Текст книги "Массовка"

3

Вернуться в нормальную жизнь…

Как это трудно. Но еще труднее – создать вокруг себя иллюзию нормальной жизни. Это так непросто, когда ты – бог. Пусть не тот Бог-творец, имя которого пишется с большой буквы, но вполне полноценное божество, принимающее молитвы, подпитываемое кровью жертв…

Как вести себя на совете директоров, принимать делегации, вести переговоры? Заставить всех падать ниц, целовать ноги, устраивать ритуальные игрища в свою честь?

Павел тихо смеялся таким мыслям: нет, право же, главное – не сорваться, не смешать два совершенно несопоставимых мира. К сожалению, его скрытый мир требует постоянной подпитки из мира материального. И это повод вновь обратиться к бизнесу.

Возвращение к делам… Даже не верится, что можно до такой степени запустить бизнес. Конечно – болезнь, близость смерти и все такое… Но – убытки, убытки! Стоило убрать руку с пульса, как дела заколотило, словно в лихорадке, и теперь перед глазами – панические отчеты заместителей, путаные трусливые письма руководителей разных уровней. Хаос, разброд, страх за собственные шкуры. А тут еще и кризис…

Все вода. Проходили и не такие испытания. Конечно, есть сложности. Например с неким крутым покровителем, которого не стало. Пожалуй, не стоит никому говорить о его бесславном конце в деревянном бараке от рук безумцев. Не видать ему роскошных похорон и орденов на шелковых подушечках. Потому как он давно стал никому не нужным прахом.

И теперь пора налаживать новые связи.

С лица не сползала довольная улыбка: как это захватывает – налаживать связи, организовывать процессы, запускать проекты. Если подумать – он уже давно в некотором смысле полубог. И сейчас его положение лишь чудесным образом упрочилось, обрастая мистическим ореолом, таинственной животворной силой…

Внизу ждет машина. Рустам нервно оглядывает окрестности, переговариваясь по рации с сотрудниками охраны. Босс давненько не выезжал отсюда, так что это – в некотором роде событие.

Павел смотрел вниз через окно Комнаты правды: он соскребал побелку со стекла, жадно глядя вовне. Словно стремясь сожрать внешний мир изголодавшимся взглядом…

Настроение прекрасное. Хочется в бой.

– Чувствуешь себя победителем?

Павел обернулся. Кого-кого, а такого гостя он даже не мечтал здесь увидеть. Видимо, что-то и впрямь меняется, раз сюда пожаловал его мучитель – собственной персоной.

– Я уж и не надеялся… – Павел развел руками.

Оба улыбались друг другу, понимая: ни капли искренности нет в этих улыбках.

Чувства Павла просты и прозрачны: ненависть и злое торжество. Он, все-таки жив, в жизни его появился смысл, подпитываемый темной силой поклонения безумцев. Может, такая жизнь и отвратительна – но она лучше смерти и, тем более – жизни в шкуре вечного Должника.

Что ощущает Переходящий дорогу – тайна. Он всегда улыбается. И это приводит в бешенство. Но Павел не переставал твердить себе: за невзрачным человеком в поношенном плаще – сила. Та, что способна расплющить человека в пыль.

– Ты жив, бодр и, как посмотрю, довольно весел, – сказал Переходящий , обходя комнату, рассматривая замазанные побелкой окна. – И затеи у тебя презабавные. Даже лагерь развлечений построил. Ты на редкость здоровый и веселый человек…

Переходящий говорил серьезно, кивая в такт словам. Павла же перекашивало, кулаки невольно сжимались…

– Чего тебе надо? – сухо спросил он.

Переходящий замер, с удивлением посмотрел на Павла.

– Мне надо? – проговорил он. – По-моему, это ты так упорно искал встречи. Давал поручения, привлекал людей. Или я не прав?

Павел сжал зубы.

Переходящий знает свое дело: всегда являться ни к месту. И не нужен он именно сейчас, когда настроение бывшего приговоренного, пришло в норму, когда ждет его элита бизнеса и политики, призванная вытащить тонущую империю из пропасти…

– Ты всегда прав, Переходящий… – произнес Павел.

– Надеюсь, ты это искреннее, – усмехнулся Переходящий дорогу. – Ладно, не злись. Я признаю: ты действительно удивил меня. И смог несколько… хм… перехитрить судьбу.

Переходящий хихикнул. Это крайне не понравилось Павлу.

– Я что же, все равно умру? – спросил он.

– Все мы умрем, – сказал гость. – Но как раз ты можешь обмануть статистику. И уже понял – как…

Он снова хихикнул. Подошел к креслу, уселся. Сложил на груди руки и, не переставая скалиться, уставился на Павла.

– Здорово, что ты рад за меня, – процедил Павел.

– Честно говоря, мне совершенно наплевать, – сказал Переходящий дорогу. – Вас, лишних, слишком много, чтобы переживать за каждого. Кстати – поздравляю, вместо тебя умрет другой.

– Спасибо, – спокойно ответил Павел.

– Твой приятель, Артемий.

– Вот как? Вы виделись?

– Представь – он все-таки нашел меня. Или я его, хе-хе… Кстати, ты теперь должен ему денег, верно? А вместо этого решил убить – ведь парень слишком много знает, а? Ты снова должник, Павел! И у тебя не много времени, чтобы вернуть долг.

Переходящий издевался. Павел взял себя в руки и теперь снова казался равнодушным.

– Если ты обещаешь, что он умрет – долг снимается сам собой…

Переходящий подался вперед и медленно поводил перед собой сухим длинным пальцем:

– Э, нет! Долг никогда не снимается! Долг можно только простить. Или перевести на другого – ты это знаешь.

В кармане тихо разрывался мобильник: наверное, референты сходили с ума, страшась срыва встречи. Павел лишь стиснул зубы, посмотрел на долгожданного и ненавистного гостя.

– Да, ты стал очень нужным человеком, – задумчиво сказал Переходящий. – Рад за тебя. Честно. Только вот, по правде, не захотел бы поменяться с тобой местами…

– Это почему же? Ты такое же чудовище, как и я. Даже хуже…

– Э, нет. Может, я и чудовище, но я – свободное чудовище. Ты понимаешь, о чем я?

– Не вполне…

– Скоро поймешь. Что ж, рад был повидаться. Езжай – тебя заждались. Может, еще свидимся…

Павел не ответил. Он повернулся – и быстро вышел, оставив Переходящего за спиной.

За бронированным стеклом проплывают знакомые улицы. Плывут быстро – несмотря на чудовищную пробку, замершую справа. Лимузин несется по разделительной полосе, не брезгуя и встречной.

Ему можно.

Многое можно. Очень многое. Такое, что недоступно простым смертным. И это – не фигуральное выражение.

Павел немного нервничал. Первый боевой настрой как-то незаметно прошел, уступив место беспокойству. Павел пытался разобраться: что именно заставляет сердце биться неровно, от чего путаются мысли? Прогонял в уме возможные сценарии, и нельзя сказать, что все выглядело так уж безнадежно. Все в пределах нормы. Даже крупные убытки не смогут пошатнуть гигантскую империю, которую он строил тщательно, в расчете на самые неприятные неожиданности.

Дело в чем-то другом.

– Останови машину, – приказал Павел. – Да, да – вот здесь!

Рустам открыл дверь. Павел с трудом выбрался наружу. Именно – с трудом. Словно кончился вдруг запас бодрости, с которым он отправлялся в город. Огляделся. Он не очень хорошо представлял, зачем остановил машину именно в этом месте.

Рустам нервничал. Охрана в принципе не любит подобных порывов охраняемых. Ее можно понять.

– Я бы перекусил, – бесцветно сказал Павел. – Давай зайдем… Вот сюда, хотя бы.

Лицо Рустама застыло, словно его поставили перед необходимостью доказать какую-то теорему. Еще двое из службы безопасности напряглись в ожидании приказа.

– Ты вперед, ты со мной… – процедил Рустам.

Павел направился к стеклянным дверям.

Давно он не бывал в таких вот народных закусочных. Фаст-фуд или как там называется эта дрянь … Что-то, вроде заправочной колонки для желудка – никакого отношения к еде. Просто захотелось вдруг раствориться в толпе, стать одним из тех, кто по-прежнему оставался никем.

Нельзя сказать, что это удалось. Плечистый охранник впереди раздвигал толпу, как ледокол ледяные торосы. Второй расталкивал в стороны непонятливых. Свободных столиков не было. Но для охраны это не стало неразрешимой проблемой. Рустам лично вынул из-за столика какую-то расслабившуюся парочку. Возмущение он прекратил, словно выстрелом парой мятых купюр. Еще через мгновенье столик драил тряпкой перепуганный конопатый парнишка в форменной кепке. И тут же на столе оказались подносы с едой в горячих коробках и бумажках с фирменной символикой.

Рустам сел напротив с высоким стаканом «колы». Павел развернул исходящий паром сверток, посмотрел с сомнением на содержимое, откусил. Мельком осмотрелся.

Вокруг образовалось что-то вроде «полосы отчуждения». Особого внимания на Павла не обращали, но его вместе с охранниками заметно сторонились. Более того – Павел понял, что в его сторону не смотрят намеренно – то ли боятся, то ли выказывают особое плебейское пренебрежение…

Раствориться в толпе не получилось. Массовка не принимала его. Словно он по-прежнему оставался инородным телом, отторгаемым, как пересаженный и не прижившийся орган…

Настроение испортилось еще сильнее. Павел бросил на поднос недоеденный гамбургер, встал.

– Скоты, – громко сказал он. – Стадо.

Никакой реакции. Все продолжали жрать, пить, хохотать и трепаться. Статистам плевать на него.

Взаимное чувство…

Поднимаясь по ступеням к сверкающим дверям головного офиса, Павел почувствовал себя хуже. Мир вдруг потерял краски, поблек, налившись свинцом. В огромном холле Павел остановился, растерянно оглянулся, словно забыл, куда и зачем пришел.

Холл полон людей в строгих костюмах. Пожалуй, стоимости одних пиджаков, ботинок, часов и портфелей, собранных здесь, хватило бы для создания небольшого предприятия. Уж эти-то точно ни за что не причислят себя к статистам.

Павел тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли. Предстоит встреча с людьми, обитающими совсем в другом измерении, нежели он – последние недели…

Мелко семеня, подскочил референт. Глаза навыкате, грудь вздымается, будто он только что одолел стометровку.

– Па-авел Сергеевич, – задыхаясь пробормотал референт. – Все уже собрались, ждут… Из министерства, как вы и просили, тоже подъехали…

– Подождут, – мрачно сказал Павел. – Я же просил, чтобы приехали тайно – без сопровождения и охраны, чтобы не было никакого ажиотажа…

Павел окинул референта тяжелым взглядом. Тот отпрянул. Пробормотал:

– Т-так и сделали. Собрались очень тихо, с заднего входа…

Боится… Чего боится? Наверное, он как-то странно выглядит. Или ведет себя… Черт, что же происходит?

– Павел Сергеевич, может таблетку? – шепнул на ухо Рустам.

Черт, какая глупость! Он совсем забыл про лекарства! Словно доктора решительно и бесповоротно сняли свой смертельный диагноз. Как некстати…

– Давай! – Павел закинул в рот пару отвратительных шариков, разгрыз, проглотил через силу.

Пока поднимались в прозрачном, как стакан, лифте репетировал вежливую улыбку. Вроде бы, получалось. Глянул в огромное, в полный рост зеркало – и улыбка сползла с лица окончательно. Со стекла смотрел живой труп. Такой не должен улыбаться. Упаси бог.

Павла встретили оживленно, как долгожданного гостя. Пока он дошел до стола, оживление сошло «на нет».

Его просто не узнавали. На лицах некоторых появились оторопь, изумление, даже испуг.

Павел сел во главе большого овального стола. Присутствующие неуверенно последовали его примеру. Смотрели на него, в ожидании. Павел молчал.

Пауза затягивалась. Что-то шло не так.

Конечно, не так. Все вернулось – и болезнь, и смрадное дыхание смерти.

Но почему?! Отчего так вышло?! Кто виноват?! Уж не Переходящий ли дорогу со своими смешками, намеками, издевательскими замечаниями? Он знал, знал что-то!

Гад…

Всплеск энтузиазма исчез безвозвратно, иссяк вместе с иллюзией здоровья и физическими силами. Снова не хотелось ничего. Только смотреть, наблюдать, ждать новой жертвы, которая…

Стоп… Может, все дело в этом? В недостатке той силы, которая поставила на ноги, сделала живым, и не просто живым – божественным!

Нужно вернуться. Вернуться туда, где бьет маленький источник жизненной силы, где пролитая кровь дает желание жить, дышать, смеяться…

Павел понял, что хрипит, и по подбородку течет тягучая, длинная струйка слюны. На холеных, полных достоинства лицах появилось отвращение. Некоторые подались назад от изумления.

Вы что себе позволяете, уроды?! Кто вы – грязь, слизь на моих ногах, ничтожества, безмозглые статисты, возомнившие о себе черт знает что?!

– Рустам, – тихо, одними губами позвал Павел. – Усиль охрану…

Рустам странно посмотрел в ответ, но кивнул и что-то шепнул в рацию.

Референт принялся щебетать про регламент. Павел нашел в себе силы лишь кивнуть. Тогда на другом конце стола со своего места поднялся толстый человек – пиджак на нем был распахнут, наверное, потому, что не сходился на брюхе. Промокнул платочком потную лысину, вновь уселся и принялся бубнить в микрофон на гибкой ножке. Павел не понимал ничего – ему слышался лишь гулкий звон. «Кто этот человек?» – пытался вспомнить он – и не мог.

Следом привстал еще один, бледно улыбнулся, и принялся быстро бормотать в свой микрофон – такой же бубнящий набор звуков, никак не желающих оформляться во что-то осмысленное.

Закружилась голова. Бросило в жар. Здесь невозможно находиться. Почему он должен сидеть перед этими статистами, которые даже не владеют человеческой речью?! Кто они такие? Зачем он здесь?!

– Вот, сводный отчет по нефтяному сектору… – голос референта многократным эхом сотрясает слух. – Графики иллюстрируют доводы докладчика…

Перед глазами – листы бумаги с корявыми детскими рисунками: вот смешные человечки в полосатых робах, вот такой же человечек, только мертвый, вот домик с трубой, из трубы валит смешной курчавый дым… Да это ж не домик – это крематорий! А кто позволил его запустить?

– Почему дым?! – заорал Павел, подымаясь.

Стоял нетвердо, и, наверное, могло показаться, что он пьян. Но это не опьянение. Это болезнь, что выскочила, как хищник из засады, схватила за горло и пытается утащить в свое логово.

– К-какой дым? – неуверенно улыбаясь, спросил референт. – Это графики…

Павел сунул тому под нос смятые листы.

– За кого ты меня принимаешь, ничтожество?! Почему дым?!

– Павел Сергеевич, вам надо успокоиться!

– Что?! Это ты будешь решать, что мне надо?

– Но… Я просто…

– Да! Ты просто. Просто ничто. Убирайся к черту!

– Простите, но этот тон… Хоть я и референт… Отцу не понравится, как вы со мной обращаетесь!

– А?! Да ты на меня голос повысил, тварь! На колени!

По залу пронесся изумленный ропот.

– Да идите вы, Павел Сергеевич! Сами же завтра звонить будете и извиняться…

– А-а-а!!!

Бахнуло. В конференц-зале заголосили, завизжали женщины. Кто-то бросился в сторону дверей, но наткнулся на охранников.

Павел с удивлением смотрел на дымящийся ствол пистолета в своей руке. Референт сползал под стол, подминая под себя графики. Стоявшие поблизости оцепенели от ужаса. Белые воротнички усеяли мелкие красные капли.

– Каков, а? Решил меня из себя вывести. Поздравляю, получилось!

Однако, стало гораздо лучше. Определенно, лучше!

Глубоко вдохнул и осмотрел присутствующих победным взглядом. Сочувствия он не встретил. Где-то на самом краю сознания мелькнуло: только что он совершил непростительную ошибку.

– Довели человека… Однако…

Подскочил, задыхаясь, Рустам. Дикими глазами глянул на Павла, на тело, на пистолет.

Павел почувствовал, будто трезвеет. С возвращением сил и ясности, пришла тревога. Он никогда еще не терял над собой контроля, по крайней мере – до такой степени. Плохо. Очень плохо.

Но теперь не время рефлексировать. Возникла неприятная ситуация, и ее нужно решить – быстро, четко, без помарок. Как это было всегда, как это будет до самого конца.

– Так вышло, – коротко сказал Павел. – Этих всех – в лагерь. Быстро и тихо – как привезли…

– Но… – Рустам насупился, лицо его залила краска. Впервые он был в замешательстве.

– Делай, что я говорю.

– Но этого так не оставят. Здесь такие люди…

– Тебе кто платит? Они?

– Вы… Но…

– Выполняй!

Рустам попятился, все так же пялясь выпученными глазами. И принялся отдавать в переговорное устройство отрывистые команды.

Павел склонился над телом референта, разглядывая его с интересом. Он впервые застрелил человека. Но что-то внутри подсказывало, что убийцей он стал не сейчас. Все началось гораздо раньше…

По мере приближения к лагерю самочувствие заметно улучшилось. И одновременно проходило опьянение убийством. В момент, когда машина нырнула в ворота – под зловеще-ироничную надпись – пришло понимание и ощущение чего-то ужасного.

Страшно не их-за этого нелепого и бессмысленного убийства и даже не от осознания того, что он зашел слишком далеко. Страшно от понимания: теперь он привязан к этой проклятой массовке, будто какой-то омерзительной пуповиной. Он не может жить без нее, зависит от нее, как нерожденное дитя. Он снова стал должником – только теперь он вечно должен другому монстру. Тому, которого создал сам.

Толкнул дверь в Комнату правды. И даже не удивился увиденному.

Переходящий дорогу сидел в том же кресле, в той же позе, в которой Павел оставил его пару часов назад.

– Быстро ты! – без улыбки сказал Переходящий дорогу.

Павел ничего не ответил. Тяжело прошелся до центра комнаты. Медленно опустился на неудобный стул. Замер.

– Ты снова обманул меня… – бессильно произнес Павел. Смотрел в слепое белое окно, за которым начинало темнеть.

– Я? – Переходящий пожал плечами. – И в мыслях не было. Ты сам себя обманул. Человек, который идет против Единого, против судьбы, природы – глупец… Желающий в одиночку сдвинуть гору, всегда обречен на неудачу. Можешь хитрить, прилагать неимоверные усилия – все равно останешься в проигрыше. Возможна отсрочка, но, как видишь, она обременена самыми разными условиями, и не всегда приятными…

– Не всегда приятными… – повторил Павел.

– Да, – пожал плечами Переходящий дорогу. – Я даже мог бы тебе посочувствовать, но… Никому ведь не придет в голову сочувствовать мне.

– А ты нуждаешься в сочувствии? – недобро спросил Павел.

– Почему бы и нет? Я один, а вас так много. Мне тоже несладко. Только познакомишься с интересным человеком – а срок его вышел.

Издевается. Он всегда издевается. Наверное, если это Единое, эта неимоверный глобальный человечник действительно существует, то на роль Переходящего дорогу большой конкурс. И проходят его лишь редкостные мерзавцы. Их задача сделать конец обреченного как можно гадостней. Может, в этом есть рациональное зерно: обреченному куда легче расставаться со вконец опротивевшей жизнью.

– Ну ничего, у тебя есть время пожить всласть, – продолжал Переходящий. – И не просто пожить, а побыть почти сверхчеловеком. Вроде божка на каком-нибудь диком острове. Тебя будут обожать, устраивать пляски в твою честь, резать друг друга, чтобы вызвать дождик…

– Убирайся! – выдавил Павел.

– Да, да, конечно, – сказал Переходящий, выбираясь из-за стола. – Жизнь – интересная штука, не правда ли? Как бумеранг: отбрасываешь неприятности подальше от себя, а они возвращаются и бьют тебя по затылку…

– Пошел вон!!! – заорал Павел и швырнул в Переходящего первым, что подвернулось под руку.

Это оказался пистолет. Он грохнулся об стену рядом с дверью, и Переходящий ушел, улыбнувшись напоследок своей ненавистной улыбочкой.

Павла трясло. Он смотрел на свои руки и не понимал, что это. Обессилено сполз со стула на пол. Свернулся калачиком, трясясь, как от холода.

И зарыдал.

Новая жертва придала сил, но не принесла облегчения. Павел неподвижно сидел перед экранами, глядя на творение рук убийцы.

Он чувствовал себя обманутым. В который раз провел его хитрый посланник судьбы. Заодно появилось новое чувство – отвратительное, непреодолимое – ощущение зверя, загнанного в западню.

Словно иллюзия жизни и само яростное желание жить были даны взамен на острое отвращение к такой жизни. В этом контексте ощущение собственного распадающегося тела и разума казались теперь гуманным обезболивающим, делающим саму смерть приятным избавлением от мук.

Хотелось выть от бессильной злобы, кидаться на стены, но… Это бессмысленно. Как сама жизнь, сосредоточенная вокруг маленького персонального ада.

Вот они – окошки в преисподнюю, транслируют круглосуточно быт обитателей непроходящего кошмарного сна. Давно уже перемешались там режиссеры и сценаристы, операторы и осветители, актеры и статисты, гримеры и костюмеры. Все они – одно месиво. Стадо, поклоняющееся Хозяину, их задача – производить страх и смерть, продлевая существование своего божества.

Почему эти жертвы продляют ему жизнь, почему? Этот вопрос, наверное, не имеет смысла, когда хочется одного – жить. Но жизненная сила заставляет беспокойный мозг думать, думать, думать! И мысли копошатся в возбужденном сознании, не давая обрести покой, насладиться фактом собственного бытия.

Павел старательно отгонял проклятое «почему?» Но ответы рождались сами собой, лишая покоя, сна, всякой радости существования.

Переходящий прав: правда спрятана не так уж глубоко.

– Нет, не надо…

Правда лезет наружу, как магма, выдавливаемая вулканом.

– Нет…

…как кровь, проступающая сквозь бинты, стянувшие рану.

– Заткнись!

…как зеленый росток, пробивающий асфальт.

– Я не хочу знать!

Правда в том, что ты – никакое не божество. Ты – ничтожество. Такое же, как и те, растворенные в массовке статисты. Ты по-прежнему лишний. Ты не нужен этому громадному, непостижимому Единому.

Но вместо себя ты отправляешь в никуда ни в чем не виновных заместителей.

– Нет!

Просто бездушное и безмозглое Единое принимает эти жертвы ЗА ТЕБЯ…

– Не-ет!

Это ты умираешь каждый день, и каждый раз разной, все более ужасной смертью

– Нет!

Оно огромное, неуклюжее, тупое. Его можно обмануть – на время. И как долго ты будешь подсовывать ему кого-то – вместо себя?

– Нет! Все не так! Это ложь! Ложь!