Текст книги "Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия"

Следующие наблюдения могут нас вывести на путь к объяснению. Если день нам принес два или несколько переживаний, способных вызывать сновидения, то сновидение объединяет воспоминание о них в единое целое; оно подчиняется принуждению сформировать из них некое единство. Например: однажды летним вечером я сел в купе поезда, где встретил двух знакомых, которые, однако, друг друга не знали. Один из них был мой влиятельный коллега, другой – член знатной семьи, в которой я состоял домашним врачом. Я познакомил их друг с другом, но их общение всю дорогу строилось через меня, а потому мне приходилось беседовать то с одним, то с другим. Коллегу я попросил дать рекомендации одному нашему общему знакомому, который совсем недавно начал практиковать. Коллега ответил, что хотя он убежден в способностях молодого человека, но при его невзрачной внешности ему будет непросто получить доступ в знатные семьи. Я возразил: именно поэтому он и нуждается в рекомендациях. Вскоре после этого я осведомился у другого попутчика о здоровье его тети – матери одной из моих пациенток, – которая в то время была тяжело больна. Ночью после этой поездки мне приснилось, что мой юный друг, для которого я просил о протекции, находится в изящном салоне и в великосветской манере выступает перед избранным обществом, в которое я перенес всех мне известных знатных и богатых людей, с траурной речью в честь (в сновидении уже умершей) пожилой дамы, являвшейся тетей второго моего попутчика. (Признаюсь откровенно, что не состоял с этой дамой в хороших отношениях.) Таким образом, мое сновидение снова нашло связь между двумя дневными впечатлениями и с их же помощью скомпоновало их в единую ситуацию.

На основании многочисленных подобных наблюдений я должен выдвинуть тезис, что для работы сновидения существует своего рода необходимость скомпоновать в единое целое все имеющиеся источники сновидения[124]124
  Склонность работы сновидения соединять в одной разработке темы то, что одновременно представляет для нас интерес, отмечалась уже многими авторами, например Делажем (Delage, 1891), Дельбёфом: rapprochement force (Delboeuf, 1885).


[Закрыть].

Теперь я хочу обсудить вопрос, должен ли вызывающий сновидение источник, к которому нас приводит анализ, всякий раз представлять собой недавнее (и значимое) событие, или роль возбудителя сновидения может взять на себя внутреннее переживание, то есть воспоминание о психически значимом событии, течение мыслей. Ответ, самым определенным образом вытекающий из проведенных нами многочисленных анализов, подтверждает последнее предположение. Возбудителем сновидения может быть внутренний процесс, который словно обновляется благодаря мыслительной работе днем. Теперь, пожалуй, будет уместно объединить в одной схеме различные условия, позволяющие нам распознать источники сновидения.

Источниками сновидения могут быть:

а) недавнее и важное в психическом отношении переживание, которое непосредственно отображается в сновидении[125]125
  Сновидение об инъекции Ирме; сновидение о приятеле, который мне приходится дядей.


[Закрыть];

б) несколько недавних и важных переживаний, которые с помощью сновидения объединяются в единое целое[126]126
  Сновидение о траурной речи молодого врача.


[Закрыть];

в) одно или несколько недавних и важных переживаний, которые в содержании сновидения замещаются одновременным, но индифферентным переживанием[127]127
  Сновидение о монографии по ботанике.


[Закрыть];

г) внутреннее важное переживание (воспоминание, ход мыслей), которое затем регулярно замещается в сновидении недавним, но индифферентным впечатлением[128]128
  Таково большинство сновидений моих пациентов во время анализа.


[Закрыть].

Как мы видим, всякий раз при толковании сновидения выполняется условие, что некая составная часть содержания сновидения повторяет недавнее впечатление предыдущего дня. Этот предназначенный для отображения во сне компонент может либо относиться к кругу представлений действительного возбудителя сновидения – причем в качестве как существенной, так и несущественной его части, – либо он проистекает из сферы индифферентного впечатления, которое тем или иным образом связано с областью возбудителя сновидения. Кажущаяся многочисленность условий возникает здесь исключительно из-за альтернативы: произошло или не произошло смещение, и мы замечаем, что эта альтернатива предоставляет нам ту же возможность объяснить контрасты сновидения, какую медицинской теории сновидений дает шкала от частичного до полного бодрствования клеток мозга.

Мы замечаем далее, что психически ценный, но не недавний элемент (ход мыслей, воспоминание) в целях образования сновидения может замещаться недавним, но психически индифферентным элементом, если только при этом выполняются оба условия: 1) если содержание сновидения сохраняет связь с недавним переживанием; 2) если возбудитель сновидения остается психически ценным процессом. В единственном случае (а) оба условия выполняются благодаря одному и тому же впечатлению. Если еще учесть, что те же самые индифферентные впечатления, которые используются в сновидении, только пока являются новыми и теряют это свойство, как только становятся на день (или, в крайнем случае, на несколько дней) старше, то отсюда следует предположить, что свежесть впечатления придает ему как таковому определенную психическую ценность для образования сновидения, которая чем-то похожа на ценность эмоционально насыщенных воспоминаний или мыслей. И только в ходе последующих психологических рассуждений мы сможем показать, в чем состоит эта ценность недавних впечатлений для образования сновидения.

Кроме того, мы обращаем здесь наше внимание на то, что в ночное время незаметно для нашего сознания с нашим материалом воспоминаний и представлений могут происходить серьезные изменения. Пожелание отложить до утра окончательное решение какого-либо вопроса, без сомнения, вполне обоснованно. Однако мы замечаем, что в этом пункте из психологии сновидения мы перешли в психологию сна; к этому шагу у нас еще часто будет появляться повод[129]129
  Дополнение, сделанное в 1919 году: Важные пояснения, касающиеся роли недавних событий для образования сновидения, дает О. Пёцль в изобилующей идеями работе (Pötzl, 1917). Пёцль просил различных испытуемых зафиксировать в виде рисунка все, что сознательно восприняли из тахистоскопически (с помощью аппарата, позволяющего предъявлять образ на очень короткое время) экспонировавшейся картины. Затем он выяснял, что снилось испытуемому на следующую ночь, и снова просил изобразить в виде рисунка соответствующие детали этого сновидения. При этом со всей очевидностью обнаружилось, что невоспринятые испытуемым фрагменты экспонировавшейся картины давали материал для образования сновидения, тогда как детали, сознательно воспринятые и зафиксированные после экспозиции в рисунке, в явном содержании сновидения уже не появлялись. Включенный в работу сновидения материал перерабатывался в известной «произвольной», вернее, самовластной манере, служа образующим сон тенденциям. Вопросы, затронутые в исследовании Пёцля, выходят далеко за рамки толкования сновидений, которое рассматривается в этой книге. Следует вкратце указать также на то, как далеко этот новый способ экспериментального исследования образования сновидений отстоит от прежней грубой техники, заключавшейся в привнесении нарушающих сон раздражителей в содержание сновидения.


[Закрыть].

Есть одно возражение, которое грозит опровергнуть наши последние выводы. Если индифферентные впечатления могут попасть в содержание сновидения, лишь пока они являются новыми, то почему тогда в сновидении имеются элементы из прошлых периодов жизни, которые в то время, когда были новыми, по словам Штрюмпеля (Strümpell, 1877), не обладали психической ценностью и должны были быть давно забыты, то есть элементы, которые не являются ни свежими, ни психически значимыми?

Это возражение можно полностью опровергнуть, если опереться на результаты психоанализа у невротиков. Разрешение вопроса заключается в том, что смещение, заменяющее важный в психическом отношении материал индифферентным (как для сновидения, так и для мышления), здесь произошло уже в те ранние периоды жизни и с тех пор зафиксировалось в памяти. Эти первоначально индифферентные элементы теперь уже не являются индифферентными с тех пор, как благодаря смещению они приобрели ценность психически значимого материала. То, что действительно осталось индифферентным, не может быть воспроизведено и в сновидении.

Из предыдущих рассуждений можно с полным основанием заключить, что я утверждаю: индифферентных возбудителей сновидения, а значит и безобидных снов, не существует. Это со всей строгостью и исключительностью мое мнение, если не учитывать снов детей и, например, кратковременных реакций на ночные ощущения. То, что обычно снится, можно либо распознать как психическое значимое в явном виде, либо оно искажается, и его можно оценить только после произведенного толкования сновидения, в результате которого оно опять-таки предстает чем-то важным. Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне[130]130
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Х. Эллис (Ellis, 1911, 169), благожелательный критик «Толкования сновидений», пишет: «Это тот пункт, с которого многие из нас не смогут последовать дальше за Ф.». Однако Х. Эллис не привел ни одного анализа сновидения и не желает верить, сколь неправомерно суждение, основанное на явном содержании сновидения.


[Закрыть]. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть «камень за пазухой». Поскольку это опять-таки является пунктом, где я вправе ожидать возражения, и поскольку я охотно ухватываюсь за любую возможность продемонстрировать как действует искажение в сновидении, я здесь подвергну анализу ряд «невинных сновидений», собранных мною.

I

Одна умная и милая молодая дама, которая, однако, в жизни относится к категории скрытных людей, вроде «тихого омута», рассказывает: «Мне снилось, что я пришла на рынок слишком поздно и не могла ничего купить у мясника и продавщицы овощей». Разумеется, безобидное сновидение, но таковым сновидение не выглядит; я прошу рассказать мне его более подробно. Тогда она сообщает мне следующее: она идет на рынок со своей кухаркой, которая несет корзинку. Мясник говорит ей, после того как она что-то попросила: «Этого больше нет», и хочет дать ей нечто другое, замечая: «Это тоже неплохо». Она отказывается и идет к торговке овощами, которая хочет продать ей какие-то связанные в пучок странные овощи черного цвета. Она говорит: «Я этого не знаю, я этого не возьму».

Связь этого сновидения с дневными впечатлениями довольно проста. Она действительно пришла на базар слишком поздно и ничего не купила. Мясная лавка уже была закрыта, – именно так хочется описать это переживание. Но погодите – разве это не общераспространенный оборот речи, который (или, точнее, противоположность которого) указывает на неряшливость в одежде мужчины?[131]131
  «Закрой мясную лавку» – немецкое идиоматическое выражение, соответствующее выражению в русском языке: «Закрой лавочку», то есть: «Застегни ширинку». – Прим. пер.


[Закрыть] Впрочем, сновидица этих слов не употребляла, быть может, их избегала; попробуем истолковать содержащиеся в сновидении детали.

Когда нечто в сновидении имеет характер разговора, то есть говорится или слышится, а не просто мыслится – что, как правило, можно с уверенностью различить, – то это проистекает из разговоров в бодрствующей жизни, которые, однако, перерабатываются, словно сырой материал, раздробляются, слегка изменяются и, самое главное, вырываются из контекста. В работе над толкованием можно исходить из таких разговоров. Откуда взялось, например, выражение мясника: «Этого больше нет»? От меня самого: несколько дней назад я объяснил ей, что самых ранних детских переживаний как таковых больше нет, – они заменяются в анализе «переносами» и сновидениями. Следовательно, я – мясник, и она отвергает эти переносы всех прежних способов мышления и восприятия на настоящее. – Откуда ее слова в сновидении: «Я этого не знаю, я этого не возьму»? В целях анализа их следует расчленить. «Я этого не знаю», – накануне она сама сказала своей кухарке, с которой у нее возник спор, но в тот раз добавила: «Ведите себя прилично». Здесь становится очевидным смещение; из двух фраз, сказанных ее кухарке, она включила в сновидение несущественную; однако подавленная фраза «Ведите себя прилично!» согласуется с остальным содержанием сновидения. Так можно было бы сказать каждому, кто делает неприличные предложения и забывает «закрыть лавочку». То, что в своем толковании мы действительно напали на след, доказывает также созвучие со всеми намеками, содержащимися в эпизоде с торговкой овощами. Овощи, которые продаются связанными в пучок (продолговатые, как она добавила впоследствии) и притом черные – чем это может быть иным, кроме как соединением во сне спаржи и черной редьки (Rettich)? Что такое спаржа – мне не нужно истолковывать знающим людям, но и другой овощ – в виде возгласа: «Черный, спасайся [rett dich]» – указывает, как мне кажется, на ту же самую сексуальную тему, о которой мы догадались в самом начале, когда хотели ввести в рассказ о сновидении фразу «Мясная лавка закрыта». Речь не идет здесь о том, что мы полностью поняли смысл этого сновидения; достаточно констатировать, что оно наполнено смыслом и отнюдь не безобидно[132]132
  Для интересующихся я отмечу, что за сновидением скрывается фантазия о неприличном, сексуально провоцирующем поведении с моей стороны и о защите со стороны дамы. Тем, кому это толкование покажется неслыханным, я напомню о многочисленных случаях, где врачи узнавали о таких жалобах от истеричных женщин, у которых эти же фантазии проявлялись без искажений и не в виде сновидения, а в незамаскированной, сознательной форме и в форме бреда. – Дополнение, сделанное в 1909 году: С этого сновидения началось психоаналитическое лечение пациентки. Я только впоследствии понял, что оно им повторила первоначальную травму, из-за которой возник ее невроз, и с тех пор я обнаруживал такое же поведение у других людей, которые в детстве подверглись сексуальным посягательствам и теперь словно хотели повторить их в сновидении.


[Закрыть].

II

Вот другое безобидное сновидение той же самой пациентки, в известном смысле дополняющее предыдущее. Ее муж спрашивает: «Не настроить ли пианино?» Она отвечает: «Не стоит, все равно его нужно заново обтянуть кожей». Опять-таки повторение реального события предыдущего дня. Муж действительно задал этот вопрос, и она ответила аналогичным образом. Но что означает то, ей это снится? Хотя она рассказывает о пианино, что это отвратительный ящик, который издает плохой звук, что это пианино было у мужа еще до свадьбы[133]133
  Замена противоположностью, как нам станет понятным после истолкования.


[Закрыть] и т. д., ключ к пониманию все же дают только ее слова: «Не стоит». Эта фраза относится к ее вчерашнему визиту к подруге. Там ей предложили снять свой жакет, но она отказалась, сказав: «Не стоит, мне скоро нужно будет уйти». В ходе рассказа мне приходит в голову мысль, что вчера во время аналитической работы она вдруг схватилась за жакет, на котором расстегнулась пуговица. Она словно хотела сказать: «Пожалуйста, не смотрите, не стоит». Таким образом, ящик (Kasten) превращается в грудную клетку (Brustkasten), и толкование сновидения ведет непосредственно к периоду ее физического развития, когда у нее начала появляться неудовлетворенность формами своего тела. Этот сон приводит нас также к прошлому, если мы обратим внимание на слова «отвратительный» и «плохой звук» и вспомним о том, как часто в намеках и в сновидениях маленькие полушария женского тела – как противоположность и как замена – занимают место больших.

III

Я прерву этот ряд, включив короткое безобидное сновидение одного молодого человека. Ему снилось, что он снова надевает свою зимнюю куртку и это кажется ему страшным. Поводом к сновидению вроде бы являются неожиданно наступившие холода. Однако при более тонкой оценке мы замечаем, что обе части сновидения друг с другом не сочетаются, ведь в холода люди носят плотную или толстую куртку, и что в этом может быть «страшного»? Безобидность сновидения ставится под сомнение и первой же мыслью, возникшей во время анализа, – воспоминанием о том, что накануне одна дама доверительно призналась ему, что последний ее ребенок обязан своим появлением на свет лопнувшему кондому. Он реконструирует свои мысли, возникающие по этому поводу: тонкий кондом опасен, толстый – плох. Кондом – это «мужское пальто», ибо его надевают; так называют также и легкую куртку. Происшествие, подобное тому, что рассказала дама, для него, неженатого мужчины, было действительно «страшным». Теперь снова вернемся к нашей невинной сновидице.

IV

Она вставляет свечу в подсвечник; свеча, однако, сломана, а потому плохо стоит. Подруги в школе говорят, что она очень неловкая, но гувернантка говорит, что это не ее вина.

Реальный повод здесь тоже имеется: она действительно вчера вставила в подсвечник свечу, которая, однако, не была сломана. Здесь была использована совершенно прозрачная символика. Свеча – это предмет, который может возбуждать женские гениталии; если она сломана, а потому плохо стоит, то это означает импотенцию мужа («это не ее вина»). Известно ли такое назначение свечи этой молодой женщине – хорошо воспитанной и чуждой всему предосудительному? Случайно она все-таки может указать, благодаря какому переживанию она пришла к этому знанию. Когда они катались на лодке по Рейну, мимо проплыла другая лодка, в которой сидели студенты и с большим упоением пели вульгарную песню:

 
«Когда шведская королева
за закрытыми ставнями
со свечой Аполлона…»[134]134
  «Свечи Аполлона» – известная в то время марка свечей. Приведенные строки относятся к популярной студенческой песни с многочисленными аналогичными строфами. Выпущенное слово – «онанирует». – Прим. пер.


[Закрыть]
 

Последнего слова она не услышала или не поняла, и мужу пришлось дать требуемое объяснение. Затем в содержании сновидении эти стихи заменились невинным воспоминанием о поручении, которое однажды она неловко исполнила в пансионе, причем в ситуации, имевшей нечто общее: закрытые ставни. Связь темы об онанизме с импотенцией достаточно очевидна. «Аполлон» в латентном содержании сновидения связывает этот сон со сном, приснившимся ранее, в котором речь шла о девственной Палладе. Все далеко не так безобидно.

V

Чтобы выводы из сновидений о действительных жизненных отношениях сновидца не показались слишком простыми, я приведу еще одно сновидение, которое также кажется невинным и принадлежит этой же женщине. «Мне приснилось, – рассказывает она, – нечто, что я действительно делала днем, а именно настолько набила книгами маленький чемодан, что мне стоило больших трудов его закрыть, и мне снилось все так, как было на самом деле». Здесь рассказчица сама делает главный акцент на совпадении сна с действительностью. Все такие суждения о сновидении, замечания о сновидении, хотя они присутствуют в бодрствующем мышлении, относятся все же, как правило, к латентному содержанию сновидения, что подтвердят последующие примеры. Итак, нам говорят: то, о чем рассказывает сновидение, действительно происходило за день до этого. Было слишком долго сообщать о том, каким путем я пришел к мысли прибегнуть при толковании к помощи английского языка. Достаточно будет сказать, что речь здесь опять идет о маленьком ящике (box), который настолько заполнен, что в него ничего больше не входит. По крайней мере, на этот раз ничего плохого.

Во всех этих «безобидных» сновидениях бросается в глаза сексуальный момент в качестве мотива цензуры. Однако это является темой, имеющей принципиальное значение, которую мы вынуждены оставить в стороне.

В качестве третьей особенности содержания сновидения мы вместе со всеми остальными авторами (за исключением Роберта) утверждали, что в сновидении могут проявиться впечатления самых ранних периодов жизни, которые, по-видимому, не вспоминаются в бодрствовании. Как редко или часто это случается, оценить – понятное дело – трудно, потому что установить происхождение этих элементов сновидения после пробуждения не удается. Следовательно, доказательство того, что речь идет здесь о впечатлениях детства, должно быть приведено объективным путем, а необходимые условия для этого встречаются лишь в редких случаях. В качестве особенно убедительного доказательства А. Маури (Maury 1878) приводит историю одного человека, который однажды решил после двадцатилетнего отсутствия посетить свою родину. В ночь перед отъездом ему приснилось, что он находится в совершенно незнакомой местности и встречает на улице незнакомого господина, с которым вступает в разговор. Приехав на родину, он смог теперь убедиться, что эта незнакомая местность действительно существует неподалеку от его родного города, а незнакомый мужчина из сновидения оказался живущим там другом его умершего отца. Пожалуй, это является убедительным доказательством того, что и улицу, и этого человека он видел в детстве. Впрочем, это сновидение можно истолковать как выражение его нетерпения, как и сновидение девушки, которая носит в кармане билет на вечерний концерт, сновидение ребенка, которому отец обещал прогулку в Гамо, и т. п. Мотивы, по которым у сновидца репродуцируется именно это впечатление из его детства, без анализа, разумеется, раскрыть невозможно.

Один из моих коллег, похвалявшийся тем, что его сновидения очень редко подвергаются искажению, сообщил мне, что недавно ему приснилось, будто его гувернер находится в постели бонны, жившей у них в доме, пока ему не исполнилось одиннадцать лет. Место, где произошла эта сцена, вспомнилось ему еще во сне. Заинтересовавшись этим сновидением, он рассказал его своему старшему брату, который, смеясь, подтвердил реальность приснившегося. Он очень хорошо помнил об этом, ибо в то время ему было шесть лет. Обычно любовники спаивали его, старшего мальчика, пивом, когда обстоятельства благоприятствовали тому, чтобы провести ночь вместе. Младший, в то время трехлетний ребенок – наш сновидец, – спавший в комнате бонны, как помеха не воспринимался.

В другом случае можно также с уверенностью, даже без помощи толкования, констатировать, что сновидение содержит элементы из детства, а именно тогда, когда сновидение носит так называемый повторяющийся характер, когда то, что вначале приснилось в детстве, в дальнейшем время от времени появляется во сне взрослого. К известным примерам этого рода я могу добавить еще несколько из своего опыта, хотя мне самому такие повторяющиеся сновидения неизвестны. Один врач, лет тридцати, рассказал мне, что начиная с раннего детства и до сих пор ему часто является во сне желтый лев, о котором он может дать самые точные сведения. Этот знакомый ему из сновидений лев нашелся однажды в действительности и оказался давно заброшенной фарфоровой безделушкой, и молодой человек услышал тогда от матери, что этот предмет в детстве был его любимой игрушкой, о чем сам он уже не помнил.

Если теперь от явного содержания сновидения перейти к мыслям сновидения, которые раскрывает только анализ, то с удивлением можно констатировать содействие таких детских переживаний даже в таких сновидениях, содержание которых подобного подозрения не вызывало. Уважаемому коллеге, которому снился «желтый лев», я обязан особенно поучительным примером такого сновидения. После чтения книги Нансена о путешествии на Северный полюс, ему приснилось, будто в ледяной пустыне он гальванизирует отважного исследователя в связи с ишиасом, от которого тот страдал! В ходе анализа этого сновидения ему вспомнилась история из его детства, без которой его сон остался бы непонятным. Однажды, когда ему было три или четыре года, он с любопытством слушал, как взрослые разговаривали о научных путешествиях, а затем спросил отца, тяжелая ли это болезнь. Очевидно, он перепутал Reisen (путешествие) с Reissen (болями), а насмешки его брата и сестры позаботились о том, чтобы переживание, вызывавшее у него чувство стыда, не забылось.

Совершенно аналогичный случай – когда при анализе сновидения о монографии о роде цикламен я натолкнулся на сохранившееся детское воспоминание о том, как отец отдал на растерзание пятилетнему мальчику книгу, снабженную цветными таблицами. Тут, правда, может возникнуть сомнение, действительно ли это воспоминание участвовало в формировании содержания сновидения, не могло ли быть так, что в ходе аналитической работы эта связь возникла лишь задним числом. Однако изобилие и четкая последовательность ассоциативных связей говорит в пользу первого предположения: цикламен – любимый цветок – любимое блюдо – артишоки; обрывать, словно артишок, листок за листком (этот оборот речи ежедневно был на слуху в связи с разделением Китайского государства); – гербарий – книжный червь, любимым кушаньем которого являются книги. Кроме того, я могу заверить, что последнее значение сновидения, о котором я здесь не рассказывал, находится в самой тесной связи с содержанием детской сцены.

Анализ других сновидений показывает, что само желание, вызвавшее сновидение, исполнение которого представляет собой сон, проистекает из детской жизни, а потому человек, к своему удивлению, обнаруживает в сновидении ребенка, продолжающего жить своими импульсами.

Я продолжу здесь толкование сновидения, из которого мы уже однажды извлекли много поучительного, я имею в виду сон: приятель Р. – мой дядя. Мы уже настолько далеко продвинулись в его толковании, что мотив-желание получить звание профессора стал нам понятен, и мы объяснили себе нежные чувства во сне по отношению к приятелю Р. как оппозицию и протест против оскорбления обоих коллег, которое содержалось в мыслях сновидения. Сновидение было моим собственным. Поэтому я могу продолжить его анализ с сообщения, что мое чувство еще не было удовлетворено достигнутым решением. Я знал, что мое суждение о коллегах, дискредитированных в мыслях сновидения, в бодрствовании было совершенно иным; сила желания не разделить их участи в связи с получением профессорского звания казалась мне слишком незначительной, чтобы полностью объяснить противоречие между оценкой во сне и в бодрствовании. Если моя потребность в том, чтобы ко мне обращались, называя профессором, столь велика, то это свидетельствует о болезненном честолюбии, которого я в себе не чувствую, которое, на мой взгляд, мне чуждо. Я не знаю, как другие люди, считающие, что знают меня, оценили бы меня по этому пункту; быть может, я и в самом деле обладаю честолюбием; но тогда бы оно давно обратилось на другие объекты, а не на титул и звание экстраординарного профессора.

Откуда в таком случае честолюбие, приписанное мне сновидением? Я вспоминаю, как часто мне в детстве рассказывали, что при моем рождении какая-то пожилая крестьянка пророчила матери, радовавшейся своему первенцу, что она даровала миру великого человека. Такие пророчества, должно быть, часто встречаются; существует так много полных надежд матерей и так много пожилых крестьянок или других старых женщин, власти которых на земле пришел конец, и поэтому они обратились к будущему. И делается это также не в ущерб пророчицам. Так неужели мое честолюбие проистекает из этого источника? Но тут я вспоминаю другое впечатление из более позднего детства, которое, пожалуй, еще более пригодно для объяснения. Однажды вечером в одном из ресторанов на Пратере, куда родители часто брали с собой одиннадцати– или двенадцатилетнего мальчика, мы обратили внимание на одного человека, который ходил от стола к столу и за небольшой гонорар импровизировал стихи на заданную ему тему. Меня послали пригласить поэта к нашему столу, и он оказался благодарным посыльному. Прежде чем спросить о своем задании, он посвятил мне несколько рифм и счел в своем вдохновении вероятным, что когда-нибудь я стану «министром». Впечатление от этого второго пророчества я помню очень хорошо. Это было время гражданского министерства[135]135
  После введения новой австрийской конституции 1867 года сформированный Кабинет либерального направления.


[Закрыть]; отец незадолго до этого принес домой портреты гражданских министров Хербста, Гискры, Унгера, Бергера и др., которые мы раскрасили. Среди них были даже евреи; поэтому каждый прилежный еврейский мальчик «носил министерский портфель» в своем ранце. С впечатлениями того времени, видимо, связано даже то, что незадолго до поступления в университет я хотел изучать юриспруденцию и только в последний момент передумал. Медику министерская карьера вообще недоступна. И тут мой сон! Я только теперь замечаю, что он перенес меня из унылого настоящего в полное надежд время гражданского министерства и в меру своих сил исполнил мое тогдашнее желание. Дурно обойдясь с обоими учеными и уважаемыми коллегами, потому что они евреи, словно один из них был «дураком», а другой «преступником», я веду себя так, как будто был министром, я поставил себя на место министра. Какая месть его превосходительству! Он отказывает мне в присвоении звания экстраординарного профессора, а я зато занимаю во сне его место.

В другом случае я смог заметить, что желание, которое вызывает сновидение, хотя и относится к настоящему, тем не менее получает мощное подкрепление от воспоминаний, уходящих в далекое детство. Речь здесь идет о ряде сновидений, в основе которых лежит желание побывать в Риме. Наверное, я еще долгое время буду вынужден удовлетворять это желание с помощью сновидений, ибо в то время года, которым я располагаю для путешествий, от поездки в Рим мне придется отказываться по соображениям опасности для здоровья[136]136
  Дополнение, сделанное в 1909 году: С тех пор я давно узнал, что и для исполнения таких долгое время считавшихся недостижимыми желаний требуется лишь немного мужества, [дополнение, сделанное в 1925 году: ] и после этого стал ревностным паломником Рима.


[Закрыть]. Однажды мне приснилось, что из окна купе я вижу Тибр и Мост ангелов; затем поезд трогается, и я понимаю, что в городе я так и не побывал. Вид, открывшийся мне в сновидении, был похож на известную гравюру, которую накануне я мельком видел в салоне одного пациента. В другой раз какой-то человек ведет меня на холм и показывает мне Рим, окутанный туманом; город все еще находится так далеко, что я удивляюсь ясности открывшегося передо мною вида. Содержание этого сновидения богаче, чем я здесь рассказываю. В нем легко распознать мотив «увидеть издали землю обетованную». Город, который я впервые у видел в тумане, – это Любек; холм находит свой прототип в Гляйхенберге[137]137
  Курорт в Штайермарке неподалеку от Граца. – Прим. ред.


[Закрыть]. В третьем сновидении я наконец нахожусь в Риме, как мне говорит мой сон. Однако, к моему великому разочарованию, я вижу отнюдь не городской пейзаж, а небольшую речку с темной водой, на одном ее берегу черные скалы, на другом – луга с большими белыми цветами. Я замечаю некоего господина Цукера (с которым я знаком только поверхностно) и решаю спросить у него дорогу в город. Очевидно, что я тщетно пытаюсь увидеть в сновидении город, которого не видел в бодрствовании. Если разложить картину ландшафта на ее элементы, то белые цветы указывают на знакомую мне Равенну, которая какое-то время оспаривала у Рима право называться столицей Италии. В болотах возле Равенны мы нашли посреди черной воды прекраснейшие кувшинки; в сновидении они растут на лугах, словно нарциссы у нас в Аусзее, ибо в тот раз было слишком обременительно доставать их из воды. Темная скала, так близко расположенная к воде, живо напоминает долину Тепль возле Карлсбада. «Карлсбад» позволяет теперь мне объяснить тот особый момент, почему про дорогу я спрашиваю господина Цукера[138]138
  В переводе с немецкого «сахар». – Прим. пер.


[Закрыть]. В материале, из которого соткано сновидение, можно обнаружить два смешных еврейских анекдота, которые скрывают в себе глубокую, зачастую горькую житейскую мудрость и которые мы так охотно цитируем в беседах и письмах[139]139
  В письме от 12 июня 1897 года Флиссу (Freud, 1950a, № 65) Фрейд упоминает, что составляет подборку таких анекдотов; многие анекдоты из этой коллекции он в дальнейшем использовал в своей книге об остроумии (Freud, 1905c). На первый из вышеупомянутых анекдотов он не раз ссылается в своих письмах; и Рим, и Карлсбад употреблялись им как символы недостижимых целей (например, в письмах № 112 и 130). – Прим. пер.


[Закрыть]. Один из них – это история о «конституции», о том, как один бедный еврей сел без билета в скорый поезд, шедший в Карлсбад. На каждой станции после проверки билетов его высаживали, обходясь с ним все более строго. Наконец, на одной из них, он встречает знакомого, и на его вопрос, куда он едет, отвечает: «Если моя конституция выдержит, то в Карлсбад». Рядом с ним в памяти хранится другая история – об одном еврее, не знавшем французского языка, которому приходится спрашивать в Париже, как пройти на улицу Ришелье. Париж тоже долгие годы был целью моих стремлений, и чувство блаженства, охватившее меня, когда я впервые вступил на парижскую мостовую, я воспринял как гарантию того, что я добьюсь исполнения и других своих желаний. Далее, вопрос о том, как пройти, является непосредственным намеком на Рим, ибо в Рим, как известно, ведут все пути. Кроме того, фамилия Цукер опять-таки указывает на Карлсбад, куда мы направляем всех больных, страдающих конституциональным заболеванием – диабетом. Поводом к этому сновидению послужило предложение моего берлинского друга встретиться на Пасху в Праге. Из вопросов, которые я должен был с ним обсудить, могла возникнуть определенная связь с «сахаром» и «диабетом».

Четвертое сновидение, приснившееся вскоре после того, что было упомянуто последним, снова переносит меня в Рим. Я вижу перед собой угол улицы и удивляюсь тому, что там расклеено так много немецких плакатов. Накануне я пророчески написал своему другу, что Прага едва ли может быть удобным местом для немецких отдыхающих. Следовательно, сновидение выражает одновременно желание встретить его в Риме, а не в богемском городе и возникшую, вероятно, еще в мои студенческие годы заинтересованность в том, чтобы в Праге относились к немецкому языку с большей терпимостью. Впрочем, чешский язык я научился понимать еще в самом раннем детстве, поскольку я родился в небольшом городке Меренс, населенном преимущественно славянами. Один чешский детский стишок, услышанный мною в семнадцать лет, сам собой настолько запечатлелся в моей памяти, что я могу рассказать его и сегодня, хотя у меня нет ни малейшего представления о его смысле. Таким образом, и эти сновидения тоже не лишены самых разных связей с впечатлениями моих первых лет жизни.