Текст книги "Жертва мистификации"

Глава вторая: Новая актриса.

Илья Ильич Янсон с удовольствием рассматривал сидящую перед ним девушку. Хороша! Чертовски хороша! Главный режиссер питал слабость к хорошеньким девушкам. А эта не просто хорошенькая – в ней чувствовалась порода. Если она так же талантлива, как хороша, то будет большим приобретением театра. Ее ему рекомедовала сама Плитченко. А это о многом говорит. Великая актриса не станет ходатайствовать за бездарность. Вот именно.

Он раскрыл лежавший перед ним диплон. В нем значилось, что Марианна Юрьевна Максимовская в 1994 году окончила Щукинское училище и получила квалификацию актрисы драматического театра. Долго читал рекомендательное письмо Тамбовского драматического театра. Очень хорошо. Она была там на ведущих ролях. Сколько ей? Лет двадцать пять – двадцать семь. Такая красавица и до сих пор не замужем. Странно.

– Марианна Юрьевна, вы одна переехали к нам в город или с семьей? – спросил он.

– Вы ведь только-что смотрели мой паспорт, где отсутствуют всякие сведения о моей семье, – ответила актриса серьзно, глядя в глаза режиссеру.

И этот взгляд ему не понравился. Нет, не понравился. В нем было много, как бы поточнее выразиться, независимости что ли. Да, независимости и чувства собственного достоинства. И Илья Ильич понял, что с ней он ещё хлебнет лиха. Ох, хлебнет! Она была личностью и личностью, по всему, незаурядной. Следовательно, все, что о ней написано в рекомендательном письме – все правда. Бездарность в принципе не может быть личностью.

– Да? Простите, не заметил, – разыграл он смущение. – И что же вас заставило сменить местожительство?

– У меня серьезно заболела мама. Потому я и вынуждена была переехать в Новосибирск.

– С ней что-нибудь серьезное?

– Онкологическое заболевание, – сухо, без тени эмоций ответила Максимовская.

Янсон сделал печальное лицо, вздохнул.

– Печально. Очень печально. Позвольте выразить вам искреннее сочувствие.

Она ничего не ответила. Взгляд её красивых голубых глаз оставался равнодушным. И вместе с тем, у Янсона возникло ощущение, будто она видит его насквозь. Бр-р! Неприятное ощущение!

– Вы познакомились с нашим репертуаром?

– Да, – коротко кивнула она.

– Ну и как?

– Что – «как»?

– Каково ваше впечатление?

– У вас много современных пьес, о которых и ничего не слышала. Из всего я играла лишь Роксану.

– Замечательно. – Янсон придвинул ей весьма потрепанную папку. – Я хочу, чтобы до завтра вы познакомились с этой пьесой нашего местного автора. Хочу попробовать вас на роль жены главного героя. Роль эта небольшая, но очень сложная. Завтра жду вас ровно в десять на репетиции. До свидания, Марианна Юрьевна! Очень приятно было с вами познакомиться.

* * *

Первое прочтение пьесы произвело на Светлану неприятное впечатление, вызвало раздражение. Сюжет показался абсолютно надуманным и неправдоподобным. Группа бедствующих актеров решила завладеть состоянием молодого преуспевающего бизнесмена и разыграла отвратительнейший спектакль с целью довести его до самоубийства. И негодяям удалось совершить задуманное. В конце-концов нервы того не выдержали и он сбросился со скалы. Негодяи торжествовали. Банальность и пошлятина! Впрочем, актерам здесь есть, что играть. Невзыскательные зрители будут в восторге. Пьеса рассчитана именно на них. Но для чего все это? Какова сверхзадача в этом абсурде? Похоже, сейчас о ней прочно забыли.

Однако, работа есть работа. Ее послали сюда не для того, чтобы наводить критику и подвергать ревизии современный театр. Ей предстоит попытаться выяснить – имеют ли работники театра отношение к убийствами актеров труппы и убийствам Аристархова и Шмыгова. А для этого придется потерпеть временные неудобства, связанные с несовершенством современной драматургии. И Светлана принялась учить роль.

Ровно в десять она была в театре. Небольшой овальный зал с пошарпанными старыми креслами вмещал триста пятьдесят, от силы, четыреста зрителей. Под высоким лепным потолком висела огромная хрустальная люстра. Но хрусталь был настолько грязен и черен, что не отражал, а, скорее, поглощал свет. Сцена была небольшой, но уютной.

Все актеры, участвовавшие в репетиции, находились на сцене. Там же был и Янсон. Увидев Светлану, он замахал рукой, подзывая.

– Марианна Юрьевна, проходите, пожалуйста, на сцену.

Под любопытными и оценивающими взглядами актеров Светлана поднялась на сцену.

– Здравствуйте! – сказала она. Ей недружно ответили.

– Господа! – несколько напыщенно и театрально-торжественно проговорил главный режиссер. – Разрешите вам представить новую актрису нашего театра Максимовскую Марианну Юрьевну. Прошу любить и жаловать.

К Светлане подошел рослый плечистый молодой мужчина с красивым мужественным лицом и с легким смешком хорошо поставленным баритоном проговорил:

– Привет, женушка! Я – Владлен Петрович Земляникин. Чтобы не было кривотолков, предлагаю сразу оформить наши отношения. Или слабо?

– Оформить – чего, простите? – Козицина сделала вид, что не поняла намека.

– Оформить наши отношения, так сказать официально.

– Это как?

Улыбка у Земляникина была уверенной и нагловатой. Этакий самоуверенный и самовлюбленный нарцисс. Его поведение не оскорбило её, нет. Стоит ли оскорбляться на какого-то пошляка. Но разозлило.

– Сочетаться законным браком, – сказал он.

– Вы думаете это возможно? – насмешливо спросила она.

– Уверен.

– Послушайте, Владлен Петрович, это вы что, вошли в образ, или на самом деле такой?

– Какой?

– Хамоватый.

Улыбка на его лице приказала долго жить, а от былой самоуверенности не осталось и следа. Избалованный вниманием женщин, он никак не ожидал подобного поворота событий, растерялся и не нашелся, что ответить.

– Браво, Марианна Юрьевна! – захлопал в ладоши Янсон. – Этого пижона давно следовало как следует проучить, но не находилось человека, кто бы отважился это сделать.

– И все же, я больше чем уверена, что вы просто вошли уже в образ вашего героя, – миролюбиво улыбнулась Светлана. Ссориться с первой встречи с ведущим актером театра явно не входило в её планы.

– Ну-ну, – криво и мстительно усмехнулся Земляникин. Смерил её с головы до ног взглядом. – Да вы ещё оказывается и психолог? Это уже интересно. – Он отошел от неё с таким видом, будто давал понять, что разговор между ними ещё далеко не окончен.

«Дура безмозглая!» – мысленно обругала себя Козицина. Едва появилась в театре, как уже успела обзавестись недоброжелателем.

К ней подошла хрупкая девушка с круглым курносым лицом, обрамленным светлыми кудрями. Большие глаза её смотрели на Светлану наивно и восторженно. Она протянула ей руку по-детски – ладошкой вверх.

– Людмила. Очень приятно! Надеюсь, будем дружить.

– Я тоже очень на это надеюсь, – улыбнулась Козицина, пожимая руку. Людмила наверняка исполняла в спектакле роль «школьницы» Катеньки.

Людмилу сменила жгучая красавица лет тридцати – тридцати пяти. У неё была великолепная фигура с несколько чересчур развитой грудью, а надменное лицо настолько совершенно, что казалось безжизненным, нереальным. Впечатление это усиливал неподвижный взгляд её темно-синих глаза. Будто перед Светланой стояла не живая женщина из плоти и крови, а восковая фигура. Эта наверняка играет роль красавицы Эльвиры Петровны – светской львицы.

– Эльвира Александровна Поморцева, – представилась она. – Слышала, что вы из Тамбова?

– Да, – ответила Козицина.

– А где это?

Светлана поняла, что вопрос был задан сознательно, чтобы поставить на место новую актрису. Ты, мол, милочка, не очень-то задирай нос. Подумаешь – Тамбов! Та ли ещё дыра! Многие даже не подозревают о существовании такого города.

– Это средняя полоса России, – ответила она с вежливой улыбкой.

– Да?! – делано удивилась Эльвира Александрова. – А я отчего-то считала, что это где-то на севере.

«Злючка, – решила про себя Козицина. – С ней нужно держать ухо востро».

– Я вам покажу его на карте, – пообещала она.

– Буду премного благодарна! – Неподвижное лицо Эльвиры Александровны изобразило подобие улыбки.

Янсон громко захлопал в ладоши.

– Все! Приступаем! Марианна Юрьевна познакомится с остальными в процессе репетиции. Начнем со сцены, когда жена героя является к нему в комнату. Марианна Юрьевна, вы выучили роль?

– Да.

– Помните эту сцену?

– Конечно.

– Очень хорошо. Владлен Петрович сядьте в кресло справа... Куда вы его тащите? Я же сказал – справа. Вы что, до сих пор не научились разбираться – где правая рука, а где левая?

– Это для вас – справа, а для меня – слева, – провочал великан, ставя кресло в нужное место.

– А вы, Марианна Юрьевна, встаньте в противоположной стороне... Да, здесь. Итак, представьте себе. Тишина. Полумрак. Беснующаяся за окном полная луна заливает комнату серебристым светом. Герой лежит на диване. События последнего времени сильно пошатнули его психику. И вот в левом углу комнаты бесшумно открывается потайная дверь и входит его жена, очень похожая на страшный призрак. Он её так и должен воспринимать. Итак, начали.

– Как, вот так сразу, – растерялась Светлана. – Без декораций, без грима?!

– В чем дело, дорогая?! – очень удивился режиссер. Обвел недоуменным взглядом остальных актеров, даже пожал плечами, подчеркнув тем самым, что он ничего не понимает в происходящем. – Вы ведь актриса, Марианна Юрьевна! Вы должны вообразить предполагаемые обстоятельства и в них жить и действовать.

И Светлана поняла, что она на грани провала. Страшно на себя разозлилась. Что же делать?! И тут она, вдруг, вспомнила как её героиня виконтесса Дальская очутилась однажды в городе будущего, населенного полулюдьми, полудраконами, как увидела там в музее под стеклянным колпаком своего горячо любимого рыцаря Ланцелота, и... И сразу ощутила себя такой маленькой и несчастной, что ей захотелось умереть.

– Я готова, – проговорила она чуть слышно.

– Вот и прекрасно! – воскликнул Янсон. Он уже почувствовал произошедшую перемену с актрисой...

* * *

...Она оказалась в незнакомой комнате. За окном неистовствовал ветер, тарабаня широкими, мохнатыми лапами сосны в окно. Проникавший в комнату мертвенный свет делал предметы таинственными и зловещими. В потаенных углах прятались злые призраки. Слышалось лишь их едва внятное бормотание, шушукание и завывание. Она и сама была бестелесным призраком, одиноким и глубоко несчастным. На ней было подвинечное платье, уже изрядно обветшавшее от дальних странствий и посеревшее от космической пыли. На диване лежал рослый мужчина – муж. Она бесшумно к нему приблизилась и тронула за руку. Он открыл глаза, взглянул на нее. Лицо его исказила гримаса страха. Он хотел было закричать, но не смог этого сделать. Чуть слышно прошептал:

– Ты?! Как ты здесь очутилась?!

– Чижик, ты меня любишь? – спросила она жалобно, присаживаясь на край дивана.

– Нет-нет! – вскричал он, садясь, отодвигаясь от неё и прижимаясь к стенке. – Ты этого не можешь! Нельзя!

– Чижик, мне холодно, – пожаловалась она, протягивая к нему руки со страшными ранами на запястьях. – Согрей меня, Чижик!

– Не-е-ет! – заорал он благим матом. – Изыди, сатана!

– Ты меня не любишь! – констатировала она печально и, вдруг, горько навзрыд заплакала. – Мне там так одиноко! Скажи, за что ты меня убил?

– Я?!! – он даже поперхнулся возмущением и долго кашлял. Наконец, с предыханием проговорил: – Ну, знаешь?! Это называется – валить с больной головы на здоровую. А разве это не ты сама сделала?

– Нет, это ты. Я знаю, – убежденно проговорила она, продолжая плакать.

– Боже! Когда же кончится весь этот кошмар! – взмолился он, падая лицом в подушку, крича: – Тебя нет! Нет! Ты – лишь мое больное воображение! Просто, я схожу с ума! Схожу с ума! Схожу с ума!

Она встала и незаметно вышла из комнаты...

* * *

К Светлане подскочил главный режиссер и, обнимая за плечи, восторженно проговорил:

– Молодчина! Все замечательно! – Обернулся к остальным актерам и, потрясая в воздухе рукой, воскликнул: – Вот как надо играть, господа актеры!

А Светлана все плакала и никак не могла остановиться. Она все ещё оставалась в той темной комнате. А за окном все выл и выл ветер и хлестал по нему ветками сосны. Было одиноко и жутко. Она не была человеком, как написано в пьесе. Она была призраком, скитающимся в бескрайних просторах космоса и так тоскующим, так невыносимо тоскующим по людям. Жутко! Одиноко! Зябко! Господи! Прости меня, грешную! Пости и помилуй!

– Успокойтесь, голубушка! – уговаривал её Янсон, трогая за плечо. Не выдержав, воскликнул: – Какое перевоплощение! Какое поразительное перевоплощение!

Наконец, Козицина пришла в себя, увидела удивленные лица актеров и поняла, что выдержала экзамен. Поспешно достала носовой платок, вытерла слезы, сказала смущенно:

– Извините!

– И она ещё извиняется! – вновь завосторгался главный режиссер. – Это вы нас, Марианна вы наша Юрьвна, извините, что посмели заподозрить черт знает в чем. Да мы с вами поставим ни эту, я извиняюсь, пошлость. Мы с вами, Марианна Юрьевна, поставим Леди Магбет, Марию Стюарт, Жанну Д,Арк, наконец!

А Светлана прочти физически ощутила на себе завистливые взгляды. Пожалуй, лишь Людмила-Катенька продолжала смотреть на неё восторженно, с обожанием. И поняла, что в театре её ждут нелегкие времена.

После репетиции Козицина вместе с Людмилой оказались в небольшой гримерной. Паршина указала рукой на дальний туалетный столик, сказала:

– Это столик Алисы. Теперь он твой.

– А где же сама Алиса? – спросила Светлана.

Лицо Людмилы побледнело, стало испуганным, а восторженные глаза – поблекшими, невыразительными.

– Ее нет, – тихо ответила.

– Она что, уволилась?

Люмила оглянулась на дверь, будто боялась, что её услышат. Таинственно прошептала:

– Нет. Ее убили.

– Боже! – воскликнула Светлана. – За что?

– Пока никто ничего не знает. – Людмила подошла к столику Заикиной, выдвинула ящик. В нем была массажная щетка с торчавшими пепельными волосинками, тюбик губной помады. Паршина взяла щетку, повертела в руках, сказала печально: – Как странно. Щетка вот с её волосами есть, а Алисы нет. Странно. – И, вдруг, заплакала, громко, наывзрыд, итерично закричала: – Я больше этого не выдержву! Каждый день одно и тоже! Сколько же можно! Я скоро рехнусь! Честное слово, рехнусь!

Козицина обняла девушку за плечи, принялась успокаивать:

– Ну, что ты, Люда, что ты. Перестань! Что поделаешь, все мы смертны.

– Да я не об этом, – отчаянно воскликнула сквозь рыдания Людмила.

– А о чем? Чего ты не выдержишь?

Актриса спохватилась, что сболтнула лишнее. Испугалась. Страх быстро привел её в чувство. Она вытерла ладонями слезы, смущенно проговорила:

– Да так, ничего. Не обращай внимания. Это со мной иногда случается.

А вечером Светлана сидела в кабинете Иванова. Выслушав её рассказ, Сергей Иванович проговорил:

– Ты молодчина, Светлана Анатольевна! Слушай, а может быть тебе в актрисы податься?

– А на что я жить буду?

– Впрочем, ты права. Сейчас этим делом много не заработаешь... Как думаешь, что имела в виду Паршина, говоря, что этого не выдержит? Чего – этого?

Светлана пожала плечами.

– Понятия не имею.

– Что-то за этим скрывается. Тебе надо попытаться узнать – что именно. Она – самое слабое звено. Попытайся с ней подружиться и вызвать на откровенность. Возможно, она и есть та самая ниточка, с помощью которой нам удастся размотать весь клубок.

– Образно, – усмехнулась Светлана. – Очень образно. Только не лежит у меня душа ко всему этому.

– К чему – этому?

– Ну, подружиться, втереться в доверие. Такое ощущение, что совершаешь большое свинство. Честное слово! Сегодня она твоя подруга, а завтра может стать обвиняемой. До сих пор не могу забыть Макарова. Не могу простить себе его смерти.

– Не надо ля-ля, товарищ капитан милиции. Он сам себя приговорил. Сам за все и ответил. Мы – не благотворительная организация, чтобы спасать заблудших, и не священнослужитель, чтобы отпускать им грехи. Мы призваны бороться с преступниками. И в этой борьбе все средства хороши. Главное – результат.

– Но ведь вы сами помогли Холодовой, – возразила Светлана.

– Холодова – отдельный случай. Мы с ней заключили «джентльменское» соглашение: ты – мне, я – тебе. Она помогла нам расправиться с мафией, я помог ей. Только и всего.

– А что же вы с ней до сих пор переписываетесь?

– Ну, сыскари! – удивился Иванов. – Ну вы, блин, даете! От вас невозможно ничего скрыть. Много там, у вас, на меня ещё компромата?

– Достаточно, – улыбнулась она.

– Слушай, Свет, а что у вас с Вадимом? Что вы друг другу голову морочите?

Лицо её мгновенно стало строгим, даже злым.

– А вот это вас совершенно не касается, – сказала, как отрезала.

– Это конечно, – согласился Иванов. – Только обидно смотреть, как двое замечательных людей мучают себя и других.

Она посмотрела на него долгим взглядом. И если бы Сергей Иванович имел способность читать по глазам, то он многое мог бы там прочесть.

– Может быть, я люблю другого человека? – сказала она с вызовом.

– И кто же тот счастливчик? – спросил он, беспечно улыбаясь и любуясь девушкой. Какая замечательная красавица! Да к тому же ещё какая замечательная умница. Сочетание этих двух качеств в одной женщине – вещь почти немыслимая, убойная. Ага. Бьет наповал с расстояния до двух километров.

– А что если это вы, Сергей Иванович?

Это этих слов беспечность мигом сдуло с лица Иванова. И он, крутой, видавший виды следователь, растерялся, что желторотый пацан.

– Скажешь тоже, – пробормотал в замешательстве. – Кому я нужен – такой старый и больной. Я даже в зеркало больше не смотрюсь, чтобы не портить себе настроения.

– А может быть у меня дурной вкус?!

И Иванов не нашелся, что ответить. Был настолько растерян, что потерял к себе всякое уважение, не без основания считая, что навсегда. «Крыша» его сдвинулась и куда-то поплыла, поплыла... Сегодня кретины всего мира открыли навигацию. Ага.

Глава третья: Странный разговор.

Был поздний теплый и душный вечер. В одной из тенистых аллей Первомайского сквера, что находится напротив Дома Ленина, на скамейке сидели двое мужчин, курили и негромко разговаривали. В одном из них автор без труда узнал главного режиссера театра «Рампа» Илью Ильича Янсона. Другой, представительный молодой мужчина с внушительным волевым лицом, был ему незнаком.

– Что же ты убеждал меня, что он утонул? – раздраженно спросил незнакомец Янсона.

От этого вопроса тот даже подпрыгнул на скамейке. То ли вопрос Илье Ильичу не понравился, то ли он его не ожидал. Ответил запальчиво:

– Ну, да. А как же! Что же я ещё мог подумать, когда утром нашел всю его одежду вместе с документами на берегу? К подобному выводу пришел ни я один. Мы все так считали и считаем до сих пор. Да! И не надо здесь мне этих инсинуаций! Не надо!

– А кто же по-твоему убил твоих артистов? Призрак отца Гамлета или этого сукиного сына?

Янсон вновь подпрыгнул. Было видно, что вопросы собеседника не только беспокоили режиссера, но и здорово пугали. Подобные неуютные мысли давно уже подспудно бродили в его умной голове. Но он старался подавить их в самом зародыше, надеясь на русское авось. Авось пронесет! Но озвученные сейчас молодым приятелем, они сильно его расстроили.

– Ну мало ли. Случайное совпадение. Сейчас каждую ночь кого-нибудь убивают. У нас считают, что в Алисиной смерти виноват её любовник. Тот ли ещё тип с темным прошлым. А Заплечный?... Он, негодяй такой, путался с малолетками. Я его лично предупреждал, что это добром для него не кончится. Вот и нарвался, что называется. Да нет, все должно быть нормально. Машина на месте. Все вещи на месте. Не ушел же тот Беспалов в одних плавках из Горной Шории, правильно?

– В таком случае, где его труп?

– Ну, мало ли. Где-нибудь зацепился за корягу и торчит сейчас на дне. Всплывет, куда он денется.

– Все это твоя самодеятельность, старый козел! – проговорил незнакомец, все более раздражаясь. – Предупреждал же я тебя – не пускай дело на самотек, помоги человеку расстаться с жизнью. Сейчас бы не ломали голову – что делать? Нет трупа – нет денежек.

– Будет тебе труп, не волнуйся, – заверил Янсон. Но слишком неуверено звучал его голос. Это не прошло незамеченным для его собеседника.

– Дурак! Ты ведь сам не веришь в то, о чем говоришь.

– Ну, хватит меня дурачить! – вспылил режиссер. – Молодой еще! Умник тоже мне выискался!

Молодой саркастически рассмеялся.

– Какие мы однако обидчивые! – После небольшой паузы сказал жестко: – Вот что. Подними в ружье своих архаровцев. Кровь из носа, но найдите этого сученка. Если его найдет милиция раньше нас, то нам с тобой, старый дуралей, очень придется об этом пожалеть. Рождественские праздники пройдут у нас не очень весело. И мы долго ещё будем встречать их не в кругу семьи – как обычно, а среди угрюмых людей, смачно «ботающих по фене».

– Типун тебе на язык! – вновь подскочил Янсон. – Хорошо, если ты настаиваешь, то я распоряжусь. Только, считаю, что твои страхи необоснованы.

– Вот-вот, распорядись. – Мужчина пошарил в карманах, достал носовой платок, высморкался. Пожаловался: – Кажется, где-то подпростыл. Насморк. Знобит. Как у тебя дела в театре?

– Замечательно! – воскликнул Илья Ильич, радуясь, как ребенок, смене неприятной темы. – Сегодня приняли актрису вместо Заикиной. Такая лапонька! Такая душка! Замечательно талантлива!

– Вот как?! – удивился собеседник. – А что же ты со мной не согласовал?

– А почему я должен с тобой согласовывать?! – вновь вспылил Янсон. – Кажется я ещё пока главный режиссер?

– Ты уверен, что она не из милиции?

Янсон весело рассмеялся.

– Если бы ты её увидел, то не говорил бы подобных глупостей. Она – актриса от Бога! Ей талант Божьей милостью дан. Я с ней связываю большие надежды. Такая, в принципе, не может работать в милиции.

– У тебя слишком поверхностное знание о работниках милиции. Начитался бульварных детективов и считаешь, что там все сплошь недоумки, ломбразианские типы. Глубоко ошибаешься. Там, порой, такие таланты встречаются, что дадут сто очков вперед любому твоему артисту.

– Да ну тебя! – отмахнулся от него Янсон.

– Она местная?

– Нет, приехала к нам из Тамбова.

– Из Тамбова, говоришь, – раздумчиво проговорил молодой мужчина. – У тебя её фотография есть?

– А зачем она тебе? Можешь сам прийти. Уверяю тебя – не пожалеешь. Есть на что посмотреть.

– Обязательно приду, – пообещал мужчина. – И все же, ты мне обязательно организуй фотографию не позже чем завтра. Понял?

– Хорошо, сделаю.