Текст книги "Белый рояль, чёрный туман"

Глава 30. Тоска

Кречетов вывалился из такси в темноту промозглого февральского вечера. Шатаясь, рискуя поскользнуться и упасть в одну из оттаявших за день, а теперь подёрнутых игольчатым ледком луж, дошёл до подъезда. С трудом, на четвёртый раз, набрал код входной двери. Голова кружилась. Руки не слушались. Ватные ноги не держали. Злость на собственное бессилие и судьбу-злодейку переполняла его. Вечер, который начался так романтично, закончился полной… лажей. Кречетов, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, поднялся по старой каменной лестнице с деревянными перилами на третий этаж и остановился перед дверью квартиры, шаря по карманам пальто. Ключа не было. Он грязно выругался и сел на ступеньки лестницы. Сил тащиться куда-либо не было. И к кому? К тому же он был слишком пьян. Кречетов упёрся локтями в колени, обхватил голову руками, закрыл глаза. Воспоминания о последних событиях сомкнулись вокруг него душным кольцом.

Он вернулся в Москву в начале февраля. Остались в прошлом шебутные новогодние праздники, закончились каникулы в училище, начинались занятия в консерватории. Алиби по поводу его долгосрочного отсутствия уже не помогало. Тимофей названивал ему последнюю неделю ежедневно. Видите ли, ученики волновались, а начальство было недовольно. Но даже не поэтому. Он вернулся потому, что чужая жизнь надоела ему до чёртиков. Его самолюбие, конечно, было утешено – он выиграл эту «игру в бисер», то есть в бизнес. Он единовластный хозяин предприятия. Директор, как он хотел – Жанна, которой он доверяет, за которую столько бился. «Воображуля» Вета свергнута с императорского престола. Конкуренция подавлена.

Только радости почему-то никакой. Что-то царапало Кречетова глубоко внутри: лучше было бы, если бы Михаил дал ему в морду. Хоть как-то проявил свой протест. А тот просто свернул свою захиревшую аптеку и перестал звонить.

И Вета как будто исчезла. Даже не прореагировала на новогоднее вторжение. А он ещё строил сценарий, как будет потешаться над её возмущением. И странно. Как только страсти по аптеке утихли, стало невыносимо скучно. Да, его аптека работала как часы. Но цель была достигнута, и интерес потерян. Да и не таких денег ждал он от собственного предприятия. И сколько ни убеждала его Жанна, что надо двигаться дальше и открывать сеть, тогда деньги польются рекой, – оживить былой азарт в его душе было невозможно. Куда только подевались напористость, ажиотаж, хохмачество? Молчаливый и занудливый в течение дня, он ждал вечера, чтобы уйти к себе наверх, опустошить приготовленную бутылочку коньяка и отключиться до следующего безрадостного утра.

В один из таких дней, наполненных рутиной, Кречетову невыносимо захотелось напиться, как в прежние времена, в фешенебельном ресторане – с угодливым гарсоном, в окружении красивых девушек. Странно, от этого желания его не могли удержать даже мысли о Жанне, и он по-прежнему ждал её решения. Но их последний разговор ни к чему не привёл.

– Жанна, ты сказала о нас с тобой Владимиру? – задал он ей вопрос напрямую, когда ностальгия по самому себе толкнула его к старенькому пианино в гостиной дома – сосед Жанны и Владимира отдал за ненадобностью. Ему казалось, мелодия гениального Шопена лучше всяких слов расскажет о его чувствах к ней.

Красавица-блондинка горячо обвила его шею своими большими руками, поцеловала в макушку, в глаза, в губы и прошептала:

– Пупсик, милый, подожди, ещё не время…

Такие сцены повторялись из раза в раз, и он устал ждать. А ведь он столько сделал для неё! Даже эту проклятую аптеку отхапал у Ольшанских для неё. Да-да. Чтобы она там царила. Конечно, он тоже хотел обеспечить себе будущее, но будущее только с нею.

Кречетов вздохнул, разомкнул слипающиеся веки, провёл ладонями по колючему от пробившейся щетины лицу. Не приснилось ли всё это? Да, ключ. Он снова ощупал карманы. Ключ не появился. Попробовал встать. Его повело в сторону. Он оступился, схватился за перила и снова присел на ступеньку.

Вот после разговора, что «надо ждать», он и уехал. Сел в машину ночью и попрощался с Владимиром, который вышел его проводить. Ехал по пустынной тёмной трассе Светловодск – Москва и чувствовал, как на невидимой привязи волочится за ним призрак аптеки и душит невыплаченными долгами. В Москве он был к утру. Его хватило только на то, чтобы скинуть обувь и добраться до дивана. Он провалился в тяжёлый тревожный сон. Ему опять снился провал на «чайнике» и почему-то смеющееся лицо Жанны. Когда проснулся, за окном стояла темень. Он наскоро собрался и поехал в ресторан. В тот, где они с женой Юлей праздновали её двадцатипятилетие. Только в этот вечер рядом с ним была не Юля. Он и не помнил теперь, как звали девушку, которая подсела к нему за столик. Длинноногая темноволосая Афродита. Она молчала и томно улыбалась весь вечер, лаская его раскосыми карими глазами. Помнит, что выпил он изрядно, и желание к этой красотке захлестнуло его. Ему захотелось провести ночь с ней. А что, он человек свободный, обязательствами не связан.

– Поедем? – предложил он, когда весь коньяк был выпит и официант раскланялся, забрав чаевые.

– Вызвать такси? – спросила она.

– Смешная. Я на своей приехал, – усмехнулся он.

– Я не самоубийца. Ищи другую дурочку. Ты слишком пьян, – Афродита поднялась из-за стола, продемонстрировала свои красоты, обтянутые коротким платьем, и, помахав ему ручкой, ушла влекущей походкой в глубину зала. Что он, должен был бежать за ней? Да на кой надо?! Но настроение было испорчено. Стерва. Расплескала свои флюиды и смотала удочки. Он сел в машину и нажал на газ. А через три квартала его тормознули. Гибэдэдэшники.

– Капитан Петухов, добрый вечер, ваши документы.

Стоит и смотрит на него в упор, пентюх этот.

Они всегда у него в бардачке, документы. Достал, протянул через опущенное стекло дверцы, не поворачивая головы:

– П-пажалста.

– Вы хорошо себя чувствуете? – уточнил Петухов.

– Хршо, – предатель-язык не слушался, – нрмльно, – покивал он, потупив глазки.

– Владислав Александрович, пройдёмте со мной, – пригласили его, – уточним в спокойной обстановке. Здесь движение.

Ну почему остановили именно его? Вокруг столько машин! Он вылез и поплёлся к патрульной машине. Лучше не спорить.

– Вы понимаете, что находитесь за рулём в нетрезвом состоянии? Согласны? Алкотестер доставать? – допекал его Петухов.

Он помнит, что пожал плечами.

– Ну, выпил… не… много, – выговорил он.

– Достаточно, чтобы остаться без прав на полтора года, – уточнил капитан.

– Сколько? – задал он вопрос по теме.

– Что – сколько? На полтора года, я сказал, – прикинулся ничего не понимающим этот Петухов.

– Слшай, ты же знаешь, о чём я, – перешёл на «ты» Кречетов.

– Ну, коли так хочешь, вот, – он отошёл от машины, начертил патрульной дубинкой на снегу цифры.

– Понял? – спросил он и стёр цифры толстой подошвой ботинка.

– Понял, – Кречетов помнит, что на мгновенье протрезвел.

– А теперь иди. Машину мы пристроим, повесточку пришлём.

Вот так мило они расстались. Петухов даже такси для Кречетова остановил.

– Ты до метро не дойдёшь, – сказал он. – Заплатить есть чем?

Заплатить было чем. А теперь вот надо деньги искать. Нехилые.

Кречетов ещё посидел на ступенечке, перебирая в уме возможные варианты займов. Нет, никто ему денег не даст, потому что с этой ненавистной аптекой он круглый должник. У Юлиной мамы уже занимал на аптеку, чтобы заплатить вовремя кредит в том месяце. Чтобы ей вернуть деньги – занял у отца Пети Костина, вернее, взял вперёд за подготовку Пети к очередному конкурсу… Да что там! Список длинный. Было время, Михаил спасал. Иронизировал – мол, с твоим-то талантом сидеть лапу сосать – это надо очень постараться. Но всё же выручал. Теперь звонить бывшему соучредителю он, конечно, не будет.

Кречетов поднялся, опять подошёл к двери и подёргал ручку. И вдруг дверь открылась. Он обомлел. «Чёрт, кто-то влез, пока я бухал в ресторане!» – пронеслось в голове. Он перешагнул через порог, лихорадочно озираясь, и тут заметил тускло поблёскивающий ключ в замочной скважине – он не запер дверь!

И вспомнил.

Он был на выходе. И в этот момент ему позвонила Ласточкина и спросила, когда же он наконец позанимается с нею «Фантазией» Шумана. «Вы ведь обещали, а у меня ещё вчера должен был быть урок!» – верещала Ласточкина. Он вспылил: «Да ты ещё никто, чтобы выставлять требования! Всё, считай, что ты больше не моя ученица!» Ласточкина пропищала, что пойдёт жаловаться к Розалии Артуровне… Дурацкая ссора… У него и без этого столько неприятностей!

«У кого же всё-таки денег занять?» – засвербила неотвязная мысль. Он начинал трезветь, и его всё больше пугало безденежье. «Без машины я совсем пропал. То хоть ночью бомбил, какие-то деньги. Если права не вернут…»

Он зашёл на кухню, спустил воду из крана, налил кружку до краёв и залпом выпил. «Так, – с грохотом поставил он кружку на стол, – остаётся только один вариант – Лёнька». И он набрал Беленького.

Тот ответил не сразу. Кречетов даже подумал, что он намеренно не берёт трубку – слишком прохладно они расстались после завихрений на Казантипе. Почти полгода не общались. Кречетова закрутил бизнес. Беленький его не тревожил. Ждал, наверное, когда придёт его, Лёнечкино, время. Он же сказал как-то, что музыкант в бизнесе – слон в посудной лавке. Ясен пень: камешек в его, Кречетова, огород. И вот дождался.

– Привет, старик, – послышался жизнерадостный голос друга.

– Привет, – сказал в ответ он и замолчал, обдумывая, как бы начать разговор. Вытащил последнюю сигарету из помятой пачки и закурил, выпуская дым в потолок.

– Что молчишь? Говори, – подбодрил его Беленький. – Что-то случилось? Ты давно не звонил.

– Случилось, – Кречетов помолчал ещё какое-то время, обгрыз ноготь на мизинце, сплюнул. – Короче, влип я по самую… У меня права отобрали. Из ресторана ехал. Ну, выпил. Немного. Ехал тихо, а эти хмыри меня остановили. Если сегодня к вечеру бабки не отдам, прав два года не видать, – опутывая себя дымом сигареты, рассказывал Кречетов о ночном происшествии.

Леонид слушал, не перебивая. Он смекал, что Владик очередной раз у него на крючке.

– Слушай, я дам тебе, сколько надо, только рассчитываю на взаимность. Я сочинил новую композицию, а ребята её слишком скучно интерпретируют. Преснота. Поработаешь над партией клавишника, усилишь эмоциональную составляющую, короче, придашь остроты. Ну, и сыграешь с ребятами. Концерт через месяц. Билеты уже в продаже. Идёт?

– А что, просто так мне помочь – слабо?! – в бешенстве воскликнул Кречетов. – Друг называется. Не звонил тебе полгода и ещё столько же не позвоню. Торгаш. Дьявольское отродье, – выплеснул он всю накопившуюся за последние сутки злость. Он и сам не понял, почему так сорвался, ведь ничего особенного Лёнька ему не предложил. Всё как всегда: обработать сочинение, сыграть на концерте. Но… слово не воробей, не поймаешь.

– Ну как хочешь, – преспокойно произнёс дружок, ничуть не обидевшись на приклеенные ярлыки, – значит, не очень надо. А благотворительностью я давно не занимаюсь.

И вышел из разговора.

В ярости Кречетов нажал «отбой» и швырнул мобильник со всего размаху об стену.

– Пошёл ты в задницу!

А сам рванул на кухню да пнул дверь в кухню так, что из неё режущим дождём посыпались осколки стеклянных вставок. Скорее, скорее! Распахнул дверцу холодильника, схватил непочатую бутылку «Хеннесси», привычным движением в секунду откупорил и, закинув голову, стал быстро и жадно глотать обжигающую жидкость. Через пятнадцать минут он в чём был растянулся на диване и отключился.

Глава 31. Самонаводящаяся сковородя

Наступил март. Вечернее московское небо светилось сиреневым – день прибавлялся. Кречетов шагал от консерватории к метро переулками и просматривал сообщения на мобильнике. Он давно не встречался с друзьями – ему никого не хотелось видеть. Было время, когда он был рад любой возможности потусоваться в ресторане, позубоскалить, развлечься с симпатичной подружкой. Лишь бы не быть одному. Теперь всё это было в прошлом.

«Привет, как дела, что молчишь?» – таких эсэмэсок он насчитал штук пятнадцать. Даже Ксюша вспомнила про него. Хорошая была девушка, только не надо было его обманывать, этого он не любит. А так – единственная, кто готовил завтрак в его холостяцком жилище и убирал постель.

«Не хочешь увидеться?» – спрашивала какая-то Элла. Её он не помнил.

Следующее сообщение заставило его взволноваться: «Здравствуй, родной», – начиналась эсэмэска. «Жанна?! – с радостной надеждой подумал Влад. – Наконец-то поговорила с Владимиром!» «Пишу тебе из города Смоленска…» «Что она там забыла?» – удивился Кречетов. «Скучаю, – прочитал он дальше, – но вернуться пока не могу. Как ты там без меня? Всё нормально?» «Странная, – недоумевал он, – я ж только позавчера сказал, что остался без прав, сама же обещала подбросить деньжат на днях, если получится».

Кречетов засомневался: «Что-то здесь не так».

«Последнее время все мои мысли вылетают в трубу», – писал анонимный автор.

«Ну ясно, – подумал он с усмешкой, – розыгрыш».

«Они и раньше вылетали, ну, ты знаешь…» – следовало продолжение.

«Чепуха какая-то», – скривился Кречетов и посмотрел на номер отправителя. Номер был незнакомый. «А ещё по ночам меня мучают белки, – жаловался абонент. – Когда ты позволяешь мне съезжать, я чувствую себя потерянной».

«Какая чушь!» – он уже собрался удалить сообщение, но любопытство всё же взяло верх: «Не лень же было всё это выдумывать!»

«Прошу тебя! Давай забудем прошлое и начнём всё сначала! А доехала я хорошо. По дороге не протекла. Целую. Твоя Крыша».

«Неплохо», – включился в игру бывший организатор студенческих тусовок и открыл следующее сообщение: «Получить права категории Е вы можете по адресу…» Далее шёл адрес консерватории. Значит, этот кто-то знал, что его лишили прав, и мастерски изгалялся.

«Скучно сидеть дома на диване? Закажи кресло-качалку! – прикалывался неведомый маркетолог. – Спицы, пряжа, пенсне и таблетки от укачивания прилагаются. На плед и шерстяные носки скидка 50 %. Почувствуй разницу!»

Кречетов на секунду остановился: его осенила догадка: «Вета?!» Как он сразу не сообразил? Мстит ему за разорение мужа. Этакая мелкая женская месть – приколоться. «Симку сменить нет проблем», – Кречетов уже не сомневался, кто прислал приколы. И он набрал мобильный Веты. Ответа ждал долго, пока гудки не прервались бесстрастным: «Абонент не отвечает». «Ещё бы! Я бы тоже не стал трубку брать», – согласился он и продолжил просмотр эсэмэсок.

«Четыре горластых будильника не могут тебя разбудить? – беспокоился доброжелатель. – Выход есть! – радостно сообщал он. – Самонаводящаяся сковорода! Сработает безотказно!» – прочитал Кречетов и услышал рядом:

– Привет, друг-приятель!

Кречетов оторопел. Прямо перед ним стоял Михаил.

– Вот уж не ожидал, – вырвалось у него.

Он обжёгся о жёсткий колючий взгляд бывшего партнёра по бизнесу. Вроде внешне ничего не изменилось – знакомая горнолыжная куртка, кроссовки, джинсы. Но перед ним стоял совсем другой человек. Глубокие складки пролегли от польского носа к плотно сжатым резко очерченным губам, в тёмных кругах, как в воронках, тонули усталые глаза. Словно белым порошком кто-то сыпанул на виски поверх тёмно-русых непослушных волос.

– Привет, док, – Кречетов неловко протянул руку и выдавил улыбку.

– Как живёшь, Влад? – Михаил будто не заметил протянутой руки. – Как аптека? Работает? – спросил он очень спокойно.

Кречетов напряжённо соображал, что ответить, и крутил в руках мобильник.

– Что молчишь, думал, я тебя убью при встрече? – усмехнулся Михаил. – Да, это было бы правильно, другой бы так и сделал. Да мне связываться с тобой неохота…

Кречетов неловко переминался с ноги на ногу. Он прекрасно понимал, что разорил Михаила, но признать свою вину было не в его правилах. Вопросы об аптеке тоже настроения не прибавляли. Сказать было нечего. Что, вот так и разойтись?

В этот момент на мобильник пришла очередная эсэмэска. И Кречетов брякнул первое, что пришло в голову:

– Мне вот кто-то эсэмэски странные шлёт. Вот смотри, – и открыл новое послание. – Читаю: «Надоело долбить пальцами по клавишам? Предлагаем рояль „Sekirbashkaa со встроенной гильотиной. Чтобы процесс не казался таким мучительным. Будь в тонусе!» Не знаешь, кто может так приколоться? – спросил пианист.

– Этот кто-то, похоже, в курсе твоих проблем. Кто-то не страдает отсутствием чувства юмора. Что, и номер незнакомый? – сухо поинтересовался Михаил.

– Я подумал, может, это Ветка мстит, – осмелел слегка струсивший Кречетов, – она на мои звонки не отвечает. А наша аптека работает нормально. В ноль, – задиристо сообщил «аптекарь».

– Вета мстит? По себе судишь? – горько усмехнулся Михаил.

– А что я? – вскинулся задетый Кречетов.

Михаил же продолжил:

– Тоже мне нашёл занятие – разбирать какие-то дурацкие эсэмэски. Лучше скажи, как с концертами дела? – развернул он тему разговора.

– Слушай, может, дойдём до «макдака», перекусим что-нибудь? – предложил вместо ответа Кречетов, которому не хотелось идти домой. Вечер длинный. Чем-то надо занять время. Футбола сегодня нет. Надо бы восстановить отношения с этим Ольшанским, – может, пригодится на будущее. К тому же зверски хотелось есть.

– Ну пошли, – с неохотой согласился Михаил.

В «Макдональдсе» он поставил поднос с бигмаками и греческим салатом на столик, сам сел, скрестив руки на груди, и молча разглядывал своего разорителя.

Влад сидел, механически накручивая на указательный палец длинную нитку с болтающейся на конце пуговицей. Чёрное кашемировое пальто, в котором его видели ещё в позапрошлую зиму, было помято, воротник завернулся внутрь. И сам он какой-то потухший. Лицо некогда харизматичного пианиста было бледно и отёчно. Воспалённые веки припухли.

– До чего может дойти человек, когда он изменяет самому себе и ломает свой жизненный путь, – с сожалением проговорил Михаил.

– Что? – будто проснулся Владислав и полез в карман за сигаретами. В душе у него что-то зашевелилось, вызывая внутреннее беспокойство.

Он засуетился:

– Набери мне Вету с твоего мобильника. Я её номер… потерял. Хочу извиниться перед ней.

Михаил недоверчиво взглянул на вдруг подобревшего Кречетова.

– Что это с тобой?

– Знаешь, она в чём-то оказалась права, – Кречетов медленно выпустил дым, на лице его отразились внутренние колебания. – Теперь я и сам вижу, что у Жанны свои интересы. Но дело сделано. И зачем я только влез в эти аптеки?

– Говорил я тебе, – жёстко напомнил Михаил.

Кречетов машинально взял бигмак, задумчиво глядя в одну точку, стал откусывать огромные куски и, почти не прожёвывая, проглатывать. Он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера.

– Знаешь, Миш, я очень рад, что тебя встретил, – сказал он, когда они вышли наконец на улицу.

– Не могу сказать тебе то же в ответ…

И Михаил с досадой и разочарованием бросил взгляд на этого человека, который показался ему жалким.

Глава 32. Абонент недоступен

– Абонент недоступен, – повторила Аля и пожала – в недоумении плечами. Недоумение скользнуло и по её задумчивому лицу. Она звонила преподавателю три дня подряд, натыкаясь на один и тот же результат: «Абонент недоступен». Близились зачёты. Не за горами экзамены. А препод исчез. Последний раз они занимались полторы недели назад. – И что делать? – вскинула Аля тёмные брови.

Вопрос был к самому господу Богу. Только он мог знать, почему «абонент недоступен» третий день. Между тем близилась Пасха. В этом году она была поздняя – выпала на конец апреля. Абонент был недосягаем и на пятый день. Аля с Соней живо обсуждали это происшествие по телефону. Соня даже осмелилась позвонить Тимофею Ипполитову:

– А вы не знаете, Владислав Александрович не на гастролях?

Но и Тимофей терялся в догадках.

Алёша Филимонов негодовал – накатывали выпускные. Он уже пару раз наведался к Розалии Артуровне с жалобой на отсутствие уроков.

Петя Костин звонил по два раза на день Але и Соне и сочувственно спрашивал:

– Ну что, не появился?

– Завис у кого-нибудь из друзей на даче, – предположил Михаил, – погода располагает. Может, там связи нет.

Когда же абонент остался недоступен и на седьмой день, Вета не выдержала. Она поймала себя на мысли, что не может отвлечься от его судьбы, что невольно возложила на себя какую-то долю ответственности за этого талантливого неудачника.

– Поеду-ка я прогуляюсь, – сказала она и отправилась прямиком на квартиру, в которой обитал пропавший в последние месяцы из поля зрения абонент. Никакой надежды застать его там не было – может, и отсюда он уже съехал. И всё-таки попытка лучше, чем неизвестность.

Уже у дверей подъезда Вета сообразила, что не знает код домофона. На счастье, из подъезда выскочил подросток с рюкзаком на плече, – «Здрассьте!» – и Вета проскользнула внутрь. Она поднялась по выщербленным каменным ступенькам и позвонила. Минут пять за дверью с обшарпанной дерматиновой обивкой было тихо, как в усыпальнице. Вета решила, что её предположения верны и квартира пуста. Но тут услышала стариковские шаги: кто-то прошаркал к двери и остановился в нерешительности. Она подождала и ещё раз нажала кнопку звонка. Кнопка запала, и Вета никак не могла её вытащить обратно. Назойливое треньканье не прекращалось минуты три. Наконец раздался скрежет металла – очевидно, отодвигали дверной засов, – и дверь отворилась.

– A-а, привет, это ты? Заходи, – устало сказал человек, в котором с трудом угадывались черты прежнего кумира меломанов. Отросшие волосы спутались и напоминали парик клоуна, если бы тот весь вечер кувыркался по арене цирка. Багровое опухшее лицо, а вместо век – лиловые вареники. Нижнюю губу рассекала рваная ссадина. Из-под махрового халата цвета болотной жижи выглядывали крепкие волосатые икры несостоявшегося футболиста.

– Заедает, – пояснил он и стукнул с размаху кулаком по звонку. Звонок замолчал.

– Заходи, – повторил он и зашаркал синими пляжными сланцами на кухню. Незваная гостья переступила через порог и закашлялась. Густая смесь сигаретного дыма и алкогольных паров ударила ей в нос. В нерешительности она замялась в коридоре.

– Закрой дверь на щеколду, надень тапки, – донеслось из кухни. – Кофе будешь? – загремели кружки. Послышался шум нагреваемого электрочайника.

– Буду, – отозвалась Вета. С трудом задвинув тяжеленную тугую щеколду, она стала искать тапочки – не разуться было неудобно, а пол в коридоре был в разводах весенней грязи. Тапки разных размеров и фасонов, мужские и женские, были перетасованы, как карты на игральном столе, составить из них пару вот так, с ходу… В конце концов ей поиски надоели. Она сунула ноги в более или менее подходящие по размеру разноцветные тапки и направилась на кухню. «Что же сказать ему? – думала она в замешательстве. – Что я могу изменить?»

Но вслух произнесла:

– Кофе – это хорошо.

И присела на табурет возле стола. Она старалась держаться независимо и спокойно, но смятение и неловкость сковывали её. Тапочки немедленно прилипли к чему-то сладкому на линолеуме. Под столом царствовал развал порожних бутылок. На столе центральное место занимала бронзовая пепельница с тазик величиной, заваленная окурками. Табачный пепел плавал в подсыхающих кофейных лужах на клеёнке, топорщившейся от ножевых порезов.

– Тебе сахар класть? – спросил хозяин берлоги. Поставил перед неожиданной гостьей кружку с красным сердечком, набрал из банки растворимый кофе и сыпанул в кружку. Неверное движение – и часть кофейного порошка просыпалась, грунтуя лужицы на клеёнке. Когда он стал разливать кипяток по чашкам, Вета невольно отстранилась: вдруг рука дрогнет. Но всё обошлось. Подавив вздох облегчения, она кивнула:

– Класть.

– Две ложки хватит? – Кречетов достал сахарницу из настенного шкафчика.

– Хватит, – с готовностью подтвердила Вета.

– Увы, сахара нет, – последовало разочарованное. – Прости.

– Ну и ладно. Обойдёмся, – улыбнулась она с натяжкой, отхлебнула кофе, обожглась и поставила кружку на стол. И наконец решила сказать то главное, ради чего она сюда пришла:

– Знаешь, я ведь пришла по делу: ребята, твои ученики, – Петя, Соня, Аля – все! – очень обеспокоены тем, что ты пропал. Скоро экзамены, они хотят, чтобы ты их послушал, подсказал что-то. Уроков давно нет…

В полной тишине Кречетов опустил голову, набычился, веко его нервически задёргалось, не предвещая ничего хорошего.

Вета растерянно огляделась по сторонам.

Сквозь серую дымку давно не мытого окна проглядывала панорама промышленной окраины. На подоконнике валялись прошлогодние мухи с растопыренными лапками. В раковине готовилась рухнуть пизанская башня грязной посуды.

– Горячий? Остудить? – как-то чересчур заботливо спросил Кречетов. Подхватил её кружку, чуть не опрокинув на неё приклеившуюся к дну кружки клеёнку, подошёл к раковине, пустил сильной струёй холодную воду. Потом несколько раз перелил жидкость из кружки с сердечком в кружку с надписью «I love you».

Вета наблюдала за его манипуляциями. Точно так же охлаждал свой чай Миша. Но здесь Кречетов старался для неё. Почему-то ей это было приятно. Она расслабилась.

– Забавная тематика, – кивнула Вета на кружки, – сплошные признания.

– Женщины меня любят, – то, что было лицом Кречетова, сморщилось в подобии улыбки. Он заварил себе кофе, сел за стол напротив и закурил.

– Заметно, – съязвила Вета, чтобы задавить подступившую жалость: кому он такой нужен? Разве что такой же пьянчужке? Что он, не видит, в кого превратился?

– Где они, твои дамы, Кречетов? Ни одной не вижу. Вижу, что дошёл ты до ручки, – выпалила она.

– У меня всё нормально, – медленно проговорил Кречетов, изучающе посмотрел на Вету из-под полуоткрытых век, выпуская дым. Больше всего на свете сейчас ему не хотелось вспоминать о своей последней зазнобе с синими глазами, которая его так круто развела на бабки. Он отвлёк Вету от этой неприятной для него темы, вежливо процедив:

– Знаешь, я рад, что ты пришла.

Гостья отреагировала неожиданно:

– Слушай, Кречетов, я где-то читала, что начать упорядочивать жизнь надо с самых простых вещей. Скоро Пасха. Может, сделать генеральную уборку? Окна вымыть… – она ещё раз оглянулась на мутное, в серых потёках, окно.

И тут с Кречетовым что-то случилось.

– Ты пришла давать мне советы?! – взревел он, будто её слова отодвинули какую-то заслонку, за которой копился негатив. – Ты, ты… ты мне всю жизнь испоганила! – он вскочил и опрокинул кружку с кофе, коричневая жижа расплескалась по клеёнке и полилась струйками на пол. Он злобно пнул табурет раз, потом ещё раз, ещё. Табурет летал по кухне, как футбольный мяч.

«Советчица» сжалась в комок и держалась за кружку с кофе, как за спасительную мачту на палубе корабля в бурю. Со старых стен отлетала штукатурка и шлёпалась со стуком на пол.

– Я из-за тебя!.. Ты затащила меня в проклятый Светловодск, свела меня с этой блондинкой, чёрт бы её побрал!.. Изыди из моей жизни! – злобный джинн разбушевался не на шутку. – Ты! Заноза! Ты!.. Ненавижу тебя!

Оставалось сидеть и ждать, когда ураган закончится.

Над её головой свистел рассекаемый кулачищами воздух:

– Ты причина всех моих несчастий!..

И в какой-то момент Вета взорвалась, как сдетонировавший снаряд:

– Да, Кречетов, да! – резко развернулась она в его сторону. – Такая вот я сволочь! Начала с того, что устроила тебе концерт, когда ты был на безрыбье. Да! А теперь вот пришла проверить, всё ли в порядке у тебя, сукиного сына! Посмотреть на жалкую тень того, что называлось чародеем за роялем. Ты рухнул в моих глазах, как сгнивший идол! – орала Вета, защищаясь и нападая, как курица на дворового пса.

Удивительно, но «буйный» вдруг обмяк и замолк. Воцарилось молчание. Допили кофе. Вета машинально собрала кружки и пошла мыть.

– Посиди ещё немного, – раздалось за её спиной. – Всё плохое друг другу мы уже сказали. Прости, я не помню, что наговорил. Нашло на меня. Может быть, стоит сказать и что-то хорошее…

Вета поставила чашки на сушилку и подошла к окну, наблюдая странную перемену в поведении этого непредсказуемого человека.

Пот струился по его искорёженному, точно эпилептическим припадком, лицу. Руки тряслись, он никак не мог прикурить сигарету.

– Ты знаешь, я много думал, – он наконец закурил, – ты странная, не такая, как все. Ты хотела мне помочь, я понимаю. Ты всё сделала хорошо, – он выпустил струйку дыма в потолок. – На самом деле, я думал, тот концерт в Светловодске станет моим возрождением… Я видел, как реагировала публика. Но потом… Всего, что было потом, я не хотел…

– Мне очень обидно, что потом так ужасно всё сложилось, – сухо произнесла Вета. – Но… Мы сами делаем свою судьбу. И лучше, если на трезвую голову, – не пощадила она Кречетова.

На лице музыканта нарисовалась маска высокомерия.

– Тебя это не касается. Эта тема закрыта, – металлическим голосом отчеканил Кречетов. – А теперь уходи.

Она уже надела сапожки. Он уже снял с вешалки и держал наготове её пальто. Всунув руки в рукава, Вета постояла секунду, потом подошла к Кречетову и легко прикоснулась губами к его небритой горячей щеке. Он вздохнул. Она развернулась, замешкалась у двери – щеколда не хотела поддаваться. Он отстранил её, открыл дверь сам. Она вышла и на лестничной площадке ещё раз оглянулась:

– Пока.

И побежала вниз по лестнице.

Он стоял в проёме распахнутой двери, пока Вета не вышла из подъезда. Потом подошёл к окну и долго смотрел, как удаляется лёгкая фигурка самой странной из встреченных в его жизни женщин.