Текст книги "Иная Богемия"

Глава 10

Malum necessarium – necessarium.

Неизбежное зло – неизбежно.

«Пражский трдельник»

«За последние сутки в Праге пропало три человека – двое мужчин и женщина. Имена и подробное описание вы сможете найти по ссылке на сайте полиции.

На известной коневодческой ферме заболели лошади. Десять из них скончались в течение дня. Предварительный диагноз – сильное истощение, малокровие. Зоозащитники подали петицию в суд против жестокого обращения с животными и с требованием закрыть ферму.

Ночной инцидент произошел в замке Гоуска. По словам шефа полиции, там сработала сигнализация, и поступил звонок от владельца замка, живущего рядом. На проверку выехали сотрудники правопорядка. По словам полицейских и пана Шимонека – владельца, из здания доносился волчий вой. Зафиксировать преступника камерами наружного наблюдения не удалось. Полицейские свидетельствовали об огромном волке, который тащил человека без сознания. Зверь сбежал, получив смертельные ранения. Заявлений о пропаже людей в округе не было. Делом занимается полиция вместе с природоохранной лесной инспекцией.

Ваш Эл Вода».

Анета Кинских

Энн с трудом разлепила распухшие веки. Взгляд не хотел фокусироваться и просто скользил по обстановке гостиной. Стеллажи с книгами, обнимавшие две стены, два небольших гостевых дивана, стоящие посредине, и две противоположные стены, полностью стеклянные от потолка до пола, открывавшие вид на Прагу. Комод между диванами и рыжий ковер на полу.

Она попыталась вспомнить, когда успела лечь, и тут же вскочила на ноги. Покачнулась на пятках и позвала:

– Эдгар?

Одновременно с этим открыла ящик комода и, не глядя, запустила руку. Когда она купила этот небольшой одноэтажный дом, мама по старой традиции поставила ей пузырек со святой водой в прихожей. Выкинуть его у Энн не поднялась рука, но пузырек был сослан в комод и забыт. До сегодняшнего дня.

В гостиной появился напарник – полностью невредимый, со стаканом воды в руке. Земля осталась на его одежде, а на лице смешалась с веснушками, делая его похожим на трубочиста из сказок. Он двинулся к ней, явно собираясь что-то сказать.

«Или укусить», – подумала Энн и решилась. Она облила Эда святой водой, использовав весь запас. Он застыл, глаза стали размером с пятидесятикроновые монеты.

– Что? Зачем? – ошарашенно спросил Эдгар, отплевываясь.

Энн молча забрала у него протянутую склянку и жадно осушила, почувствовав себя лучше. Отставила стакан и, сдерживая слезы, обняла парня, крепко прижав к себе.

– Я весь в земле, – пытался отбиться он от объятий.

– Неважно!

Обнимая напарника, Энн улыбалась, чувствуя, как тепло разливается по телу и покалывает кончики пальцев. Она отстранилась первой и принялась трогать его шею, поворачивать голову, чтобы рассмотреть, нет ли где-то укусов.

– Но как? Ты же…

Эд высвободился и заглянул ей в глаза:

– Что вчера случилось?

– А что ты помнишь?

Он присел на диван и вытянул ноги. Погладил пальцами брови, а затем нервно провел рукой по волосам.

– Я поехал в Гоуску.

Энн кивнула и села на соседний диван, побуждая Эда продолжить рассказ.

– Я проник в часовню и нашел заказ. Едва достал гримуар, появился парень, на вид лет двадцати пяти. Увидев в моих руках гримуар, он словно сошел с ума, и мне показалось, что его глаза засветились желтым. Я спросил, кто он такой. Он ответил, что его зовут Роули, и эта вещь принадлежит ему. Я пытался сбежать, но он вдруг оказался слишком близко и врезал мне, ну а я ответил, ударив его по лицу гримуаром.

Эдгар поморщился, вспоминая.

– Я не уверен в том, что происходило потом. Может, от удара у меня начались галлюцинации, но этот Роули взмахнул рукой, и мое тело поднялось в воздух, врезалось в стену. Будто меня схватил за горло невидимый великан и держал, не давая вырваться. Потом я увидел, как ты вбежала в часовню. Мне не хватало воздуха, и перед глазами плыли цветные пятна. Роули что-то говорил тебе, а я почувствовал короткую, но адскую вспышку боли. Эд потер шею, зажмурив глаза.

– Я очнулся в лесу, недалеко от твоего дома. Почему я был в лесу, Энн? Что происходило, пока я валялся без сознания?

Кинских откашлялась и закусила губу.

«Ты был мертв! Я совершенно не представляю, как тебе это сказать!» – прокричала мысленно Энн, а вслух ответила:

– Дай мне минутку. Это тяжело вот так сразу объяснить.

Она заходила по комнате, быстро прокручивая родовое кольцо на указательном пальце. Эдгар не спускал с нее глаз, в которых плескалась тревога, а затем согнулся на диване, обняв себя руками.

– Он убил меня, да? Я призрак? Ты видишь призраков?

Кинских нервно хохотнула и, перестав вышагивать, присела рядом с ним. Она положила руку на его плечо, уверенно говоря:

– Послушай, ты точно не призрак.

В подтверждение Энн сильно ущипнула его за колено, отчего Эд дернулся. Кинских поджала губы, решаясь на правду, и произнесла:

– То, что ты видел вчера – странную силу незнакомца, помнишь? Он держал тебя, всего лишь вытянув руку в твою сторону, не касаясь.

– Помню, – помрачнев, заверил Эд.

– Этот Роули, он не человек. Он энсиа – существо со сверхъестественными силами.

– Ты шутишь, да?

– Увы, не шучу!

Эдгар недоверчиво фыркнул и сложил руки на груди, закрываясь. Он нахохлился, как всегда, когда она давала ему советы или наставления. Энн поняла, что легко не будет, хотя и сама до конца не верила в иной мир, который открылся ей с ночи похищения венца.

– В мире есть вещи, явления и люди, которые отличаются от обычного уклада, – снова начала она, зайдя издалека.

– Хочешь сказать, что игры типа «Диабло» в какой-то мере о настоящих реальных монстрах? – рассмеялся он и расслабился, закидывая руки на спинку дивана.

Энн поняла, что злится. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, она, как можно нейтральнее, делая упор на слово «ты», продолжила:

– Ты умер, Эдгар. Ночью ты был мертв. Роули свернул тебе шею на моих глазах. Твое тело я оставила в лесу, не зная, куда деть.

Улыбка Эдгара стала напряженной, а взгляд изучающе прошелся по лицу Кинских. На щеках напарника заиграли желваки.

– То есть, меня он убил, а тебя что? Пощадил за красивые глаза?

Энн эти самые глаза прикрыла на мгновение, пережидая новую вспышку злости. Если она на него наорет, диалога не получится.

– Можно и так сказать. Я отношусь к энсиа, Эдгар. Подозреваю, что ты тоже, – сочувствующе добавила она.

Она потерла виски, на секунду снова закрыв глаза, как тут же под веками справа вспыхнула яркая огненная точка. Эд. Она чувствовала его по-другому. Осененная догадкой, Кинских молча встала с дивана и ушла на кухню. Закрыла глаза – огненная точка отдалилась, но была также видна. От нее к Энн протянулась едва заметная световая нить, словно тонкий поводок, соединяющий их.

«Родовая особенность», – подумала она. Конечно, Эдгар мог оказаться кем-то еще, но то, что он, скорее всего, влколак и вчера потерял первую из девяти жизней, казалось весьма правдоподобным. Она снова зажмурилась, представив карту Праги, ища другие огненные точки, но увидела лишь две в одном месте: свою собственную и Эда.

Энн вернулась в гостиную, напарник сидел с натянутой улыбкой, а при виде ее поднялся и, засунув руки в карманы, неловко пробормотал:

– Ты, конечно, извини, но как давно ты была у психолога?

– Эд!

– Я пошел. Нужно найти свою машину. Кажется, я оставил ее в поле перед замковой деревней.

Злость на неверие напарника обожгла внутренности подобно кипятку. Она не могла превратиться, чтобы убедить его, не понимала как. Энн молча двинулась в коридор следом за ним и схватила за локоть. Она хотела доказать ему, что чудовища реальны, но не знала подходящих слов. Эдгар хотел отмахнуться, пока не посмотрел на ее руку, которая трансформировалась в волчью лапу с острыми когтями и зацепила его толстовку.

– Твою мать! – выругался он.

Эд выпучил глаза и, открыв рот, смотрел, как Энн убирает лапу с его локтя, как она подергивается дымкой и снова превращается в руку. Кинских была удивлена не меньше, чем Эдгар. В записях рода она не видела ни одного упоминания о таком свойстве влколаков. Она представила себя с волчьей головой и едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– Эд, прошу, останься и выслушай меня. Это важно!

Вместо того чтобы послушать, он замотал головой и попятился, словно она была заразной. Энн не стала мешать ему. Хлопнула входная дверь, и она осталась одна. Полнолуние не скоро, у нее еще будет время переубедить Эда и научить всему, что умеет сама. Хорошо, что укус вампира ему теперь не страшен.

– Воскресный день и правда начался с воскресения, – пробормотала она и вернулась в объятия дивана.

Заснуть Энн так и не смогла. В каждую из последних ночей с ней случалось такое, что заставляло весь спокойный и размеренный быт переворачиваться с ног на голову. Она – влколак из рода охотников на влколаков. Все ночные кошмары, все мифы и легенды для Энн обрели иной смысл. Если раньше Кинских знала, что сказочные предания окрашивали историю и давали возможность завернуть ее, как горькую пилюлю, в красивую обертку, то сейчас они делали лекарство отравой. Как энсиа повлияли на ход истории? Есть ли они среди политиков, президентов? Карл был императором, который употреблял некий сверхъестественный наркотик, чтобы править как человек. Тут-то у Энн и возникали очередные вопросы: почему лишь Богемию? Почему он не накрыл некой границей всю Римскую империю, не защитил больше людей от монстров? Может, все дело в Богемии? Может, она чем-то привлекательна для кровососов?

Мобильный задрожал, издавая звук, похожий на жужжание майского жука. Энн открыла глаза и протянула руку за устройством.

«Если вы хотите помочь спасти город, предлагаю встретиться после обеда у ворот Ольшанского кладбища

К. Л.».

– Очень романтично, – усмехнулась Энн и пошла собираться.

По дороге к кладбищу ей пришло еще несколько сообщений. Первое от Теодора:

«Здравствуй, Анета. Давай поужинаем на неделе».

На что Энн никак не отреагировала. Потянулась и нажала значок корзины. И второе, от Марты, коллеги из университета:

«Привет. Анета, мы сегодня собираемся у «Золотого змея» на бокал мартини. Присоединяйся».

Остановившись на светофоре, Кинских быстро набрала:

«Прости. Сегодня не смогу. Повеселитесь».

Она могла бы сменить дом или вовсе уехать из Праги, скрыться от Карла и иного мира существ. Но на самом деле ей хотелось знать больше, хотелось истинных знаний, тех, что не для всех. В этом было некое таинство, высшая цель, и, как бы Энн ни ужасало все происходящее, оно в той же мере привлекало ее.

Волна солнечного света лилась на каменные улочки Праги, словно пробуждая ее душу. «Ягуар», облаченный в глянцевый белый лак, хищником скользил по дороге. Каменные фасады зданий склонялись перед ним, пропуская сияющую мощь сквозь тени. Энн любила авто, как любят домашнего питомца. «Ягуар» напоминал ей о деде. У него был автомобиль такой же марки, но старый, шестидесятого года выпуска, на котором она училась водить. Энн покачала головой, прогоняя воспоминания о родном человеке, которые посещали ее все чаще с тех пор, как она украла корону.

Кинских заехала в подземный паркинг торгового центра «Флора». Прошла по улице вдоль стены, которая ограждала мир мертвецов от мира живых, и повернула к воротам. Ее мысли тяжелыми кольцами снова вились вокруг Карла. Сколько бы ошибок при правлении он ни совершил, король все равно был фактически ее средневековым кумиром, но с тех пор, как они познакомились лично, его величество вызывал у Кинских лишь страх и злость.

Когда она приблизилась к металлическим воротам, он уже стоял там. Энн замедлила шаг, расправила плечи и немного приподняла подбородок. Люксембургский выглядел как модель с глянцевой обложки журнала. Льняные синие штаны, бежевая рубашка с короткими рукавами. На шее – ожерелье, похожее на католические четки, но без креста. На ногах летние полуспортивные туфли. При других обстоятельствах можно было подумать, что он пригласил ее на свидание, за одним исключением: на его плече висела спортивная сумка.

– Здравствуйте, графиня, – степенно произнес он, рассматривая ее все еще красные от слез глаза, а потом и одежду. Энн облачилась в зеленые штаны-трубы и шелковую блузку с галстуком-бантом. Роста она добавила босоножками на высокой танкетке, а волосы собрала в высокий хвост.

– Добрый день, Карл, – ответила Энн, не сумев скрыть недовольство в голосе. Она остановилась напротив, вынужденная из-за разницы в росте смотреть на него снизу вверх.

– Вы злитесь за отказ? – прямо спросил он.

Его короткая щетина, обрамляющая волевую челюсть, и пронзительные кофейные глаза днем вызывали у Энн симпатию. Напомнив себе, кто он такой и как холодно отказал ей вчера, Кинских преувеличенно спокойно ответила:

– Если я не вправе давать кому-то выбор, значит, вы вправе? Карл, я знаю, сколькими жизнями вы пожертвовали ради, как вы думали, благой цели, – против воли она повысила тон. – Так что не смейте указывать мне, что я должна или не должна делать! Вы – бывший король, и уж точно не Господь Бог, чтобы решать за всех! Вы – эгоистичный подлец, который дальше своего вздернутого носа ничего не видит!

Карл растерянно подняв руку, почесал заднюю сторону шеи.

– Отчего умер ваш близкий человек? Это друг или родственник?

– Не все ли теперь равно! – отрезала Кинских, показывая, что не желает развивать эту тему.

– Значит, друг, – кивнул Люксембургский.

Энн сглотнула тяжелый ком в горле и поинтересовалась:

– Зачем мы здесь?

Карл неопределенно пожал плечами и двинулся по мелкой истертой брусчатке, не сказав ни слова.

– Карл?

Мимо них прошла девушка с коляской.

– Почему женщины с младенцами гуляют в таком месте? – нахмурился он и спросил скорее себя, чем Энн.

– Потому что кладбище – это спокойный парк, куда идут погулять и поразмыслить, – пояснила Энн, но, кажется, бывший король так и не понял.

«Это он еще тафофилов[44]44
  Тафофилы – любители надгробий и ритуальных обрядов, поклонники смерти.


[Закрыть] не видел, которые собирают огромные экскурсии, чтобы рассказать интересное про некоторых из двух миллионов похороненных здесь людей», – подумала она.

Карл подошел к столбу с картой, на которой обозначались сектора кладбища.

– Нам нужен склеп Марка Сметаны в секторе пять, чтобы оставить сумку и встретиться с другом.

– А без меня вы это сделать не могли?

– Нет, не мог.

– Мы встречаемся с мистером Ротом? – поежилась Энн.

– Нет.

– Не слишком вы любезны для короля.

Карл повернулся к ней и наклонил голову, пронзая взглядом.

– А я уже не король. Время моего правления давно прошло.

Так говорил бы мазохист – раня себя и испытывая какое-то мрачное удовольствие. Энн качнула головой, соглашаясь. Она впервые подумала о том, в какой непростой ситуации оказался Карл. Ожить спустя столько веков. Все вокруг изменилось – наука, технологии, его страна… Энн постаралась незаметно посмотреть на выражение его лица.

Как он с этим справляется? Она была бы в ужасе и записалась на сто сеансов к психотерапевту. Карл же о таких врачах, возможно, и не слышал.

Мимо прошли две девочки-подростка. Карл снова проводил их недоуменным взглядом, на что Энн тихо хмыкнула. Они углубились в пятый сектор. На смену полуразрушенным могилам пришли не менее старые склепы. Вороны кружили в небе, заполняя тишину хриплыми криками. Могилы, укрытые листвой и цветами, напоминали о проходящей природе жизни и неизбежной смерти.

Энн не бывала в этой части кладбища, поэтому внимательно осматривала архитектуру и таблички на входах из профессионального любопытства. Гравировки на плитах рассказывали историю давно забытых личностей.

Пока они оба молчали, Кинских чувствовала умиротворение. Кладбище навевало спокойствие, словно само место дарило утешение и тем, кто еще влачил бренное тело по грешной земле.

Наконец Люксембургский завернул к темному склепу, который от верха до низа полностью обвивал бутылочного цвета плющ. На табличке значилось «Марк Сметана». Карл толкнул калитку, которая нехотя, с сухим скрипом отворилась. Вход в склеп обрамляли массивные каменные двери, украшенные вычурной резьбой.

Энн ступила внутрь и заметила густую серую паутину, сплетенную в углах. Воздух пропитался запахом земли и старины, длинные тени играли на стенах последнего пристанища мертвецов.

Склеп был поделен на две части: они стояли в малом алькове со стрельчатыми окнами, за ним темнел узкий проход в комнату с каменными саркофагами. Карл не пошел дальше алькова. Положил сумку на скамью возле стены, явно намереваясь открыть. Энн с любопытством подалась вперед, чтобы увидеть содержимое.

– Это…

– Да, осиновые колья. – Карл повернулся к ней. – План такой: мы сейчас обходим кладбище и, стараясь не привлекать внимание, ищем спящих упырей. Отмечаем местоположение, а с наступлением сумерек идем на охоту.

Энн вытерла вспотевшие ладони о брюки и возразила:

– Где мы их будем искать? В гробах среди бела дня? Как вы себе это представляете?

– Новообращенные не спят в гробах. Точнее, спят, но редко. Они зарываются в листву или в землю, потому что просто не могут бодрствовать в период светового дня.

– А мы их случайно не разбудим?

– Нет, они не проснутся до заката.

Кинских тяжело вздохнула.

– Послушайте, графиня. Я понимаю, что вам страшно, но вы часть иной Богемии с самого рождения, понимаете? У вас не выйдет забыть, отстраниться и жить дальше, словно ничего не было. Поверьте, я пробовал.

Энн вскинула подбородок, с вызовом отвечая на взгляд Карла. Некоторое время они безмолвно сражались: кофейная темнота с яркой зеленью, а затем Кинских попробовала зайти с другой стороны:

– Я понимаю. Давайте договоримся. Я помогаю вам защитить город по собственной воле, а вы делитесь со мной информацией.

– Информацией?

– Об упырях, о себе в годы правления, о средневековой Чехии. Идет?

Энн протянула руку для скрепления их своеобразной договоренности. Во взгляде Карла промелькнула подозрительность, но тут же пропала. Он пожал узкую ладонь длинными прохладными пальцами и задержал ее всего на несколько секунд дольше положенного, но она заметила.

– А теперь идемте по секторам. – Карл пропустил ее вперед возле выхода и надел тонкие кожаные перчатки. Такие же, только меньшего размера, он выдал Энн со словами: – Смотрите по правой стороне, а я по левой.

– Что именно искать?

– Засохший плющ, рыхлую землю, словно недавно вскопанную, небольшие холмы без надгробий. И сразу зовите меня.

– Поняла.

Энн двинулась по дорожке из мелкого камня. Ее взгляд шествовал вдоль покосившихся старых надгробий, ржавых крестов, почти полностью поглощенных плющом, и высоких вековых сосен. На Ольшанском кладбище всегда царили сумерки. Густые кроны деревьев закрывали небо, и даже в солнечные дни световые лучи изредка могли пробиться сквозь них.

Энн остановилась. Возле одной из могил вздулась земля, плющ натянулся на ней, но казался лишь частично увядшим. Карл тем временем ушел дальше по дорожке.

Осторожно ступая по земле, заросшей густой травой и придавленной вездесущим плющом, Кинских двинулась к могиле. Оглянувшись и не заметив случайных прохожих, Энн подняла сухую толстую ветку. Подошла к земляному холму и осторожно всунула ее туда. Ветка легко вошла в рыхлую насыпь, и Энн облегченно выдохнула. Она собралась вытащить ее, как вдруг конец уперся во что-то мягкое. Кинских резко убрала ветку, от земляной насыпи пахнуло приторным смрадом гниющей плоти. Энн почувствовала, как выпитое перед отъездом кофе подкатило к горлу. Она сделала шаг назад, затем еще один. Нога зацепилась за лозу, и Энн полетела вниз, но не упала. Ее схватили за локоть и резко вернули в вертикальное положение. Кинских подскочила на месте и судорожно обернулась.

– Это я, не пугайтесь.

Карл прошел к насыпи, присел и разгреб верхний слой земли руками. Энн посмотрела по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии любопытных зрителей, и шагнула ближе. Она действительно нашла спящего низшего упыря: неухоженного мужчину в грязной одежде. Ей показалось, что это, скорее всего, человек без определенного места жительства. Он не дышал, грудная клетка не двигалась. Карл несколько секунд всматривался в лицо мертвеца, а потом быстро набросал на него землю с травой, для убедительности прикрыв плющем. Поднявшись, стянул грязные перчатки и достал из кармана сложенный лист бумаги, который оказался распечатанной картой кладбища. Вынув из кармана тонкий карандаш, он обозначил это место крестом.

– Мы не убиваем их до заката, чтобы не привлекать внимание? – спросила Энн, оглядывая пешие кладбищенские дорожки, по которым изредка прогуливались люди.

– Да. Если честно, когда Вильгельм говорил про кладбище, где постоянно гуляют живые люди, я не верил, пока не убедился лично.

Они последовали дальше, внимательно всматриваясь в землю за основной пешей дорожкой. Иногда им навстречу шли пары и женщины с колясками. От того, как беспечно люди проходили мимо мест, где до заката спали кровососы, Энн становилось не по себе. Ей казалось, что незнание иногда хуже смерти. Люди гуляли и тихо переговаривались между собой, улыбаясь каким-то мыслям, а в паре метров дожидались темного часа их убийцы. К тому же с ней шел упырь, при желании способный лишить жизни за несколько секунд. Они бы в страхе должны разбегаться от его появления, но молодые мамы лишь кокетливо поглядывали на Карла, не единожды оборачиваясь ему вслед.

Трупный запах первого найденного мертвеца заполнил легкие Кинских. Казалось, она теперь дышала только им: сладковатым, мерзким, гнилым. Энн нашла взглядом место с сухим плющом возле покосившегося ржавого креста и, сглотнув горькую слюну, направилась туда.

После они прошли четверть кладбища, поставив метки на карте. Их оказалось девять. Девять кровососущих мертвецов, которые оживут за считаные часы и пойдут плодить себе подобных. Энн боялась даже думать, сколько осталось упырей в той половине кладбища, до которой они еще не добрались.

Майский день выдался душным, густой горячий воздух без солнца действовал на Энн как сауна. Блузка липла к спине, а по виску сползла капля пота, которую Кинских смахнула нервным движением.

Карл заметил состояние Энн.

– Как вы смотрите на то, чтобы выпить чего-то прохладного и, возможно, перекусить? Вы ведь голодны?

Энн откинула влажную прядь волос со лба и обернулась к нему. Карл не вспотел, его безупречная рубашка не измялась, на штанах не было ни травинки, словно бы это не он только что добрых три часа ворошил земляные холмы в поиске кровососов.

– Надеюсь, вы собрались перекусить не мной?

– Что? – удивленно переспросил Карл, а потом, видя ее улыбку, засмеялся. – Нет, я не голоден, – и, прищурив глаза цвета кофе, добавил: – Да и кровь у вас не самая вкусная.

Энн фыркнула и с облегчением направилась вслед за Карлом по направлению к выходу с территории кладбища. Вид мертвых людей, лежащих под тонким слоем земли, не способствовал хорошему настроению, поэтому Кинских спешила хоть ненадолго сменить обстановку.

Забрав машину из подземного паркинга, они поехали медленнее положенных пятидесяти километров в час, потому что спорили о еде.

– «У Швейка» подают отличное мясо с кровью. Мы там ужинали с Вильгельмом.

– «У Швейка» рассчитан на туристов, а я хочу поесть спокойно, а не смотреть, как все делают селфи со свиным коленом, – невозмутимо отбила Энн, хотя сам спор ее забавлял.

– И куда же вы хотите?

– Заедем на Вышеград. Там есть мое любимое место.

Карл то и дело бросал взгляд на подстаканник, в котором лежала купленная Энн полулитровая бутылка газировки.

– Это кофола[45]45
  Кофола – лимонад на основе колы, с кофеином и различными лекарственными травами. Вкус кофолы чем-то напоминает сладкую микстуру от кашля.


[Закрыть], – пояснила она, кивнув на бутылку. – Сладкая вода с газом.

Карл взял напиток и покрутил в руках, рассматривая, как пузырьки воздуха лопаются от тряски. Его сосредоточенное лицо вызвало у Энн улыбку.

– Можете попробовать, я ее еще не открывала.

Карл снова покрутил бутылку в руках. Тогда Энн осторожно протянула руку, и не глядя отвинтила крышечку. От мягкого «пш-ш» Карл чуть не выпустил газировку из рук. Он поднес горлышко к губам и сделал небольшой глоток. Закашлялся. Постучал себя по груди.

– Вы пьете жидкий сахар. Кошмарный вкус! – прохрипел Карл и сделал еще один глоток.

Кинских оставила авто на парковке перед Таборскими воротами. Карл вышел и, ругаясь под нос, что-то листал в телефоне, пока не заметил, что она его ждет. Энн вопросительно подняла брови, на что он смущенно развел руками.

– Еще привыкаю к этому чуду науки.

Они прошли Таборские ворота по дороге, вымощенной добротным булыжником, который не знал износа. Все ворота Вышеградской цитадели носили собственное, отличное от других, узнаваемое лицо, у Таборских – это была зубчатая «корона» с фасадной части кровли. Энн посмотрела вверх, любуясь видом, и Карл тоже поднял голову.

Немногие из городских жителей знали, что под зубчатой короной в воротах находился второй этаж, и лестница от него вела к трем комнатам, в которых когда-то жили военные, приставленные охранять крепость. А в одной из стен даже осталось неразорвавшееся ядро, выпущенное из пушки в восемнадцатом веке.

Карл прошел ворота и на секунду остановился возле крепостной стены, приложив к ней руку. Энн помнила, что именно эта часть строилась еще при его правлении.

– Правда, что в ней сокрыта «невидимая церковь»? Я никак не смогла отыскать информацию о ней.

– Правда. Я приказал спрятать туда мощи святых, привезенные из Австрии. Сомневаюсь, что они уцелели спустя столько лет.

Пока они шли дальше, Люксембургский перевел взгляд на черные шпили костела Святых Петра и Павла, и Энн показалось, что он смотрит туда с тоской.

– Вы верите в Бога, Карл?

Он не ответил, но Энн это не остановило.

– Вы согласились делиться информацией.

– Тут уже вы лукавите. Я согласился делиться фактами из своей жизни. Вера в Бога никак к ним не относится.

– Вынуждена не согласиться, – заупрямилась Кинских и свернула налево от костела.

Ее спутник тяжело вздохнул.

– Всегда верил, а когда превратился, моя вера лишь окрепла.

– Потому что получили доказательство существования потустороннего? Но это ведь не означает, что Бог существует.

– Ну, вы же не знаете точно – умрете ли сегодня? Нет. Но вы верите в то, что завтра для вас наступит. Так с любой верой.

– А вы успели познакомиться с теориями первичного бульона, дарвинизма и другими?

– С несколькими. Но скажите мне, Анета, если жизнь зародилась сама по себе, почему упырь не может беспрепятственно войти в костел? Почему колокольный звон в нескольких шагах от божьей земли вызывает у нас судороги? Это ваш Дарвин смог объяснить?

– Здесь, увы, пока не отвечу, не владею достаточными сведениями, – усмехнулась она. – А как вообще появились упыри?

– О, думаю, лучше об этом вам расскажет мистер Рот.

Они приблизились к кафе «Цитадель» и вошли в прохладное помещение. Кинских миновала светлую барную стойку, которая расположилась полукругом и заполняла половину зала. Она обернулась, не услышав шагов Карла, и увидела, как он остановился возле стойки, что-то отвечая официантке, которая буквально готова была съесть его взглядом.

Энн вздохнула и подумала, что, если бы девушка знала, как легко он съел бы ее сам, уже неслась бы от него в страхе.

Она не стала его звать, а обошла стойку и ступила в коридор, ведущий в еще один зал со столами. Освежившись в туалетной комнате и несколько раз помыв руки, она пошла к столам. Положила свой клатч на выбранный и с удовольствием опустилась на стул. В этом помещении боковые окна заменяли потолочные, украшенные деревянными балками. Камень, стекло и дерево. По обеим сторонам от входа в больших кадках росли лимонные деревья с крупными зрелыми плодами. Карл появился спустя минуту, усаживаясь напротив Энн.

– Я заказал нам обед.

Энн подняла брови, но ничего не ответила. С одной стороны, бесило его самоуправство, с другой – она пыталась понять. Средневековый король в современном мире – что могло быть нелепее. Стоило бы посочувствовать писателю, который захотел бы создать такую неправдоподобную историю.

Когда заказ принесли, Кинских одобрила его выбор: запеченный картофель с говяжьим, еле прожаренным стейком.

– А вино вы тоже заказали?

– Вино? Заказать вам? – не понял он.

Она улыбнулась и покачала головой:

– Не мне. Себе.

– Терпеть не могу вино, – скривился он.

– Хм-м. Странно, ведь вы его большой поклонник, судя по историческим записям, да и сколько виноградников вы завезли в Богемию.

Лицо Карла приобрело грустное выражение.

– Да, я любил вино ровно до пятнадцати лет.

– Поделитесь историей? – оживленно спросила Энн, забыв про еду.

– Я вам обещал, – кивнул он. – Когда мне было пятнадцать, я дружил с будущим папой Римским и юным герцогом. Втроем мы выпивали и приглашали девиц. В один из таких вечеров мои друзья распорядились принести два бочонка с вином и позвали девушек для услады чресел. Когда мы опьянели, друзья уединились, а я нет. Хотя, не скрою, очень хотел. Но не стал, так как был обручен с Бланкой, которая осталась в Париже, а мы тогда гостили в итальянском городке. Наутро друзья отбыли, а меня разбудил слуга к завтраку. Мне было очень плохо, – он посмотрел на Энн ухмыльнувшись. – За завтраком я не съел ни кусочка, сдерживая тошноту. Но от запаха еды через несколько минут выбежал на улицу, где изверг выпитое за вчера в ближайшие кусты. Пока приходил в себя, во двор выбежал слуга, громко крича. После того как я встал, моя свита приступила к трапезе. Еда оказалась отравлена. Все, кто был за столом, умерли. А меня спасло вино. С тех пор я его ненавижу, но отдаю ему дань уважения за спасение своей жизни.

Пораженная, Энн не нашлась что сказать. Она читала, как часто покушались на жизнь короля в период его правления, но об этом случае не знала. Карл молча принялся за еду, и Кинских сделала то же самое.

Из своей порции Карл съел только мясо, запив его, как и Энн, малиновкой[46]46
  «Малиновка» – чешский газированный напиток со вкусом малины.


[Закрыть] с кубиками льда. Промокнув губы салфеткой, он чуть наклонился в сторону Энн:

– Вы не хотите рассказать мне о смерти вашего друга?

– Нет! – резче, чем следовало, отрезала Энн.

Карл отодвинулся и сложил пальцы в замок на столе.

– Упыризм так не работает. Человек должен быть жив или, по крайней мере, при смерти, чтобы начался процесс перерождения. В любом другом случае получится тот, кого мы сегодня с вами откапывали полдня.

Кинских нервно улыбнулась, принимая объяснения. В зале появился официант, и она попросила счет.

– Я заплачу.

Карл отвел ее руку с банковской картой. Повозившись с мобильным, он перевел деньги. Энн все время наблюдала за ним, делая мысленные заметки: всегда уверенный в себе мужчина начинал нервничать, не когда видел мертвеца или влколака, готового его убить. Нет. Он тушевался перед техникой и прогрессом, напоминая подростка, которому в детстве отказали в покупке компьютера.

* * *

Покинув кафе, они вернулись к машине, и, чтобы как-то оттянуть момент дальнейшего поиска закопанных мертвецов, Энн нелепо предложила: