Текст книги "От Обских берегов до мостика «Оби»"

Окончание училища

После прибытия в училище нам предстояло пройти двухмесячное обучение перед выпускными государственными экзаменами с дальнейшей стажировкой на кораблях Военно-морского флота, после чего должна была окончательно определиться судьба каждого из выпускников.

Когда мы учились на последнем курсе, где-то осенью 1959 года, нам впервые довелось увидеть ледокол «Ленин». О том, что он строится, мы уже знали, но не представляли, как он выглядит. И вот на ноябрьские праздники ледокол предстал перед ленинградцами во всей красе, заняв место у моста Лейтенанта Шмидта. По сравнению с другими кораблями «Ленин» выглядел превосходно. Для нас его появление стало наглядным свидетельством торжества научно-технического прогресса и успехов, достигнутых нашей страной. Это был ледокол принципиально нового типа с ядерной энергетической установкой, совершенно не похожей на обычные судовые двигатели, где в качестве топлива использовались нефтепродукты или уголь, а ледоколы с такими маломощными силовыми установками требовали постоянной бункеровки. Атомный ледокол с силовой установкой мощностью 44 тысячи л. с. при длине 134 метра и ширине 27,6 метров, обладая водоизмещением около 18 тысяч тонн, развивал скорость около двадцати узлов. Атомоход готовился тогда к ходовым испытаниям перед вступлением в эксплуатацию на трассе Северного морского пути. У меня в то время даже мыслей не было о том, что моя судьба окажется связанной с этим судном.

В ноябре 1959 года мне довелось впервые увидеть атомный ледокол «Ленин»

Лето 1960 года в Ленинграде, наступившее одновременно с приходом белых ночей, выдалось на редкость теплым. Большинство наших товарищей-ленинградцев успели обзавестись семьями. Среди них преобладали ребята, не имевшие открытой визы, и те, кто остался без родителей после окаянной войны. Многие из них последовали совету командира роты: женитьба давала им хоть какие-то шансы на получение визы, необходимой для загранплавания, а без этого не увидишь таких «сказочных» стран, как Куба или Аргентина, не отправишься в дальнее плавание, не увидишь тропики и не пересечешь экватор. Таким образом, вступление в брак выглядело для них во всех отношениях логичным завершением периода обучения в училище.

Совместить подготовку к государственным экзаменам с романтическими свиданиями в разгар белых ночей было непросто, но, как говорится, дело молодое, да к тому же еще и необходимое! Вот в таких «экстремальных» условиях проходила эта сессия, и с каждым днем приближался момент нашего выпуска. В ротном помещении училища к этому времени остались одни холостяки и иногородние.

Наконец сдан экзамен по военно-морской подготовке – последний. На построении командир роты зачитал приказ о распределении выпускников для прохождения стажировки на кораблях Военно-морского флота: кому-то выпало отправиться в Прибалтику, другим – на Северный флот, а некоторым – в бригаду особого назначения Ленинградского военно-морского района с датой отправки первого сентября. До этого нам полагался месячный отпуск.

Прошло два года с тех пор, как я последний раз побывал дома, в Сибири. В отличие от моего земляка Славы, мне после продолжительной танкерной практики не удалось воспользоваться положенным отпуском, так как я находился в это время в море на танкере «Белгород», поэтому очень хотелось навестить родителей и посетить родные места.

Время в пути пролетело незаметно, а дома я оказался как раз к сенокосу и в лучшее время для рыбалки. Об этих днях сохранились самые радужные воспоминания. Конечно же, удалось встретиться с друзьями, с некоторыми из них предстояло после этого надолго расстаться: многие после окончания учебных заведений Выход на охоту во время отправлялись по распределению к курсантского отпуска месту работы далеко от родных мест.

Выход на охоту во время курсантского отпуска

Не довелось больше встретиться с нашими школьными подружками Нелей Бабиной и Галей Пятериковой. Володю Слободскова и Володю Алабышева я увидел лишь через 35 лет, а Гену Белима и Машу Шлыкову (Королик) и того позже – полвека спустя. Примечательно, что мы с Геной Белимом узнали друг друга сразу, стоило тому показаться на перроне петербургского вокзала вместе со своим десятилетним внуком, смышленым и рассудительным парнишкой.

Стажировка

Закончился последний курсантский отпуск, и вся рота выпускников построилась по сигналу большого сбора на плацу училища. Зачитан приказ о присвоении нам звания мичмана. В российском флоте это было первое офицерское звание, незаслуженно забытое в годы большевизма. После этого в соответствии с предписанием каждому из нас предстояло отправиться к месту стажировки в Военно-морском флоте.

Нам с Женей Филичевым и еще нескольким ребятам, известным своими достижениями в спорте, оказали высокую честь – мы получили назначение в одну из частей Ленинградской военно-морской базы, расположенную в Порт-Владимире на Ладожском озере. Трогательные проводы с участием наших девочек состоялись на платформе пригородных поездов Финляндского вокзала. Прибыв на корабль, мы представились командиру, который, в свою очередь, во время обеда в кают-компании познакомил нас с остальными офицерами. Приняли нас хорошо, хотя корабль показался нам небольшим.

Офицеры были сравнительно молодыми, зато среди мичманов преобладали те, кому довелось в годы войны служить на Балтике. Они были главными специалистами в своих подразделениях. В целом экипаж производил хорошее впечатление, и этому можно было только радоваться. Тем более что матросы и старшины были нашими сверстниками, так как в те времена продолжительность срочной службы на флоте составляла четыре года. Дедовщины, о которой сейчас так много пишут, и в помине не было. Обстановка на корабле была самая благоприятная.

Мичман Утусиков во время прохождения стажировки на кораблях Военно-морского флота

Мы постепенно втянулись в ритм корабельной службы и успешно сдали зачеты на допуск к самостоятельному управлению боевыми постами. Сентябрь и октябрь считаются лучшим временем для отпусков – «бархатным» сезоном на курортах Черного моря и Кавказа. Наше пребывание на корабле обеспечило командиру наличие «кадрового резерва» и позволило отправить в отпуск кое-кого из офицеров, которых на время заменили мы, стажеры. Вот так неожиданно мы оказались в положении «командиров» с положенными для них по тому времени «вестовыми», большинство из которых были нашими сверстниками. Впрочем, это совершенно не отражалось на наших отношениях.

Служба шла своим чередом, время от времени корабль выходил в море для выполнения плановых упражнений и тренировок. Но однажды поступил приказ о переходе в Кронштадт. Помнится, что к такому «дальнему походу» корабль готовился очень серьезно. Как положено, все невские мосты Питера мы проходили в ночное время, когда они были разведены. Переход в Кронштадт прошел без приключений, и мы с интересом любовались городом, знакомым нам по практике, которую мы проходили здесь на крейсере «Адмирал Макаров», будучи курсантами второго курса.

Прибытие корабля в Кронштадт оказалось связано с плановой постановкой в док. Процедура постановки была недолгой, и вскоре наш корабль лег на киль-блоки дока «Памяти трех эсминцев». Это имя сухой док получил в память о трагедии, случившейся 21 октября 1919 года, когда в Копорском заливе подорвались на минном заграждении и погибли эсминцы «Гавриил», «Константин» и «Свобода».

Основные доковые работы выполнялись рабочими завода, а часть остальных, таких как подготовка к покраске подводной части корпуса корабля, осуществлялась силами экипажа. Хотя уже наступила осень, но дни стояли ясные, а для выполнения доковых работ, связанных с покраской корпуса, это условие первой необходимости. Это дело и руководство занятыми в нем матросами доверили моему товарищу мичману Жене Филичеву. За проявленное усердие командир объявил ему перед строем благодарность и предоставил увольнение на берег на трое суток. Вот так, знай наших!

К старослужащим мичманам мы с Евгением относились с большим почтением, и этим завоевали взаимное уважение. К тому же мы никогда не отказывались подменить их при необходимости на дежурстве по кораблю. В целом наша стажировка протекала нормально: тренировки, дежурства, патрулирование в городе и увольнение на берег.

Наш командир Владимир Григорьевич Скрыпников как-то в разговоре поинтересовался нашими планами на будущее. Планы у нас были пока очень скромными: согласно предварительному распределению мы готовились отправиться во Владивосток. Владимир Григорьевич отнесся к этому довольно скептически и предложил подумать о продолжении службы здесь, в бригаде, обещая определенные льготы, включая гарантированное поступление в Военно-морскую академию и получение жилья в Ломоносове при появлении семьи. Все это выглядело очень лестно для молодого и неженатого человека.

Однажды, когда я выполнял обязанности дежурного офицера по кораблю, командир попросил меня отвести матросов нашего корабля на экскурсию на дизель-электроход «Обь». Судно успело к тому времени обрести большую известность, а сейчас стояло рядом с нами в соседнем доке Митрофанова.

«Обь» только что вернулась из полугодового антарктического рейса и проходила плановый послепоходовый ремонт в Кронштадте. Вот при таких-то обстоятельствах мне выпал шанс познакомиться с легендарным судном.

Стоило подняться на борт дизель-электрохода, как множество примет напомнило сердцу моряка о том, где уже успела побывать «Обь»: тропические и экваториальные воды, «ревущие сороковые», покрытые льдами и могучими айсбергами просторы далекой Антарктиды оставили хорошо заметные следы на ее надстройке и корпусе. Вахтенная служба любезно ознакомила нас с кораблем, не забыв показать его мощную энергетическую установку, а также жилые и служебные помещения. Друзья-моряки рассказали нам о работе экипажа и поставленных перед ними задачах. Во всем этом было столько романтики, что, казалось, вот-вот закружится голова, особенно после просмотра фильма, посвященного походам «Оби». Тем более что еще в школьные годы нам доводилось не раз слышать об этом славном корабле, получившем имя родной для меня великой сибирской реки Оби.

Дизель-электроход «Обь» был приписан к порту Мурманск и входил в состав ледокольно-транспортного флота Мурманского морского пароходства. Что же делать? Есть ли хоть какой-то шанс осуществить свою мечту? Но Владивосток все же не Мурманск! Или стоит подать рапорт о дальнейшей службе в ВМФ?!

В конце концов я принял для себя решение, но теперь нужно было срочно ехать в училище. Прибыв туда, я немедленно подал рапорт на имя начальника училища Виктора Семеновича Ковальчука с просьбой изменить мое предварительное распределение. Следует отметить, что как один из пяти лучших выпускников, отличившийся помимо этого на спортивном поприще, я имел на это право. Начальник училища отнесся к моему рапорту внимательно и пообещал рассмотреть этот вопрос в ближайшее время. Действительно, не прошло и двух недель, как я получил письмо из Министерства морского флота, где сообщалось, что после окончания стажировки я буду направлен на работу в Мурманское морское пароходство.

Душа моя бурлила от переполнявшей ее радости, и я с гордостью показал этот документ своему командиру. На его недоуменные вопросы ответил: «Хочу служить на ”Оби!”» Через двенадцать лет довелось встретиться с ним вновь, и тоже в Кронштадте, но уже при совсем иных обстоятельствах. Вскоре наша стажировка в Военно-морском флоте закончилась, и мы вернулись в училище.

Выпускники

Наступил долгожданный момент, нам вручили диплом об окончании училища и рабочий диплом штурмана малого плавания, который в дальнейшем можно будет поменять на диплом штурмана дальнего плавания с перспективой дальнейшего профессионального роста. Мы с ближайшими друзьями решили отметить это событие. После получения дипломов в Доме культуры моряков мы собрались за столом со своими девушками, а некоторые уже и с женами. Вечер прошел замечательно, мы обещали и в дальнейшем поддерживать нашу дружбу, независимо от того, в какие края нас забросит морская служба – на Балтику ли, в Заполярье или на Дальний Восток.

Нам был предоставлен месячный отпуск, наступал Новый год, и мы продолжали проводить время в кругу друзей, хотя большинство холостяков разъехались по домам к родителям. После окончания ЛМУ ММФ многие выпускники продолжили обучение в ЛВИМУ имени адмирала С.О. Макарова, с благодарностью вспоминая школу, полученную в колыбели многих будущих капитанов дальнего плавания на Большом Смоленском, 36.

Отдых отдыхом, а мне вместе с Толей Гурьяновым и Мишей Перекиным, получившими направление в Балтийское пароходство, в компании с Володей Ждановым, которому предстояло отправиться во Владивосток, пришлось засесть за учебники и готовиться к вступительным экзаменам на заочное отделение ЛВИМУ. Как видите, к этому времени мы уже набрались ума-разума и решили обязательно получить высшее образование без отрыва от работы.

Вступительные экзамены, как это ни странно, наша дружная компания сдала успешно, а Володе Жданову тут же оформили перевод во Владивостокское высшее училище. Так все трое стали курсантами отделения заочного обучения Высшего инженерного морского училища имени адмирала С.О. Макарова, после окончания которого должны были получить рабочий диплом капитана дальнего плавания.

Мы потихоньку прощались с Питером, с обретенными здесь за годы учебы друзьями и подругами, одной из которых суждено будет стать моей женой. Отпуск, таким образом, пролетел незаметно. Однокурсники, получив «большие» деньги на проезд и первые должностные оклады, один за другим разъезжались согласно полученным направлениям.

Настал и мой черед. Мелькнул за окном перрон Московского вокзала, и вот уже поезд мчит нас на Север, в Мурманск. Мог ли я подумать тогда, что с этими местами на долгие годы будет связана моя судьба.

Глава 3 Заполярье

 
Природа – сфинкс.
И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.
 

Ф. Тютчев

Встреча с Севером

Выпускников, получивших направление в Мурманск, набралось десять человек. Чем дальше мы забирались на север, тем разительнее менялся пейзаж за окном. Гуще становились леса, выше поднимались сугробы. Обильные снегопады, редкие для Питера, превратили обширные карельские озера в снежные пустыни, и эти лесные картины навевали сказочные воспоминания о далеком детстве и родной Сибири. Изредка можно было увидеть лыжный след, уходящий в лесную чащу, или небольшую компанию любителей подледной рыбалки, устроившихся возле лунок посреди замерзших речушек и озер. Поезд привычно пересек Полярный круг, подаривший свое имя железнодорожной станции, и вот уже на смену лесным просторам пришла заполярная лесотундра, мелькнули в отдалении Хибинские горы.

Выглянуло и тотчас же спряталось солнце, оповестившее своим появлением о конце полярной ночи. Вспыхнул и заискрился снег, озаренный его низкими лучами. Короткая стоянка на станции с красивым интригующим названием Оленья. Все чаще пассажиры толкуют о рыбном промысле, портовых делах и профессионально обсуждают прогнозы погоды. Интересно, как же выглядит этот Мурманск – самый большой город за Полярным кругом, со своим незамерзающим портом? Осталась позади последняя перед Мурманском станция Кола рядом с одноименной речкой, впадающей в глубоководный Кольский залив. По трансляции звучит объявление: «Товарищи пассажиры, наш поезд прибывает в город Мурманск, температура воздуха двадцать градусов ниже нуля».

Поезд остановился у небольшого перрона, над которым возвышалось здание уютного вокзала, расположенного на взлете гранитной терраски в центре города, откуда хорошо видны причалы рыбного и морского торгового порта и суда, стоящие возле них на рейде Кольского залива. Поодаль через виадук – морской пассажирский вокзал, у причала которого покачивается новый пассажирский теплоход «Вацлав Воровский».

По прибытии мы, молодые специалисты, сразу направились в отдел кадров, находившийся в двухэтажном домике в Терском переулке, а недалеко от него красовалось новое большое здание Мурманского морского пароходства, возглавлявшегося тогда А.Д. Данилкиным.

Рядом на площади Спорта раскинулся городской стадион и Дом культуры моряков. Перед входом привлекало внимание изваяние белого медведя, этот мишка и сейчас стоит там, пережив все перипетии минувших лет. Вместе с группой выпускников нашего училища здесь дожидались распределения по судам пароходства выпускники судоводительского факультета ЛВИМУ имени адмирала С.О. Макарова. Нас принял заместитель начальника пароходства

Владимир Иванович Тихонов (в будущем первый заместитель министра морского флота). Он рассказал нам о перспективах развития транспортно-ледокольного флота и о том, что он недавно пополнился ледоколами финской постройки и транспортными судами типа теплоход «Дорогобуж» и «Мурмаши», построенными в ГДР.

Наши коллеги сразу же получили назначения на дизель-электроходы типа «Лена» и «Днепрогэс», построенные в начале пятидесятых годов. На то время это были самые лучшие ледокольно-транспортные суда в пароходстве, но их были единицы. Нам же, выпускникам среднего училища, предложили посидеть пока в резерве.

Поселили нас в уютной гостинице межрейсового отдыха моряков пароходства, где были буфет, библиотека и кинозал. Время проходило интересно, мы знакомились с портом и городом и даже поучаствовали в лыжных соревнованиях за команду пароходства. Результат меня разочаровал, хотя по сравнению с остальными ребятами из команды выглядел прилично. Давало о себе знать то, что в Питере вплоть до Нового года снега вообще не было, и, по сути дела, здесь, в Мурманске, я встал на лыжи впервые в сезоне.

Время шло, нельзя было забывать о заочной учебе, тем более что здесь, в Мурманске, находился филиал заочного обучения ЛВИМУ, где можно было прослушать необходимый курс лекций и сдать контрольные работы. Но мне очень хотелось поскорее попасть в рейс. Однако возникли непредвиденные осложнения: мои документы успели отправить во Владивосток, и я оказался без визы, то есть лишился права отправиться в дальний рейс.

В порт прибыл новый теплоход «Мурмаши», капитаном которого был Ефим Владимирович Акивис-Шаумян (позже мы с ним будем работать вместе в Штабе морских операций). Но на этот теплоход получил назначение мой коллега и сразу ушел в загранрейс. В отделе кадров меня по-прежнему убеждали набраться терпения и ждать прибытия документов, но оставаться на берегу мне было уже невмоготу. Говорят, что человек сам распоряжается своей судьбой, хотя зачастую выходит все наоборот. Как бы то ни было, я решил с ней побороться и отправился в порт.

На втором причале стоял дизель-электроход «Индигирка», однотипный с судами «Обь» и «Лена» голландской постройки, предназначенных для плавания в Арктике. Дизель-электроход «Индигирка» готовился в экспедиционный рейс к берегам Гренландии и Ньюфаундленда. Это было интересно, и я поднялся на борт судна, попросив вахтенную службу проводить меня к старпому. Им оказался Леонид Иванович Третьяков, любезно разъяснивший мне, что судно идет на зверобойный промысел гренландского тюленя. Воспользовавшись его расположением, я рассказал ему о создавшемся положении и выразил страстное желание оказаться под его началом. Судно готовилось уйти в необычный рейс за границу, но при этом весь экипаж выходил под общей визой, поэтому в получении индивидуальной не было необходимости. Последнее меня вполне устраивало, и я был согласен на любую рядовую должность. Направление оперативно согласовали с отделом кадров, и вот я на первом для меня судне пароходства, да еще на каком!

Командовал дизель-электроходом «Индигирка» капитан Андрей Федорович Пинежанинов, потомственный помор из Архангельска. Он стал первым капитаном дизель-электрохода «Обь» – флагмана советской антарктической экспедиции того времени, успевшего завоевать большую известность в нашей стране и за рубежом. А сегодня Андрей Федорович занимался подготовкой «Индигирки» к не менее интересному и ответственному рейсу.

На борту судна необходимо было разместить бригады зверобоев и экипажи двух вертолетов, не говоря уже о руководстве экспедиции. Потребовалась оперативно оборудовать в верхних твиндеках третьего и четвертого трюмов временные жилые помещения. У штурманов судна хватало своих обычных предрейсовых забот. Вторым штурманом был Семен Израилевич Замфорт, третьим – Игорь Мацигановский, а четвертым Леонид Сахарук. Все они позже станут капитанами ледокольно-транспортных судов пароходства.

Особенность этих судов состояла в том, что они имели крепкий корпус, отвечающий требованиям морского Регистра СССР, предъявляемым к судам, предназначавшимся для самостоятельного плавания во льдах морей Арктического бассейна. Такие суда имели мощную энергетическую установку, состоящую из четырех главных дизель-генераторов, работающих на один гребной мотор, что позволяло им успешно преодолевать сопротивление льда. Численность экипажей достигала сорока пяти человек. Трюмы и твиндеки на большинстве судов постройки тех лет открывались и закрывались матросами вручную, процесс этот требовал больших затрат времени и сил с привлечением всей палубной команды. Такие работы выполнялись по авралу под руководством боцманом, при этом морякам предстояло убрать с каждого перекрытия трюмов и твиндеков пару брезентов, тяжелые деревянные лючины (крышки) и металлические бимсы. На судах данного типа кроме основных люков четырех трюмов имелись еще твиндеки «2-А» и «3-А», таким образом, общее количество лючин приближалось к девятиста. Перевалка последних и уборка бимсов осуществлялись с помощью судовых грузовых стрел и электрических лебедок.

Закончена, наконец, погрузка экспедиционных грузов. В верхних твиндеках третьего и четвертого трюмов, переоборудованных под жилые помещения, устроились бригады зверобоев, а руководство экспедиции – в каютах надстройки. На борт прилетели два вертолета Ми-2 с экипажами, на этом подготовка судна к плаванию к берегам Гренландии и Канады завершилась.

Хотя морозец стоял не менее пятнадцати градусов, но Кольский залив оставался свободным ото льда, не считая прибрежных ледообразований: сказывалось постоянное влияние теплого течения Гольфстрим, достигающего берегов Баренцева моря. С помощью двух буксиров, дизель-электроход «Индигирка» отошел от причала и направился к берегам Гренландии, где ему предстояло провести около трех месяцев.

Экипаж судна, как мне кажется, на треть состоял из поморов. Большинство моряков работали на судне постоянно и после положенных отпусков неизменно возвращались обратно. Благодаря этому коллектив был дружным, а костяк его состоял из высококвалифицированных опытных моряков, у которых молодежь могла многому поучиться. Мне выпало нести вахту в компании с третьим штурманом в качестве матроса-рулевого.

Игорь Константинович окончил АВИМУ и был эрудированным молодым человеком и замечательным рассказчиком, наделенным прекрасным чувством юмора, охотно делившимся впечатлениями о своей работе и воспоминаниями о друзьях по училищу. Во время его ходовой вахты на мостике царила доброжелательная атмосфера, а сам он с интересом относился к моим планам на будущее.

Так начался мой первый арктический рейс, на прекрасном корабле с замечательным дружным экипажем…

Переход к местам промысла зверя занял около недели. Наши поморы были опытными охотниками, издавна промышлявшими тюленя в бассейне Белого моря, однако плавание в водах Северной Атлантики, да еще и в штормовое зимнее время стало для них тяжелым испытанием, они скучали без дела, некоторые оказались подверженными морской болезни. Правда, с последней напастью они быстро справились и стали спокойно переносить океанскую качку.

Дизель-электроход «Индигирка» у берегов Ньюфаундленда во время зверобойной экспедиции, 1961 г.

Оставив по правому борту Исландию и Гренландию, судно подошло к скрытым пока от глаз берегам канадского острова Ньюфаундленд. Войдя в крупно– и мелкобитый лед, судно стало продвигаться от кромки льда на север к заданному району.

Скоро на горизонте появилась пара канадских зверобойных шхун, занимающихся тем же самым промыслом. Они медленно продвигались во льду от разводья к разводью. Разве можно было их сравнить с нашим могучим кораблем, с двумя вертолетами и сотней охотников-промысловиков на борту с плановым заданием добыть зверя как можно больше. Вылетевший на разведку с вертолетной площадки судна «малыш» Ми-2 вскоре обнаружил большое лежбище канадского тюленя.

Каждый год в феврале тюлени выходят из воды на лед, чтобы произвести на свет потомство. Новорожденные зверьки, пристроившиеся рядом со своими темнокожими мамашами, похожи на большие белые пушистые шары. Они по-детски очаровательны, а их блестящие глазки-вишенки и черные носы-пуговки способны вызвать умиление даже в самой заскорузлой душе. Этих малышей по-другому и не назовешь, как бельки.

Быстро набирающим вес тюленятам требуется все больше и больше материнского молока, и матки вынуждены оставлять своих деток на попечение соседок. На льдине возникает некое подобие детского сада, в то время как «подвахтенные» мамаши занимаются подледным промыслом рыбы.

Интересно наблюдать, как ухаживают звери за своими беспомощными младенцами. Тюлениха находится под водой недолго и часто выскакивает на лед, поглядывая, нет ли рядом опасности для ее малыша, а затем снова отправляется в воду за кормом. Столетия из года в год повторялась эта идиллическая картина до тех пор, пока не появился человек с ружьем – самый страшный зверь на всем белом свете. Не хочется даже говорить о кровавом кошмаре, обрушившемся на несчастных мамаш-тюлених и их бельков-малышей.

Промысловики спустились на лед, и началась жестокая бойня. Бедные матери метались по льдине, пытаясь хоть как-то защитить своих питомцев, но все было тщетно. Они могли укрыться на какое-то время в воде, но рано или поздно пуля охотника-убийцы настигала их и здесь. А беззащитные и беспомощные бельки оставались во власти жестоких двуногих существ, потерявших человеческое обличье, орудующих без устали промысловым багром.

То, что остается после такого «промысла», похоже на картины из жуткого сна – повсюду, куда ни кинешь взгляд, лужи крови на льду и останки растерзанных животных. Хочется верить, что желание сохранить природу и здравый смысл возьмут верх и подобный «промысел» морского зверя будет категорически запрещен.

Позже судовые радисты перехватили сообщение канадского радио, в котором рассказывалось о том, как Советский Союз ведет промысел зверя у берегов Ньюфаундленда. В нем, в частности, отмечалось, что если СССР будет и дальше вести промысел с такой интенсивностью, то численность популяции может резко сократиться вплоть до полного исчезновения.

Вот с какими результатами завершилась наша промысловая экспедиции. Похоже, что она оказалась последней в этом роде. Кстати, в нашей стране в конце восьмидесятых годов подобный промысел тюленя на Белом море также был резко сокращен.