Текст книги "Массовка"

– А мне плевать, – зло произнес Камин, ставя бутылку на пол. – Мне нужен порядок в моем браке. И я его наведу, даже, если придется прикончить десяток уродов вроде тебя…

– А с чего это ты решил, что барак твой? – раздался спокойный, немного даже насмешливый голос.

Херувим. Он приблизился к уркам без страха, в окружении своей верной паствы. Глаза Достойных Артемию не понравились. Такой блеск бывает во взглядах тех, кто уже все решил и расставил по полочкам. Таких ни в чем не переубедишь. И такие ничего не бояться.

Ведь они уже обрели бессмертие.

Они избранные.

– А чей же? – оскалился Камин. Глазки его забегали, словно ища какую-то точку опоры.

Со всех сторон потянулись урки, извлекая на свет припрятанное самодельное оружие.

– Это место принадлежит Достойным, – сказал Херувим.

– Ты отвечаешь за свои слова? – вкрадчиво произнес Камин. Казалось, он распаляет сам себя, чтобы преодолеть неуверенность.

– Это не имеет значения, – бросил Херувим. – Отдай нам этого человека.

– Зачем?

– Мы сами учиним над ним суд. Суд Достойных.

В глазах бугра мелькнула мысль.

– Ладно, – сказал он. – Я за справедливость. Если хотите разделаться с ним – давайте. Я не против.

Каков подлец! И сейчас пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Будто по собственной воле отдает жертву, продолжая при том контролировать массовку! Ведь Достойным плевать на формальную власть.

Артемия ухватили под руки и повели прочь.

– И куда направляемся? – поинтересовался Артемий. – Учтите, я здесь ни при чем.

Ему не ответили. Достойные не разговаривают с живыми воплощениями демонов. Теперь Артемий почувствовал настоящее беспокойство.

Павел сидел с закрытыми глазами. Он устал от человеческого уродства. Единственное, что заставляет пялиться на экраны – это все быстрее утекающее время.

Проклятая массовка обманула его. Не он – вершитель судеб этих несчастных.

Все как раз наоборот. Массовка сделала его своими придатком. Функцией поддержания собственной жизнедеятельности. Как поступила та, глобальная Массовка с Переходящим дорогу. Если верить в теории Старика, конечно.

Но если так – стоило ли сопротивляться, что-то доказывать?

Ведь именно сейчас, неожиданно, он почувствовал свою необходимость.

Он нужен этому монстру. Маленькому злому человечнику.

И от этого немного легче…

В дверь постучали. Павел с трудом разлепил воспаленные веки.

Рустам.

– Чего тебе?

– Привезли. Куда его?

– Кого?

– Этого… Константина Сергеевича. Коля его вычислил. Взяли на отдыхе, совсем тихо – охрана, наверное, до сих пор спит…

Потребовалось усилие, чтобы вспомнить, кто такой, этот Константин Сергеевич. С удивлением он понял, что давно уже забыл о своих первоначальных целях. О списке тех, кому предстояло попасть в массовку. Чтобы получить положенную порцию страха.

Этот человек давно заслужил неприятный разговор в Комнате Правды. Совсем недавно даже для Павла он был одним из недостижимых богов-олимпийцев, обладателем власти и силы, которую не купишь за деньги… Точнее – не купишь ее всю, не купишь особый статус, который возвысит тебя над толстосумами и знаменитостями.

Но можно купить благосклонность этой власти. Вот что такое настоящий кредит доверия: проценты по нему выплачиваются регулярно и аккуратно. Не дай бог пропустить платеж – на тебя немедленно обрушится гнев олимпийцев.

А богов на Олимпе так много. И каждому надо платить.

– Так куда его? – повторил Рустам.

– В массовку, – бросил Павел.

Желание общаться с этим человеком прошло. Он не стоил драгоценного времени.

Одна беда: этого точно будут искать. И куда более тщательно, чем прочих.

Времени совсем мало.

Настроение испортилось. Надо же – даже этого верткого лиса вычислили, выдернули из уютной норы. А того, кто больше всех нужен – больше мести, больше разгадки всех тайн, больше самой правды – найти не могут. Ни деньги, ни связи, ни спецы, ни умная электроника…

Наверно, это и есть самое главное наказание сил, что прячутся за Переходящим дорогу.

Лишить одной-единственной, последней встречи…

Подошел к окну, отодвинул полоску жалюзи. Рассвет неприятно колит глаза, словно стремится растворить лучами лагерный мрак.

Длинная корявая тень черной ладонью накрывает лагерь.

Крематорий ждет.

8

С отвратительным скрипом расползлись нары. От этого звука перекашивало лицо и ныли зубы. Достойные действовали слаженно. Не спорили – кому выполнять тяжелую работу, кому сторожить пленника, кому следить за порядком.

Артемий и глазом не успел моргнуть, как посреди барака образовалось обширное свободное пространство. Конечно, за счет тех, кому пришлось потесниться. Простые статисты, так и не примкнувшие к Достойным, не возражали. Боялись. А как не бояться тех, перед кем пасуют и беспощадные отморозки?

Достойные окружили пленника плотным кольцом – кто стоял, кто сидел на нижних нарах, кто на полу. Любопытствующие из числа прочих глазели из-за спин и с верхних полок. Артемий заметил наверху Седого и Тощего. Те с любопытством следили за происходящим. Вступиться за приятеля они так и не рискнули. Уркаганов во главе с Камином видно не было. Зато по полу, между нарочито серьезными Достойными ловко пролез Глист. Он возбужденно хмыкал, скалился, разглядывая толпу. Похоже, за последнее время у него еще больше сдвинулась крыша… Оглянулся, заметил неодобрительные взгляды, попятился. И пристроился где-то вне поля зрения.

Интересно, а где Старик?

Происходящее казалось полнейшим идиотизмом. Кто эти люди, что держат его, смотрят серьезно, осуждающе, даже с жалостью? По какому праву его судят? И вообще, кому нужен этот бредовый фарс, суть которого не поняли бы там, за барачными стенами.

Правда в том, что коридор событий вел даже не в тупик. Он вел в зловонную пропасть.

Тихонько свистнула над головой камера.

В центр круга медленно вышел Херувим. Нет, не просто медленно – величественно. Артемий смотрел на этого длинноволосого парня со страхом и удивлением.

Как вышло, что невзрачный юноша за считанные дни превратился из блеклого статиста в мессию? В чем тут дело? В природной харизме, в случайности? Или, все-таки, прав Старик: это – Массовка, тупое коллективное бессознательное, выбирает ни о чем не подозревающих людей своими вездесущими щупальцами? И чем тогда Херувим отличается от того же Переходящего дорогу?..

Из оцепенения Артемия вырвал хорошо поставленный голос:

– Слушайте, все! Я обращаюсь к тем, кто уже избран для спасения из ниспосланной нам череды испытаний. А так же к тем, кто еще не определился с самым главным для себя выбором. Вы еще можете исправить собственные ошибки и принять верную сторону. Но на вашем пути уже притаись злобные силы мрака. Рядом с нами, совсем близко есть некто, кто желает пресечь наш путь, столкнуть с нас с единственно верной дороги и отправить прямиком в преисподнюю. Вы видите его каждый день, дышите с ним одним воздухом и не подозреваете, какую участь приготовил он для каждого. Любой может услышать рядом его смрадное дыхание – дыхание тьмы и смерти. Мы долго ждали в страхе и нерешительности, и жизнь наша превратилась в череду ночей, наполненных кошмарами, и беспокойных дней между ними…

Статисты слушали Херувима, раскрыв рты. Артемий прекрасно понимал, что тот несет полнейшую ахинею. Но речь была наполнена такой убежденностью, такой силой, что хотелось без оглядки идти вслед за этим странным человеком и верить всему, что произнесут его уста, которыми, наверняка, вещают высшие силы…

– И вот он перед нами. Тот, кого не останавливает ни совесть, ни страх наказания. Хозяин, что милостиво ниспослал нам тяжелые испытания, ждет от нас правильного решения. Он не вмешивается в нашу жизнь, и нам кажется, он не требует от нас ничего – знай только, существуй, да еще – получай свои деньги. Но Достойные осознали: Хозяин ждет. Ждет, что мы совершим поступок. Что мы преодолеем страх, неуверенность – и сможем найти в себе силы справиться с тьмой. И сейчас мы должны сделать первый шаг…

Херувим ткнул пальцем в Артемия.

– Вы должны признать этого человека виновным во всех совершенных им злодеяниях…

– Мы? – неуверенно спросил кто-то.

– Да, да! – горячо произнес Херувим, и его маленькие кулаки сжались. – массовка должна все решать вместе, понимаете ли вы это? Мы – одно целое!

– А как же Достойные? – поинтересовался сверху Седой.

– Мы избраны, чтобы нести истину всем остальным, – невозмутимо сказал Херувим. – И мы ждем от вас правильного решения. Этот человек – убийца, посланник зла, уничтожающий нас изнутри. И он должен умереть…

Статисты одобрительно зашумели. Похоже, их не требовалось долго убеждать.

Сердце Артемия отчаянно колотилось. Это чувство затравленного зверя за мгновения до расправы. Пальцы охраняющих его Достойных крепче вцепилась плечи.

Хотелось протестовать, убеждать, кричать. Но мысли путались, слова отказывались выстраиваться в членораздельные фразы. Паника охватила сознание, разметав в клочья здравомыслие и рассудительность.

За спинами Достойных раздался слабый голос, что с трудом пробивался сквозь возбужденные выкрики:

– Стойте! Немедленно прекратите! Это все неправильно! Так не должно быть!

Херувим досадливо обернулся на голос.

Внутрь круга, расталкивая полосатые фигуры, пробрался Старик. Артемию было не до сантиментов, но сейчас он, пожалуй, испытал благодарность к этому человеку.

– Что – «неправильно»? – поинтересовался Херувим, упершись в Старика холодным взглядом.

– Если это суд, в законности которого я, вообще, сомневаюсь, то пусть его проведут, хотя бы, по правилам!

– По правилам? – несколько растерявшись, повторил Херувим.

– У подсудимого должен быть защитник, – пояснил Старик. – Я готов им стать, если никто не возражает. Должны быть обвинитель, свидетели и судья…

– Судьями будет люди, – Херувим театрально обвел руками присутствующих.

Массовка разразилась одобрительными криками.

Артемий почувствовал некоторое послабление со стороны душащих лап страха. Мысль прояснилась, сердце стало биться спокойней.

По крайней мере, теперь он не один.

– Тогда, получается, что обвинитель – я, – усмехнулся Херувим. – Что ж, я готов принять эту роль.

Он оглядел своих сторонников и поднял глаза на статистов, глазеющих со второго уровня. Пожалуй, он обращался именно к ним – ему не нужно было ничего доказывать тем, кто называли себя Достойными.

– Господа присяжные, – заговорил Херувим, и в голосе его не было ни капли иронии. – Я уже изложил суть своего обвинения, а потому не считаю нужным повторяться. Впрочем, я могу представить вам свидетельство виновности подсудимого. Вот эта записка…

Он потряс над головой измятой бумажкой.

– Я протестую! – спокойно сказал Старик, близоруко вглядываясь в лица статистов. Он заложил руки за спину и прошелся по грубым скрипучим доскам. – Какая-то записка не может являться доказательством при обвинении в убийстве…

– А я видел, как он ночами шастает! – нахмурившись, сказал один из Достойных.

– И я! – крикнул кто-то с верхних нар. – Чуть под себя со страху не наделал, когда он мимо крался…

– Вы хотели свидетелей? – развел руками Херувим. Он бледно улыбался.

Статисты зашумели, обмениваясь воспоминаниями и соображениями. Старик нетерпеливо поморщился и помахал над головой руками:

– Нет, нет, погодите! Кто-нибудь видел, как он убивал?

– А кто, если не он? – желчно сказал староста барака. Он не принадлежал к Достойным, но стоял в переднем ряду. – Говорят же – видели, как он ночами бродит. И все свидетели – он средь бела дня Сатану вызывал…

– Именно! – подхватил Херувим. – Подсудимый – на стороне тьмы, и как ему обойтись при этом без человеческих жертв, как?!

– Да что вы знаете об этом?! – Старик сердито засопел и, насупившись, оглядел присутствующих. – Вы несете полнейшую околесицу, ерунду городите!

– Это не аргумент, – парировал Херувим. – То, что вы называете ерундой, мы считаем вызовом силам света. А то, что вы сердитесь – признаком того, что вам нечего сказать в оправдание преступника…

– Преступником его еще не признали! – отрезал Старик. – У меня тоже есть свидетели!

Он принялся нервно озираться, пока его взгляд не наткнулся на Тощего вместе с Седым.

– Вот вы! Вы! – крикнул Старик, размахивая руками. – Будьте моими свидетелями! Ведь вы знаете, что Арт, ни при чем?

Статисты уставились на «свидетелей защиты» Тощий попятился, делая вид, будто не понимает, что обращаются к нему. Седой придержал приятеля и сказал неохотно:

– А откуда мы можем что знать? Мы ночами никого не караулим. Да, мы не видели, как Арт кого-то мочит. Но отвечать ни за кого не возьмемся…

– Как… – пробормотал Старик. – Вы что же, не вступитесь за него?

– Это массовка, папаша! – крикнул Тощий. – Тут от кого угодно сюрпризов жди!

Артемий со странным чувством смотрел на приятелей. Почему его так легко предали? Неужто они действительно верят, что он – убийца? Или так говорят из страха перед новой силой – чтобы заранее показать свою лояльность? Все это непонятно и отвратительно. Отвратительно непонятно.

– Ну, что, защита закончила свое выступление? – поинтересовался Херувим.

– Нет, – резко сказал Старик. – Я призываю в свидетели… Хозяина!

Шум в бараке смолк. Старик задрал голову, и камера под потолком с тихим электрическим звуком повернулась к нему. Херувим замер в неподвижности. Лицо его потеряло всякое выражение, веки прикрыли глаза – казалось, он готов принять любой ход событий.

Замерли и остальные. Словно на видео нажали кнопку «пауза».

Артемий обводил барак пустым взглядом, тщетно пытаясь понять, что именно видит. То ли на миг прекратилась кошмарная постановка, наступил антракт в кровавой пьесе, и актеры решили передохнуть, ненадолго став нормальными людьми. То ли чудовище, слепленное из статистов, вдруг распалось на составные элементы, и люди, выпав из навязанных им ролей, снова ощутили себя самими собой.

Но понятно и то, что пауза не протянется долго.

– Э… Запамятовал, как вас… Буду обращаться к вам «Хозяин», – проговорил Старик. Плохо выбритый подбородок задрался к потолку, под дряблой кожей вверх-вниз, болезненно гулял кадык. – Неужели вы останетесь безучастны? Ведь вам известна истина! Прошу вас – остановите безумие… Я знаю – по какой-то причине вы решили не вмешиваться в творящееся здесь… Но ведь Артемий нужен вам! Да, да – он нужен вам, чтобы найти… сами знаете кого… Если вам плевать на его жизнь, вспомните, хотя бы о своих собственных интересах…

Старик говорил еще некоторое время. Он убеждал, умолял, угрожал… Артемий же тупо повторял про себя одну въедливую фразу:

«Коридор… Проклятый коридор..,»

Старика оборвали крик и ругань со стороны входа. Все повернулись на шум. Через несколько секунд в центр живого круга, отдуваясь пролез голый по пояс, потный уркаган. В образовавшемся просвете между Достойными Артемий увидел Камина. Тот выглядел озадаченным. Заметив Артемия, сразу отвел взгляд.

А полуголый с глухим звуком поставил на пол металлическое ведро с наброшенной на него тряпкой.

– Что, развлекаетесь?! – зло крикнул он. – А я, смотрите-ка, что в уголке нашел!

Тряпка полетела в сторону. По бараку пронесся множественный сдавленный возглас.

Из ведра выкатившимися глазами пялилась человеческая голова. Зрачки неестественно смотрели в разные стороны, и оттого зрелище становилось еще ужаснее. Артемий с трудом узнал в этом искаженном лице того, кого тайком называли бывшим одноклассником Хозяина. Голова выступала из какой-то бурой жижи. В бесформенных кусках чего-то страшного Артемий разглядел человеческие пальцы.

Кого-то на верхних полках вырвало прямо на стоящих снизу. По толпе разнесся недобрый вой.

– Кончай балаган, – замогильно проговорил один из Достойных. – Все тут ясно…

– Мочить его надо, да и дело с концом, – отрывисто бросил кто-то.

Никто не спорил. Аргументы Старика иссякли. Он пытался подойти к Артемию, но пара Достойных оттеснила его.

– Так что будем делать с ним, массовка? – крикнул Херувим. – Каков ваш приговор – жизнь или…

– Смерть… Смерть… – словно эхо разнеслось по бараку.

Где-то в поле зрения мелькнула корявая заточка из куска лопаты. У кого-то в руках закрутился крепкий и тонкий шнур…

В один миг Артемий перестал ощущать руки и ноги. Словно мозг отключили от тела. Появись сейчас возможность для бегства, он вряд ли смог бы приказать себе: «Встань и беги!»

Что может быть страшнее озлобленной на тебя толпы?

Спорить можно с одним человеком. Можно с двумя, тремя…

Невозможно спорить с безмозглой прожорливой амебой.

Человечником.

Массовкой.

Закрыв глаза, тяжело дыша, Артемий разразился немым воплем:

«Ну, и где же вы, заботливые духи предков?! Кого я задабривал, во имя кого таскал все эти амулеты, обереги и прочий хлам?! Ради чего всю жизнь посвятил силам, которые, оказывается, плевать на меня хотят?! Где ты, чертов Переходящий дорогу?! Почему же ты не предлагаешь сделку мне, тому кто ищет тебя, как никто другой?! Тебе не нужен такой должник?! Это потому, что у меня нет миллиардов?! Так пропади ты пропадом вместе с той тварью, которой служишь…»

И тут отключили свет. Дальнейшее так и отпечаталось в памяти – в скупой кроваво-красной подсветке аварийного светильника.

…Его грубо ухватили за руки, за робу, за волосы и молча поволокли куда-то. И его прорвало:

– Отпустите! Отпустите меня! Я ни причем, правда! Ну, чем мне поклясться, чем?!

Он чувствовал, как теряет человеческий облик. Так, наверное, и превращаются в трусливое животное.

Если бы он стоял на эшафоте, в кружевной батистовой рубашке, или привязанный к столбу над стопкой тлеющих дров, то, наверное, нашел бы в себе силы сказать что-нибудь красивое, улыбнуться, сострить на прощанье…

Но его тащили в сторону параши, чтобы после, без лишних проблем смыть кровь с гладкого кафеля. И это – слишком отвратительно, чтобы не быть правдой…

Словно в насмешку мелькнула за окошком труба мертвого крематория. Он даже не дождался этого кошмарного садистского пафоса! Его собираются просто стереть – как дерьмо, прилипшее к унитазу…

Артемий кричал и метался – но все бесполезно. Время растянулось, как резиновый жгут, чтобы после сократиться в одно мгновение смерти….

Что-то произошло.

Показалось, что это выстрелы.

Его по-прежнему крепко держали, но движение прекратилось. Артемий завертел головой, пытаясь вернуть ощущение реальности.

Его убийцы в нерешительности уставились в сторону двери. Артемий бросил ошалелый взгляд туда же.

Дверь открыта. Там женщины. Хотя язык не поворачивался назвать так этих напряженных полосатых существ. Стволы в их руках хаотично метались, обшаривая барак. Нет сомнения: сейчас начнется пальба.

– Сегодня пропала еще одна наша сестра, – сказала высокая крепкая женщина – надо полагать, командирша. Этот голос Артемий уже слышал – в тот кровавый ночной визит, когда не повезло Басу. – Мы пришли за жизнью одного из ваших…

Под прикрытием «сестер» командирша двинулась в проход между нарами, выцеливая добычу здоровенным пистолетом с лазерным прицелом под стволом. Тонкий лучик прыгал по опустевшим нарам: умудренные специфическим опытом статисты скопом откатились в противоположный конец барака.

Луч пробежал пот полу прохода и уперся в лоб Артемия. Державшие его Достойные вдруг с силой толкнули приговоренного вперед.

Это было странное освобождение: Артемий смотрел в черную дыру ствола и, вроде бы, даже ощущал тепло лазерного пятнышка на лице. Забавно – это принесло некоторое облегчение: все-таки, получить пулю в лоб несколько эстетичнее, чем быть одновременно задушенным и зарезанным у параши…

– Я вижу, ты улыбаешься? – произнесла командирша, продолжая целиться. – Тебе смешно?

– Да уж, чего тут смешного, – сказал Артемий.

И понял, что скалится во весь рот. Наверное, так сходят с ума…

– Давайте, вы сделаете это там, на воздухе, – сказал Артемий. – А то опять забрызгаете все мозгами, ребятам потом убирать…

Командирша с интересом разглядывала Артемия. Он же умолял небеса побыстрее разобраться с его вопросом. Последние полчаса тянулись слишком долго. Ожидание смерти успело утомить.

– Ладно, – сказала, наконец, командирша. – Идем…

Артемий направился к выходу, сопровождаемый подозрительными взглядами и короткими тычками стволов.

Перешагнув порог, равнодушно отметил: темно. Значит, вечер. Или ночь. Или раннее утро. Какая разница?

Недоуменно поискал глазами охрану или хотя бы тело охранника, что тоже было бы логично. Ничего. Похоже, этот визит стал возможен с молчаливого попустительства Хозяина. Иначе трудно объяснить…

Еще пронеслась в голове мысль: он все еще жив. Кому стоило воздавать благодарность? Духам предков? Абстрактным небесам? Господу Богу? И вообще, не спешит ли он с благодарностями?

Осторожно оглянулся: не собираются ли его пришить прямо здесь – следуя его же нелепой просьбе? Однако, похоже, его действительно передумали убивать. Во всяком случае – немедленно.

– Куда мы идем? – полюбопытствовал Артемий, за что немедленно получил толчок прикладом в позвоночник.

Вопрос был глупый. Тащили его, надо полагать, в штаб-квартиру этих любительниц пострелять. То есть, в женский барак.

«Аня!» – пронеслось в голове.

– А ну, стой, – сказала вдруг командирша.

Артемий увидел, как мелькнуло перед глазами темное зазубренное лезвие, и решил было, что его сейчас разделают, как того бедолагу из ведерка. Однако нож распорол только рукав робы. И на глаза легла неудобная, тугая повязка.

Идти стало труднее, несмотря на то, что его держали под руки. То и дело спотыкался, одни раз даже зацепился за проволоку, ощутив болезненный электрический разряд. Непроизвольно вскрикнул, за что снова получил прикладом.

Если не считать этих мелочей – жизнь налаживалась. Потому как он, собственно, все еще был жив.

Заставили пригнуться, встать на колени… В барак, очевидно, проникают не через дверь. Скорее всего – через пролом в боковой стене…

Сняли повязку.

Артемий поморгал, привыкая к свету. Отчего-то ночью здесь нормальное освещение. И камеры… Камеры плотно замотаны тряпками.

Надо же… А у них просто Дикий Запад. Вольница. Особенно, если ко всему прочему добавить оружие.

Артемий почувствовал себя несколько неуютно. Неудивительно: на него молча таращилось множество глаз. И не просто глаз – обильно подведенных косметикой, хлопающих неправдоподобно длинными ресницами…

Бабы…

Черт… Давно он не видел столько женщин. Мигеры со стволами не в счет. Нельзя сказать, что такое обилие представительниц противоположного пола взывало восторг. Ведь смотрели на него… как-то странно.

Как на кусок мяса.

По коже пробежали мурашки.

– Артемий… Ты?!

В его сторону бросилась худенькая фигурка. Но тут же была остановлена теми самыми вооруженными мигерами.

– Стой! Знаешь его?

Девушка принялась что-то тихо объяснять «сестрам».

Артемий же внутренне ликовал: жив не только он – Аня! А, значит, его коридор событий не заканчивается холодной сырой ямой…

Однако, радость быстро растворилась: Аню схватили под руки и утащили в другой конец барака. Она что-то кричала, плакала, но, похоже, «сестры» не особо церемонились с теми, кто был слабее.

– Вперед! – сказала командирша.

Тут Артемия посетило «дежа вю».

Сейчас его приведут на маленький островок свободного места – и учинят над ним суд. Снова. И, конечно, в итоге прикончат…

Эта мысль почему-то вызвала у него приступ смеха – почти истерического.

Женщины смотрели на него с опаской, даже со страхом. А он продолжал смеяться. Пока его не подвели к каким-то нарам. Те, конечно же, стояли по-особенному, не так, как прочие. И белье на них было чистенькое, с цветочками.

И сидела на этих цветочках, поджав под себя ноги, особенная девушка.

Просто поразительной красоты. Она с интересом разглядывала пленника.

Артемия стволом подтолкнули вперед.

– Вот, Катрин, как просила. Этот сам вызвался…

Катрин. Вот она, значит, какая – та, что наводит страх на всю женскую половину массовки…

И что значит – «сам вызвался»?

– Молодцы, девочки, – сочным голосом сказала Катрин. – Можете отдыхать.

Конвой тихонько растворился за спиной.

– А вы не боитесь, что я сбегу, Катрин? – поинтересовался Артемий, осторожно поглядывая по сторонам.

– Убежишь? – удивленно произнесла Катрин. – От меня? Я не в твоем вкусе?

Это был удар. Причем ниже пояса.

Артемий почувствовал легкое головокружение. Слишком многое пришлось сегодня пережить. Если его действительно притащили сюда для сексуальных утех изголодавшихся барышень…

В воображении пронеслись десятки и десятки пар сверкающих глаз.

– Присядь, расслабься, – усмехнулась Катрин. – Я пошутила.

Ни в чем больше не уверенный, Артемий присел на краешек цветастого покрывала.

– Меня взяли как заложника? – поинтересовался он.

– Много чести, – сказала Катрин, разглядывая его из-под полуопущенных век. – Если бы ты был кому-то нужен, и от твоей жизни что-то зависело, а так…

– Что – «так»?

– Ты просто экземпляр. Особь противоположного пола.

– Для опытов, что ли?

Взгляд Катрин вспыхнул, тело напряглось, чуть дернулась мышца на щеке. Но тут же лицо смягчилось, и красивые губы равнодушно бросили:

– Какой весельчак, только посмотрите на него! Ты знаешь, что я могу приказать убить тебя?

– Догадываюсь…

– И я не буду жалеть о своем решении. Слишком много от вас зла…

Артемия тянуло съязвить по поводу феминизма и женской неудовлетворенности, но он прикусил язык. Любое везение имело свой предел, судьбу лишний раз испытывать не стоит.

– Можешь считать, что казнь отсрочена, – сказала Катрин. – Но наши слова в силе: за жизнь нашей сестры мы берем жизнь мужчины. Так что свою жизнь тебе придется заработать. Считай, тебе повезло…

– Я что же, в рабство попал?

– Называй как хочешь. Займешься хозяйством. Сестры скажут тебе, что делать.

Захотелось расхохотаться во весь голос. Не потому, что смешно, а от нелепости происходящего. Он давно убеждал себя воспринимать все философски, отстраненно, но философия получалась комичная: он избежал гибели на туалетном кафеле, и взамен будет этот кафель драить…

– Я бы хотел встретиться со своей подругой, – сказал Артемий. – Она здесь же, в этом бараке…

– Ты забываешься, животное! – вдруг закричала Катрин. – Пошел вон! И знай свое место!

Получив приличный удар ногой, Артемий очутился на полу. Недоуменно смотрел на Катрин – побледневшую от ярости, мигом превратившуюся из красавицы в разъяренную кошку.

А что такого он сказал?

Долго размышлять не пришлось. Крепенькие девчушки в полосатых робах пинками и затрещинами заставили его подняться. Он ловил на себе неприятные взгляды: какая-то насмешливая, игривая жестокость…

К концу следующего дня он понял, что заточение под властью женщин не сулит ничего хорошего. Хоть и выглядел этот барак получше, хоть и обитали здесь чистенькие, хорошо пахнущие девчонки, атмосфера была гаденькая.

Такого массированного унижения еще не довелось испытывать. Казалось, дамы наслаждаются зрелищем того, как пленник ползает по полу с тряпкой, размазывая грязь (швабры намеренно не дали). Мало, какая отказывала себе в удовольствии задеть его, легонько пнуть, отвесить язвительное замечание.

И все же, в глазах некоторых он видел испуг и жалость. Только вот, заметив внимание к себе, эти «жалостивые» мигом переключались, и Артемию могло достаться еще сильнее.

Ему припоминали все случаи, что имели место в бараке, всех пропавших и замученных. Распаляясь, ему приписывали и неудачи в личной жизни. Абстрактная фраза «все мужики – козлы» теперь персонифицировалась в Артемии, и он стал ощущать себя огромным вонючим стадом.

Это не переносилось бы так тяжело, если бы он мог видеть Аню. Но ее, наверное, нарочно спрятали. Ничего, во всяком случае, она жива…

Когда под пристальным вниманием смешной веснусчатой девчонки с автоматом Артемий направлялся сменить воду в ведре, наперерез вышла знакомая командирша. Смотрела насуплено, зло и некоторое время молчала, пока Артмий неуверенно топтался на месте. И вдруг, совершенно неожиданно толкнула обеими руками в грудь.

Артемия качнуло, он оступился и грохнулся на пол, эффектно вылив на себя полведра вонючей грязной воды.

Массовка захихикала. Артемий растерянно сидел в луже, не понимая, что происходит. Впрочем, ничего особенного и не происходило. Командирша отфутболила в сторону опустевшее ведро, переступила через лужу и удалилась.

Этот акт агрессии остался необъясненным. Наверное, никакого смысла в нем и не было – так, чтобы пленнику жизнь малиной не казалась. Артемий устало размазывал тряпкой грязную жижу, ощущая, как по телу бегут мерзкие струйки.

Похоже, в женской части массовки жизнь не намного веселее, чем в мужской. Какие-то непонятные пока подводные камни, тараканы по углам и специфические бабские приколы. Того гляди, через некоторое время не узнать будет и Аню… Хотя, если честно – что он вообще про нее знает? Разве только – что свели их не то хитроумный шаман, не то непознанная стихия коридора событий, не то самый банальный случай…

– Ты, я вижу, уже освоился? – донеслось до него. – Как настроение?

Не нужно было вставать с колен и разгибаться, чтобы понять: это Катрин. Тем не менее, встать пришлось: мало ли, что на уме у предводительницы крутых «сестер»?

– Пойдем, – приказала Катрин и, повернувшись, пошла по коридору между нарами.

Артемий послушно поплелся следом, решив, что его дело телячье. Да еще заметив, как ладно движется фигура Катрин – этого не могла скрыть даже грубая полосатая роба. Или девки умудрились ее как-то перекроить под фигуру?

Совершенно дурацкие мысли. А какие еще могут быть, когда после длительного лицезрения небритых морд видишь перед собой такие аппетитные формы? Даже попытки одернуть себя ни к чему не вели. Массовка не способствовала сохранению высокого морального облика.

Погруженный в туманные мысли Артемий чуть не налетел головой на массивную балку.

Какой-то темный закуток. Соображалось туго, Артемий просто озирался по сторонам, ожидая дальнейших распоряжений.

Качнуло в сторону, и он уперся спиной в нетесаные доски. Тонкие руки, как змеи проползли по груди и метнулись на плечи. Пальцы коснулись шеи, а в следующий миг к телу жадно прильнуло горячее, гибкое, страстное…

В глазах потемнело. Идиотский голос в голове расхаживал перед скучающей аудиторией и мерно вещал: «Этого и следовало ожидать, господа хорошие. М-да… Как известно легендарные Амазонки, противопоставившие себя мужчинам, отличались скверным нравом и плохими манерами… И все же не могли обойтись без мужского внимания. И время от времени, они…»

– Ну, что же ты? – каким-то новым голосом прошептала Катрин.

Артемий поймал себя на том, что смотрит на нее совершенно обезумевшим взглядом. В то время, как лицо этой «амазонки» лучилось покорностью и желанием. Щеки ее горят нетерпеливым румянцем… Черт, как он может видеть все это?! Здесь же темно, как у негра в…