Текст книги "Работа для рыжих"

– Ты там еще не утонула, русалка? – стукнув в дверь, с насмешливой заботливостью спросил Гиз, оторвав меня от важных мыслей, которые не без сожаления пришлось отложить на потом.

– Думаю над этим вопросом. Водичка такая обалденная, что утонуть на пару часиков было бы неплохо, – рассмеялась я, чуть-чуть устыдившись. Мужчинам ведь тоже хочется помыться с дороги, а тут какая-то русалка бесхвостая баню оккупировала.

Нехотя покинув теплую ванну, я наскоро вытерлась полотенцем и оделась. Потом оглядела «запруженный ручеек» и почесала лохматую репку. Вода на вид, конечно, чистая, однако купаться в одной и той же всем кагалом негигиенично. Но если я выну камешки и восстановлю течение, сработает ли артефское каменное заклятие на повторение или ему время на подзарядку требуется? Дело ясное, что дело темное, снова придется надеяться на любовь к единоличному омовению путешествующих магов и пускать в ход метод тыка. Или в данном случае вытыка-тыка. Круто звучит, почти как какое-то физическое плавило, выдуманное многомудрыми учеными, из тех самых, какие я сроду не могла запомнить и вечно выписывала в шпаргалки.

Едва камни покинули ванну, течение ручья возобновилось в прежнем объеме и том же температурном режиме. Посчитав для проформы до тридцати, я собралась уже попробовать обратное превращение ручей-ванна, когда меня осенило: а что, если мужчины пожелают мыться в ледяной воде? Высунув голову наружу, я быстренько обнаружила братьев на лавке у «бани», они вели неторопливую беседу, Каллий крутился поблизости. Парнишке очень хотелось подобраться поближе, но пока стеснялся.

– Эй, кто следующий на помывку? – спросила телохранителей.

Мужчины синхронно, словно репетировали, поднялись и присоединились ко мне. Ручеек вызвал у них озадаченность, аналогичную моей собственной. Пользуясь секундой тишины, я коротко отчиталась:

– Если будете мыться в естественных условиях, для закалки, то я вас покидаю, если хотите теплую воду и ванну, сейчас покажу, как подключается!

– Теплую, – выбрал за двоих Киз, с интересом поглядев на ручей.

Я показала камешки, объяснила механизм действия и вручила их телохранителям. Чистый и сияющий Фаль уже рвался осмотреть спальную комнату на предмет мягких подушек и звал магеву за компанию, но Гиз остановил меня:

– Камни в любых руках действовать будут или нужна способность к магии?

– Чтоб я знала, – пожала плечами. – Давай поглядим.

Научный эксперимент выявил преинтереснейший факт. Камни срабатывали, если их опускал Гиз, но прогрев шел значительно медленнее, чем когда раскладывала камешки я. Подзарядка этим артефактам требовалась, что ли, или они специально были настроены так, чтобы обслуживать по полной программе лишь артефактчиков? Наверное, ответить на этот вопрос был способен только настоящий представитель гильдии, я же разглядела лишь общую наполненность магического резерва «кипятильников»: где-то на три пятых емкости.

Как бы то ни было, проблема с нагреванием воды благополучно разрешилась, и я вышла во двор. После теплоты «бани» вечерняя свежесть чувствовалась ощутимее, еще не темнело, но дневной свет обрел рассеянную мягкость, обещавшую скорые сумерки.

Я присела на лавочку, облокотилась на теплую стену и прикрыла глаза, наслаждаясь заслуженными минутками покоя. Неоспоримое достоинство Артаксара – отсутствие надоедливых мух и комаров – пришлось как нельзя кстати. Минутки покоя длились, однако, недолго. Доносившийся из помывочной веселый плеск сменился куда менее веселой руганью, громыханием и еще более усердным плеском.

«Что-то у них там случилось? Неужели весь заряд в камушках кончился, и вода ледяной сделалась?» – озадачилась я, но врываться в мокрый мужской коллектив не стала. Коль криков боли нет, как-нибудь обойдутся, а если не обойдутся, то позовут.

На всякий случай я крикнула:

– Гиз, все в порядке?

Секундное молчание, последовавшее за вопросом, сменилось осторожной фразой:

– Не совсем.

Фаль, изнемогающий от желания познать истину, какой бы неприглядной она ни была, метнулся маленькой кометой по направлению к махонькому банному окошечку. И тут же, разглядев подробности, рассыпался искристым смехом.

– Помощь нужна? – на всякий случай осведомилась я, и два ответа на сей раз прозвучали не в унисон. «Наверное!» – от Гиза. «Обойдемся!» – из уст Киза.

– Они зеленые, Оса, все-все зеленые и розовые! – восторженно сообщил мне маленький сплетник. Короткий разговор за стенами на повышенных тонах закончился вопросом моего киллера:

– Ты знаешь, как пятна от травы сводить?

– Э-э, хозяйственным мылом, нашатырным спиртом или бензином, – поделилась я нехитрым девичьим секретом. А кто в детстве не пачкался? Это пацанам хорошо – сбросил грязное, мать постирает, а мне свои же художества лично исправлять приходилось регулярно. Да это и справедливо: любишь кататься, люби и саночки возить.

– А магией? – с проблеском надежды (раз уж я столько методов знаю, то и волшебством подходящим владеть могу) уточнил Гиз.

– Магией еще не пробовала, что у вас там стряслось? Чего Фаль твердит про зеленое и розовое? – озадачилась я, радуясь уже тому, что речь не зашла о голубом.

Новый взрыв ожесточенного плеска воды сменился яростным шорохом одежд, и дверь скрипнула, отворяясь. Фаль восхищенно закувыркался в воздухе, я закусила губу, чтобы не заржать в голос. Темные волосы моих телохранителей приобрели чудесный розовый отлив, а кожа дивную зеленцу. Кажется, молодые листики такого цвета бывают у березки по весне. Лица оставались почти белыми, а вот шеи и руки имели более интенсивную окраску.

– Сухие травки из одной коробочки в воду для аромата добавили, – скрипнул зубами Гиз и ласково покосился на брата, четко давая понять, чья была инициатива разнообразить мытье аромотерапией. Да, бедолаги точно никогда не были в русской бане, а то бы знали, что траву бросают на раскаленные камни, и она пахнет, когда нагревается.

– Так вот зачем еще камешки, – запоздало догадалась я и просветила цветных кавалеров насчет запахов.

– Ты сможешь убрать это? – Киза передернуло, не знаю уж, от чего больше – от необходимости просить меня или от любви к обретенному оттенку кожи и волос.

– Постараюсь, надо подумать как.

Я присела на лавочку, где парой минут раньше ловила лучики закатного солнца. Футарк начал привычный танец перед мысленным взором: яркие, четкие, прекрасные, светящиеся изнутри энергией руны. Да, чистящих заклятий из них составить не было возможности, или у меня не нашлось подходящей идеи. А вот если поступить иначе, воззвать к руне райдо – дороги в значении времени, указать обратное направление, добавить лагу как указатель воды – источника обретения проблемы, и руну здоровья. Конечно, цветная кожа – не болезнь, но ведь смысл, вкладываемый в заклятие, во многом зависит от желания, его творящего. Если я посчитаю «цветность» – недостатком, то составленная рунная вязь ее уберет. Теперь самое главное – убедить себя, что зеленая кожица и розовые волосы не есть шарман, и вперед!

Я послюнявила палец (пусть вода присутствует в заклятии физически) и вывела на Гизе пробную строчку рун.

– Поможет? – неуверенно уточнил мужчина.

– Уже, – хмыкнул Киз удивленно и даже, вот не вру, с налетом восхищения, и тут же уточнил: – А слюнявить обязательно?

– Нет, слюнявят только любимых мужчин, – буркнула я и сходила окунуть пальцы в банный ручеек.

То ли водичка в ручье до сих пор хранила остаточные следы краски, не видимые самому зоркому оку, но существенные для наведения заклинания, то ли что-то просто банально не сработало, а только Киз, вернув себе типично смугловатую без зеленцы кожу полевого работника, сохранил очаровательный цвет волос. Нет, откровенно розовый отлив исчез, лишь под определенным углом зрения на ставших более темно-рыжими волосах киллера появлялся рассветный просверк.

– Лучше не выходит, – откровенно оценила я недоработку, умолчав о том, что мне эта самая недоработка кажется весьма привлекательной эстетически. Ну подкрасили малость хаер, пусть походит, пока не отмоется или новые волосы не отрастут. Это же не на века. Зная на собственной шкуре, вернее, волосяном покрове, насколько быстро смываются всякие оттеночные шампуни, могла сказать, что даже не на годы и месяцы. Вряд ли артаксарские растительные красители обладают повышенной суперстойкостью, веками культивируемой исключительно ради того, чтобы напакостить вредному убийце.

– Недоучка, – мрачно проронил Киз, совершенно не оценивший прелестей оттенка.

– Без квитанции никакие претензии к химчистке не принимаются. И вообще, я не волшебник, я только учусь, и кое-кого лечить не набивалась, сам просил и теперь вместо «спасибо» разбор полетов устраивает. В следующий раз, прежде чем вмешиваться, я с тебя расписку брать буду об отсутствии претензий! – спокойно ответила я критику и, не удержавшись, прыснула: так ярко нарисовалась мне картинка возможного «следующего раза».

Именно ее я и не преминула расписать возмущенному Фалю, собравшемуся высказать и выказать Кизу все, что думает о его привередливой светлости. Лучше пусть малыш смеется, чем чего-нибудь эдакого колданет, вон как пыльца на крылышках заблестела.

А представился мне киллер, висящий над пропастью и пытающийся высвободить одну судорожно сжатую на жалком кустике травы руку, чтобы поставить автограф под соглашением об оказании помощи. Я же все не торопилась втягивать бедолагу в свои дела, то один пункт переделывала, то другой. Гиз, неодобрительно косившийся на брата, но не желавший затевать прилюдных разборок, усмехнулся. Я ответила ему улыбкой и зевнула. Долго злиться – только свои нервы трепать, к тому же злиться на правду – вообще себя не уважать. Да, я еще не слишком хорошо с рунами обращаться умела. Но так ведь опыт, он сын ошибок трудных, а я рисковать, чтобы не страдали те, на ком новое пробую, никогда не хотела без крайней нужды.

Зевок у меня вышел заразительно-сладким, никакой смех не переплюнет. Фаль тоже раззевался как лягушонок, широко распахивая ротик. Наверное, в сильфовых списках хороших манер обязательного закрывания рта ладошкой не значилось. Пусть зевает, в самом деле, пора на боковую. Ничем другим все равно не займешься.

Глава 15
Проверки на вшивость, или О пользе откровенности

– Мне погулять? – безразлично уточнил Киз.

– Нет, – отозвался Гиз, может быть, слишком резко (только из-за этой резкости до меня дошло, что именно предложил брат моего киллера) и огрызнулся: – Не хочу, чтобы ты в лесу ночевал.

В лесу? Это Гиз, пожалуй, преувеличил, Но лучше уж в самом деле спать, чем знать, что вредный Киз «гуляет» по лесу, ожидая условного сигнала к возвращению и точно понимает, по какой причине он там гуляет. Вот будет у нас в следующий раз отдельная комната, тогда и…

– Уи-и-и, хр-хр-хр! – донесся из-за дома возмущенный хрюковизг. Где-то там располагались хозяйственные постройки типа курятника и конюшни.

Мы, позабыв про пререкания, завернули за угол и уставились на картинку, достойную циркового представления: Каллий отмахивался хворостинкой от наседающей на него свинки-оборотня. Та была в жуткой ярости, скалила клычки, вздымала дыбом щетинку и рыла копытцами утрамбованную землю подворья. Мальчишка забрался с ногами на завалинку и совершенно очевидно перепугался.

– Что за шум, а драки нет? – вопросила я, на всякий случай оглядываясь, нет ли поблизости каких-нибудь змей, пауков и прочих небезопасных звериков, которых не зазорно пугаться. Габариты – это еще не все, что включается в понятие «ударная мощь». Взять хотя бы тех же пчел и мою аллергию.

– Ваша свинья! Я ее, кори, в хлев загнать хотел, только хворостинкой тронул, а она вот… Взбесилась она, кори! Точно взбесилась, папка рассказывал, видал такое!

– Бедняжка всего лишь обиделась, клинически бешеных, таких, чтобы с белой пеной вокруг рта и водобоязнью, у нас нет, – поспешила успокоить я паникующего паренька и, переключившись на хавронью, легонько шлепнула ее по розовой попке:

– Не терроризируй мальчика, он не знает, с кем имеет дело.

Свинка презрительно хрюкнула и демонстративно повернулась к Каллию спиной. Только что как бегемот хвостовым пропеллером не поработала, размечая территорию. Пацан, не будь дурак, тут же слинял с горизонта. Поворот на сто восемьдесят градусов о четырех копытах закончился в замедленном темпе. Наша капризная дамочка резко урезала марш, когда в прицел запрокинутого к небу пятачка попал товарищ, который не совсем, или совсем, или далеко не всем (нужное подчеркнуть) товарищ, Киз.

Артаксарская мода, вероятно, еще не знала мелирования и тонирования волос, и свинка была сражена наповал розоватым отливом темной шевелюры киллера.

Между прочим, не раз замечала, насколько неравнодушны к розовому цвету многие особы женского полу, правда, сама всегда предпочитала зеленый и коричневый. А розовый… Даже в детстве больше любила голубой. Когда идет в садик с мамой за руку эдакое розово-кружавчатое чудо в бантиках – это мило, но, когда в костюм поросячьего цвета затянуты необъятные телеса дамы давно уже небальзаковского возраста, – могу только крепко зажмуриться и подождать, пока несчастная отойдет подальше. Ну да ладно, на вкус и цвет друзей нет. Если человек счастлив, нося розовое, и ему в нем комфортно (может, детство безоблачное вспоминается), только порадуюсь за такого, а сама немного потерплю, в крайнем случае, с закрытыми глазами. Но вернемся к нашей парнокопытной любительнице рассветных тонов.

– Вот видишь, у тебя теперь не прическа, а сплошная красота, дама оценила, ты же все критикуешь! – укорила я Киза тоном никем не понятого дизайнера.

– Хочешь сказать, я тебя благодарить должен, коль свиньи проходу не дают? – скривился киллер и, не дожидаясь ответа, ушел в дом.

Свинка обиженно хрюкнула и опустила ушки, явственно приуныв. Весь боевой задор, с каким она изводила Каллия, испарился без следа. А какой девушке приятно, если ее свиньей обзывают? Даже если ты свинья, все равно неприятно, ведь в душе ты очаровательное юное создание, которым должны восхищаться кавалеры.

– Не переживай, будет и на твоей улице праздник, – подбодрила я самозаколдованную бедняжку. – Мы тебя так причешем и приоденем, что он глаз не оторвет. Вот тогда ты станешь кривиться да отворачиваться от всяких двуногих ослов! Потерпи чуток и подумай получше, где прилечь хочешь.

Соглашаясь с моим предложением, чуток приободрившаяся девчушка-оборотень затрусила в сторону дома. В комнате для постояльцев имелось четыре относительно комфортные кровати, но свинка выбрала цветастый половичок у свободной. Вздохнула еще разок и прикрыла глаза. Мы все тоже мешкать не стали, пожелали доброй ночи хозяевам и легли.

Какие бы приключения ни готовил день грядущий, встречать их лучше на свежую голову. Лучше встать завтра пораньше, пока всех червяков не разобрали.

Фигурально, разумеется, выражаясь: в отличие от экстремалов из каких-нибудь передач «на выживание», я никогда не ела червяков любой стадии кулинарной готовности. И глотать их не собиралась ни в гурманских целях, ни ради расширения пищевого кругозора, ни на спор, который, как водится, может служить мощнейшим стимулом любой авантюры. Единственные червяки, которых я признавала, водились в огромной коробке мармелада, подаренной Галке на день рождения каким-то шутником-воздыхателем. Подруга моя боялась не только бабочек, но и гусениц, червяки проходили по тому же разделу, потому коробка с цветными мармеладками некондиционной формы едва не отправилась в мусорное ведро. Я спасла бедняжку в последний момент и лопала огромную червячную бадейку около месяца. Очень хорошие червяки попались, даже засохнуть не успели!

Сон на этот раз не накинулся на меня диким зверем, а аккуратно покачивал на волнах дремы. Я спала и совершенно точно понимала, что сплю, только помимо основного занятия – сна – еще какой-то частью себя осознавала все происходящее в комнате. Или я спала и мне снилось, что я все чувствую, слышу и понимаю. Слышала, как громко сказал что-то за стенкой Каллий и как шикнули на него родители, потом надолго воцарилась относительная тишина без храпа, только иногда тонко-тонко посвистывал Фаль, устроившийся у самого моего уха, и чуть взвизгивала во сне устроившаяся на полу свинка. А потом заговорил Гиз, и обращался к брату так, будто совсем не спал и знал, что тот тоже не спит. А может, они проснулись одновременно?

– Почему ты задираешь и обижаешь Ксению?

– Что-то я не заметил, чтобы она обижалась, – проронил с некоторым сожалением об отсутствии у меня аффективной реакции Киз.

– Она не будет злиться из-за ерунды, но зачем? – не отставал Гиз, кажется не столько обозленный на брата, сколько озадаченный. Когда у тебя во всем мире один-разъединый родной человек, сложно заставить себя по-настоящему на него сердиться.

– Слишком легко ей все дается и удается, слишком правильная девочка и слишком правильно поступает, и все ее поступки непременно оказываются правильными. У меня от этой сладости скулы сводит. Хочу увидеть ее настоящую, без маски «хорошей девочки», и чтобы ты увидел, тоже хочу, – настолько мрачно заявил розововласый киллер, что я, невзирая на серьезность обсуждаемой темы, не удержалась и прыснула.

И вообще, мой сон, как хочу, так себя и веду! Вот так-то!

– Глупый ты, киллер! – захихикала я. – Правильная… Бе-э-э! Напридумывал тоже ерунды. Я вообще поступаю так, как хочу, только свою совесть слушаю, а за правильным иди ты лесом к тем Силам, которые на меня ярмо повесить пытаются. Знаешь, философы говорят, что каждый человек живет в своей вселенной, и со вселенными других людей она соприкасается лишь изредка. Психологи подтверждают, что восприятие индивидуума настолько субъективно, что байка о персональном мироздании имеет смысл. Так вот, у тебя в личной вселенной метровые тараканы водятся и такая странная идеально-идиотская Ксюха существует, что мне и самой было бы любопытственно на нее поглядеть.

– Почему тараканы? – брякнул вопрос растерянный Киз.

– Ты не спишь? – удивился его брат.

– Сплю, – честно ответила я. – Только все равно вас слышу. А тараканы в голове – это такое выражение русское, адекватного перевода на другие языки не имеющее, означает заморочки, чудачества, странности, особенности поведения. Не-э, все не так, – я поерзала по подушке головой, не в силах подобрать хорошего сравнения, – вот тараканы, и точка. Большие они у тебя, иначе бы я такой идеально фальшивой куклой, у которой надо двойное дно искать, не представлялась. Если хочешь, давай я тебе утром в сапоги меда налью.

– Зачем? – по-прежнему растерянно спросил Киз.

– Чтобы ты уверился, что я показала истинное вероломное нутро, и перестал мучиться, – пожала я плечами и уточнила: – Одной пакости хватит или надо еще парочку придумать?

Ответом было молчание.

– Ну ты подумай, а утром скажешь, если мало, я еще чего-нибудь соображу, – великодушно предложила я с широким зевком и, не дождавшись отклика (сдавленное хрюканье со стороны кровати, где устраивался спать Гиз, не в счет), заснула, на сей раз уже основательно.

Гип-гип-ура! Вселенская справедливость для одной-единственной девушки все-таки наступила, надо отправить благодарность в верха! Никто с утра истошно не орал, не тормошил и не звал на помощь, я успела основательно выспаться, даже (ну, это нехитрый секрет) проголодаться. А чего бы не проголодаться, если из кухни соблазнительно тянуло блинами?

Мужчины уже встали, Фаль упорхнул, оставив на подушке след искристой пыльцы, свинья и та убежала. Поэтому я с наслаждением потянулась, вылезла из-под одеяла и залезла в шкатулку-сундук, увеличив хранилище своего гардероба до нормального размера. Неторопливо выбрала свежую порцию шмоток в дорогу. Эльфийские штанишки, красивые, практичные, темно-шоколадные с зелеными вставками, и такую же, мейд ин дивный народ, рубашку. Только они, вставки, были темной зелени с шартрезовыми пуговицами и золотистым кружевом, пришитым так хитро, чтобы выглядеть нарядно, но не мешать и не пачкаться слишком сильно. Все-таки эльфы главные умельцы по части одеяний практичных и смотрящихся очень выигрышно.

Это, думаю, часть эволюционного пути остроухих лесных жителей, приспособившихся сочетать тонкое чувство прекрасного и повседневные нужды. После того как гостила на свадьбе у Лакса, предположение получило очень весомое подтверждение. Почетная гостья очень долго искала на открытом воздухе помещение типа «Ж» и, отчаявшись, все-таки спросила совета у первой попавшейся дивной дамочки. Оказалось, священное место, скрытое тенью вековечных деревьев, находилось совсем рядом и до того напоминало с виду беседку для отдыха, что я могла бы ходить мимо еще три вечности кряду и ничего до места назначения не донести.

Пока разобрала щеткой свалявшиеся за ночь волосы (такое впечатление, что я из них нарочно пыталась сделать мочалку в рекордно короткий срок) и завязывала в хвостик, в голову пришла забавная мысль. Теперь мы все будем с хвостами: Гиз, Киз, я, свинка. Можно организовывать союз хвостатых, один Фаль останется без отличительного признака, зато с двумя крыльями. Будем считать, что два крылышка приравниваются к одному хвосту, а значит, сильф тоже наш человек!

Развеселившись, я цапнула из личной шкатулки с драгоценностями еще и серебряный браслетик с зелеными и золотыми камушками и нацепила на руку. Висюлек на грудь добавлять не стала, там их и так было достаточно, а с колечками поводья держать неудобно, пусть их лучше Фаль носит наголовными обручами «а-ля король сильфов».

На кухне были только свои. Хозяйка, из окна видно, возилась с живностью, хозяин отсутствовал как класс, Каллий, думается мне, наказанный за вчерашнюю неосмотрительность и небрежное обращение с острыми предметами, перекладывал покосившуюся поленницу у сарайчика. Еще вчера она была ровнехонька, а сегодня вдруг покосилась. Спорю, не обошлось без тайной диверсии синалевода старшего. Но вообще-то правильно-правильно, лучше, чем через вторую голову из двух половинок, истина доходит только через руки. Выпороли, и гуляй, Вася, а вот такая занудная трудотерапия на пару-тройку часов крепко запомнится. Для непоседливого парнишки особо!

Киз и Гиз лениво ковырялись в огромной груде оладий, высившейся эдаким золотистым Эверестом посреди стола, Фаль же сидел сверху и вкушал. Свинка, если судить по кусочкам в миске, тоже получила оладушек на закуску к остаткам вчерашнего ужина и теперь уступила свое место у кормушки неизвестно откуда взявшейся кошке, больше похожей на пушистый шарик на четырех лапках. Где был этот шарик вчера, не знаю, небось гулял сам по себе, а теперь, когда запахло съестным, пришел гулять по дому. Правильная позиция, то место, где вкусно кормят, имеет право зваться домом, даже если бывать там наскоками.

Был у моей тетки в деревне бойцовский кот. Нет, не порода, просто боец-ветеран об одном ухе и глазе, весь в шрамах, видных даже сквозь шерсть, зато все окрестные мурки входили в его гарем. Так вот, этот кошак мог шляться черт знает где неделями, но стоило появиться в доме парному мясу, как Васька объявлялся на кухне и с громким мявом требовал законную порцию. Потом по-хозяйски валялся на диване, благосклонно принимал поглаживания и опять исчезал на недели. И умирать, когда возраст на второй десяток перевалил, тоже домой пришел, тетка моя железная, из тех, что коня на скаку в избу сквозь огонь занесут, тогда плакала…

Ладно, хватит о печальном, ведь впереди замечательный завтрак! Миска меда, оладьи, травяной отвар и никакой каши-размазни. Вот это правильная политика! Кстати, о кашах, надо попросить приготовить что-нибудь из этого репертуара Киза, и тогда одно из двух: или я безумно полюблю его кашу, или киллера чудо-кулинара ждет великое посрамление в лице моей скривившейся рожи.

– Всем доброго утра! – Я плюхнулась за стол и потянула поближе к себе деревянную миску с медом, все равно остальные уже сытые, не столько едят, сколько копаются. Миска оказалась тяжелее, чем думала (железное у них тут, что ли, дерево или свинцовое?), и на повороте опасно накренилась над краем стола. Тугая золотистая жидкость мягко плеснула за край.

Киз, рядом с которым я опустилась за лавку, как на самое близкое к пухленьким оладьям свободное место, шарахнулся от меня в сторону, словно от зачумленной, и закашлялся. Подавился, болезный? Вот уже и краснеть начал! Я стремительно вскочила и саданула киллера промеж лопаток.

– Живой? – заботливо уточнила я, мимолетно удивившись тому, как странно перекосилось лицо наблюдавшего за нами Гиза.

– Пока да, – хрипло выпалил Киз. – Предлагаю ограничиться двумя пакостями. Мед на сапогах у меня уже есть, синяк на спине тоже будет.

– Пакостями? – растерянно переспросила я под задорный смех сильфа, повалившегося на оладушки, как на тахту. Вспомнился в подробностях странный ночной сон-разговор. – Так мне что, это не приснилось, вы с Гизом и впрямь про меня говорили, а я отвечала?

– Если снилось, то всем троим, – буркнул наш отданный на поруки для очеловечивания киллер и повернул сапог так, чтобы подкравшейся кошке было удобнее слизывать мед. Пушистая лакомка решила, что сладкое остается сладким независимо от емкости, в которой или на которой подано, и сейчас наяривала языком.

А я почему-то именно в этот миг окончательно поверила, что не таким уж сложным будет путь Киза от осла до человека, что, быть может, он давно пошел бы по этой дороге сам, если бы не был обречен почти с младенчества идти совсем в иную сторону без малейшего шанса свернуть. В Тэдра Номус нельзя написать заявление на увольнение, единственный способ расставания с всесильным спрутом, опутавшим миры, – смерть. Так рассказывали мне друзья, это считалось непреложной истиной до истории с Гизом. Значит, шансов-то не было раньше, теперь все может измениться, если приложить немного желания, удачи и связей в верхах. Я даже знаю, с кем надо потолковать, и аргументы подходящие найду.

Нет, Киз совсем неплохой человек, не станут к подонку ластиться кошки и собаки, не станут доверять дети и не станет подонок, каким бы притворой он ни был, утешать беременную бабу, от которой ему по большому счету ничего не нужно, а все, что потребуется, запросто можно взять силой.

– Сон на троих – новое слово в групповом времяпрепровождении, – объявила я и заулыбалась, мне показалось, что у циничного и безжалостного Киза покраснел кончик уха, выглядывающий из волос. – После таких занятий совместное путешествие просто обязано проходить в теплой и дружественной обстановке. А если кто-то дружить откажется, то мы ему снова кулаком по спине и меда в сапоги!

– Лучше только кулаком, – деловито вставил Фаль, скромно пояснив: – Мед я и сам съем!

После глубокомысленной сентенции практичного сильфа хохотали все, даже Киз, ничуть не обидевшийся Киз-человек, не ослик, прикрытый рунной иллюзией, дабы не пугать антропоморфным зверем народ Артаксара. Мы смеялись не над кем-то, а вместе! Неужели «Лед тронулся, господа присяжные заседатели»? В темных глазах поубавилось стылого льда, их оттенок сейчас больше напоминал… если брать сравнение из моей земной жизни – цвет крапивы, ошпаренной кипятком для зеленых щей, если из настоящего – темного-притемного изумруда.

Раньше-то драгоценных камней въяве близко видеть не доводилось, в городском музее ничего подобного не встречалось, а по дорогим ювелирным магазинам шататься без дела совершенно не тянуло. Куда больше любила я тот же маленький уютный «Геологи», где продавались поделки из полудрагоценных камней. Красота вещи для меня никогда не была напрямую завязана на количество нулей в ценнике. А красота женская и мужская и вовсе оставалась предметом темным, как голова, не подлежащая исследованию. Я уже говорила, мой вкус никогда с каноническим, а уж тем более с голливудским, представленным рядом условно смазливых красавчиков-звезд, не совпадал. Вот сейчас, глядя на смеющегося Киза, я невольно залюбовалась его красотой, мужественной и аристократичной.

К концу завтрака оладий на тарелке осталась вовсе не пизанская башня, а так, фундамент какого-нибудь древнегреческого храма. Снести его подчистую сил уже не имелось даже у свинки. Ну да если хозяева не съедят, живности на подворье навалом, есть кому скормить остатки трапезы привередливых постояльцев.

Мы собрали вещи и направились к конюшне. Парнишка, отвлекшись от устройства поленницы, проводил нас алчным взглядом засидевшегося приключенца. Все подростки мечтают о подвигах и дорогах, этот исключением не был. Мать его помалкивала, ожидая завершения сборов, чтобы пожелать гладкой дороги, а Каллий набрался смелости и подошел с вопросом к нашей троице.

– Коры, Гаром прошу, скажите, у меня есть дар?

Влипла, выкручивайся теперь! Как мне узнать, способен парень к здешней артефской магии или нет? Знать бы еще, стал ли кто-то из артефакторов в ответ на просьбу устраивать проверку!

– Мне еще в листвянец десять минуло! Я готов пройти испытание! – приняв мое секундное замешательство за сомнение в приемлемом возрасте клиента, горячо затараторил Каллий и попытался вытянуться в струнку, чтобы казаться выше, старше и сильнее. Насчет выше малость помогло, а вот сильнее никак, потому как паренек больше всего стал походить на замороженного тощего червячка.

Дэлькор насмешливо фыркнул, а Киз ткнул в руку чем-то острым. Прежде чем я начала возмущаться, сжал мои пальцы на кусочке дерева и шепнул:

– Пусть на деревяшку глянет.

– Ты гений! – облегченно выдохнула я и выставила перед грудью кусок дародерева, как крест перед вампиром.

– Так, Каллий, посмотри внимательно, что ты видишь у меня в руке!

– Сучок, – нетерпеливо отмахнулся от вопроса паренек и захлопал ресницами так, будто наслушался слов одной своеобразной песни и собрался взлететь.

– Опиши его, – приказал Гиз, сообразивший, как будет проходить испытание.

– Серая… – неуверенно ляпнул мальчишка, переступив босыми ногами.

– Дальше, говори все, что сможешь, – попросила я, направляя опрос в нужное русло.

– Тонкая палочка, наверху острая, снизу тупая, в толщину с ваш мизинец будет, кори, – очень постарался выжать максимам подробностей Каллий, не понимавший, чего мы привязались к нему с какой-то щепкой вместо того, чтобы проводить священные испытания. – Обычная деревяшка, – заключил подопытный кролик.

– Разве он не видит, как она светится? – до глубины души удивился Фаль, приземляясь мне на плечо.

«Выходит, не видит, ни тебя, дружок-сильф, ни света волшебного, от древесины исходящего», – мысленно подытожила я и прикусила губу. Глаза паренька горели надеждой на чудо, а чудо повернулось к нему, мягко говоря, спиной.