Текст книги "Дочь Бога"

– Да я не про общение. Хватит уже славы. А то, боюсь, корона потолок в арендованной машине поцарапает. Вы можете сейчас позвонить Майклу и спросить его – нет ли у него каких-то добрых… да, в конце концов, любых отношений с этим банком? Некая идея возникла…

– Сию минуту… – Глория достала мобильный и, набрав номер, шепотом произнесла несколько фраз. Выслушала ответ графа и уже громко произнесла: – Майкл не знаком ни с владельцем, ни с управляющим… А что за идея?

– Не будем торопить события, Глория! Кстати, вы не забыли передать от меня…

– Огромный привет! – симпатичная горничная позволила себе перебить художника. – С этого я и начала разговор.

Метров за триста до галереи и, собственно, до банка – машины по улице двигались со скоростью катафалков XIX века. Причем начала XIX века. Однако сильный шум и гам эта тихоходность никак не снижала. Полисмен-регулировщик, во всю Ивановскую или точнее – Корнуолл-роудскую, размахивая жезлом, отправлял половину автомобилистов в объезд через соседние переулки. Естественно, авто Влада попало как раз в эту «лишнюю» половину. Страж закона легонько постучал согнутым пальцем по капоту и махнул куда-то налево. Рощин как мог далеко, высунулся в открытое окошко и крикнул по-русски первое, что пришло в голову:

– Азъ есмь царь!

Наташа на заднем сиденье засмеялась в голос, перевела Глории и, теперь они вволю хохотали дуэтом. Полисмен же, к полнейшему удивлению Влада, всё понял так, как надо и, воскликнув:

– Ах, это вы! Извините, – попытался соорудить для машины «русского Леонардо» зелёную улицу. Правда, безуспешно. Виновниками пробки стали репортеры, которых после утренней толчеи у гостиницы теперь, казалось, стало раза в три больше. Всё же спустя каких-то пять минут Рощин припарковался у банка. Место для него, как выяснилось, забронировали сразу после выхода утренних газет.

Живописец попросил девушек оставаться в автомобиле, а сам уверенно вошел в тяжелые резные двери. Охранник с пистолетом на боку даже козырнул ему, а другой рукой деликатно придержал дубовую створку. Прохладная сырость старины в холле с мраморным полом, а навстречу к Рощину уже спешил хорошо одетый господин средних лет:

– Добрый день! Мы очень рады, что вы воспользовались…

– Здравствуйте, сэр! – не очень вежливо перебил господина художник. – Вы, собственно, кто?

– Управляющий этого филиала банка, – ничуть не смутившись, ответил сэр. – Мы готовы предоставлять вам услуги по хранению картин совершенно бесплатно…

– Что значит – бесплатно?! – сдвинул брови Влад.

– Вам не надо платить…

– Это понятно. Но я не собираюсь бесплатно хранить у вас картины.

– То есть?!

– Вы сами должны мне платить за это. На родине я немного занимался рекламой, в том числе, и рекламой банков. Итак, сколько в день? Поверьте, я не шучу.

– Тысячу фунтов за сутки хранения, – выпалил опешивший от такого напора управляющий.

– Хорошо. И кроме этого, единовременная премия – десять тысяч. Выдайте мне золотую карточку и все деньги переведите на неё. Карточку принесите в галерею. Успеете к обеду? Ну, и прекрасно. Кстати, это наше соглашение официально оформите на бумаге и тоже с собой захватите. Ячейку я у вас буду занимать семь, нет – уже шесть дней. Итого – сколько с вас?

– Шестнадцать тысяч… – пролепетал банкир.

– Верно. Всю сумму попрошу вас перечислить уже сегодня. Надеюсь, у вас есть такие деньги?

– Это не проблема для нашего…

– Вот и хорошо. Увидимся в обед!

Оставив управляющего в холле, Рощин с охранником, который катил за ним тележку, прошел в хранилище. Пока он аккуратно перекладывал картины из стальной ячейки, заговорила Светла: «Поразил! Наповал! Даже словечка мне не дал вставить. Камни не оставляй! Да и контракт тоже в карман положи. Теперь, бог их знает, как они с перепуга поступят. Еще влезут и проверят, что тут хранишь».

– У меня карманы глубокие, – вслух ответил Влад, засовывая черный пакет с драгоценностями поближе к сердцу. – Специально такую куртку выбирал. Пустой портфель всё же здесь оставлю…

Охранник, не поняв ни слова, закивал как китайский болванчик и покатил тележку с живописью к выходу.

* * *

Пока Влад с двумя пригожими помощницами развешивал свои полотна, к нему подошел владелец «Львиного сердца» и попросил не вносить остаток платы за аренду зала.

– Вы и так поиздержались, оплачивая еще и хранение картин в банке. Безусловно, наша система безопасности оставляет желать лучшего, – галерист с сожалением развел руками, и, вполголоса, добавил: – Слышал в новостях, что вы два года откладывали деньги, отказывая себе во всём. Ходили в рубище, а питались черным хлебом и квасом…

Рощин заулыбался и тепло пожал руку доброго джентльмена:

– Ну, уж с квасом они там, в новостях преувеличили…

– Неужели как Солженицын – только хлебом и водой?

– Нет, я имел в виду – совсем в другую сторону. Хлеб всё же был белым и с маслом. Вот про два года сборов – истинная правда… – Владу не захотелось наживаться на доверчивости этого англичанина, особенно после того, как обнаружил в его эмоциях искреннюю сердечность. Он еще раз, с чувством потряс руку галериста. – Большое спасибо, за ваше предложение, но я не могу его принять. Внесу остаток, как и договаривались – под занавес выставки.

– Тогда «под занавес» легкий фуршет для ваших гостей – за мой счет! – не унимался славный джентльмен. – Закажу лучшие закуски и шампанское.

В этом благом порыве Рощин не смог ему отказать.

По указанию главного детектива в штатском все картины Влада на пару шагов отгородили от зрителей блестящими металлическими стойками со свисающими между ними толстыми канатами. Как выяснила расторопная и вездесущая Глория, шеф полиции велел на всякий случай – получше охранять «будущее приобретение королевы».

– Он именно так и заявил, – поведала великолепная горничная графа Владу, когда он отошел с Наташей в соседний бар, выпить кофе. – Я уже позвонила Майклу – он в восторге.

– Майкл – гений, – воскликнул Рощин. – Да и вы, Глория тоже. Мне почему-то кажется, что вы не всегда, только лишь присматривали за замком нашего дорогого Дорсета.

– Влад, это вы спросите у него самого. Хорошо?

– Извините, если я чем-то обидел… – живописец немного смутился. «В какую-то тайну ненароком влез», – подумал он и постарался свести всё на шутку. – Просто у вас явный талант разведчицы.

– Ну, что вы! – махнула ладошкой Глория, и, словно прочитав мысли Влада, добавила: – Никакой страшной тайны в наших отношениях нет, как и в моей прежней профессии. Вечером расскажу, если еще будет интересно.

– Конечно, интересно, – Наташа быстро взглянула в глаза своего любимого, потом внимательно посмотрела на Глорию: – Приходи к нам в номер сегодня после выставки, и поговорим обо всём на свете.

Рощин наяву кивнул девушкам, а мысленно же проговорил с некоторой вязкостью в голосе: «Светлочка, а ты говорила, что она в другом отеле…» Фея оценила предложение Наташи иначе: «Всё в порядке. Пообщаетесь в спокойной обстановке. Глория тоже хочет вашу парочку лучше узнать. Смотри, как она тебе помогает! Если уж засидитесь допоздна – я к тебе во сне приду, не переживай». Влад еще раз кивнул, опять-таки наяву, но на этот раз уже для Светлы.

Глория восприняла эти плавные «поддакивания» Рощина как мягкое, но, всё же, настойчивое приглашение на долгие вечерние посиделки:

– Меня не надо уговаривать, я – с удовольствием.

– Вот и славно! – улыбнулась Наташа. – Отвезем картины на хранение, поужинаем и – к нам. Хорошо бы еще взять бутылочку красного «Порто». Глория, ты не знаешь, где можно купить?

– Знаю. Только у меня малюсенькая поправочка к программе. Из банка поезжайте в отель, там оставьте машину на парковке. А уже на такси отправляйтесь в нашу… в мою гостиницу. Название запомнить легко – «Розовое дерево» в районе Холборн. В паре кварталах от Британского музея – уж это точно не забудете. Ужин закажем в мой номер, а пару бутылочек вашего любимого португальского портвейна я куплю где-нибудь по дороге. И вас будет ожидать приятный сюрприз! Влад, кстати, Майкл просил узнать, что вы хотели с банком провернуть?

– Он не говорит, – ответила за любимого Наташа. – Я уже сто раз спрашивала…

– Рано еще, нетерпеливые мои, – Рощин постучал пальцем по циферблату наручных часов. – Подождите до обеда.

Наташа вздохнула и легонько потрясла кофейную чашку, внимательно рассматривая гущу на донышке. Влад чуть булочкой не поперхнулся:

– Девочка моя, надеюсь, ты не гадать собралась?

Глория не стала дожидаться развязки, и нетерпеливо поднялась:

– Ладно, вы допивайте-доедайте спокойно, а я пойду на выставку – еще чего-нибудь нашпионю! – на последней фразе она выразительно подмигнула Рощину.

Художник усмехнулся и лихо козырнул ей в ответ.

* * *

Банкир пришел. С кратким соглашением на бумаге с водяными знаками и золотой банковской карточкой. К полнейшему удивлению Влада, управляющий довольно щурился и чуть ли не облизнулся, забирая второй, уже подписанный живописцем, экземпляр. Рощин не замедлил сообщить об этой небольшой победе Наташе и Глории, попросив последнюю, передать приятную новость Майклу.

– За пару минут отобрать у английского банка шестнадцать тысяч, это надо суметь! – от себя восхитилась горничная графа.

На самом же деле, вначале полностью взболтанный самоуверенным Рощиным банкир, глотнув в тиши кабинета виски, быстро пришел в себя. Выкурив пару трубок, он придумал, как получить из всего происходящего максимальную личную пользу. Он успел до обеда съездить в головной офис, чтобы похвастаться перед председателем правления своими достижениями в льстивых уговорах и тяжелых торгах с прижимистым и хитрым «коммунистическим» художником. Причем управляющий филиала представил всё дело так, что будто бы он лично обхаживал Рощина в гостинице и галерее, убеждая оставить полотна на хранение именно в этом – надежнейшем из банков. Со слов банкира получалось, что все многочисленные репортажи на разных телеканалах и в газетах, в которых говорилось о месте хранения картин – продукт его неусыпной и талантливой работы. Хотя председатель правления и сам слыл в финансовой среде Лондона пройдохой из пройдох, и, конечно же, чувствовал в витиеватых сказаниях подчиненного явную фальшь, но крыть было нечем. Их банк неизменно упоминался во всех журналистских историях о «русском Леонардо» только с положительной стороны. Да еще рядом с именами Её Величества и Его Высочества. Такую рекламу, ни за какие деньги агентству не закажешь. В результате, председатель собственноручно выписал управляющему чек на сто тысяч фунтов, в качестве премиальных за инициативность.

* * *

До вечера Рощин с большой охотой дал телевизионщикам полтора десятка интервью на фоне своих живописных богинь. Он даже попозировал в обнимку с Наташей для фотографа из какого-то глянцевого журнала. Бурление и кипение кончилось, когда художник выруливал на подземную парковку своего отеля с подслеповатым мигающим освещением. Силы и дневной задор Влада, словно ножом отрезало – ведь теперь уже не надо постоянно улыбаться незнакомым людям и всякий миг быть готовым к ответу на любой вопрос. Даже глупый или неприятный. Что-то подобное происходит с шампанским, оставшимся в бокале после того, как гости уже разошлись – приятные пузырьки уже не покалывают язык, не веселят. Их нет и в помине в недопитом вовремя бокале – а одна лишь кислятина. Ни жажду утолить, ни захмелеть.

Рощин распахнул дверцу со своей стороны, но выходить из машины не спешил:

– Наташенька, давай немного посидим в тишине. А заодно я покурю…

– Устал? Покури-покури, а потом давай всё же поднимемся в номер и залезем в душ. Надо смыть с себя все эти… впечатления.

– Вот, верно обозначила то, что сегодня… – Влад даже толком договорить не сумел.

– Я поняла, поняла, – верная подруга гладила его по голове. – Помолчи… а я поговорю… Конечно, куда же в гости ехать в таком раздрае?! Надо отдохнуть, прийти в себя. Сегодня ты вообще невозможное совершил. Целый день как струна. Я же всё чувствую. Всё, что касается тебя. Ты кури-кури… Сейчас я тебя намылю пахучим индийским мылом с ног до головы, а когда смоем – тебе станет легко-легко. Вот увидишь.

– Там разве индийское мыло? – уже не так вяло спросил Рощин.

– Да. С целебными травами из джунглей Маугли. Я еще вчера, когда распечатывала, на этикетке прочитала: «Ваша кожа станет мягкой и шелковистой, как подушечки на лапках у Багиры».

– Как подушечки на твоих лапках, – Влад поцеловал ладонь девушки. – Пойдём быстрей в душ. Мне уже не терпится мыло понюхать!

Совместное радостное мытьё продолжалось на полчаса дольше, чем обычно. После него Наташа и Влад, совершенно обессиленные, плашмя повалились на широкую кровать. Они лежали, не шелохнувшись, минут пятнадцать, пока не зазвонил телефон в сумочке нашей прекрасной дамы. Наташа запахнулась в махровый гостиничный халат и достала трубку мобильника:

– Еще раз, привет, Глория! Говори-говори, включаю громкую связь…

– Ребята, вы не заблудились в Лондоне? – с совершенно искренним беспокойством в голосе произнесла английская подруга. – Название гостиницы помните?

– «Розовое дерево» в Холборне! – буквально, хором ответили ребята. А Влад еще и громко добавил:

– В паре кварталах от Британского музея, который сейчас уже закрыт!

– Ну, пока художник шутит, значит, он жив и здоров! – уверенно заявила Глория. – Когда вас ждать? Ах, да! Простите! Не сообразила, что вы не представляете – сколько времени ехать. От вашего отеля на такси – минут двадцать…

– Дай мне трубку! – услышали питерские гости голос Майкла. – Я знаю, как лучше поторопить! Дорогие мои, вас ожидают три бутылочки «Порто»! Кстати скажите, что вам заказать на ужин? Как раз к вашему приезду подадут. В общем, одевайтесь быстрей и приезжайте!

Влад на локтях подполз к положенному на край кровати телефону Наташи:

– Привет! А почему ты решил, что мы…

– Потому что – мы сами тут точно такие же! – коротко рассмеялся граф. – Так что заказать?

– На твой вкус, что-нибудь мясное… – начал Рощин и посмотрел на Наташу.

– …И рыбное, – убедительно добавила она.

Девятнадцатая глава

Влад с подругой, помня утренние наставления разведчицы-горничной, вышли из отеля через хорошо знакомую подземную стоянку на боковую улочку. Время сумрака – и солнце еще не спряталось, и фонари еще не зажглись в полную силу. Лучшая пора уходить от слежки, если она, конечно, есть. Ребята решили прогуляться медленным шагом метров двести-триста, выйдя на дорогу с тыльной стороны от главного входа, чтобы наверняка убедиться в отсутствии репортерского «хвоста». Они даже два раза останавливались и, рискуя нарваться на штраф, делали вид, что самозабвенно целуются, для полного кругового обзора.

– Меня эти шпионские игры забавляют, – Рощин уже не для дела, а для души чмокнул Наташу в губы. – А тебя?

– И меня, – девушка ответила мягким поцелуем. – Надеюсь, что до мании преследования не дойдём…

– Не успеем за неделю. Майкл говорил, что мы должны скрывать наше с ним знакомство только до аукциона, – Влад осмотрелся. – По-моему, чисто – ну, если они не какие-то супердетективы. Сейчас такси поймаю.

Даже таксисту предусмотрительный Рощин вначале назвал не нужный отель, а Британский музей. Когда же автомобиль остановился у знаменитого хранилища английской истории, художник с сожалением пробормотал вроде бы для подруги, но так, чтобы водитель всё хорошо расслышал:

– Так разве музей уже закрыт? Жаль. Знаете что, отвезите нас тогда в какой-нибудь приличный ресторан. Мне друзья говорили, что тут неподалёку есть такой в гостинице.

– Название помните? – вежливо осведомился таксист.

– Что-то связано с лесом, – продолжал наигрывать Рощин. – Или с садом? Вспомнил! Холборн!

– Сэр, Холборн – это район, где мы сейчас находимся. Здесь много гостиниц, – терпение водителя было поистине английским. Или ангельским.

– Точно. Район, – Влад повернулся к Наташе. – Ты не помнишь?

Наташа в актёрском порыве – хотя водитель этого и не увидел – даже лоб наморщила:

– Мне почему-то помнится цветок…

– Вот! Молодец! – воскликнул живописец. – Цветок. И этот цветок – роза. Отвезите нас в ресторан отеля «Роза»!

– Может быть, всё же в «Розовое дерево»? – по-доброму усмехнулся таксист. – Это, действительно, совсем рядом.

– Да! – дуэтом воскликнули ребята.

* * *

Когда официант на тележке привез в апартаменты ужин на четыре персоны, его встречала лишь одна Глория. Майкл, Влад и Наташа благоразумно укрылись в просторном кабинете. И пока за дверью, в гостиной звенели тарелки и прочая посуда, граф вполголоса предложил живописцу раскурить по «сигаре победы»:

– Наташенька нас, думаю, не осудит!

Девушка, уютно устроившись в уголке плюшевого дивана, только головой помотала.

– Прекрасно, – продолжил Майкл, щелкая зажигалкой. – Знаю, как вы устали, и сегодня о делах больше ни слова. Отдыхаем…

– Мы еще и не начинали о делах, – Рощин выпустил изо рта голубой клуб пахучего дыма. – Если, конечно, не считать дневные перезвоны через Глорию. Скажи, мы больше никаких резких телодвижений до аукциона не соорудим?

– Ни резких, ни смирных, – британец прижал палец к губам. – Не знаю, откуда вдруг возник этот негритянский принц…

– Из Африки! – не замедлил вставить словечко Влад.

– Ну да, ну да! Откуда же еще, – граф положил сигару на край пепельницы. – Но его, похоже, послал сам Господь. Такую удачу просто невозможно просчитать. Теперь без особых затей вам надо всякий день ездить на выставку, встречаться с прессой и наслаждаться успехом.

– Кстати, успехом я буду наслаждаться вместе с вами! Мне это очень нравится, – заглянула в полуоткрытую дверь Глория. – Прошу к столу!

Мужчины поднялись из кресел. Граф плавно описал рукой широкую дугу:

– Сначала – дамы!

Наташа моментально упорхнула в свежий воздух гостиной. Через секунду мужчины услышали звонкий призыв Глории:

– Выбирай место, Натали, где больше нравится!

Майкл не выходил из кабинета, ждал – пока Влад неумело гасил сигару – чтобы пропустить его как гостя вперед:

– Оставь её в пепельнице и забудь.

– И то – правда! – утешился Рощин, бросив распотрошённый окурок, больше напоминающий причудливую кисточку для бритья. – Ты знаешь, Майкл, я очень рад тебя видеть, но ты не расшифруешься часом?

– Ни за что! Номер оформлен на Глорию, точнее по липовым водительским правам на имя совершенно другой дамы. Платит она всегда наличными. Никаких следов! Когда я прихожу, то поднимаюсь на лифте – выше на этаж, а потом спускаюсь по лестнице…

– Надеюсь, не по пожарной?

– Почти! Она без ковров и бронзовых перил, – граф уже устремился к источнику вкусных запахов, но его вновь задержал Рощин, взяв за локоть:

– Погоди еще минутку! – Влад понизил голос чуть не до шепота. – Сегодня днём, желая похвалить Глорию, я, кажется, вторгся на запретную территорию. Ну, там – кто она на самом деле и прочее…

– Не переживай. Она мне уже всё поведала – своим непритворным замечанием про её таланты разведчицы, ты ничего страшного не сделал. И никого не обидел. Ни её, ни, тем более, меня. Не станем забегать вперед – Глория сама всё прояснит. Она просто не знала про глубину наших с тобой отношений, настоящую, я бы сказал, русскую дружбу. Думала, что это – всего-навсего чистый бизнес с хорошим знакомым. Пойдём – выпьем, закусим и поговорим!

На белой скатерти круглого стола, действительно, как и было обещано – красовались три бутылки «Порто», пять-шесть салатниц со всевозможными холодными закусками и несколько соусниц. Горячие кушанья до сих пор стояли на оставленной тут же ресторанной тележке в глубоких и не очень фаянсовых посудинах с крышками.

– Девушки, даже не пытайтесь встать! – скомандовал граф, увидев, что Глория, вдруг, чуть не вспомнила о профессии горничной. – Мы сами вас обслужим!

– В лучшем виде! – весело поддакнул Рощин, разливая в небольшие рюмки портвейн.

– Влад, ты подавай мне тарелки по очереди, а я буду класть аппетитную лопатку молодого ягненка, шашлык из барашка, свиные рёбрышки или жареную акулу. На гарнир могу предложить традиционный жареный картофель. Итак, что пожелаете, дорогие дамы?

– Настоящая акула?! – изумилась Наташа.

– Конечно, – невозмутимо проговорил Майкл. – Мы же в Англии – владычице морей! Понял, уже кладу…

…Первый тост граф по старой, еще питерской традиции, посвятил прекрасным волшебницам любви и королевам двух рыцарских сердец. Но посвятил искренне.

* * *

Усадив своих ненаглядных подруг на бархатный бордовый диван, стоящий возле низкого и широкого журнального столика, Майкл и Влад тут же привольно развалились в креслах. На столешницу черного дерева перекочевала одна из недопитых бутылок портвейна для дам, а также закоченевшее в морозильнике виски. Мужчины не стали лишний раз травмировать легкие слабого пола кубинским дымом и решили обойтись сигаретами.

Слегка захмелевший Влад пригубил ледяной шотландский напиток:

– После такого ужина – очень кстати. Предлагаю всем выпить на брудершафт и перейти на «ты».

– Да мы уже давно перешли, – заулыбалась Наташа. – Ты разве не заметил?

– Нет. Глория мне до сих пор «выкает», – упрямо качнул головой Рощин.

– Да, верно. В английском сразу и не поймешь, где «вы», а где «ты», – раздумчиво продолжила его подруга, потом задорно обернулась к Глории. – А-а-а, ясно. Влад хочет тебя поцеловать!

– Вовсе не то ты заподозрила! – Влад попытался изобразить на лице гримасу крайней неловкости, по крайней мере, так ему казалось. – Да нет, в смысле – целоваться я не отказываюсь. В хорошем смысле. И только в щёчку.

– Понятно, что в щёчку, мы иного и подумать не могли про тебя, – Майкл освежил рюмки дамам. – Глория, разве не видишь, что нашим дорогим гостям не терпится проникнуть в тайну твоей секретной миссии. Ты сама нам историю поведаешь или желаешь – я начну.

– Начни, любовь моя, – кивнула загадочная горничная.

– Хорошо. Только уж, ребятки, глядите не загрустите – расскажу всё прямо от Ноева ковчега.

– Давай-давай! – воскликнул оживший Рощин. Сыто-пьяная леность куда-то сразу испарилась.

– Смотри-ка, у тебя даже глаза загорелись! – граф закурил новую сигарету. – Два года назад, вернувшись на родину из Петербурга после окончания Академии художеств, я около месяца прожил в родительском особняке, здесь в Лондоне. Скоро мне наскучила светская, а вернее, околосветская жизнь – потому как, никакими обязательствами родители меня не нагружали. Приемы, званые обеды и ужины шли своим чередом, можно сказать, почти параллельно моему бытию. В результате, я с огромным удовольствием уехал в Дорчестер, в наш замок. Поверишь, Влад, раз сто вставал к мольберту, но не родилось ни одной идеи. Что рисовать? Зачем?! Даже натурщицу приглашал, да не одну – думал, что поможет. Какое там! Заканчивались эти сеансы, разумеется, всегда одним и тем же и… нетронутым холстом. Словно всё моё вдохновение, которому прежде хватало маленькой искры и даже подобия – нет, не чувства – обычной похоти, осталось на берегах Невы. Рассматривая свои старые, написанные еще до отъезда на учёбу, картины, я, буквально, поражался – кто это так здорово нарисовал! Несколько длинных и одинаковых недель бесплодных экспериментов по выдавливанию из себя творца закончились нервным срывом. Слава Богу, до сумасшедшего дома не дошло. Не слишком умный психолог посоветовал мне больше общаться, развлекаться и на какое-то время постараться не думать о живописи. Даже не пытаться думать. Так я и сделал, но без переезда в Лондон, хотя доктор на этом настаивал. Не хотелось мне состоянием своей души беспокоить родителей. Шумные попойки с приезжающими в замок столичными приятелями и девицами неизменно сопровождались мелкими хулиганствами в городке, бешеными гонками на спортивных машинах по местным узким дорогам, стрельбой по пустым бутылкам в самых неподходящих местах. Только высокое положение моего отца спасло тогда от суда. Да еще солидные суммы отступных обиженным, тем или иным способом, горожанам и некоторым жительницам соседних деревенек. В общем, опять всё дошло до крайности. Поэтому длительная поездка в Африку стала для меня неким спасением…

– В Африку?! – еле слышно переспросил Влад.

– Да, в компании таких же богатых бездельников я отправился в Камерун, – невозмутимо продолжил граф. – Мои компаньоны мечтали убивать слонов и львов, у меня же втайне теплилась надежда, что незнакомые экзотические пейзажи вернут мне музу. В багаже лежал альбом и коробка с акварелью. Карабин тоже имелся. Правда, выезжая в саванну вместе с приятелями, я так и не достал его из чехла. Останавливаясь на отдых и сидя возле палатки, пытался изобразить на бумаге зацепившееся за ветвистое дерево вечернее солнце, сидящих возле костра туземцев или по памяти – смертельно раненого днём бегемота. Видимо, во время этих бдений я и подцепил малярию. В начале третьей недели африканских похождений меня заколотило так, словно я голым оказался на Северном полюсе. Не хочу в деталях расписывать эту болезнь – ничего приятного нет. В больнице городка Гаруа, куда меня привезли приятели, на моё счастье, работала миссия «Врачи без границ». Там я и попал в заботливые руки Глории. Лучшей на свете сестры милосердия…

– И как-то так само собой получилось, что встретив Майкла в приемном покое, я уже не отходила от него, совершенно забыв про остальных больных, – проговорила Глория. – Лучшая медсестра в мире, наверно, так бы не поступила.

– Ты лучшая сестра милосердия для меня, – с легким упрямством повторил граф. – Итак, я провёл три недели в отдельной палате в этой лечебнице, потом арендовал небольшой дом в городке. И мы с моей спасительницей перебрались туда. Для возвращения в Англию я еще не был готов физически. Зато морально – в полном порядке! Собственно, тогда и появились холсты с британской природой. С любимой природой, где нет никаких малярийных комаров и прочей летающей, скачущей и ползающей гадости. Где самый опасный зверь – овечка. Где можно просто-напросто улечься на зелёную травку и безмятежно уснуть под легким июльским ветерком. И главное – проснуться живым и здоровым!

– Ты имеешь в виду, полотна в твоём кабинете? – всё же уточнил художник Рощин.

– Те самые, – кивнул Дорсет. – Три лучшие из них. Одно – напротив письменного стола,…

– …И два над секретером, – закончил за друга Влад. – От них реально веет магией, и невозможно оторвать взгляд. Мир в этих картинах живёт и меняется совершенно непостижимым образом. Трижды в течение дня я нарочно заходил в кабинет, и всякий раз на холстах появлялся новый пейзаж. Не понимаю, как такое возможно, но всё это происходит по-настоящему. И, кажется, суть кроется не в разном освещении…

– Точно так, – Майкл промочил горло глоточком виски. – Сам не могу разобраться. Их я писал в перерывах между приступами лихорадки. У болезни тогда появилось некое строгое расписание, к которому привыкаешь по возможности. С полудня до трех часов трясёт, и как только отпускает – бегом к мольберту. Да, я говорил: у меня с собой была только акварель. Но она не давала нужной полноты, вязкости что ли,… Слава Богу, у меня уже появилась Глория. Можете себе представить, как трудно найти масляные краски, хорошие кисти, холст и всё прочее в небольшом африканском городе? Его и городом-то трудно назвать. Вот живую свинью или петуха там можно купить даже на главной улице, хоть возле их мэрии! Но Глория, каким-то чудом, всё необходимое для живописи нашла. Про благотворительную миссию ей, конечно, пришлось окончательно забыть.

– Целиком и полностью за недолеченных африканцев беру всю вину на себя! – «медсестра без границ» словно школьница подняла руку. – Я делала это не без удовольствия: и краски искала и про миссию забывала. Собственно, я и записалась в эту организацию, только, чтобы от мужа уйти без скандалов и ссор. Дело благородное, попробуй, поругайся – соседи здороваться перестанут. Так что отбыла я с почестями, всё равно, как по повестке на военную службу. Правда, без оркестра. Кстати, Влад, ты практически угадал, заявив, что разведка по мне плачет.

– Ну, не совсем так… – попробовал возразить Рощин.

– Ладно-ладно, тут же все свои! Не обижайся! – горничная-медсестра даже прижала ладонь к сердцу. – Меня уже через неделю пребывания в Африке пытались завербовать. Тоже говорили – талант пропадает зря.

– Как удалось отвертеться? – с пристрастием поинтересовался Влад, и хмыкнул: – Или не удалось?

– Это совсем нетрудно, – произнесла Глория, не обращая внимания на последнее, чуть-чуть едкое замечание русского гостя. – Заявила, что не умею хранить тайну, даже врачебную. Якобы, поэтому и уехала из цивилизованного Манчестера в такую даль. В джунгли! Местные аборигены и не ведают, что такое врачебная тайна. Да и кому тут её раскрывать?! Совсем другое – информацию собирать. За деньги. Сказала, что способности мои, как раз в обратном – распространять информацию. И совершенно бесплатно… После этих слов, строгие дядечки из посольства потеряли ко мне всякий интерес.

– А сейчас, где твой бывший муж? – спросила Наташа. Семейные разбирательства её занимали больше, чем шпионские игры.

– Почему же – бывший?! – красотка-медсестра улыбнулась. – Он по сей день в своём пабе байки про бескорыстный героизм жены рассказывает – мне подруга по телефону поведала. Особенно, когда выпьет лишнего. Этим он всегда славился: пустой болтовнёй и профессиональным пьянством. Вижу, Натали зацепила эта тема – ну, послушай. Вышла замуж я на последнем курсе колледжа, тогда еще Билл – его зовут Билл – работал барменом в пабе своего отца. В те юные годы мне это казалось очень здорово – вечное веселье, бесплатные напитки. Кроме всего прочего, хотелось свободы – быстрее уехать от родителей и иметь свой дом. Билл же хотел получить меня. Так вот и срослось. Четыре года мы с ним прожили… Чувствую немой вопрос: нет, детей не завели. И хотя Билл сильно старался, но не желала я от него детей. Он обвинял во всем меня, пытался даже поколачивать втихую и, чтобы избавить себя от его приставаний раз и навсегда, я перевела стрелки на него. Эту махинацию и обычная девушка может себе позволить за небольшую взятку, ну, а с медицинским образованием и работой в той же больнице, где обследуют супруга – совсем несложно. В общем, получив из лаборатории приговор, Билл стал еще больше, чем обычно, пить и погуливать налево. Находиться с ним под одной крышей стало совсем невыносимо. Не в смысле интимной жизни. Биллу за весь последний мой год перед Африкой не довелось её вкусить с законной женой.

– Развестись не пыталась? – шепнула в тон повествованию Наташа.

– Он не давал мне развод на приличных условиях. А нанять частного детектива и застукать его во время супружеской измены – я тогда не додумалась. Вот подвернулись «врачи без границ»… к счастью. Сидела бы в Манчестере – никогда бы с Майклом не встретилась.