Текст книги "Дочь Бога"

– Да уж, не было бы счастья, да несчастье помогло, – чуть-чуть нахмурившись, провещала русская гостья, но тут же спохватилась и призывно подняла рюмку. – Ой, извини! Я как-то на свою жизнь всё автоматически переложила. Не обижайся, пожалуйста! Давай выпьем за нашу дружбу!

– Давай! – Глория легонько звенькнула своим хрусталем о хрусталь Наташи. – За дружбу! И я совсем не обиделась. Не на что!

Девушки глотнули портвейна самостоятельно, не приглашая молодых людей присоединиться. Художники, заулыбавшись, переглянулись. Когда их прекрасные половинки так тепло общаются, то джентльменам остаётся только радоваться и стараться не спугнуть такой милый интим.

– Долго пришлось африканить? – спросил Рощин, терпеливо дождавшись окончания этой дамской идиллии.

– Одиннадцать месяцев, а потом мы с Майклом уже вместе вернулись в Британию…

– Мы уже не могли разлучиться, – уточнил граф. – Кроме того, по моей просьбе, Глория согласилась непрерывно присматривать за моим здоровьем. Лихорадка время от времени возвращается. Причём – неожиданно, не так, как прежде – по часам. Только теперь, лишь на несколько минут и, примерно, раз в месяц.

– Послушай, Майкл, а остальные твои попутчики, почему не заболели? – удивился Влад. – Вы же под одними звездами с комарами в Африке ночевали.

– А как ты… впрочем – ясно, – произнес Дорсет. – Сам рассказал, что они меня одного в больницу отвезли. Действительно, малярия прицепилась только ко мне. Скорее всего, она их обошла стороной, потому что эти разгильдяи по вечерам, да и по утрам практически, беспробудно пили виски, джин, ром. В общем, всё, что горит. Я же совсем наоборот – собирался завязать со спиртным в больших количествах. Мне хмельных приключений и в Дорчестере хватило под завязку.

– Уверена – они еще хинину наглотались перед дорогой или его производных, – убедительно добавила верная медсестра. – Ты же сорвался на охоту весь взболтанный. И не думал о лекарствах. Ничего, теперь я об этом думаю.

– А почему тогда ты стала простой горничной? – немного капризно дернула плечиком Наташа в сторону графа.

– Ну, не простой, а старшей, – усмехнулась Глория. – Главной. В замке еще две простых горничных, повар и садовник. Был еще дворецкий с экономкой, но они переехали в лондонский дом с родителями Майкла. Подумай сама – если бы я оставалась всего лишь медсестрой или сиделкой, то чем мне заняться, когда мой дорогой вылечится?! Того гляди, выгнал бы бездельницу. Нынче же: я и любовница, и горничная, и секретарша, и, – тут девушка весело кивнула на Рощина, – разведчица! Наверно, уже достаточно обо мне? Как просили – вывернулась наизнанку. Поведайте теперь вы – как познакомились?

Влад, даже слегка вздрогнул от такого крутого поворота, но резво нашёлся, что сказать:

– Изнанка, надо заметить, восхитительная. Как в сказке о Золушке и принце. Только у вас концовка перепутана с началом: принц остается принцем, а вот принцесса становится Золушкой. Тихо-тихо. Я не собираюсь со своим уставом лезть в английский монастырь. Глория, ну зачем ты в меня сигаретами бросаешь? Что ты собираешься делать?! Поставь бутылку на место! Понял, всё понял, – воскликнул Рощин, заслоняясь обеими руками. – Теперь наша история любви! Познакомились мы, как и вы, на работе – в обеденный перерыв…

– Всё-всё, я уже не могу это слушать! – смеясь, возмутилась Наташа. – Сама всё расскажу. В красках, как и полагается подруге художника. А вы, мальчики, можете пока покурить ваши сигары в кабинете и на одном языке поговорить о живописи.

Рощин, прежде расслабленный, на удивление пружинисто встал и шутливо поклонился девушкам в пояс. Майкл тоже поднялся:

– Пойдем, ладно уж. Видимо, это не предназначено для грубых мужских ушей. Возьму стаканы, а ты виски захвати.

* * *

Старенький Биг-Бен, пугая ночь, дважды ударил в колокол, а свет в апартаментах Глории и Майкла всё еще горел.

Двадцатая глава

Не чаяла тебя дождаться в трезвом виде, – слегка укоризненно сказала Светла. – По-моему, даже во сне хмель не выветрился.

Влад с феей сидели в потрёпанных креслах стиля советский модерн. В руке у художника дымилась дешевенькая сигаретка без фильтра тех же времён. Он огляделся по сторонам:

– Где это мы?!

– В обычной двухкомнатной квартире панельной пятиэтажки твоего родного города. Второй этаж, значит, с балконом. Ещё, что интересует?

– Да, собственно… – пробормотал Рощин. – Зачем мы здесь?

– Немного странно, да? – Светла игриво повернула голову набок. – После позолоченных раковин в ванной и роскошных комнат с канделябрами…

– Не выдумывай, канделябров там не было, – слабо возразил Рощин.

– Ну, разве что канделябров не хватало. Всего остального в избытке, – достаточно сурово заметила фея. – Включая всевозможные крепкие напитки.

– Но я пил строго на повышение градуса: портвейн, виски, потом – джин… Хотя, конечно, чересчур намешал. Согласен. Можно на кухню схожу – очень пить хочется, – Влад, качнувшись, выпрямился во весь рост. Голова кружилась, и хотя земля не уходила из-под ног, он, чтобы вновь не повторить позорное шатание, цепко ухватился за спинку жёсткого кресла.

– Проводить тебя, мой кавалер? – всерьёз спросила девушка.

– Сам! – пробурчал Рощин и, держась за стену, побрёл на кухню, благо, что недалеко. – Ну, не настолько уж я бессильный!

– Именно настолько, – утвердительно заявила Светла, продолжая сидеть. – Там в чайнике должна быть холодная кипячёная вода. Смотри, из крана не пей!

Влад шагнул на порог крошечной кухни и остолбенел. Сбоку к подоконнику прицепился ужасающий чёрный паук. Его туловище было размером с волейбольный мяч, а восемь лохматых коленчатых лап по полметра длиной.

– Светлочка, подойди сюда, пожалуйста, только тихонько, – вполголоса произнёс Рощин. – Тут какое-то…

Когда фея остановилась рядом и ошеломленно уставилась на паука, Влад опасливо отодвинул её себе за спину:

– Не приближайся. Сейчас я его чем-нибудь прибью! Только не спугни, – с этими словами он метнулся в прихожую, в кладовку, и, схватив подвернувшуюся под руку узкую доску, вернулся. – Оружие нашел!

Действительно, не совсем трезвый или даже совсем нетрезвый художник совершенно забыл, что любое оружие моментально появится у него – стоит только пожелать. А не только сомнительная для расправы над гигантским пауком, короткая и неудобная доска. Пока Рощин примерялся пару секунд, как лучше приступить к делу, чудище, словно почувствовав близкую гибель, зашевелилось. Поблёскивающая металлом шкура на его туловище вдруг разошлась на две половинки, точно так же, как это происходит с панцирем у крупных жуков, когда они собираются выпустить крылья. Но вместо прозрачных крыльев из-под брони показалась голова, то ли совы, то ли коршуна. Да и сам паук, превратившись в эту странную помесь хищных птиц, отпустил когтями край подоконника и спрыгнул на пол. Круглые красные глаза монстра в упор смотрели на потрясенную этим действом парочку. Влад, к его чести, встал наизготовку, помахивая куском доски, словно мечом. Из-за его левого плеча за страшилищем внимательно наблюдала побледневшая как мел Светла.

Рощин еще несколько мгновений тянул с приступом: всё же убить птицу, пусть и такую противоестественную, не то же самое, что убить паука. Коршуно-сова воспользовалась заминкой и, быстро прыгая, проскользнула мимо охотника с дамой к открытой двери балкона. Взлетев на перила, она спланировала вниз и скрылась с глаз.

Влад, а за ним и Светла, бросились на балкон. Их взору открылся просторный треугольный двор, который с двух видимых сторон ограничивали еще две панельные пятиэтажки. Летающее чудище, перемахнув небольшой палисадник под балконом, причудливо заросший кустами, приземлилось в тень громадной дохлой вороны. Одно её черное крыло нелепо торчало веером перьев кверху. Вокруг разлагающего трупа – ни травинки, сплошная глубокая грязь. Месиво. У палисадника на скамеечке мирно жмурилась от заходящего солнца неизвестная женщина, не замечая никаких странностей вокруг. Возле её ног жались две собаки: овчарка и подобие болонки. Песики сразу заметили переминающуюся с лапы на лапу чудную птицу и с лаем бросились к ней.

– Фу! Фу! Прочь! – безуспешно кричал им с балкона Рощин. Ни собаки, ни женщина внизу не обращали на его рёв никакого внимания. Художник повернулся к фее: – Они же отравятся, что делать?

– Оставь всё, как есть, – ответила, вновь порозовевшая Светла. – Пойдём-ка в комнату.

Уйдя с балкона, ребята снова уселись в кресла напротив друг друга. Девушка протянула художнику пачку его любимых сигарет и щёлкнула зажигалкой. Он глубоко затянулся и с силой выпустил струю дыма в сторону открытой двери с видом на скверный двор. Словно хотел побыстрее выдуть всё дурное из их мирка. А может быть, он решил поставить дымовую завесу, чтобы пауко-птица не влетела обратно?

– Успокойся, Володенька, – Светла положила ладонь Владу на колено. – Это только сон. Причём, я только сейчас поняла его происхождение, роль да и смысл тоже. Сама здорово испугалась, когда не смогла ничего контролировать. Это, что называется, сон в руку. Почти вещий.

– Ничего себе – в руку?! – только в этот момент Рощин заметил, что до сих пор сжимает кусок доски, даже пальцы побелели от напряжения. Он не отбросил своё оружие, а аккуратно прислонил его к подлокотнику. На всякий случай.

– Точно тебе говорю, – размеренно продолжила фея. – Паук на стене – это добрая весть. Наконец-то поняла! А раз он такой большой, значит, очень добрая весть. Это ведь, в конце концов, твой собственный сон! Перебрав вчера лишнего, ты смог каким-то образом отключить рациональное сознание и, как своеобразная замена, сразу включились интуиция и предвидение. То есть, ты случайно поднялся на высший уровень, вознёсся над обычными человеческими способностями и чувствами.

– Стало быть, и попойка иногда полезна? – смог, наконец, расслабиться Влад. – А исполинскую дохлую ворону, как будешь толковать? Она-то – к чему?!

– Вот – вопрос! Подумаю… или хочешь – у папы спрошу? – Светла вопросительно широко раскрыла небесно-голубые глаза.

– Прошу тебя – не надо! – чуть-чуть испуганно вымолвил Рощин. – И маму не зови. От меня, кажется, и правда, перегаром разит. Неудобно мне в таком виде… перед твоими родителями. Бог с ней, с вороной, в смысле – чёрт. Ты про добрую весть говорила, Светлочка. Лучше про это расскажи. Ты в курсе, что она означает в реальной жизни?

– Ну конечно. Сама только вчера поздно вечером узнала – фея выдержала небольшую паузу. – Я уже пожалела, что фактически заставила тебя идти на вечеринку. Утром ты должен быть в особенной форме. Твою выставку посетит королева.

– Англии? – ахнул Влад.

– Да…

Двадцать первая глава

Частного визита королевы на выставку и молодой граф Дорсет, благородный сын председателя Палаты лордов даже в самых хитроумных планах предположить не мог. Едва не проснувшись от такой восхитительной новости, Влад вскочил с кресла и закружил, меряя шагами тесную комнату и одновременно почесывая обеими руками ноющие виски. Наконец, Светле это надоело:

– Остановись, пожалуйста. У меня уже шея устала головой вертеть, за тобой наблюдать.

Художник послушно замер, прислонившись спиной к приколоченному на стену побитому молью ковру.

– Успокойся, всё будет в порядке, – произнесла фея, ласково взирая не него. – Сходишь в душ. Один. Зубы почистишь,… и не пей с утра джин с тоником!

– Только сок, – эхом отозвался Рощин. – Расскажи, как ты смогла это узнать? Да ещё поздно вечером?!

– Мама навестила королеву во сне, – просто ответила Светла. – Она устроила так, что к Елизавете вернулась молодость, и венценосная особа очутилась верхом на коне. В парке из далёкой, но не забытой юности. Липы, клёны, столетние дубы на солнечных полянах. Летний ветерок освежает, и, главное, ничего в теле не ноет, ничего не болит без таблеток и уколов. Благодать. В одной из аллей ей навстречу, тоже верхом, выехала наряженная, словно герцогиня, мама. Поздоровались, а потом долго гарцевали уже вдвоём и беседовали. О разном… всего не упомнишь. Мама поинтересовалась у Елизаветы, видела ли она твои картины? Те самые, о которых последнее время так много пишут. Выяснилось, что королева газет не читала, но всё же видела несколько репортажей на эту тему по телевизору. Мама посоветовала ей лично посмотреть полотна и добавила, что тоже собирается в полдень на выставку. Так за разговором, они незаметно подъехали к дворцу, где королеву ждали слуги: лакей и конюх. Прощаясь, мама предложила Елизавете завтра снова встретиться в парке, покататься на лошадях и заодно поделиться впечатлениями о холстах «русского Леонардо». Потом мамочка ускакала прочь, а королева, поднимаясь по лестнице, споткнулась, упала и… проснулась. Она помнила свою прогулку до мельчайших подробностей. Несколько минут, лёжа в постели, она всё ещё оставалась юной и беззаботной принцессой Лизбет. Королева была поражёна этим чудом, ведь такого с ней не случалось последние двадцать? тридцать лет? Она чувствовала некую приятную невесомость во всем теле, но вскоре прожитые годы навалились вновь. Ломота, томление, жжение – и гораздо сильнее, чем обычно. Нехорошо, конечно. Но, что не сделаешь для любимого зятя, а по сути, для освобождения дочери!

– Вот тут не совсем понял. Точнее, совсем не понял, – пробормотал Влад. – Чего тут нехорошего?!

– Мама подсадила королеву на это незабываемое ощущение и во сне, и сразу после пробуждения, как у вас подсаживают наркомана. Елизавета среди ночи позвонила в колокольчик, приказала вызвать своих верных герольдов – или кто там у неё – и распорядилась организовать завтра в полдень визит на твою выставку. Она поверила в будущую встречу с неизвестной герцогиней и страстно мечтает повторить конную прогулку, чтобы вновь ощутить лёгкость и молодость.

– Повторит? – заинтересованно спросил Рощин.

– Если будет делать, что советует ей моя мамочка – покатается. И не раз. – Светла задумчиво намотала длинный локон своих шёлковых волос на палец. – Кстати, может тебе новый костюм купить? Смокинг или сюртук?

– И цилиндр? Ни к чему. Вот, когда пригласит на приём во дворец – тогда и купим. Хоть фрак!

– Хорошо… – кивнула прекрасная фея и, вдруг, пристально посмотрела Владу прямо в зрачки. – Да! Даже не пытайся думать, что с тобой произошло нечто похожее!

– Да у меня и в мыслях не было! – возмутился Рощин.

– Я знаю, что пока не было! Говорю ж, даже не пытайся, – запальчиво повторила Светла, а потом, максимально смягчив тон, нежно добавила: – У нас с тобой собственная история – я тебя позднее просвещу. Тебе необходимо привыкнуть, что мы – одна семья. Мои родители, ты, я и твои – отец с мамой, хотя я с ними пока не знакома, но так уже есть. И ради нашей семьи мы используем возможности посторонних людей для главной цели.

– Для освобождения, – закончил за девушку Влад. – Спасибо, конечно, за объяснение, но ты не волнуйся, меня это только первое время поражало. И то – с хорошей стороны. Я прекрасно понимаю, что без волшебных… да-да, именно, волшебных манипуляций победить невозможно. В конце концов, ведь наша семья, – художник сделал ударение на слове «наша», – не делает этим посторонним ничего дурного, а лишь направляет их на благой путь помощи. Причём, самой короткой дорогой.

Фея в восхищении тряхнула пышной волной платиновых волос:

– Это ты лихо завернул! Сомненья прочь! Всё же, если у тебя возникнут какие-то… Ладно, проехали! Чуть не забыла тебя предупредить: утром, когда заберёшь картины из банковского хранилища, оставь там портфель с камнями. Попрошу папу приглядеть за служащими. Опосредованно. Чтобы не лазили, где не надо. В галерее наверняка станут всех просвечивать, а может быть, и обыскивать.

– Оставлю. Кстати, я вчера проверил банкиров на честность. Незаметно прилепил на створки пустого портфеля волосок и вечером нашёл его на месте.

– Даже я не ведала! – изумилась Светла. – Значит, точно незаметно. Как это ты сотворил, не думая?!

– Машинально, – живописец пожал плечами. – Много раз в фильмах видел.

Фея, неожиданно соскочив с кресла, плавно и плотно уселась на колени Влада:

– Дай – поцелую!

Рощин не сопротивлялся, а совсем наоборот.

– Вот – никакого перегара, – удовлетворённо заявила волшебница, с трудом оторвавшись от губ любимого: – Можешь со спокойной душой к королевской ручке приложиться. Еще чуточку одеколона на бакенбарды… этак, по-джентльменски.

В руках у Светлы появился небольшой синий флакон, и она, смочив кончик пальчика, потёрла Владу виски. От сладковато-душистого запаха у Рощина закружилась голова, и он проснулся.

Рядом с ним мирно почивала Наташа. Солнечный зайчик грел её щеку, и она, словно кошка, прикрылась от него ладошкой. В воздухе ощущался сильный аромат одеколона феи. Как-то попал сюда прямо из сна. Художник уже ничему не удивлялся.

* * *

Королева минуты две что-то мурлыкала своему утвердительно кивающему мужу, потом громко произнесла:

– Восхитительно! Господин Рощин, сколько вы хотите за трех богинь? Мой супруг намеревается украсить ими свой кабинет, вместо поднадоевшего ему Гейнсборо.

Влад несколько театрально приложил руку к сердцу и медленно, стараясь проговаривать каждое слово, заявил:

– Если вы, Ваше Величество и вы, Ваше Высочество, считаете, что мои скромные холсты способны заменить работы знаменитого живописца, то я отдам их вам по цене картин Томаса Гейнсборо.

– А вы – скромный молодой человек, – улыбнулась Елизавета Вторая. – Мне это нравится. Мы сегодня же распорядимся, чтобы наш эксперт и эксперт Лондонской национальной галереи оценили три холста из кабинета принца Филиппа. Справедливо оценили. Всю сумму переведут на ваш счёт уже завтра. Когда закрытие выставки?

– Через пять дней, – почтительно склонив голову, ответил Рощин.

– Тогда я попрошу вас, если это не затруднит, лично доставить картины к нам через шесть дней, – вежливо заметила монаршая особа и протянула для прощания ручку в тонкой перчатке.

Влад сделал вид, что целует кружевной батист. От его неспешного поклона в атмосфере разлилось благоухание.

Расставшись с дежурной улыбкой, королева заинтересованно принюхалась:

– Приятный одеколон. Как называется?

– Не помню, Ваше Величество, – Влад уверенно выпрямился во весь рост. – Но через шесть дней, когда снова увидимся, обязательно сообщу. И ещё, если позволите, маленькая просьба – очень хочется посмотреть на разонравившегося Гейнсборо.

– Хорошо, – Елизавета Вторая вполоборота повернулась к личному придворному секретарю, стоящему чуть сзади, и слегка кивнула.

– Понял, Ваше Величество! Всё будет исполнено! – как и подобает – бодро, но одновременно солидно и размеренно, рапортовал королевский секретарь.

Только при прощании, во время рукопожатия принц Филипп, наконец, заговорил:

– Мне кто-то показывал наше с вами совместное фото в парке, напечатанное в газете. Разве мы с вами уже встречались? А я что-то не припомню, – высочайшая особа неуверенно повела плечами.

– Да? – не то спросил, не то изумился Рощин. – Так давайте сейчас все вместе сфотографируемся на память!

– И с королевой?

– Вы сделаете меня счастливым!

– Хорошо, – еле слышно произнёс принц, и уже громче обратился к супруге: – Елизавета, дорогая, давай сделаем художника счастливым.

В руках у Глории, которая всё это время стояла сбоку в пяти шагах, и, не отводя сияющих глаз, наблюдала за происходящим, моментально появился фотоаппарат. Она почтительно, сооружая ногами некое подобие реверанса, шагнула к королеве, принцу и Владу:

– Всё будет очень красиво! И моментально!

Хотя великолепную герцогиню из сна, Елизавета так и не встретила, всё же Её Величество покидала выставку в добром расположении духа, будучи абсолютно уверенной, что конная прогулка сегодня ночью ей обеспечена.

* * *

За плечами у Влада выросли орлиные крылья. Пожалуй, даже немного больше орлиных. После торжественного отбытия королевы Англии с супругом и, естественно, прямых репортажей по всем центральным каналам британского телевидения, в галерею выстроилась длинная очередь, не только из праздношатающихся туристов, но и из коренных лондонцев. Клерки и руководители мелких и крупных фирм под разными благовидными предлогами покидали свои кабинеты и спешили к «Львиному сердцу». Люди, большинство из которых практически никогда не интересовалось живописью, стремились лично посмотреть, что приобретает королева вместо старинных полотен: «Она сказала: надоел кто? Гейнсборо? Как же, слышал. Это кто? Я и говорю – художник». Особую пикантность ситуации представлял скорый переезд картин «русского Леонардо» в личный кабинет принца, куда экскурсии никогда не пускают. То есть, осталось всего лишь несколько дней до того момента, когда холсты навсегда спрячут от глаз обычных граждан. А народ желал знать! Невероятный ажиотаж, порой доходящий до психоза – особенно, где-нибудь в конце километровой очереди – сотворила вездесущая и свободная пресса. Да-да, свободная, а лёгкие деньги в запечатанном конверте все любят. «Началось-то всё как игра!» – думал Рощин, уже не жмурясь на частые вспышки фотокамер. Привык. Притерпелся. Слишком быстрый взлёт популярности художника, начавшийся с пары «самодельных» газетных статей в разделе «Слухи», уже через сутки с нарастанием продолжился в более серьезных рубриках «Скандалы» и «Преступления», а теперь, благодаря маме Светлы – Ладе, перепрыгнул на первые полосы солидных изданий и обложки деловых и модных журналов. Телевидение и интернет вовсю обсуждали главную интригу – сколько заплатит королева? «Светлочка, а и, правда – сколько?» – беззвучно спросил Влад. – «Понятия не имею! – несколько раздраженно выдохнула фея. – Потерпи, тебе завтра купчую принесут». – «Что с тобой, девочка моя?» – Влада беспокоил настрой любимой. «Извини, пожалуйста! Это не про тебя мои нервы. Тебе не видно, – хихикнула Светла. – А я тут, буквально, с ног сбилась этот нескончаемый поток осваивать. Не дай Бог, какой-нибудь Герострат кислотой плеснет на картину! Приходится в каждого на две-три секунды влезать. Мысли понюхать». – «Мысли пахнут?!» – «Ещё как! Ладно. Пока не отвлекай – позднее научу их нюхать. Если захочешь…» – «Фея занята. Пойду в кафе с Наташей», – не очень складно решил про себя Рощин. Светла уже не ответила.

Немного потерянная Наташа стояла под ручку с Глорией на запретной для всех остальных «нейтральной полосе», за канатом у одного из питерских чувств-пейзажей. А именно у «Пляжа Петропавловской крепости», где разудалая компания полупьяных и закормленных купальщиков гонит прочь голодного нищего старика. Они швыряют в сутулую и кочковатую фигуру деда объедки – куски колбасы, хлеба, сыра. В выцветших глазах убогого – жалость, но не к себе – переносящему шлепки, удары и унижение. Он страдает от того, что еда, способная насытить его на еще один день жизни или даже два дня, отлетает от него на песок, на грязную гальку. Его рука всё же тянется к упавшей краюхе… «Выбрала же местечко с подходящей аурой, – не без ласки подумал Влад про подругу. – Пора её забирать на свежий воздух!»

Не нужно владеть изощренным зрением тонкого портретиста, чтобы прочитать внутреннее состояние Наташи на её красивом задумчивом лице. Рощин этим абсолютным зрением обладал в полной мере. Девушка одновременно и радовалась славе любимого, и боялась её. Сценка с гонимым прочь стариком, идеально дополняла её переживания. Влад бочком-бочком стал осторожно пробираться к Наташе с Глорией, но на полпути его перехватил добросердечный владелец галереи и затараторил:

– Невиданный успех! Совершенно невозможно протолкнуться – такого здесь еще не было! У меня к вам особое предложение – прошу выслушать. В галерее восемь залов, а занят только этот. В остальных – после происшествия с африканцем – пустота. Давайте, завтра с утра три картины с богинями разместим в самом большом зале, кстати, там и освещение лучше. А другие ваши полотна развесим по два, по три в оставшихся помещениях. Станет гораздо свободнее. Как вам идея?

Рощин закусил нижнюю губу, чтобы не расплыться в широкой улыбке.

– Несмотря на щедрое предложение королевы, я не могу себе позволить аренду всей галереи… – сдержанно пробормотал живописец, уже предполагая будущую реакцию истинного британца.

– Да разве ж я могу! – воскликнул галерист. – Достаточно того, что вы уже заплатили. С лихвой!

– Согласен, – коротко ответил Влад. – Завтра так и сделаем. А сейчас – извините, мне надо…

– Конечно! У меня тоже дел по горло! – довольный англичанин упорхал в сторону группы ожидающих его телерепортёров и сходу начал делиться с ними свежей новостью по поводу расширения площадей экспозиции. Внимания журналистов хватило и ему.

– Ну, наконец-то, до вас добрался! – как можно проще произнёс Рощин своим замечательным помощницам, обняв Наташу за послушную талию. – Дорогие мои, а не испить ли нам кофейку? В кафе? Отдохнём чуть-чуть от духоты и суеты. Да и по рюмочке коньяка отведать – не грех. А? За здоровье Её Величества.

Уговаривать девушек не пришлось.

* * *

В соседнее кофейное заведение ребята не попали – там тоже клубился народ. Пришлось прогуляться пару кварталов по Корнуолл-роуд, чтобы найти в ресторане или пабе, всё равно, один-единственный свободный столик. В результате, они отыскали местечко для себя в уютной пивной, где постоянной музыкальной усладой слуха гостей служило кантри, а все стены и даже потолок увешаны лошадиной и ковбойской амуницией.

– Уверен, тут подают самую вкусную конину, – буквально, на ушко спутницам не слишком весело и невпопад пошутил Рощин, стоя с ними посреди зала и высматривая удобный столик. Выбор имелся, но официантов не наблюдалось, а краткое меню было нацарапано мелом на черной доске.

– Девочки, давайте заодно и пообедаем, – сказал Влад, наскоро пробежав глазами список блюд и усадив Наташу рядом с собой. – Утром я не мог смотреть на еду.

– Все не могли… – авторитетно, как и подобает медику, подтвердила Глория, всматриваясь в каракули над барной стойкой. – И хотя ты, чуть не испортил мне аппетит своей кониной – не отказалась бы от жареной картошки с отбивной…

– Просто ты не знаешь, какая вкусная конская колбаса! – громче, чем следовало, воскликнул Влад.

– Тише-тише, – Наташа сжала локоть художника. – Тут, похоже, поклонники лошадей совсем в ином виде. В живом. Мне – то же самое, что и Глория выбрала.

Рощин извинительно помотал головой:

– Значит, три порции и по кружечке пива… Лёгкого, – поспешно добавил он, вспомнив ночные нотации Светлы. – Надо у бармена заказывать, я сейчас…

– Сиди уж, лучше сама схожу. А то еще с ним пошутишь невпопад, – подмигнула Глория. – Тем более, я знаю тайные слова, чтобы всё приготовили быстро и вкусно.

– Тут, кажется, надо вперед платить, – прозорливый художник углядел возле кассы манипуляции нового посетителя с пластиковой карточкой. – Возьми мой бумажник, как раз утром в банке тысячу обналичил.

– Не откажусь…

– Представляешь, мне один липкий фотограф предложил сняться голой для его журнала. Сулил тысячу фунтов. Говорит – на разворот страниц поместим слева картину, а справа оригинал… – вполголоса поведала Наташа любимому, когда Глория отошла сделать заказ.

– Ещё чего! Где он? – Рощин машинально и злобно обвёл взглядом нескольких мирных любителей пива.

– Что ты?! Не здесь же! На выставке. Он моментально был послан… и сразу же быстро ушел. Наверно, по указанному мной адресу, – девушка тесно прильнула к Владу, благо, это удобно делать, сидя на одном коротеньком диванчике. – Не нервничай, я тебе рассказала это совсем для обратного. Чтобы посмеялся… Случайно вспомнила, когда ты сказал про деньги…

– Извини, моя хорошая, – Рощин, извернувшись, обнял Наташу и поцеловал в губы. – Видно, мало меня ветром обдуло. Ещё весь в ореоле,… но я – здесь и твой. Кстати, сегодня-завтра после закрытия выставки нам надо по магазинам пройтись, где красивые платья и костюмы продают.

– Зачем?

– Надо же нарядиться, когда мы с тобой к королеве пойдём. С картинами.

– Мне тоже можно? Ты меня приглашаешь? – не веря своему счастью, прошептала девушка.

– Конечно! Я тебя теперь ни на минуту одну не оставлю. И не из-за этого фотографа, ну, не только из-за фотографа.

– А ещё почему? – Наташа игриво склонила головку набок.

– Разлучаться не желаю.

Весь набор потаённых слов мудрой медсестры заключался всего лишь в одной десятифунтовой купюре сверху. Если, конечно, не считать очаровательной улыбки Глории, подаренной лично бармену. Этому пивному командиру повезло находиться в обществе прелестницы дольше на пару минут, чем изначально намеревалась пробыть возле него наша главная графская горничная. Она уже собиралась отойти от стойки, но заметив нежную беседу русской парочки, великодушно дала им время: и пообниматься, и поцеловаться. Соскучились они. Глория прекрасно понимала – когда происходит столько важных событий на людях, влюблённым страстно хочется побыть наедине. Еще более страстно, чем всегда. Поговорить, обсудить всё и, может быть, в который раз, признаться в любви. Девушка чуть-чуть позавидовала их открытым настежь чувствам. Она так могла вести себя с сиятельным рантье Майклом Дорсетом, разве что в затерянном среди джунглей и гор маленьком африканском городке.

Забирать заказ, друзья ходили втроём. И то – рук едва хватило. Когда вновь усаживались, Рощин выразительно посмотрел на Глорию:

– Я помню. Коньяк с меня, но вечером, – произнёс Влад и добавил, уже мысленно: «Вдруг, после обеда, на этот раз – папа Светлочки кого-нибудь из великих пришлёт».