Текст книги "Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия"

Другое, вероятно, не менее важное обстоятельство должно было броситься нам в глаза, когда мы собирали примеры процесса сгущения в сновидении. Мы могли заметить, что элементы, которые в содержания сновидения выступают в качестве его существенных составных частей, отнюдь не играют той же роли в мыслях сновидения. В дополнение к этому можно сказать и обратное. То, что в мыслях сновидения, по-видимому, является существенным содержанием, совсем не обязательно будет представлено в сновидении. Сновидение, так сказать, центрировано иначе, его содержание сосредоточено вокруг других элементов, нежели мысли сновидения. Так, например, в сновидении о монографии по ботанике средоточием сновидения, очевидно, является элемент «ботаника»; в мыслях сновидения речь идет о сложностях и конфликтах, которые возникают из-за обязывающих отношений между коллегами, а затем об упреке в том, что я слишком многим жертвую ради своих увлечений, элемент «ботаника» вообще не находит места в этом центральном пункте мыслей сновидения. Разве что он только связан с ним через противоположность, ибо ботаника никогда не относилась к моим любимым предметам. В сновидении «Сафо» моего пациента средоточием являются подъем и схождение, быть наверху и быть внизу; в сновидении же речь идет об опасностях сексуальных отношений с лицами, более низкими по своему положению, так что в содержание сновидения вошел лишь один из элементов мыслей сновидения, причем неимоверно расширившийся. Точно так же обстоит дело в сновидении о майских жуках, тема которого – отношения сексуальности и жестокости. Хотя момент жестокости вновь проявился в сновидении, но в совершенно иной взаимосвязи и без упоминания о сексуальности, то есть он оказался вырванным из контекста и в результате преобразованным в нечто постороннее. В сновидении о дяде светлая борода, образующая его центр, казалось бы, не имеет никакого отношения к фантазиям о величии, которые мы выявили в качестве ядра мыслей сновидения. Подобные сновидения производят вполне обоснованное впечатление «смещенных». В противоположность этим примерам сон об инъекции Ирме показывает, что при образовании сновидения отдельные элементы могут также сохранять за собой то место, которое они занимают в мыслях сновидения. Ознакомление с этим новым, в некотором смысле непостоянным отношением между мыслями и содержанием сновидения вначале вполне может вызвать у нас удивление. Когда в случае какого-либо психического процесса в обычной жизни мы обнаруживаем, что одно представление оказалось вырванным из многих других и приобрело для сознания особую живость, то обычно мы рассматриваем такой результат как доказательство того, что побеждающее представление приобретает особенно высокую психическую ценность (определенной степени интерес). Но нам известно, что при образовании сновидения эта ценность отдельных элементов в мыслях сновидения не сохраняется или не учитывается. Нет никаких сомнений в том, какие элементы мыслей сновидения наиболее ценны; наше суждение говорит это нам непосредственно. При образовании сновидения с этими важными, имеющими большой интерес элементами обращаются так, словно они несущественны, и вместо них в сновидении появляются другие элементы, которые в мыслях сновидения, безусловно, были несущественными. Вначале это создает впечатление, что при выборе сновидения психическая интенсивность[228]228
  Психическую интенсивность, ценность, интерес представления, разумеется, следует отделять от чувственной интенсивности, интенсивности того, что представлено.


[Закрыть] отдельных представлений вообще не учитывается, а значение имеет лишь более или менее многосторонняя их детерминация. Можно было бы сказать так: в сновидение попадает не то, что важно в мыслях сновидения, а то, что содержится в них многократно; однако такое предположение мало чем помогает понять образование сновидения, ибо мы не вправе считать заранее, что при выборе материала для сновидения оба момента – множественная детерминация и собственная ценность – могут действовать не согласованно, а как-нибудь по-другому. Те представления, которые наиболее важны в мыслях сновидения, будут, пожалуй, и чаще всего в них повторяться, поскольку от них – как центральных пунктов – распространяются отдельные мысли. И все же сновидение может отвергнуть эти интенсивно подчеркнутые и подкрепленные с разных сторон элементы и включить в свое содержание другие элементы, обладающие только последним свойством.

Для разрешения этой проблемы мы обратимся к другому впечатлению, полученному нами при исследовании (в предыдущем разделе) сверхдетерминации содержания сновидения. Возможно, иной читатель уже решил для себя, что сверхдетерминация элементов сновидения не представляет собой никакого важного открытия, потому что это и так само собой разумеется. Ведь при анализе мы исходим из элементов сновидения и записываем все мысли, которые с ними связаны; поэтому неудивительно, что в полученном таким способом материале мыслей особенно часто обнаруживаются именно эти элементы. Я мог бы отвергнуть это возражение, однако сам выскажу нечто похожее на него: среди мыслей, выявляемых анализом, имеется много таких, которые находятся далеко от ядра сновидения и кажутся искусственными включениями, сделанными с определенной целью. Понять их цель не составляет труда; именно они устанавливают связь, зачастую вычурную и неестественную, между содержанием и мыслями сновидения, и если бы эти элементы были устранены из анализа, то во многих случаях составные части сновидения были бы лишены не только сверхдетерминации, но и вообще удовлетворительной детерминации мыслями сновидения. Таким образом, это приводит нас к выводу, что множественная детерминация, определяющая выбор сновидения, не всегда является первичным моментом образования сновидения, а зачастую представляет собой вторичный результат действия некой пока нам еще неведомой психической силы. При всем при том она важна для попадания отдельных элементов в сновидение, ибо мы можем наблюдать, что она создается с определенными издержками там, где не может возникнуть без посторонней помощи из материала сновидения.

Напрашивается мысль, что в работе сновидения проявляется психическая сила, которая, с одной стороны, лишает интенсивности психически ценные элементы, а с другой стороны, путем сверхдетерминации создает из малоценных элементов новые ценности, которые затем попадают в содержание сновидения. Если дело обстоит именно так, то это значит, что при образовании сновидения произошли перенос и смещение психических интенсивностей отдельных элементов, последствием которых и является текстовое различие между содержанием и мыслями сновидения. Предполагаемый нами процесс представляет собой важнейшую часть работы сновидения: он заслуживает того, чтобы быть названным смещением в сновидении. Смещение и сгущение в сновидении являются двумя «мастерами», деятельности которых мы можем в первую очередь приписать образование сновидения.

Я думаю, нам также не составит труда распознать психическую силу, которая проявляется в феноменах смещения в сновидении. Результат такого смещения заключается в том, что содержание сновидения больше уже не совпадает с мыслями сновидения, что сновидение воспроизводит лишь искажение бессознательного желания. Однако искажение в сновидении нам уже знакомо; мы объяснили его цензурой, которую одна психическая инстанция в мыслительной жизни осуществляет по отношению к другой. Смещение в сновидении – это одно из основных средств достижения такого искажения. Is fecit, cui profuit[229]229
  Древнее основное юридическое правило: «Ищи того, кому это выгодно».


[Закрыть]. Мы можем предположить, что смещение в сновидении происходит под влиянием такой цензуры, эндопсихической защиты[230]230
  Дополнение, сделанное в 1909 году: Так как сведение искажения в сновидении к влиянию цензуры я могу назвать главным моментом в моем понимании сновидений, я приведу здесь последнюю часть рассказа «Сон и бодрствование» из книги «Линкеуса» «Фантазии реалиста» (Вена, 2-е изд., 1900), в которой я вновь обнаруживаю эту главную особенность своей теории:
  «О человеке, обладающем странным свойством никогда не видеть во сне бессмыслицу…»
  «Твое замечательное свойство грезить во сне как наяву покоится на твоих добродетелях, твоей доброте, твоей справедливости, твоей любви к истине; именно моральная чистота твоей души делает мне все в тебе понятным».
  «Но если я правильно понимаю, – возразил другой, – все люди такие же, как и я, и никому никогда не снится бессмыслица! Сновидение, о котором отчетливо вспоминаешь, которое можно потом рассказать, которое, стало быть, не является горячечным бредом, всегда имеет смысл, и не может быть иначе! Ибо то, что противоречит друг другу, вообще нельзя сгруппировать в единое целое. То, что пространство и время во сне часто смешиваются, ничуть не вредят его истинному содержанию, ибо то и другое не имеют для него никакого значения. Мы и в бодрствовании часто делаем это же; вспомни про сказки, про многие смелые и полные смысла фантазии, о которых только невежественный человек мог бы сказать: “Какой абсурд! Ведь это же невозможно!”».
  «Эх, если бы только уметь всегда правильно толковать сновидения – так, как ты только что это сделал!» – сказал приятель.
  «Конечно, это дело непростое, но при некотором внимании самому грезящему это почти всегда должно удаваться. Почему чаще всего это не удается? Похоже, в ваших сновидениях есть нечто скрытое, нечто порочное, некая таинственность в нашей душе, которую трудно понять; потому-то так часто ваши сновидения кажутся лишенными смысла и даже противоречащими ему. Но в сущности это отнюдь не так; более того, это вообще не может быть так, ибо бодрствует человек или грезит, он всегда остается тем же».


[Закрыть].

Каким образом согласуются между собой моменты смещения, сгущения и сверхдетерминации при образовании сновидения, какой из этих факторов играет главную, а какой второстепенную роль, мы это оставим для дальнейших исследований. Пока же в качестве второго условия, которому должны удовлетворять элементы, попадающие в сновидение, мы можем сказать, что они избавлены от сопротивления со стороны цензуры. Но отныне при толковании сновидений мы будем учитывать смещение в сновидении в качестве несомненного факта.

Помимо обоих моментов – сгущения и смещения в сновидении, действенность которых мы обнаружили при превращении скрытого материала мыслей в явное содержание сновидения, при продолжении этого исследования мы встретим еще два условия, оказывающие несомненное влияние на выбор материала, попадающего в сновидение. Но вначале я бы хотел, даже рискуя тем, что это покажется остановкой на нашем пути, бросить взгляд на процессы, происходящие при толковании сновидений. Я не скрываю того, что проще всего было бы их объяснить и защитить их достоверность от возражений, если бы я взял за образец отдельное сновидение, дал его толкование, как это сделано мной в разделе (главе) II со сновидением об инъекции Ирме, затем сопоставил бы выявленные мысли сновидения и реконструировал из них образование сновидения, то есть дополнил бы анализ сновидений их синтезом. Эту работу – к собственной пользе – я проделал на нескольких примерах; но я не могу здесь к ней обратиться, поскольку этому препятствуют разного рода соображения, легко понятные любому вдумчивому читателю. При анализе сновидений эти соображения мешали не столь сильно, ибо анализ мог быть неполным и сохранял свою ценность, если ему удавалось хотя бы чуть-чуть проникнуть в ткань сновидения. Что касается синтеза, то, на мой взгляд, для того, чтобы быть убедительным, он должен быть полным. Полный синтез я мог бы дать лишь относительно сновидений тех людей, которые незнакомы читающей публике. Поскольку же средство для этого мне предоставляют лишь пациенты, невротики, то эту часть описания сновидения я должен отложить до тех пор, пока не смогу – в другом месте – продвинуться в психологическом объяснении неврозов настолько далеко, что можно будет связать их с нашей темой[231]231
  Дополнение, сделанное в 1909 году: С того времени полный анализ и синтез двух сновидений я привел во «Фрагменте анализа одного случая истерии», 1905. – Дополнение, сделанное в 1914 году: Наиболее полным истолкованием одного продолжительного сновидения нужно признать анализ О. Ранка в работе «Сон, истолковывающий сам себя» (Rank, 1910).


[Закрыть].

Из моих попыток синтетически создать сновидения из мыслей сновидения мне известно, что материал, получаемый при толковании, имеет различную ценность. Одну их часть составляют важные мысли сновидения, которые, стало быть, могли бы полностью заменить собой сновидение и которых было бы достаточно для такой замены, если бы не существовало цензуры. Другой части принято приписывать несущественную ценность. Не придается никакого значения и утверждению, что все эти мысли участвовали в образовании сновидения; скорее, среди них могут обнаружиться мысли, которые связываются с переживаниями, появившимися после сна, между временными точками сновидения и толкования. Эта часть охватывает все связующие пути, приведшие от явного содержания сновидения к его скрытым мыслям, а также опосредствующие и приближающие ассоциации, благодаря которым в ходе работы по толкованию мы получили знание об этих связующих путях.

Сейчас нас интересуют исключительно важные мысли сновидения. Большей частью они раскрываются в виде комплекса мыслей и воспоминаний самого запутанного построения со всеми особенностями мышления, известными нам из бодрствования. Нередко эти мысли исходят из более чем одного центра, но не лишены точек соприкосновения; почти всегда возле одного ряда мыслей находится ему противоположный, который связан с ним по ассоциации по контрасту.

Разумеется, отдельные части этого сложного образования находятся в самых разнообразных логических отношениях друг с другом. Они образуют передний и задний планы, отступления и объяснения, условия, доказательства и возражения. Когда вся масса этих мыслей подвергается прессованию в работе сновидения, причем отдельные части переворачиваются, раздробляются и сдвигаются, словно дрейфующий лед, возникает вопрос, что же происходит с логическими связями, которые дотоле образовывали структуру. Как же изображаются в сновидении эти «если», «потому что», «подобно тому, как», «хотя», «либо – либо» и все остальные предлоги[232]232
  Здесь и ниже Фрейд имеет в виду союзы. – Прим. пер.


[Закрыть], без которых мы не можем представить себе речи и предложений?

Прежде всего на это нужно ответить, что сновидение не имеет в своем распоряжении средств для изображения таких логических связей между мыслями сновидения. Большей частью оно оставляет без внимания все эти предлоги и подвергает переработке лишь объективное содержание мыслей сновидения. На долю толкования и выпадает восстановление связи, которую уничтожила работа сновидения.

Отсутствие у сновидения способности к выражению этой связи объясняется, по всей видимости, самим психическим материалом, с которым оно работает. В таких же ограничительных рамках находятся и изобразительные искусства, живопись и скульптура, в сравнении с поэзией, которая может прибегнуть к речи; и здесь тоже причина такой неспособности заключается в материале, посредством обработки которого оба искусства стремятся что-либо выразить. Прежде чем живопись пришла к пониманию своих законов, она старалась исправить этот недостаток. На древних портретах возле уст изображенных людей на листке писались слова, которые отчаялся передать в образе художник.

Возможно, мне здесь возразят, оспаривая отказ сновидения от изображения логических связей. Ведь существуют сновидения, в которых совершаются самые сложные умственные операции, приводятся доводы и контрдоводы, имеются шутки и сравнения, как в бодрствующем мышлении. Но и здесь тоже это всего лишь видимость; если подвергнуть такие сны толкованию, то мы увидим, что все это – материал сновидения, а не изображение интеллектуальной работы во сне. Здесь мнимое мышление передает содержание мыслей сновидения, а не отношение этих мыслей друг к другу, в установлении которого и состоит мышление. Я еще приведу примеры этому. Но проще всего констатировать, что все разговоры, которые происходят в сновидениях и которые безо всяких сомнений таковыми можно назвать, представляют собой точные или слегка измененные копии разговоров, сохранившихся в воспоминаниях материала сновидения. Разговор – это зачастую всего лишь намек на событие, содержащееся в мыслях сновидения; смысл сновидения совершенно иной.

Однако я не буду оспаривать того, что в образовании сновидения принимает участие также и критическая мыслительная работа, которая не просто повторяет материал, относящийся к мыслям сновидения. Влияние этого фактора я проясню в конце нашего обсуждения. Тогда станет понятным, что эта мыслительная работа вызывается не мыслями сновидения, а самим, в известном смысле уже готовым сновидением.

Пока же мы остановимся на том, что логические отношения между мыслями сновидения не находят во сне особого выражения. Если, например, в сновидении обнаруживается противоречие, то это будет либо противоречием самому сновидению, либо противоречием в содержании одной из мыслей сновидения; противоречию между мыслями сновидения соответствует противоречие в сновидении, передаваемое лишь самым косвенным образом.

Но подобно тому, как в живописи в конце концов удалось прийти к выражению речи изображенных людей, нежности, угрозы, предостережения и т. п. не иначе, как с помощью развевающегося листка, так и для сновидения нашлась возможность выражать отдельные логические отношения между своими мыслями посредством соответствующей модификации изображения. Мы можем наблюдать, что разные сновидения ведут себя при этом по-разному; если одно сновидение совершенно игнорирует логическую структуру своего материала, то другое пытается как можно полнее ее передать. В таком случае сновидение в большей или меньшей степени отходит от предлагаемого ему для переработки текста. Впрочем, сновидение аналогичным образом поступает и с временной связью мыслей, если такая связь создается в бессознательном (как, например, в сновидении об инъекции Ирме).

Однако с помощью каких средств работа сновидения способна обозначить трудно представимые отношения в материале сна? Я попытаюсь перечислить их по отдельности.

Прежде всего сновидение учитывает несомненно имеющуюся связь между всеми частями содержащихся в нем мыслей, объединяя этот материал в единое целое в виде ситуации или события. Логическую взаимосвязь оно передает как одновременность; при этом оно поступает словно художник, который объединяет, например, всех философов или поэтов в образе школы в Афинах или Парнаса. Хотя они никогда не собирались в одном зале или не были вместе на вершине горы, при вдумчивом рассмотрении они образуют сообщество[233]233
  Фрески Рафаэля в Ватикане.


[Закрыть].

Этим же способом изображения пользуется сновидение. Если оно изображает два элемента рядом друг с другом, то, значит, оно ручается за особенно тесную связь между соответствующими элементами в мыслях сновидения. Это похоже на нашу систему письма: аб означает, что обе буквы должны произноситься в один слог, а и б с пробелом позволяют нам распознать а как последнюю букву одного слова, а б – как первую букву другого. Следовательно, комбинации сновидения образуются не из каких угодно, совершенно раздельных составных частей материала, а из таких, которые находятся в тесной связи друг с другом также и в мыслях сновидения.

Для изображения причинных отношений у сновидения есть два способа, которые, в сущности, сводятся к одному и тому же. Более часто встречающийся способ изображения, когда мысли сновидения можно представить примерно так: раз было так-то и так-то, то, значит, должно было случиться то-то и то-то, заключается в том, что второстепенное предложение изображается в виде предварительного сновидения, а затем главное предложение – в виде основного сна. Если я правильно толковал, последовательность может быть и обратной, но главному предложению всегда соответствует более широко развернутая часть сновидения.

Прекрасный пример такого изображения причинной связи однажды представила мне одна пациентка, сновидение которой я впоследствии приведу полностью. Оно состояло из небольшого вступления и очень длительной главной части, которая центрировалась на одной теме и могла бы быть озаглавлена «С помощью цветов». Предварительный сон был таким. Она идет на кухню к двум служанкам и бранит их за то, что они не могут приготовить «самую малость еды». При этом она видит в кухне множество грубой посуды, перевернутой для того, чтобы стекали капли, и сваленной в кучу друг на друга. Обе служанки идут за водой, при этом они должны зайти в реку, протекающую рядом с домом или двором.

За этим следует главное сновидение, которое начинается так. Она спускается сверху, перелезая через своеобразные парапеты, и рада тому, что нигде при этом не цепляется платьем, и т. д. Предварительное сновидение относится к родительскому дому женщины. Слова в кухне она довольно часто слышала от своей матери. Груды грубой посуды относятся к обычной посудной лавке, которая находилась в их доме. Вторая часть сновидения содержит намек на отца, который часто волочился за служанками, а затем во время наводнения – дом стоял на берегу реки – простудился и умер. Стало быть, мысль, скрывающаяся за этим вступлением, гласит: «Поскольку я родилась в этом доме, в обстановке мелочности и безотрадности». Главное сновидение подхватывает эту же мысль и придает ей измененную исполнением желания форму: «Я высокого происхождения». Таким образом, получается: «Поскольку я низкого происхождения, моя жизнь сложилась так-то и так-то».

Насколько я знаю, разделение сновидения на две неравные части не всегда означает причинную связь между мыслями обеих частей. Часто кажется, будто в обоих сновидениях изображается один и тот же материал, но с разных точек зрения; несомненно, это относится к заканчивающейся поллюцией серии сновидений, в которой соматическая потребность требует все более ясного выражения. Или же оба сновидения проистекают из отдельных центров материала сновидения и пересекаются друг с другом в содержании, а потому в одном сновидении центром является то, что в другом служит лишь косвенным указанием, и наоборот. Однако в ряде сновидениях разделение на более короткое предварительное и более продолжительное главное сновидение фактически означает причинную связь между обеими частями. Другой способ изображения причинных связей используется при менее обширном материале, и он заключается в том, что один образ в сновидении – будь то человек или предмет – превращается в другой. Только там, где мы видим в сновидении, что происходит подобное превращение, мы можем всерьез говорить о наличии причинной взаимосвязи, но не там, где мы просто замечаем, что на смену одному теперь пришло другое. Я уже говорил, что оба способа изображения причинной связи сводятся к одному и тому же; в обоих случаях причинная связь изображается через последовательность: в одном случае через следование друг за другом сновидений, в другом случае – через непосредственное превращение одного образа в другой. Однако в большинстве случаев причинная связь вообще не изображается, а заменяется неизбежной также и в сновидении последовательностью элементов.

Альтернативу «либо – либо» сновидение вообще не способно выразить; обычно оно включает ее звенья во взаимосвязь в качестве равноценных элементов. Классическим примером этого служит сновидение об инъекции Ирме. Его скрытые мысли, очевидно, гласят: «Я не виновен в том, что у Ирмы сохраняются боли; в этом повинно либо то, что она противится принятию решения, либо то, что она находится в неблагоприятных сексуальных условиях, которые я не могу изменить, либо ее боли вообще имеют не истерическую, а органическую природу». Сновидение осуществляет, однако, все эти чуть ли не исключающие друг друга возможности, и ничего не мешает тому, чтобы оно добавило еще и четвертое такое решение. Альтернативу «либо – либо» я включил во взаимосвязь мыслей сновидения лишь после его истолкования.

Но если рассказчик, сообщая о сновидении, хочет употребить союзные слова «либо – либо»: «Это был либо сад, либо комната», – то в мыслях сновидения содержится не альтернатива, а союз «и», простое присоединение. С помощью «либо – либо» чаще всего мы описываем расплывчатый характер какого-либо элемента сновидения, который пока еще можно определить. В этом случае правило толкования гласит: отдельные части мнимой альтернативы следует сопоставить друг с другом и связать при помощи союза «и». Например, мне снится: после того как я напрасно долгое время надеялся узнать адрес находящегося в Италии друга, я получаю телеграмму, сообщающую мне этот адрес. Я вижу его отпечатанным голубым цветом на бумажной ленте телеграммы; первое слово не ясно:

то ли via,

или Villa, второе отчетливо: Sezerno

или даже (Casa);

Второе слово, похожее по созвучию на итальянское имя и напоминающее мне о наших этимологических спорах, выражает также мою досаду на то, что он так долго скрывал от меня свое местопребывание; однако каждое из звеньев, относящихся к первому слову, при анализе предстает в качестве самостоятельного и равноправного исходного пункта цепочки мыслей.

Ночью, накануне похорон моего отца, мне приснились печатная табличка, плакат или небольшая афиша – похожая на объявления в залах ожидания на вокзалах о запрещении курить, – на которой можно прочесть либо:

Просьба закрыть глаза,

либо

Просьба закрыть глаз.

Каждая из этих надписей имеет свой особый смысл и при толковании сновидения ведет своим особым путем. Я выбрал как можно более скромную церемонию, потому что знал, как покойный относился к подобным мероприятиям. Другие члены семьи были не согласны с моей пуританской простотой; они считали, что будет стыдно перед гостями, пришедшими на похороны. Отсюда просьба в сновидении «закрыть глаза», то есть проявить снисхождение. Значение расплывчатости, которую мы описываем при помощи «либо – либо», понять здесь очень легко. Сновидению не удалось создать целостного, недвусмысленного словесного выражения своих мыслей. Поэтому оба ряда мыслей отделяются друг от друга уже в содержании сновидения.

В некоторых случаях разделение сновидения на две равные части выражает альтернативу, которую сложно изобразить.

Чрезвычайно интересно отношение сновидения к категориям противоположности и противоречия. Ими просто-напросто пренебрегают, как будто слова «нет» для сновидения не существует. Противоположности с особым пристрастием собираются в единое целое или изображаются в чем-то одном. Сновидение позволяет себе даже изображать любой элемент в виде его противоположности, а потому ни про один элемент, способный иметь свою противоположность, вначале неизвестно, какое качество он имеет в мыслях сновидения – положительное или отрицательное[234]234
  Дополнение, сделанное в 1911 году: Из работы К. Абеля «Противоположный смысл первых слов» (1884) (см. мой реферат, 1910e) я узнал об удивительном, подтвержденном также другими языковедами факте, что древнейшие языки ведут себя здесь точно так же, как сновидение. Вначале у них имеется лишь одно слово для обозначения противоположных качеств или действий (сильнослабый, староюный, далекоблизкий, связывать-разделять), а отдельные слова для обозначения обеих противоположностей образуются только вторично путем небольших модификаций общего первичного слова. Абель приводит множество доказательств таких отношений в древнеегипетском языке, но наглядно показывает, что в остаточной форме они сохраняются также в семитских и индогерманских языках.


[Закрыть]. В одном из вышеупомянутых сновидений, придаточное предложение которого мы уже истолковали («поскольку я такого происхождения»), моя пациентка спускается по парапету и при этом держит в руках цветущую ветку. Поскольку по поводу этого образа у нее появляется мысль о том, что на изображениях Благовещения девы Марии (саму ее зовут Марией) ангел держит в руке стебель лилии, а также о том, как во время праздника Тела Христова девушки, одетые во все белое, идут по улицам, украшенным зелеными ветками, то цветущая ветвь в сновидении, несомненно, является указанием на половую невинность. Но ветка сплошь усажена красными цветами, каждый из которых по отдельности напоминает камелию. В конце ее пути – снится ей дальше – почти все цветы опали; затем следуют несомненные намеки на месячные. Таким образом, та же самая ветка, которую, словно лилию, несет невинная девушка, одновременно служит намеком на даму с камелиями, которая, как известно, всегда носила белые камелии, но во время месячных – красные. Эта же цветущая ветвь («девичьи цветы» в песнях мельничихи у Гёте [в «Измене мельничихи»]) изображает половую невинность и в то же время ее противоположность. То же самое сновидение, выражающее радость того, что ей удалось незапятнанно прожить свою жизнь, позволяет обнаружить в отдельных местах (например, в опадении цветов) противоположный ход мыслей: что она допускала (а именно в детстве) различные прегрешения против сексуальной чистоты и невинности. При анализе сновидения мы можем четко разделить два ряда мыслей, из которых отрадный расположен на поверхности, а полный упреков – глубже; оба они полностью противоречат друг другу, а их одинаковые, но противоположные элементы нашли свое выражение в одних и тех же элементах сновидения.

В полной мере механизм образования сновидения считается лишь с единственной логической связью. Это отношение сходства, согласования соприкосновения, отношение «подобно тому, как», которое в отличие от всех остальных может изображаться в сновидении самыми разными способами. Имеющиеся в материале сновидения покрытия или случаи «подобно тому, как» представляют собой первые опорные точки образования сновидения, и значительная часть работы сновидения заключается в создании новых таких покрытий, если те, что уже имеются, не могут попасть в сновидение из-за сопротивления цензуры. На помощь изображению отношения сходства приходит работа сгущения в сновидении.

Сходство, согласование, общность обычно изображается сновидением через объединение в одно целое, которое либо уже имелось в материале сновидения, либо образуется заново. Первый случай мы можем назвать идентификацией, второй – смешанным образованием. Идентификация используется там, где речь идет о людях; смешанное образование – там, где материалом соединения служат вещи, хотя смешанные образования образуются также и из людей. Зачастую с местностями обходятся так же, как с людьми.

Идентификация заключается в том, что в содержании сновидения изображается только один человек из всех людей, связанных между собой общим сходством, тогда как другой человек или все остальные словно не имеют значения для сновидения. Однако этот человек, замещающий другого, входит в сновидении во все отношения и ситуации, которые касаются его самого или замещаемых людей. В случае смешанного образования, распространяющегося на людей, уже в образе сновидения имеются черты, присущие отдельным людям, но не являющиеся для них общими, а потому в результате объединения этих черт возникает новая единица, смешанный персонаж. Само смешение может происходить разными способами. Либо персонаж сновидения имеет имя одного человека – тогда мы каким-то образом, совершенно аналогичным знанию в бодрствовании, знаем, что имеется в виду тот или иной человек, – тогда как внешние черты принадлежат другому; либо сам образ в сновидении складывается из внешних черт, которые на самом деле распределяются между обоими. Вместо этих внешних черт второй человек может быть также представлен приписываемыми ему манерами, словами, которыми его наделяют, или ситуацией, в которую его помещают. В последнем случае строгое различие между идентификацией и образованием смешанного персонажа начинает исчезать. Бывает, однако, и так, что образование такого смешанного персонажа не удается. В таком случае эпизод в сновидении приписывается одному человеку, а другой – как правило, более важный – выступает в роли безучастного зрителя. Сновидец рассказывает, например: «При этом присутствовала и моя мать» (Штекель). Такой элемент содержания сновидения можно сравнить с детерминативом в иероглифическом письме, который предназначен не для высказывания, а для уточнения другого знака.

То общее, что оправдывает объединение двух людей, то есть побуждает к этому, может изображаться в сновидении либо отсутствовать. Как правило, идентификация или образование смешанного персонажа служит как раз тому, чтобы не изображать это общее. Вместо того чтобы повторять: А настроен враждебно ко мне, но и Б тоже, я образую в сновидении смешанный персонаж, состоящий из А и Б, или представляю А, который ведет себя так, как это характерно для Б. Полученный таким образом смешанный персонаж предстает передо мной в сновидении в новой взаимосвязи, а в том обстоятельстве, что он означает как А, так и Б, я нахожу затем основание включить в соответствующее место толкования сновидения то, что является общим для того и другого, а именно враждебное к себе отношение. Таким способом я часто достигаю необычайного сгущения содержания сновидения; я могу избежать непосредственного изображения очень сложных отношений, связанных с человеком, если взамен этого человека я нахожу другого, который имеет такие же притязания на часть этих отношений. Нетрудно понять, в какой мере это изображение при помощи идентификации может также помогать избежать сопротивления со стороны цензуры, ставящей работу сновидения в столь сложные условия. Поводом для цензуры могут быть как раз те представления, которые связаны в материале с данным человеком; тогда я нахожу второго человека, который также имеет отношение к забракованному материалу, но только к части его. Соприкосновение в пункте, не свободном от цензуры, дает мне теперь право образовать смешанный персонаж, характеризующийся в обоих направлениях индифферентными чертами. Этот смешанный или идентифицированный персонаж, будучи уже свободным от цензуры, пригоден для того, чтобы войти в содержание сновидения, а я благодаря использованию сгущения в сновидении удовлетворил требования цензуры.