Текст книги "Иная Богемия"

Почему-то ощущая благодарность к нему за то, что понимал ее чувства, а если и не понимал, то хотя бы делал вид, она ответила:

«Со мной все в порядке. Веду полезные для Богемии переговоры. Вернусь, когда добьюсь результата».

Спустившись к озеру, Энн натянула ветровку. Прохладный бриз волновал воду. Справа от нее белел пляж: на мелководье резвились дети, несколько пар катались на катамаранах, вдалеке виднелся корабль, возивший туристов на часовое плавание вдоль озера. Под кристально чистой бирюзовой толщей воды Энн видела дно. Она легко нашла указатель с туристической тропой и двинулась по ней.

Думать было больно почти на физическом уровне. Если бы не затея с исследованием короны, ничего бы плохого не случилось: ни падения границы, ни смертей невинных людей. Все это ее вина! Она виновата в том, что вейтус захватят Прагу, в том, что превратят сотни людей в монстров. Энн ускорила шаг. Злые слезы скатывались по щекам, но тут же исчезали, подхваченные ветром. Энн не могла понять, кто она теперь? Графиня, мечтающая стать профессором истории, или зверь, созданный лишь для того, чтобы убивать кровососов? Задыхаясь от слез, не жалея себя, она почти побежала вверх по склону.

Созерцание природы и быстрый темп помогли ей избавиться на время от волнения. Она подняла голову, любуясь горным хребтом, по которому извивались светлые языки осыпавшейся породы. Горы представлялись Энн ступенями к небу, мостами между землей и вечностью. Поднимаясь по тропе, она чувствовала связь с каменными гигантами, словно бы ее душа была знакома с ними раньше сознания.

Не заметив, как одолела за два часа нижний пик, она присела отдохнуть и подкрепиться. Удивительный вид сверху на блестевшее от солнца озеро и маленькие городки, раскинувшиеся на склонах гор, вселял забытое на время чувство. Надежду. Казалось, она слышит, как в абсолютной тишине белые камни успокаивающе шепчут ей, рассказывая о себе.

Кинских растянулась на уступе и замерла, вбирая все, что давала ей горная вселенная. Возможно, дело было в проснувшемся влколаке, иначе как объяснить внезапное и сильное единение с природой, понимание, что ее сородичи появились именно в горах. Почему? Может, потому, что и упыри появились здесь? Она не знала, но пообещала себе, что непременно выяснит.

Внизу, уже обходя Ахензее, Энн поймала себя на мысли, что не хотела бы, чтобы кто-то из Пертисау пострадал, словно бы за прогулку сроднилась с ними благодаря местным видам, но это неизбежно случится, если они согласятся помочь.

Вернувшись в шале, она вытянулась на лежаке на террасе и задремала. В полусне ее преследовали холодные черные пальцы с когтями и отвратительный запах гниющей плоти. Она старалась отбиваться от упырских рук, но чувствовала на себе все новые глубокие царапины и жгучую боль. Это продолжалось, пока ее не разбудил насмешливый голос бургомистра.

– Стучусь к вам, а вы совершенно не слышите. Солнце садится.

Маркус стоял внизу, приложив руку козырьком ко лбу, чтобы в глаза не светило солнце.

– Извините, сейчас открою.

– Одевайтесь во что-то спортивное. Приглашаю вас на вечернюю тренировку.

– Тренировку? – удивленно переспросила Энн.

– Да! Мы все с детства учимся защищать себя в случае блокировки зверя внутри. Жду вас снаружи.

Энн смотрела вслед Шварцу, но, одернув себя, зашла внутрь дома, поплескала на сонное, чуть румяное от солнца лицо, и оделась.

Маркус нашелся на улице возле огромного внедорожника фирмы «Форд», который подходил его мощной фигуре.

– Залезайте. Едем на ту сторону озера.

Она села на пассажирское сиденье и, поколебавшись, все же задала волнующий ее вопрос:

– Что сказала стая?

– Из стопроцентного моего «нет», теперь за помощь вам тридцать процентов. Поэтому я и беру вас с собой. – Маркус почесал переносицу и поморщился: – А, к черту, перейду на «ты». Так вот, графиня, мы тебя не знаем, не знаем точно, правдива ли твоя история и такая ли ты очаровательная, какой хочешь казаться. Поверить тебе или нет – мы не определились, но хотим выяснить, из чего ты сделана. Поэтому советую отбросить свои аристократические замашки и показать себя настоящую.

Энн подавила улыбку, вызванную его тирадой, и перевела взгляд на пейзаж. Озеро отражало горы и небо, сливаясь вдалеке в одно целое с ними, словно детали гигантского пазла.

Они остановились на парковке возле высокого спортивного комплекса. Судя по вывеске, в нем находились спа, спортзал, бассейны и игровые залы для детей.

Энн с ужасом подумала, что сейчас провалится, потому как самообороне, которую жители Пертисау практиковали много лет, она не училась и понятия не имела, что ей это нужно, но виду, что боится, не подала.

Они вошли в стеклянное здание, а затем и в зал для тренировок. Сильный гомон сбил видимое спокойствие Энн. Она насчитала тридцать пять человек, вернее, влколаков. Мужчин и женщин – на вид от пятнадцати лет и больше. Самому старшему навскидку можно было дать лет пятьдесят. Гул голосов стих, и теперь влколаки смотрели на нее. Некоторые оценивающе, некоторые хмуро, некоторые с любопытной улыбкой.

– Итак, знакомимся. Это Анета Кинских. Графиня, – не смог скрыть ехидство в голосе Маркус.

Послышалось нестройное перешептывание. Лицо Энн одеревенело, но она заставила себя растянуть губы в улыбке.

– Здравствуйте. Очень рада с вами познакомиться.

– А мы – нет, – громко проворчала девушка ее возраста, стоящая ближе к входу.

Высокая, с развитой мускулатурой. Тонкая песочная коса, переброшенная на плечо, и синие, как вода Ахензее, глаза.

– Луиза! – укоризненно громыхнул Маркус, но девушка фыркнула и отвернулась к брусьям.

Только сейчас Энн рассмотрела зал, оборудованный всевозможными турниками, матами, гимнастическими кольцами и несколькими трибунами для спаррингов. Все разошлись, начав тренировки. Остался лишь Маркус.

– Сегодня я покажу тебе базовые упражнения на выносливость и дыхание.

Он дал ей салатовый теннисный мяч и отвел к дальней стене.

– Твоя задача – кидать его об стену и ловить, не сходя с места.

– И сколько раз я должна так сделать?

– Пока я не остановлю, – последовал ответ.

Поначалу это упражнение оскорбило Энн. Просто бросать мяч и ловить, оставаясь на месте. Но спустя десять минут рука устала и начала дрожать, а через час девушка поняла, что от напряжения дрожит все тело. Когда Энн уже хотела сдаться, Шварц появился рядом и скомандовал остановиться.

Она облегченно выдохнула, но зря. Маркус показал ей с десяток приемов, веля повторить. Так продолжалось еще час. За окнами начали сгущаться сумерки, все присутствующие покинули зал, оставив их вдвоем. Энн устала настолько, что готова была молить прекратить издевательство над ее неподготовленным к такому телом.

– Я вижу, что тебе тяжело, поэтому показываю лишь то, что поможет тебе в сражении. Времени на хорошую подготовку, как я понял, у нас совсем нет, поэтому советую не просить меня перестать.

Еще где-то час Маркус пытался заставить ее запомнить приемы самообороны и нападения, а потом снова вручил теннисный мяч. И показал ленту в руках.

– Закрой глаза и не пользуйся звериным зрением.

Тяжело вздохнув, внутренне сопротивляясь, она сделала, как он просил.

На лицо легла плотная лента, концы которой он туго завязал на затылке.

– Я ухожу, а ты должна бросать мяч о стенку и ловить, не сходя с места так долго, как сможешь. Потом можешь уйти в свое шале, двери комплекса запрутся автоматически.

– С завязанными глазами?

– Да.

Послышался щелчок.

– И в полной темноте.

– Но зачем?

– Так тренировал меня мой отец. Это поможет, даже не видя противника, предугадать, куда он пойдет. Ты будешь слышать его. До завтра, Анета.

Хлопнула дверь, и Энн осталась одна в темном пустом зале.

– Абсурд, – пожаловалась она темноте, но послушно запустила мяч в стену.

Это оказалось тяжело: слушать полет мяча, как он отскакивает, и предугадать траекторию, чтобы его поймать. Стоя на месте, провернуть это трюк было слишком трудно, поэтому она двигалась и не хотела рано сдаваться. Энн не знала, сколько провела в зале. Но когда у нее получилось ловить мяч, не делая шагов, то в какой-то момент она села на пол и начала бросать мяч о стену из сидячего положения. Бросить, услышать удар, услышать, как мяч летит обратно, поймать.

Через время она поняла, что больше не может поднять руку для броска. Встала, сорвала повязку. Глаза после полной темноты видели в полумраке лучше, чем днем. Добежав до шале по темным улицам, она приняла душ. Часы показывали три ночи. Энн без сил упала на кровать.

Утром она еле сползла с нее, все тело ощущалось сплошным синяком. Болели мышцы, о существовании которых она и не подозревала. Умывшись и приведя себя в более-менее адекватный вид, Кинских отправилась в кофейню на свежие рогалики и капучино.

– Доброе утро, – раздалось сзади, едва Энн отправила в рот свежеиспеченный рогалик с малиновым джемом.

Маркус обошел стол и сел напротив, внимательно рассматривая ее лицо. На нем были футболка и короткие шорты. Фрау Миллер тут же поставила перед ним огромную чашку с горячим напитком и тарелку с выпечкой.

– Почти до трех утра. Не ожидал, что ты столько выдержишь, – отметил он и отпил кофе.

Его некоторая бесцеремонность раздражала строго воспитанную Энн, но вместе с этим словно снимала с нее обязательство быть вежливой.

– Я не совсем понимаю, зачем это все. Я знаю, что у меня нет пары лет в запасе, чтобы преуспеть в тренировках.

– Нет, но уроки самообороны и нападения пойдут на пользу, если ты запомнишь их. Упражнение с мячом я считаю самым важным, поверь, когда-нибудь ты поблагодаришь меня за это.

Доедали завтрак они в молчании. Лишь Маркус время от времени смотрел на нее, и его взгляд Энн ощущала так буквально, словно бы он скользил по ней своими огромными ладонями.

– Прогуляемся до озера, а потом – круговая пробежка.

После этих слов Энн готова была взбунтоваться, но, видя хитрое выражение лица вожака, молча последовала за ним. Они побежали вдоль кромки воды. Маркус не гнал вперед, выдерживая комфортный для нее темп.

– Ты знаешь, что ты очень красивая? – вдруг сказал он, повернувшись к ней.

От неожиданности Энн сбилась, останавливаясь, и хрипло ответила:

– Ты слишком прямолинеен, Маркус.

– Я слишком прост на твой вкус?

Она промолчала, не зная, что ответить.

– Жизнь коротка, Анета. Я так устроен: если чего-то желаю, то говорю и добиваюсь. Ты мне понравилась, едва я тебя увидел там, в лесу. Разве плохо открыто говорить о своих симпатиях? Я не люблю усложнять.

– Что ж. Тогда и я отвечу. Да, ты слишком прост на мой вкус, – отбила Энн, чем вызвала довольный смех Маркуса.

Так прошло два дня. Она просыпалась, шла в кофейню, потом на пробежку с Маркусом, который все время норовил коснуться ее или сказать комплимент, а вечером приходила в зал, оставаясь там почти на всю ночь. Мяч она научилась чувствовать, словно он стал продолжением ее рук. Сидя в темноте, она кидала и ловила его с такой силой, что наутро в укрепленной стене появились округлые отметины. Об упырях и о Праге Энн пока не заговаривала, позволяя стае привыкнуть к ней. Днем она ходила в местные магазины, знакомясь с семьями, покупая какие-то безделушки для себя, тем самым отмечая местный труд. Шварц каждый день уделял ей внимание и после пробежек, охотно рассказывая о своей жизни и расспрашивая о ее. На вечер четвертых суток Маркус не оставил Энн одну в зале, а позвал на бег со стаей, предварительно прочитав небольшую лекцию.

– Я понял, что ты совершенно не умеешь общаться в стае. Поэтому немного расскажу о своей, чтобы в будущем ты не попала в неловкую ситуацию с кем-то другим.

– С другим? Есть другие подобные стаи?

– Есть, но не в Европе. Канада и Америка – вот где наши собратья осели после гонений. Кстати, американские влколаки подарили миру много изобретений, в первую очередь создавая их для себя.

– Например? – заинтересовалась Энн.

– Почти все гаджеты придуманы влколаками для них самих. Например, умные часы, отслеживающие лунный цикл, или пульсометр для знания, когда нужно остановиться и остыть, чтобы не причинить вреда.

– А… – начала она, но Шварц перебил:

– Нет, они не помогут, пока не станет совсем плохо, но я дам контакт вожака из Торонто, возможно, ты сможешь их убедить.

– Хорошо. Так что там с правилами?

– Ты не можешь подойти к незнакомой стае, если не представлена в человеческом обличье, это считается нападением. Я понимаю, ситуации бывают разные, но постарайся так больше не делать. Влколаки вправе укусить чужака, ступившего на территорию без разрешения. Чтобы это разрешение получить, нужно всего-то остановиться возле кромки леса и провыть. Так тебя услышат и придут знакомиться.

– Я запомню.

– И еще, никому никогда не давай нюхать свое брюхо или хвост, если только это не твой сексуальный партнер. Так ты заявляешь, что готова буквально на все.

– Ты! Наглый, бессовестный! – Энн не на шутку разозлилась и замахнулась с намерением ударить как можно сильнее, но он ловко перехватил ее руку. Она вывернулась из его хватки, как он учил, и Маркус улыбнулся.

– Научилась. Жду тебя в лесу.

Энн вернулась в шале. Разделась и, трансформировавшись, выпрыгнула в альпийскую темноту. Буйство ароматов окружило ее, как и ощущение свободы. Светлым пятном она помчалась в лес, решив хотя бы на эту ночь забыть об упырях и всех ужасах, которые ждут ее дома. Сейчас она просто была подобна ветру – вольной и по-настоящему собой. Стая уже дожидалась ее и, завидев, как она спешит к ним, одобрительно завыла. Энн задрала башку к небу и присоединилась к их голосам, на бегу едва касаясь лапами лесного мха.

Бег со стаей стал для нее самым прекрасным занятием в жизни. Несколько десятков волков неслись по горному склону, поросшему густым диким лесом. Неистовый гон, комья земли и хвои под лапами, тишина защищающих их каменных вершин и луна, благоволящая их натуре. Они летели, как лунные тени. Все вокруг забылось, и остался только момент полного присутствия здесь и сейчас. Чувство счастья наполнило разум, дыхание стало глубоким и ровным.

Сердца стаи бились в унисон, словно барабаны древних ритуалов, сопровождая дикий танец под звездным сводом. С каждым метром, преодоленным вместе, они становились еще слаженнее. Это был не просто физический бег, а нечто большее: танец души и тела, которые соединились в одно целое с дикой природой вокруг.

Следующим утром в кофейне Энн увидела объявление о празднике на главной площади, и почему-то этот факт очень ее порадовал. Фрау Миллер за несколько дней превратилась для Энн чуть ли не в родную тетушку, зато ее дочка Луиза, невзлюбившая Кинских с первой встречи, осталась при своем мнении. На тренировках она старалась всячески задеть Кинских не только физически. Фрау Миллер же, едва Энн заходила в заведение, уже ждала ее с кофе и с теплым, посыпанным сахарной пудрой кайзершмарреном[52]52
  Кайзершмаррн (нем. Kaiserschmarrn, императорский омлет) – сладкое мучное блюдо австрийской кухни.


[Закрыть], к которому прилагался яблочный джем. Последнее блюдо она всегда обходила стороной ввиду огромной калорийности, но частые обороты в зверя и интенсивные физические упражнения вызывали жуткий голод. Энн готова была съесть даже теленка, не то, что жирный австрийский десерт.

– В понедельник будет большой праздник – Духов день[53]53
  Ду́хов день или День Свято́го Ду́ха – христианский праздник в честь Святого Духа. В католицизме празднуется на 50-й день после Пасхи.


[Закрыть]. Он государственный, поэтому все отдыхают. Тренировки тоже отменяются.

Маркус объявил это во время субботней пробежки.

– Хорошо.

– Пойдешь на праздник со мной?

Энн остановилась и, упершись руками в колени, восстанавливала дыхание, так как до этого они бежали в гору.

– В чем подвох?

– Никакого подвоха! – улыбнулся Маркус.

Протянув руку, он бережно заправил за ухо прядь волос, которая во время бега падала ей на лицо. Его горячие пальцы задели мочку, и по коже Энн побежали мурашки.

– Это древний праздник, будут гуляния и костры на площади до полуночи, а после в лесу стая продолжит праздновать.

Рука Маркуса легла на плечо, заскользила ниже. Пальцы, лаская, обвили ее запястье. Энн хотела возмутиться, но почему-то не стала этого делать, позволяя гладить кожу, ставшую чувствительной. И высвободила кисть лишь тогда, когда увидела в потемневших глазах Шварца желание, которое отдалось в ней тянущим чувством внизу живота.

Маркус задевал в ней что-то звериное, будил ее внутреннего влколака, но она при этом не переходила черту, всегда сдерживая и его, и свои порывы. В отличие от холодного чопорного Карла, Маркус представлялся жарким костром. Но нужно ли ей было сгореть, чтобы обрести себя настоящую? Или же звериную сущность Энн стоило охлаждать холодным вниманием одного несносного упыря?

С последнего сообщения от мистера Рота прошло два дня. Энн порывалась написать первой, чтобы узнать об обстановке в городе, но в последний момент откладывала телефон и уходила из своего временного жилища. Возможно, беспокойство ей причинял и тот факт, что со дня побега Карл больше не пытался писать или звонить. Энн не должно было волновать его молчание, но то и дело она видела Карла во снах, восполняющих его отсутствие в реальности.

Эд не ответил на ее сообщение с приглашением приехать в Пертисау. До полнолуния оставалось еще немного времени, поэтому Энн рассчитывала вернуться в Прагу вовремя, чтобы помочь ему с первым оборотом.

* * *

Утро понедельника принесло сюрприз прямо под двери деревянного шале. На крыльце кто-то оставил ей соломенную куклу. Подняв ее и повертев в руках, Энн зашла с ней к фрау Миллер.

– О! Ты все-таки получила ее, – тепло улыбнулась она.

– Насколько я помню, по обычаю куклу оставляют на пороге молодые люди.

– Да. Вернее, один. Раньше куклы оставляли слишком переборчивым фройляйн, тем самым показывая, что им давно пора остепениться и выбрать суженого. Сейчас традиция немного изменилась, и соломенная кукла – признак сильных чувств. Мужчины оставляют ее той, в кого влюблены.

Щеки Энн опалило жаром. Не трудно было догадаться, кто оставил куклу. Фрау Миллер заговорщически подмигнула и пошла готовить завтрак. Энн прижала ладонь к щеке, второй рукой обнимая куклу. Она не должна увлекаться, ей лишь нужно уговорить Маркуса и стаю помочь Богемии.

Поев, Кинских вернулась в шале и легла досыпать. Платье и туфли на вечерние гуляния уже ждали в шкафу. Энн купила их в местной лавке. Платье на тонких бретельках, шелковое, бутылочного цвета, оттенявшее ее глаза. Оно струилось по коже, изящно очерчивая изгибы, но не облегая. По длине платье доходило до колен. Туфли шли в комплекте к платью: малахитовые с изящной маленькой шпилькой.

Проснувшись ближе к четырем часам, Энн приняла душ и надела платье. Около пяти вечера в двери постучали.

– Я сейчас.

Не глядя на пришедшего, Энн вернулась за легким бежевым пиджаком, накинув тот на плечи. Обернулась. Маркус стоял в дверях и, приложив руку к груди, восхищенно рассматривал ее. Волосы Энн решила оставить распущенными, и они свободно струились по плечам, доходя до лопаток. Маркус выглядел празднично: серые льняные брюки, такого же цвета пиджак, под ним белая футболка.

Он ничего не сказал, но Энн чувствовала его молчаливое одобрение.

– Маркус, когда вы примете решение? Неделя почти прошла, мне нужно будет вернуться, – заговорила она, первой разрушая вязкую тишину между ними.

– Скоро. Это будет зависеть от того, как закончится сегодняшняя ночь.

Сказал и улыбнулся самой хитрой из своих улыбок. Энн опешила, остановившись.

– Ты… ты…

Он рассмеялся.

– Тебя ждет испытание, а не то, что ты себе надумала, шаловливая девчонка.

– Ну, знаешь!

Энн пошла вперед, чувствуя, как кровь приливает к лицу и шее, пока он шел за ней и посмеивался.

– И откуда такие пошлые предположения, графиня?

На площади зажгли гирлянды из фонариков, создавая праздничную атмосферу. Дети гурьбой носились между компаниями взрослых. Вдоль пристани расположились несколько рыночных деревянных домиков, в которых продавали сладости и украшения. В самом центре горел костер. Рядом уже стояли уличные грили с запеченным ароматным мясом, от запаха которого рот Энн наполнился голодной слюной.

Она прикрыла глаза, и тут же все присутствующие расцветились огнями. Все они были влколаками, и лишь около десяти людей на площади оказались простыми туристами.

Праздник начался, едва Маркуса увидели жители Пертисау. Несколько пожилых мужчин заиграли национальную мелодию, мотивы которой смешивались с разговорами, криками, смехом.

– Голодная? – спросил Маркус, заметив, что Энн смотрела на мясо.

– Еще как.

Едва они поели, как Маркуса за руки утащили дети участвовать в первом танце, а потом и во втором. Энн с улыбкой наблюдала, как он с удовольствием дурачится с ними. Потом заиграла мелодия лендлера[54]54
  Лендлер – круговой парный австрийский танец. Известен с XVII века.


[Закрыть], и Шварц, обвив рукой талию Энн, закружил ее в танце. Быстрая мелодия сменилась медленной. Все плясали, но Кинских заметила, что детей увели с праздника. Маркус, кажется, успевал участвовать и в разговорах жителей, и мелькать в кругу возле костра, обнимая горячей рукой спину Энн.

Когда они наконец решили передохнуть и выпить чего-то освежающего, перед Маркусом возникла Луиза.

– Шеф, – она кокетливо присела, демонстрируя верхние девяносто, почти нагие и лежащие на вырезе традиционного корсета. – Я целый вечер жду, когда вы подарите мне танец.

Кинских сдержалась, чтобы не скривиться от этого откровенного заигрывания. Маркус обернулся к Энн.

– Ступай, – натянуто улыбнулась она и, не оглядываясь, пошла к палатке с напитками.

Кинских не смотрела на танцующих. В окружении влколаков она вдруг почувствовала себя одинокой, словно не цельной. Она не отрывала взгляд от темной толщи озерной воды за костром, думая о том, что хотела бы сейчас увидеть рядом с собой холодного, как Ахензее, бывшего короля Богемии.

Мелодия сменилась несколько раз, а Энн все стояла со стаканом мохито в руках. Гитары выдавали нечто томное и медленное, цепляя эмоции Энн на свои струны.

– Анета?

Она повернулась. Маркус протянул ей руку.

– Сегодня еще не закончилось, а ты уже печальна?

– Просто задумалась.

Шварц, крепче прижав ее к себе, повел в танце. Сумерки и туман, сползший с гор на озеро, скрыли их от всего мира.

– Анета? – позвал он, выдирая из задумчивости. – Тебе нравится у нас?

– Да, – искренне ответила она, улыбнувшись.

– Знаешь, в моей жизни есть три вещи: чего я хочу, во что верю и что мне нужно делать. И они не всегда совпадают. Но я стремлюсь к тому, чтобы это жизненное трио двигалось в такт.

Лицо Маркуса оказалось совсем близко. Продолжая обнимать Энн одной рукой, вторую он поднял и, слегка касаясь, очертил линию ее скул. Околдованная прозрачно-серым взглядом, она облизала пересохшие губы. Он наклонил голову, оказавшись в миллиметре от ее лица. Дыхание Маркуса коснулось губ Энн.

– Так что за испытание меня ждет? – хрипло прошептала она, разрывая паутину чувственности, опутывающую их танцующую пару.

Маркус наклонился к ее уху и, задевая губами, ответил:

– Как раз пришло время узнать. Но сначала похулиганим.

По австрийской традиции в Духову ночь под покровом темноты местные жители воруют друг у друга из садов все, что только можно, и относят на главную площадь. Как объяснил Маркус, взваливая на плечи каменного ангела, взятого с чужого двора, туда наутро за вещами явятся владельцы.

– Тогда зачем воровать?

– Для нас это почитание предков. Серьезные традиции или хулиганские – для Пертисау они священны и помогают мысленно быть с теми, кто жил до нас.

Отдав дань австрийским традициям, участники празднества приступили к традициям звериным. В лесу на поляне разожгли костер. Энн наблюдала, как пляшут влколаки: это напоминало скорее бой, а не танец. Темнота леса рассеивалась лишь языками небольшого костра. Глаза всех присутствующих мерцали красным потусторонним светом. Несколько девушек били в барабаны, задавая ритм, который проникал в сердце, и оно, подчиняясь, начинало биться в такт.

Маркус остановился рядом и, отпивая травяной ликер, сознался:

– Некоторые из стаи умерли случайно, остальных лишили первой жизни по их согласию. Но лишь единицы могут, как ты, контролировать оборот. Остальные никогда не встречались с упырями, поэтому обречены превращаться лишь ночью, если смогут услышать зов вожака, или самостоятельно в полнолуние. От своего отца я узнал о еще одном способе обрести контроль при обороте: вкусить сердце упыря, которому не более восьми дней.

– Тогда вам будет выгодно помочь Богемии, – стараясь говорить спокойно, произнесла Энн. Внутри зародилась яркая надежда, что они согласятся.

– В некотором роде так и есть, но ты должна доказать стае, что достойна повести их за собой. В тебе есть альфа, Анета. Я понял это в тот момент, когда увидел тебя впервые. Ну и ты не подчиняешься моим приказам в обличье зверя.

– Ты что, приказывал мне?

– Да, – не стал отпираться он. – Это происходит мысленно. Я говорю стае повернуть вправо, и она подчиняется, хотя моих мыслей не слышит. Ты же, когда бежала с нами в лесу, следовала намеченному мной пути по своей воле. Не покорно, а сознательно.

Барабаны били все громче, поэтому они немного отошли от галдящей и танцующей толпы.

– Я не спрашивала тебя до этого, но как и где ты повстречал упыря?

– О, это было в Доломитах. Отец выслеживал их, но упустил в последний момент. А в ночь на мое первое полнолуние мы наткнулись на пятерых. Одного убил он, а мне не повезло – я всего лишь отхватил упырю руку, как он сбежал вместе с остальными, а мы не смогли догнать. Поэтому превращение по собственной воле доступно мне только в месяцы красного полнолуния – где-то четыре раза в год, в среднем. Каждую ночь я могу воззвать к звериной части себя от полуночи до рассвета, но не контролирую обратное превращение раньше. И то, оборот стал возможным только после смерти отца, когда стая признала меня вожаком, а до этого лишь определенное количество раз в год.

– Ты готова? – грубо перебила Луиза, оглядывая Энн с ног до головы.

– К чему? – не поняла Энн.

– К испытанию, конечно.

Луиза отошла к костру, трансформируя руки в лапы. Все начали сходиться в круг. Маркус повернулся к Кинских:

– Послушай меня внимательно: сейчас тебе дан шанс доказать, что ты достойна вести стаю в бой против упырей. Они выросли в безопасности, поэтому пойдут только за сильной личностью. Забудь, что ты графиня, забудь свои манеры. Оставь в себе лишь влколака и дерись.

Энн оторопело спросила:

– Какой шанс, что я смогу победить девушку, которая тренируется всю жизнь?

Шварц поднял кружку с настойкой и улыбнулся без тени былой теплоты:

– Удиви нас.

Проклиная свое решение приехать в Пертисау, Энн вошла в круг, на ходу стягивая пиджак. Все заулюлюкали. Луиза молча наблюдала за соперницей, не делая попытки атаковать. Стало тихо: замолкла толпа, окружавшая их плотным кольцом, стихли все звуки леса и шум воды, стекающей с гор. Кинских вдохнула холодный ночной воздух и мысленно заставила тело обрасти шерстью, а руки и ноги измениться на звериные. Энн совсем не хотелось драться с Луизой, да и с кем бы то ни было из стаи. Однако сейчас никому не было дела до ее желаний.

Девушка напала, резко и яростно, под стать своему характеру, замахнувшись и метя когтистой лапой в лицо. Энн уклонилась, и когти Луизы едва черкнули по щеке. Тогда Луиза ударила ногой по колену, и Энн упала от резкой боли. Девушка быстро нанесла ей несколько ударов ногами по ребрам, заставляя Кинских лишь защищаться, не давая возможности напасть. Луиза располосовала ее платье, которое опало шелковыми лоскутами на землю, и принялась за лицо. Уклоняясь, Энн кое-как встала и отступила к костру: злость, неконтролируемая и бешеная, затопила кровь, отзываясь в каждом нерве.

– Это все, на что ты способна, графиня? – засмеялась Луиза, откидывая на спину тугую косу.

Пульс у Энн ускорился до предела, отдаваясь звуками барабанов в ушах. Голоса и музыка смешались в голове, все вокруг окрасилось в красный. Тяжело дыша, она сделала шаг к костру и, засунув туда лапу, схватила горящую длинную палку. Боли от огня она не ощущала. Прокрутив ее на манер шеста, она кинулась на Луизу, метя ей в голову. Девушка не успела уклониться, и горящая палка ткнулась ей промеж глаз, ослепляя. Она заскребла лапами по лицу, оставляя царапины.

– Превращайтесь! – приказал Маркус.

Луиза тут же обернулась серым влколаком, а Энн проигнорировала приказ, оставшись стоять, как была. Она лишь на мгновенье оглянулась, чтобы увидеть реакцию Шварца: на его щеках ходили желваки. Серый влколак с рычанием бросился на Энн, стараясь ухватить пастью руку. Кинских надоело это шоу, и она, позволив укусить себя, перехватила Луизу за шею, придавливая горящим шестом к земле, отчего та яростно взвыла. В воздух взвился запах паленой шерсти.

– Разрешаю отнять одну ее жизнь за победу. Давай! Будет Луизе уроком, что даже неопасные на вид девушки могут быть яростнее опытных бойцов.

Влколак, услышав это, отчаянно задергался в руках Энн. Лишь миг ей правда хотелось свернуть Луизе шею, но лишь миг. Энн отпустила зверя и отошла от него на пару шагов, развернувшись к Маркусу.

– Я ни за что не убью Луизу, как бы она ко мне ни относилась. Ты просил меня забыть, что я графиня. Так вот, Маркус, аристократия – не только воспитание, но и прививание высоких моральных принципов. Я знаю, кто я. Я – влколак, но я и из рода Кинских. Оказалось, что можно быть и тем и другим, сохраняя баланс внутри.

Она замолчала, оглядывая всех присутствующих.

– Я не буду вам врать – в Богемии вас может ждать смерть. А сейчас там сражаются обычные люди и несколько упырей на нашей стороне, но этого мало. Я прошу вас помочь, потому что верю: дар зверя дан нам не случайно. Мы – защитники мира от тех, кто охотится в ночи.

Послышались одинокие хлопки.

– Поздравляю, испытание ты прошла, – сообщил Шварц, и на его лице Энн не могла разглядеть ни одной эмоции.

– Мне не понравились твои игры, вожак, – холодно ответила Энн, злясь на него. – Завтра дайте мне ответ, и я уеду.

Маркус поднял руки ладонями вверх, обозначая капитуляцию, и вышел к ней в круг. Его лицо расслабилось и стало привычным для Энн.

– Прости. Это обычай для кандидатов на должность главного в стае. И ты его с честью одолела.

Энн облегченно выдохнула, но не позволила себе полностью превратиться в человека. Ей не хотелось разочаровываться в Маркусе, да и редко она могла так ошибаться в людях. Энн испытывала благодарность к нему за то, что он помог понять, как на самом деле ценна семья и место, в котором живешь. Кинских долго пряталась за мрачным прошлым предков, но осознала, что на самом деле не должна нести ответственность за деяния других людей.

Подойдя почти вплотную и улыбаясь, Маркус протянул ей руку, словно для пожатия. Послав ему намек на ответную улыбку, Энн приняла его ладонь. Шварц резко дернул ее и, прижав спиной к себе, обхватил за плечи, а второй рукой сжал шею. Последнее, что услышала Кинских, был хруст ее шейных позвонков.