Текст книги "Массовка"

5

Этой ночью ему стало плохо. Плохо по-настоящему. Бледная сестра, не надеясь на действенность обычных процедур, вызвала врача. Рустам выдернул того из постели и лично примчал в лагерь. Для ничего не подозревающего доктора это означало бессрочное заточение. А для Павла – неутешительную новость.

Жить оставалось совсем немного.

Некоторые процедуры могли продлить существование, но Павел больше самой смерти боялся унылых белых коридоров. И еще – следовало закончить начатое.

Когда недоумевающего доктора под руки потащили в изолятор, Павел остался наедине с экранами. Трясло, телом овладела слабость, но следовать рекомендациям врача не хотелось. А может, просто не имело смысла.

Пустыми глазами пялился в инфракрасную картинку спящих бараков.

Там тоже не всем спалось.

Они, все-таки, решились. Интересно, получится у них? В любом случае, он мешать не станет. Камеры работают для него одного, у охраны нет этого канала. Забавно, но Хозяин принял нейтралитет, давая шансы что этим мерзавцам-охранникам, что скотам-статистам.

Если эта троица сбежит – история лагеря может закончиться раньше положенного срока.

Значит, так тому и быть.

Наверное, беглецы действительно думают, что ночь как-то поможет скрыться от внимательных глаз. И у них, наверняка, есть какой-то неожиданный план. У людей в критической ситуации открываются скрытые возможности – второе дыхание разума. Главное – поймать верный коридор событий. Так, кажется говорил этот чудной Старик?

Старик… Это ведь он навел его на посредника. Умный, хитрый Старик. Может, направить его в помощь Артемию? Времени мало, совсем мало…

Вот она, паранойя: всех схватить, всех засунуть за колючую проволоку, под колпак. И наблюдать.

Пусть паранойя. Самая безобидная из его болезней. В конце-концов, не он застрелил Зигфрида, не он подстроил аварию с Сергеем, не он воткнул заточку в спину этому бедняге. И подушкой он никого не душил.

Это все она.

Массовка.

И все больше беспокоит совершенно неуместный вопрос: почему про лагерь до сих пор не известно властям? Почему никто не свяжет исчезновение множества людей со странным сооружением на пустыре не так уж далеко от столицы?

Не потому ли, что его лагерь – один из самых безобидных в числе множества других, забитых какими-нибудь несчастными гастарбайтерами? В Лагере Правды почти не пользуются рабским трудом. Более того – платят за безделье огромные деньги…

…А эти трое молодцы – нашли недостатки барачных стен, выскользнули. И охрана пока их не видит. Что ж, шансы высоки. Но не стоит желать им удачи.

Нет смысла принимать чью-либо сторону.

Смысл только в правде.

Артемий с отвращением пожирал вьетнамскую лапшу из картонной тарелки. Кидаешь хрупкий брикет в кипяток, тот пугающе разбухает, расползается, как мерзкая упругая биомасса. Такой видели еду будущего пессимисты-фантасты. Поздоровайтесь: вот оно, будущее. Есть не хочется, но надо поддерживать в себе силы.

С верхних нар свисают грязные ноги. Там громко и с аппетитом чавкают. Чавканье то и дело переходит в надсадный кашель.

Артемий почувствовал в себе острое желание убить этого отвратительного соседа сверху.

И испугался собственных мыслей.

Массовка медленно, но неуклонно уродовала его. Как и каждого из нормальных жизнерадостных людей, собранных здесь по воле любознательного урода. Голову разрывали мысли об Ане и малоприятные угрозы Хозяина.

Где ему здесь взять неуловимого Переходящего, где?!

Коридор событий вел в тупик.

Лязгнули засовы. Статисты, как по команде, отвлеклись от жратвы, уставились на дверь.

В барак зашло несколько вооруженных людей во главе с мрачным громилой. Артемий узнал Рустама, хозяйского телохранителя.

– Сегодня трое из вашего барака пытались сбежать, – раздувая ноздри, процедил Рустам. Он косился то на Камина, то на старосту, словно признавая за ними определенный авторитет. – Утром, у второго кольца заграждений нашли трупы…

– Сволочи… – зло выкрикнул знакомый толстяк. – Убийцы!

– Охрана ни при чем, – предупреждающе подняв руку, сказал Рустам. – Это кто-то из ваших. Так что, сами разбирайтесь…

В бараке повисла напряженная тишина.

Рустам оглядел потрясенных статистов и небрежно бросил на пол мешок, сделанный из робы с завязанными узлом рукавами.

– Здесь их деньги. Староста, пересчитай и раздай своим…

Староста, нелепо скрючившись, подскочил, схватил мешок и утащил к своим нарам.

Рустам постоял еще некоторое время, ожидая вопросов. Вопросов не было. Урки демонстративно отвернулись, закурили. Рустам так же молча повернулся и вышел. Следом барак покинули охранники. Дверь вернулась на место, напоследок звякнув засовами.

Артемий, не раздумывая, направился к Седому.

– Как настроение, Арт? – весело спросил тот. – Нет желания совершить проигранный поступок?

– Пока нет, – сказал Артемий. – Но я верну долг, обещаю.

– А мы подгонять не будем, – сказал вынырнувший из-за спины Тощий. – Мы ж не урки.

– Кстати, это они беглецов зарезали, – тихо, под нос себе сказал Седой.

– Зачем? – спросил Артемий.

– Думали, это беглые чувака ночью задушили, – пояснил Тощий. – Вроде, как свидетеля заговора.

– Бред, бред… – пробормотал Артемий.

– Просто страх, – задумчиво сказал Седой. – Бандюганы поддерживают образ лихих парней, но ссутся от страха, как все нормальные люди.

– Нормальные люди, – пробормотал Артемий. – Убить троих человек – только из-за идиотских подозрений.

– У каждого своя логика, – пожал плечами Седой. – А может, просто боятся, что прикроют эту лавочку и источник халявных денег.

Со стороны входа послышались топот, возгласы. Туда же потянулись уркаганы.

– Староста чего-то раскричался, – сказал Тощий. – Пойду, гляну…

– Я тоже, – сказал Артемий.

Староста стоял посреди прохода и тряс над головой листочком с мелкими каракулями. У его ног валялся полосатый куль с деньгами.

– Ага! – кричал староста. – Я знал, знал! Только теперь посчитал все, проверил! У них были не только свои деньги – но и те, которые сперли у зарезанного Миши!..

– Так его Миша звали… – глубокомысленно произнес Тощий.

– Какая теперь разница? – дернул плечом Артемий.

– …и у того, которого подушкой задушили – тоже деньги сперли! – кричал староста.

– Ну, значит, туда им и дорога, – веско заявил Камин. – Друг мой, подели деньги – честно, на всех. И еще: пусть это не облагается налогом…

Он как бы случайно проходил за спиной старосты.

Статисты принялись живо обсуждать новость и ожидаемые барыши. Им уже не было дела до трех опустевших мест на нарах.

– Как же, нашли крайних, – зло произнес Тощий и сплюнул. – Это урки подкинули бабки, чтобы убийство оправдать. Стопудово! А бабло – оно, что хочешь, оправдает…

– Логично, – сказал Артем. – Только откуда ты все знаешь?

– Так тут все все знают, – усмехнулся Тощий. – Но каждый фильтрует информацию по своим понятиям… Чего-то на парашу захотелось. Составишь компанию?

«Параша» в бараке находилась в противоположенном от двери конце. Была она отделана дорогим кафелем, имела белоснежные писсуары и вполне приличные кабинки. Совершенно необъяснимая роскошь. Может, дело в брезгливости Хозяина? Так или иначе, урки заставляли простых статистов драить кафель до кристальной чистоты.

Только сейчас в этой системе что-то разладилось. Толкнув легкую дверь, Артемий увидел двоих насмерть перепуганных статистов, которые нелепо попятились при его появлении.

– Что там такое? – нетерпеливо крикнул из-за спины Тощий. – Арт, не стой на дороге, боюсь груз не донесу до места…

Но теперь Артемий видел то же, что и эти двое: выползшее из-под двери кабинки бурое пятно. Кто-то успел пройтись по нему, размазать по всему полу. Видимо, с утра пятно не заметили – свет включили пятнадцать минут назад.

Кровь успела запечься и потерять цвет. Но если пятно такое огромное – то что же ТАМ, внутри?!

Артемию немедленно почудился специфический запашок. Нет, ерунда – это всего лишь едкий запах хлора.

Отступил в сторону, пропуская Тощего.

– Да что вы, в самом деле…– пробормотал Тощий и осекся, уставившись на пятно.

Артемию не нравилось, как на него смотрят эти двое. Очень не нравилось. И он не выдержал:

– Чего пялитесь?! Я вам что, приведение? Не стойте, как бараны – давайте дверь откроем…

– Может, Камину скажем? – неуверенно предложил Тощий.

– И что, в сортир тоже под его присмотром ходить?! – зло выдохнул Артемий.

Дверь в кабинку открывалась вовнутрь. Поэтому Артемий просто двинул ногой рядом с рукояткой. Дверь уткнулась во что-то мягкое.

…Он повидал всякое. В том числе – места жертвоприношений сатанистов, вудистов и прочей нечисти. Такая у посредника работа – быть в курсе. Те зверства всегда имели определенный смысл. И были в рамках странной потусторонней этики.

Был ли подобный смысл в том, что скрывалось за хлипкой дверцей туалетной кабинки?

Развешанные по всей кабинке кишки.

Исполненное кровью чудовищное граффити.

Тело, даже не вскрытое – будто разорванное когтями. Нелепо поставленное в угол с собственным сердцем на ладонях.

Кто-то постарался, придавая трупу позу с помощью обрывков одежды.

За спиной принялись шумно блевать. Теперь действительно появился характерный запах.

Главное, не грохнуться в обморок.

– «Тебе, Хозяин!» – деревянным голосом произнес Тощий.

Это надпись над головой жертвы.

Ведь это жертва. Жертва новому богу – богу спятившей массовки…

– Похоже, мне уже не нужно на парашу, – сказал Тощий. – Пора штаны менять.

– Очень смешно, – отозвался Артемий. – Это тоже, по-твоему, урки сделали?

– Вряд ли, – сказал Тощий. – Они бандиты, но не психопаты. Пойду, позову Камина…

В бараке воцарилась гнетущая атмосфера. Статисты выглядели подавленными. Даже урки заметно нервничали, перестав досаждать остальным. Хотя и заставили кое-кого начисто выдраить кабинку, после того, как охранники утащили тело в плотном черном пакете.

Вечером случилась и первая истерика. Ни с того ни с сего, в бараке раздался высокий тоскливый вой, переходящий в надрывные рыдания. Артемию сначала почудилось, что плачет женщина. Но оказалось, что на своих нарах, зарывшись в подушку, воет тот самый знакомый толстяк.

– Я не хочу! – захлебываясь слезами, кричал толстяк. – Я боюсь! Я боюсь спать! Он и меня зарежет! Меня! Потому, что я толстый!

Соседи попытались его успокоить, но этим лишь вызвали новый всплеск воплей:

– Он всех, всех нас перережет поодиночке! Всех!

– Успокойся, – неуверенно сказал кто-то. – Хозяин этого не допустит…

– А-а-а!!! – завизжал толстяк и вскочил на ноги.

Он шатался, как пьяный. Лицо его налилось краской. Под глазами вылезли жутковатые мешки.

– Так вы ничего не поняли! – высоко крикнул толстяк. – Это же он и есть! Он!

– Да кто же?

– Он сам! Хозяин! Он специально засунул нас сюда – чтобы ходить по ночам и резать, как свиней! Он всех нас замучает! Всех!

Толстяк кричал, рыдал, пока в его сторону не направился Бас. Рыдания мгновенно стихли. Когда Артемий проходил мимо нар толстяка, оттуда доносились лишь тихие всхлипывания.

Толстяк действительно не дожил до утра. Его никто не убивал. Просто в той стороне стало непривычно тихо.

Артемий хмуро смотрел на большую полосатую куклу, что уставилась в потолок стеклянными глазами. Знакомый взгляд.

Такой был у Переверзева. Там в ванной…

Охранники привели врача. Тот хмуро осмотрел труп. Окинул статистов недоуменным взглядом.

– Не знаю, – тихо сказал он. – Сердечный приступ, надо полагать. Чтобы сказать точнее, нужно вскрытие…

Врача увели. Следом с трудом утащили грузное тело.

Эта смерть, почему-то произвела самое гнетущее впечатление.

– К черту деньги, – сказал кто-то. – Нас всех прикончат, по очереди. А потом сожгут в чертовом крематории…

Делать ноги.

Быстрее.

Как? Как угодно – сквозь колючую проволоку, сквозь охрану – подальше из этого маленького частного ада…

– Выпустите нас отсюда! Я требую, чтобы нас немедленно отпустили!

Какой-то мужчина, голый по пояс, отчаянно бился в дверь. Статисты в оцепенении смотрели на него.

– Заберите свои деньги! Я не хочу! Не хочу больше оставаться здесь!

Он колотил в дверь руками, ногами, кричал, ругался.

Но ничего не происходило.

Казалось никому нет до него дела. Даже охране. Только камера под потолком равнодушно перевела на него взгляд и снова замерла.

Движения его вдруг стали вялыми, удары потеряли силу, и человек тихо осел на пол. На лице застыла невыразимая тоска.

К нему приблизился молодой длинноволосый статист. Артемий раньше не обращал на него внимания – тот был довольно тих и незаметен. Сейчас длинноволосый присел рядом с неудавшимся бунтарем.

И заговорил.

– Не стоит бросаться с кулаками на каменную стену. Так ее не прошибешь. Ведь наша сила совсем не в руках. Наша сила – внутри нас, верно? Я скажу одну странную вещь, но мне кажется, что в ней – вся правда. Ведь нам невероятно повезло! Да, нам всем очень, очень повезло! Здесь, на земле, мы столкнулись с самой настоящей тьмой! Нет, нет, я не говорю, что тьма – это хорошо, как раз напротив! Нам дан шанс пройти особое, небывалое испытание. И я думаю – это испытание ниспослано нам свыше…

Артемий с некоторой оторопью слушал длинноволосого. Он даже не заметил, как в его сторону потянулись люди. Длинноволосый просто говорил – негромко, неторопливо. И вокруг него собиралось кольцо слушателей.

– Все, что происходит – не только испытание. Это наказание за неправедную, грешную жизнь. Никто из нас не может возразить против этого. И выйдет отсюда только достойный. Слабый духом, недобрый, неправедный обречен. Это отбор. Я не знаю цель этого обора – но это так…

Люди жадно внимали словам длинноволосого.

А парень-то – прирожденный проповедник. Артемий отметил про себя: этот тип мог бы сделать неплохую карьеру практикующего мага. Дело тут не в магических способностях, конечно, а в умении убеждать. Редкий, очень ценный дар. Который, впрочем, зачастую используют во зло…

Длинноволосый говорил все громче, и в его сторону потянулись подельники Камина. Они стояли в сторонке и тихо переговаривались о чем-то. Вскоре подошел и сам бугор. Нахмурившись, он прошел сквозь ряды статистов и уставился сверху вниз на длинноволосого.

– Ты чего народ смущаешь, Херувим? – небрежно поинтересовался Камин. – Шел бы на свое место, а?

«Какое забавное прозвище, – подумал Артемий. – Надо полагать, неспроста»

Длинноволосый Херувим спокойно посмотрел на Камина, поднялся.

– А этот человек не спасется, – сказал он, обращаясь к толпе. – Он слишком самоуверен. Он думает, что тьма на его стороне, но тьма поглотит его одним из первых…

Камин побледнел.

– Ты чего это несешь, юродивый? – зло произнес он. – Тебе что, жить надоело?!

Камин сделал угрожающее движение в сторону Херувима.

Но тут случилось неожиданное. Безмолвные статисты, те, что еще полчаса назад, боялись «бугра» словно черта, сдвинулись перед длинноволосым, оттеснив Камина назад.

И взгляды их были решительны

Камин попятился. Он молча посмотрел в лица защитников новоявленного проповедника, словно хотел хорошенько запомнить их. И тихо убрался вместе со своей шайкой.

– Зло отступит! – повысив голос, произнес Херувим и ткнул пальцем в спину бугра. – Но надо помнить: оно еще не раз ударит по нам. Тьма будет пугать нас днем и ночью, лезть к нам в души. И ее главное оружие – страх! Не дайте страху завладеть вашей волей…

Он еще долго говорил. Артемий устал слушать эти банальности. На него давно уже не производили впечатление пафосные речи. Но многим слова Херувима пришлись по душе.

– Каков, а! – восхищенно произнес Тощий. – Как бы у нас власть не поменялась…

Оказывается, он давно уже стоял за спиной Артемия. Рядом был и Седой.

– Так просто не поменяется, – мрачно сказал Седой.

– Да, ладно, – беспечно возразил Тощий. – Он ведь просто болтает. И силы у него против Камина никакой…

– Просто болтает… – нервно хохотнул Седой. – Хорошо, если без крови обойдется…

– …Нельзя пробить стену головой, – продолжал вещать Херувим. – Но любую стену можно преодолеть верой. Надо просто молиться – и верить в чудо. И тогда любая, любая дверь распахнется перед вами!

Последнее слово длинноволосый произнес с каким-то истерическим надрывом. Даже потряс над головой худыми жилистыми руками.

И тут же лязгнул засов.

Статисты в один голос ахнули. Даже Артемий удивленно вскрикнул. Если бы сейчас из двери ударил божественный свет – он бы даже не удивился.

Но никакого божественного света, конечно не было. В барак затолкнули нового статиста в полосатой робе – пожилого, и, вроде бы даже знакомого…

– Старик?! – изумленно произнес Артемий.

Это действительно был Старик. Он стоял в окружении статистов, которые пялились на него словно на приведение. А Херувим, глядя на гостя выпученными глазами, вдруг ткнул в него пальцем со словами:

– Этот человек здесь не случайно. Он принесет нам новые испытания!

Статисты глянули на вновь прибывшего с благоговейным ужасом.

Артемий быстро подошел, схватил Старика выше локтя и потащил в глубину барака.

– Арт? – пробормотал Старик. – Где это мы? Что все это значит?

– А я думал, вы как раз пришли рассказать мне об этом, – сказал Артемий, оглядываясь. – Пойдемте, пока эти психи не сделали из вас святого мученика…

Проснулся он от очередного кошмара. Была ночь, но свет теперь не гасили полностью – статисты уломали охранников оставлять включенной аварийную красную лампу у входа. Нельзя сказать, что бледный кровавый свет прибавлял оптимизма. Но хоть как-то рассеивал душную тьму.

Старик грел руки, обхватив металлическую кружку с чаем. Здешний чай был далек от того, которым он потчевал гостей у себя дома. Но массовка быстро избавляет от домашних привычек.

Артемий отдышался, вытер потный лоб скомканным вафельным полотенцем. Наверное, он кричал во сне. Только претензий к нему соседи не предъявляли. И на том спасибо.

– Как забавно… – произнес Старик. – Я столько рассуждал о коридоре событий, но никогда не думал, что смогу так здорово ощутить его… Я думал, что с Переходящим дорогу подкинул тебе интересную работу. А получается, что попросту столкнул с опасной горки, конца которой не видать… Ты уж прости, что я скрывал правду…

Артемий покачал головой:

– Никто не мог знать. В конце-концов, я сам знал, с чем связывался… Не не могу только понять – зачем Хозяин вас сюда засунул?

– Хозяин? Ах, Хозяин… Ну, конечно, Хозяин… Не знаю. Может, как свидетеля? Хотя, что я знаю?

– Он не боится свидетелей. Ему осталось жить совсем немного – так он говорит.

Они помолчали некоторое время.

– Ах, да… – вздрогнул Старик. – Он сказал, что я должен тебе помочь.

– Помочь мне? Здесь? – пожал плечами Артемий. – Хозяину нужен Переходящий дорогу. Но как его здесь найти? Я всего раз видел его – если это вообще был он. И вот, чем кончилась наша встреча. И чем дальше – тем меньше я понимаю смысл происходящего…

– Может в этом и проблема? – задумчиво произнес Старик и отпил немного чая. Поморщился.

– В смысле того, что творится?

– Нет. В попытке понять. Может, надо не понимать, а… чувствовать?

– Я давно уже ничего не понимаю, ничего не чувствую… Мне кажется, массовка просто растворила меня. Высосала меня из тела. Теперь я – просто пустая оболочка. У меня с головой что-то не так, да?

Старик задумчиво побарабанил пальцами по кружке.

– Массовка. Переходящий дорогу. Забавное сочетание… – произнес он.

Артемий насторожился:

– Что же тут забавного?

– У меня давно блуждала в голове одна теория… Да нет, не теория даже. Просто идейка…

Старик помолчал, с сомнением глядя в кружку.

– Ну? – нетерпеливо сказал Артемий. – Что за идея?

Из глубины барака раздался странный звук. Что-то, заставляющее леденеть кровь.

Не стразу догадаешься, что кто-то так воет во сне.

Послышалась ругань, короткая возня, и вой прекратился.

– Да, – сказал Старик. – Массовка… Множество статистов, повинующихся приказам режиссера и не подозревающих о всей глубине замысла. Самое интересное, что и режиссер совершенно не представляет, что он хочет получить в результате…

– Я ничего не понимаю, – признался Артемий.

– Да я сам больше чувствую, чем осознаю, – сказал Старик. – Ну, если упростить и обобщить, мысль звучит так…

Старик решительно, залпом опрокинул в себя остатки чая. Словно стакан водки – отвратительной на вкус, но необходимой.

– На Земле много людей. Очень много. Не я первый заметил, что человечество напоминает гигантский муравейник. Если мы возьмем одного муравья – он покажется нам очень интересным существом, с системой инстинктов, сложным внутренним устройством. Ну, а целый муравейник, как известно – образование из тысяч отдельных муравьев. Образование достаточно сложное – но куда более примитивное, чем один, отдельно взятый муравей. Просто стоящее на другом уровне… Самое интересное, что отдельный муравей не имеет никакого понятия об устройстве муравейника. И если муравейнику нужно – муравейчик будет легко выброшен за его пределы, брошен в мясорубку с врагами или съеден. Благо, муравьев много, никто не заметит потери…

– Я не понимаю… Вы сравниваете человечество с муравейником?

– Погоди… А теперь представь, что вместо муравьев мы берем миллиарды разумных существ. И на каком-то этапе развития общества незаметно для нас самих возникает НЕЧТО, объединяющее нас в огромный… даже не знаю, как сказать… Человечник? Да, человечник! Огромное, непостижимое, мощное…

– Сверхразумное?

– Тупое, примитивное, как амеба! В этом весь ужас, понимаешь?! Каждый отдельный человек – это вершина природы… Ну, пусть даже нам только так кажется! А наше общество – нет, то что стоит над обществом – это тупая, безмозглая амеба – МАССОВКА! Какое замечательное, емкое слово – массовка! И им все сказано! Массовке нет дела до отдельного человека! Ей нет дела до общества – потому что общество создано нами сознательно. А чего хочет МАССОВКА, этот непостижимый, отвратительный человечник – мы не знаем и знать не можем!

– Вы говорите жуткие вещи…

– Я еще не сказал действительно жуткой вещи. Весь ужас заключается в том, что у этой массовки – свои собственные цели существования, которые могут совершенно не совпадать с целями, которые придумало себе человечество. Да что там – они наверняка и не совпадают. Вот и появляются у массовки особые органы… нет органеллы – как у инфузории – ими она нападает, жрет, защищается…

– И Переходящий дорогу…

– Вот именно – его органелла, человек, который думает, что действует по своей воле, но на самом деле – всего лишь щупальце, отросток чудовищной амебы. Я не знаю, зачем он нужен на самом деле. Могу только предположить: его дело – выводить из тела массовки ненужные ей, элементы. Может, как токсины. Или фекалии.

– То есть, я, Хозяин, остальные жертвы – это… хм… просто экскременты этой вашей сверхмассовки?

– Если тебе станет приятнее – то, к примеру, инородные тела, вроде болезнетворных бактерий. Это уже не суть важно – мы все равно не сможем понять природу Массовки, как невозможно вытащить себя из болота за собственные волосы…

– И вы считаете, что люди в этом бараке – тоже…

– Я считаю, что это – модель. Маленькая модель гигантской массовки. Хозяин противопоставил себя воле земного человечника – и построил его уменьшенную копию. У него болезненные амбиции – потягаться с Переходящим дорогу. Но, бросая вызов щупальцу, всегда рискуешь познакомиться со спрутом…

Старик замолчал. Артемий подавленно оглядывал барак. Все это были бы просто слова. Если бы их не произнес сам Старик.

Если бы не было Переходящего дорогу.

Если бы не вел в пугающую неизвестность безжалостный коридор событий…