Текст книги "Жертва мистификации"

– Садитесь!

Она плюхнулась в кресло напротив.

– Но... Но... – капризно запрыгали её ярко-малиновые губы. – Но почему вы на меня кричите?!

– Я не кричу. Я вас официально допрашиваю. Понятно, гражданочка?

Слово «гражданочка» кажется доконало её окончательно.

– Но вы ведь только-что... Вы ведь сами, – в конец стушевалась Аристархова, все ещё не веря, что и на этот раз ей не обломилось и она не смогла затащить в постель нужного клиента. А так было бы здорово сделать из этого самоуверенного мента ручного попугая. И вроде все к этому шло. Что же случилось? И вообще, неприятный он тип. Никогда не угадаешь, что у него на уме.

А Беркутов почувствовал, как к нему вернулась былая уверенность и даже юмор, и увидел сидящую напротив пышнотелую стареющую красавицу, растерянную и несчастную. От волнения, от страха ли, но только на побледневшее лицо её высыпали многочисленные веснушки. И Дмитрий понял, что брюнеткой её сделал ландоколор или что-то в этом роде, А в детстве она была рыженькой девочкой, и испытала от этого массу неудобств. Мальчишки всех племен и народов также, как быки, отчего-то терпеть не могут красного цвета. И тело у неё скорее всего в конопушках. По белому рыхлому этакие крупных коричневые пятнышки. Бр-р! Картина не для слабонервных, да? Неужели он так низко пал?! Ведь ещё каких-то несколько минут назад мысли его двигались в совершенно другом направлении. Очень Беркутов не уважал себя в эту минуту, Ну очень, если не сказать больше.

– Как понимать ваше – «только-что» и что означает – вы сами"? – строго спросил он. – Мне непонятны ваши намеки, понимаете ли, и, не побоюсь этого слова, инсинуации? Почему вы себе позволяете и все такое? Я что, дал вам повод так себя вести по отношению к представителю власти? Я тут не в бирюльки пришел и никому не позволю дискредитировать. А то много развелось охотников вбить клинья. А все почему? А потому, что безответственность и беспринципность. Вот. Они далеко могут завести страну, если уже не завели. Это-то вы хоть понимаете?

Совершенно дебильная речь Дмитрия настолько заплела мозги и напугала Аристархову, что, казалось, лишила последних сил.

– Извините, – полепетала она помертвевшими губами.

Беркутов понял, что она созрела настолько, что пора приступать к делу.

– Мира Владимировна, вы знакомы с Олегом Николаевичем Пригодой?

Похоже, она давно ждала этого вопроса, так как слишком поспешно ответила:

– Да, знакома. – Глаза её теперь выражали страх, страх и ничего, кроме страха.

– Какие между вами отношения?

– А причем тут это... Я вас не понимаю, Дмитрий Константинович?

– А я вас, Мира Владимировна? Я что, спросил что-то недозволенное? Заставил вас нарушить клятву? Оскорбил вашу добродетель? Нет. Я всего навсего поинтересовался, как хорошо вы знаете Пригоду и какие между вами отношения.

– Но вы это сказали с таким подтекстом, что я невольно подумала, что вы имеете в виду... Извините. У нас вполне нормальные отношения.

– Что это означает? Расшифруйте, пожалуйста.

– Мы были друзьями.

– Ну-ну, – усмехнулся Дмитрий. – Вы давно знакомы?

– Да, очень давно. Лет уже пятнадцать, пожалуй. Но мне непонятно, отчего вы усмехаетесь? Странно.

Но Беркутов решил пропустить её вопро мимо ушей. Глядя ей прямо в глаза, жестко спросил:

– Это он попросил Шмыгова познакомить вас с Аристарховым?

Вопрос это ещё больше напугал Аристархову. Такое впечатление, что с ней вот-вот случиться обморок. Этого только не доставало.

– Но откуда вам это... И вообще, я вас не совсем понимаю, Дмитрий Константинович, – попыталась она уйти от прямого ответа.

– Прошу отвечать. Уклонение свидетелей от дачи показаний предусмотрено статьей уголовного кодекса. Вам это понятно?

– Да, он, – кивнула она и заплакала. Слезы – последний и давно испытанный метод большинства женщин, когда не сработали все остальные. Вот почему Дмитрий терпеть не мог женских слез и где-то по большому счету даже их боялся. Потому несколько раздраженно спросил:

– Это он подал вам идею, каким образом завладеть богатством бизнесмена?

На его глаза с Аристарховой произошла стремительная метаморфоза. Из несчастной, растерянной женщины она мгновенно превратилась в свирепую фурию. Лицо пошло красными пятными, глаза засверкали гневом, а «перпетуум-мобиле» сильной половины человечества вновь пришел в движение, так бурно среагировал на вопрос, что, казалось, готов был порвать все бретельки, удерживающие его в дозволенных рамках.

– Как вы смеете! – вскричала она и даже для пущей убедительности топнула ножкой. – Вы!...Вы!... Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться!

И Беркутов понял, что больше ничего она не скажет. Для того, чтобы она призналась в соучастии убийства мужа, нужны веские доказательства. А пока и этого вполне достаточно. Кажется он нашел того, кого искал. Определенно. И это главное. Теперь этот представительный мужчина никуда от него не денется вместе со своей красивой, но уже изрядно поношенной «подругой».

Он снисходительно рассмеялся и захлопал в ладоши.

– Браво, Мира Владимировна! Браво! Очень впечетляюще. Очень! Вы прежде в театре никогда не играли?

Вопрос был задан совершенно случайно, к моменту. Но Дмитрий уже давно отметил закономерность, что чаще именно случайные вопросы, порой, приводят к поразительным результатам. Так случилось и на этот раз. Потому, как растерялась Аристархова, понял, что попал в «десятку». Понял также, в каком именно театре она играла.

– Не отпирайтесь, Мира Владимировна. Это вам ни к лицу. Вы ведь играли в театре Ильи Ильича Янсона? Ведь так? Что же вы молчите? Ведь такой талант невозможно зарыть в землю. Нет. Он и из-под земли прорастет. Определенно.

– А я никогда и не скрывала, что была в театре Янсона. Правда, тогда он ещё был народным.

Все! Маэстро, туш! Версия Иванова лишний раз нашла подтверждение.

В отлично расположении покидал Беркутов квартиру вдовы. И все же его не покидало ощущение, что она где-то в чем-то его надула. Попробовал разбраться – где именно и в чем? Но сколько не размышлял, ни к чему путнему прийти не смог. Но ощущение осталось.

* * *

Вечером позвонил Слава Бочкарев и сообщил, что на след Каспийского он так и не вышел.

– С чем я вас, старший лейтенант, и поздравляю, – сказал Дмитрий и положил трубку.

И уже за ужином он вдруг вспомнил вчерашний осмотр места происшествия и свою беседу с мужем потерпевшей, крупным банкиром Олегом Михайловичем Бочкаревым, рассказавшим, что последнее время они около двух недель жили с женой в городе, что жена поехала просто для того, чтобы посмотреть – все ли в порядке, а здесь такое. С его слов преступники похитили подлинники Саврасова, Левина и Стрельникова общей стоимостью по самым скромным подсчетам где-то около трехсот тысяч долларов. Кроме этого, похищена статуэтка Дианы Семнадцатого века работы неизвестного мастера, норковое манто жены, его дубленка и кое-что по мелочи, а что именно он ещё не определился.

А что если это работа Кудри? Правда, прежде он всегда работал один. Но времена изменились. Как бы это проверить? А что если позвонить в театр Светлане и пораспрашивать о Каспийском и его сотоварищах, строящих замки, дворцы и квартиры, а также создающих природные ландшафты для проживания многочисленных героев и героинь. Это мысль!

Он встал из-за стола.

– Ты куда?! – переполошилась Светлана. Она уже успела убедиться, что быть женой сыщика – нелегкая задача. Они непредсказуемы в своих поступкам и от них можно ждать все, что угодно.

– Надо позвонить.

– А что, этого нельзя сделать после ужина? Ведь все остынет.

– Светочка, ты ведь знаешь какая у меня дырявая голова. После ужина я могу прочно забыть, что намеревался спросить. Я скоро. – Дмитрий набрал номер телефона театра. Ему ответил вчерашний сонный голос.

– Алло, слушаю!

– Позовите, пожалуйста, актрису... – И только тут Беркутов понял, что совершенно забыл фамилию Светланы, под которой она у них там значится. Не скажешь же, что ему нужен капитан милиции Козицина, верно? Вот, блин, незадача! Надо же! – Ну, эту... Новенькую, – наконец, нашелся он.

– Не могу, – ответила вахтерша, или кем она там у них служит. Может быть и говорящим цербером, стерегущим покой этого гадюшника. Уж больно любит поспать.

– Почему?

– У нас идет спектакль.

– А вас вся жизнь – спектакль, – сказал Дмитрий и положил трубку.

«Ладно, отложим эти проблемы до завтра», – решил он, возвращаясь к ужину.

Но как оказалось проблемы ему пришлось решать уже сегодня.

Глава третья: Провал.

Перед спектаклем в гримуборную зашел Янсон. Был он в возбужденном, приподнятом настроении. Светлана сидела перед зеркалом и наводила под глазами черные тени, пытаясь превратить свое лицо в маску мертвеца. Главный режиссер наклонился к ней, спросил заботливо:

– Как настроение, Марианна Юрьевна?

– Нормальное.

– Вот и замечательно! Вы только не волнуйтесь. У вас все получится.

– А я и не волнуюсь, – ответила она, как можно тверже. Но она говорила неправду. У неё буквально тряслись поджилки, Никогда прежде ей не приходилось играть даже в самодеятельности. А тут сразу профессиональная сцена.

– Вот и чудесно! – воскликнул Янсов и вышел.

Спектакль прошел относительно нормально. Янсон был очень доволен. Хотя сама Светлана находилась все это время, как в бреду, страшно боялась от волнения забыть слова роли. Но, слава Богу, все обошлось.

Она едва успела снять с лица грим, умыться и переодеться, как случилось непредвиденное. Неожиданно дверь комнаты распахнулась и на пороге появилась стройная девушка с букетом из пяти алых роз. Лицо у неё было восторшенным, глаза горели. Стоило лишь Козициной на неё взглянуть, как она поняла, что в комнату её пришел провал. Полный провал! В девушке она узнала свою бывшую подопечную Таню Дерюгину. Восемь лет назад, когда Светлана ещё работала в отделе по делам несовершеннолетних, ей пришлось повозиться с этой трудной девочкой.

– Светлана Анатольевна! – закричала Таня с порога. – Вы клево играли! Здорово! А я своему Генке говорю: «Беги за цветами!» Ну! Вот! – она гордо протянула Козициной букет роз. – Это вам. А вы что, бросили, значит, ментовку? В артистки записались? И правильно сделали! Зачем вам, такой обалденной, возиться с такими дебилками, как я.

Светлана откровенно растерялась и первое время никак не могла сообразить, что же предпринять. Она взяла розы.

– Спасибо вам, девушка, за цветы! Но только вы меня с кем-то спутали. Уверяю вас, – наконец проговорила.

– Да ну вас! – бесцеремонно махнула на неё рукой Татьяна. – Вы ещё не успели по сцене сделать шаг, как я вас сразу признала. Ох, и повозились вы со мной. Я ж была дура дурой. Правильно?

– И все же вы ошиблись, – твердо со значением сказала Светлана. Но Татьяна и сейчас была нисколько не лучше, чем прежде, а потому, намека не поняла и продолжла гнуть свою линию.

– Да, ничего я не ошиблась. Вот еще. Неужели же вы меня не помните, Светлана Анатольевна? – Лицо Татьяны выразило разочарование, даже обиду.

Слушавшая их диалог с открытым ртом Людмила Паршина, незаметно выскользнула из комнаты.

– Заткнись, идиотка! – зло прошептала Козицина. – Ты мне всю операцию сорвала!

– Ой! – воскликнула девушка, зажимая рот рукой. – Ой, извините! Ты вы значит... А я-то дура! – Вид у неё был виноватый и потерянный.

– Ладно, иди к своему Гене, – нетерпеливо прошептала Светлана.

– До свидания! Извините, Светлана Анатольевна! – Дерюгина ушла.

Так. Светлана огляделась. Похоже, что ей уже здесь делать нечего. Она взяла дамскую сумочку и направилась к выходу, но на пороге столкнулась с рабочим сцены Анатолием Каспийским.

– Куда же вы спешите, Марианна Юрьевна? – громко проговорил он, нехорошо улыбаясь и загораживая ей дорогу. – А я только собрался вас провожать.

– Спасибо, но в провожатых я не нуждаюсь, – сухо ответила она. – Освободите дорогу!

– И все же я настаиваю! – рассмеялся Каспийский. Ситуация его явно забавляла. – А мне тут говорили, что вы ещё и в ментовке по совместительству работаете. Это правда, Марианна Юрьевна?

– Обманули вас, Анатолий Сергеевич. Ввели в заблуждение. Пропустите!

– Ой, какие мы строгие! Только мне почему-то кажется, что это вы меня сейчас обманываете, лапшу на уши развешиваете. Я прав, гражданка начальница? – Каспийский ещё больше развеселися.

Козицина поняла, что ситуация критическая. Надо пробовать пробиться с боейм.

– А ну пошел вон, козел! – закричала и ударила Анатолия коленом в пах.

Каспийский охнул и согнулся в три погибели. Но за его спиной стоял мощный Овчаренко. Светлана не успела ничего сообразить, как на её голову обрушился чудовищный удар, гася сознание.

Пришла она в себя, когда её запихивали в какую-то машину. Во рту был кляп, на глазах – повязка, руки связаны веревкой. Ситуация!

– Куда ее? – спросил Каспийский. Она узнала его по голосу.

– Ко мне на хату, – ответил ему голос ей незнакомый. Прежде она никогда его не слышала.

– Понятно. – Хлопнула дверца и машина поехала.

«Куда же они меня везут?» – подумала Светлана, пытаясь по шуму за окнами определить направление. Но скоро оставила эту попытку. По шуму ничего невозможно было понять. Впрочем, нет, она не права. Кое-что понять все же было можно. Скоро они покинули город – возросла скорость, меньше попадалось встречных машин и их уже не останавливали светофоры. Прошло ещё около получаса, когда они куда-то свернули. Скорость упала. Прошло ещё около десяти минут. Машина затормозила и остановилась. Затем она услышала скрип открываемых ворот и они въехали во двор какого-то дома. Ее грубо выволокли из машины. Заскрипела калитка или ворота. Нет, все же калитка, так как державшие её за руки негодяи вынуждены развернуть её боком, чтобы в неё войти. Затем они поднялись на две ступеньки и вошли в какой дом, прошли девять шагов и стали спускаться. Светлана насчитала восемь ступенек. В помещении, где они оказались, воздух был сырой, застоявшийся. С неё сняли повязку.

Светлана огляделась. Это была небольшая подвальная комната без окон. Слева у стены стояла односпальная деревянная кровать, порытая атласным стеганным одеялом. В ближнем правом углу находились унитаз и раковина, над которой из стены торчал один кран, свидетельствовавший, что здесь в наличии лишь одна холодная вода. В дальнем, на небольшой тумбочке переносной цветной телевизор «Шарп». У противоположной от входа стены стоял стол, покрытый линялой клеенкой в желто-синею клетку, на котором лежала эмалированная миска и алюминиевая ложка. Вот и все. Да, слева в ближнем углу ещё был старый с облупившейся во многих местах эмалью холодильник «Бирюса». А над кроватью прямо на стпене очень профессионально нарисован черным фломастером прелестный женский профиль, а под ним написано: «Ниночка! Я тебя безумно люблю!», и чья-то неразборчивая подпись.

– Нравится? – спросил Каспийский и вдруг сильно ударил Светлану в живот. Но она в последний момент разгадала его намерения, успела сгрупироваться, напрячь пресс и выдержала удар.

– Это я вернул тебе должок, подстилка ментовская! – зло сказал Анатолий и плюнул себе под ноги. Он оказался в своей среде и считал ниже своего достоинства изображать тут из себя воспитанного фраера. А телка была клевая, не хуже его валютных. И лицо, и титьки, и эта самая. Все на месте. Все в ажуре. Но телок, которые ничего не стоили, он в упор не видел. Ну.

Светлана усилием воли подавила в себе все чувства. Возмущаться – значит дать им лишний повод поиздеваться над ней. Не дождуться! Она протянула Каспийскому связанные руки, сказала требовательно:

– Развяжи!

– А это завсегда, пожалуйста, – проговорил тот, удивляясь её выдержке. Развязал ей руки, нахально потрогал грудь, будто желал убедиться, что она настоящая. Оглянулся на стоящего сзади Овчаренко. – А ничего сиповочка, Рома! Титьки будто накаченные. Стал бы?

Но тот ничего не ответил, лишь просигналил в ответ подрагиванием ноздрей крупного носа. А во взгляде, устремленном на девушку, было что-то мерзкое, плотское, нехорошее.

И Светлана поняла, что ей нужно опасаться не Каспийского, а вот этого громилу с горящими глазами. Она и на этот раз никак не прореагировала на хамство Анатолия. Много чести. Они просто для неё не существовали. А ещё она поняла, что стала заложницей и теперь хозяева этих двоих будут диктовать Иванову свои условия. От осознания этого и от бессилия что-то изменить в сложившейся ситуации захотелось плакать.

Светлана прошла к кровати, села. Она с треском провалила всю операцию! Что же теперь делать?

Глава четвертая: Намеченная жертва.

Он ждал её на лестничной площадке в тамбуре перед дверью её квартиры. Специально вывернул лампочки, чтобы она его не смогла заметить. Зажег зажигалку, посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Его очередная жертва явно запаздывала. Спектакль закончился более часа назад. Он был на нем и с мстительной радостью наблюдал, как редеют ряды первых его исполнителей. Скоро этот мерзкий спектакль потеряет ещё одну. Банда ублюдков! Как же ловко они тогда все разыграли. Он был на грани помешательства, буквально в полшаге от смерти. Если бы в последний момент не вспомнил про ПАЗик, то случилось бы непоправимое. Само проведение ему помогло вспомнить про автобус. Точно. А вспомнив, он сразу все понял. Понял, что шайка-лейка его мучителей приехала вместе на автобусе, а следовательно все были заодно и ловко издевались над ним. Тогда он не мог знать их истинных замыслов. Поначалу думал, что так ему решили отомстить родственники жены. Но это было слишком сложно. Нет, очевидно, банда садистов, прознав про его историю, решила поразвлечься. Долго тогда он сидел на вершине скалы, пока в его голове не созрел план мести.

Главное – надо было заставить их поверить в то, что план удался. Он вспомнил, что уходя из номера, он оставил окно открытым. Эта маленькая удача его окрылила. Он спустился со скалы, пробрался под окна своего номера, ловко вскарабкался по сосне и проник в окно. Из чемодана он достал спортивное трико, ветровку, красовки и добрую половину наличных денег – двадцать пять тысяч. На первое время хватит. А там видно будет. Так же, по сосне, спустился вниз. На берегу реки переоделся, сложил одежду аккуратной стопкой и направился пешком на железнодорожную станцию.

Вернувшись в Новосибирск, он заявился к своему другу Володе Смелякову и все ему рассказал. Тот был в трансе и тут же предложил обратиться в милицию.

– И ты думаешь, что кто-то мне поверит? – спросил Андрей. – В лучшем случае меня пошлют куда подальше и посоветуют не морочить людям головы, а то и отправят в психушку. Эти мерзавцы все точно рассчитали. У меня против них нет никаких доказательств. На все мои обвинения они скажут, что у меня «крыша» поехала, что это обычные глюки человека, спятившего от переживаний по безвременно погибшей жене.

– Что же ты намерен делать?

– Сам разберусь с каждым, – решительно ответил он. – Иного выхода я не вижу.

– Ты с ума сошел! – возмутился Володя. – Ты представляешь, что говоришь?!

– Очень даже хорошо представляю. Если бы ты испытал хоть часть того, что пришлось испытать мне, то не возмущался бы сейчас, а поступил бы точно также.

Смеляков ещё какое-то время пытался его отговорить, но он остался непреклонен.

– Я у тебя поживу какое-то время?

– Конечно, что за вопрос. Места хватит.

Холостяк Володя жил в двухкомнатной полногабаритной квартире. Места для двоих действительно было больше чем достаточно.

Утром, одев костюм Смелякова, Андрей долго слонялся по городу, пока в голову не забрела идея – поездить по театрам. Так он оказался у театра «Рампа». Театр у престижной публики не котировался. Здание, где он располагался представляло собой довольно унылое зрелище. По обе стороны от входа висели афиши. Одна оповещала, что сегодня дается спектакль «Последний любовник». Знакомясь с репертуаром на месяц, он вдруг натолкнулся на название «Спланированное самоубийство». Название его зацепило. Интуиция подсказала, что здесь он увидит что-то очень для себя важное и существенное. Появилось ощущение, что именно здесь он встретит героев той пошлой драмы, разыгравшейся на берегу горной реки. Он купил билеты на вечерний спектакль. Пьеса оказалась откровенно бездарной, расчитанной на дегенератов, с многочисленными постельными сценами, раздеванием, убийствами и прочим. То-есть, той самой «клюквой», которой сейчас в изобилии потчуют невзыскательных зрителей.

Через два дня, прихватив театральный бинокль, он сидел в двенадцатом ряду и с волнением ждал открытия занавеса. И вот он открылся и... И на сцене стало происходить именно то, что ему уже пришлось пережить в жизни. Анрея играл какой-то двухметрового роста жлоб. Сохранили даже его имя и отчество. Лишь слегка изменили фамилию. Вместо Беспалова, он стал Бескрыловым. Наглецы! Внутри у него все клокотало от бешенства. Ему пришлось призвать на помощь всю волю и мужество, чтобы взять себя в руки. Но вот к герою приходит призрак его жены. Да но почему призрак входит через потайную дверь? Стоп! Здесь что-то не то! Значит, она существовала на самом деле?! Я он-то ломал голову: откуда – это да откуда – то? Идиот! На сцене был полумрак, но что-то в фигуре актрисы, её движениях показалось Андрею до боли знакомым. Он ощутил, как по спине у него побежали мурашки. Схватил бинокль, приник к окулярам. И буквально оцепенел от увиденного. На сцене была... Там была Ольга, его жена. Нет!!! Этого просто не могло быть!!

Кажется, последнюю фразу он сказал вслух, так как сидевшая рядом пожилая дама встревожено спросила:

– Что с вами, молодой человек?! Вам плохо?!

– А? Нет, ничего. – Андрей бесцеремонно выхватил у неё программку. В строке «Ольга Анатольевна, его жена», значилось – «актриса Заикина Алиса Борисовна». Он, что же, женился на персонаже этой мелодрамы?! Выходит, что так. Дела! Следовательно, никая она не студентка, а актриса этого театра?! Всо было ложью. Она и замуж вышла за него по поддельному паспорту.

– Научитесь себя вести, молродой человек! – возмущенно проговорила дама и отняла у него программку.

– Извините, – пробормотал он и покинул театр. Выдерживать все это он уже был не в состоянии.

Он шел по улице и никак не мог понять и поверить в случившееся. Как же так?! Ведь он своими глазами видел труп Ольги в ванне, плавающий в крови? Выходит – она была жива и лишь изображала мертвую? Выходит, что так. Тот же трюк они проделали и со «школьницей» Катенькой. Да, а как же сотрудники милиции, осмотр и все такое? Нет, здесь что-то не то... Впрочем, милиционеры могли быть также их людьми. Ведь в реквизите их театра наверняка есть милицейские формы. А подсоедениться к его телефону ничего не стоило. Если все это так, то Ольга с первого их знакомства лишь играла роль, изображая из себя наивную дурочку? Вот сучка! Да, но что за всем этим кроется? Для чего это все им было нужно? Чтобы завладеть его состоянием. Точно! После его смерти она бы объявилась и предъявила свои права на наследство. Ведь кроме жены у него больше не было наследников. А как же её смерть? Но ведь её никто не видел мертвой. Ольга, или как там её, могла сказать, что они поссорились и она уезжала к родителям. Ловко они все обставили. Им помешало осуществлению задуманного лишь отсутствие его трупа.

Рассказ Андрея об открытии, сделанном им в театре, сильно потряс и расстроил Володю. Он долго не мог ничего сказать на это. Сидел, вздыхал, чесал затылок и качал головой.

– Как же такое возможно?! – наконец сокрушенно проговорил он. – Ведь они поди считают себя интеллигентами?! До чего же мы все докатились?!

В следующий раз Андрей досмотрел спектакль до конца. В финальной сцене негодяи пили шампанское за удачно проведенную операцию и здорово веселились, вспоминая, как ловко его дурачили.

«А вот нате, выкусите!» – мысленно сказал Андрей и сложил пальцы в кукиш.

На этот раз он дождался Ольгу у театра. Она вышла с каким-то молодым кудрявым болваном. Оба о чем-то неслышно говорили, но зато громко смеялись. Затем сели в «Жигули» и уехали.

В следующий раз он был более предусмотрительным и приехал к театру на «БМВ» Смелякова, выследил влюбленную парочку и установил где они живут. Ольга сожительствовала с этим неприятным типом. А перед ним, Андреем, когда-то разыгрывала из себя. Имеет ли она право после всего этого жить? Нет, она сама лишила себя этого права. Точно.

Он долго и тщательно обдумывал план преступления. Много перечитал специальной криминалистической литературы, детективов. И вот в одном из них прочел, как ловко убийца дурачил полицию, подбрасывая на место преступления записные книжки или предметы других совершенно незнакомых ему людей. Андрей долго думал и решил воспользоваться этим методом, чтобы пустить следствие по ложному следу.

Через несколько дней, когда в театре был свободный день, Андрей долго караулил Ольгу у подъезда её дома, скрываясь в тени деревьев. Видел, как из подъезда вышел её любовник. Через пять минут он вошел в подъезд, поднялся на четвертый этаж и нажал на кнопку звонка её квартиры. Чтобы унять дрожь в теле, крепко выругался. Помогло. Через несколько секунд услышал знакомый голос:

– Кто там?

– Алиса, открой, пожалуйста, – проговорил он ласково.

Она машинально открыла дверь, но увидев его, попыталась тут же её захлопнуть, но было поздно. Он толкнул дверь плечем и вошел в коридор. Она до того испугалась и растерялась, что даже не могла кричать. Глаза округлились, лицо побелело, губы тряслись. Страх был настолько силен, что буквально порализовал её тело и волю. Она лишь затравленно на него смотрела, ни в состоянии стронуться с места.

– Ты?!! – наконец, хрипло проговорила и закашлялась. По всему, страх иссушил и её горло.

– Ну, здравствуй, женушка! – наигранно весело проговорил он. Но голос его вибрировал от напряжения. – Что в дом не приглашаешь?

Она протянула дрожащую руку вперед, будто хотела до него дотронуться, чтобы удостовериться, что перед ней не призрак. Но не дотронулась. Пролепетала растерянно:

– Да я... Ты... Ох!

А он смотрел на её подурневшее от страха лицо, на наклеенные ресницы, на ярко накрашенные губы и не переставал удивляться себе. Где же у него были раньше глаза. Ведь она же вульгарна. Вульгарна до корней волос. Все искусственно и фальшиво, Все, все. И сама она фальшива. И чувства её были все насквозь фальшивы. Как же он, идиот, раньше мог этого не заметить?! Поразительно!

Это открытие окончательно его успокоило.

– Что, «от радости в зобу дыханье спело», что ли? – спросил он насмешливо. – Почему не приглашаешь в дом?

– А?... Да, конечно, – пробормотала она. Наконец, вспомнила, что она актриса и попыталась нарисовать на лице радость. Улыбнулась. Только жалкая эта улыбка. Жалкая, гнустная и насквозь лживая. – Ой, Андрюша! – воскликнула. – Как я рада тебя видеть! Где же ты пропадал столько времени?! Проходи в комнату.

– А как дела на том свете, милая? Ты давно оттуда вернулась?!

– Ну зачем же ты так, Андрюша?! – укоризненно сказала она и расплакалась бурно и неистово. Роль несчастной и непонятой удавалась ей сейчас много лучше, чем счастливой. Это и понятно. Слишко неподходящая была обстановка, чтобы изобрашать счастливую.

– Прекрати эту комедию! – Он почувствовал, как его лицо даже перекосило от злости. Своим поведением она помогала ему осуществить задуманное. – Ею я уже вволю накушался и на природе и на ваших спектаклях.

– Ты был на спектакле? – потерянно спросила она.

– Разумеется. Давай пройдем в комнату. – Он подтолкнул её в дверь, затем вошел сам. Комната была грязная и убогая, как, впрочем, и сама хозяйка. – Садись, – указал он на старое грязное кресло, а сам сел в другое.

– Может быть кофе заварить? – нерешительно предложила она.

– Не надо кофе. Садись и рассказывай.

Она села, робко взглянула на него.

– Что рассказывать, Адрюша?

О, он прекрасно помнил эту вот её робость, покорность. Когда-то они действовали на него безотказно. Сейчас только вызвали новую волну ненависти. Ему даже стало трудно дышать.

– Как хотели меня укокошить, довести до самоубийства, чтобы завладеть моим состоянием.

– Это ни я, Андрюша! – взмолилась она, сложив руки лодочкой на груди. – Честное слово, ни я! Меня заставили!

– Кто?

– Наш режиссер Янсон. Илья Ильич Янсон. Это все он, честное слово! Он заставил. Я не хотела, но он заставил, пригрозив, что убьет. Он может! Он все может! Честное слово! Это страшный человек!

– Расскажи, как все происходило.

Рассказ не явился для него откровением. Нет. В чем-то он участвовал, чему-то был свидетелем, а что-то домыслил сам. Во время её рассказа он заметил газовый шарфик весевший не приоткрытой дверце шифоньера. Им-то он и решил воспользоваться для совершения задуманного.

– Очень хорошо, – сказал он, когда она замолчала. Встал, прошелся по комнате. – Примерно так я все себе и представлял. Одного не понимаю, каким же цинизмом надо обладать, чтобы раз за разом прокручивать все это на сцене?!

– Это не мы. Это Янсон. Он считает, что таким образом стирается грань между жизнью и сценой.

– Сволочь он, ваш Янсон! И вы все точно такие же!

Он незаметно сдернул шарфик с дверцы, подошел к ней сзади и накинул его ей на шею. Дальнейшего он не помнит. Очнулся, когда она уже мертвая лежала на полу. Он смотрел на неё и испытывал... Ни боль, ни жалось, ни сожаление, ни раскаяние. Нет. Он испытывал облегчение.

Андрей знал, что в дамской сумочке она постоянно носит записную книжку. Сумочка лежала на диване. Он достал из неё записную книжку и написал в ней заранее заготовленный текст. Почерки у них были очень похожи. Затем покинул квартиру, вышел на крыльцо, закурил и стал ждать её сожителя, В кармане у него был большой нож для разделки мяса, специально купленный им в хозяйственном магазине. Ждать пришлось долго, около двух часов. Когда же он его увидел, то вошел в тамбур и достал нож. А потом и с этим все было кончено. Уже позже понял, что убил его напрасно. Тот ни в чем не был перед ним виноват. Но в тот момент он даже об этом не подумал. Действовал, будто робот по заранее вложенной в него программе. А этой программой предусматривалось именно это.

А потом очередь дошла до «мавра школьницы Катеньки». Андрей представил какой была его рожа, когда он его увидел на лестнице, и злорадно рассмеялся. Правда, тогда ему было не до смеха. Его буквально всего трясло. Он с ожесточением всадил в смазливую рожу артиста порцию едкого газа, а котгда тот упал, размозжил его череп молотком. Он специально использовал разные методы убийства, чтобы сбить с толку следствие. Это он также вычитал в книжках.

А теперь очередь дошла и «светской львицы». Тогда она вдосталь над ним наиздевалась. Сейчас пришло его время.

Вот хлопнула подъездная дверь и кто-то стал подниматься по леснице. По звуку каблуков понял, что это женщина. Она. Он приготовился, затаив дыхание, прижался к противоположной стенке.