Текст книги "В поисках своей планеты"

То, что они были приглашены на день рождения дочери Алхазова, сделало жену Алима еще более гордой. Одевшись в самое лучшее и дорогое, что у нее было, и в таком же духе нарядив детей, она помчалась с Алимом туда. Ресторан находился за пределами их района, на другом конце города, куда их привезла служебная «Волга» мужа. Как они подъехали – будто их ждали – открыли ворота и впустили их автомобиль. Это был огромный двор, особо и подчеркнуто ухоженный, уложенный мрамором. Во дворе стояло уже несколько автомобилей, в основном тоже «Волги». Как Тагиевы вышли из машины, к ним подошел представительный мужчина лет пятидесяти, в костюме и галстуке – скорее всего он был директором этого ресторана – и, поприветствовав, услужливо проводил их вовнутрь. Кроме суетившихся работников заведения никто больше не попадался им на глаза. Директор ресторана привел Алима с семьей в большой и красиво обставленный зал, расположенный в самом конце помещения. Когда директор открыл для них дверь, Алим растерялся: за общим длинным столом сидели, кроме Алхазова и его помощника, три заведующих отделами их районного комитета, все с семьями, остальные же из многочисленных гостей были, как он успел заметить, из других районных комитетов города и из самого городского комитета партии. Заметив ошеломление Алима, помощник Алхазова позвал его и показал на четыре свободных стула рядом с собой, которые были заранее предусмотрены для членов семьи Тагиевых.

Торжество прошло для них напряженно, особенно для Алима, положение которого отягощалось еще тем, что жена дергала его все время за руку; ее интересовали все участвующие в мероприятии и их жены. Помощник Алхазова все время поддерживал их, пытаясь помочь ориентироваться на столь непростом застолье. С интересом разглядывал жену и старшую дочь Алима сам Алхазов, от которого не отставали и другие мужчины, сидящие за столом. Алиму становилось не по себе, когда он ловил жадные взгляды, направленные на его жену и дочь. Жена надела в тот день красивое платье с широким декольте. Это давало ей возможность демонстрировать окружающим часть ее смугловатой, но гладкой и все еще свежей груди. Других женщин, одетых также свободно, в тот вечер было достаточно. Они, скорее всего, прежде знающие друг друга, ревностно встретили желание новенькой показать себя. При этом изучали жену Алима с ног до головы: как ее фигуру, также и все то, во что она была одета, и что она носила и имела на себе из драгоценностей. Жена Алима изучала их тоже, только невозможно было не заметить ее смущения при этом. Другие женщины были одеты в основном более богато и красиво, и дорогих украшений на тех было тоже больше, чем у нее. Алим в последние годы, как находил возможность, покупал жене золотые изделия, но вот на бриллианты не хватало. А женщина, не носящая бриллиантов, не могла претендовать на популярность и особое уважение в высоком обществе, особенно среди женщин. Алим старался как мог, им немало помогало то, что он мог брать товары по государственной цене и бесплатные путевки в санатории. Жена могла потом частично продать это через родственников, соседок и учительниц своей школы. Кроме того, жена все время уговаривала Алима зарабатывать больше, толкала его «смотреть на других мужчин и делать как они».

Она прежде очень огорчалась от того, что не могла позволить себе многого, покупать детям то, чего хотелось, завидовала чужим женам, которые жили богаче, и чужим детям, которые носили более дорогую и модную одежду. Побывав на чьей-то свадьбе или на другом торжестве, она днями рассказывала, кто из женщин во что был одет, а главное, что на каждой было из золота и бриллиантов. Алим готов был делать все, чтобы его жене на таких торжествах не было стыдно, как дочерям среди сверстниц, но пока кое в чем приходилось отказывать им.

Прежде, когда Алим работал в комсомоле или был рядовым инструктором райкома партии, он тоже очень переживал за то, что не мог выполнять многого из того, что хотели бы иметь жена и дети. Он убеждал супругу, обещал ей, что наступят времена, когда они будут жить намного лучше, чем сейчас. Только в душе Алим всегда надеялся, что жена со временем будет говорить о подобном меньше, ведь жизнь состоит не только из этого. Но не тут-то было: о том, что у них будет собственный автомобиль, «Газ-24», жена мечтала все время, не переставая. О том, что у них будет куда большая квартира с заграничной мебелью, она тоже мечтала постоянно. Все это жена без конца рассказывала ему, изъяснялась бесконечно о своих планах по поводу будущего. Она казалась счастливой, когда рассказывала, какую она хотела бы иметь квартиру, какой автомобиль, бриллианты размером с горох, жемчуга размером с яйцо, какие носили жены высоких чинов.

Когда Алим стал заместителем заведующего отделом райкома партии, жизнь стала улучшаться на глазах: теперь продукты даже в доме были куда лучше и дороже, не говоря об одежде жены, самого Алима и детей.

Теперь Алим и жена понимали, что из-за назначения его заведующим отделом перед ними открываются новые двери. Теперь они будут в тесном кругу самых первых людей района, отчасти и города. Это сулило им немало, давало надежду на то, что вскоре они достигнут многих, если не всех своих желаний.

В тот вечер младшая дочь мало у кого вызывала интерес, зато старшая дочь оказалась в центре внимания. Сания была в этот день особенно очаровательна; ее распущенные волосы лежали очень красиво на плечах, щеки слегка румянились, глаза горели от стыда и радости из-за внимания такого количества представительных дядей. Одни тайком от своих жен, другие в открытую и жадно созерцали эту юную прелесть. Алим, который старался не заглядываться на чужих жен, продолжал замечать, как по полуоткрытой груди и плечам его жены и по Сании скользили похотливые взгляды мужчин. Он старался уверять себя в том, что здесь ничего плохого нет, это только проявление интереса к людям, которых сидящие здесь видят впервые.

После того вечера Алима стали приглашать с семьей постоянно на подобные торжества. На этих вечерах мужчины охотно любезничали с его женой и жадно глазели на Санию. Все это было не очень приятно Алиму, но каждый раз он старался успокоить себя тем, что ничего плохого здесь нет. И нужно стать все-таки более современным, раскованным человеком. Сам Алхазов был к нему теперь особенно любезен, всюду на работе давал ему чувствовать свою поддержку и опеку. Он относился теперь к членам его семьи заботливо, только иногда Алиму казалось, что это переходит границу, которая все-таки должна была быть между ними.

Алхазов и его помощник успели погостить у них уже не один раз, появляясь с женами только тогда, когда Тагиевы устраивали какое-нибудь торжество в ресторане. Жена Алима, когда в их доме находились Алхазов с помощником, крутилась вокруг них, проявляя чрезмерную заботу, хотела накрыть на стол самое вкусное, была счастлива показать этим высоким гостям свое кулинарное мастерство. Приближаясь к столу, она будто ненароком касалась их телом, старалась как можно более отчетливо демонстрировать высоким гостям те прелести, которые вырисовывались из открытых частей ее платья. К тому же она строила им часто глазки, от чего те были в нескрываемом восторге. А Сания каждый раз играла для стариков еще что-нибудь на пианино.

Все это очень не нравилось Алиму, его ранило каждый раз подобное поведение жены и повышенное внимание руководства райкома к ней и его дочери. Ему оставалось только тихо сидеть и молчать, хотя Алим пытался обсуждать это несколько раз с женой: не переходит ли она границу? Та успокаивала его, говоря, что пора избавиться от подобных предрассудков. И Алим старался на самом деле от них избавиться, не принимать все так оскорбительно для себя и близко к сердцу. Но иногда все же он не выдерживал все больше ускоряющуюся близость между своими руководителями и женской половиной своей семьи. И однажды все-таки его терпению пришел конец, когда Тагиевы пригласили важных райкомовцев в ресторан, чтобы вместе с ними отметить день рождения младшей дочери. Когда Алим увидел, как Алхазов положил руку на колено его жены и начал слегка ласкать его, ему захотелось выгнать и первого секретаря, и его помощника, и других гостей, но он все равно остановился. Жена вела себя так, будто ничего не происходило и именно все так и должно было быть. Другие женщины, в том числе жена Алхазова и жена его помощника, все это прекрасно видели, понимали и смотрели на его жену с большим презрением, но в какой-то мере с завистью – возможно, из-за того, что она была моложе и красивее, чем они. Между прочим, иные из жен руководителей райкома проявляли интерес и к самому Алиму. Только Алим был с ними осторожен и соблюдал дистанцию: он боялся, что более раскованное поведение с женами руководителей может плохо сказаться на его работе, и его за это могут просто уволить.

Со временем отношения между Алхазовым и женой Алима принимали более откровенный характер. Это уже невозможно было скрыть, да и те сами особенно не старались для этого. Алим видел насмешку в глазах работников райкома, сочувствие в глазах их жен. Алхазов начал приходить к ним часто один, без помощника, и вел себя у них давно уже раскованно, без всякой официальности, но при этом давал знать, что он человек, который может позволить себе многое, и любезничал то с женой, то с Санией. В последнее время он стал уделять больше внимания Сании и предлагал ей играть в какие-то игры: то в карты, то в домино, то в шахматы, то даже в нарды. Каждый раз, проиграв ей, возможно умышленно, долго хвалил ее. А она краснела от внимания, хвалы и комплиментов этого пожилого дяди.

Алхазов стал теперь приходить к ним тогда, когда Алима не было дома. Первому секретарю это всегда было ведомо, поскольку он сам же отправлял Алима перед своим визитом с партийным заданием на какое-нибудь предприятие. Сказать, что Алхазов слишком часто жаловал к Алиму домой, вряд ли было бы правильно, поскольку он был человеком очень занятым, но раз-два в месяц заглядывал к ним.

Алима стали теперь все чаще посылать с партийным заданием в отдаленные районы. Так что он не имел возможности вернуться в тот же вечер домой и ночевал в гостиницах. Он должен был помогать товарищам на местах, исправлять их ошибки, составлять многочисленные протоколы и передавать потом все это в руководство райкома.

Что же было с Алимом, когда однажды, вернувшись домой под утро, раньше обычного, он обнаружил Алхазова у себя! Уже войдя в квартиру, он понял это по дорогому плащу первого секретаря, висевшему у входа на вешалке. Потом, открыв дверь спальни, Алим застал Алхазова спящим в объятиях жены. Сама она, увидев мужа, удивилась столь раннему его возвращению, но ничего не сказала и только сделала ему знак, чтобы тот вышел из спальни.

Алим был в тот день в смятении. Покинув свой дом, он отправился пешком к отдаленному, дикому берету моря. Здесь он вспомнил всю свою жизнь, начиная с детства, особенно то, как он мечтал иметь красивую любящую жену, умных, воспитанных детей. Сам он всегда переживал за то, что отец его был рабочим, старался скрывать это, придумывая всякое, лишь бы не говорить правду о своем происхождении. Теперь все это вроде улеглось: ни отца, ни матери давно уже не было в живых, и мало кто вспоминал из какой он семьи. Он имел ныне руководящую должность в райкоме партии, был теперь человеком, уважаемым во всем округе, отчасти в городе. С другой стороны, хоть его родители и жили очень просто, они всегда старались в первую очередь для доброго имени семьи и детей. И нечто подобное, с чем теперь столкнулся Алим, не могло бы возникнуть в их жизни. Алиму пришла в голову мысль покончить с собой прямо здесь, утопиться в море. Завязать самому себе руки веревкой или проволокой и броситься в воду, а с завязанными руками он утонет быстро.

Когда Алим вернулся домой, то вначале хотел устроить жене допрос и наказать ее, отправить ту в отчий дом и развестись. Но жена вела себя с ним так, будто ничего не произошло. К тому же она казалась теперь куда увереннее и не дала Алиму даже рот открыть и нашла ему чем заняться, о каких нуждах семьи позаботиться. Алим ничего не мог говорить, возражать, напоминать об утреннем случае с Алхазовым и только выполнял все, что она говорила ему.

Теперь, когда Алима отправляли на задание в районы, он знал, что Алхазов будет в тот день ночевать у них, и не возвращался раньше, чем к обеду следующего дня, чтобы первый секретарь успевал уже уйти. Но однажды Алим застал его вновь в своем доме, правда, одетого и сидящего в столовой за чашкой чая и играющего с Санией в нарды. Алхазов одной рукой вроде действительно играл, а другой ласкал Санию за обнаженную прекрасную девичью грудь. Увидев Алима, Алхазов убрал руку с ее груди и поприветствовал Алима, как ни в чем ни бывало. Сания, быстро застегнув кофту, покинула комнату с опущенными глазами, оставив отца с Алхазовым наедине. Алхазов стал расспрашивать Алима о том, как он выполнил партийное задание и что нового в тех краях, куда он ездил. Алим, шокированный увиденным, ответил ему не сразу, потом все же собрался с силами и рассказал, как прошла поездка в район. Алхазов же, еще немножко поговорив с Алимом, допил свой чай и ушел. Но перед этим рассказал ему, что для его семьи выделены путевки в один из прибрежных санаториев и сообщил о мебели из ГДР, которую он может приобрести по государственной цене, если захочет.

Сания развлекала Алхазова, когда отца не было дома; мать оставляла их наедине, если первый секретарь райкома намеревался провести время с этим чудным созданием. Он был очень сладок на язык, всегда хвалил Санию за ее красоту, за талант, умение играть на пианино, за ее красивую походку и очаровательную улыбку. Алхазов дарил ей очень дорогие подарки: браслет или серьги из золота, золотую цепочку с крупным кулоном, кожаные импортные сапожки… Сании это нравилось, она радовалась красивым дорогим подаркам, любила демонстрировать это в школе и получала удовольствие, замечая, как другие девочки умирали от зависти. Ласки Алхазова Сания вначале принимала как отцовские, но потом догадалась, что этот мужчина под шестьдесят лет хочет от нее большего. Это было для нее шокирующей новостью, и она все рассказала матери. Мать это вовсе не удивило, наоборот она попросила, быть повнимательней и повежливей с Алхазовым: это очень большой и важный человек, далеко не каждой семье может посчастливиться иметь такого друга и покровителя как Алхазов. Сания поняла, что она должна делать все, что скажет ей Алхазов и также поощрять его ласки. Она еще не встречалась ни с одним парнем и ни с кем еще не целовалась. Она была стеснительной девочкой, хотя нравилась очень многим одноклассникам и парням постарше. Некоторые парни пытались ухаживать за ней, но никому не удавалось завоевать сердце этой красавицы.

Ласки Алхазова Сании скорее всего были все же неприятны, но он, догадываясь об этом, постоянно рассказывал ей, какие еще подарки ждут ее. Сания тут же забывала обо всем, перед ее глазами появлялись красивые туфли, платья, пальто, цепочки и браслеты, все, что обещал Алхазов, не переставая ласкать и целовать ее. И она считала, что получает удовольствие от ласк этого мужчины, и даже научилась отвечать ему. Целоваться она, конечно же, не умела – негде ей было этому научиться. Но Алхазов поощрял каждую ее попытку и сам иногда показывал, что и как нужно делать. А однажды, когда отец опять был в командировке, мать сказала Сании, что она должна этой ночью лечь с Алхазовым. Это не особенно удивило Санию. Вечером того дня Алхазов принес очень дорогие подарки – целый комплект с бриллиантовыми камешками. Мать Сании была счастлива, как никогда: любуясь на эти очень дорогие украшения, она не могла найти себе места в квартире от радости. Все время говорила Сании, что она очень счастливая девочка, раз ей дарят такие подарки и она должна за это благодарить судьбу. Сама она от радости также несколько раз обняла и поцеловала Алхазова.

Мать постелила на широкой кровати, на которой обычно сама спала с отцом, очень красивую постель, с роскошными наволочками, пододеяльниками, цветными простынями; возможно, все это тоже было подарками Алхазова. В ту ночь Сания познала впервые по-настоящему свою женственность в объятиях первого секретаря райкома. Алхазов был с ней ласков, поддерживал ее, рассказывал в эту ночь ей о красивых дальних странах и городах, куда он мог бы брать ее с собой.

Через какое-то время Алхазов ушел на пенсию, а на его место был назначен другой человек. Этот особого внимания на семью Тагиевых не обратил, вскоре найдя здесь своих любимцев, и Алима особенно не трогал.

Сания целых семь лет посещала музыкальную школу по классу фортепиано, которую закончила одновременно со средней школой. И несмотря на то, что родители ждали от нее другого, сама решила поступить потом в музыкальное училище.

Когда Сания поступила на учебу, ей хотелось одеваться также красиво и богато как прежде, и вскоре сам директор училища обратил на нее внимание и стал обеспечивать ей это. Так она сблизилась опять с пожилым человеком. Алим, можно было сказать, не спрашивал никогда, где и как его дочь достает такие дорогие вещи и украшения. Если он вымолвил бы даже слово об этом, то жена заставила бы его замолчать и еще упрекнула бы, что сам он не может содержать свою дочь, как следует, и ему должно быть за это стыдно.

Сания встретила отца своих будущих детей за несколько месяцев до окончания музыкального училища. Салех был простым парнем из дальней провинции, которому когда-то посчастливилось поступить в строительный институт. За Санией и здесь пытались ухаживать множество парней, но ни с кем из них она не встречалась, продолжая поддерживать отношения с директором училища.

Порой ей становилась стыдно за то, что, когда ее ровесницы встречались с парнями, она делала это с пожилым человеком. Когда другие создавали семьи, то, что делала Сания, иначе как «гулять» невозможно было бы назвать. Но она боялась, что, встречаясь с парнем, может обнаружиться, что она не девственница и это опозорит ее. Всем парням, которые пытались познакомиться и завести с ней отношения, она продолжала отказывать на этом основании, но Салех оказался настойчивым. Он писал для Сании стихи, письма с признанием в любви, и сколько она ни сопротивлялась, ему все равно удавалось отдать их ей. Она, читая эти строки о любви, волновалась, ее охватывали очень приятные чувства. В такие минуты, она, вспоминая свое прошлое и думая о настоящем, разочаровывалась, злилась на мать, что та бросила ее в объятия пожилых мужчин. Ей становилось стыдно перед Салехом, который казался ей честным, чистым юношей, способным на большую, настоящую любовь. Сании нередко хотелось сказать ему, что она недостойна его любви и ведет совершенно другую жизнь, чем предполагает Салех. Но этого она не делала, ничего ему не рассказывала и очень радовалась, когда Салех вновь появлялся на ее пути и приносил очередное стихотворение, посвященное ей. Вот так они и начали встречаться: вначале ходили просто посидеть в парке, потом в кино, на концерты, на какие-то вечера поэзии, на которые Салех откуда-то всегда доставал пригласительные. Салех рассказывал ей так много о любви, чувствах, звездах, что Сания обо всем забывала. А когда он читал ей стихи, она будто попадала в другой мир. Но чувства вины не покидало Санию за то, что она, встречаясь с Салехом, продолжала оставаться содержанкой директора училища. Иначе она не смогла бы поступить: приближались выпускные экзамены, и тут многое решал опять тот же самый директор.

Салех, ходя за Санией в училище, удивлялся всегда тому, как другие девочки, учащиеся вместе с ней, смотрели на них, когда видели их вместе. Эти девочки не отрывали взгляды от Салеха и тогда, когда он, сидя на скамейке перед зданием училища или же стоя у двери, поджидал Санию. В этих взглядах было много печали, жалости, будто они хотели что-то сообщить ему, но не решались, при этом также не могли спрятать от него свои влюбленные взгляды. Салех старался не обращать особого внимания на все это, хотя интерес со стороны сокурсниц Сании льстил ему. Сама Сания рассказывала, что эти девочки очень завистливы, многие умирают, хотят встречаться с мальчиками, но не могут этого сделать. Ведь не каждая из них нравится мальчикам, а некоторые боятся родителей.

Иногда Сания жалела о том, что она давно уже опытная женщина. Порой ей хотелось быть такой же, как другие: наивной, глупенькой, не знающей еще даже вкуса поцелуя. Хотя многие из этих девочек, считала Сания, играли в таких наивных и невинных, ведь на них так же, как на нее в свое время, охотились преподаватели, если они не преуспевали в учебе или не происходили из семей с высоким положением. Для благополучного завершения музыкальной школы эти девочки решались войти в близкие отношения с одним из преподавателей. Тот брался помочь успешно сдать экзамены и получить диплом. Не все, правда, но некоторые девочки шли на это. Сания знала это про других, также как остальные студенты и преподаватели знали, что она встречается с самим директором училища. И то, что девочки, которые ни с кем не встречались, удовлетворяли себя всевозможными предметами – больше в ходу у них были сосиски и тонкие флаконы от дезодорантов – тоже было хорошо известно Сании. Уборщицы находили использованные с такой целью предметы и еще много подобного рода вещичек в женском туалете училища или же за зданием общежития, в котором жили студентки из провинций. Они жаловались на девочек, на современные нравы, на несоблюдение норм ислама, ругали их родителей за такое воспитание.

Для Сании отношения с Салехом складывались непросто. Она должна была во всем изображать из себя невинную девчонку, которой никогда будто и в голову не приходили мысли об удовлетворении собственной чувственности. Она понимала, что ей все равно нужно будет выйти замуж за кого-то, а Салех для этого вроде бы годился. Ну и что из того, что он был провинциалом? Его неопытность в общении с женщинами, наивность, как раз давали ей возможность играть с ним в девственницу, а Салех во все верил, что она ему рассказывала. С другой стороны, когда он брал ее за руку, Сания действительно краснела, волновалась: ведь она сама еще ни с кем не встречалась, кроме двух взрослых дядей! А когда Салех в первый раз поцеловал Санию, у нее сильно закружилась голова, откуда-то изнутри стало подниматься очень приятное и теплое чувство… Но Сания воздержалась: она все же испугалась, что Салех вдруг почувствует ее опытность в любовных делах и отвернется от нее. Встав со скамьи, она дала понять парню, что очень разозлилась на него, и ушла, сказав, что больше не хочет видеть его. Салех же, бедный, готов был убить себя за ошибку: как он, осмелился поцеловать такое невинное существо, созданное только для того, чтобы молились на него и восхищались им?

Целую неделю Салех ходил в училище, дожидаясь, когда она выйдет после занятий, и умолял, чтобы она его простила. Она его стыдила, говорила, что есть девочки, которые готовы на все с первого раза, но она таких презирает. Она была о Салехе очень высокого мнения, но он не оправдал ее ожиданий. Салех просил у нее прощения, умолял о пощаде, приносил красивые букеты цветов, и, наконец, ему удалось смягчить сердце Сании. Они стали опять встречаться, опять сидели на скамейках парков, ходили в кино или в кафе. Салех был счастлив, чувствовал себя на седьмом небе, продолжал сочинять стихи, которые посвящал Сании.

Как-то так получилось, что Сания сама захотела увидеть комнату, в которой жил Салех. Сам Салех этого не хотел, да и общежитие, в котором жил Салех, представляло собой малопривлекательное зрелище. Но ему пришлось уступить Сании.

Так называемый «студенческий городок» был разделен на две части: на одной стороне жили иностранные студенты из социалистических стран или же из стран, борющихся за победу социализма, на противоположной студенты из провинций Азербайджана. Жизнь в этих двух частях общежития резко отличалась: иностранцы проводили свое время в веселье, сорили деньгами, приводили местных девушек к себе в комнату. Они жили богато из-за того, что государство выдавало им стипендии более высокие, чем местным студентам, а еще они зарабатывали хорошие деньги от продажи заграничных товаров, за которыми местное население просто убивалось. За этими же товарами ходили к ним местные девушки, получая за каждую встречу что-нибудь из одежды или какие-нибудь безделушки. Местные парни, живущие напротив, не осмеливались подойти к этим девушкам, которые чуть ли ни при первом же разговоре с ними заводили речь о помолвке. Но некоторых из них они видели позже с теми же иностранными студентами, с которыми они встречались без предварительных договоренностей о замужестве.

Это все же удивительно: девушки, окруженные своими, выдают себя за самое невинное существо, демонстрируя внешне, что для них самое главное благочестие, соблюдение нравов, и замуж они хотят только за мужчин собственной национальности. То есть, в эту игру они играют только с молодыми людьми собственной национальности. А те, закомплексованные подобными представлениями о женщине, что является следствием их воспитания в семье и зримого поведения большинства девушек, порой даже не знают до собственной свадьбы, что такое женщина.

Многие склонны обвинять мужчин-иностранцев, якобы развращающих местных девушек, которые без них были бы вполне благоразумными. Мужчины ведут себя в чужой стране порой как обезумевшие самцы, стремящиеся к максимальному удовлетворению своих половых потребностей. Только если сами местные женщины не будут открыты им, они не в состоянии что-либо сделать. В считающихся более свободными европейских обществах связи женщин с иностранцами являются больше исключением, чем правилом. Эти женщины устремлены в первую очередь к общению с этнически им близкими мужчинами или хотя бы с теми иностранцами, с кем у них совпадают религиозные, политические и идеологические взгляды. При этом и у европейских женщин не последнее место занимают возможные отношения с богатым любовником. С женщиной Востока происходит то же самое, но здесь еще играет роль то, что для нее материальная сторона жизни важнее, и она не прочь восполнить кое-какие из этих благ за счет иностранных мужчин. Мужчина чувствует себя куда более свободным в чужой стране, с чужой женщиной, когда его с ней не связывают никакие обязательства. Здесь он может быть куда более привлекательным для местных женщин: он другой, тоже не навязывает обязательств женщине, может быть еще и богатым. Ставя такие тяжелые условия мужчинам из собственного народа, эти женщины очень легко могли уходить к иностранцам, у которых добра, нужного им, было предостаточно.

Когда Салех привел Санию в свою комнату, всем на этаже стало неловко: парни не знали, как к этому относиться. Ведь если кто-то приводил не свою невесту, то значит, он приводил гулящую девушку. А все знали, что Салех еще не помолвлен. Потом он их заранее даже не предупреждал, а просто спонтанно привел ее в общежитие, ошарашив этим всех. Салеху самому было неловко: он знал, что все равно должен ребятам что-либо сказать про нее. Он терялся и краснел перед своими соседями, даже очень жалел, что привел ее в общежитие, но уже было поздно. Сания прошла в комнату, поздоровалась со всеми ребятами, сидящими внутри, которые тут же разом встали.

Салех даже не стал ее представлять друзьям, а Сания сама тоже не представилась.

Мальчики занимали часть здания общежития, другую его часть занимали девушки. У женской и мужской половин были отдельные входы, так что парни и девушки, живущие в одном здании, никогда не сталкивались. Для полной изоляции были построены перегородки в каждом коридоре. Ходить к девушкам в гости было непросто. Вначале нужно было вызвать девушку, что делалось с помощи проходящих мимо других студенток.

– Девушка, извините, Вы не на пятом этаже живете? – мог спросить молодой человек, бог весть с какой целью появившийся здесь.

– Нет, на третьем, – могла ответить та.

– Ах, извините.

Потом приходилось ждать, когда какая-нибудь другая девушка поднималась наверх.

– Девушка, извините, Вы не на пятый этаж поднимаетесь? – молодой человек все-таки не терял надежды.

– Да, на пятый, – могли бы ответить ему на этот раз.

– Могли бы, пожалуйста, позвать Зарнишан? Скажите, родственник ее здесь ждет.

– Хорошо, я передам ей.

– Спасибо.

После этого приходилось опять ждать, иногда полчаса, иногда час или дольше. Если везло, то девушка находилась и спускалась вниз, если нет, то после долгого ожидания, приходилось, разочаровавшись, оставлять общежитие. Если же девушка находилась и спускалась вниз, то приходилось решать теперь новую задачу, а именно, как к ней подняться. Вахтеры обычно сопротивлялись, говоря, что посещать девушек разрешается только родственникам и то близким. Некоторые парни пытались уговорить вахтеров, чтобы те пропускали их в общежитие, но это редко помогало. Хотя иногда попадались вахтеры, которые все-таки разрешали им это. Если не близкое родство, то повод мог бы быть и другой: допустим, хотят вместе как студенческие товарищи подготовиться к экзамену. Только такое было больше исключением, чем правилом. А так можно было каждому вызвать девушку вниз и внизу же разговаривать с ней, чем часто посещение и заканчивалось. Чтобы вызвать девушек вниз, некоторые из парней придумали еще такое: если девушка жила не на последних этажах общежития, они бросали в их окна монеты, чтобы привлечь к себе внимание. Если девушка открывала окно, то просили ее спуститься вниз.

Вот так жили местные парни с левой стороны студенческого городка, при этом, наблюдая каждый день за тем, как некоторые из девушек общежития поднимаются в общежитие иностранцев, находящееся с правой стороны. Вахтеры не осмеливались ограничивать иностранцев, и никто не мешал им брать местную девушку в свою комнату. Требование к ним было только одно: девушка должна была оставить у вахтера удостоверение личности. А вот к местным парням девушки, можно сказать, никогда сами не приходили.

Сожалея, что привел Санию в общежитие, Салех, проводив ее, сказал всем, что собирается обручиться с ней. Салех и вправду так думал и уже пару недель спустя отправился к родителям, чтобы сообщить им о своем решении жениться на городской девушке. Родителей Салеха такая весть не особенно обрадовала.

– Мало ли было у нас тут девушек? – возмутилась мать. – Здесь хотя бы знаем, кто она, кто ее родители, а там в городе даже не поймешь, чем они живут, что они делают. Род их мы не знаем, родственников не знаем, откуда знаешь, какая жена из нее будет?