Текст книги "Массовка"

6

Человечник… Какое мерзкое слово… Черт бы побрал этого Старика с его ночными теориями.

Только вот как спорить с тем, кто смотрит в самую суть вещей?

Лучше бы не слышать всего этого.

Но в Лагере Правды не скроешься от истины. Будь ты хоть статист, хоть тот, кто вообразил себя режиссером. И если ты слышишь то, что не предназначено для твоих ушей – по крайней мере, не жалуйся.

Павел с отвращением грыз таблетку. Теперь ничто не приносило облегчения. Возможно, дело осложнялось и тем, что он почти не спал.

На сон просто не осталось времени.

Он должен успеть.

Успеть понять.

Почему этот чертов человечник решил выкинуть его из своего жирного тела? Почему он лишний? В чем тут дело?

Может быть, если найдется ответ на этот вопрос – все станет на свои места.

Путь Старик твердит, что массовку невозможно понять. Пусть.

ЕМУ нужно это понимание. ЕМУ.

И теперь уже – больше самой жизни.

В одном Старик прав: его персональный человечник за колючей проволокой очень похож на ту невообразимо огромную массовку. Только живет в ускоренном ритме и уже принялся вовсю избавляться от «чужеродных тел». Не слишком ли много отходов для столь компактного человечника?

Черт… Вот же привязалось это слово…

Надо отвлечься… Отвлечься…

– Рустам! – поднеся к губам рацию, позвал Павел.

Никакой реакции. Ну, конечно же, кто может, как он, бодрствовать круглыми сутками? У них впереди длинная жизнь – надо беречь силы.

Это ему уже все равно.

Хотя… Может, не так уж и все равно…

– Рустам!

Дверь скрипнула, появился заспанный Рустам. Спал он, судя по всему, в одежде, где-нибудь под дверью. Интересно, какие проклятья в таких случаях он адресует шефу? На лице ни малейшего недовольства. Идеальный солдат…

– Да, босс…

– Слушай, приведи Настю…

Рустам поморгал, соображая.

– Прямо сейчас?

– Да. Немедленно…

– Но…

– Какое, к черту, «но»?! Что тебя смущает?!

– Извините… Я сейчас…

Разложение. Во всем разложение. Оно тронуло даже этого идеального солдата. Массовка – страшная зараза. Тупая ядовитая тварь. Неужто Старик прав?

Настя… Вот кто приносит успокоение и смысл. Нет, нет – ни одной грязной мысли! Все совсем не так… Не так… А как? Черт… Проклятые таблетки убивают способность думать…

…На некоторое время он забылся. Это не сон – именно забытье, тяжелое, вязкое, наполненное отвратительными образами…

Очнулся от громких звуков. Те исходили от динамиков «прослушки». Женский барак – шум оттуда. Только, странно – на экранах нет изображения. Пусть ночь – но инфракрасная картинка должна быть.

Проклятье! Надо звать техника!

Прислушавшись, понял: в бараке идет борьба. Вдавил кнопку рации:

– Охрана! Что в женском?

Охранники молчали. Это становится интересным. Повторил вопрос. Сквозь писк с запозданием пробился голос Рустама – с одышкой, однако же, невозмутимый:

– В женском бараке бунт.

– Что?!

– Повторяю: бунт в женском бараке. Что делать?

– Да заприте их – и дело с концом!

Рустам откашлялся и сказал:

– Уже заперли. Но несколько статисток ушли.

– Куда ушли?! За периметр?…

– Вроде, нет…

– Так куда они могли уйти, черт возьми?!

– Мы выясняем…

– Давайте, выясняйте быстрее! Оружие не применять – если вдруг уйдут – пусть уходят…

– Понял.

– Что с камерами? Разбили?

– Тряпьем завесили. Утром восстановим картинку – в темноте и бабы покалечить могут…

Павлу хотелось прикрикнуть на Рустама. Но порыв почему-то быстро схлынул. Не стоит без надобности рисковать людьми.

Он больше не смотрел на массовку свысока.

Он начинал ее бояться.

Разговор потихоньку сошел «на нет». Старик начинал дремать. Глядя на него, Артемий тоже принялся зевать. Но что-то заставило насторожиться. Какие-то звуки со стороны маленького окна.

Вначале Артемий подумал – крадется тот самый ночной убийца. Воображение мигом составило неприятную картинку, а рука сама собой полезла под тюфяк – там припрятана половинка швабры, щедрый по нынешним временам подарок Седого.

Но быстро стало ясно: звуки доносятся снаружи. Еще несколько секунд – и они стихли.

«Охранники?» – прикинул Артемий.

Заставил себя лечь. Уснуть в таком напряжении, со скрюченной правой рукой, пальцы которой, наверное, побелели, сжимая палку, непросто. Но человеческие силы небезграничны. Через какое-то время нахлынула дрема, вскоре пришел бы и сон, если бы глаза не распахнулись сами собой. В мозгу завыл сигнал тревоги.

Пропал дежурный красный свет.

Чуть позже в проходе между нарами бесшумно проплыл ломаный черный силуэт.

Еще. И еще.

И один – выплывший с другой стороны – склонился прямо над его лицом, заслоняя остатки жалкого лунного света.

Такого ужаса Артемий не испытывал никогда. Казалось, черная бестелесная тварь обхватила и сжала сердце холодной лапой. Будто на миг он заглянул в самый страшный уголок ада.

Он заорал. Высоким, постыдным криком того, кто потерял всякий человеческий облик.

Силуэт отпрянул.

В ту же секунду неконтролируемый ужас уступил место нормальному страху: кто бы то ни был, он тоже боялся. Сердце, вырвавшись из адской лапы заколотилось, суетливо прогоняя задержавшуюся кровь.

В следующий момент затылок ощутил крепкий удар.

Лежа на полу, под нарами, Артемий равнодушно слушал непонятную возню, грохот, глухие удары, разрозненные крики и возгласы. Некоторые голоса его удивили. Артемий не сразу понял – чем именно.

Они были женские.

Снова крик. Топот. Череда ударов.

Визг. Нет, не визг от страха. Визг ярости. Звериный.

Тьму прорезал ослепительный луч фонаря. Конечно, он больше казался, чем был столь ярким. На некоторое время наступила тишина. А после со стороны двери раздался женский голос.

Жесткий, злой. Неправильный.

– Кто-то из вас насилует и убивает наших сестер. Мы не знаем, кто именно. Но теперь у нас есть оружие. И за каждый подобный случай мы будем забирать одну вашу жизнь. Этого дважды видели у нашего барака. Смотрите…

Фонарь метнулся в сторону и выхватил стоящего на коленях человека. Это Бас. Только ничего в нем не осталось от лихого парня, лагерного следопыта и показного уголовника. Стоя на коленях, он дрожал от страха. Да и кто бы не дрожал, ощутив на затылке холодный пистолетный ствол.

Теперь, хоть и с трудом, можно разглядеть ночных пришельцев. Они вовсе не черные, как казалось во мраке. Такие же полосатые, как и все. Только лица скрыты странными рваными повязками.

И оружие в тонких руках.

Бабы, черт их возьми!

Где они стволы взяли?! Неужто напали на охрану?

Из-под ног безликих визитерш быстро уползал какой-то парень. С трудом: видимо, ему здорово досталось. Напоследок он получил удар по ноге от какой-то барышни с короткоствольным автоматом.

Немыслимо…

– Я хочу, чтобы вы знали, – продолжил тот же голос. – Мы объявляем вам войну. Никакой пощады, никакой жалости. И вот еще что: Хозяин вам не поможет. Надеюсь, вы это уже поняли? Он с удовольствием понаблюдает, как мы грохнем каждого из вас, подонки….

– А не слишком ли много ты на себя берешь, сучка? – крикнул из темноты сиплый голос.

Вместо ответа по ушам ударил гром, а над головой засвистели пули. В глазах зарябило от вспышек.

– Столько достаточно?! – крикнул другой голос – высокий, молодой, задиристый.

Похоже, девкам и впрямь не терпится повоевать…

– Хватит болтовни. Вот вам аргумент. Ведь вы только такие понимаете, да?

Артемий видел, как женские пальцы неумело взвели курок. Это казалось плохой любительской постановкой.

До выстрела.

Фонарик в чьих-то руках подпрыгнул и упал. Но в его свете успели мелькнуть отвратительные брызги и смешанная с пороховыми газами кровяная пыль.

– Запомните это хорошенько, – сказал голос. – Уходим!

Сколько их было – женщин, девушек – Артемий так и не понял. Но отчетливо слышал испуганные всхлипы.

Видимо, нервы были и у нападавших.

Дверь захлопнулась. Грохнул засов.

Значит, они просто вошли через дверь… И никто не смог ничего сделать. Куча мужиков, некоторые из которых весьма круто поставили себя среди себе подобных..

Один такой лежал теперь в лужице собственных мозгов.

Щелкнул выключатель, барак осветился красным.

Статисты молчали. Нельзя сказать, что они были потрясены. Скорее ошеломлены внезапностью и неотвратимостью событий.

Но на тело убитого смотрели спокойно. Казалось, само по себе убийство никого особо не впечатлило. Ведь это не таинственный ночной маньяк – пришелец из темного мира воспаленного воображения. Эта смерть была вполне понятной, объяснимой и обоснованной.

Человек быстро привыкает к смерти. Конечно, к смерти чужой…

Первым к телу на четвереньках подполз Глист. Оглядел остатки головы округлившимися глазами, всхлипнул и отполз обратно.

Урки во главе с Камином наблюдали со стороны. Они выглядели озабоченными.

К телу медленно приблизился Херувим. Опустился на колено, коснулся ладонью месива повыше уха. Поднял над головой потемневшую ладонь. С той звучно шлепнулись на пол вязкие капли.

– Еще один не прошел испытания, – назидательно сказал Херувим. – Теперь-то вы поняли? Демоны пришли – и забрали его душу! Демоны в женском обличье! Разве это не символично? Разве это не есть доказательство, которое ОН ниспослал – чтобы избавить нас от сомнений?!

– Бред, бред… – пробормотал Артемий.

Покосился на Старика. Сидя на нарах, тот озирался с недоумением человека, пропустившего важное событие. Неужели он проспал самое главное? Завидный сон для его возраста!

– Женская природа порочна по сути, – продолжал Херувим, демонстрируя окровавленную ладонь. – И теперь ее сущность освобождена от привычных рамок! Теперь мы совершенно беззащитны – изнутри и снаружи! Так?

Статисты молчали.

– Так… – с трудом произнесли где-то за спиной.

– Нет, не так! – проникновенно заговорил Херувим и тряхнул гривой. – Против силы оружия всегда найдется сила…

Он сделал театральную паузу, ища поддержки во взглядах статистов.

– Духа… – робко сказал кто-то.

– Духа…духа…духа… – словно эхо отозвалось множество голосов.

– Да! – закатывая глаза, крикнул Херувим. – Именно!

Урки развернулись и ушли в темноту. Камин дольше прочих наблюдал за проповедью, но ушел и он.

Артемий бросил взгляд на Старика. Тот, раскрыв рот, наблюдал за говорившим. Казалось, он боится упустить хоть слово. Что тут скажешь – настоящий специалист по потревоженным душам.

А таких здесь сейчас – большинство…

С утра разболелась голова. То ли из-за ночного удара по затылку, то ли из-за нудного бормотания из дальнего угла. Там собрались Достойные. Так они теперь себя называли. Их стихийный главарь, Херувим, не возражал. Более того – тщательно поддерживал эту мысль в своих последователях. Можно было бы потешаться над убогими, да только факт остается фактом: сегодня сборщик податей получил у них от ворот поворот. И это осталось безнаказанным.

Похоже, урки признали в Достойных реальную силу. Или просто прикинулись, что признали. Кто их поймет, этих уродов?

Артемий с шипением потер затылок. Там что-то набухло и теперь неприятно пульсировало. Хорошо, если обошлось без сотрясения.

Ну и ну, ай да девчонки… Как там Аня говорила про этих «сестер»?

При мысли об Ане стало тревожно. Непонятно, что происходит в женском бараке, но явно – ничего утешительного. А теперь вообще – хорошенькое дело – путь туда заказан. Мало того, что единственного знакомого «проводника» грохнули, так еще всех мужиков объявили «вне закона».

Что же это получается – столкнулись две массовки? Два мира с разными полюсами? Что ж, очень похоже. Если в большом «человечнике» мужчины и женщины перемешаны, как в карточной колоде, то здесь – идеальная модель раздельного бытия полов…

Аня… Долгое пребывание среди озлобленных мужиков вызывает острую тоску по женской ласке… Мысли неуместные, но крайне навязчивые…

– Чего такой потерянный? – его несильно толкнули в плечо. Сзади на нары запрыгнул Тощий.

Выглядел он возбужденно, глаза бегали.

– Слышал новость? Бабы кого-то из охраны пришили! – поведал он.

– И что? – равнодушно поинтересовался Артемий.

– Да, ничего…– скиснув, сказал Тощий. – Хреново все.

– Да, это новость, – сказал Артемий. – Я-то думал – как оно? А оно, оказывается хреново…

– Злой ты какой-то, – заметил подошедший Седой. – Может, пора проигранный поступок совершать? Чего бы ты хотел сейчас больше всего? Только честно.

– На волю хочу. Да что толку?

– Э, ты да забыл: хотеть надо что-то реальное, то, чего никак не решишься сделать…

Артемий задумался. Да что там, в самом деле?! И впрямь, надо решаться.

Он встал и направился к двери. Быстрее. Главное – никаких сомнений.

– Что ты задумал? – поинтересовался Седой.

Вместе с Тощим они двинулись следом. В бараке так мало развлечений…

– Поговорю с ним, – недобро сказал Артемий.

– С кем? – спросил Тощий.

– С ним, – повторил Артемий.

Седой и Тощий отстали. Тут не требовалось долгих объяснений.

Артемий тупо остановился перед дверью. Почему-то вспомнился тот психопат, бесцельно бьющийся в дверь. Артемий повернулся и поднял голову.

На него слепо пялилась камера в бронированном каркасе.

– Надо поговорить, – сказал он.

Камера рассматривала его неподвижно и равнодушно. А он смотрел на нее.

Оставалось надеяться, что ОН видит его сейчас в перерыве между своими темными делами…

Так и есть: щелкнули засовы, скрипнула дверь.

– Выходи, – хмуро приказал охранник. – Только не дури. У меня плохое настроение…

Артемий вдруг осознал, как давно уже не видел неба, не дышал свежим воздухом. Трудно представить себе, что где-то идет нормальная жизнь, люди ходят на работу, отдыхают, улыбаются, а женщины не стремятся прикончить тебя при первой же возможности только потому, что ты – из другого барака…

– Давай, шевели ногами, – буркнул охранник, ткнув в спину автоматным стволом.

Пришлось вернуться в сумасшедшую реальность. Снова труба крематория, приземистое главное здание, казенные коридоры.

Дверь.

Стул.

И снова ожидание.

Оптимизма поубавилось. Не было больше желания копаться в ящиках, класть ноги на стол и спать в хозяйском кресле.

Хотелось просто убить.

Глупое желание. Хотя первым порывом, толкнувшим его на эту встречу была именно идея прикончить мерзавца. Наверное, прогулка на свежем воздухе немного вправила мозги.

Ведь это не выход. И скорее всего – равносильно самоубийству. Склонности к суициду Артемий не испытывал, так что требовалось придумать новую цель своего прихода…

Хозяин вошел тихо. Совсем тихо.

Артемий невольно поежился.

Как он изменился! Словно минули не несколько дней, а долгие годы. Причем, не самые лучшие.

Хозяин сдавал. На миг Артемию даже стало стыдно за свои мысли – расправиться с этим несчастным. Но он заставил себя вспомнить все, что пришлось пережить здесь. И жалость исчезла.

Осталась только брезгливость.

– Чего тебе? – спросил Павел.

Артемий поерзал на стуле, соображая. Вопрос выплыл сам собой:

– Что происходит в женском бараке?

– Какое тебе до этого дело? – желчно бросил Павел.

– Там Аня…

– Да, она там, – усмехнулся Павел. – Тебе известны мои условия…

– Ты обещал ее безопасность, – упрямо сказал Артемий. – А там творится черт знает что.

– Она жива. Тебе этого достаточно?

– Жива… И это все?!

– Где Переходящий дорогу?

Артемия посетило чувство полнейшей беспомощности. Словно он разговаривает с роботом, умеющим долдонить одни и те же фразы.

– Где я его здесь возьму? – проговорил Артемий. – Если отпустишь меня и Старика…

– Ты сам веришь в то, о чем говоришь? Тебе прекрасно известно: Переходящий дорогу сам приходит, когда сочтет нужным. Все, что тебе нужно – твои знания. Да и Старика, пожалуй. Сделайте так, чтобы Переходящий пришел.

– Так для этого сюда Старика притащили…

– Я думал, ты умнее.

– Я тоже так думал. Пока не попал в это милое местечко..

– У тебя все?

Артемий помолчал. Разговоры, разговоры… Нет смысла сотрясать воздух.

– Все…

Павел посмотрел тяжелым взглядом и сказал.

– Не тяни время. Скоро заработает крематорий.

7

– Как можно заманить Переходящего? – мрачно произнес Артемий. – Приманки ему насыпать? Подкормить, как рыбу?

– Ну, ты ведь знаком с кое-какими техниками, – сказал Старик. – Я тоже что-то слыхал. Если бы мы знали его природу…

– В том-то и дело, – Артемий сплюнул. – Шаманы вызывают одних духов, ведьмы других, маги третьих. Ни те, ни другие понятия не имеют, с какими силами общаются. А если мы полезем в неизвестность, как слон в посудную лавку…

– Ты прав, Арт. Здесь и без того такой клубок…

– И вообще – я посредник, а не шаман.

– Тоже верно…

Помолчали. Хотелось курить. Странно, Артемий не курил толком, но знал, что в такой ситуации самое время покурить. Стрельнуть сигарету, что ли?

Огляделся. В стороне, сидя на корточках, дымили урки. Переговаривались сквозь зубы. Наверняка замышляют какую-нибудь гнусность. А потом получай за них по башке.

В проходе, уцепившись за грубые стойки, качался на руках Глист. Лицо, и без того не блиставшее интеллектом, теперь просто лучилось идиотизмом.

Этот хотя бы безобидный. Странную тревогу вызывали вон те, усердно зубрящие сверхновый завет своего барачного святого. Достойные… Поверить только: они уже рассылают миссионеров во все концы барака! Вливайтесь в ряды – и спасетесь…

Помешательство становилось все более организованным. Самое время Старику браться за очередное исследование. Здесь же просто рай для психиатра.

Только особой радости и он не испытывает. Хорошо наблюдать за клеткой с крысами. Трудно беспристрастно изучать что-либо изнутри клетки.

Изнутри чертова человечника.

– Я вот что думаю… Мы все равно не знаем правды, – проговорил Старик. – Может, примем мою идею за рабочую теорию? И, исходя из этого, решим, как подманить этого, Переходящего…

– Это про всемирную Массовку? – скривился Артемий. – Как вы это себе представляете?

– Пока не знаю. Надо подумать. Если мы найдем хоть какую-то закономерность поведения, ее проявления в виде того же Переходящего дорогу…

– Закономерность? Вы же сами сказали – Массовка непостижима…

– Сказал. Но разве у нас много вариантов?

Артемий не нашелся, что ответить. Он всего лишь посредник, а не великий теоретик оккультизма. Даже самый темный шаман понимает в этих делах куда больше.

Засунул руку за грубый отворот робы. Амулеты на месте. Интересно, насколько они помогают сейчас? Был бы он вообще жив, если б не сила оберегов?

Удивительно: ему прекрасно известна условность всех этих талисманов. Кому, как не посреднику, знать: большинство из них – просто шарлатанские штучки. Но когда так долго крутишься в этом эфемерном мире, начинаешь верить во многое…

– А давайте посмотрим на это так, – сказал Артемий. – Теория теорией, но ведь массовка существует давно, и раньше в таких экзотических названиях не нуждалась. А звали ее, скажем, миром темных сил. Соответственно, Переходящий – всего лишь тот, в кого вселился какой-нибудь не в меру активный дух…

– Не согласен, – покачал головой Старик. – Темные силы – темными силами. Массовка – это явление совсем другого плана…

– И все же, – упрямо сказал Артемий. – Я могу попытаться поговорить с духами. Знакомый шаман кое-что показывал. В конце-концов, духи могут помочь найти нужного человека.

– Переходящий – не совсем человек. К тому же духи могут и обмануть – разве ты не понимаешь?

– Мы теряем время. Надо пробовать…

Старик не ответил.

Он прав, тысячу раз прав! Но Переходящего надо искать. А выйти за пределы Лагеря могут лишь бестелесные тени предков. Или тех, кто приходит под их видом.

Артемий опустился на пол. Грубые холодные доски – это даже не шкуры в шаманском доме. Так… Где оно… Вот.

Крохотный кожаный мешочек в гирлянде оберегов. Его содержимое, пожалуй, заставило бы напрячься сотрудников наркоконтроля. И, наверное, по делу. Хотя Архип утверждает, что действие этого сероватого порошка направлено вовсе не на получение сомнительного удовольствия. Более того – при его употреблении удовольствие не предусматривается в принципе.

Артемий никогда не прикасался к подобным «спецсредствам». Посреднику не за чем лезть в эти сферы. Достаточно знать, что и как действует. Но ситуация изменилась.

Немного порошка на ладонь…

Огляделся – будто хотел получше запомнить реальность, прежде, чем отправиться в чужие миры. Усмехнулся: наверное, все это глупости. Дело ведь не в порошке – это всего лишь часть антуража. Но было немного тревожно.

– Может, не стоит? – с сомнением произнес Старик.

Артемий глянул на него внизу. И слизнул зелье.

Дрянь редкостная. Мерзость. Такова, наверное, на вкус болотная трясина. Из чего ее только делают? Архип говорил что-то про мухоморы. Остается надеяться, что шутил.

Прислушался к ощущениям. Пока ничего особенного. А чего ждать? Все дело не в порошке, а в ритуале. И не в ритуале даже, а в особом настрое, в умении управлять обострившимися ощущениями… Надо вот так раскачиваться из стороны в сторону и повторять бессмысленные заклинания… Для него бессмысленные, конечно – для шамана слова на мертвом языке имеют совсем другое значение. Но ведь никто не знает толком смысла бесконечно повторяемого буддистами «Ом!»

Артемий раскачивался все сильнее. Нужно войти в транс. Мелькнула запоздалая мысль: не слишком ли странно он выглядит со стороны? Мелькнула и исчезла.

Все вокруг раскачивалось и крутилось в такт движениям. Мелькало возбужденное, искаженное идиотской ухмылкой лицо Глиста. Были еще какие-то лица – удивленные, озабоченные, осуждающие. Все это осталось там, с внешней стороны телесной оболочки… Странное ощущение – ты вроде внутри своего собственного тела, только ощущаешь его как что-то чужеродное, как дикарь, впервые примеривший костюм. Странная ассоциация: откуда ему знать, что чувствуют дикари примеряющие костюмы? А тело действительно, словно чужое. Уже нет ни рук, ни ног. Даже не понятно, продолжает ли он раскачиваться?

Пришлось сделать некоторое усилие. Артемий с удивлением понял, что уже не качается, как голова игрушечного тигра за стеклом машины. Он дико скачет между нарами, издавая нелепые горловые звуки. Но барак уплыл куда-то в сторону, и его место заняло странное тягучее пространство: то это был лес, полный мертвых деревьев, то черная пустыня, то клубящееся рваными облаками небо…

Еще казалось, будто он внутри гигантского миксера, который усердно замешивает куски реальности, время от времени выплевывая остатки разорванных миров. Наверное, где-то здесь надо искать тех, кто поможет найти существо, столь же непонятное, как и эти миры.

– Эй! Кто-нибудь!

Молчание. Не тишина – тупой болезненный звон.

– Есть здесь кто-нибудь? Духи… Духи предков, я пришел просить помощи…

Неуместное чувство неловкости. Словно без спроса приоткрыл дверь в чужую квартиру.

Духи не спешат отзываться. Какое им дело до чужака, таращащегося на чудеса этого мира? Наверное, стоит набраться терпения.

Странный мир. Неприятный. Пустой. Что определяет его, что управляет его атмосферой, его зыбкими красками?

Страх. Страх и пустота. Холод, пришедший на смену всем прочим чувствам.

Равнодушие.

Зачем я здесь? Что я ищу? Неужели можно чего-то хотеть от этих бездушных пространств…

Голоса…

Голоса?

Здесь кто-то есть! Да, да! Чей-то холодный голос, произносящий слова… Совершенно непонятные слова… На каком языке?

– Послушайте меня! Я пришел за помощью!

Смех! И снова голоса… Отвратительные, растянутые словно списанные с приторможенной пальцем платинки…

– Кто вы?

Касание… Его коснулись! Руки? У духов нет рук. Бесплотные щупальца – они не просто касаются тела, они проходят насквозь! Читают чувства, мысли… Как ужасно, когда ты виден насквозь, и понятия не имеешь о тех, кто бесцеремонно разглядывает твою наготу…

– Покажитесь! Я хочу видеть вас!

Смех.

Пауза.

Он увидел.

– Нет!!! Не надо! Уйдите! Прочь!

Страх.

И снова голос.

– Зачем ты здесь, Арт?

– Кто… Кто это?!

– Неужто ты забыл, кто я? Впрочем, неудивительно…

– Архип?! Откуда ты?

– Зря ты проник в мир духов. Не место здесь тебе. Уходи.

– Я ищу Переходящего дорогу…

– Здесь нет его, и не может быть. Не место в мире духов тому, у кого нет души…

– Ты что-то знаешь про него?

– Не больше, чем ты. И духи тебе не помогут. Зря ты разбудил тени предков. Теперь тебе не будет покоя…

– Но как же ты?..

– Это мой путь. Я выбрал его и живу с этим. Уходи.

– Архип!

Тишина…

И снова странный голос… Голос предка?

– Кто ты? Ты… Ты мой предок? Ты… поможешь мне?!

Странное, необъяснимое чувство – полного понимания и ясности, какое бывает лишь во сне. Счастье абсолютного знания…

И снова – мрак, страх и невнятное бормотание. Голоса все громче, все страшнее. Они все ближе, ближе, прикосновения их все ощутимее…

– Не трогайте меня! Нет, нет!

Бессвязные звуки обретают смысл, а мельтешение складывается в размытую, но страшную картину.

Голос.

И искаженная уродливой гримасой морда…

– Прочь! Прочь! А!!!

Отчаянный, из последних сил удар.

Прямо в глупое рябое лицо Глиста.

Острая боль в костяшках пальцев возвращает к реальности.

Тяжело дыша, он сидел на полу и тупо смотрел на свой разбитый кулак. Боль пульсировала, словно сигнал тревоги, кричащий: «Ты вернулся!»

Голова раскалывается. Тошнит. Перед глазами плывут цветные пятна. А главное – не оставляет страх. Страх перед собственной памятью. Что это было? Наркотический бред? Или действительно – мир духов, второй дом шамана?

– Ты как?

Старик. С беспокойством поглядывает на него. Да нет же – не столько на него, сколько вокруг.

– Нормально…

Артемий огляделся. Со всех сторон на него пялилось множество глаз. По соседству скулил и жаловался, потирая разбитую губу, Глист. Тихо перешептывались Седой с Тощим.

А ближе всех стоял Херувим. Артемий встретился с ним взглядом и почувствовал в затылке мерзкий холодок. Херувим отвел взгляд, глаза его остекленели.

– В этого человека вселился демон, – торжественно сказал он. – Вы все свидетели…

Достойные за его спиной с ужасом уставились на Артемия. Он хотел что-то возразить, но слова застряли в пересохшем горле. Реальность вдруг предстала страшней эфемерного мира теней.

– Он уже не спасется… – бросил Херувим и, повернувшись, скрылся в толпе.

Слышать такое неприятно. Словно на лицо поставили дымящееся, воняющее мясом клеймо.

Его подхватили чьи-то руки, бросили на нары. Это оказалось не лишним: свои конечности по-прежнему слушались неохотно.

– Ну, и? – сдержанно спросил Старик.

Подсел ближе. По бокам придерживали Седой с Тощим.

– Что «и»? – нетвердым голосом спросил Артемий.

– Оно того стоило?

Артемий вяло улыбнулся.

– Кто его знает… Там… странно…

– Ага, – весело сказал Тощий. – Все наркоманы так говорят.

– Ты бы поосторожнее с этой дрянью, – заметил Седой. – Я видал всякое, но чтобы так вставляло с одного захода…

– Вы не понимаете… – беспомощно пробормотал Артемий.

– Ну, конечно! – подмигнул ему Тощий. – Куда нам…

Спорить было глупо. Тем более, что надо сказать прямо: опыт провалился. И понимания происходящего не прибавилось.

Если не стало еще меньше.

Тяжелый сон не избавил от усталости. Спать хотелось ужасно, но сердце колотилось, не давая расслабиться. Странное ощущение: совершенно невозможно понять, день сейчас или ночь? Тусклый свет красной лампы смешивается с бледным свечением из маленьких окон, совершенно сбивая с толку.

На соседних нарах беспокойно спал Старик. Артемий неожиданно почувствовал острую жалость. В голове вертелось только одно глупое слово: «Зачем?»

Едва высунулся в коридор, как с двух сторон его сжали двое. Пахнуло немытыми телами, смрадом нечищеных ртов вперемешку с табачной вонью.

Урки.

– Чего вам? – Артемий попытался освободиться.

Страха не было. Только отвращение и презрение.

– Пойдем с нами, – сказал один.

– К бугру, – пояснил другой.

Сопротивляться не было сил, да и не хотелось. Вообще ничего не хотелось.

Тащили не в «элитный» уголок барака, а совсем в другую сторону. Их провожали затравленные взгляды статистов и болезненно-одухотворенные – Достойных.

Камин сидел на краю чьих-то нар. Тюфяк с них сброшен вместе с одеялом, все это тряпье валялось на полу грязным комом.

Из душной темноты под нарами торчала нелепо заломленная рука. Артемий уставился на руку, пытаясь понять – как это удалось ее так скрутить? Эта дикая мысль увлекла его, он забыл о Камине, об урках, даже о том, что рука эта должна принадлежать живому человеку.

Когда-то живому.

– Ну, что скажешь, Арт? – спросил Камин, кивнув на руку.

Артемий перевел взгляд на бугра. Тот выглядел неважно, будто у него тоже были проблемы со сном. Да еще, пожалуй, с алкоголем: он не выпускал из рук коньячной бутылки.

– Что я должен сказать? – Артемий пожал плечами.

– Ну, что там? – прикрикнул Камин на кого-то.

– Шут его знает, – глухо донеслось из-под нар. – Прибили его к полу чем-то.

Теперь понятно, почему тело до сих пор не вытащили. Артемий поймал себя на мысли: сам факт нового убийства его волнует куда меньше, чем вопрос – чем его там приколотили? И, главное, зачем?

Возня под нарами продолжалась. Камин повертел перед носом Артемия мятой бумажкой.

– Стучат на тебя, – сказал он. – Даже малявы пишут. Мол, это ты актера завалил…

– Актера? – почему-то спросил Артемий. – Стоп, а я тут при чем?

Камин внимательно посмотрел на Артемия. Во взгляде улавливалась некоторая растерянность.

Это был уже не тот Камин, что держал в страхе массовку. Что-то изменилось, и теперь, похоже – он изо всех сил старается удержать собственный статус.

Только массовка тоже уже совсем не та…

– Ты, как бы это сказать… слишком выделяешься, что ли, – сказал Камин. – Отделяешься от коллектива. На тебя давно уже косо поглядывают. Лично я не очень-то верил, что это ты по ночам народ валишь. Но после вчерашнего…

Артемий напрягся, вспоминая вчерашний день. Воспоминания были обрывочные. Но и обрывков хватало, чтобы покрыться испариной.

– Слушай, а может, ты и впрямь дьяволу поклоняешься, а? – поинтересовался Камин. – Может, тебе человеческие жертвы нужны? Так ты скажи. Нам как-то беспонтово сидеть и ждать, пока ты нам во сне глотку перегрызешь…

– Вы что, обалдели? – пробормотал Артемий. – Зачем мне это?

– А мне это зачем?! – заорал Камин, вскакивая. – Зачем мне ЭТО?!

Он ткнул толстым пальцем в тело, которое выволакивали из-под нар за ту самую руку.

– По ходу, он не сразу преставился, – задумчиво сказал какой-то бритоголовый, склоняясь над телом. – Он еще долго вылезти оттуда пытался. Вон, аж руку вывернул. Да только бестолку…

Некоторое время молчали, разглядывая тело.

А он фантазер, этот ночной маньяк. Не реализовавшаяся творческая личность, непризнанный гений, мать его. Просто убить человека ему уже неинтересно. Гораздо забавнее зашить рот грубыми нитками и тщательно приколотить к полу гвоздями, предусмотрительно выдернутыми то ли из стен, то ли из тех же досок пола. И опять никто ничего не слышал…

Остекленевший взгляд сверлил потолок. Наверное, бедняга умер от страха, так и не дождавшись более приятной смерти от потери крови…

– Это не я… – тихо сказал Артемий.