Текст книги "Дочь Бога"

– А почему ты так рассчитывал на первый день занятий?

– Мне сказали, что можно написать заявление в деканате, чтобы «в связи с тяжёлым материальным положением» стипендию выдали вперед. Там, конечно, гроши, но…

– Понятно-понятно, пожалуйста, рассказывай дальше.

– Походил по комнате, покрутил плечами, а потом аккуратно достал слипшийся пакетик и положил его досохнуть окончательно на батарею. Она, конечно, не топилась – август на дворе, но подоконника в комнате не было. А так создавалось ощущение сушки, некоего процесса. Потом я взял нож и шпроты в руки, и снова положил на стол. При моём тогдашнем аппетите от этих копчёных килек за одну минуту остались бы только воспоминания. И все равно никакой сытости. Попил я холодного кипяточку и отправился на воздух. Не поверишь, но мои глаза автоматически устремились не на дома или людей, а на асфальт. Они высматривали потерянную мелочь. За полчаса зрение обогатило меня на два рубля наличными, которые можно обменять в магазине лишь на коробок спичек. Мозг мой лихорадочно вспоминал, где я видел фонтан, куда бросают монетки на счастье? И как-то само собой ноги вывели меня на Фонтанку. Там бронзовая фигурка – Чижик-Пыжик на гранитной жёрдочке у самой воды. Но до неё метра два, не дотянешься. Да и монетки, которых на моих глазах отлетело от птички в серую воду общей суммой на обед и ужин, всё рано падают в Фонтанку. Бульк! Бульк! Так же и в животе у меня. Бульк! Мне казалось, что прохожие и зеваки, топчущиеся у Чижика, слышат только мои бульки. Неудобно. Пришлось уйти несолоно хлебавши. Ты, думаешь, я не пробовал заработать своей профессией? Ещё в перерывах между занятиями на курсах по рисунку пробовал. Пошёл на Невский проспект, опёрся на перила Аничкова моста, прямо под мордой коня – если образно. На одной стороне альбомного листа написал фломастером – «портрет – профессионально и недорого». Еще даже не появился первый клиент, а уже какие-то грубые пареньки выросли из-под земли и заявили, что я должен заплатить за аренду места, то есть куска асфальта и перил моста. Причем деньги надо отдать вперед, а там – сколько заработаешь, дескать, всё твоё. А платить-то мне нечем. Скандалить в незнакомом городе бессмысленно. Всё же я рискнул и остался. Но немного позднее я заметил, что эти же парни подошли поболтать к патрульной полицейской машине, которая торчала у тротуара. Вскоре один из стражей в форме не спеша подошёл ко мне с вопросом: есть ли лицензия на частное предпринимательство? Забрать меня не забрали, но поневоле пришлось уйти с лобного места. Пытался тем же самым заняться у Зимнего дворца – закончилось аналогично. Перешел на другую сторону Невы, к Ростральным колоннам, но там только свадебные пешие кортежи. Туристы на телефоны друг друга щелкают. Никто не гонит, но и желающих запечатлеть себя на бумаге, также не нашлось, ни одного человека. Это я экспериментировал ещё относительно сытый и смелый, а у голодного человека и глаза другие, и уверенности нет. Исходит от него один негатив. Поэтому в ту недобрую пятницу и пробовать не стал, кого-то рисовать за деньги. Побрёл в сторону общежития, там, хоть и занять не у кого, но, по крайней мере, мог напиться воды вдоволь. По пути удвоил свой капитал – ещё два рубля нашёл. А зачем мне два коробка спичек?! На кухне их всегда несколько штук по разделочным столам валяется, только их есть нельзя. Подумывал, продать наручные часы. Но, во-первых, торговаться надо уметь, а, во-вторых, кому они нужны? Иду, звеню себе мелочью в кармане. От этого звука – всё-таки четыре монетки – и на душе стало веселее. Вот в таком добром расположении забредаю в магазин самообслуживания. Конечно, в продовольственный. Смотрю на сосиски из сои в упаковках по десять штук, на толстенькие сардельки из аналогичного сырья, и таким мне всё вкусным кажется, что прямо тут бы в сыром виде сожрал! Целлофан бы всё-таки снял – до такого края я ещё не дошёл. Кошачий корм тоже проигнорировал. Глазею, нюхаю – мечтаю, что в первую очередь куплю на стипендию. Прохожу в хлебный отдел: одной рукой бодрю себя звоном денежек в боковом наружном кармане куртки, а другой рукой беру батон и засовываю его в огромный внутренний карман. Кто-то мудро кроил эту джинсовую куртку, сделав глубокие, можно сказать, ниши вдоль всего пояса. Там пятерых котят можно спрятать. В общем, стащил я батон. Пока передвигал ноги к выходу, каких только отговорок не прокрутил в голове на случай задержания. Моих-то четырёх позвякивающих найдёнышей хватало только на десятую часть этой добычи. Честно скажу, особого страха не испытывал, но, когда уже на улице повернул за безопасный угол – весь покрылся испариной. Вытер лоб рукавом и… ветер до общежития меня сопровождал только попутный! Запершись в своей комнате, я не делил, а священнодействовал, когда разрезал этот прекрасный полновесный батон на три части. Выходило даже побольше, чем пайка в блокадном Ленинграде. И это – не считая шпрот! Погоди-погоди, Наташенька, ты что – плачешь?

– Это добрые слёзы…

– Вот нагнал я тоски! Давай-ка нашими мензурками чокнемся – за любовь!

– С удовольствием.

– Пей до дна, там много их в дверце торчит! Ещё возьму…

– Не вставай, теперь сама! – слёзы у Наташи после такого тоста сразу высохли. Она быстренько принесла на постель еще два карликовых шкалика и замерла, о чём-то задумавшись.

– Иди сюда, коша моя, – позвал девушку Влад. – Теперь твой тост.

– Хорошо… А что, действительно, это платье, – Наташа покружилась по комнате. – Такое – уж совсем не нарядное?

– Замечательное платье и тебе здорово идёт! – искренне возмутился Рощин, вспомнив удивительную небрежность медсестры к наряду его подруги. – Глория ничего не понимает! Хотя и одевается сама, вроде бы стильно, но не желает замечать красивые вещи на тебе. Наверно, от ревности. Это не наговор! Ты же видишь, я к ней очень хорошо отношусь. Она даже внешне мне нравится, как художнику: фигурка и прочее… Не надо в меня подушкой бросать! Дослушай прежде. То она – милашка – само очарованье, а то… Иногда из неё вылезает, непонятно откуда взявшийся, снобизм.

– Как откуда?! Она же в замке с графом живет…

– В том то и дело, что граф – простой парень. С Майклом я пять лет учился, и мы были не просто сокурсники, а друзья, и то не догадался каких он кровей!

Наташа пожала плечиком и тренькнула своей бутылочкой о бутылочку Влада:

– Выпьем, чтобы завтра всё прошло, как надо!

– На все сто! – поддакнул Рощин и вылил содержимое пузырька в рот. – Вы, когда завтра будете по магазинам ходить, пожалуйста, присмотри мне смокинг. Всегда хотел иметь черный смокинг с белой шелковой бабочкой. Не хочу в обычном костюме идти на такое торжество.

– Обязательно присмотрю.

– Да, деньги… – Рощин вывернул все наличные из пухлого бумажника. – Здесь почти пять тысяч – не скупись, пожалуйста, покупай всё, что понравится. Утром еще сниму столько же по карточке. Здесь внизу в отеле есть банкомат. Кстати, и Глории покупки оплати. Это будет ей наш подарок. От души.

– Я сама хотела тебя попросить об этом же. Она на выставке так здорово помогает!

– Видишь, мы одинаково рассуждаем! Допивай свой нектар, и побежали в душ, а то мы никак до кровати не доберёмся.

* * *

Фея не стала вселяться в Наташу, а пришла к Владу уже во сне. Обнявшись, они медленно шли по длинной бетонной дорожке, у самой кромки которой тихонько плескалось бесконечное море. Слева тянулись гнилые заборы и дощатые сараи, а за ними виднелись двух-трёх этажные жилые дома с редкими тёмными окнами и побитой штукатуркой на стенах.

Светла, не останавливаясь, прислонила голову к плечу художника:

– Грустной историей с батоном ты мне напомнил прежние времена, и я тоже чуть не разревелась.

– Я же знаю, что ты здесь. Поэтому рассказывая Наташе, я рассказываю и тебе тоже. Но не для того, чтобы опечалить.

– А я тоже плакала, когда семь лет назад видела твой голодомор – и от жалости к тебе, но больше – от бессилья чем-то помочь. Тогда я ещё не могла ни во сне явиться, ни влезть в какого-нибудь богача и подарить тебе его деньги. Просила папу, но он строго заявил, что вмешается лишь тогда, когда твоей жизни будет угрожать реальная опасность.

– Он оказался прав, всё тогда получилось вполне терпимо, – обнимая родную фею за талию, Рощин пощекотал её животик. – Да и потом, не представляю, что бы я, двадцатилетний парнишка, возомнил о себе, если бы с неба свалился кошель с золотом? Или что-то в этом роде. Неизвестно. Всё хорошо вовремя.

– Больше не станешь меня торопить?

– То есть? – на всякий случай переспросил Влад, хотя прекрасно понимал, о чём речь.

– Расскажи, да расскажи!

– Если ты уверена, что рановато… А всё равно стану приставать! Не думаю, что сейчас ты меня сможешь чем-то сверхъестественным оглушить. Допустим, я предполагаю, что африканец не по своей воле полез грабить галерею…

– Не совсем по своей, – уточнила Светла, улыбнувшись. – Я только чуть-чуть помогла, подтолкнула к действиям. Кстати, всё, что касается нынешних дел, я от тебя не скрываю. Ни грамма тайны. А этот принц, действительно, хотел украсть «Цирцею», но собирался нанять профессиональных воров. Я же просто внушила ему, что наёмники украденную картину заберут себе. Так он бродил-бродил по своему королевскому номеру из угла в угол и, наконец, решился. Даже из чёрного носка маску смастерил. Правда, особой разницы я не заметила – разве что, зубы в темноте не сверкали. Ну, а когда он влез в галерею и, естественно, не увидел желаемого, я отправила его с ножом в соседние залы – ну, не нравилось мне, что рядом с твоими полотнами висит какая-то ужасная абстракция и бездарный реализм! Я через Наташу, еще днём, рассматривая эту жуть, чуть ли не мурашками покрылась. Всё, что ни делается – к лучшему! Видишь, галерею тебе целиком отдали.

– Разве я что-то говорю против?! – изумился Влад. – Наоборот!

– Не сомневалась, что ты догадаешься про моё участие в ограблении, даже не читая твои мысли.

Ребята свернули в сторону от моря, к унылым жилым домам, едва туда открылся проход в заборе. Откуда-то появившаяся нелепая, но не страшненькая, девушка в очках и тёплом осеннем пальто обогнала их и, обернувшись, весело сообщила:

– Там никто не живёт, кроме меня.

– Значит, мы к тебе в гости, – зачем-то поддержал разговор Рощин. – Беги и накрывай на стол!

– Знаю, что вам нужно, но в спальню я вас не пущу! – прокричала девица уже на бегу, быстро отдаляясь от влюблённой парочки.

Влад повернулся к фее:

– Что это за чудное видение!? Мне мерещится или на самом деле я её где-то видел?

– Она месяца полтора подменяла учительницу по английскому языку в восьмом классе, – мирно промолвила Светла, широко распахнув бескрайние голубые глаза. – Тебе даже нравилась её грудь. Сейчас на ней это мешковатое одеяние, а когда платье с вырезом, то ты не замечал этих огромных очков и мышиного хвостика волос на затылке.

– Точно! Была у нас такая. Ну, у тебя и память! Не уступает ревности… К ней мы не пойдём. Тем более, она нас в спальню не пустит, – попробовал пошутить Рощин. – Вернёмся?

– Как хочешь… – шепнула красавица.

Проём в заборе остался прежним, но твёрдая и надёжная дорожка почему-то скрылась под водой, море хлюпалось по всей её длине. Живописец поплескал кончик кожаного ботинка в солёной влаге и резко обернулся, надеясь пробраться назад – в начало сна – через дворы между домами, но здания пропали. На их месте горбилась высокая глинистая гора, чавкающая словно живая. А Рощин с феей оказались в узеньком пространстве между двумя дровяными сараями, упирающимися боками в комковатый липкий откос сырой кручи. Здесь же, внизу, в тени кустика без листьев сиротливо сидели на брёвнышке двое мальчиков лет шести. Они с удивительно грустными лицами пытались забавляться с парой милых щеночков и котёнком. В обществе таких потешных четвероногих пушистиков ребята их возраста не тешатся через силу. «У них, что ли дорогу спросить? Хотя, какая здесь дорога?!» – подумал Влад. Ещё не услышав его вопрос, пареньки наперебой принялись сбивчиво объяснять то, что и сами не ведали, постоянно указывая чумазыми пальцами вверх на гору:

– Надо перелезть, а там видно будет.

– Да, куда?! – махнул рукой Рощин. – Почти на отвесную глиняную стену?!

Фея никаких советов не давала, молча наблюдая за столь быстрыми изменениями местности и метаниями любимого. Влад решил, что понесет Светлу назад на руках, шлёпая по неглубокой воде, залившей бетонку. Он уже собирался ей предложить именно этот, вроде бы единственный способ передвижения, но его ожидал очередной сюрприз. Между ним и морем вырос высоченный и крепкий на вид забор из колючих неструганных досок. По глади пошла зябь, а вода заметно поднялась и потихоньку переливалась в этот закуток через щели в изгороди. Рощин, наконец, понял – стоило ему отвернуться, и сторона, оставшаяся за спиной, менялась до неузнаваемости. Постоянство исчезло. Растворилось.

– Светлочка, подожди здесь – я заберусь на кручу и посмотрю, где выход, – художник поцеловал фею и, ожидая чего угодно, вновь встал лицом к холму. А тот уже превратился в пригорок именно такой крутизны, что по нему можно было подняться, не хватаясь руками за почву и не падая на колени. Светла взяла его под руку, явно намереваясь шествовать дальше вместе, и тихо произнесла:

– За бугорком в оба края тянется непроходимый овраг. Его не обойти…

Влад требовательно взглянул ей в глаза, но фея только головкой помотала:

– Я и городок этот не разрушала и не возводила препятствий на пути. Сон целиком твой: и море, и эта земляная гора, и училка английского.

– Опять – вещий?!

– Во всяком случае, похож на вещий.

– Растолкуй, пожалуйста, – попросил Влад. – До меня этот бред не доходит.

– Смысл самый простой. Нельзя вернуться назад той же дорогой. И вообще – невозможно вернуться. Только вперёд – безо всяких сомнений в нереальности происходящего. Смелей!

Двадцать пятая глава

Петербургские послания Рощина с записями преступлений дошли до адресатов. Несмотря на строгий запрет публиковать сюжеты об убийствах и ограблениях в газетах и показывать по телевизору, шокирующие записи неизвестного сыщика-оператора без монтажа попали в виртуальную сеть и, что называется, взорвали интернет. Особенно много шума наделало видео, где сын известного свежеиспеченного олигарха, несясь на тяжелом джипе, сбивает на пешеходном переходе молодую маму с младенцем в коляске. Тело женщины, буквально, брызнуло в стороны сотней кровавых ошмётков, а коляска мгновенно сплющившись от удара, винтом отлетела метров на двадцать и прилепилась к фонарному столбу. Отпрыск вылез из машины, смачно плюнул в сторону клочьев убитой им женщины, потом сыпанул на тыльную сторону ладони светлого порошка и прижался к этой щепотке ноздрями. Спустя пару секунд, из пассажирского окошка высунулся парень с подведёнными ресницами и ярко накрашенными губами. Он нетерпеливо помахал рукой с визгливым возгласом: «Поехали уже!» Сынок, поворошив волосы на голове, произнёс сквозь зубы: «Подождём полицаев, вон они едут». Чувствовалось, что неведомый оператор-документалист поработал на совесть. Следующие кадры снимались с другого ракурса. На них полицейский капитан долго заискивал перед потомком миллиардера, потом, получив несколько купюр, козырнул: «Поезжайте! Свидетелей нет, и меня здесь не было».

Наряду с ловлей обычных душегубов и разбойников, полиции предстояло ещё и такое досадное дело, как задержание лихача-убийцы. Система, как всегда, работала чётко и слаженно. Заранее предупреждённый виновник трагедии спрятался в закрытой для простых граждан государственной клинике. Там задним числом составили историю болезни, в которой синим по серому говорилось о длительном лечении этого молодого человека от тяжёлого заболевания. По бумажкам медиков получалось, что в момент наезда на маму с ребёнком, то есть два месяца назад, данный господин непрерывно лежал под капельницей в отдельной больничной палате. Об этом в новостях бесстрастным голосом сообщил диктор центрального телеканала. А что там за видео гуляет в интернете – властей не касается. Уголовное дело, даже не открывшись – закрылось, к всеобщему удовольствию полиции и семьи убийцы. Капитана, отпустившего наследника, сделали майором и перевели, от греха, с повышением в должности в соседнюю область. Благодать.

Десяток правдолюбов попытались с плакатами походить по Дворцовой площади, но моментально угодили в камеру с решетками. Одному особо активному искателю справедливости, не сходя с места, присудили пятнадцать суток исправительных общественных работ, остальных оштрафовали. Митинг-то в Смольном не разрешали, значит, и наказание за митинг сошло за вполне законное.

Всё же главной цели Рощин достиг. Убийц мужа Наташи арестовали, и ниточка не потянулась к Владу. Хотя за поиски неведомого документалиста теперь взялась не только полиция, но и служба безопасности олигарха вместе с одной криминальной группировкой. Одновременно с этим, наш хроникёр моментально заработал среди большого числа петербуржцев почетное звание – наш фронтовик.

Всё это Рощин почерпнул утром, включив свой ноутбук, пока Наташа напевала что-то в ванной под шум воды. «Скоро начнут ей названивать, чтобы пригласить на опознание бандитов», – подумал художник и тут же получил решительный отзыв Светлы: «Ни за что сейчас не поеду!» «Я и сам не отпущу, – Влад побарабанил пальцами по гладкому боку плоского компьютера. – Предложу провести всю процедуру по скайпу. Хотя, вспомнит ли она их лица!?»

Неожиданно резко зазвонил мобильный. «К счастью, не Наташин», – вздохнул Влад и взял трубку.

Беспокоили его из гостиничного холла по поручению королевы. Рощина без обиняков попросили сегодня же, еще до обеда, принять британское подданство. Русский живописец заявил, что, если это шутка, то совершенно неуместная в такую рань. Вежливый англичанин поинтересовался, может ли он подойти в номер и всё подробно объяснить с глазу на глаз.

– Через пять минут, пожалуйста! – ответил Влад. – Буду ждать.

– Завтрак заказал? – выходя из душа, спросила Наташа. Она услышала только последние слова любимого.

– Нет. Это ещё один сюрприз…, – Рощин принялся натягивать джинсы. – Кстати, тебе тоже не помешает одеться. Ты слишком красивая, поэтому, хотя бы, халатик накинь, птичка моя. Эх, жаль у нас весь номер состоит из одной комнаты! Пора в люкс переезжать. Как считаешь?

– Лучше, сразу в апартаменты, как у графа!

– Можно и в апартаменты, – заулыбался художник. – Говоришь, к хорошему быстро привыкаешь? Одевайся-одевайся! Я же серьёзно – сейчас, наверно, солидный человек придёт.

– Наверно? – переспросила девушка.

Влад ответил не словами, а шутливыми, но всё же, страшными глазами. Наташа моментально размотала с талии мокрое полотенце и тонкими пальчиками взяла со стула невесомое кружевное бельё.

* * *

Господин от королевы пришёл не один, а с миловидной и фигуристой секретаршей-индианкой.

– Посмотри, какая модель, – озорно шепнул Влад на ушко Наташе. – Такую бы натурщицу в академию художеств!

Девушка плотно сжала губы, дабы не сказануть в ответ, что-нибудь эдакое! И не засмеяться. Тем более что лица вошедших выражали полнейшее достоинство, которое совсем не соответствовало более чем скромной обстановке вокруг.

– Вы присаживайтесь на диван, – предложил Рощин гостям, – а мы – на кровать. В тесноте, но не в обиде! Итак, слушаю вас.

– Как я и говорил по телефону, королева Англии поручила мне попросить вас от её имени – принять британское подданство, – произнёс посланец высочайшей особы. – Процедура нисколько вас не стеснит и займёт, от силы, один час. Российское гражданство у вас сохранится, а английский паспорт даст вам много новых прав и здесь, и вообще в мире.

– Путешествия без визы…? – втиснулся Влад.

– Почти во все страны на планете. Здесь же вас ожидает столько привилегий, особенно, если учесть ваше сегодняшнее посвящение в рыцари и назначение придворным живописцем…

– Уже? Меня уже назначили придворным живописцем? – изумился Рощин, как снегу в декабре.

– Будущему назначению, если позволите, – уточнил господин. – Насколько мне известно, решение принято. Подумайте…

– Уже подумал, пока вы поднимались сюда, – кивком головы художник, как бы сказал «да», – Я согласен стать подданным королевы, но как же моя невеста? Её надо тоже…

– Её Величество вверила мне полномочия – просить и вас, прекрасная леди, об этом же! – англичанин тронул за локоть свою роскошную спутницу: – Джая, позови фотографа из коридора.

Влад хлопнул ладонями себя по коленкам:

– Поразительно, вы всё предусмотрели! Джая, погодите минуточку! – Влад остановил секретаршу только у дверей. Она передвигалась стремительно и в то же время на удивление плавно, художнику захотелось понаблюдать за ней, как говорится, со всех сторон. Профессиональный интерес. – Фото на паспорт, да? Дайте, я футболку на рубашку поменяю.

– Я тоже хотела бы привести себя в порядок, – щебетнула Наташа и упорхнула в ванную.

Господин поднялся с дивана:

– Мы можем подождать в холле, как будете готовы – позовите.

– Да зачем вам ходить взад-вперёд!? Джая может помочь моей Наташе там, – Рощин указал на ванную, – а вы меня не стесните. Ой, простите, если я вас не стесню?

– Нисколько, сэр!

Фотограф, сделав несколько снимков новоиспечённых граждан Британии, умчался. Господин с индианкой тоже нацелились к выходу.

– Как же вы станете нам паспорта делать, не спросив дату рождения и прочее?! – изумлённо прошелестел Влад.

Джентльмен поднял вверх указательный палец:

– Когда оттуда…, из Букингемского дворца пришло распоряжение, мы сразу собрали все необходимые данные на вас, сэр, и вашу спутницу. И даже больше, чем нужно. Моя помощница принесёт вам готовые документы прямо в Собор святого Павла без четверти двенадцать. Рад был с вами познакомиться!

Прощаясь с незваными, но славными гостями, Рощин не удержался:

– Простите, Джая, а что означает ваше имя на хинди?

– Победа, – кротко ответила скромная секретарша.

* * *

Развесив картины, Влад оставил выставку на попечение владельца галереи и двух агентов секретной службы, а сам на такси помчался в универмаг в центре Лондона. На встречу с девушками. Дорогу в двух словах объяснила Глория:

– Скажи таксисту – универмаг Селфридж! Как приедешь, набери нас. Не знаем, где будем к тому моменту – мы тут по примерочным скачем как антилопы Гну! Поспешай!

Когда художник, наконец, отыскал Наташу и Глорию среди бутиков модной одежды, уже минуло десять часов утра. Сияющие красотки с пакетами и коробками в обеих руках повели Рощина в мужской отдел. Наряжать. Правда, по дороге наши русские немного поспорили со знатоком дворцового этикета – Глорией, по поводу облачения для Рощина. Она уверяла, что приходить на торжество в полдень в смокинге – дурной тон. Смокинг, по её словам, годился только вечером – в театр или на банкет! Влад стоял насмерть и, не желая слушать её доводов, всё же надел свой костюм мечты и снимать его наотрез отказался. Наташа поддерживала любимого, но уверенный тон медсестры и ей внушил сомнения. Чтобы разрешить поначалу мирный спор, быстро перерастающий в чересчур острые дебаты, позвонили графу. Друг оказался настоящим другом. Выслушав проблему, Майкл попросил свою близкую подругу включить на телефоне громкую связь:

– Вообще-то Глория права, смокинг одевают на вечерние приёмы. Но! Влад, если тебе так сильно хочется, то можно – ты художник. Вольная творческая натура. Будет даже оригинально. В конце концов, вскоре после начала мероприятия на тебя накинут рыцарскую мантию. Что там под ней? Хоть рубище! Видно не будет. У тебя пиджак без жилетки? Тогда не забудь купить широкий пояс-кушак вместо ремня. И золотые запонки.

– И белую бабочку с рубашкой! Уже всё на мне! – подмигнул девушкам довольный Рощин.

– Теперь снимай, – выключив телефон, заявила строгая горничная. – Не дай Бог, испачкаешься. До отеля потерпи, там все вместе приоденемся. Кстати, дай я тебя поцелую за ваши с Наташей подарки! Не бойся, помадой воротничок не замараю.

Терпеть Владу пришлось лишь пять минут. Он ещё плохо ориентировался в Лондоне, но оказалось, что выбранный медсестрой универмаг находился в двух шагах – для такси – от «Розового дерева». Едва зайдя в номер, девушки отправили Рощина одеваться в кабинет и попросили минут десять не выходить в гостиную. Мол, когда будут готовы – позовут. Художник безропотно покорился воле прекрасного пола, но смиренным голосом всё же промолвил:

– Особо не затягивайте…

На этот раз Влада поцеловала Наташа и шепнула:

– Выйдешь, меня не узнаешь.

Она не обманула. Причем живописец не узнал и Глорию, которую привык видеть в брючном костюме, джинсах с обтягивающей маечкой или ярко-красной мини юбке с белой блузкой. Обе девушки, словно по волшебству, превратились в молодых очаровательных леди. На ладной фигурке Наташи вертикальными волнами струилось лёгкое романтическое шёлковое платье в пол, холодновато-дымчатого оттенка синего. От тоненького, лежащего на ключицах воротничка, состоящего из одной лямочки, тянулся вниз и чутко играл невесомой тканью узкий разрез. Он доходил до узорчатой пряжки сияющего пояса из стразов на талии русской красавицы. Великолепные плечи и руки почти до локотков обтягивал прозрачный шифон в тон платью, расшитый цветочным узором из бисера. Этот наряд одновременно подчёркивал и длинную нежную шею, и стройные ножки девушки, и роскошную, теперь свободную грудь, которую ни к чему поддерживать или стеснять.

– Ну-ка, пройдись, пройдись! – воскликнул восхищённый художник.

Наташа прошлась. Свежесть майского утра в дуновении воздуха, расступившегося перед девушкой, почувствовал даже в меру утончённый Влад.

– Вот так всегда и одевайся, – заключил он, закуривая и глубоко откинувшись в кресле – совершенно позабыв про собственный смокинг. Ему предстояло достойно оценить вслух еще одну Афродиту – британского происхождения.

Глория, не дожидаясь приглашения, процокала каблучками по гостиной, и элегантно, держа ладонь на бедре, развернулась, сотворив в воздухе свободной рукой крыло лебёдушки. Рощин зааплодировал.

Подруга-медсестра выбрала более откровенный вечерний туалет цвета пудры с наполовину оголённой гибкой загорелой спиной и полностью открытыми руками. Ткань бретелек на голых плечах, собранная брошами с мерцающими кристаллами в гармошку, крест-накрест спадала вниз, ласково разделяя и обнимая чувственный округлый бюст. Ложбинка в мягких, но упругих полушариях оставалась снаружи. В талии платье стягивала тонкая серебряная цепочка сплошного плетения. А немного зауженный в коленях подол для выделения красоты, плотно обхваченного тканью силуэта бедер, у пола вновь расширялся, полностью закрывая носочки туфелек.

– Как царевна из сказки! – сумел выговорить Влад. – Никого не хочу обидеть, поэтому скажу чистую правду: вы обе раскрасавицы! Не наглядеться… А потрогать-то можно?

– Это, смотря, за какое место, озорник! – Глория погрозила пальчиком. – Ты бы не сидел так, помнёшься. Поднимайся и веди своих драгоценных леди, чтобы к нам, ненароком, посторонние любители потрогать не пристали. Я ещё утром заказала в отеле лимузин, сейчас позвоню, чтобы подавали к подъезду.

Наташа, шелестя платьем, почти неслышно подошла к Рощину со спины и вполголоса промолвила:

– Володенька, очнись. Пора ехать.

Влад запрокинул голову назад и посмотрел на девушку:

– Ты с этого ракурса – так же прекрасна. Да я всегда готов! Кстати, не замёрзнете в таких лёгких платьях? Они, хоть и длинные, но… конец августа, и ветерок свежий.

– Да! Глория, мы совсем забыли показаться в полных облачениях, – Наташа подбежала к груде коробок, сваленных на диван, и уверенно запустила туда умелые ручки. Через пару секунд она вытянула из одной коробки соболиный палантин, а из ярко-красного пакета – крошечную сумочку, больше похожую на мужской бумажник. Затем, покопавшись еще немного, достала шиншилловую пелерину и передала её медсестре. Своё «портмоне» та уже держала подмышкой, вызывая по телефону лимузин. Русская чаровница, балуясь, закуталась до аккуратного носика в соболя и вымолвила сквозь мех: – Вот теперь мы при полном параде!

* * *

На Рощина и девушек, которые держали его под ручки с двух сторон, смотрели все. Нет, не просто смотрели – ели глазами, пожирали. Великолепное трио прошло сквозь густо слоняющихся по холлу отеля постояльцев и расторопно снующих служащих, как нож через тёплое масло. Хотя наши царевны шли привольно и широко, но, ни разу не пришлось повернуться боком или ещё как-нибудь – все послушно расступались, пятясь задом – боясь отвернуться и пропустить хотя бы несколько мгновений такого редчайшего зрелища. Опытный Влад заметил, что встретившиеся им люди – мужчины и женщины, едва завидев их, поголовно начинали улыбаться. Магия красоты действовала безотказно на всех без исключения.

Конечно, талантливый и очень симпатичный живописец бывал и на нудистских пляжах и на приватных вечеринках в саунах не только потому, что ничто человеческое ему не чуждо. Ему нравилось наблюдать за телами обнажённых интересных женщин в движении, выражающим какое-то яркое чувство – сладострастный порыв ли это или полное отторжение чужой похоти – всё равно. Он считал, что только голышом женское тело способно говорить правду. Даже фиговый листочек лишний! Сегодня же он был поражен новизной истинных, честных эмоций двух молодых женщин, когда они в достойных и подобающих им одеяниях. До сего момента ему казалось, что он хорошо понимает свою Наташу, буквально, собственной кожей ощущает каждый удар её любящего сердца, и ошибался. Он не замечал, словно близорукий, массу мельчайших оттенков её нежной и чуткой души. Они ежеминутно проходили мимо него и растворялись в более густых красках минора или мажора. Ныне он, будто, прозрел, разглядев великолепие полутонов.

«Вот и разгадан секрет, как одеть даму так, чтобы оголить её чувства, обнажить её даже малейшие колебания настроения. Следи за говорящим шёлком, научись его читать. И видимо, главная тайна состоит ещё и в том, что надо дать своей любимой девушке столько денег перед походом в дорогой магазин, чтобы хватило на всё, что ни пожелает. К счастью, сейчас я могу это сделать», – подумал Рощин, усаживая своих леди в просторный салон автомобиля.

«Молодец! – откликнулась на мысли художника Светла. – На нашу Наташеньку никогда не жалей денег. Володька, ты не представляешь, как мне хочется повертеться перед зеркалом и перед тобой в этом платье!»

«Вечером – обязательно повертишься, – ответил ей Влад. – А ты сможешь, потом, во сне одеть его уже на своё тело?»

«Конечно!»

Поседевшие в душных кабинетах психиатры наверняка яростно отрицали бы «аксиому женской души», так про себя назвал своё открытие Рощин. Но оказались бы правы, лишь отчасти. При соблюдении же всех условий, которые идеально совпали сегодня в апартаментах Глории, аксиома работала безупречно. Женщина должна быть, безусловно, красивой, умной и обладать безукоризненным вкусом в одежде. И, конечно, ей надо находиться в одной комнате, как минимум, с близкими друзьями, присутствие которых не заставляет сгорать со стыда от неудачной фразы или, особенно, жеста. Ведь, сегодня и на той, и на другой девушке под платьем не было даже ниточки стрингов, да и те, положа руку на сердце, загораживают гораздо меньше, чем пресловутый фиговый лист. Влад, уже как физик, высчитывал все необходимые параметры для того, чтобы в ближайшем будущем попробовать оживить все увиденные ныне полутона на холсте: «Зал, где ни жарко и не холодно. Может быть, поляна в лесу или безлюдном парке. Наверняка – безлюдном. Хотя, скрываемое тревожное ожидание внезапного появления враждебных людей или просто посторонних – очень интересно. Как её тело это будет выражать? Ничто не должно сковывать, значит, никакого нижнего белья! Надо отпустить Наташеньку с Глорией на целый день в этот универмаг – пусть купят по пять-шесть понравившихся платьев. Чтобы не горевали о каждом пятнышке во время сеанса. Верно! Почему, собственно, рисовать только одну Наташу?! Поговорю с Майклом, чтобы разрешил и Глории позировать… Нет! Гениальная мысль! Картину назову «Три грации»! Там будет и моя Светла! Без всяких щелчков и фокусов. Три девушки – в выбранных ими самими лёгких вечерних платьях».