг."

V
Борьба за контроль над армией (осень 1915 г. – 1916 г.)

Возвращение Степана Белецкого

«С началом Первой мировой войны в борьбе власти и политической, прежде всего думской, оппозиции наступило временное затишье, известное как «священное единение». Революционное движение действительно временно приостановилось, так как на патриотическом подъеме первых месяцев войны оно не снискало бы популярности в народных массах. Крупные революционные ячейки были или разгромлены, или находились под контролем агентов полиции. Думцы же использовали «единение» с правительством как средство налаживания диалога и влияния на последнее. Однако ни сами оппозиционные политики, ни царские охранники не верили в его искренность и продолжительность. 2 сентября 1914 г. директор департамента полиции В. А. Брюн-де‐Сент-Ипполит разослал циркуляр начальникам жандармских управлений и охранных отделений, в котором указал на возможность крупных революционных выступлений по окончании войны. Именно оппозиционное общественное движение, по его мнению, играло главную руководящую роль в русском революционном движении, и от него исходила основная угроза ниспровержения государственного строя[916]916
  Политическая полиция Российской империи между реформами. От В. К. Плеве до В. Ф. Джунковского: сборник документов. М.; СПб., 2014. С. 278.


[Закрыть]. Однако пока во главе спецслужб стоял симпатизировавший думцам и искавший их расположения генерал Джунковский, разработка этого направления, тем более связей оппозиционеров с армией, не могла проводиться на должном уровне. Тем не менее снегопад отставок лета – осени 1915 г. вновь открыл эту, казавшуюся уже недоступной, перспективу.

28 сентября 1915 г. управляющий Министерством внутренних дел А. Н. Хвостов подал всеподданнейший доклад о назначении Белецкого своим заместителем – товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией[917]917
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 249. Д. 21. Л. 53.


[Закрыть]. С возвращением Степана Петровича в новой обстановке появилась надежда разрешить старые проблемы – военной контрразведки, армейской агентуры и борьбы с политической оппозицией.

Донесение агента Пьера

Отставка Сухомлинова, которой так яростно добивались лидеры октябристов Гучков и Родзянко[918]918
  Лукомский А. С. Указ. соч. С. 279.


[Закрыть], свершилась и открыла путь для активизации работы в армии. Еще 15 апреля 1915 г., за несколько месяцев до увольнения, министр записал в дневнике: «А. И. Гучков основательно запускает свои лапы в армию. В Ставке не могут этого не знать и никаких мер против этого не принимают, не придавая никакого очевидно значения экскурсиям Гучкова и членов Государственной думы. По-моему, это может создать очень опасное положение для существующего государственного нашего строя»[919]919
  НИОР РГБ. Ф. 259. Карт. 9. Е.х. 38. Л. 43.


[Закрыть].

В общественных кругах циркулировали слухи об оппозиционных настроениях ряда генералов. Так, 9 ноября 1915 г. генерал-квартирмейстер Пустовойтенко сказал прикомандированному по его протекции к Ставке в качестве переводчика журналисту М. К. Лемке, что видит в начальнике штаба М. В. Алексееве диктатора. Комментируя слова Пустовойтенко, Лемке отметил в дневнике: «Не думаю, чтобы это было обронено так себе. Очевидно, что-то зреет, что-то дает основание предполагать такой исход… Недаром есть такие приезжающие, о цели появления которых ничего не удается узнать, а часто и фамилии их не установишь. Да около Алексеева есть несколько человек, которые исполнят каждое его приказание, включительно до ареста в могилевском дворце… (имеется в виду возможный арест Николая II в здании Ставки. – В. Х.‐Г.) Имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли около набитого дурака и мерзавца; что у него есть что-то, связывающее его с генералом Крымовым, именно на почве политической, хотя и очень скрываемой деятельности»[920]920
  Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. Пг., 1920. С. 215.


[Закрыть].

Командующий Юго-Западным фронтом генерал-адъютант А. А. Брусилов вспоминал, что офицерский корпус был недоволен положением дел в стране и в армии: «Доходили до меня сведения, что задумывается дворцовый переворот, что предполагают провозгласить наследника Алексея Николаевича императором при регентстве великого князя Михаила Александровича, а по другой версии Николая Николаевича… Я не верил этим слухам потому, что главная роль была предназначена Алексееву, который якобы согласился арестовать Николая II и Александру Федоровну. Зная свойства Алексеева, я был убежден, что он это не выполнит»[921]921
  Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1983. С. 231.


[Закрыть].

Данные полицейской перлюстрации также давали неприятную картину: многие военные и находящиеся в армии чиновники и гражданские лица с надеждой смотрели на политическую оппозицию. Гучкову и Родзянко писали с просьбой, чтобы тыл в своем натиске на верховную власть не отставал от фронта в его натиске на врага внешнего[922]922
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1040. Л. 2201.


[Закрыть]. Теплые дружеские тона преобладали в 1915 г. и в переписке генерала Рузского с Родзянко[923]923
  Там же. Д. 1042. Л. 132.


[Закрыть].

25 октября 1915 г. глава заграничной агентуры департамента полиции статский советник А. А. Красильников направил на имя директора департамента совершенно секретный доклад о революционной активности в армии. В первую очередь он основывался на данных агента Пьера, бывшего сотрудника Петербургского охранного отделения по кличке Петровский, переведенного в конце 1913 г. по распоряжению Джунковского в Париж[924]924
  Там же. Ф. 102. Оп. 316–1915. Д. 362. Л. 3.


[Закрыть]. Без сомнения, это был один из выдающихся агентов полиции. Под агентурной кличкой Пьер на самом деле скрывался выпускник Пажеского корпуса, отставной подпоручик лейб-гвардии барон Сергей Александрович фон Штакельберг. Он родился в семье генерала от инфантерии барона Александра Карловича фон Штакельберга[925]925
  Там же. Ф. 111. Оп. 1. Д. 4143. Л. 42об.


[Закрыть]. Его дядьями были генералы от кавалерии Георгий Карлович и Константин Карлович фон Штакельберги, а также генералы Николай и Александр фон Каульбарсы. То есть по самому праву рождения будущий агент Пьер входил в придворные и военные верхи и был весьма осведомлен о настроениях в армии.

По окончании Русско-японской войны Сергей Александрович вышел в отставку и сблизился с депутатом Первой Государственной думы от партии трудовиков Вениамином Якубсоном. Когда депутат выступил с критикой военного начальства, он был вызван на дуэль неким поручиком А. А. Смирнским. Штакельберг официально через прессу согласился принять вызов за Якубсона[926]926
  Там же. Ф. 539. Оп. 1. Д. 1448. Л. 8.


[Закрыть]. В 1910‐е гг., уже будучи агентом охранки, Штакельберг сблизился с Василием Егоровичем фон Деном, отставным корнетом гвардейской кавалерии, членом масонских лож и русским вице-консулом[927]927
  Там же. Ф. 111. Оп. 1. Д. 4143. Лл. 26, 26об.


[Закрыть]. Через него он получил доступ к русской революционной эмиграции во Франции и был там принят. Военно-аристократические связи помогли ему сблизиться с генерал-майором бароном Р.К. фон Майделем (революционный псевдоним Макс), бывшим гвардейским артиллеристом и одним из основателей Военного союза партии эсеров. Майдель состоял в родственной связи с руководителем Боевой организации партии эсеров Борисом Савинковым[928]928
  Там же. Ф. 111. Оп. 4. Д. 119. Лл. 3, 3об.


[Закрыть]. Вскоре Штакельберг оказался в самой боевой группе и даже весной пытался выманить из Франции целую группу террористов-эмигрантов под предлогом покушения на Николая II. Дружил Штакельберг и с молодым Леонидом Каннегисером. К началу мировой войны связи Пьера в среде социалистов-революционеров пополнились видными руководителями партии эсеров – В. М. Черновым, М. А. Натансоном и Е. Е. Лазаревым. Последнего Штакельберг использовал втемную для получения по эсеровским каналам документов из швейцарского военного департамента, то есть занимался параллельно и военным шпионажем[929]929
  Там же. Ф. 5824. Оп. 1. Д. 308. Л. 3–3об.


[Закрыть].

Проживал Пьер в Париже на улице Gustave Courbet, 9. Он был одним из наиболее высокооплачиваемых сотрудников: в месяц получал 1300 франков при средней зарплате секретного сотрудника в 500–700 франков и специализировался на военных кругах и партии эсеров, среди которых был известен под фамилией Бронский[930]930
  Агафонов В. К. Парижские тайны царской охранки. М., 2004. С. 392.


[Закрыть]. Даже В. Л. Бурцев относил Штакельберга к крупнейшим провокаторам охранки наряду с Евно Азефом, Зинаидой Жученко-Гернгросс и Романом Малиновским. Он был разоблачен уже после Февральской революции бывшим сотрудником Петроградской охранки И. В. Доброскоком в доверительной беседе с Бурцевым[931]931
  Падение царского режима. Т. 1. Л., 1924. С. 298, 318, 319.


[Закрыть].

Вернемся к тексту донесения. Красильников передавал сведения своего агента о наличии в России так называемого антиправительственно настроенного «Военного союза», а также его просьбу о командировании на Родину для продолжения расследования революционного следа в армии[932]932
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316–1915. Д. 362. Лл. 8, 8об.


[Закрыть]. Сохранились два экземпляра доклада – в материалах заграничной агентуры, составленный на бланке Красильникова[933]933
  Там же. Ф. 10003. Оп. 1. Reel 398. Директору ДП для сведения.


[Закрыть], и в фонде департамента полиции в качестве приложения к докладу Красильникова. Вероятно, глава Парижской агентуры, составивший сначала отчет в МВД от своего имени, решил снять с себя ответственность за столь важную информацию и в итоге приложил записку самого Пьера, но без подписи последнего.

Автор записки утверждал, что по полученным от агентуры сведениям, «как легальные, так и нелегальные осведомительные источники сходятся в одном утверждении, что в армии наблюдается недовольство, вызванное военными неуспехами, которые приписываются неспособностью правительства создать в мирное время необходимые для сильной военной организации условия… Октябристские и умеренно прогрессистские круги все время входят в тесное общение с армией, намереваясь создать в ней военно-политические организации по образцу младотурецких, которые обеспечили бы удачу военного переворота фактически передавшего власть в руки указанных монархически-прогрессивных групп без революционной борьбы с крайне левыми политическими группировками…

Революционные круги считают, что использование неудовольствия и господствующего в армии критического духа может послужить непосредственно широкому демократическому перевороту, сопровождаемому созывом Учредительного собрания, созданием Особого комитета национальной обороны, взявшего бы на себя функции правительственной власти – закончившейся бы, наконец, переустройством России на началах демократически-социальной республики…

Если социал-демократы остались в стороне, то социал-революционеры, трудовики и народные социалисты объединились в сплоченную демократическую организацию… К захвату власти при помощи одновременного военно-народного восстания в России склоняются уже и социал-патриотические элементы социалистов-революционеров и потому ожидать существенных разногласий, а тем более раскола в демократическом блоке не приходится»[934]934
  Там же. Ф. 102. Оп. 316–1915. Д. 362. Лл. 10–12.


[Закрыть]. Именно этим стиранием граней можно объяснить то, что информацию Пьер получал как от близкого по тактическим воззрениям к Ленину пораженца-интернационалиста Натансона[935]935
  Чернов В.М. В партии социалистов-революционеров. Воспоминания о восьми лидерах. СПб., 2007. С. 65, 66.


[Закрыть], так и от оборонца Лазарева[936]936
  Политические партии России: история и современность. М., 2000. С. 197.


[Закрыть].

Наиболее значимыми военными, работавшими с партией эсеров, были подполковник Александр Иванович Верховский, будущий военный министр во Временном правительстве А. Ф. Керенского и комбриг Красной армии, а также генерал-майор артиллерии Александр Николаевич Петров (предположительно речь идет о полковнике 20‐й артиллерийской бригады А. Н. Петрове). Оба они еще до войны создали вокруг себя армейские революционные организации. Вот какую характеристику дал Верховскому Пьер еще в 1914 г. в записке начальнику Петроградской охранки: «Очень умный и острожный революционер. Хотя вел крайне осторожно солдатские кружки, но на мелкую работу не пойдет и рисковать не будет»[937]937
  ГА РФ. Ф. 111. Оп. 4. Д. 119. Л. 1.


[Закрыть]. Петров же организовывал кружки офицеров. «Эти кружки не являлись революционными в смысле подполья, а являлись революционно-офицерскими, сохраняя офицерские традиции и т. п. условия офицерской жизни, но в то же время вели революционную пропаганду»[938]938
  Там же. Л. 1об.


[Закрыть].

По мнению эсеров, созванное Учредительное собрание должно было объявить полную политическую амнистию, равноправие национальностей, а после окончания войны перестроить территориальное устройство страны по федеративному принципу. Стоит отметить, что меньшевики надеялись на амнистию в связи с войной, мечтая вернуть в Россию из Парижа газету «Призыв» (издавалась с октября 1915 г. по март 1917 г.). От меньшевиков координировал работу с военными издатель Николай Иванович Иорданский, планировавший создать на Родине офицерскую революционную организацию «Призыв».

Агент Пьер полагал, что умеренным прогрессистам и Гучкову не удастся договориться с «демократическим блоком», численность которого на май 1914 г. автор оценивал не менее чем в 80 штаб– и обер-офицеров, а к осени 1915 г. – значительно больше[939]939
  Там же. Ф. 102. Оп. 316–1915. Д. 362. Л. 12.


[Закрыть]. По данным агента Пьера, центр «демократического блока» располагался в Петрограде. Ему были известны лишь некоторые участники собраний блока: от умеренных социалистов-революционеров присяжный поверенный С. П. Елисеев, Эраст Серебряков, двое представителей левых эсеров, в том числе народник М. П. Сажин, трудовик А. Ф. Керенский и народные социалисты В. А. Мякотин и А. В. Пешехонов. Собрания проходили как в редакции журнала «Русские записки», так и на квартире А. Е. Мякотиной на Матвеевской улице, д. 11[940]940
  Там же. Лл. 8об., 12об.


[Закрыть].

В докладе отмечается, что ни разу с 1905 г. не было столь благоприятного момента для осуществления целей левых, как в годы Первой мировой войны. Агент Пьер объясняет это следующими причинами: 1) тактическим объединением трудовиков, народных социалистов и эсеров по вопросу о революционизации армии, достигнутым в июле 1915 г. в Петрограде, 2) определенностью целей и планов революционеров, диктуемых не лозунгами, а обстоятельствами войны и ростом антиправительственных настроений в широких массах, 3) неформальным соглашением с национальными революционными партиями и группами, достигнутым 14–17 февраля 1915 г. во время конференции социалистов стран Антанты в Лондоне, 4) демократизацией армии, ослаблением кадрового офицерства, массовым занятием офицерских постов представителями интеллигентных профессий, революционно настроенной частью студенчества[941]941
  Там же. Лл. 13об., 14.


[Закрыть].

Конечный вывод доклада состоял в том, что «попытка демократически-революционного блока к подчинению армии своему влиянию в целях революционного использования не остается [ни] праздной, ни бесплодной»[942]942
  Там же.


[Закрыть]. Приведенные сведения имели огромное значение. Речь шла, по сути, о разветвленном заговоре, точнее, минимум о двух антиправительственных группировках внутри армии: октябристско-прогрессистской и революционно-демократической. 12 ноября 1915 г. Белецкий дал добро на приезд Пьера в Россию, поручив кураторство над ним вице-директору департамента полиции коллежскому советнику И. К. Смирнову[943]943
  Там же. Л. 15.


[Закрыть].

Для Белецкого стала совершенно очевидной необходимость выяснить ситуацию в армии, но этому мешали два фактора: во‐первых, сыск в армии находился в руках военной контрразведки, подчинявшейся непосредственно воинскому начальству, то есть все расследования немедленно могли стать известны штабам армий, фронтов и военных округов; во‐вторых, секретная полицейская агентура в воинских частях была распущена и запрещена.

Несостоявшаяся реформа контрразведок

Свое «наступление» на военных Белецкий решил начать с контрразведки, заполучив контроль над которой, он мог бы совершенно свободно расследовать имевшуюся информацию об офицерском заговоре под предлогом военного шпионажа. В связи с данной реформой Белецкий утверждал, что «шпионство не только имеет тесную связь с политическим движением в России, но можно с известной достоверностью сказать, что оно даже питает таковое движение»[944]944
  Лемке М. К. Указ. соч. С. 735.


[Закрыть].

Однако для пересмотра «Наставления о контрразведке в военное время» необходимо было найти предлог, который не вызвал бы излишних подозрений у военных. Таких предлогов было два. Во-первых, еще летом 1915 г., в бытность свою главнокомандующим, великий князь Николай Николаевич, не удовлетворенный половинчатым и компромиссным решением вопроса о КРО, просил прокурора Одесской судебной палаты Р. Г. Моллова заняться разработкой более подробного и продуманного закона о контрразведке[945]945
  Из истории русской контрразведки. М., 1946. С. 198.


[Закрыть]. Вскоре Моллов стал директором департамента полиции и даже начал действовать в данном направлении. Одной из возможных причин могло быть желание Николая Николаевича остановить нараставший вал шпионской истерии в работе контрразведок. 9 июля 1915 г. он подписал приказ № 524, в котором отмечал опасность «необоснованных слухов об обнаруженном предательстве»[946]946
  Айрапетов О.Р., У. Фуллер. Внутренний враг: шпиономания и закат императорской России. М., 2009. [Рецензия] // Русский сборник. Т. IX. М., 2010. С. 333.


[Закрыть].

Второй предлог состоял в том, что за день до назначения Белецкого, 27 сентября морской министр И. К. Григорович просил министра внутренних дел Хвостова дать отзыв на составленный при Морском генеральном штабе проект положения о контрразведке, выделявшем морскую контрразведку из общевоинской[947]947
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316–1915. Д. 356. Лл. 1, 1об.


[Закрыть]. Через несколько дней после своего назначения Степан Петрович немедля поручил Русчу Моллову завершить и представить ему записку о мерах борьбы со шпионством, что и было сделано 17 октября 1915 г.[948]948
  Там же. Л. 3.


[Закрыть]

За образец организации контрразведки Русчу Георгиевич взял австро-венгерскую, где к ее ведению, кроме армии, было привлечено немало гражданских структур. Далее разгромной критике была подвергнута система КРО. При организации русского контршпионажа Моллов выделил 5 системных ошибок Военного министерства и Генерального штаба.

Раздвоение разведывательной и контрразведывательной служб. Офицер-генштабист во главе РО и жандарм во главе КРО были совершенно самостоятельными, имели каждый свою особую агентуру и не знали о действиях друг друга. При пересечении расследований они вступали в длительную переписку, упуская удобный момент для оперативных мероприятий[949]949
  Там же. Л. 10об.


[Закрыть].

Отсутствие легального статуса КРО. Военное министерство засекретило их существование. Начальникам КРО, жандармским офицерам приказано было носить не синюю, а штабную адъютантскую форму, в то же время запросы писать следовало не на бланке КРО, а на жандармском бланке, что вносило путаницу в работу[950]950
  Там же. Л. 11.


[Закрыть]. КРО конспирировали не только секретную агентуру, но и свое существование, так что рассчитывать на содействие правительственных учреждений, а тем более общества, они не могли. Моллов писал:

«Конспирация приводит к такому странному положению, что за границей не только все власти, но и общество знают об учреждении бюро, а в России о нем осведомлены из губернских должностных лиц только жандармские чины, некоторые лица прокуратуры и несколько полицейских чиновников, население же и общество никакого понятия об их существовании и деятельности не имеет»[951]951
  Там же. Лл. 12–12об.


[Закрыть].

Кадровый голод. Если ГЖУ не хватало сотрудников для борьбы со шпионажем, то гораздо более скромному по штату КРО такая масштабная деятельность оказалась совершенно не под силу[952]952
  Там же. Л. 11об.


[Закрыть]. Например, в КРО Одесского военного округа состояли начальник, его помощник, чиновник для поручений, несколько писцов и около 10 филёров. При этом в зону ответственности КРО входили Бессарабская, Херсонская, Таврическая и Екатеринославская губернии и вся Область Войска Донского. Такого штата было недостаточно даже для одной Одессы. Начальник КРО был вынужден прибегать к помощи жандармских властей.

Огромные расстояния, плохая связь, необходимость согласовывать каждый шаг с многочисленным начальством делали работу невероятно медленной.

Низкое качество и малочисленность агентуры приводили к ошибочным выводам следствия, а также провалам. «Не видя по целым месяцам агентуры и не имея возможности руководить ею, начальник бюро находится в полной от нее зависимости, должен принимать на веру ее сообщения, не может получить личного впечатления о качестве сообщаемых донесением сведений и потому никогда не может быть гарантирован от злонамеренных проступков своего агента, который может вести двойную [игру]»[953]953
  Там же. Л. 14.


[Закрыть].

И наконец, самая важная ошибка заключалась в подчинении КРО военным властям. «Отделения находятся в полном подчинении и под непосредственным руководством окружных штабов, которые едва ли можно признать учреждениями достаточно осведомленными в деле розыска… К жандармским чинам военная среда вообще относится недружелюбно, и потому, когда в окружных штабах появились жандармские офицеры, то встречены они были холодно, их терпят по необходимости»[954]954
  Там же. Лл. 12об.-13.


[Закрыть].

Моллов сделал два основополагающих вывода о дальнейшем направлении работы по контршпионажу, получивших полное одобрение Белецкого.

Необходимо придать контрразведке значимость и масштаб общеимперской задачи: «Дело борьбы с иностранным шпионажем должно быть популярным, национально-патриотическим, широко охватывающим все население, все слои общества, все правительственные учреждения, независимо от того, к какому они принадлежат ведомству»[955]955
  Там же.


[Закрыть]. Фактически предлагалось начать «охоту на шпионов» в масштабах всей страны. Белецкий выделил эти слова в тексте докладе и поставил одобрительный знак на полях.

Следовало вывести КРО из подчинения армейского начальства и перевести их в подчинение ГЖУ, то есть опосредованно – департамента полиции МВД, «при каковом условии дело военного розыска сразу перейдет в руки компетентных лиц, положение отделений легализуется естественным путем и начальник его получит столь необходимую исполнительную власть, а чины корпуса жандармов, отстранившиеся теперь от контршпионажа, должны будут вновь взять на себя эти важные в государственном отношении обязанности и дело от этого только выиграет, потому что каждое жандармское управление имеет в разных местах губернии офицерские и унтер-офицерские наблюдательные пункты, которые тоже могут быть привлечены распоряжением своего начальства к службе по контршпионажу»[956]956
  Там же. Л. 13


[Закрыть].

Дополнительным аргументом ко второму выводу было то, что в сложившихся условиях практически невозможно было произвести своевременные оперативно-розыскные мероприятия (ликвидации, аресты и т. п.), так как сначала КРО должны получить для этого согласие штаба округа, а потом обратиться к ГЖУ с просьбой о ликвидации. ГЖУ должно было запросить по каждому случаю подробную мотивировку предпринимаемой ликвидации, что привело бы к затягиванию дела и упущению удобного момента. По мысли Моллова, если бы контрразведка была передана в ГЖУ, то ведущий ее офицер получил бы возможность и право руководить ликвидацией, присутствовать при обысках, разработке вещественных доказательств, допросах и проч. Агентура была бы известна начальнику управления, а потому основания следственных действий ему были бы ясны, и никаких разногласий и проволочек не могло возникнуть[957]957
  Там же. Л. 13об.


[Закрыть].

В проекте преобразований автор выдвинул конкретные предложения[958]958
  Там же. Лл. 15–20.


[Закрыть]. Мероприятия по реорганизации учреждений, осуществляющих военные разведку и контршпионаж, должны были состоять в следующем: объединить КРО и РО в самостоятельные структуры, поставив во главе не генштабистов, а профессионалов розыска (неважно, военных или гражданских) – офицеров жандармерии и чинов ДП МВД. В случае если во главе объединенных органов решено будет оставить генштабистов, снять с них все неразведывательные обязанности и набрать квалифицированных в деле розыска помощников из полиции и жандармерии. Значительно увеличить штат объединенного разведывательно-контрразведывательного отделения. Полностью легализовать КРО, передав право производства следственных и оперативно-розыскных действий по статье о государственных преступлениях под контроль прокурорского надзора. Если РО и КРО будет невозможно объединить, то РО оставить за армией, а КРО передать в состав ГЖУ и изъять из подчинения окружных штабов.

В случае если руководство Военного министерства и ГУГШ откажут в этом, Моллов считал возможным ограничиться тем, чтобы легализовать КРО и дать им следственные и дознавательные права ГЖУ и полиции, увеличить штат и во всех важных пунктах военного округа образовать филиальные отделения КРО с особой командой филёров и правом ведения агентуры на месте. Для предоставления большей свободы действий предполагалось наделить классные чины КРО правом выемки корреспонденции без санкции судебных органов и освободить начальников КРО от необходимости испрашивать разрешение на следственные действия у штаба округа. Штабы и управления генерал-квартирмейстеров должны были упростить до минимума письменные сношения с КРО и РО, вступать в личное общение с начальником отделения лишь в интересах осведомленности и контроля за его деятельностью.

С учетом низкого качества наемных сотрудников агентуры Моллов считал крайне важным избавиться от случайных людей в контрразведке, предоставив всем канцелярским чиновникам и филёрам отделений право перейти на государственную службу. Доверять обслуживание важных интересов империи вольнонаемным людям, не приносящим присяги и не заинтересованным в преимуществах правительственной службы, Моллов посчитал рискованным.

В рамках проекта реформы были разработаны меры по объединению деятельности контрразведки с другими правительственными учреждениями. Директор департамента полиции хотел обязать жандармские власти не только всемерно оказывать содействие КРО, но и самостоятельно вербовать секретных сотрудников по шпионажу и контршпионажу, осуществлять надзор и вести наружное наблюдение в тех местностях, где нет чинов КРО. Жандармы и контрразведчики должны были посвящать друг друга в существо получаемых агентурных данных и в результаты разработки наружным наблюдением с тем, чтобы ликвидации производились по взаимному соглашению, при этом избегая провала агентуры. В частности, жандармским властям в случае производства ими не терпящих отлагательств арестов рекомендовалось тотчас же сообщать по телеграфу о принятых мерах начальникам КРО, чтобы они могли немедленно ликвидировать все связи арестованного, не дав возможности другим подозреваемым скрыться или уничтожить улики.

Для разрешения наболевшей проблемы служебной субординации департамент полиции предлагал сделать начальника КРО помощником начальника местного ГЖУ, а во главе филиальных отделений поставить жандармских офицеров из управления той губернии, в районе которой находится филиал. Для придания борьбе со шпионажем уровня общегосударственной межведомственной задачи все чины сыскной, уездной и сельской полиции, военного, морского и таможенного ведомств, пограничной, корчемной, лесной и полицейской стражи, рыболовного надзора, почтово-телеграфного ведомства должны были не только оказывать содействие в деятельности КРО, но и по собственной инициативе принимать меры к обнаружению иностранных шпионов. Это напоминало уже «охоту на ведьм», которая могла закончиться неконтролируемым ростом шпионских дел.

Особое место (и, наверное, это было оправдано розыскной практикой) уделялось почтовому ведомству. Его сотрудники должны были немедленно докладывать своему начальству для передачи заведующим КРО обо всех подозрительных почтовых операциях, в особенности исходящих от иностранцев, а также обо всех странных по своему содержанию телеграммах. Почтовое ведомство должно было принять особые меры предосторожности при хранении секретной переписки военного характера, тщательно проверять всех чиновников, удаляя сомнительных в нравственном отношении. Банковские учреждения по требованию начальника КРО должны были выдавать справки по переводным операциям.

Не забыл Моллов и про сотрудников дипломатического корпуса, которым вменялось в обязанность оказывать содействие русским розыскным органам за границей и беспрекословно принимать от агентов донесения для отправки в Россию со своими курьерами. Он хотел усилить сотрудничество дипломатического корпуса с армией и полицией.

Проект реформы интересен своей подробностью, продуманностью каждой детали. Департамент полиции хотел регулировать все самые незначительные вопросы путем издания обширной инструкцию по борьбе с иностранным шпионажем, доведя ее до сведения всех ведомств.

В связи с некомпетентностью большинства армейских чинов в секретном сыске, нехватку кадров профессиональных контрразведчиков можно было компенсировать повышением общего уровня осведомленности военных в технологиях борьбы со шпионажем. Для этого начальники РО и КРО должны были лично объехать все части войск, собрать офицеров и прочитать им подробные лекции об иностранной разведке, объяснив, кто занимается шпионажем и какие технические приемы использует. В выпускных классах военно-учебных заведений округа кадетам и юнкерам должны были быть прочитаны подробные лекции о шпионаже и борьбе с ним. О том, что такое иностранный шпионаж, чем интересуются разведчики и как за ними следить, необходимо было разъяснять и солдатам на занятиях в учебных командах.

Офицеров хотели обязать следить за надежным хранением мобилизационных документов, карт, планов, шифров и печатей. Секретная переписка должна была вестись собственноручно начальниками или их адъютантами и храниться в кабинетах в особых опечатанных шкафах. Писарей предполагалось лишить допуска к секретным бумагам, что было вполне разумно, так как именно низкооплачиваемые наемные писари очень часто вербовались иностранными шпионами и имели доступ почти ко всей документации. В штабах секретные бумаги должны были печататься, размножаться и конвертироваться офицерами, а в военных типографиях штабов – в присутствии офицеров. Вся секретная переписка должна была перевозиться полевыми жандармами в матерчатых конвертах, тщательно запечатанных металлическими кнопками и сургучными печатями. Такой способ конвертирования, в отличие от традиционного бумажного варианта, не давал возможности вскрыть пакет и запечатать обратно, не оставив следов физического вмешательства. Если бумагу можно было отпарить вместе с сургучной печатью и потом бесследно заклеить обратно, то такой конверт пришлось бы разрезать.

Наконец, самый важный пункт проекта реформы. Посредством подчиненных жандармерии контрразведчиков департамент полиции хотел установить контроль над офицерством. Пока формально – в интересах борьбы со шпионажем, хотя фактически проведение в жизнь этой меры поставило бы военных и под полный политический контроль. Моллов рекомендовал чинам КРО завести внутреннюю агентуру в частях войск округа, в особенности в штабах, и собрать самые точные сведения о нравственных качествах, образе жизни и знакомствах всех лиц, имеющих отношение к секретной переписке. В частности, он предлагал чинам контрразведки вести особое наблюдение за теми офицерами, которые ведут крупную карточную игру, имеют долги или проводят время в обществе иностранцев и иностранок, в частности артисток. Допуск в расположение частей любых посторонних лиц (в том числе представителей различных благотворительных и общественных организаций) требовалось ограничить, да и самим офицерам запрещалось вести разговоры о службе с посторонними. Департамент хотел увеличить число полевых жандармов при штабах округов и возложить на них в зимнее время несение караульной службы в учреждениях штабов, а в летнее – исполнение полицейских обязанностей в лагерях и во время маневров. Это фактически гласное наружное наблюдение за всеми перемещающимися по воинской части лицами.

По сути, Моллов предлагал отнять у высшего военного командования контроль над контрразведкой, а по возможности и военной разведкой, предоставить практически неограниченные полномочия подконтрольным жандармскому начальству КРО и полевым жандармам, поставить все неслужебные контакты офицерского корпуса под ежедневное наблюдение сыска. Он хотел создать жестко централизованную спецслужбу, которая объединяла бы все три отрасли государственной безопасности и имела возможность отдавать распоряжения иным ведомствам. Руководя контршпионской деятельностью, она подспудно контролировала бы всю секретную переписку военных и собирала справки о нравственных качествах (компромат) на весь личный офицерский состав. Моллов отдавал себе отчет в том, что руководство армии может не согласиться на такое радикальное преобразование, заложив в проект возможность торга с генералами.