Текст книги "Жертва мистификации"

Глава третья: Осмотр места происшествия.

Узнав от шефа, что Шмыгов застрелился, Беркутов понял, что самоубийство Аристархова, как и художника – ничто иное, как тщательно подготовленные убийства. Определенно. Сидит сейчас где-то в темном углу этакий здоровущий паучина, вдоволь напившийся чужой кровушки, и посмеивается над всеми, будучи уверенным, что до него не доберутся.

Поделился своими соображениями с Рокотовым. Тот глубоко задумался, затем сказал:

– Но ведь Аристархова мог убить и Шмыгов, а затем застрелиться. Отчего ты отвергаешь эту версию?

– Тот, кто за всем этим стоит, как раз и стремиться, чтобы мы так подумали. Более того, я почти уверен, что именно он и организовал ссору между Аристарховым и Шмыговым.

– У тебя есть доказательства, что это так?

– Пока лишь внутреннее убеждение. Интуиция, так сказать. Но она меня ещё никогда не подводила.

– Так уж и никогда? – усмехнулся Рокотов.

– Это как же понимать ваши слова, господин полковник? По-моему, Дмитрий Беркутов заслужил того, чтобы ему доверяли в этом ведомстве. Или я не прав? Если не прав, то пусть старшие товарищи меня поправят.

– Прав, прав, – рассмеялся Владимир Дмитриевич.

– Спасибо. Я отчего-то был уверен, что услышу именно этот ответ. Это лишний раз доказывает, что, говоря об интуиции, я ничего не выдумывал.

– Это хорошо. Но только нам нужны конкретные факты. А пока у тебя нет даже оснований полагать, что Аристархова убили.

– А то, что Шмыгов вчера пытался на меня выйти? Уверен, что ему что-то стало известно или он догадался о причинах убийства своего друга.

– Но это лишь твои предположения. К сожалению, они так и могут ими остаться. – Немного подумав, полковник сказал: – Хорошо, Дмитрий Константинович, я тебя освобождаю от всех прочих дел. Займешься только этими. Даю неделю. Через неделю доложишь. А там – посмотрим.

«Напросился, называется, – с тоской подумал Дмитрий, вернувшись в свой кабинет. – Дураков не сеют, не пашут – сами родятся. Это определенно обо мне».

С чего же начать? Прежде всего, надо познакомиться с материалами по самоубийству Шмыгова.

«Мутант» после вчерашней подлянки, вел себя сносно и благополучно докатил Беркутова до академгородка. Но на проспекте Лаврентьева попал в автомобильную пробку – впереди приключилась какая-то авария. До прокуратуры пришлось добираться дворами.

Прокурор района Сергей Павлович Варнецов, моложавый подтянутый и энергичный мужчина, лет сорока, узнав о причине визита Дмитрия, озадачился:

– А отчего вас заинтересовало это самоубийство?

– Видите ли, Сергей Павлович, позвчера ночью погиб друг Шмыгова, бизнесмен Аристахов – якобы выбросился из окна. У нас есть основания полагать, что это инсценировка.

– Вот как! – заинтересовался прокурор. – И вы полагаете, что Шмыгова тоже могли?

– Я пока ничего не полагаю. Просто, хотел бы познакомиться с материалами.

– Да-да, это конечно. – Он нажал на одну из клавиш телефона, проговорил: – Валерий Борисович, зайдите ко мне с материалом по самоубийству Шмыгова.

Через минуту в кабинет вошел высокий спортивного телосложения парень. Вежливо поздоровался с Беркутовым. Подошел к столу и выложил перед прокурором тощую папку.

– Вот, Сергей Павлович. Это материал по самоубийству.

– Это наш следователь Валерий Борисович Слепцов, – представил прокурор следователя Беркутову.

Дмитрий встал, протянул руку Слепцову.

– Старший оперуполномоченный управления уголовного розыска Беркутов Дмитрий Константинович.

– Очень приятно, – пробасил следователь и так жиманул руку Дмитрия, что вызвал в его душе бурю эмоций.

«Этот парень в детстве наверняка мучил бедных кошек, – решил он. – Тогда-то и проснулись в нем садисткие наклонности. Определенно».

– Садитесь, Валерий Борисович, – сказал прокурор, указывая на стул. – Расскажите, что удалось выяснить по данному факту?

Следователь неспеша сел, пригладил на макушке торчащий вихор, откашлался, проговорил:

– Ничего особенного. Типичное самоубийство.

– Я вас пока не просил делать выводы, – несколько раздраженно сказал Варнецов. – Расскажите, что удалось установить.

Слепцов нехорошо усмехнулся, покраснел. Видно было, что парень с характером и ещё доставит прокурору массу неудобств.

– Труп Шмыгова сегодня в шесть утра обнаружила его жена Вера Витальевна, вернувшаяся из поездки на Алтай.

– Она ездила поездом? – спросил Беркутов.

– Нет, на своей машине.

– А зачем она туда ездила?.

– Навещала своих родителей.

– Что за причина заставила её возвращаться ночью?

Следователь зло взглянул на Дмитрия. Вопрос ему явно не понравился. Хмуро ответил:

– Этого я не знаю.

Беркутов решил до конца отомстить следователю за потрепанное самолюбие при рукопожатии.

– Она не захотела говорить или вы не спрашивали?

От этого вопроса Слепцов даже сжал свои пудовые кулаки, как бы давая понять, что если мент не прекратит над ним издеваться, то он непременно пустит их в ход, и не посмотрит на прокурора и все такое.

– Не спрашивал, – проговорил он с таким выражением лица, будто выплюнул горькую пилюлю. – И прошу меня не перебивать. Выслушайте, а потом задавайте вопросы.

Не знал следователь, что подобным тоном с Беркутовым не рискует разговаривать даже начальство.

– Это, конечно, пожалуйста, – простодушно разулыбался Дмитрий. – Но только на что же здесь обижаться? Не понимаю. Женщина гостит у родителей, и, вдруг, срывается на ночь глядя, спешит домой, а вы даже не поинтересовались, что её заставило это сделать? Странно все это, и весьма. В данной ситуации даже вокзальный бомж бы поинтересовался, а следователю прокуратуры до лампочки. И еще, понимаете ли, обиды строим!

Слепцов втянул в мощные легкие едва ли кубометр воздуха, долго держал его в себе, затем, с шумом выдохнул. Повернулся к прокурору, спросил с раздражением:

– Павел Сергеевич, мне дадут возможность продолжать?

Прокурор, улыбаясь, с удовольствием наблюдал за происходящим. В лице Беркутова он нашел союзника в борьбе со строптивым подчиненным. Как же ловко тот его срезал! И поделом! Поделом!

– Но ведь согласитесь, Валерий Борисович, что Дмитрий Константинович прав, – проговорил он. – Вы допустили непозволительный ляп.

– Ну, хорошо! – не выдержав, возмутился следователь. – Виноват я! Признаю! Что мне из-за этого прикажите делать? Стреляться, как тому Шмыгову? Так что ли?!

От этой мелодраматической фразы прокурор недовольно поморщился, сухо сказал:

– Продолжайте, мы вас слушаем.

– Так вот, в шесть утра Вера Витальевна вернулась домой и обнаружила труп мужа в его мастерской. Он покончил с собой встрелом из двух стволов обреза, вставив их в рот.

– А где он взял обрез? – спросил Дмитрий.

– Чтобы легче было осуществить задуманное, он обрезал ствол своего охотничьего ружья двенадцатого калибра. В его мастерской есть столярный верстак. На нем найдены стволы ружья и ножевка по металлу.

– Когда это произошло?

– Судмедэксперт полагает, что вчера вечером, где-то в районе шести-восьми часов. Более точно будет установлено при вскрытии.

– Шмыгов оставил какую-нибудь записку, письмо?

– Нет. Никакой записки мы не нашли.

– Кто-нибудь слышал звук выстрела?

– Нет, никто. Коттедж Шмыгова находится на отшибе. Кроме этого, в это время на улице довольно шумно. Есть ещё вопросы?

– Вопросов больше нет. Значит вы считаете, что это типичное самоубийство?

– Уверен в этом. – Слепцов встал. Повернулся к прокурору. – Я могу идти, Павел Сергеевич?

* * *

В самих материалах ничего нового к тому, что уже сказал следователь, Беркутов не нашел и решил съездить в коттедж Шмыгова, хотелось самому посмотреть мастерскую художника и поговорить с его женой.

Коттедж располагался в глубине соснового бора и представлял собой большой двухэтажный особняк. Действительно, до ближайших соседей было метров тридцать, никак не меньше. Поэтому немудрено, что выстрела никто не слышал.

К счастью, хозяйка оказалась дома. Это была молодая довольно миловидная шатенка. Лицо её было заплаканным и несчастным. Дмитрий поздоровался и протянул ей удостоверение. Она мельком взглянула в него, вернула.

– Проходите, Дмитрий Константинович, – проговорила равнодушно.

Они прошли в большой квадратный зал, обставленный старинной мебелью. На стенах висели многочисленные картины в тяжелых золоченых рамах – все больше портреты каких-то людей.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказала Шмыгова, указав на одно из массивных кресел. Сама села в другое. – Слушаю вас?

– Вера Витальевна, можно задать вам несколько вопросов?

– Да-да, конечно.

– Вы сегодня вернулись рано утром?

– Да, я об этом уже говорила следователю.

– Я читал ваше объяснение. А что заставило вас возращаться домой ночью?

– Я вчера позвонила домой и муж мне сообщил, что погиб Михаил Киприянович Аристархов. Потому я и вернулась.

– Вы не запомнили время?

– Где-то около четырех.

– Он не сказал каким образом погиб Аристархов?

– Нет. Я его спросила: «Как это случилось?» От ответил, что это не телефонный разговор. Был очень взволнован.

– Вы хорошо знали Аристархова?

– Конечно. Он был нашим другом. До гибели его жены они часто бывали у нас в гостях.

– А не говорил вам муж, что у него с Аристарховым накануне его смерти произошла ссора?

– Нет, ничего такого он не говорил. Сказал, чтобы я срочно возвращалась.

– Для вас смерть мужа явилась неожиданностью?

– Конечно. До сих пор не могу понять, – почему он это сделал?

– Можно мне посмотреть его мастерскую?

– Конечно. Это на втором этаже. Я вас провожу.

Вслед за Шмыговой по крутой деревянной лестнице Беркутов поднялся в мастерскую художника. Она занимала весь второй этаж. Пахло краской, клеем, скипидаром. Кресло-качалка, где все и произошло, было закрыто покрывалом. Пол рядом с ним тщательно вымыт. У дальней стены стояли многочисленные картины без рам. В ближнем левом углу – верстак.

– А для чего Павлу Александровичу был нужен верстак? – спросил Дмитрий.

– Он любил все делать сам – и подрамники, и рамы, и так, – по хозяйству.

Беркутов подошел к верстаку. В тисках был зажат отпиленный ствол ружья, лежала ножевка по металлу, рядом с тисками возвышалась небольшая горка металлических опилок. Этот свинтус Слепцов был настолько уверен в самоубийстве Шмыгова, что не удосужился это изъять. Дмитрий взглянул в стволы. Они были чистыми и смазанными. Все говорило за то, что их отпилил сам хозяин. И в этот момент Дмитрий обратил внимание на крохотное темное пятнышко на полу рядом с верстаком. Беркутов заволновался, даже встал на колени, чтобы внимательнее его рассмотреть. Трудно пока сказать, что это такое. Но его интуиция ему прямо сказала: «Парень, это пятнышко сделает тебя знаменитым. Оно ответит на все мучившие тебя вопросы». И Дмитрий заволновался ещё больше.

– Вера Витальевна, не смогли бы вы пригласить кого-то из соседей? – обратился он к хозяйке.

– Это ещё зачем? – насторожилась та.

– Я хотел бы изъять все это, – он указал рукой на верстак.

– Да, но зачем? Следователю с самого начала было всю ясно. Он сказал, что это типичное самоубийство.

– Это его личное дело, но я с ним не совсем согласен, и не стал бы спешить с выводами. Так вы пригласите понятых? Или мне сделать это самому?

– Хорошо, я сейчас кого-нибудь поищу. – Шмыгова направилась к выходу.

– Да, Вера Витаельевна, прихватите потом два полиэтиленовых пакета и кусочек ватки, – крикнул ей вдогонку Беркутов.

Минут через пять в мастерской появились две пожилых женщины в сопровождении Шмыговой.

– Вот, Дмитрий Константинович, то, что вы просили, – она протянула ему два пакета и кусок ваты.

– Спасибо, Вера Витальена. – Дмитрий оторвал небольшой кусок ватки и, наклонившись, стер пятнышко на полу. Понюхал.

«Дело теперь конечно за экспертами. Но провалиться мне на этом самом месте, если это не ружейная смазка!» – весело подумал.

Дал понюхать ватку женщинам – у них более тонкое, не испорченное никотином, обоняние. Все трое подтвердили его догадку, сказав, что вещество на ватке пахнет машинным маслом.

– А это что-то значит? – спросила Шмыгова.

Надо отдать ей должное – держалась она молодцом. Дмитрий аккуратно положил кусочек ваты в полиэтиленовый пакет.

– Если эксперты подтвердят мою догадку, то это будет означать, что вашего мужа убили, Вера Витальевна, – не утерпел он, чтобы не похвастаться. На его слова последовала довольно странная реакция хозяйки.

– Слава Богу! – воскликнула она и расплакалась. Видя удивление на лице Беркутова, принялась сбивчиво объяснять: – Видите ли, Дмитрий Константинович, может быть, это трудно понять, но только я рада... Извините, я кажется совсем сошла с ума, если такое... Конечно же, смерть Павла Александровича для меня огромное горе. Но вместе с тем, была возмущена его поступком... Понятно?

– Не совсем.

– Мы оба были верующими. А вы ведь знаете, как Господь относится к таким... Думала, что ему это не простится... А теперь... А теперь у него будет все хорошо.

– Давайте, подожем заключения экспертизы, Вера Витальевна, – решил Беркутов вернуть её на землю. Он клял себя последними словами за несдержанность. А что если эксперты скажут, что это скипидар или что-то в этом роде. Как он после этого будет смотреть ей к глаза. То-то и оно. Придурок – это величина постоянная. Его куда не помести, он везде будет придурком, даже в Африке. Определенно.

Он смел опилки во второй пакет. Теперь ни нюхать, ни «лизать» их не стал, полностью полагаясь на акторитетное мнение экспертов. Затем, как положено, оформил протокол изъятия и отправился в управление восстанавливать отношения с Толей Коретниковым.

Увидев Беркутова Анатолий потемнел лицом, заиграл желваками и засучил кулаками. По его реакции Дмитрий понял, что Коретников звонил веселой вдове.

«Ой, блин, что сейчас будет!» – невольно подумал.

Он теперь пожалел, что решил обратиться к Коретникову. Дело в том, Анатолий, несмотря на свою несолидную, можно даже сказать, несерьезную внешность, был классным специалистом и имел массу друзей среди экспертов. Поэтому Дмитрий надеялся с его помощью побыстрее протолкнуть проведение экспертиз. Сейчас же эти надежды были под серьезным сомнением. Определенно. Однако, коль взялся за гуж, не говори, что не дюж. Надо попробовать спасти положение. Нарисовав на лице радостную улыбку, воскликнул:

– Здравствуй, Толя! Как жизнь молодая?! Что-то вид у тебя неважный. Не заболел?

– Слушай, кончай придуриваться, шут гороховый! – угрожающе прорычал Коретников, вставая.

– Не понял! Ты меня, Толя, ни с кем не спутал? Нет? Посмотри хорошенько. Я – Дима Беркутов, твой боевой товарищ по совместной борьбе с преступностью. Неужели не узнаешь?

– А разве не ты мне навялил эту сучку? – Анатолий стал медленно, но неотвратимо, как сама судьба, надвигаться на Беркутова.

– Ты собаку что ли купил? – спросил тот «удивленно». – Тогда ты меня определенно с кем-то спутал. Я никогда не был специалистом по собакам.

– Сейчас будешь, – пообещал Коретников, подступая. – Сейчас твое лицо превратиться в морду бульдога.

– Грубый вы человек, Коретников! – «возмутился» Дмитрий. – Кто бы мог подумать, что у такой умной и интеллигентной женщины, как твоя мать, может быть такой грубый и невоспитанный сынок, как ты. Парадоксы судьбы! Гримасы жизни! Не иначе.

– Откуда ты знаешь мою маму? – озадаченно спросил Анатолий, останавливаясь.

Дело в том, что Коретников был благодарным сыном и беззаветно любил свою мать, с которой вместе жил. Он потому до сих пор и не женился, что боялся, вызвать тем самым неодобрение матери. Он постоянно носил с собой её фотографию и всем показывал. Потому-то Беркутов, чтобы остановить непредсказуемого в своих порывах Анатолия, и решил обратился сейчас к ней за помощью.

– А помнишь, я был у тебя дома и ты нас знакомил? Неужто забыл?

– Не помню, – пробормотал, сбитый с толку, Коретников.

– Ну как же ты, Толя, забыл, – укоризненно проговорил Беркутов. – Она ещё угощала меня чаем с клубничным варением. Замечательная женщина! Да, с матерью тебе здорово повезло.

Клубничное варенье было любимым лакомством Анатолия, а его мать непревзойденным мастером по его приготовлению. О чем знали все, кто с ним был более или менее знаком.

При последних словах Дмитрия, лицо Коретникова смягчилось, стало наивным и доверчивым, как у ребенка ещё верящего в Деда Мороза. Теперь его можно было брать голыми руками.

– Ага. Повезло! – проговорил он с блаженной улыбкой на лице.

– Да, Толя, а что все-таки случилось? О какой такой сучке ты говорил?

– Да об Аристарховой этой, – неохотно проговорил Коретников. – Помнишь, ты советовал ей позвонить?

– Ну и?

– Ну, я и позвонил. Пригласил в ресторан.

– А она?

– Ответила: «Извините, мне некогда».

– Вот стерва! – «возмутился» Дмитрий. – Вот и верь после этого женщинам. Да? Я ж её за язык не тянул, верно? После того, как я тебя ей живописал, она сама сказала: «Да, очень интересный мужчина!»

– Врешь ты все, – недоверчиво сказал Анатолий.

– Да, что б мне, Толя, провалиться! Впрочем, ты тоже хорош! Женщина ещё не успела мужа похоронить, а ты уже свои услуги предлагаешь. А если кто из её знакомых увидит её с тобой в ресторане, то что о ней подумают?

– Действительно, я как-то об этом не подумал, – обескуражено пробормотал Коретников.

– Так что, Толя, не теряй оптимизма. Я думаю, что ещё не все потеряно и тебе ещё удастся завалить эту красотку с перпетуум мобиле впереди.

– Ну зачем же ты так, – укоризнено покачал головой Анатолий.

– Ты это о чем?

– Зачем ты все опошляешь?

– Извини, друг. Если это для тебя святое? Извини... Толя, ты не поможешь мне побыстрее провернуть экспертизы?

– Что за экспертизы?

Беркутов рассказал.

– Можно попробовать, – сказал Коретнмиков.

Глава четвертая: Тайна записной книжки.

Утром следующего дня Сергей Колесов вместе с Михаилом Дмитриевичем Красновым, Валерием Истоминым и прокурором-криминалистом Евгением Молостовым сидели в учебном классе кабинета криминалистики и ломали головы над разгадкой записей в записной книжке Заикиной. Все были уверены, что они – ключ к разгадке причин убийств и всего этого дела, но понять, что они означают, не могли. Сергей установил, что Заикина нигде, кроме театра, не работала. Тем более было непонятным происхождение этих записей.

На стенах висели портреты известных ученых: Павлова, Менделеева, Курчатова, Попова, Сеченова. Видно, Молостов имел слабость к портретной живописи. Истомин выписал мелом на доске несколько записей из книжки и теперь они смотрели на них, что баран на новые ворота. Колесов буквально физически ощущал насколько чугунной была голова – ни одной идеи, ни одного проблеска. Судя по упорному молчанию остальных, у них тоже дела обстояли не лучше. То, что буквы означают инициалы или имени и фамилии, или имени и отчества – это понятно. А вот, что означают цифры?

Дверь распахнулась и в класс стремительно вошел старший следователь по особо важным делам Сергей Иванович Иванов.

– Привет честной компании! – бодро поздоровался он.

Они ответили недружным приветствием. Иванов обвел их насмешливым взглядом.

– Старая гвардия вспоминает минувшие дни и битвы, где вместе сражались они? А что такие квелые? Боже, а глаза! Если по вашим глазам судить о всем человечестве, то его ждут нелегкие времена. Это точно.

– Послушай, Сергей, ты что себе позволяешь?! – неожиданно рассердился Краснов словам друга. Колесов уже отметил про себя, что он был сегодня в дурном настроении. – Люди занимаются делом, а ты врываешься, насмешки, понимаешь, строишь!

– Так если б делом, Миша, то кто бы стал возражать, – хитро улыбнулся Иванов. – А я вижу обратное – вы какие-то шарады разгадываете. – Он внимательно посмотрел на записи на доске. – Что это такое?

Истомин кратко объяснил.

– Ясно, – кивнул Иванов и ещё раз внимательно взглянул на доску. – Говорите, что прежде чем убить, потерпевшую пытали?

– Да, – подтвердил Валерий.

– Понятно, – раздумчиво проговорил Сергей Иванович.

– Понятно ему, видите ли, – раздражено проворчал Краснов. – Ходят тут всякие, суперпенов из себя корчат. Пришел. Увидел. Победил.

– Ну ты, блин, даешь! – добродушно рассмеялся Иванов. – Миша, ты не прав. Мой тебе совет: когда идешь на работу, то плохое настроение надо запирать дома на ключ. Ты все же в коллективе работаешь.

– Спасибо за совет, – мрачно отозвался тот. – Учту на будущее.

– Вот-вот, обязательно учти. Кстати, зачем я тебя искал. Звонила Валентина и велела передать, что если ты сегодня не заплатишь за телефон, то его у вас обязательно обрежут.

– Вот пусть сама и платит, а мне некогда. Указчица тоже мне нашлась!

– Ты уж сам разбирайся со своими семейными проблемами. Ты хоть помнишь, что у вас с Валентиной сегодня годовщина свадьбы?

– А какое сегодня число? – озадаченно спросил Краснов.

– Девятнадцатое июня, Миша. В этот день, друг мой ситный, ровно шестнадцать лет назад ты поменял свободу на семейное счастье.

– Ой, правда. А у меня совершенно из головы того.

– То, что у тебя с головой не в порядке, я уже давно заметил. Потому советую позвонить Валентине и извиниться.

– Это ещё за что?

– Хотя бы за то, что шестнадцать лет отравлял ей жизнь своим брюзжанием. Это как же надо любить человека, что столько лет терпеть его свинство.

– Да иди ты, – обиделся Михаил Дмитриевич. Однако по его лицу было видно, что настроение его значительно улучшилось. – А что она ещё сказала?

– Пригласила меня сегодня на праздничный ужин. Или ты против?

– Я – за, – разулыбался Краснов.

– Тогда будем считать, что этот вопрос решен положительно. Теперь осталось решить вашу задачку. – Он повернулся к доске. – Надеюсь, вы догадались, что здесь обозначают буквы?

– Догадались, – ответил Истомин. – А что толку?

– Э-э, не скажи! – возразил Иванов. – Это доказывает, что вы не совсем безнадежны и какие-то, пусть простейшие вещи, но можете решить. Или у вас есть на этот счет возражения? Я готов выслушать.

Все рассмеялись. К своеобразию Иванова надо было привыкнуть. Многие, кто его плохо знал, считали его несерьезным. Солидный мужик, генерал, а ведет себя, как пацан какой. Но кому довелось с ним работать, знали, что это не так, а совсем наоборот. Серьезнее и требовательнее человека Колесов ещё не встречал, он умел заставить всех работать на пределе возможностей. Но делал это с присущим ему юмором, а потому работалось с ним легко и интересно. Все, кто его хорошо знал, были буквально влюблены в него и гордились дружбой с ним. И Михаил Дмитриевич, хоть и ворчал и часто обижался на друга, не был исключением. Потому-то они и дружат столько лет. Их дружба напоминала Сергею его дружбу с Димой Беркутовым. Только в смысле юмора, как бы выразился его друг, Краснов был гораздо большим тормозом, чем он, Колесов.

Сергей Иванович обвел всех насмешливым взглядом, констатировал:

– Молчание – знак согласия. Тогда вновь обратимся к нашим «баранам». Рассмотрим первую запись, так как она более полная и является ключом к разгадке всех остальных. Итак, что мы имеем? «Б.К.» – Это может быть с равным успехом, как, к примеру, Борис Кузьмич, так и какой-нибудь Бенедикт Криводановский. Если бы, ваши потерпевшие работали в Гохране, то я бы мог предположить, они отпустили этому сукиному сыну один килограмм золота за 50 тысяч.

– А что означает буква "б"? – спросил Колесов.

– Очень правильный и, главное, свевременный вопрос, Сергей Петрович. Правда, несколько нивный, я бы даже сказал, детский, но по существу правильный. Буква "б", молодой человек, означает, что ваши «клиенты» никакого отношения к Гохрану не имеют. Иначе бы они вместо "б" с точкой, поставили бы "д" с точкой, то-есть – 50 тысяч долларов. «Баксами» доллары называют совершенно некомпетентные люди.

– А ведь точно! – подскочил Истомин, влюбленно глядя на Иванова. – Это же так просто! А что означает второй ряд цифр?

– Спешите, Валерий Спартакович, – снисходительно усмехнулся Сергей Иванович. – Мы с вами ещё не закончили с первым рядом. Итак, мы выяснили, что потерпевшие в Гохране не работали, с золотыми приисками связаны не были, а потому к золоту имели весьма опосредствованное отношение – носили лишь в виде ювелирных украшений или золотых коронок. В таком случае, возникает вопрос: килограмм чего стоит такую прорву денег? Может быть, это редкоземельные металлы или уран? Возможно. Но я все же более склонен думать, что это героин.

– Сережа, ты молоток! – воскликнул Краснов. Кажется, и его проняло.

– Миша, не фонтанируй! Прибереги эмоции на вечер. Я ещё не все сказал. А вот теперь, коллега, – Иванов повернулся к Истомину, – попробую ответить на интересующий вас вопрос: а что же собой представляет второй ряд чисел, относящийся к тому же «Б.К.»? Думаю, нет, даже уверен, что именно здесь «собака зарыта».

– В каком смысле? – спросил Краснов.

– Именно это и явилось причиной убийств потерпевших. Что же означает эта запись: 500 – 25 (15 – К.К.) – 10 т.б.? Она может значить лишь одно – «Б.К.» является мелкооптовиком и получил не килограмм героина, а полтора. Тогда зачем же потерпевшей... Как её фамилия?

– Заикина, – ответил Истомин.

– Зачем Заикиной понадобилась двойная бухгалтерия? Вопрос на засыпку. Кто мне сможет на него ответить?

– Думаю, что Литвиненко и Заикина с каким-то «К.К.» имели свой бизнес, а потому вели отдельную бухгалтерию, – высказал предположение Валерий.

– Надо же! – делано удивился Сергей Иванович и обратился к висевшему на стене портрету Павлова: – А вы знаете, профессор, эта группа больших приматов совсем не безнадежна, она делает заметные успехи. Если прогресс пойдет такими же темпами, то мы с вами останемся без работы.

Мы покатились со смеху. Там, где Иванов, не заскучаешь. Это уж точно. Лишь сам Сергей Иванович был спокойным и невозмутимым. Недоуменно пожал плечами.

– Никак не пойму – над чем вы веселитесь, господа? Разве я сказал что-то смешное? Странное у вас понятие о юморе. Очень странное. Однако, как говорится, ближе к делу. Наш молодой коллега только-что высказал очень интересную и очень, не побоюсь этого слова, великолепную версию – второй ряд цифр может свидетельствовать, что Заикина и кампания втайне от главного босса наладили свой бизнес. Прежде всего нас интересует – кто такой «К.К.»? Он должен быть представителем поставщика, возможно правой или левой рукой главного босса. Предположим, что тот почуял неладное и послал в Новосибирск инспектора с проверкой. Прибыв в наш город, тот обратился к одному из мелкооптовых покупателей и вместе с ним нанесли визит Заикиной. Остальное, я думаю, вы знаете лучше меня. Вот так, или примерно так все и происходило. Вопросы есть?

Все молчали, несколько ошарашенные услышанным. Они лишний раз убедились, что в аналитическом мышлении Иванову нет равных. Его версия была великолепной и единственной, объясняющей произошедшие события.

– Нет, ты, Сережа, все-таки пижон! – после продолжительной паузы сказал Краснов.

– Есть маленько, – усмехнулся Иванов. – Мой тебе совет, Миша, – срочно включай в группу ребят из отдела по борьбе с наркотиками. Они могут знать, кто скрывается под вашими таинственными инициалами.

– Это само-собой, – кивнул Михаил Дмитриевич. – Спасибо тебе, Сережа, за помощь.

– Спасибо – это слишком много. А вот бутылка – будет в самый раз. Засим, позвольте откланяться, господа. Не смею более отрывать вас от важных государственных дел.

После ухода Иванова, Михаил Дмитриевич встал из-за стола, неспеша взад-вперед прошелся по кабинету. Остановился, сказал в задумчивости:

– Кажется, ребятки, мы с вами вышли на один из основных, понимаешь, каналов поступления наркотиков в наш город. – Повернулся к Колесову. – Сергей Петрович, срочно свяжись с парнями из отдела по борьбе с наркотиками.

– Хорошо, Михаил Дмитриевич.

– Все это так, – проговорил Истомин. – Одно меня смущает – отчего убийцы не нашли этой самой записной книжки? Ведь сумочка Заикиной висела на самом видном месте?

– Потому и не нашли, – ответил Краснов.