Текст книги "В поисках своей планеты"

Школу Сейхун не любил. Будь его воля, он перестал бы ходить туда. Но ходить в школу было нужно, и Сейхун считал дни, когда же он ее окончит. При этом Сейхун был отменным «двоечником», домашние занятия он не выполнял, не готовился к урокам. Он мало, что соображал в преподаваемых в школе дисциплинах и не понимал, зачем нужно все это учить и к чему это можно было применить, когда в жизни происходило совершенно другое. Учителя ругали Сейхуна, угрожали оставить его на второй год или даже выгнать из школы. Но мать ходила к учителям, делала им подарки, чтобы они согласились поставить ее сыну «троечку».

На улице Сейхуну жилось по-прежнему несладко: он продолжал проигрывать все драки со сверстниками. На его теле часто виднелись следы от побоев. Горькая обида жгла его душу, часто Сейхун даже тайком плакал, но достойно отвечать своим обидчикам не мог. Он опять предавался рукоблудию, через которое ему хоть на время удавалось забыть про эти обиды и думать о другом – приятном и волнующем.

Он стремился к дружбе с сильными парнями, с теми, кто был старше его. Один из них, сосед Сейхуна Ариф, был самым слабым среди взрослых парней, но среди сверстников Сейхуна, с которыми тот часто проводил время, имел вес. Ариф всегда защищал Сейхуна, если находился рядом. С другой стороны, уверял Сейхуна в том, что тот может победить любого из сверстников. При нем, вдохновившись его поддержкой и наставлениями, Сейхуну, и, правда, удалось, кое-кого побить. Ариф обещал ему, что со временем с его поддержки Сейхун одолеет всех мальчишек на улице. Дружба между Сейхуном и Арифом крепла, через Арифа Сейхун мог общаться и с другими ребятами постарше. Некоторым из них, особенно сильным ребятам, Сейхун симпатизировал еще больше, чем самому Арифу. Сейхун стал относиться со временем и к сильным, ловким ребятам из своих сверстников все теплее. Все с большим упоением рассказывал он другим об их подвигах, силе и смелости. Этим он как бы оправдывал собственные изъяны и мог приобщиться к чужой славе. А с Арифом у Сейхуна отношения становились все ближе и ближе. Как-то однажды вечером, когда они вдвоем возвращались через поле, Ариф неожиданно для Сейхуна попросил его помочь ему самоудовлетвориться. Сейхун какое-то время сопротивлялся, но потом все-таки согласился помочь рукой, только поставил условие о том, чтобы он это никому не рассказывал. После этого случая Ариф пытался все чаще привлекать Сейхуна к подобным занятиям. Сейхун продолжал сопротивляться, говорил, что он «настоящий мужчина» и подобное не подходит ему. Ариф же обещал ему дальнейшую опеку и помощь в том, чтобы он стал самым первым среди всех мальчишек улицы. Перед такими обещаниями Сейхуну было трудно устоять, и он опять соглашался помочь Арифу при самоудовлетворении. Каким-то образом вскоре многие из старших ребят узнали о том, что Сейхун помогает руками при самоудовлетворении. Его просили делать это все больше взрослых ребят, но большинству Сейхун отказывал, говорил, что никому он этого не делал. Но все же устоять перед более сильными ребятами, которым он особенно симпатизировал, Сейхуну было трудно, и он стал это делать кроме Арифа еще с тремя из них. Так постепенно круг лиц, которым он оказывал эту помощь, стал расширяться. Оказывая им эту помощь, Сейхун радовался тому, что мог услужить этим сильным ребятам. В его глазах росла собственная значимость: ведь не каждому из его сверстников удавалось так сблизиться с этими прославленными ребятами. Со временем кто-то из них стал требовать от Сейхуна большего, желая заменить им для себя женщину. Но Сейхун на это не согласился. Он считал себя мужчиной и на более серьезные отношения с теми ребятами идти не собирался.

С другой стороны, Сейхун страдал от того, что он помогал старшим ребятам при самоудовлетворении и старался скрыть это от других. Часто после очередных подобных «игр», он сильно ругал себя и давал себе слово, что больше подобное в его жизни не повторится. К пятнадцати годам Сейхун действительно перестал принимать участие в подобных занятиях. Помогло еще и то, что к тому времени многие из тех ребят, с кем он прежде делал это, исчезли из его жизни: одни ушли в армию, другие завели себе подруг или даже женились, а некоторые, устроившись работать, забыли о его существовании.

Сам же Сейхун продолжал влюбляться в девочек, но по-прежнему не за кем из них не ухаживал. Продолжая заниматься рукоблудием, Сейхун представлял себе опять только девочек или взрослых женщин. Игры же со старшими мальчиками ему особого удовольствия сами по себе никогда не доставляли.

Сейхун по-прежнему относил своих сестер к самым чистым и благоразумным из всех девушек, только их разговоры о парнях, которые он стал различать теперь все чаще, очень удивляли его. А со временем сестры стали спрашивать у Сейхуна о парнях постарше его, которые интересовали их. Сейхун вначале сопротивлялся, но потом поддался уговорам сестер, и стал рассказывать им, кого из интересующих их парней он встречал в тот день. А сестер интересовало многое: как те выглядели, во что были одеты, о чем они с Сейхуном разговаривали. Это стало тайной Сейхуна, он это скрывал, и никогда не хотел, чтобы другие мальчики с улицы или из его класса узнали о таких разговорах. А то все в один голос называли бы его сестер «шлюхами».

Постепенно ему самому стало это нравиться: рассказывая подобное сестрам, он будто утолял собственную жажду общения с девочками, будто получал какую-то замену этого. Он видел, как загорались глаза у сестер, слушая его рассказы, как заливались краской их щеки, как становились пухлыми, красивыми и свежими, как лепестки розы с каплями утренней расы, и вызывающими их губы. Сейхун не знал в такие минуты, что же ему нужно делать с этой красотой. Ведь для него самого это все равно было запрещено. Но закрывать глаза на эту волнующую чувственность тоже было невозможно. Тогда Сейхун начал представлять себе, что он на все это смотрит глазами тех мальчиков, интересующих его сестер. А сам он брал на себя роль воображаемого посредника между ними. И он будто радовался, мысленно сообщая каждое проявление чувственности у сестер, каждое красивое и волнующее движение их тел тем мальчикам. А они, безусловно, этому радовались, готовы были наслаждаться красотой и чувственностью сейхуновых сестер. Но Сейхун хотел бы в какой-то момент остановиться и не играть больше роль воображаемого посредника между другими мальчиками и своими сестрами. Ведь он знал, как другие ребята могут к этому отнестись. Мальчики, особенно старшие, рассказывали о какой-нибудь девочке только тогда, если никто из членов ее семьи или родственников не находился рядом. И особенно это касалось тех случаев, если мальчики восхваляли телесные прелести одной из знакомых девочек. А вот если рядом находился младший брат или младший родственник девочки, то ребята постарше могли бы его, наоборот, дразнить этим, рассказать, как соблазнительна его сестра или родственница, не гнушаясь при этом самыми откровенными описаниями ее прелестей. Если взрослые использовали ругательные слова в адрес его сестры, младший старался ответить им тем же, так как сестры были почти у всех. Маленькому мальчику было, однако, приятно, если при нем говорили о парнишке, который ходил за его сестрой. Часто младшие братья этих девочек знали кто ухаживает за их сестрами, хотя вели себя на улице так, будто им ничего не было об этом известно. Взрослые мальчики были часто беспощадны к мальчишке, который водился вокруг них, надеясь получить опеку, чтобы защищаться от нападения сверстников. Только это считалось большим позором, если мальчик искал защиту у поклонника своей сестры. Над ним могли бы посмеяться тогда еще больше, хотя воздыхатель сестры вполне мог бы дать ему такую защиту. А сближение с младшим братом девушки увеличивало бы возможности ухажера найти ход к самой девочке. Тот мог бы передавать его слова, письма сестре, мог бы поспособствовать их свиданию. А что тому взрослому мальчику еще нужно было? Возможно, другие ребята знали, чем хороша опека младшего брата любимой девушки. При этом очень многие из них в самом деле влюблялись, испытывали нежные чувства к своим избранницам и были готовы ходить за ними годами, если та неуклонно отвергала поклонника. Однако добиться девушки только ради короткого наслаждения ею было также популярной идеей среди парней. Такое было направлено в основном в сторону девушек, считающихся слишком чувственными, которые, как сами мальчики говорили, своей походкой «сотрясали землю». При ходьбе их ягодицы волнительно колыхались, взгляды их были страстными, они воспламеняли чувства мальчиков; верхние пуговицы платья или кофты они оставляли почти всегда расстегнутыми, чтобы часть их, часто больших, грудей, вываливалась наружу и «убивала» мальчиков. Если они носили платье, которое имело пуговицы от начала до конца, то они также «случайно» оставляли несколько нижних пуговиц расстегнутыми. Вот о том, чтобы добраться до них и наслаждаться этими жгучими прелестями, мечтал почти каждый юноша. А любить они продолжали все равно красивых, но «благоразумных» и скромных девочек, которые, кроме того, сдержанно одевались и были далеки от мыслей демонстрировать свои достоинства. Многие из ребят поддавались вызову тех «горящих» девочек, просящих потушить их огонь, если они даже любили другую. Только не каждый мог добиться такой «горящей», потому что желающих было больше, чем достаточно. Единицы, причём самые смелые и наглые – ведь опасностей на этом пути, вроде ее родственников да конкурентов, тоже было достаточно – все же добивались их. Часто парни, как здесь принято было говорить, из «обеспеченных» семей, прибирали таких девочек к своим рукам. При этом они могли бы использовать в качестве посредника младшего брата какой-то из них.

Любовь к роскоши

Вот однажды именно такое случилось с мальчиком – одноклассником Сейхуна, которого звали Сананом. Санан был сыном учителя из той же школы. О его матери ходили слухи, что она не очень-то верна своему мужу; Сейхун не раз слышал это мнение, мелькавшее в разговорах родителей. А вот отец Санана славился своей добротой и терпением и, в отличие от многих других учителей, редко поднимал руку на учеников. Сына и трех дочерей этот учитель тоже любил и баловал, как мог. Может, из-за этого Санан рос избалованным и, естественно, трусливым. Кроме того, у него имелась еще одна черта: любовь к роскоши. Из-за этого он и стремился находиться рядом с парнями из богатых семей.

Рашад был старше Санана на три года, он был сыном бывшего председателя одного из совхозов, находящегося в десятках километрах от них. Сестры Санана, не отличались особой скромностью, хотя старшая казалась более благопристойной, чем две другие. Рашад интересовался Зарри, средней из сестер, но, скорее всего, серьезных намерений у него не было. Зарри, пожалуй, не была особой красавицей, но тем не менее на нее заглядывались многие парни. Некоторые были даже влюблены в нее, другие просто хотели погулять с ней. Рашад, считающий, что он принадлежит к высшим кругам города, был малоразговорчивым и достаточно надменным юношей. А с Зарри он, скорее всего, хотел бы именно немного погулять. Скорее всего, отношения у него с Сананом начались тогда, когда он имел уже интерес к Зарри. Неудивительно, что Санан из-за своего стремления услужить парням из высших кругов и оказался однажды в поле зрения Рашада, который, по-видимому, решил воспользоваться этим, чтобы добиться Зарри. Многие сверстники Санана отказались бы быть посредником между собственной сестрой и парнем, тем более, если тот имел не очень-то чистые намерения.

Одно дело, если в такую ситуацию попадали маленькие мальчишки, которые еще многого в жизни не понимали и не имели представления о любовных делах. Многие парни играли с ними в «зятя» и «шурина», хотя до реальных отношений с сестрами младших обитателей улиц дело доходило редко. Мальчишки и рады были бы отказаться от этой роли, но парни уговаривали их и дальше продолжать «родственные отношения». Если это длилось годами, то оставляло, безусловно, глубокие следы в сердцах мальчишек. Очень многие из них, став взрослыми, тайком получали наслаждение от мысли отдавать, скажем, чужим мужчинам собственную жену. Такие мысли приводили их в крайнее возбуждение. Сами того не понимая, они жили с тайным убеждением, что именно в этом для них кроется счастье: в уверенности, что сильный покровитель защитит их в случае беды. Некоторые и на самом деле отдавали другим своих жен… Многие в реальности не осуществляли этого, но страдали из-за того, что с трудом выполняли обязанности мужа или главы семьи.

Санану было уже семнадцать лет, когда у него началась дружба с Рашадом. То есть Санан был уже в возрасте, когда сам мог бы уговаривать мальчиков помладше на посредничество с их сестрами. Только этого он не делал – ни с какой девочкой из простой семьи он не хотел связываться. Его интересовали исключительно девочки из высшего общества, и только в серьезном смысле, чтобы, женившись на одной из них, добраться до богатства и жить в роскоши. Его сближение с Рашадом стало вызывать у многих сверстников Санана насмешку: ведь многие уже знали об интересе Рашада к Зарри. Мог бы Рашад добиться Зарри другим путем? Безусловно, мог бы. Но тот путь был бы более длинным и неудобным. А тут, дружба с ее братом давала доступ к их семье, что делало удобным его ухаживание за девочкой. Многие сверстники Санана, узнав об ухаживаниях чужих за их сестрами, старались помешать этому. Они нередко поднимали скандалы, угрожали ухажерам, если позволяли силы, могли даже избить их и потребовать, чтобы те перестали ходить за их сестрами. Были и крайние случаи, когда дело доходило до поножовщины.

Европейцы сочтут это сегодня «дикостью», сравнивая данное описание с тем, что творится у них самих, когда не только дружба, а полноценная половая жизнь между подростками стала считаться нормой. Только тут они забывают о том, каковы же были у них отношения между полами до пятидесятых годов двадцатого века, до так называемой «сексуальной революции» на Западе. До сегодняшних, свободных в одном, но безнравственных в другом отношений, они дошли через определенную борьбу. Но как тот путь, так и та свобода, которая имеется у них сегодня в отношениях, принадлежит им и только им, и вряд ли стоит стараться навязать это другим или смеяться над поведением непохожих на них.

В любом обществе, каким бы его регрессивным и консервативным не считали, есть люди, которые стараются вырваться за рамки национальных традиций, в чем они видят достижение личной свободы. Их называют часто людьми «нетрадиционными», при этом тех, кто хочет жить дальше в традициях, обычно, всегда намного больше. А когда желающих жить не по традициям больше, чем живущих по традициям, вряд ли это здоровое явление. Это, скорее всего, говорит о близком конце данного общества, о близости катастрофы, которая обрушится на него. Иногда кажется, будто сама жизнь регулирует это: там, где падают нравы, где люди, во имя свободы, отказываются жить по собственным традициям, им начинают навязывать самое консервативное, примитивное поведение, при этом чужое, что вдвойне обидно. То есть за освобождение от собственных традиций, которого этот народ достиг через многие столетия борьбы, приходится расплачиваться таким неутешительным образом. Значит, все было иллюзорно, и весь этот пройденный путь. Выходит, невозможно достижение никаким народом свободы на земле. Когда кажется, что вот она, эта желаемая свобода уже почти достигнута и близка, на этот народ обрушивается наказание, часто в виде вторжения иноземцев с их крайне жесткими, отсталыми и тяжелыми нравами. Так люди Запада, уйдя от форм традиционного жития в «свободу», столкнулись с куда более тяжелыми формами консерватизма мигрантов с Востока, сковывающего мысли и волю его носителей и внушающего страх местным. Это результат экспорта «свободы» в другие страны, в котором, если посмотреть на него внимательно, можно обнаружить красивый обман: неся «свободу», «цивилизацию», «демократию» другим народам, они закрывают глаза на них самих, на их культуру, историю, и на их действительные проблемы. Создается вид ложной помощи, через гуманитарные организации, в первую очередь для «страдающего третьего мира», который при этом не перестает быть таковым. Они же, европейцы и североамериканцы, грабят этот мир, а те подачки, бросаемые жителям бедных стран, служат только цели обманывать, держа тех в неведении, править этими странами, продолжая безбожно опустошать их. Можно ли, вообще, иметь «свободу» за счет других? При этом те, кто считает себя «свободными», как мы видим, полностью отдали свою судьбу в руки богатых и знатных, которые и правят этим миром. Что касается так называемых «профессиональных политиков», то они, скорее всего, являются слугами вышеназванных, которым нужно, используя спецслужбы, держать людей в узде. То есть и на Западе существует давление властей, только здесь изменились его формы. Если в восточных странах, власти которых европейцы и американцы называют «деспотичными», остается та изначальная примитивная форма правления, где обман и подавление происходят во многом все еще, как и в древние времена, грубыми и очевидными методами, то на Западе придумали изощренные, тончайшие, глубокие механизмы воздействия на людей. Но суть политики как в восточных, так и западных обществах и сегодня та же, что и несколько тысяч лет назад, только распознать ложь, обман и подавление у вторых куда сложнее, хотя всё же возможно.

Почему же в восточных странах внебрачная связь имеет место только с девочками, которые считаются легкодоступными, когда на Западе такое возможно, как принято считать, со всеми девушками? Тут, безусловно, нужно отметить, что обстоятельства и нравы играют существенную роль, но не главную. Отдельные легкодоступные девушки – явление, скорее всего, повсеместное, когда у некоторых особ потребность в телесной любви бывает более высокой. В консервативных обществах они идут вразрез с местными нравами, рискуя, безусловно, при этом, быть «побитыми камнями», а в неконсервативных их открыто не осуждают, хотя могут говорить за их спиной, что у таких женщин неразборчивая и интенсивная интимная жизнь и называть их «шлюхами». Легкодоступные девушки становятся нередко любовницами богатых, часто престарелых мужчин, что больше наблюдается в восточных странах, но и в западных это не исключение. А остальные, более умеренные женские особы приспосабливаются к обстоятельствам.

Итак, Санан сам уже прекрасно знал, что Рашад интересуется его средней сестрой, но был все же не против сблизиться с ним. Попадая в среду, в которой вращался Рашад, состоящей из дорогостоящих забав и наслаждений, Санан чувствовал себя счастливым; жизнь в ней казалась легкой, красивой и беззаботной. И он безудержно стремился примкнуть к этому миру, сильно отличающемуся от мира сына учителя средней школы.

Рашад, как и парни из его круга, курил всегда «Мальборо», «Кэмел», «Уинстон» или другие американские сигареты. Такие сигареты стоили три рубля за пачку, их можно было купить только «с рук». Болгарские сигареты, которые курило большинство, стоили «на руках» рубль, а советские сигареты – от пятидесяти до семидесяти копеек и лежали без особого спроса в каждом киоске. В свое время делались попытки изъять из продажи американские сигареты, хотя их продолжали завозить в страну, правда, в небольшом количестве, как и другие товары из капиталистических стран. Ограничения, кроме прочего, вводились еще из идеологических соображений, чтобы народ не видел, что в капиталистических странах производят более качественные товары. И советский народ вроде должен был курить сигареты отечественного производства, хотя бы из патриотических побуждений, или же из чувства солидарности табак «братских социалистических стран», одеваться во все то, что производила местная промышленность. Однако люди мечтали о хороших вещах, а эти вещи, будь то сигареты или одежда, были, как правило, «забугорного» производства. Такие товары каким-то образом попадали к людям, торгующим незаконно, то есть к спекулянтам – «черным торговцам», хотя должны были продаваться в магазинах или в киосках. А спекулянты хорошо знали нужды, вкусы и стремления людей и на этом прекрасно наживались. Они втридорога продавали незаконно приобретенные товары, и у них могли покупать их только те, кто имел хорошие и, в основном, нелегальные доходы.

Где нужно было брать сыну учителя деньги, чтобы покупать американские сигареты или заграничную одежду? Отец Санана не мог бы дать ему таких денег, он просто их не имел. А Санану хотелось, страшно хотелось одеваться так, как одевались молодые люди из обеспеченных семей. А его пристрастие к американским сигаретам стало известно во всей округе. Если рядом курили – а молодежь курила не только на улице, но и в кинотеатрах, и в кафе – то по рассказам сверстников, он тут же определял, какие это именно сигареты, и жадно вдыхал воздух, особенно когда он был пропитан запахом «Мальборо». Крутясь возле Рашада, Санан мог бы курить такие сигареты, поскольку сам Рашад и его окружение потребляли исключительно американские и угощали ими Санана тоже. Рашад стал давать ему иногда временно поносить что-то из своей дорогой одежды, и Санан был особенно счастлив, если щеголял в дорогой заграничной кожаной куртке. Так Рашад нашел путь к дому Зарри: Санан привел его однажды как своего друга в дом родителей. Естественно, и Зарри, и другие сестры были дома. С каким интересом и восторгом встретили они приход Рашада в их дом! Ведь все они знали, что Рашад положил глаз на Зарри. А Зарри он тоже был небезразличен, будучи тем более из богатой семьи.

Для девушки Востока, где сильны традиции, состояние молодого человека, так же, как и его занятия имеют особое значение. Например, азербайджанки относились со снисхождением к русским женщинам, которые вели жизнь «честной советской труженицы». Русским женщинам будто ничего не нужно было, они готовы были работать с утра до вечера, не покладая рук, и были согласны на ту унылую, серую жизнь, которую вдабавок отягощали еще их пьющие мужья, и считали это собственной судьбой. Эти простые женщины могли жить без украшений, без красивой блистательной одежды, сохраняя за собой только репутацию «честной труженицы». А что там творилось дома с пьяным мужем и в их собственной душе, мало кто знал. Неужели они не хотели ни богатства, ни золотых украшений, ни мужа, который приносил бы домой хорошие деньги, а не пропивал свою мизерную зарплату со своими дружками? Вот за русскими в Азербайджане и держалась такая репутация: честные, бедные, пьющие, гулящие, ни в чем при этом не нуждающиеся. Очень-очень трудно убедить азербайджанцев, которые два века прожили рядом с русскими, что русский мужчина не алкоголик, а русская женщина – особа, с которой нелегко завести роман, замужем она или нет. В этом убежден даже самый высокоинтеллектуальный азербайджанец. Но так ли это? Во-первых, сами азербайджанцы довольно много употребляют алкоголь. Во-вторых, кто говорит о легкомысленном поведения русских женщин, забывает о продажности части женщин собственной нации.

Родители Санана дружелюбно и приветливо приняли Рашада в доме. Теперь он мог заходить к ним один, даже когда Санана не было дома, а девочки продолжали восторгаться каждым его появлением. Рашад приходил часто с подарками: приносил что-то для девочек, в первую очередь, конечно же, для самой Зарри, но не забывал и родителей. Это делало его еще более желанным гостем. Зарри с утра до вечера обсуждала с сестрами все достоинства Рашада, а сестры завидовали ей. Рашад, как только выпадала такая возможность, беззаботно болтал с девушками, в основном, конечно же, с Зарри. Говорили о чем угодно – о школе, о трудности поступления в институт, об общих знакомых и их жизни.

Вскоре Рашад получил желанное – первое свидание с Зарри. Встретились вечером, когда уже было темно, за зданием универмага, который был к тому времени уже закрыт, в безлюдном дворе. В первый раз Зарри сопротивлялась, делала вид, будто она не хочет целоваться с Рашадом. Ращад тогда чуть ли не силой овладел ее губами. А после того, как Зарри перестала сопротивляться, расстегнул пуговицы ее кофточки и, достав груди, стал целовать их. Но когда он попытался задрать ее юбку, она ему этого все-таки не позволила. Но это было в первый раз. А на втором свидании она не смогла больше устоять перед его настойчивостью. Рашад договорился тогда с одним знакомым, чтобы тот на несколько часов отдал в его распоряжение квартиру. Там же, в той квартире Зарри потеряла свою девственность, когда ей было около девятнадцати лет. Зарри не особо верила, что Рашад ее любит, но все равно была согласна на то, чтобы ее использовали, отдав что-то взамен, конечно. Зарри составило бы трудность выйти теперь замуж, после того как она потеряла девственность. Но теперь она мало об этом думала. Жить все время в стеснении, экономить на всем, что было привычкой ее родителей, Зарри надоело. Ей хотелось также, как и брату Санану, получать удовольствие от жизни, пользоваться дорогими духами, носить дорогую одежду, иметь возможность тратить деньги. И жить, главное, в комфорте и достатке, без забот. Вот отношения с Рашадом и давали ей такую возможность. Скоро все вокруг начали рассказывать о том, что Рашад гуляет с сестрой Санана, иногда это доходило до слуха самого парнишки, для которого это было очень неприятно, унизительно, обидно и глубоко ранило его. Но Санан старался успокоить себя тем, что Рашад все равно с его сестрой так не поступит, поскольку любит ее. При этом он продолжал дружить с Рашадом, что позорило его в глазах окружения еще больше. А младшая, сама красивая из сестер, тоже имела полно ухажеров вокруг, желающих легких отношений с ней. Ей суждено было достаться одному из друзей Рашада, который лишил ее девственности, когда той было только шестнадцать лет.

Вскоре Рашад поступил в медицинский институт, а Зарри в институт иностранных языков, и это дало молодым людям возможность уйти из родительского дома. Старшая сестра Санана, которой стукнуло двадцать три года, к тому времени успела выйти замуж, родить ребенка и жила собственной жизнью. Рашад и Зарри продолжали встречаться еще какое-то время; Рашад платил за квартиру, которую снимала сестра Санана и, естественно, продолжал делать ей подарки. Но потом она надоела ему, и он перестал посещать ее. После того как Рашад ушел от нее, Зарри оказалась в нелегком положении: многие расходы ей было больше нечем покрывать, платить за квартиру она тоже не могла. Тут помогла ей младшая сестра, встречающаяся все еще с приятелем Рашада. А у этого парня оказался друг, который начал встречаться с Зарри и взял на себя все те расходы, которые нес прежде Рашад. Так обе сестры Санана стали ходить из рук в руки, о них пошла слава гулящих девушек. Отец Санана к тому времени уже умер, но мать была жива. Многие приводили такую поговорку: если у девушки мать была гулящей, то ее дочь станет еще хуже. Санан к тому времени уже успел жениться на дочери начальника милиции одного из районов Баку. Девушка, на которой он женился, оказалась очень умной, душевной, готовой поддержать Санана во всем, одним словом, жена, о которой может мечтать любой мужчина. Теперь у Санана было все: дорогой автомобиль, обставленная богатой мебелью квартира в центре города, связи в высоких кругах, как он всегда мечтал. Но душа его мучила, он не был счастлив: Санан никак не мог простить себе то, что когда-то приводил в родительский дом Рашада, и, как он теперь уверен был, что именно из-за этого его сестры пошли по такому нечестному пути. Он стеснялся людей, не мог смотреть им в глаза, часто размышлял о том, чтобы наложить на себя руки, только смелости на это ему не хватало.