Текст книги "В поисках своей планеты"

– Нет, Станислав Александрович, я не хочу брать их.

– А чего же так – коньяк ведь хороший. В магазине такой не купишь.

– Нет, я не возьму.

– Хорошо, раз не хотите, пусть они тогда остаются здесь. А Вы идите и готовьтесь к следующему заседанию. И не переживайте.

Малик вышел от Пенкина, как всегда, воспрянув духом. Но, как назло, в вестибюле столкнулся лицом к лицу с Семиным. Малик вначале даже не хотел здороваться с ним, но в последний момент все же проговорил:

– Здравствуйте!

Семин взглянул на Малика коротко, но с твердой неприязнью и хотел пройти мимо, не ответив на приветствие.

– Нет уж, подождите! – сказал Малик и остановил его, схватив за рукав.

– Что такое? Что Вы хотите от меня? – как бы в недоумении спросил испугавшийся Семин.

Он вспомнил, какое насилие применяли к нему кавказцы в армии, и ему показалось, что теперь Малик, этот толстый и свирепый молодой мужчина, хочет сделать с ним то же самое.

– Почему Вы не хотите здороваться со мной? – спросил Малик громко, недовольно и чуть ли не угрожающе.

– Идите своей дорогой, товарищ аспирант, идите и лучше готовьтесь к следующему заседанию. – Семин старался ответить ему как можно более спокойно, но в тоне его голоса опять чувствовалась неприязнь.

Малик хотел после этого на самом деле уйти, но его сильно задел тон Семина.

– Из-за таких как Вы мы, молодые ученые, не можем продвигать новые идеи в науке, – чуть ли не заорал он на Семина.

Семину стало страшно: примерно так злились и те кавказцы, с которыми он имел несчастье служить вместе. Дело часто доходило до мордобоя.

– Идите готовьтесь, товарищ аспирант – я сказал уже вам, и отпустите, пожалуйста, мою руку, мне нужно к директору.

Малик отпустил руку Семина, но гнев вновь охватил все его нутро:

– Нет, так не пойдет: Вы должны мне объяснить, почему считаете мою работу недостойной, даже бездарной?

Семину хотелось просто удрать от разъяренного кавказца, но тот загородил ему проход.

Внезапная пощечина взорвалась как бомба. Не устояв на ногах, Семин упал, но его вновь поставил на ноги сам Малик и хотел ударить еще раз. Ему помешали вахтер и прибежавшие на шум сотрудники института. Кто-то уже успел позвонить в милицию. Чуть погодя Малика забрали, и целую неделю он провел в следственном изоляторе милиции. Только благодаря хлопотам Пенкина и поддержке некоторых аспирантов, не возбудили уголовного дела. Ограничились административным наказанием: ученый совет института вынес решение об исключении Малика из аспирантуры.

Вернувшись в Баку, Малик думал: идти ему в аспирантуру здесь или нет. Но тут ему подвернулась работа в Институте космических исследований. Там он мог бы впоследствии защитить диссертацию.

Малик надеялся обрести покой, работать, заниматься вещами, которые доставляли ему колоссальное удовольствие. Но, начав, он быстро все бросал. В такие минуты он особенно остро жалел о том, что не смог защитить диссертацию в Ленинграде и остаться там.

Теперь он думал так: в таком окружении, с такими родственниками и знакомыми как у него, заниматься наукой невозможно. Малику по-прежнему все мешали. И он не знал, что ему делать в такой ситуации.

Репетитор по воле

Летом Сима приехала к ним на целый месяц, чтобы готовиться к предстоящим вступительным экзаменам в институт. Кроме уроков русского языка, она решила теперь брать уроки и у учителя английского, который жил также недалеко от дома Абида.

Оба брата Абида недавно ушли в армию. И он был рад, что Сима будет гостить у них, когда братьев нет дома.

Сима появилась у них с чемоданами и сумками, набитыми одеждой, книгами и еще грампластинками. Радости Абида не было предела. Он помог поднять чемоданы наверх: мать выделила для Симы небольшую комнату, которая прежде служила кладовой. Теперь ее освободили от всякого хлама и поставили там кровать и шифоньер.

Абид испытывал смешанные чувства: с одной стороны, он продолжал мучиться у себя внутри, с другой стороны, то нежное и ласковое, что исходило от Симы, будто окутывало и грело его. Абид в какой-то мере сопротивлялся последнему, боялся этого, но все равно рвался к Симе и хотел как можно больше находиться рядом с ней. Сима была, как всегда, шумной: то веселилась, то печалилась до слез, легко при этом заводясь и переходя от одного настроения к другому. Абид не знал, как к этому относиться: ему становилось не по себе, когда Сима начинала громко смеяться, и становилось до боли жалко ее, если она проливала слезы.

Прямо со следующего дня Симе нужно было идти заниматься к учителям. Учительница русского языка, у которой собиралась заниматься Сима, была немолодой и одинокой особой. О ней говорили, будто она «гулящая», и действительно, прежде ходило к ней множество мужчин. При этом в отличие от некоторых других женщин, она не торговала своим телом, а имела отношения с мужчинами, которые ей нравились. Теперь к ней уже никто не ходил, она доживала свои дни. То, что Сима договорилась именно с ней для подготовки к экзаменам, не нравилась матери Абида.

– Мало ли у нас учителей русского языка, а у этой имя запятнанное, – упрекнула она Симу еще в самом начале.

– Не переживай, тетя, зато она очень хорошая учительница. Кто с ней готовился, все хорошо сдавали вступительный экзамен, – ответила Сима, не теряясь.

– Но ведь важен не только институт, Сима, – проворчала мать Абида. – Думай об имени своем, молодая еще.

– Эх, тетенька, главное, быстрее в институт поступить, а все остальное образуется само собой, – весело, в свойственной ей манере ответила Сима.

В первый же день, когда Сима должна была отправиться к своим учителям, Абиду было поручено проводить и встретить ее. Как только они вышли на улицу, у Абида начались проблемы: все мальчики, увидев Симу, бесстыдно и жадно уставились на нее. Сколько бы Абид ни хотел подчеркнуть своим поведением, что это его близкая родственница, на парней это будто бы не производило никакого впечатления. Они продолжали пожирать Симу глазами, с откровенным вожделением разглядывая ее голые, чуть полненькие и пухленькие руки, кажущиеся обворожительными в платье без рукавов.

Абид очень сильно беспокоился, видя эту злую страсть в глазах мальчиков. Значит, Симу нужно действительно провожать и встречать каждый раз, если она идет к учителям. Мать была права в этом. С другой стороны, зачем нужно Симе так одеваться? Ведь без такого открытого платья меньше жадных взглядов было бы направлено на нее.

Вечером после ужина Абид, постучавшись, вошел в ее комнату:

– Сима, я хочу с тобой поговорить.

Первое, что Абид заметил, заходя в ее комнату, была старая родительская радиола, которое каким-то образом оказалось у Симы. Сима, увидев его, просияла и тут же отложила книгу:

– Заходи, Абид. О чем ты хочешь со мной поговорить?

В ее голосе было нечто завораживающее, волнующее и вызывающее. Она, переоделась в легкий летний халат, собрала волосы позади в хвост, сама казалась при этом будто взволнованной чем-то. Абид, пытаясь подавить возникшие у него чувства, подошел к Симе и сел на стул напротив нее.

– Сима, может ты не будешь больше надевать сегодняшнее платье?

Этот вопрос сильно удивил Симу:

– Ты что, Абид, в своем уме? Как это, «больше не надевать сегодняшнее платье»?

Абид покраснел. Немного подумав и вздохнув пару раз, он пытался найти теперь более подходящие слова для выражения своих мыслей.

– Я ничего не собираюсь запрещать тебе, Сима, тем более, вряд ли имею на это право, – стал оправдываться Абид. – Ты же у себя в деревне это не носишь, не правда ли? Такое платье, я считаю, можно носить только в центре города, а не в вашей деревне или у нас на окраине. Здесь ведь люди отсталые, дремучие, сама знаешь. И зачем нужно давать им лишний раз повод, чтобы они говорили о тебе что-то плохое?

– Абид, как ты можешь позволять, чтобы кто-то говорил обо мне плохое при тебе? Ты что, не мужчина?

Такая постановка вопроса очень задела Абида; ему стало стыдно за то, что он не может в самом деле защитить честь двоюродной сестры. Единственное, что он мог бы сделать, это уладить конфликт так, будто ничего плохого не произошло. А вот кого-то побить, как «мужчина», он бы не мог.

– Знаешь, как мои братья набили бы морду тому, кто сделал бы мне что-нибудь плохое? Твои братья такие же – я знаю. Почему ты не такой, не понимаю.

Абиду хотелось успокоить ее, сказать ей что-то утешительное, но тут Сима залилась слезами:

– Что за отсталые люди у вас на улице? Стоит девочке появиться в платье без рукавов, тут же начинают говорить о ней гадости…

Абиду захотелось успокоить Симу, и он невольно приобнял ее. Ворот халата распахнулся, и молочно-белые, нежные, большие и упругие груди Симы в буквальном смысле вывалились наружу. Абид оторопел и, убрав руки с ее плеч, отвернулся, дожидаясь, когда она приведет себя в порядок. Только Сима продолжала сидеть, как ни в чем ни бывало, колыша при каждом движении полными грудями. Абида такое безразличие удивило, но он, пытаясь найти и этому объяснение в пользу Симы, решил продолжить разговор:

– Сима, ты знаешь, что я не отсталый человек. Я, наоборот, прогрессивный, современный.

– Да, Абид, я знаю, – ответила, всхлипнув, Сима. – Ты современный.

Вдруг она, развеселившись от какой-то мысли, пришедшей ей в голову, предложила ему:

– Давай-ка лучше музыку послушаем, а?

Не дождавшись ответа, Сима, встав, достала из шифоньера коробку с пластинками, а потом показала ему одну из них:

– Давай, будем слушать пластинку квартета «Гая».

Она подняла крышку радиолы, положила пластинку на диск. Красивые, звучные ритмы подействовали на Абида и развеселили его. Сима подпевая, пустилась в пляску:

 
Ты посмотришь нежным взглядом,
И красивых слов не надо!
И случайной встрече рады,
Мы по жизни пойдем рядом-рядом…[10]10
  Текст Юрия Энеина.


[Закрыть]
 

Абиду это очень нравилось, но его все-таки озадачивали свободные манеры Симы, волновавшие его и внушавшие ему страх.

– Давай, Абид, танцуй! Танцуй со мной вместе.

Абид не очень хорошо умел танцевать и пытался подрожать тому, что он видел по телевизору. Что-то у него при этом получалось, а что-то не совсем, но Сима всячески подбадривала его. Вдруг она остановилась, словно опомнившись.

– Слушай, сейчас тетя зайдет и будет меня ругать. Спросит, как я готовлюсь к экзаменам. Ладно, на сегодня хватит.

Выключив радиолу, она опять села за стол и стала перебирать книги, по которым ей нужно было готовиться.

– Видишь, сколько мне нужно учить? – вздохнула она. – Абид, мне сказали, что ты больше не занимаешься уроками так, как прежде. Неужели это правда?

Услышав это, Абид даже прослезился и не смог ответить Симе.

– Что с тобой творится, Абид? Тебе плохо? Может, ты болеешь чем-нибудь? Скажи мне, не бойся – я никому не расскажу. Если у тебя есть секрет, ты можешь спокойно поделиться со мной.

Абид не знал, что ей ответить и опять отвернулся, а потом вымолвил тихо:

– Я пойду, Сима, ты занимайся.

– Хорошо, мы потом еще поговорим, – сказала Сима, с сочувствием посмотрев на него.

Абид думал только о Симе, когда лег в постель, и удивлялся ее чуткости.

Утром, когда Абид проснулся, его тут же охватило радостное чувство оттого, что в соседней комнате находилась Сима. А жизнь показалась ему вновь интересной и красивой. Мать позвала Симу завтракать и стала ворчать, узнав, что она все еще лежит в постели:

– Я в детстве вставала в шесть утра, как и сейчас, а ее мать спала до полудня. Вот в нее она и пошла.

Долго ждать Симу не пришлось: она, надев халат, вышла из комнаты и, быстро умывшись, села за стол. Отец уже ушел на работу, поэтому они завтракали втроем.

Сима была как всегда неугомонна:

– Тетя, мне кажется, что вы на Абида слишком давите.

– Эх, Симочка, ты не знаешь, как Абид испортился. Он даже курить начал. Ауроками, можно сказать, больше не занимается.

Сима не собиралась уступать тете:

– Это из-за того, что вы на него так сильно давите. Он теперь даже не может учиться.

– А чем мы ему мешаем? Он всегда был самостоятельным, никто ему никогда не мешал. А теперь что стало? Ему никто не мешает. Оба брата в армии, – мать прослезилась, – отец целый день отсутствует, я тоже хожу на работу. Абид дома в основном один. И он вместо того, чтобы повторять программу за прошлый год, как делал раньше, идет к своим новым дружкам. То водку с ними пить, то непонятно какими еще делами заниматься. Эх, Сима, ты не представляешь, как гордо я ходила раньше на родительские собрания: все хвалили Абида, говорили, что в нашей школе еще не было такого ученика. А теперь даже боюсь и думать, что услышу там. Абид совсем испортился и перестал учиться.

– Это правда, Абид? Ты в самом деле стал пить и курить и перестал учиться? – спросила с упреком Сима.

Абид опять ничего не ответил ей.

Вскоре мать ушла на работу, и он остался с Симой наедине. Сима вела себя так, будто она обижена на Абида и, сославшись на то, что ей нужно заниматься, ушла в свою комнату. Поскольку Абиду тяжело было сидеть дома, он хотел опять выйти на улицу и найти кого-нибудь из ребят, чтобы как всегда впустую поболтать и провести время. Но потом он все-таки решил пока никуда не ходить. Ему очень хотелось общаться с Симой. Волнуясь, он постучал в ее дверь:

– Да, войди, – ответила Сима, на этот раз чуточку устало и вяло.

Абид, войдя в комнату Симы, спросил:

– Сима, можно я посижу с тобой – я не буду тебе мешать, не бойся.

– Да чего мне бояться? Хочешь, посиди. – Она все еще вела себя так, будто обижалась на него.

– Сима, все не совсем так, как мама сейчас рассказала.

– Ты же куришь и пьешь водку, разве не так? – на этот раз Абиду, наоборот, показалось, будто Сима испытывала даже какую-то гордость за него и хотела, чтобы это именно так и было.

– Я стал иногда пить, да, правильно. А курю постоянно. Прямо сейчас хочу пойти и покурить.

– А у тебя есть сигареты? – спросила Сима, на этот раз как-то хитровато и даже как бы заинтересованно.

Такой поворот в ее поведении обрадовал Абида, хоть отчасти и озадачил: с чего бы она вдруг проявляет такой интерес к сигаретам? Не пробует ли она сама их иногда?

– Да, сигареты есть, – неопределенно ответил Абид.

– Какие?

– «Родопи».

– Это болгарские.

– Да, болгарские. Но они хорошие. Все покупают «Родопи».

– Но есть и американские. Говорят, что они лучше, чем болгарские. Особенно «Мальборо».

– Это правда. Но я не могу покупать их: пачка американских сигарет стоит на руках три рубля, а болгарских рубль.

– А ты когда-нибудь пробовал «Мальборо»? Говорят, что у них наркотики внутри бывают, это правда?

– Нет, неправда: я пробовал и не один раз. Там просто табак лучше и его обработка.

– Знаешь что, Абид? – Сима оживилась еще больше, а глаза ее сделались хитрыми-хитрыми. – Если ты хочешь курить, то покури прямо здесь – я никому не скажу, не бойся.

Абид никак не ожидал такого и не знал даже как быть. Конечно, ему хотелось покрасоваться перед двоюродной сестрой, но все же слова Симы насторожили его.

– Если я покурю здесь, останется запах. А когда мама вернется с работы, она сразу почувствует, что кто-то курил в комнате. За это мне здорово влетит.

– Нет, ты не бойся, у меня дезодорант есть, я быстро распылю его по комнате, и никакого запаха не останется.

Абида не пришлось долго уговаривать. Выйдя из комнаты Симы, он вернулся через несколько минут с пачкой «Родопи», коробкой спичек и блюдцем. Сима смотрела на него с большим интересом, как заговорщица, и даже радовалась. Закурив, Абид сделал несколько затяжек.

Сима, жадно следила за ним и вдруг сказала:

– Знаешь, говорят, что на внутренней стороне фильтра вырисовывается первая буква имени человека, с которым предстоит создать в будущем семью.

Абид, слегка смущенный, протянул ей сигарету. Сима впилась глазами в фильтр и пришла к заключению, что на нем уже появилась буква «П» – первая буква имени его будущей жены, хотя, по мнению Абида, это было более чем спорно.

– Ты не дашь мне тоже сигарету?

Теперь ей хотелось увидеть, что же будет на фильтре сигареты, которую покурит она. Эта просьба Симы смутила и насторожила Абида еще больше, но он был не в силах отказать ей. Ему ничего не оставалось, как дать ей сигарету и помочь закурить. После первой же затяжки Сима громко закашлялась и прослезилась от дыма, но, набравшись смелости, стала курить дальше.

– Вот смотри, это буква «О»! – Она радостно показала на внутреннюю сторону фильтра своей сигареты. – Значит, у моего жениха имя будет начинаться с буквы «О».

Абид, пытаясь разобраться в том, что ему показывала Сима, взглянул на фильтр и увидел там нечто, похожее на круг и этим действительно напоминавшее букву «О».

– Не надо, я больше не хочу, – закашлявшись снова, Сима потушила сигарету о блюдце.

Абид к этому времени почти докурил свою сигарету и тоже потушил ее. Сима, как обещала, достала из сумки какой-то флакончик и побрызгала его содержимым по всей комнате.

– Теперь тетя не почувствует запах сигареты.

Абиду очень хотелось оставаться с Симой и никуда не идти. Но, понимая, что мешает Симе заниматься, заставил себя подняться:

– Ладно, тогда я пойду. Значит, в пять часов мы опять идем к учительнице русского языка. К этому времени я вернусь.

– А ты где будешь шляться все это время? Мне интересно.

– У меня ведь каникулы, еще полтора месяца.

– Тетя говорит, что ты раньше даже во время каникул никуда не выходил, сидел дома и только читал книги, от которых тебя почти невозможно было оторвать. А теперь что? Ты больше не любишь книги?

Абид страдальчески посмотрел Симе в глаза. Сима, поняв, что сделала больно двоюродному брату, поменяла тему:

– Знаешь, Абид, через месяц у меня начинаются экзамены, и третий экзамен у меня по истории. Я вообще-то ее не люблю, а готовиться надо. Ты мне поможешь готовиться к экзамену по истории?

Такая постановка вопроса, хоть она и была неожиданной, обрадовала Абида:

– Хорошо, Сима, с удовольствием. Можем начать, когда хочешь.

В тот же вечер Сима достала все учебники по «Истории СССР», которые привезла с собой. Хотя в школе проходили и «Историю Азербайджана», и мировую историю, сдавать экзамен нужно было только по «Истории СССР». Предмет этот проходили с седьмого класса. Абид прекрасно помнил все, что они прошли до десятого класса, и знал, что может помочь Симе. Оставался только материал десятого класса, ему нужно было изучить его теперь вместе с ней. Только прежде, чем начать занятия, Абид решил поделиться с Симой своими мыслями о преподавании истории в школе.

– Азербайджанской истории, как и историям других республик, не уделяют много места в школе, – начал он. – Под названием «История СССР» нам преподают в основном историю России, об истории и культуре других республик рассказывается в ней мало.

Сима, разинув рот, выслушала Абида и ничего в ответ не сказала. Начали с седьмого класса; ее знания оказались неглубокими. Как она уже признавалась, все это было ей не очень интересно. Абида это даже немножко задело.

– Сима, ты любишь литературу, правильно?

– Да, очень люблю, – ответила Сима.

– Какую литературу ты любишь больше, скажи мне, – допытывался Абид, – азербайджанскую, русскую или зарубежную?

– Больше всего я люблю русскую литературу, поэтому сама хочу стать учительницей русского языка и литературы.

– Хорошо. Помнишь «Капитанскую дочку» Пушкина? Ее проходят в школе.

– Конечно, помню.

– Вот Пушкин говорит там отчасти и о пугачевском восстании, но мало. А тебе не хочется узнать больше об этом восстании?

– Ой, я даже не знаю. Я же не собираюсь быть историком, зачем мне все это?

– Зря ты так думаешь Сима, – пытался переубедить ее Абид. – Вот в восьмом классе изучают, что литературоведение состоит из трех частей: история литературы, теория литературы и литературная критика. Ты ведь тоже это проходила?

– Да, конечно, проходила…

Абид, обрадовавшись своей находчивости, вдохновился еще больше и продолжил:

– Если мы изучаем произведения какого-нибудь писателя, жившего раньше, мы должны иметь представление также о событиях, культуре и взглядах его времени. А так мы не можем понять, правильно ли отражено время в его произведениях. Согласна ли ты со мной?

– Да, конечно, согласна. Но мне все равно не интересно, что делал Пугачев со своими людьми и зачем он поднял восстание против Екатерины Второй. Мне только интересна история любви Маши с Гриневым.

– Сима, давай, лучше я тебе расскажу о Пугачеве, потом сама скажешь, интересно тебе или нет.

Абид рассказал Симе предысторию пугачевского восстания и то, как донской казак Емельян Пугачев выдал себя за Петра Третьего, погибшего мужа царицы. Симу эта история в самом деле заинтересовала, и она стала теперь внимательно слушать, что рассказывал Абид. Абид же решил довести до конца историю Пугачева, а когда он рассказал про его казнь, Сима даже ужаснулась:

– Ой, как жаль, что Пугачев так плохо кончил. Он же мог бы, наверно, куда-нибудь сбежать, спрятаться где-нибудь.

– Такое редко кому удавалось, – убедительно сказал Абид. – Мятежников в основном ловили и казнили. А Пугачева сдали яицкие казаки, на которых он опирался; они больше не верили ему.

Потом Абид рассказал ей про декабристов, разночинцев, революционных демократов и дошел до народников.

– Все это очень интересно, – сказала Сима. – Только крови как-то много при этом.

– Без них не было бы и Октябрьской революции.

– А нельзя было сделать революцию так, чтобы люди не погибали?

– Люди хотели свободы, а свобода просто так не дается: за нее надо бороться и приходится, к сожалению, порой и проливать кровь, – убежденно заявил Абид.

– Все равно я за такую революцию, которая обходится без крови.

– Это, к сожалению, невозможно, – хотел переубедить ее двоюродный брат.

Потом Абид пытался заинтересовать ее историей Азербайджана.

– В нашем учебнике «История СССР» уделено место азербайджанскому поэту Низами Гянджеви. Хотя он не единственный выдающийся поэт того времени, живший в Азербайджане. Чтобы понять Низами и его произведения, мы должны знать, кто тогда – в двенадцатом веке – правил в Азербайджане и как называлось государство того времени. Свою поэму «Хоеров и Ширин» Низами посвятил Ата-беку Мухаммеду Джахан Пехлевану, правителю Азербайджана. Но пока Низами успел закончить поэму, тот был убит. Низами очень сильно грустит из-за этого в конце поэмы. Он сам родился в то время, когда уже существовало Государство Азербайджанских Атабеков, которое добилось фактической независимости от Арабского халифата, управляемого тогда сельджукскими правителями.

Теперь Абид проводил каждый день по несколько часов у Симы и готовил ее к вступительному экзамену по истории. История, как ее преподносил Абид, стала привлекать Симу все больше и больше, она находила ее все интереснее. Основное внимание она по-прежнему уделяла русскому языку, но находила время и для занятий английским и историей.

Сима часто вела теперь беседы с тетей об Абиде, убеждала ее, что Абид ничуть не изменился – он такой же талантливый и грамотный, как прежде. Мать Абида охотно слушала племянницу, ей хотелось верить ее словам о том, что Абид все тот же, прежний.

– С кем это не бывает? – убеждала Сима тетю. – Возраст у него такой, критический.

– Ты всего на два года его старше, – возражала мать Абида. – А у тебя что, не критический возраст?

– У меня, может быть, тоже. Но Абид же мальчик. У него и интересы мальчишеские, хочется там и сям побывать, то и се попробовать.

– Да, дочка, да. Ой, как я была бы рада, если бы Абид стал опять прежним.

– Станет, тетя, станет. Главное, дать ему время, не ругать, не критиковать каждую минуту.

– Да, Сима! Пусть будет так, как ты говоришь. Но иногда я все-таки думаю: может, это книги так плохо на него повлияли? Может, без них он остался бы таким же, как прежде?

– Нет, тетя, – опять успокаивала ее Сима. – Книги не могут плохо влиять. Много книг прочитал Абид – это правда. Но тебе надо гордиться этим. От книг еще никому никогда плохо не было.

– Отец Абида мне то же самое говорит. Но есть все равно вредные книги тоже…

– Да есть, к сожалению, такие книги тоже. Но их очень мало. Тем более, что Абид ведь не такие книги читал.

– Сима, но он какой-то странный стал… Ведь и другие люди книги читают, но никто себя так не ведет, как Абид.

– Тетя, ты должна гордиться своим сыном, поверь мне: нигде – ни среди наших родственников, ни в школе – нет ему равных.

– Эх, Сима, теперь же он мало занимается или вообще, кажется, не занимается. Если так будет продолжаться, то Абид даже не сможет поступить в университет. Мы с его отцом долго надеялись, что он будет юристом.

– Нет, тетя, это не так. Ты бы видела, как он занимается со мной по истории: он ее лучше знает, чем сами учителя.

– Сима, меня удивляет вот что: то он вообще из дому не выходил, а теперь целый день шляется по улицам, и с такими ребятами, у которых на уме ничего путного нет.

Так Сима старалась каждый день утешить горевавшую из-за Абида тетю и уверяла ее, что с ее младшим сыном все будет хорошо, и он обязательно поступит в университет.

Сима так распланировала свои занятия, что три раза в неделю ходила к учительнице русского языка, два раза посещала учителя английского и вечерами занималась вместе с Абидом историей. Абид теперь намного реже бывал на улице и все время был дома, если Сима была там. При этом Абида продолжало беспокоить поведение Симы: то, как она одевалась и в каком виде выходила из дома, он по-прежнему считал неправильным. Это беспокоило его не только из-за мальчишек, но и из-за учителя английского. О последнем ходила слава, будто он большой охотник до девочек и лишил девственности уже не одну из них. Абид переживал за Симу, мучился, пока Сима была у учителя английского. Ему невольно представлялось, как Симины груди опять вываливались наружу и как этот непорядочный учитель пожирал их глазами, а потом пытался соблазнить ее. Зачем нужно было Симе ходить именно к нему, ведь есть и другие преподаватели английского? Но она сама его выбрала, как лучшего учителя по этому предмету, а переубедить ее было очень трудно. Сама Сима рассказывала об этом учителе только хорошее: какой он умный, интеллигентный человек, и с каким уважением он относится к ней. А слухи о его непорядочности распространяют завистники, которым она вовсе не верит.

Как-то однажды получилось так, что учительница русского языка сильно заболела и отказалась заниматься с Симой дальше. Сима восприняла это как большую трагедию. Вся в слезах, ходила она по дому и кричала:

– Что мне теперь делать? Я пропала, я провалюсь на первом же экзамене!

Потом в слезах бросилась к тете:

– Что мне делать, тетенька, родная, что делать? Почему это так случилось, почему мне так не везет? Откуда это несчастье свалилось на мою голову? Ой, не могу, не хочу я больше жить!

– Успокойся, доченька, не мучь себя. Найдем тебе другую учительницу, – ответила мать Абида.

– Как мы найдем другую учительницу, если мне через три недели уже экзамен нужно сдавать?

– Найдем, найдем, ты не беспокойся. Учителей русского языка сколько хочешь.

– Но такую хорошую где мы найдем, тетенька? Да еще когда у меня так мало времени осталось?

Абид, с болью на сердце следивший за очередным спектаклем Симы, предложил поговорить со своей школьной учительницей. Она жила немножко дальше, чем та, прежняя, но не слишком далеко, чтобы делать из этого проблему.

– Как же я забыла про нее! – воскликнула мать. – Она в самом деле очень хорошая учительница. Все ее хвалят.

Мать после этого не стала терять времени, тут же оделась и, взяв с собой Симу и Абида, несмотря на позднее время направилась к учительнице Абида.

На стук двери вышла она сама. Абид видел ее впервые в домашней одежде. Ее светлые локоны сверкали в свете фонаря, висевшего у двери. Она была приветлива и несмотря на то, что ее побеспокоили в такой поздний час, кроме доброты, ласки и готовности помочь, ничего невозможно было увидеть в ее глазах. Мать тут же рассказала ей о случившемся и показала на заплаканную племянницу, спрятавшуюся, как это редко бывало с Симой, за спиной тети.

– Что же, заходите, поговорим, – учительница пригласила всех домой.

Абид тоже стеснялся, даже не хотел заходить, но потом все-таки подчинился. Внутри больше никого не было видно. Родители ее, скорее всего, уже легли спать. По приглашению хозяйки все сели на диван, сама же она подвинула стул и села напротив них.

Коротко побеседовав с Симой, учительница Абида обещала готовить ее со следующего дня к экзамену.

– Сколько это будет стоит? – спросила мать Абида.

– А сколько вы платили той учительнице? – в свою очередь поинтересовалась моложавая и красивая хозяйка.

– Тридцать рублей в месяц, – ответила мать.

– Так, мы будем заниматься с ней три недели… Это получается приблизительно двадцать три рубля. Но вы дадите мне двадцать – хватит.

Мать поблагодарила учительницу, и они, попрощавшись с ней, пошли домой. На улице мать продолжала хвалить ее и пыталась убедить Симу в том, что она даже лучше, чем первая.

Учительница Абида нравилась теперь Симе тоже: она была требовательной, и при этом все понятно объясняла. Так что Симе даже было легче заниматься у нее, чем у первой. Однажды Сима рассказала Абиду, что думала о нем учительница:

– Абид, знаешь, она о тебе тоже очень хорошего мнения. Говорит, что ты самый лучший по русскому языку в классе.

Абид обрадовался оценке учительницы, к которой был неравнодушен. Ему хотелось рассказать Симе о своих чувствах к ней, но он стеснялся. Потом подумал, что, может, Сима его и не поймет – ведь разница в возрасте между Абидом и учительницей была слишком большая.

Как-то Сима вспомнила однажды и соседку – одноклассницу Абида Захру и спросила вдруг взволнованно:

– У тебя есть с ней что-то?

– Нет, Сима, а с чего ты взяла? – Абид не мог, однако, скрыть свое смущение.

– Как с чего взяла, думаешь, мне не видно, что творится вокруг?

Абид промолчал. В последнее время Абид все чаще чувствовал внимание Захры на себе. А иногда она так открыто оглядывала его, что ему неловко становилось; хотя это было все равно очень приятно и волнующее. Но он сам, как и прежде, к Захре никаких чувств не испытывал. Вот это он и сказал сейчас Симе. Но та, кажется, ему не особо поверила:

– Видно же по ней, как страдает бедная девушка. Это все из-за тебя. Вчера, когда я вышла вместе с тетей на улицу, она посмотрела на меня так враждебно, будто убить меня готова была. Может, она думает, что, между нами что-то есть, и ревнует тебя ко мне.

Тут Сима громко и весело рассмеялась, но буквально через минуту вновь сильно опечалилась:

– Эх, Абид, Абид… Знаешь, как непросто быть женщиной, особенно в мусульманской стране. Женщина должна скрывать свои чувства, не показывать их. А если она в кого-то влюбится, должна надеяться на то, что мужчина первым заговорит с ней о любви. А если он этого не сделает, что тогда? Ты же ведь не отвечаешь на любовь Захры, тебе даже не жалко ее – девушку, которая тебя любит.