Текст книги "Жертва мистификации"

Часть вторая: Одинокий волк.

Глава первая: Из рукописи романа «Дикий берег».

...Главный идеолог ордена, ректор академии Анкендорф умирал медленно и трудно. Я все чаще стал ловить на себе завистиливые взгляды рыцарей ордена. Ходили упорные слухи, что я займу место Анкендофа и стану по существу вторым человеком. Я не пытался развеять эти слухи. Зачем? К тому же уже давно был готов, что это рано или поздно случится. На десятый день болезни Анкендорфа я был вызван к нему.

Главный рыцарь лежал в своей огромной спальне, мрачноватым убранством выполненном в бледно-лиловых тонах напоминающей усыпальницу дворянского рода. Это впечатление усиливали маленькие окна-бойницы, через которые едва проникал дневной свет. На стоящей у дальней стены деревянной кровати под лиловым атласным одеялом лежал Анкедорф, или то, что от него осталось. По обе её стороны стояли два слушателя академии с исполненными значимости лицами. Я подошел, и моим глазам открылась жалкая картина. Его исхудалые руки с вдувшимися огромными венами, лежавшие поверх одеяла, были в непристанном движении. Они будто что-то отгоняли от тела, видимое только самому Анкендорфу. Смерть уже отметила его бледно-землистое лицо своей печатью. Оно заострилось, а некогда тучные складки подпородка теперь обвисли сморщенными мешочками. Тонкие синие покусанные губы что-то шептали. Чтобы расслышать, я низко наклонился и расслышал:

– Мы рады, мой мальчик.

– Здравствуйте, патрон! Рад видеть вас в добром здравии, – солгал.

Он лишь слабо печально улыбнулся и вяло махнул рукой.

– Не надо этого... С нами все ясно. Мы не о себе... О вас. Вчера разговаривали с самим. Вопрос о вашем назначении на наше место решен. Поздравляю, мой мальчик!

Свершилось! До великой цели остался всего один шаг! Однако, радости своей ни жестом, ни мимикой не выказал. Ответил сдержанно:

– Не надо об этом, патрон. Вы поправитесь. Обязательно. Я искренне этого желаю.

По его дряблым щекам потекли слезы. Слизняк! От его былого спокойствия и величия не осталось и следа. Прежде была лишь театральная маска, скрывавшая трусливую сущность главного идеолога ордена. Мне неприятно было на него смотреть. Понял, что он панически боится смерти. Боится того, что последует за ней. Это разительно отличалось от того спокойствия и хладнокровия, с какими принял смерть убитый мной год назад старик – предшественник Анкендорфа на посту главного идиолога. Неужели тот был прав? Нет! Я запретил себе об этом думать.

Костлявый палец Анкендорфа указал в дальний угол комнаты. Слабым дрожащим голосом он проговорил:

– Вот она... Стоит. – Глаза его с расширенными от ужаса зрачками были безумны.

– Там никого нет, Наисветлейший. Успокойтесь.

Но он не обратил на мои слова никакого внимания.

– Смерть наша... Стоит... Как страшно! – прохрипел. И вдруг тонко по-щенячьи заскулил.

Меня заколотило от омерзения. И это трясущееся от страха ничтожество было многие годы моим духовным наставником! Сволочь! Даже смерть не может встретить с достоинством. Неужели же все же был прав тот старик?! Как мерзко на душе! Как холодно,

Он долго безобразно плакал. А я смотрел на него обуреваемый сомнениями. С каким наслаждением я бы перерезал ему сейчас горло.

Наконец Анкендорф успокоился. Сказал:

– Наклонитесь ближе, мой мальчик.

Приблизил ухо к самому его рту.

– Знаете о чем мы жалеем? – прохрипел он.

– О чем?

– Что у нас нет такого вот сына, как вы! После нас никого и ничего не осталось... Страшно!

Эти его слова пронзили мне сердце навылет. Что?!! Что он говорит?! Что же он такое говорит?! Ничтожество! Мерзкий, гнусный, страшный старик! И не в состоянии больше выносить эту пытку, я зло выругался и зашагал прочь.

А ночью мне приснилась мама. Она гладила меня по голове теплыми, мягкими руками и ласково говорила: «Спи, мой хороший! Спи! Ты очень устал. Все будет хорошо. Все будет замечательно. Отдохнешь, и все пройдет. Спи.» Я лежал, положив голову ей на колени и смежив веки, умиротворенный м счастливый. Так хорошо мне ещё никогда не было. А мама все говорила и говорила. Я уже не мог разобрать слов. Голос её напоминал журчание горного ручья или шелест листвы на ветру, говорящих о великом таинстве бытия. Я пытался разобрать слова, вникнуть в их смысл. Но они вырывались из моего сознания и уносились куда-то далеко, далеко, туда, где над грешной Землей вставало огромное светило.

Проснулся в холодном поту. За долгие, долгие годы мне впервые стало по настоящему страшно. Как же это?! Что же это?! Такой надежный и прочный фундамент, на котором я строил свою жизнь, неожиданно дал трещину и все в одночасье полетело к черту, в тартарары. Как же быть дальше?! Чем жить?! То, что, казалось, вытравил из себя раз и навсегда, неожиданно вернулось. Я гордый! Я свободный! Я великий! Ха-ха! Петух, возомнивший себя орлом. Дерьмо собачье! Такое же ничтожество, как подыхающий Анкендорф. Как же холодно внутри. Какой собачий холод! Зябко. Одиноко. Жутко. И ласковые руки мамы в пылающем сознании. Сволочи! Я кажется схожу с ума. Неужели же я проиграл жизнь?! И пошли бы они все!...

Глава вторая: Телефонный разговор.

Воображение Сергея не на шутку разыгралось. Оно рисовало картины одну мрачнее другой. Но везде Светлана виделась истерзанной, умирающей. Как тяжко! Даже зануда Иванов, в другое время не упустивший бы случая позлорадствовать, сейчас сочувствовал ему.

Как же он смертельно устал! Ничего так не утомляет, как бездеятельное ожидание. Когда же в конце-концов позвонит этот сукин сын? Сергей лишь догадывался об условиях освобождения Светланы, но заранее приготовился выполнить их все, какими бы они не были. Жизнь Светланы была дороже всех негодяев на свете. И вовсе не потому, что она... что он ее... Вовсе не поэтому. А потому, что... Потому, что мир разом осиротеет без такой замечательной девушки. Исключительно поэтому. Что же они не звонят, так-перетак?!

Будто подслушав мысли Иванова, телефон вдруг разразился заливистым звонком. Сергей схватил трубку. Но это был Володя Рокотов.

– Не звонили? – спросил он.

– Нет.

– Выдерживают паузу. Психологи! На нервы действуют.

– А как у вас дела?

– Мне только-что сообщили из дежурной части городского управления. К ним заявился с повинной Беспалов.

Раньше от подобной новости Иванов бы подскочил на стуле. Сейчас же даже не обрадовался. Спросил равнодушно:

– Ну и как он?

– В смысле?

– Что говорит?

– Я с ним не встречался. Дежурный сказал, что тот признается в убийстве актеров. Вот и все. Ты с ним будешь беседовать?

– А? Да вообще-то надо было бы. А он где?

– Пока в дежурной части. Тебе его доставить?

– А? Ну да, конечно.

– Да что с тобой, Сережа? Может бють отложить пока допрос?

– Не тормози, Володя. Все нормально. Давайте его. Жду.

Через полчаса дверь распахнулась и на пороге вырос Рокотов. Вид у него был усталый, глаза красные. Да, нелегко ему сейчас приходится. Это точно. Если со Светланой что случится, то с него с первого... Нет-нет, все будет нормально. Все должно быть нормально. Иначе... Иначе... И хватит об этом.

Владимир прошел к столу, пожал Сергею руку.

– Здравствуй, Сережа!

– Привет! А где же этот архаровец?

– Ждет за дверью. Приглашать?

– Ну ты, блин, даешь! А для чего же ты его сюда вез?

Рокотов прошел к двери, открыл её, сказал:

– Входите.

И Сергей увидел довольно рослого молодого мужчину лет тридцати с симпатичным мужественным лицом, одетого в старые джинсы, пегую, выгоревную на солнце ветровку и стоптанные красовки."Приготовился к дальней и долгой дороге", – отметил про себя Иванов. Беспалов поздоровался, остановился у порога, выжидательно взглянул на Сергея.

– Здравствуйте, Андрей Андреевич! Будем знакомы. Следователь по особо важным делам облпрократуры Иванов Сергей Иванович. Проходите, присаживайтесь. А мы уже собрались вас разыскивать. А вы стало быть решили нас опередить? И правильно сделали.

Беспалов прошел к столу, сел, усмехнулся.

– Значит, вы меня вычислили?

– А мы для этого тут и посажены. Не за красивые же глаза налогоплатильщики платят нам деньги, верно?

– Наверное, – согласился Беспалов.

– А теперь мы внимательно вас слушаем.

Рассказ Беспалова полностью подтвердил выдвинутую Сергеем версию о том, что прежде чем спектакль «Спланированное самоубийство» вынести на суд зрителей, его организаторы провели генеральную репетицию на природе с участием его главного героя. Беспалов был хорошим рассказчиком, красочно живописал, как постепенно сходил с ума. Иванов невольно ему посочувствовал. Представил, что пришлось тому пережить. Кто же все-таки главный режиссер этого странного спктакля, что эксперементирует на живых людях? Как до него добраться? Похоже, что этот «мститель» его не знает. В конце своего печального повествования Беспалов рассказал, как отказался от убийства актрисы Поморцевой.

– Это все? – спросил Сергей.

– Да, – кивнул Беспалов. – После этого я и решил идти в милицию и во всем признаться. Понял, что слишком страшную и непосильную миссию взвалил на себя.

– Поморцева сказала, кто за всем этим стоит?

– Она назвала лишь главного режиссера.

– А кем написана пьеса?

– Эльвира Александровна сказала, что никто из актеров этого не знает. Фамилия Шугаев – псевдоним.

– А главный режиссер знает?

– Наверное. Но только он никогда ничего об авторе не говорил.

– Ясно. Каким образом они завладели бы вашим состоянием, если бы у них получилось задуманное?

– Все просто. Это выглядело бы примерно так. Объявилась бы моя жена, «уехавшая» к родителям в Кемерово после нашей «ссоры». Ведь мертвую её никто не видел. А друзьям и знакомым я говорил об этом якобы лишь потому, что пытался скрыть сей факт. Вот и все.

– А отчего вы сразу не пришли к нам и не рассказали о том, что с вами произошло?

Беспалов печально улыбнулся. Для человека, убившего троих людей, он вел себя слишком спокойно, если не сказать больше. Сергей лишь на минуту предствавил, что довелось пережить этому симпатичному сидящему перед ним мужику, и невольно ему посочувствовал. От такого у самого крепкого «крыша» поедет. Ведь Беспалов ни гад, ни злодей какой, а норамльный человек, с нормальными инстинктами и понятиями. Но как же его надо было достать, чтобы он решился на такое?!

После долгой паузы Беспалов сказал:

– Я не настолько наивен, Сергей Иванович. Кто бы мне поверил? Меня бы просто упрятали в сумасшедший дом. А мои обидчики охотно бы этому посодействовали. Они не оставили мне никаких шансов. И это ещё один аргумент за то, что я решился сам им отомстить.

– Понятно. У вас есть ручка?

– Нет. Я ничего с собой не взял.

– А вот это вы зря. Как сказал бы небезызвестный литературный герой: «Жизнь продолжается, господа присяжные заседатели!» – Сергей протянул Беспалову авторучку и несколько листов бумаги. – Возьмите. Пишите сверху: «Старшему следователю по особо важным делам прокуратуры Новосибирской области Иванову С.И. от гражданина Беспалова Андрея Андреевича»... Написали? А теперь в центре листа напишите: «Явка с повинной». Очень хорошо. Содитесь вон за тот журнальный столик и напишите все, что мне только-что рассказали, самым подробнейшем образом. Понятно?

– Понятно, – ответил Беспалов нерешительно. – А может быть вы сами? Я не большой мастер писать.

– Для этого и не нужно быть мастером. Главное – передать все, что с вами произошло. И потом, я не хочу отнимать у вас пальму первенства. Ведь не я вас нашел. Вы сами пришли. А это должно быть отражено в процессуальных документах.

– Хорошо. – Беспалов пересел за журнальный столик и принялся за работу.

– Пойдем покурим, – предложил Сергей Рокотову.

Они вышли в коридор, где у дверей дежурили двое конвоиров – мичман и старший сержант.

– Побудьте пока в кабинете, – распорядился Владимир.

– Слушаюсь, товарищ полковник! – ответил мичман.

Иванов с Рокотовым прошли в холл, закурили.

– Что думаешь делать? – спросил Владимир друга.

Тот пожал неопределенно плечами.

– Ума не приложу. Всякая наша активная деятельность может Светлане слишком дорого стоить.

– Это точно, – согласился Рокотов. – Значит, будем ждать?

– Ничего другого нам не остается. И если мы не вычислим этого любителя черного юмора, то будем принимать его условия.

– Полагаешь, что это может быть автор пьесы?

– Есть такая мыслишка. А возможно он лишь автор самой идеи, а пьесу написал режиссер. В одном уверен, что ни Янсон здесь главный. За ним кто-то стоит.

* * *

Долгожданный звонок раздался лишь в половине двенадцатого, когда усталось окончательно доконала Иванова и он заснул прямо за столом, подложив под голову руки. Моментально проснувшись, он схватил трубку.

– Иванов слушает, – проговорил он хриплым с просонья голосом.

– Здравствуйте, Сергей Иванович! – раздался приятный и, как показалось Сергею, чуть насмешливый баритон. – А я звоню к вам домой, но телефон не отвечает. Никак не предполагал, что вы ещё на работе. С вашим здровьем и в вашем возрасте совершенно непростительно столько работать.

– Спасибо! Учту на будущее. Но только, полагаю, вы не для этого позвонили?

– Да, вы правы, совсем не поэтому. Разрешите представиться. Сергеев Иван Сергеевич. – Баритон рассмеялся.

Весело ему, видите ли. Сергей едва сдержался, чтобы не ответить ему одним из тех крепких ругательств, которыми не так давно потчивал себя. Но вовремя взял себя в руки, мрачно сказал:

– Это у вас такой юмор. Понятно.

– Чем располагаем. Нам конечно далеко до вашего...

– Короче, каковы ваши условия освобождения Козициной? – перебил Сергей мужчину.

– Значит вы решили сразу перейти к деловой части нашего разговора? В принципе, я не против. Итак, неприменным условием её освобождение будет сворачивание вами следствия по самоубийствам и несчастным случаям. Самоубийства должны остаться самоубийствами, а несчастные случаи – несчастными случаями. Тем более, что по ним уже приняты однажды решения. Мы заранее предвидели, что у вас будут определенные трудности с самоубийством Шмыгова из-за наличия заключений по двум экспертизами и уже позаботились об этом. Скоро вы получите по почте два точно таких же акта, но с противоположными выводами. Так-что и здесь у вас не должно быть проблем. Как говориться, «и волки сыты, и овцы целы».

– Понятно. А как же быть с убийствами актеров?

– Ну а здесь, вообще все просто. Счастье Беспалова, что он вовремя оказался у вас. Он вообще счастливчик. Да. Только вы не очень доверяйте всем его рассказам. У него ярко выраженная шизофрения в форме мании преследования. Посмотрел спекталь и, вдруг, решил, что все это происходило именно с ним и принялся мстить актерам. Бывает. Только, уверяю вас, что его показания вам никто не подтвердит. Никто из актеров ни в какой Горной Шории никогда не был, а самого Беспалова в глаза не видел. Да и такого дома отдыха в природе не существует. Это плод воображения автора пьесы. Вот примерно так обстоят дела. Вы принимаете наши условия?

– Если я вам скажу, что принимаю, то вы тут же отпустите Козицину?

– Разумеется – нет. Это может произойти лишь в том случае, когда мы полностью убедимся, что вы выполнили ваши условия.

– А где гарантии, что с ней что-то не случиться после этого?

– Никаких гарантий, Сергей Иванович. Абсолютно. Мы ведь не Госстрах, гарантий не даем. Вам придется поверить нам на слово, что где-нибудь через пару месяцев Светлана Анатольевна пришлет вам открытку из одной нейтральной, но дружественной нам страны, где сообщит, что жива-здорова и мечтает о встрече с вами. Вот такой примерно предлагается сюжет с хэппи эндом. Вы согласны?

– Согласен. Но только если с ней что...

– А вот этого не надо, Сергей Иванович. Не будем портить впечатления от нашего разговора. Обойдемся без угроз и оскорблений. До свидания!

Иванов услышал корткие гудки и дал выход клокотавшей в нем ярости.

– Суки! Гады! – закричал он, бросая трубку и потрясая кулаками. Ему захотелось вскочить, разбежаться и шандарахнуться головой в стену, как это делал в его детстве их сосед по дому дядя Семен. До войны Семен был уркой, вором-домушником, но, вернувшись с фронта после ранения и контузии, решил покончить с прошлым и поступил на завод. Женился. У него родилась дочь. Жизнь постепенно наладилась и, казалось, Семен навсегда покончил с довоенным прошлым. Так думал он сам. Так думали его соседи по коммунальной квартире, любившие его за веселый нрав и широкую душу. Но так не думали его бывшие дружки урки. И однажды, когда он вернулся с ночной смены, он встретил в своей квартире сотрудников милиции и узнал о страшной новости. Ночью у него в комнате побывали его прежние дружки, убили его жену и изнасиловали двенадцатилетнюю дочь. Мерзавцев вскоре задержали, судили. А Семен после этого сильно запил. А напившись, выходил во двор, буянил, костерил почем зря весь белый свет и с диким ревом, забежавшись, бился головой о стену дома до тех пор пока его всего окровавленного не связывали мужики. Глядя на эту жуткую картину, Сергей ни тогда, ни потом никак не мог понять – зачем он это делал? И лишь сейчас до него дошло, что Семен пытался таким образом заглушить терзавшую его душевную боль. Зачастую физическая боль ничто в сравнению с этой болью. Первую можно заглушить таблеткой, водкой, наркотиками, наконец. От второй же нет спасения. Это точно.

Глава третья: Предстоящая авантюра.

Если честно, то Дмитрий Беркутов относился к Светлане Козициной, как сказал бы его друг Юра Дронов, весьма и весьма индифферентно, а по нашему, по простому – очень он её недолюбливал. Определенно. Считал слишком деловой и серьезной, сторонился и даже побаивался. За полтора года работы в одном управлении они с друг другом не обмолвились и десятком ничего незначащих фраз. Точно. Обидно было и за своего товарища Вадима Сидельникова, страдающего по этой надменной красотке. В детстве он таких девчонок нещадно дергал за косички и не упускал случая подставить подножку. Они платили ему за это ледяным презрением. Словом, не любил он Светлану. Но известие о том, что её взяли в заложницы воспринял как личное оскорбление и страшно возмутился.

Утром Рокотов собрал всех на оперативку и предупредил, что до решения вопроса со Светланой никому не принимать по делу никаких активных действий.

– Главное – нам нужно вычислить, где её прячут, – сказал полковник. – Но делать это необходимо крайне осторожно, чтобы не возбудить подозрений у тех, кто её захватил. Используйте «источники», другую информации, но никого из актеров театра и рабочих сцены трогать нельзя. Понятно?

Это ещё больше возмутило Дмитрия. Чтобы какие-то педики диктовали что ему делать?! Ну уж нет! Он никак не мог смириться с подобным положением вещей. Но что же делать?

Позвонил Слава Бочкарев и сообщил, что Каспийский изчез.

– В каком смысле – изчез? – не понял Беркутов.

– В самом прямом – его нигде нет.

– А в театре?

– Он там не появлялся. И вообще, в театре похоже паника. Спектакли отменены.

– Ясно. Примите все меры к поиску Кудри. Но, предупреждаю, брать его нельзя. Как понял?

– Сделаем, товарищ майор. Не беспокойтесь.

– Тогда бывай. – Беркутов положил трубку.

Поразмыслив, он понял, что Кудря имеет самое непосредственное отношение к похищению Светланы. Как же его найти? Вполне возможно, что его уже нет в городе. В голове вновь возник этот риторический вопрос: что делать? И тут вновь он вспомнил про убийство актрисы театра «Старые стены» Звонаревой. Он давно понял, что к ограблению причастен большой любитель антиквариата и дорогих цацек Толя Каспийский с сотоварищами. Да, но как он узнал, что в коттедже Звонаревых он найдет именно то, что ему нужно? Кудря не из тех, кто действует наугад. Если он оказался в коттедже, то наверняка знал зачем и для чего. Тут явно не обошлось без наводчика. Кто-то не только бывал в этом доме, но хорошо знал, где в нем и что лежит и весит и поведал об этом Кудре с сотоварищами. Ведь преступники взяли только самое ценное. И потом, как они проникли в дом? Следов взлома при осмотре не найдено. Эксперты также не обнаружили на замках следов отмычек. А что если?! От промелькнувшей в сознинии догадки Беркутов буквально подскочил. А что если в это время в доме уже находился их сообщник, который и отпер им двери?! Так-так, в этом определенно что-то есть! Итак, проанализируем все действия участников того ночного рандеву. Начнем плясать, тасазать, от печки. Во-первых, зачем Звонаревой понадобилось ехать ночью после спектакля в Новый Поселок? Посмотреть коттедж? Но разве нельзя этого было сделать утром? Логично? Логично. А что если у неё было назначено ночное свидание какому-то мистеру иксу? Очень даже может быть. Иных видимых причин ехать ночью за сорок километров от города Дмитрий пока не видел. Примем пока эту версию за единственно верную. Итак, наши пылкие любовники встретились. После вкусного позднего ужина и выпитого шампанского, они завалились на боковую. Пылкие оргии, которым они предавались в ту ночь, для краткости повествованию, можно упустить. Утомленная и обессилинная пышная хозяйка засыпает. Тогда её любовник встает, открывает дверь и вновь ложиться под мягкий бочек к актрисе. И все было бы шито-крыто, если бы Звонареву что-то не разбудило. Возможно кто-то из преступников о что-то споткнулся или что-то еще. Неважно. Важно, что она была разбуженна посторонним шумом и решила проверить – не забрались ли в её богатый дом ночные воры. Она снимает со стены ружье мужа, заряжает его и выходит из спальни. Дальнейшее известно.

Беркутов схватил телефонную трубку набрал номер телефона начальника уголовного розыска Бердского управления Вени Замятина, с которым он был давно знаком – вместе заканчивали Юридический, участвовали в захвате банды матерого преступника Виталия Полищука.

– Замятин слушает, – услышал он знакомый голос.

Беркутов решил не отказать себе в удовольствии подшутить над однокашником.

– Какой ещё Замятин? – изменив до неузнаваемости голос, недоуменно спросил Дмитрий. – Мне Виниамина Сергеевича.

– Я слушаю.

– Здравствуйте, Вениамин Сергеевич. Это Печкин вас беспокоит.

– Здравствуйте! – неуверенно проговорил Замятин.

– Я это... Почему звоню-то. Здеся неувязочка небольшая вышла. Вот.

– Какая ещё неувязочка? – В голосе Замятина засквозила явная подозрительность. По всему, он никак не мог вспомнить этого Печкина и это его нервировало.

– Вы ведь заказывали труп завтра в обеду. Так?

– Какой ещё труп? – Теперь в голосе товарища Беркутова возник профессиональный интерес.

– Как какой?! – страшно «удивился» Дмитрий. – Конечно Сичкаря, мудака этого. Но только мы не сможет вам его предоставить завтра к обеду. Непредвиденные обстоятелства – он уехал в командироваку и вернется только послезавтра. Поэтому, мы сможем его вам предоставить лишь послезавтра к ужину. Вас это устроит?

– Вполне, – ответил Вениамин. Теперь в его голосе ощущалось нетерпение и азарт матерого сыскаря-волкодава, взявшего след банды наемных киллеров.

– Так это... Надобно бы добавить, шеф. У нас же это... Кто ж мог подумать и все такое.

– Хорошо. Сколько?

– Две штуки.

– Согласен. Но у меня к вам есть ещё предложение.

– Хоп, понял. Мы это завсегда пожалуйста. Были бы бабки, верно? Чей труп вы хотите организавать на этот раз, шеф?

– Это не телефонный разговор. Надо бы встретиться.

– Нет проблем, шеф. Называй место.

– У универсама в два.

– Хоп, понял. Токо ты это... «Бабки» захвати.

– Захвачу, не сомневайся.

– Тогда покедова, – Беркутов нажал на рычаг. Затем вновь набрал тот же номер.

– Замятин слушает, – услышал. Теперь голос однокашника вибрировал от возбуждения.

– Привет, Веня! Беркутов беспокоит. Как поживаешь?

– Здорово, Дима! Ничего, живем, хлеб жуем. Ты по делу или так?

– По делу, Веня. Так – для нас с тобой слишком большая роскошь. Верно?

– Верно, – согласился Вениамин.

– Я слышал, что ты сегодня решил брать банду матерых киллеров?

Возникла долгая многозначительная пауза – Замятин переваривал полученную информацию. Наконец раздался его вялый, бесцветный и где-то даже усталый голос:

– Слушай, Дима, когда ты прекратишь свои дурацкие приколы?

– Какие приколы?! – нарисовал удивление в голосе Беркутов. – Ты это о чем?

– Да пошел бы ты куда подальше! – в сердцах проговорил Замятин. – Клоун тоже мне выискался! Юрий Никулин!

– Ты, наверное, имееешь в виду этого ханыгу Печкина? Так то ж, Веня, шутка. Ты раньше никогда на шутки не обижался. Стареешь, что ли?

– А вот ты, похоже, не менняешься. Каким был пацаном, таким, блин, и остался. Как тебя, такого идиота, только начальство терпит?

– С трудом, Веня. С большим трудом.

– Ты для этого мне и звонил, чтобы поиздеваться? – обиженно проговорил Замятин.

– Ни только поэтому, Веня. Вообще-то я хотел поинтересоваться: раскрыли вы или нет убийство актрисы Звонаревой?

– Какое там. Сплошной темняк. Глухо, как в танке. А у тебя что, есть какие предложения?

– У Звонаревой был любовник?

– Я у её кровати не дежурил, – опасливо ответил Замятин, считая, что Дмитрий вновь его разыгрывает. Это понял и Беркутов.

– Я совершенно серьезно. Есть основания полагать, что в ту ночь у потерпевшей было амурное свидание, и что её избранник имеет самое непосредственное отношение к преступлению.

– Правда что ли?

– Ну, ты, Веня, даешь! Ты почему такой недоверчивый?

– Будешь тут. Слишком много в последнее время шутников развелось, – проворчал Замятин. После некоторой паузы продолжил: – Вообще-то, потерпевшая праведностью не отличалась. Это точно. Много около неё мужичков крутилось. Так-что вполне возможно, что ты прав. Говорят, что её мужинек ни на что не способен, в смысле, как мужик. Вот она и подрабатывала на стороне. Якобы он все знал, но закрывал на это глаза. Что ж, спасибо за идею. Поработаем в этом направлении.

– Нет, так не пойдет. Мне этого охотника до пышнотелых замужних баб нужно уже сегодня вычислить. В крайнем случае – завтра.

– У тебя и темпы! – удивился Замятин. – Отчего такая спешка?

– Есть причина. И весьма веская, – не стал обяснять Дмитрий. – Скажи, у Звонаревой была подруга в Поселке?

– Была. Живет в трех дома от нее.

– Кто такая?

– Люсева Людмила. Та ли ещё профура!

– Попрошу не выражаться, господин майор. Тем более, когда говоришь о лучшей половине человечества.

– А я о лучшей и не говорю.

– Слушай, Веня, ты почему стал таким женоненавистником? У тебя что, проблемы с женой?

– Хватит меня подкалывать, – очень серьезно проговорил Замятин. – С женой у меня как раз все в порядке. Понял?

– Понял, Веня. Понял. Понял, что Людмила Люсева, мягко выражаясь, женщина не совсем достойного поведения. Но именно эта черта меня сейчас больше всего в ней привлекает. Так чем же она заслужила твоего столь сурового приговора?

– У неё два года назад при очередной мафиозной разборки пришили муженька. Тот ли ещё был жук. Он ей оставил коттедж, машины, недвижимость в городе и ни меряно денег. Вот она с тех пор и гужует, с жиру бесится. Организовала в Поселке женский клуб «Ностальгия». Чувствуешь название? Ностальгия по ушедшей молодости, да? Звонарева как раз являлась членом её клуба.

– Чем же они там занимались?

– А этим самым и занимались. Бабам всем под сорок, в самром соку. А их мужья все силы отдали любимой работе. Вот они и наверстывают упущенное.

– Постой-постой, уж не хочешь ли ты сказать, что Люсева содержит что-то вроде публичного дома?

– Ну, не совсем так. Внешне все выглядит очень даже благопристойно. На заседание клуба приглашаются известные артисты, художники, музыканты, даже известные политики. Организуются выставки, устраиваются концерты. После них, как водится, много и вкусно кушают и пьют, да ведут умные разговоры.

– А мужчин туда приглашают?

– Разумеется. Мужчины являются главной конечной целью этих... этих... – Замятин все никак не мог подыскать нужного слова.

– Понятно. Этих не совсем достойных женщин. – выручил его Беркутов.

– Вот именно.

– И что же, туда может прийти каждый желающий?

– Как же, разбежался. Только исключительно по рекомендации членов клуба и после тщательной проверки.

– Какой ещё проверки?! – удивился Дмитрий. – Ты шутишь?

– Нисколько. Кандидат должен представить характеристику с места работы, справки от психиатра, винеролога, сексопатолога, пройти беседу с психологом, заполнить анкету.

– Цирк да и только. Определенно. А откуда ты все это знаешь?

– В прошлом году мы привлекали одного такого за изнасилование несовершеннолетней. Он нам все и рассказал.

– И Звонарева была подругой Люсевой?

– Я бы даже сказал – лучшей подругой.

– По каким дням заседает этот клуб?

– Сегодня у нас что, среда?

– Нет, четверг.

– Так сегодня и заседает.

– Что ж, спасибо за весьма ценную информацию, Веня.

– Уж не собрался ли ты туда попасть?

– Есть такая мыслишка. А что, по твоему, рылом не вышел?

– Рылом ты может быть и вышел. Но только бесполезно. Кое-кто из моих парней пробовал. Дохлый номер.

– Что, хотели сменить милицейский мундир на фрак сутинера?

– Скажешь тоже. Просто хотели посмотреть кто там и чем занимаются. Нет ли среди их клиентов наших клиентов.

– Ясно. Ну, будь здоров, Веня, и не кашляй. Если надыбаешь что интересного немедленно сообщи. Понял?

– Обязательно. До свидания, Дима. Будешь в наших краях, заскакивай.

– Непременно. – Дмитрий положил трубку. Уже во время разговора с Замятиным у него появилась идея, каким образом проникнуть в этот клуб. Теперь её необходимо было воплотить в жизнь. Давно, лет десять тому, Беркутов привлекал за ряд мелких кражонок некую жалкую личность по имени Артур, а по фамилии Прилепский. Взял он его с поличным с парой банок тушенки и бутылкой водки в карманах прямо при выходе из магазина самообслуживания. Прилепских тогда горько плакал, мотал сопли на кулак и божился, что этого с ним никогда не повторится. Беркутов отказал в возбуждении уголовного дела с передачей материалов в товарищеский суд. А через пару месяцев вновь прихватил Прилепского с тремя банками шпрот и бутылкой коньяка. Вот таким был мелким пакостником этот самый Артур Прилепский. А тут как-то намедни шел Дмитрий по улице. А навстречу ему катил на коротких ножках круглый господин с благополучным лицом. Одет был тот господин в добротный дорогой костюм. Увидел Беркутова и засиял улыбкой, воскликнул:

– Дмитрий Константинович! Вот так встреча! Здравствуете! Не узнаете?!

Честно признаться Беркутов об этом Прилепском и думать забыл. И чтобы хоть что-то сказать, сказал:

– Ну как же, я вас прекрасно помню. Вы ведь были шафером на свадьбе преподобной Ангелины.

– Да нет, – огорчился благополучный господин. – Прилепский я. Артур Прилепский. Неужели не помните?

Пошарил Дмитрий в свой памяти, с трудом вытащил из потайного закоулка эту фамилию. Точно, был такой любитель стибануть что-нибудь по мелочи. Ну уж очень не вязался образ прошлого Прилепского с настоящим. Поэтому решил уточнить: