Текст книги "Царствие благодати"

– Давай сначала разберемся с самым важным. Мы уже знаем: Гунн Брита Дал, твоя жена, была убита в субботу, раньше десяти вечера.

– Знаете наверняка?

– Это зафиксировано системой видеонаблюдения за книгохранилищем.

– У вас есть запись самого убийства? – Дал не на шутку перепугался.

– Нет, не самого убийства. Конечно, запись существенно облегчила бы нашу работу. У нас есть только позднейшая запись, на которой видно, что в десять часов вечера в субботу тело уже находилось в книгохранилище. Возможно, убийство произошло много раньше. Поэтому я обязан тебя спросить, можешь ли ты сказать, где находился в субботу с обеда до вечера и есть ли у тебя что-то подтверждающее твои слова.

– Я тебе утром уже говорил, что был за городом. Вы же не думаете, будто это я ее убил?

– В настоящий момент мы вообще ничего не думаем. Мы просто собираем информацию. Вот и все. Если ты чувствуешь, что не в силах отвечать, это может подождать.

– Нет, продолжим. Просто я не в себе, и все.

– Понимаю. – Синсакер спокойно продолжил: – Но может ли кто-нибудь подтвердить, что ты был именно там в интересующий нас промежуток времени?

– Только дети. Мы целый день находились неподалеку от дома. Я заходил и выходил. Дети возились с «Лего» и играли в «Нинтендо». Мы рано легли спать.

– Понятно. А сколько детям лет?

– Дочке десять, а сыну – восемь. – Похоже, Дал обиделся.

– А, ну да, а где они сейчас?

– Когда они пришли из школы, я отправил их в гости к друзьям. Они пока ничего не знают.

– Ясно. А ваш загородный дом где он находится?

– На Фосене, недалеко от Брекстада.

– Можно сказать, он в пустынных краях, или есть другие дома, из которых его видно?

– Он прячется в рощице между двумя поросшими лесом холмами. Мы там сами по себе. До соседних владений около километра. Там хозяйничают Исак и Элин Крансос, наверняка они смогут подтвердить время нашего приезда и отъезда. Они обычно следят за дорогой. Но боюсь, они не знают, действительно ли мы пробыли в доме все выходные.

– Как по-твоему, сколько времени занимает дорога от Брекстада до Тронхейма?

– Из Брекстада в Вальсет на другой стороне фьорда ходит паром. Еще можно доехать до Рёрвика и там переправиться на пароме до Флакка. Какой маршрут ни выбирай, до Тронхейма ехать около двух часов, считая паромную переправу, если, конечно, знаешь расписание.

– Два часа, и, полагаю, на обоих паромах проверяют автомобильный паспорт?

– Нет, только на пароме между Флакком и Рёрвиком.

– То есть, если выбрать паром в Вальсет, можно доехать до Тронхейма и вернуться, ни разу нигде не отметившись, ты это хочешь сказать? – Синсакер испытующе посмотрел на собеседника. Горе Йенса Дала бросалось в глаза. Не было никаких оснований подозревать его в убийстве. И все же где-то подспудно Синсакеру хотелось заставить Дала вспотеть от страха. Не самое лучшее из его качеств, но именно оно делало из него сыщика. От последнего вопроса Йенс Дал вспотел, но не так сильно, как желал этого полицейский.

– На пароме можно просто заплатить или как-то еще увильнуть от фотобоксов, но остаются еще шлагбаумы вокруг Тронхейма, поэтому просочиться нелегко.

Конечно, Синсакер и сам помнил о местах уплаты дорожного сбора на подъездах к городу; его больше интересовал тот факт, что Йенс Дал тоже о них подумал. Определенно у него светлая голова. В участке кому-то придется проверить все шлагбаумы, все контроллеры скорости и паромные переправы в поисках номера машины, номера кредитной карточки и других возможных следов Йенса Дала. Но эти поиски скорее всего только укрепят его алиби. Йенс Дал оказался совсем не прост. Если бы Синсакер любил ставить на кон что-то отличное от своего здоровья, то поставил бы деньги на то, что Дал действительно провел все выходные за городом; правда, выигрыш от такой ставки оказался бы невелик.

– Как ты понимаешь, мы обязаны все проверить.

– Понимаю. – Йенс Дал поднял стакан и одним глотком выпил половину.

– Ты ведь археолог, верно?

– Верно.

– И работаешь в Музее естественной истории?

– Да, работаю.

– То есть прямо за стенкой от жены? Тогда ты наверняка довольно хорошо знаешь ее круг общения в Библиотеке Гуннеруса?

– Более-менее. На работе мы старались навещать друг друга как можно реже. Мы решили, что каждый должен жить своей профессиональной жизнью. Я действительно знаком со многими библиотекарями, поскольку мне приходится часто обращаться к ним по долгу службы. Две наши организации довольно много сотрудничают. Кроме того, для моей работы мне часто требуются материалы из их собрания.

– То есть ты злостный читатель?

– Можно сказать и так.

– Исходя из известного тебе, можешь ли ты сказать, с кем из своих коллег твоя жена общалась больше, чем с остальными?

– Пожалуй, нет. Гунн Брита поддерживает, то есть поддерживала, хорошие отношения со всеми, но ни с кем близко не дружила.

– И не было кого-нибудь, кто имел на нее зуб?

– Мне об этом ничего не известно.

– То есть ты не думаешь, будто в библиотеке кто-то мог желать ей смерти?

– Честно говоря, я вообще не представляю, чтобы кто-нибудь захотел ее убить, будь то на работе или где-либо еще.

– Ну, тебе виднее. – Синсакер замолчал и сделал маленький глоток эспрессо, который Дал ему сварил. Кофе уже почти остыл, но все равно стало ясно, что он отлично приготовлен. Семья Дал установила у себя на кухне серьезную кофе-машину, а не какую-нибудь дешевку. Он немного подумал о том, кто из супругов настоял на покупке этого чуда. Но сейчас было не время задавать подобные вопросы.

– А в чем, собственно, заключается твоя работа в музее?

– Сейчас я сотрудник на научной должности. Это значит, я руковожу частью раскопок, немного преподаю и пишу статьи.

– Но своими руками не копаешь?

– Редко. Земляные работы, как правило, выполняют студенты в качестве летней подработки и нанятые на время археологи. Это же довольно грязная отрасль. С точки зрения трудового законодательства мы действуем на грани допустимого. – Дал иронически улыбнулся.

– Мне как-то раз попадалась на глаза одна твоя старая статья.

– Да? И как она называлась?

– «Forensics of time».

Йенс Дал на минуту задумался. Потом улыбнулся и сказал:

– Ах эта. Ее едва ли можно назвать научной статьей. Я написал ее много лет назад, еще когда работал над докторской, если не ошибаюсь. Где ты ее нашел?

– Лежит в Сети, в банке данных.

– Да-да, в Интернете за жизнью своих текстов никак не уследишь. Полагаю, все правовые вопросы с журналом, в котором она была опубликована изначально, они уладили.

– Я прочел только первую страницу. А о чем в ней говорилось дальше?

– Статья посвящена находке, сделанной нами в тот раз на Фосене, во владениях Крансосов. То есть неподалеку от нашего загородного дома. В Средние века там была небольшая церковь, и при ней – кладбище. Отправной точкой для статьи послужил факт обнаружения на многих скелетах удивительно схожих повреждений. Мы предположили, что это останки многочисленных жертв, убитых одинаковым способом. Но, будучи археологом, я, разумеется, не могу по пятисотлетним костям сколько-нибудь надежно установить причину смерти. Все это по большому счету спекуляции. Однако статья все равно получила известность, я помню. Самое главное другое – во время тех раскопок мы нашли Йоханнесову книгу.

– Йоханнесову книгу?

– Да, это один из важнейших источников по истории трендского Средневековья. Эта книга написана от руки на пергаменте, хотя в ту эпоху бумагой пользовались все чаще и чаще. Ее написал фосенский священник сразу после Реформации. Редчайшая драгоценность. Книга прославилась благодаря содержащимся в ней медицинским сведениям, удивительно точным для своего времени. И благодаря своим афоризмам.

– Афоризмам?

– Да, мудрым изречениям. Как, например, вот это: «Центр Вселенной везде, а предела – нет». Для ученых афоризмы Йоханнесовой книги представляют немалый интерес. Почему священник Йоханнес пишет о Вселенной, а не о Боге? Он утратил веру? Был ли он северным представителем зародившегося в эпоху Ренессанса научного течения? Откуда родом этот Йоханнес? Учился ли в университете? Афоризм, который я упомянул, особенно интересен по нескольким причинам. Уже в 200-м году до Рождества Христова в книге под названием «Corpus Hermeticum»[22]22
  «Герметический корпус»(лат.).


[Закрыть], принадлежащей к гностическому учению, было написано: «Бог есть умопостигаемая сфера, центр коей находится везде, а окружность нигде». Затем в двенадцатом веке французский теолог и поэт Алан Лилльский утверждал то же самое в одном из своих трудов. Почти пять сотен лет спустя, в 1584 году, в Италии, мистик по имени Джордано Бруно провозгласил: «…вся Вселенная есть центр, или центр Вселенной повсюду, а окружности нет ни в какой части, поскольку она отличается от центра». Любопытно, но Джордано Бруно записал свою мысль на несколько десятилетий позже автора Йоханнесовой книги, возраст которой мы датируем серединой XVI века. Но это еще не конец. Двести лет спустя эти же слова повторяет математик и философ Паскаль: «Природа – это бесконечная сфера, центр которой везде, а окружность нигде». На эту цитату, которая возникает снова и снова, обратил свое внимание и аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес. В его книге «Вымыслы», вышедшей в 1944 году, есть эссе на эту тему. Эту фразу можно рассматривать в качестве примера того, как мы вечно повторяем самих себя и как мало на самом деле оригинальных мыслей. Борхес написал свое эссе раньше, чем мы нашли Йоханнесову книгу, поэтому она в его эссе не упоминается. Благодаря таким деталям нашу странную находку окружает мистический ореол, и ученые никак не могут разгадать ее загадку. Был ли священник Йоханнес мистиком? Был ли он сектантом-гностиком? Или просто вольнодумцем, который отказался верить в Бога как в основополагающий принцип?

Йенс Дал умолк. Рассуждая о своем предмете, он как будто забывал об окружающем мире.

– Похоже, эта книга стала большим открытием. И как же вам удалось найти ее на кладбище?

– Книгу мы не откопали. Она стояла у Крансосов на книжной полке. Хозяева даже вообразить себе не могли, какую ценность они хранят и как много она значит. Книга находилась во владении семьи с девятнадцатого века. Однажды вечером хозяева пригласили меня на кофе. Тогда-то я ее и заметил. Владелец рассказал довольно странную историю о том, как эта книга к ним попала. Получил ее прапрадед хозяина.

– Получил?

– Да. Когда-то – примерно сто пятьдесят лет назад – у них на дворе объявился щеголеватый городской господин. Он назвался собирателем книг и сказал, будто хочет отдать книгу тем, кто здесь живет. Прапрадед, разумеется, спросил его почему. Незнакомец ответил, что она принадлежит этому месту. Если верить прапрадеду, незнакомец утверждал, будто над книгой тяготеет проклятие и единственное место, где оно никому не причинит вреда, – это владения Крансосов. Кроме того, прежде чем покинуть двор, собиратель вроде бы намекнул, что книгу эту написал убийца. С тех пор его больше не видели. В семье это замечательное предание с гордостью передавали из поколения в поколение. Во время рассказа глаза хозяина блестели. По его словам, никакое проклятие их не коснулось. Кто-то из нас заметил на это, что собиратель, очевидно, сказал правду – книга должна храниться на Фосене. «Верно, верно», – согласился хозяин и добавил, что, если книгу у них заберут, а потом случится какая-нибудь беда, он тут ни при чем.

В тот вечер я одолжил книгу почитать на ночь, а следующим утром уже знал, какой клад нашел.

– И что дальше стало с книгой?

– Ее передали Библиотеке Гуннеруса. И она до сих пор там. – Дал вдруг замолк, и по его глазам Синсакер понял, что он вернулся в настоящее.

– Есть какие-нибудь догадки о том, кто был тем собирателем? – спросил следователь, просто чтобы поддержать разговор.

– Нет, это загадка. Разумеется, многие пытались это выяснить. Но никому не удалось. Большинство спекуляций указывает на Брудера Люсхольма Кнутсона.

– Это который в Кнутсоновском зале?

– Именно он. Он был известным собирателем книг. Но, кроме совпадения занятий, с загадочным фосенским гостем его ничто не связывает. Несомненно одно: человек, отдавший книгу Крансосам, не хотел, чтобы другие узнали о том, кем он был. Он приехал, передал книгу, ничего толком не объяснил и пропал со страниц нашей истории.

– А откуда мы знаем, что книгу написал священник, а не убийца?

– По содержанию видно: ее писал священник. Он сам так себя называет. Некоторые его идеи выходят за рамки постулатов лютеранской веры. И ничто в тексте не указывает, будто он кого-то убил. Правда, в книге не хватает нескольких листов пергамента. Судя по следам, их вырвали. О том, что на них было написано, ничего, разумеется, сказать невозможно. Помню, мы еще шутили: уж не этому ли предполагаемому душегубу-писателю принадлежит и «авторство» останков жертв из старого захоронения на лугу за домом.

Дал опять замолчал. У него ясно возникло желание отвлечься и не думать о произошедшем? Не потому ли он так подробно рассказывал об этой книге? Синсакеру требовалось, чтобы он говорил. Не важно о чем. Пока он рассказывает, старший следователь может добавлять детали к составляемому портрету. К тому же у полицейского появилось необъяснимое ощущение, будто история этой книги имеет какое-то отношение к расследованию.

– Что касается вырванных страниц. Нет ли у тебя предположений, кто и когда мог это сделать?

– Ну, этого никто не знает. Однако это определенно случилось до того, как книга попала к Крансосам. Не забывай, пергаментные страницы сами по себе большая ценность, безотносительно текста, написанного на них. Бумагой начали пользоваться в XII веке, время шло, и к пергаменту прибегали все реже и реже. Но вплоть до наших дней на него поддерживался спрос – например в индустрии роскоши. Пергамент стал признаком высокого положения. Собиратель книг мог вырывать пергаментные страницы и продавать их по одной. Или они могли пойти на переплеты других книг, вместо кожи. Другое объяснение состоит в том, что эти страницы выпали сами собой, так как с книгой недостаточно бережно обращались.

– Эта книга, Йоханнесова книга, она ведь стоит целое состояние, не так ли?

– Она из тех книг, чью рыночную стоимость определить невозможно. Она абсолютно уникальна. Легально у нас в стране никогда ничего подобного даже не продавалось. Да и за границей тоже, – ответил Дал. – Думаю, она мало подходит для воровства в целях обогащения, разве что найдется подходящий миллионер-эксцентрик.

– То же самое справедливо и для многих других книг в книгохранилище?

– Несомненно. Но вы ведь не думаете, будто мотивом стало желание что-нибудь украсть?

– Пока мы ничего не можем исключать.

Но, вспомнив, каким способом совершили убийство, Синсакер должен был признать, что версия об убийстве во время ограбления кажется абсолютно неправдоподобной. Во всяком случае, во время ограбления с целью наживы. Правда, иногда у воровства бывают и другие, менее разумные мотивы. И тут его осенило: до сих пор они считали, будто ничего не пропало, опираясь лишь на свидетельство Ваттена. Нужно найти другие подтверждения, и как можно скорее.

Еще немного поболтав о пустяках и произнеся несколько бессмысленных слов утешения, Синсакер начал прощаться. Когда они уже встали из-за кухонного стола, Синсакеру пришла в голову еще одна мысль.

– Ты должен оказать мне услугу. – Он положил руку Далу на плечо. – Хотя это будет очень тяжело.

– Какую услугу? – Дал казался совсем измотанным.

– Ты должен рассказать детям о произошедшем. Нам нужно поговорить с ними в участке. Это, конечно, не очень срочно. Но будет хорошо, если в течение дня ты это сделаешь. Лучше им узнать все от тебя, а не от кого-то постороннего. Да и не получится навсегда скрыть от них правду.

Йенс Дал кивнул. Он понял, что Синсакер имел в виду.

Глава семнадцатая

Одд Синсакер пошел в сторону своего дома, но, вместо того чтобы идти короткой дорогой, он двинулся вверх по Ноннегата к школе Русенборг. Не останавливаясь, достал телефон и позвонил в участок. Попросил соединить с Моной Гран, которая сопровождала его в Библиотеке Гуннеруса, но ему сообщили, что она уже ушла с работы. Только теперь он вспомнил, что и ему самому давно пора закругляться. Это ведь его первый рабочий день. Ко всему прочему, он несколько месяцев провел на больничном, и не просто так. Но, что удивительно, он не чувствовал себя таким уж утомленным. То есть он, конечно, устал, но не так сильно, как к вечеру бесконечного дня, когда просто сидел дома, мечтал и ждал выздоровления.

Тогда он попросил соединить его с кем-нибудь другим. Годился кто угодно, лишь бы состоял в группе по расследованию актов насилия и преступлений против нравственности и нес дежурство. Его переключили на сотрудника, которого он не помнил.

– Можете выяснить для меня адрес женщины по имени Сири Хольм? Она новый сотрудник Библиотеки Гуннеруса.

– И это все, что вам о ней известно?

– На данный момент да.

– Хорошо. Давайте я перезвоню вам позже.

Закончив разговор, Синсакер продолжил движение в сторону недавно построенной школы. Миновав ее, он вошел в новую часть города, в парк Русенборг. Эта территория была такой же новой, как и школа, и состояла, помимо паркового хозяйства, из домов-коробок, в которых дисбаланс цены и размера был на общемировом уровне. И все же сам парк оказался одним из удачнейших проектов, воплощенных в Тронхейме за многие годы. Наконец-то Фестнингспаркен, старый Русенборгбанен и Кухауген соединили, и образовалась одна большая прогулочная зона.

В ожидании звонка Синсакер присел на скамейку у искусственного водоема, украшенного вытянутыми, вдохновленными Гауди[23]23
  Гауди Антонио (1852–1926) – испанский архитектор.


[Закрыть] металлическими скульптурами, среди которых находились рыба и балерина. Общим для них было одно: у каждой фигуры откуда-нибудь текла или брызгала вода. В целом эта скульптурная группа его нервировала: рыба единственная выбрасывала мощную струю вертикально вверх, но ее установили на краю фонтана и общая композиция получалась асимметричной. Он мог бы поклясться, что все так и задумывалось, но как полицейского его это мучило – у него были напряженные отношения с асимметрией.

Пока он так сидел, ему на ум пришла Йоханнесова книга. Ничего себе приключение с этим коллекционером. Налицо – все составляющие хорошей истории с привидениями: старое кладбище, проклятие, книга загадочных афоризмов. «А теперь дело обернулось так, будто тот коллекционер говорил правду», – подумал он с иронией. Книгу, правда, забрали с Фосена почти двадцать лет назад, но, может быть, проклятие пробудилось только сейчас. Он почувствовал, что криво улыбается. Немного «Красного Ольборга» ему бы не помешало.

Он посмотрел на часы и понял, что идти в монополию[24]24
  Магазин, торгующий крепкими спиртными напитками. Название «винная монополия» происходит от того, что монопольное право на продажу крепких спиртных напитков принадлежит государству.


[Закрыть] уже поздно. Таким образом, завтрашнее утро испорчено безнадежно. Расследование полностью его захватило. Почему именно Гунн Брита Дал? Почему с нее сняли кожу? Почему прямо в книгохранилище? Он попробовал убедить себя, что убийство есть убийство и расследование всегда надо проводить одинаково. Находим улики, анализируем, допрашиваем свидетелей и возможных подозреваемых, складываем вместе кусочки головоломки и, в конце концов, получаем ясную картину. Только в этом деле всплывали такие кусочки, каких он никогда раньше не видел. Вроде бы есть кандидат в убийцы, который ранее подозревался в том, что лишил жизни собственную жену, а в этом случае находился недалеко от места преступления в то время, когда было совершено убийство. Но почему преступник, показавший себя в прошлый раз виртуозом по заметанию следов, теперь оставляет на месте преступления столько грязи? Есть улики органического происхождения и отпечатки пальцев. К тому же раньше у Ваттена имелось алиби, в котором они так и не смогли пробить брешь. А теперь он сам свидетельствует о своем пребывании чуть ли не на месте преступления сразу после убийства и даже не заботится о представлении чего-либо хоть отдаленно напоминающего правдоподобное объяснение. Если смотреть объективно, у гипотезы, согласно которой два преступления, связанных с именем Ваттена, совершил один и тот же человек, нет доказательств. Налицо – две абсолютно разные манеры. И какая же из них принадлежит собственно Ваттену?

Есть еще Йенс Дал. Супруга нельзя исключать, даже если его алиби выглядит надежным. Мужья убивают своих жен, известное дело, но какой же супруг захочет еще и освежевать дражайшую половину? Да уж, похоже, книга с лежащим на ней проклятием остается самой логичной отправной гипотезой. Звонок незнакомого сотрудника оторвал его от этих размышлений. Тот сообщил, что Сири Хольм проживает на улице Асбьёрнсена, то есть в пяти минутах ходьбы от места, где он сидел.

Когда Сири Хольм открыла дверь, из одежды на ней было только полотенце, закрывавшее тело от груди до середины бедер. Мокрые белокурые волосы, капли воды на плечах и на ногах. В проницательных глазах искорки веселья.

– О, простите, не думала, что придет полиция. – Она увидела на его лице легкое удивление. – Тогда я сначала оденусь. Была в душе.

– Да, я из полиции. Полагаю, вы видели меня в библиотеке в первой половине дня. Меня зовут Одд Синсакер. Вы кого-то ждете? – Он чувствовал себя неловко.

– Да нет, собираюсь на тренировку.

– Вы принимаете душ перед тренировкой?

– Тейквондо. Неизбежный физический контакт. Поэтому хорошо пахнуть не лишнее. Никаких проблем, я и после тренировки принимаю душ. Проходите, пожалуйста. Думаю, вы пришли не затем, чтобы следить за моей личной гигиеной.

Он чуть не рассмеялся. Хозяйка провела его в квартиру с фантастическим видом на фьорд. И с фантастическим беспорядком. Вероятно, это было самое неряшливое жилище из всех, которые он когда-либо видел. На минуту он замер, завороженный зрелищем разбросанных по комнате вещей.

– Я вижу, вы собираете антиквариат, – сказал он в конце концов, подбирая с пола нечто напоминающее старинный компас.

– Большая часть осталась от мамы. Она умерла год назад. Мне в наследство досталась куча вещей, которые папа не хочет хранить у себя. К сожалению, я унаследовала и нежелание их выбрасывать.

Наклонившись, он положил компас на место и подобрал нож. У него была красивая широкая рукоятка из резной кости, представляющая собой мужчину в длинном плаще, и маленькое, тонкое и острое лезвие, напоминающее современный скальпель. Но несмотря на это, нож казался старинным. Металл потемнел, на нем остались следы ржавчины, которые явно старались заполировать.

– А у вас есть чутье, – сказала Сири Хольм. – Это жемчужина моей коллекции. Единственная вещь, продав которую, я смогу получить кругленькую сумму, на случай если папа когда-нибудь перестанет присылать мне деньги. Этот нож принадлежал знаменитому итальянскому медику, жившему в начале XVI века. Его звали Алессандро Бенедетти.

– Никогда о таком не слышал.

– Еще бы вы слышали, – строго произнесла Сири. – Он был первым в мире пластическим хирургом. Прославился тем, что впервые в истории произвел ринопластическую операцию. Он взял кожу с руки и с ее помощью воссоздал кому-то нос. Но прежде всего он являлся анатомом. Человеком, которому интересно строение человеческого тела.

– А вам тоже интересны человеческие тела? – спросил он, продолжая изучать нож.

– Только пока они живы. – Она засмеялась. Для человека, в присутствии которого этим утром обнаружили труп, она смеялась слишком много. – Нет, правда, – продолжила она, – если человек не интересуется телами других людей, значит, он вообще не интересуется людьми. И где бы мы сегодня были, если бы такие, как Алессандро Бенедетти, не вскрывали трупы и не изучали человеческие внутренности?

– А ножи, они вас интересуют?

– Если честно, то единственный нож, которым я довольно часто пользуюсь, – это хлебный. А тот нож, который вы держите в руках, – это своего рода страховой фонд.

– Но откуда вы знаете, что это не подделка?

– Мама приобрела его у одного уважаемого антиквара на площади Сан-Маурицио в Венеции. К нему прилагался сертификат. Она потратила половину дедушкиного наследства, а это немалые деньги. К тому же я показывала его одному эксперту в Осло. Если он и не принадлежал Бенедетти, то являлся собственностью другого хирурга или анатома той эпохи из Венеции или Падуи. Это не сильно снижает его стоимость. Но особенно мне в нем нравится то, что, возможно, с его помощью какому-нибудь венецианцу XVI века починили нос. Наглядный пример прогресса, который идет во много раз медленнее, чем нам бы того хотелось.

Говоря это, она без всякого стеснения начала вытираться полотенцем. Затем бросила полотенце на диван, заваленный чем попало: грязная посуда, клубки шерсти, старая швейная машинка. Полностью обнаженная, она потянулась к спортивному костюму для тэйквондо, надетому на старый манекен, стоящий посреди комнаты. Синсакер повернулся к окну и стал смотреть на фьорд; мимо Мункхольма медленно скользил парусник. За спиной слышался шорох надеваемой одежды.

– Ну вот, теперь можете повернуться, – наконец позвала Сири.

Он обернулся вовремя, чтобы увидеть, как она затягивает на талии черный пояс. Мгновение он колебался, стоит ли ему комментировать увиденное, но решил оставить свое мнение при себе.

– Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов об убийстве в библиотеке.

– Да, я это поняла. – Убрав с дивана несколько грязных тарелок, она села. Затем переставила на пол швейную машину, освободив место и для него. Он остался стоять.

– У вас есть время ответить на них до того, как вам надо будет уходить на тренировку?

– Естественно. Я тренируюсь без фанатизма.

– Вы присутствовали при обнаружении тела?

– Да, его нашли мы с Йуном.

Синсакеру было даже странно встретить человека, который называл бы Ваттена по имени.

– Что вы тогда почувствовали?

– Ужасное зрелище. Я провела с Гунн Бритой всю первую половину субботы и успела немного ее узнать. Она была приятной дамой, чуточку строгой. Словом, именно такой, какой должна быть библиотекарша. Я и представить себе не могла, что с ней такое сделают. Да еще в этом месте.

– А Йун Ваттен, который был с вами? Как вам показалось, что почувствовал он?

– Я знаю, вы его подозреваете. Но боюсь, вы ошибаетесь. – Сири Хольм проговорила это таким тоном, будто изрекла всем известную и непреложную истину.

– Почему вы так в этом уверены?

– Просто знаю. Так же как знаю, что вы разведены, недавно пережили серьезный жизненный кризис и только притворились равнодушным, когда увидели меня без одежды.

Глядя на нее, он старался скрыть удивление. Впрочем, разве он был удивлен? В этой комнате Сири Хольм оказалась не единственной, кто умел читать людей. Стоило ему в первый раз увидеть девушку в библиотеке, как он уже знал: она нечто совершенно необыкновенное.

– Знание всегда на чем-то основано. Если, конечно, не играть в угадайку. Тогда, похоже, вам сегодня везет.

– Вы читаете детективы? – вместо ответа спросила она.

– А врачи читают медицинские романы?

– Если бы вы читали детективы, то знали бы: существуют следователи двух типов, – невозмутимо продолжила она. – Первый тип – это рационалисты и систематики, которые тщательно собирают информацию и находят решение путем анализа всех имеющихся в деле улик. Второй тип – люди менее прагматичные: они доверяют своей интуиции и часто охотятся за одной, самой главной уликой. Большинство литературных сыщиков представляют собой смесь обоих типов. Суть в том, что и те и другие на самом деле занимаются одним и тем же: взвешивают факты. Просто некоторые следователи строят логические цепочки и перебирают разные ассоциации быстрее, чем другие. Возьмем Шерлока Холмса. То, что выглядит как потрясающе развитая интуиция, на деле оказывается просто систематической и очень быстрой обработкой информации.

– И вы считаете, будто это суждение соответствует действительности?

– Конечно. Возьмем вас. С тех пор как вошли в квартиру, вы примерно пятнадцать раз почесали совершенно определенное место надо лбом. Это может быть просто дурной привычкой, но люди, у которых есть подобная привычка, редко чешут строго одно и то же место. Следовательно, вы чешете не потому, что такова ваша старая привычка. Затем ваша манера чесать голову. Быстро, отводя взгляд. Значит, вы не хотите, чтобы другие обращали внимание на то место, которое чешется. Следовательно, там есть то, о чем вы не хотите говорить. Предполагаю, у вас там шрам, оставшийся после операции. И я думаю, среди тех, кому делали операцию на мозге, большинство так или иначе прошли через жизненный кризис.

– А развод?

– С ним проще. Вы развелись этим летом. У вас на пальце до сих пор есть след от обручального кольца. Значит, летом вы успели его поносить достаточно, чтобы руки немного загорели, и лишь потом сняли. Само собой, остается возможность, что вы просто оставили его дома. Но если принять во внимание вашу манеру держаться, это кажется крайне сомнительным.

– И какая у меня манера держаться?

– Как у человека, который хочет управлять. Не обстоятельствами – иначе вы не позволили бы мне так свободно болтать о всяком разном, – самим собой. Вас выдало то, что вы отвернулись, когда я осталась нагишом, хотя вам совсем не хотелось отворачиваться, и то, как вы рассматривали комнату. Могу предположить, вы перенесли довольно тяжелую болезнь, заставившую вас почувствовать, что вы больше не властны над своей жизнью. В неудачной попытке вернуть себе контроль вы и разъехались с женой.

– Впечатляет, – сказал он. – Но как насчет третьей вещи, которую вы обо мне сказали?

– Что вы только делаете вид, будто я вас ничуть не возбуждаю? Если бы вы действительно меня не хотели, то давно сели бы на диван рядом. – Она похлопала рукой по освобожденному от швейной машинки дивану. – Ведь в комнате не так уж много мест, куда можно сесть, не правда ли?

Он не мог себе позволить рассмеяться. И развлекать себя разговорами тоже. Редко встретишь человека, напрочь лишенного комплексов, как Сири Хольм, особенно если работаешь в полиции. Человека, который обо всем говорит напрямик, да еще так метко судит о собеседнике. Удивляясь самому себе, он пошел и сел на предложенное место. Волосы у нее до сих пор оставались влажными.

– Вернемся к убийству. Вы сказали, что Ваттен ни при чем.

– Я не говорила, что он ни при чем. Я сказала: он не убийца. Вы подозреваете не того.

– И как вы это обоснуете?

– Скажите, Синсакер, вы просите меня сделать за вас вашу работу?

– Нет, но если у вас есть сведения, важные для следствия, я должен просить вас их мне предоставить.

– У меня нет никаких других сведений, кроме убежденности в том, что Йун абсолютно не в состоянии перерезать кому-нибудь горло и снять с этого кого-нибудь кожу. А выяснять все остальное я предоставляю вам.