Текст книги "Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия"

До сих пор мы прослеживали желание в сновидении, выводили его из области Бсз и разбирали его отношение к дневным остаткам, которые, со своей стороны, могут быть либо желаниями, либо психическими побуждениями какого-либо иного рода, либо просто недавними впечатлениями. Таким образом, мы оставили место для требований, которые можно выдвинуть с точки зрения того значения, которое мыслительная работа в бодрствовании – во всем ее многообразии – имеет для образования снов. Не было бы ничего невозможного в том, что на основании вереницы наших мыслей мы объяснили бы даже те крайние случаи, в которых сновидение, продолжая дневную работу, доводит до удачного завершения задачу, которая была не разрешена в бодрствовании. Нам разве что недостает примера такого рода, чтобы посредством его анализа раскрыть инфантильный или вытесненный источник желания, привлечение которого столь успешно подкрепило усилия предсознательной деятельности. Но мы ни на шаг не приблизились к решению загадки, почему бессознательное во сне не может дать ничего, кроме движущей силы для исполнения желания. Ответ на этот вопрос должен пролить свет на психическую природу желания; мы попытаемся его дать, используя схему психического аппарата.

Мы не сомневаемся, что и этот аппарат достиг своего нынешнего совершенства лишь путем длительного развития. Попробуем перенести его на более раннюю ступень функционирования. Гипотезы, имеющие под собой иное обоснование, говорят нам о том, что вначале этот аппарат стремился по возможности оберегать себя от раздражений и поэтому в первоначальной своей конструкции принял схему рефлекторного аппарата, которая позволяла ему поступавшее к нему извне чувственное возбуждение тотчас отводить по моторному пути. Но жизненная необходимость нарушает эту простую схему; ей психический аппарат и обязан толчком к дальнейшему совершенствованию. Жизненная необходимость предстает вначале перед ним в форме важных телесных потребностей. Вызванное внутренней потребностью возбуждение будет стремиться к оттоку в подвижность, которую можно охарактеризовать как «внутреннее изменение» или как «выражение душевного движения». Голодный ребенок будет беспомощно кричать или вертеться. Ситуация, однако, не меняется, ибо возбуждение, проистекающее из внутренней потребности, соответствует не подталкивающей в данный момент, а непрерывно действующей силе. Перемена может наступить только тогда, когда каким-то образом – у ребенка благодаря посторонней помощи – появляется опыт переживания удовлетворения, устраняющего внутреннее раздражение. Важная составная часть этого переживания – появление определенного восприятия (например, еды), образ воспоминания о котором отныне остается ассоциированным со следом памяти о возбуждении, вызванном потребностью. Как только эта потребность появляется в следующий раз, благодаря установившейся связи возникает психический импульс, который стремится вновь катектировать образ воспоминания о том восприятии и снова вызвать само восприятие, то есть, по существу, воспроизвести ситуацию первого удовлетворения. Такой импульс и есть то, что мы называем желанием; повторное появление восприятия – это исполнение желания, а полный катексис восприятия возбуждением, вызванным потребностью, – кратчайший путь к исполнению желания. Нам ничего не мешает допустить примитивное состояние психического аппарата, в котором действительно совершается этот путь, то есть в котором желание выливается в галлюцинацию. Стало быть, эта первая психическая деятельность направлена на идентичность восприятия, а именно на повторение того восприятия, которое связано с удовлетворением потребности.

Горький жизненный опыт заставляет эту примитивную мыслительную деятельность измениться в более целесообразную, вторичную. Создание идентичности восприятия коротким регредиентным путем внутри аппарата не имеет в другом месте последствий, связанных с катексисом извне того же самого восприятия. Удовлетворение не наступает, потребность сохраняется. Чтобы внутренний катексис сделать равноценным внешнему, его пришлось бы непрерывно поддерживать, как это и в самом деле происходит при галлюцинаторных психозах и в фантазиях, вызванных голодом, которые исчерпывают свою психическую работу удерживанием желанного объекта. Чтобы достичь более целесообразного использования психической энергии, необходимо остановить полную регрессию, чтобы она не вышла за рамки образа воспоминания и, основываясь на нем, смогла бы найти себе другие пути, которые в конечном счете ведут из внешнего мира к созданию желанной идентичности[361]361
  Дополнение, сделанное в 1919 году: Другими словами: признается необходимым введение «проверки реальности».


[Закрыть]. Это торможение, а также последующее отклонение возбуждения становятся задачей второй системы, которая управляет произвольной подвижностью, то есть к работе которой добавляется использование подвижности в упомянутых ранее целях. Однако вся эта сложная мыслительная деятельность, которая развертывается от образа воспоминания до создания внешним миром идентичности восприятия, представляет собой лишь окольный путь к исполнению желания, ставший необходимым вследствие опыта[362]362
  Исполнение желания в сновидении справедливо восхваляет Ле Лорен (1895): «Sans fatigue sérieuse, sans être obligé de recourir à cette lutte opiniâtre et longue qui use et corrode les jouissances poursuivies». («Без серьезной усталости, не будучи обязанным обращаться к этой упорной и долгой борьбе, которая изнуряет и разрушает радости жизни, к которым стремится человек»). – Прим. пер.


[Закрыть]. Ведь мышление – это не что иное, как замена галлюцинаторного желания, и если сновидение представляет собой исполнение желания, то само собой разумеется, что только желание и способно побуждать наш психический аппарат к работе. Сновидение, исполняющее свои желания коротким регредиентным путем, тем самым лишь сберегло для нас образец первичного – отвергнутого как нецелесообразного – принципа действия психического аппарата. Как будто в ночную жизнь изгнано то, что некогда царило в бодрствовании, когда психическая жизнь была еще юна и нерадива; как будто мы снова находим в детской давно оставленное примитивное оружие взрослого человечества, лук и стрелы. Сновидение – это кусок устаревшей детской душевной жизни. При психозах эти принципы действия психического аппарата, обычно подавленные в бодрствовании, снова заставляют с собой считаться и затем обнаруживают свою неспособность удовлетворять наши потребности, относящиеся к внешнему миру[363]363
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Этот ход мыслей я изложил также в другой работе («Формулировка двух принципов психического события», 1911b) и в качестве двух принципов представил принцип удовольствия и принцип реальности.


[Закрыть].

Бессознательные импульсы желания стремятся, по-видимому, заявить о себе и днем, а факт переноса, а также психозы свидетельствуют о том, что они стремятся через систему предсознательного проникнуть в сознание и управлять подвижностью. Стало быть, в цензуре между Бсз и Псз, предположить которую нас прямо-таки заставляет сновидение, мы должны видеть и чтить стража нашего душевного здоровья. Но не будет ли неосторожным со стороны этого стража, что ночью он ослабляет свою деятельность, позволяет выразиться подавленным импульсам Бсз и вновь допускает галлюцинаторную регрессию? Я полагаю: не будет, ибо, когда критический страж отправляется отдыхать – у нас есть доказательства того, что сон его все же неглубокий, – он закрывает также ворота к подвижности. Какие бы импульсы ни стремились попасть на сцену из обычно сдержанного Бсз, к ним можно относиться спокойно, они остаются безобидными, потому что не способны привести в движение моторный аппарат, без которого нельзя повлиять на внешний мир, что-либо в нем меняя. Состояние сна гарантирует безопасность охраняемой крепости. Не так безобидно все складывается, когда смещение энергий происходит не в результате ночного снижения расхода энергии со стороны критической цензуры, а вследствие патологического ее ослабления или вследствие патологического усиления бессознательных возбуждений в то время, когда предсознательное катектировано, а ворота к подвижности открыты. Страж терпит тогда поражение, бессознательные возбуждения подчиняют себе Псз, овладевают оттуда нашей речью и нашими действиями или вынуждают к галлюцинаторной регрессии и управляют не предназначенным для них аппаратом вследствие притягательности восприятий, влияющих на распределение нашей психической энергии. Это состояние мы называем психозом.

У нас здесь есть самая благоприятная возможность продолжить работу по возведению психологического остова здания, которую мы оставили после добавления систем Бсз и Псз. Но у нас есть еще достаточно мотивов, чтобы задержаться на оценке желания как единственной психической движущей силы сновидения. Мы выяснили, что сновидение всякий раз представляет собой исполнение желания потому, что оно является продуктом системы Бсз, которая не знает иной цели своей работы, кроме исполнения желаний, и не располагает иными силами, кроме импульсов желаний. Если мы хоть на мгновение дольше будем настаивать на своем праве заниматься далеко идущими умозрительными психологическими рассуждениями, основываясь на толковании сновидений, то мы будем обязаны показать, что благодаря им мы включаем сновидение во взаимосвязь, способную охватить и другие психические образования. Если система Бсз – или нечто аналогичное ей в контексте наших рассуждений – существует, то сновидение не может быть ее единственным выражением; любой сон может быть исполнением желания, но, кроме сновидений, должны существовать еще и другие формы отклоняющегося от нормы исполнения желаний. И действительно, теория всех психоневротических симптомов сводится к одному положению, что и они тоже должны пониматься как исполнения желаний бессознательного[364]364
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Правильнее сказать: одна часть симптома соответствует бессознательному исполнению желания, другая – реактивному образованию, направленному против него.


[Закрыть]. Благодаря нашему объяснению сновидение становится лишь первым членом чрезвычайно важного для психиатра ряда, понимание которого означает решение чисто психологической стороны психиатрической задачи[365]365
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Хьюлингс Джексон сказал: «Разузнайте все о сновидениях, и вы узнаете все, что можно знать об умопомешательстве». («Find out all about dreams and you will have found out all about insanity».)


[Закрыть]. У других членов этого ряда исполнений желаний, например у истерических симптомов, мне известна, однако, существенная особенность, которой не хватает в сновидении. Из исследований, неоднократно упоминавшихся в этой работе, я знаю, что для образования истерического симптома должны соединиться два течения нашей душевной жизни. Симптом – это не просто выражение реализованного бессознательного желания; должно добавиться еще и желание из предсознательного, которое исполняется посредством того же симптома, а потому симптом детерминируется по меньшей мере двояким образом, двумя желаниями находящихся в конфликте систем. Дальнейшей сверхдетерминации – как и в случае сновидения – не установлено никаких границ. Насколько я понимаю, детерминация, не происходящая из системы Бсз, обычно является реакцией на бессознательное желание, например самонаказанием. Следовательно, я могу в целом сказать: истерический симптом возникает лишь там, где в одном выражении могут совпасть два противоположных исполнения желаний, каждое из которых имеет источником свою психическую систему. (Ср. мои последние формулировки возникновения истерических симптомов в статье «Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности», 1908а.) Примеры едва ли принесут здесь пользу, поскольку только полное раскрытие имеющихся осложнений может пробудить убеждение. Поэтому я довольствуюсь утверждением и приведу пример просто не по причине его доказательной силы, а из-за его наглядности. Истерическая рвота одной моей пациентки оказалась, с одной стороны, исполнением бессознательной фантазии, относящейся к ее пубертатному возрасту, а именно желания постоянно быть беременной, иметь бесчисленное количество детей, к которому затем добавилась мысль: от как можно большего числа мужчин. В ответ на это необузданное желание возник сильнейший защитный импульс. Но так как от рвоты пациентка могла утратить свою полноту и красоту и из-за этого не понравилась бы ни одному мужчине, симптом был верен также карающим мыслям и, допущенный с обеих сторон, мог реализоваться. Этот же способ обращаться с исполнением желания избрала парфянская царица в отношении триумвира Красса. Она считала, что он предпринял поход из-за жажды золота, и поэтому велела влить в глотку трупа расплавленное золото. «Вот тебе то, чего ты хотел». О сновидении до сих пор мы знаем лишь то, что оно выражает исполнение желания бессознательного; похоже, что господствующая предсознательная система позволяет исполнить желание, вынудив сновидение совершить определенные искажения. И в самом деле, как правило, невозможно выявить ход мыслей, противоположный желанию в сновидении, который, как и его антагонист, осуществляется во сне. Лишь кое-где при анализе сновидений нам попадались признаки реактивных образований, например нежное чувство к приятелю Р. в сновидении о дяде.

Мы можем, однако, в другом месте отыскать недостающую составляющую из предсознательного. Сновидение может выразить желание из Бсз после всякого рода искажений, тогда как господствующая система сосредоточилась на желании спать, реализовала это желание, вызвав возможные для себя изменения катексиса в психическом аппарате, и поддерживает его на протяжении всего сна.

Это поддерживаемое желание спать, относящееся к предсознательному, в общем и целом облегчает образование сновидения. Вспомним сон отца, которого свет в комнате покойника заставляет предположить, что тело могло загореться. В качестве одной из психических сил, сыгравших решающую роль в том, что отец делает в сновидении этот вывод, вместо того чтобы проснуться от мерцания света, мы выявили желание хотя бы на мгновение продлить жизнь представившегося во сне ребенка. Другие желания, проистекающие из вытесненного, вероятно, от нас ускользают, поскольку проанализировать это сновидение у нас нет возможности. Однако в качестве второй движущей силы этого сновидения мы можем добавить потребность отца во сне; подобно тому, как благодаря сновидению продлевается жизнь ребенка, точно так же на мгновение продлевается и сон отца. Пусть будет это сновидение, – гласит эта мотивировка, – иначе мне придется проснуться. Как в этом, так и во всех других сновидениях желание спать оказывает бессознательному желанию свою поддержку. Ранее мы рассказывали о сновидениях, которые со всей очевидностью предстают как сновидения об удобстве. Собственно говоря, все сновидения претендуют на это название. В снах, приводящих к пробуждению, которые перерабатывают внешний чувственный раздражить таким образом, что он становится сочетаемым с продолжением сна, вплетают его в сновидение, чтобы лишить его требований, которые он мог бы предъявить в качестве напоминания о внешнем мире, действенность желания продолжить спать обнаружить проще всего. Оно же, однако, должно вносить свою лепту в допущение всех других сновидений, способных посягать на состояния сна лишь изнутри. То, что Псз порой говорит сознанию, когда сновидение заходит чересчур далеко: «Не тревожься и продолжай спать, ведь это всего лишь сон», – в общем и целом описывает, пусть это и не произносится вслух, отношение нашей господствующей душевной деятельности к сновидениям. Я вынужден сделать вывод, что в состоянии сна мы всегда твердо знаем, что нам что-то снится, как знаем и то, что мы спим. Совершенно необходимо пренебречь возражением, что на одну мысль наше сознание не направляется никогда, на другую – только по определенному поводу, когда цензура, так сказать, чувствует себя застигнутой врасплох. Напротив, есть люди, у которых ночное знание о том, что они спят и видят сны, становится совершенно явным, и которым, стало быть, по-видимому, присуща сознательная способность управлять жизнью во сне. Такой сновидец, например, недоволен оборотом, который принимает сновидение, он прерывает его, не просыпаясь, и начинает его сызнова, чтобы по-другому продолжить, подобно тому, как популярный писатель по желанию дает своей пьесе более счастливый конец. Или в другой раз он рассуждает про себя во сне, когда сновидение ввергло его в сексуально возбуждающую ситуацию: «Я не хочу дальше видеть сон про это и истощить себя поллюцией, я лучше приберегу это для реальной ситуации».

Маркиз д’Эрве (1867; Vaschide, 1911) утверждал, что приобрел такую власть над своими снами, благодаря чему мог по своему желанию ускорить их течение и дать им любое направление. Похоже, что у него желание спать предоставило место другому предсознательному желанию – желанию наблюдать свои сновидения и наслаждаться ими. С таким желанием-намерением сон может уживаться точно так же, как и с ограничением, выступающим условием пробуждения (сон кормилицы). Также известно, что интерес к сновидениям у всех людей значительно повышает количество запоминающихся после пробуждения снов.

О других наблюдениях, касающихся управления снами, сообщает Ференци: «Сновидение со всех сторон перерабатывает именно ту мысль, которая занимает психику, при грозящей опасности неудачи в исполнении желания создает во сне образ, испытывает его с точки зрения новой формы решения, пока наконец ему не удается исполнить желание удовлетворительным, компромиссным способом».

Зная теперь о том, что предсознательное настроено ночью на желание спать, мы можем с пониманием проследить далее процесс сновидения. Но сначала мы подытожим все то, что знали о нем до сих пор. Итак, либо после работы в бодрствовании сохраняются дневные остатки, которые не могут полностью лишиться энергетического катексиса; либо в результате работы в бодрствовании днем оживляется одно из бессознательных желаний, либо то и другое совпадают; все эти разнообразные возможности мы уже обсуждали. Уже в течение дня или только с возникновением состояния сна бессознательное желание прокладывает себе путь к дневным остаткам и на них переносится. Теперь возникает желание, перенесенное на недавний материал, или же подавленное недавнее желание вследствие подкрепления из бессознательного оживляется заново. Через Псз, с которым это желание одной своей составной частью связано, оно стремится обычным путем мыслительных процессов проникнуть в сознание. Но оно наталкивается на цензуру, которая по-прежнему существует, и испытывает на себе ее влияние. Здесь оно подвергается искажению, уже подготовленному переносом на свежий материал. До сих пор оно находится на пути к тому, чтобы стать чем-то сродни навязчивому представлению, бредовой идее и т. п., то есть усиленной переносом мыслью, выражение которой искажено цензурой. Но теперь состояние сна предсознательного не допускает дальнейшего продвижения; вероятно, эта система, вследствие ослабления ее возбуждений, защищена от вторжения. Поэтому сновидение выбирает путь регрессии, открытый именно благодаря особенностям состояния сна, следуя при этом той притягательной силе, которую имеют для него группы воспоминаний, причем сами эти воспоминания присутствуют лишь в качестве зрительных катексисов и не переведены в сигналы последующих систем. На пути регрессии оно становится доступным изображению. О компрессии мы поговорим позднее. Теперь оно оставило позади вторую часть своего тернистого пути. Первая часть имеет прогредиентное направление от бессознательных сцен или фантазий к предсознательному; вторая часть ведет от границы цензуры обратно к восприятиям. Но когда процесс сновидения становится содержанием восприятия, он словно обходит преграду, выставленную ему цензурой и состоянием сна в Псз. Ему удается привлечь к себе внимание и стать замеченным сознанием. Сознание же, означающее для нас орган чувств для восприятия психических качеств, может возбуждаться в бодрствовании из двух пунктов. В первую очередь от периферии всего аппарата, из системы восприятии; кроме того, приятными и неприятными возбуждениями, являющимися чуть ли единственными психическими качествами при энергетических катексисах внутри аппарата. Все остальные процессы в ψ-системах, в том числе и в Псз, лишены психического качества и не являются объектами сознания, поскольку не доставляют ему для восприятия чувства удовольствия или неудовольствия. Мы вынуждены были предположить, что эти ощущения удовольствия и неудовольствия автоматически регулируют течение процессов катексиса. Позднее, однако, для достижения более тонких результатов выявилась необходимость сделать ход представлений более независимым от сигналов неудовольствия. С этой целью системе Псз потребовались собственные качества, которые могли бы привлечь сознание, и, весьма вероятно, она получила их благодаря объединению предсознательных процессов с не лишенной качественных характеристик системой воспоминаний о сигналах речи. Благодаря качествам этой системы сознание, бывшее до сих пор лишь органом чувств для восприятий, становится теперь еще и органом чувств для части наших мыслительных процессов. Теперь имеются, так сказать, две чувственные поверхности, одна из которых обращена к восприятию, другая – к предсознательным процессам мышления.

Я должен предположить, что обращенная к Псз чувственная поверхность сознания благодаря состоянию сна становится гораздо менее возбудимой, чем поверхность, направленная на В-системы. Более того, потеря интереса к ночным мыслительным процессам вполне целесообразна. В мышлении ничего не должно происходить; Псз желает спать. Если же сновидение стало восприятием, то благодаря приобретенным теперь качествам оно способно возбуждать сознание. Это чувственное возбуждение делает то, в чем, собственно, и состоит его функция; в форме внимания оно направляет часть имеющейся в Псз катектической энергии на то, что возбуждает. Таким образом, следует признать, что сновидение всякий раз будит, приводит в действие часть покоящейся энергии Псз. Влияние, оказываемое на него этой энергией, мы назвали вторичной переработкой, имея в виду связность и понятность сновидения. Это означает, что со сновидением обращаются как с любым другим содержанием восприятия; оно испытывает на себе влияние точно таких же представлений, продиктованных ожиданиями, если только их допускает его материал. С точки зрения направленности течения эта третья часть процесса снови́дения снова носит прогредиентный характер.

Во избежание недоразумений, наверное, уместно будет сказать несколько слов о временны́х особенностях этих процессов сновидения. Гобло (1896) своей весьма интересной идеей, навеянной, очевидно, загадкой сновидения Маури о гильотине, пытается показать, что время, которое занимает сновидение, относится лишь к переходному периоду между сном и пробуждением. Пробуждение требует времени; в это время и случается сновидение. Люди думают, что последний образ сновидения был настолько сильным, что вынудил к пробуждению. На самом деле он был таким сильным именно потому, что мы и так уже были близки к пробуждению. «Un rêve c’est un réveil qui commence»[366]366
  «Сон – это начинающееся пробуждение» (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть].

Еще Дюга (1897b) подчеркивал, что Гобло пришлось оставить в стороне многие факты, чтобы придать всеобщее значение своему тезису. Существуют также сновидения, от которых не просыпаешься, например, такие, в которых снится, будто что-то снится. Исходя из того, что нам известно о работе сновидения, мы не можем согласиться, что она распространяется лишь на период пробуждения. Напротив, мы должны предположить, что первая часть работы сновидения начинается уже днем, еще под властью предсознательного. Вторая ее часть – изменение под влиянием цензуры, притяжение бессознательными сценами, проникновение в восприятие – продолжается, пожалуй, всю ночь, и в этом отношении мы, видимо, всегда будем правы, сообщая о своем ощущении, что всю ночь нам что-то снилось, даже если мы и не можем сказать, что именно. Но я не думаю, что необходимо предполагать, будто процессы сновидения вплоть до осознания действительно придерживаются описанной нами временной последовательности: сначала имеется перенесенное желание, потом происходит искажение вследствие цензуры, за этим следует изменение направления в сторону регрессии и т. д. При описании нам пришлось создать такую последовательность; в действительности речь идет, пожалуй, об одновременном испытании того и другого пути, о колебании возбуждения, пока наконец из его сообразного цели накопления не остается какая-то одна группа. Основываясь на своем личном опыте, сам я считаю, что работе сновидения часто требуется больше одного дня и одной ночи, чтобы дать свой результат, причем необычайное искусство в построении сновидения перестает тогда казаться чем-то удивительным. По моему мнению, даже понятность как результат восприятия может проявиться еще до того, как сновидение привлекает к себе сознание. С этого момента, однако, процесс ускоряется, поскольку сновидение встречает теперь такое же к себе отношение, как и все остальное, что было воспринято. Это похоже на фейерверк, который готовится долгие часы, а сгорает в одно мгновение.

Благодаря работе сновидения процесс сновидения либо достигает теперь достаточной интенсивности, чтобы привлечь к себе сознание и пробудить предсознательное совершенно независимо от времени и глубины сна; либо его интенсивность для этого недостаточна, и оно должно выжидать, пока непосредственно перед пробуждением ему не пойдет навстречу ставшее более подвижным внимание. Большинство сновидений оперируют, по-видимому, сравнительно незначительными психическими интенсивностями, ожидая пробуждения. Этим объясняется, однако, и то, что мы обычно воспринимаем нечто приснившееся, когда нас неожиданно вырывают из глубокого сна. При этом, как и при спонтанном пробуждении, взгляд вначале устремляется на содержание восприятия, созданное работой сновидения, и только затем – на восприятие, получаемое извне.

Наибольший теоретический интерес вызывают, однако, сновидения, способные пробуждать посреди сна. Можно вспомнить о доказуемой повсюду целесообразности и задаться вопросом, почему сновидению, то есть бессознательному желанию, предоставлена власть нарушать сон, то есть мешать исполнению предсознательного желания. Должно быть, все дело в соотношениях энергии, о которых мы мало что знаем. Если бы мы обладали этими знаниями, то, наверное, обнаружили бы, что предоставление свободы сновидению и затраты на специальное внимание к нему представляют собой экономию энергии по сравнению с тем случаем, когда бессознательное ночью удерживается в тех же границах, что и днем. Как показывает опыт, снови́дение, даже если оно несколько раз за ночь прерывает сон, со сном совместимо. Человек на мгновение просыпается и тотчас вновь засыпает. Это похоже на то, как во сне отгоняешь от себя муху; просыпаешься специально с этой целью. Засыпая вновь, мы устраняем помеху. Исполнение желания спать, как показывают известные примеры о сне кормилиц и т. п., вполне совместимо с поддержанием известных затрат внимания в определенном направлении.

Здесь, однако, необходимо выслушать одно возражение, основанное на лучшем понимании бессознательных процессов. Мы сами характеризовали бессознательные желания как постоянно активные. Тем не менее днем они недостаточно сильны, чтобы дать о себе знать. Но если имеется состояние сна, а бессознательное желание проявило силу, чтобы образовать сновидение и с его помощью разбудить предсознательное, то почему эта энергия иссякает после того, как сновидение оказалось воспринятым? Не должно ли сновидение постоянно возобновляться подобно назойливой мухе, которая все снова и снова возвращается после того, как ее отгоняют? По какому праву мы утверждали, что сновидение устраняет нарушение сна?

Совершенно верно, что бессознательные желания всегда остаются активными. Они представляют собой пути, которые оказываются проходимыми всякий раз, когда ими пользуется некое количество возбуждения. Замечательная особенность бессознательных процессов как раз и состоит в том, что они остаются нерушимыми. В бессознательном ничего не кончается, ничего не пропадает и не забывается. Самое яркое впечатление об этом получаешь при изучении неврозов, особенно истерии. Бессознательный ход мыслей, ведущий к разрядке в виде приступа, тотчас становится вновь проходимым, когда накопилось достаточно возбуждения. Обида, возникшая тридцать лет назад, получив доступ к бессознательным источникам аффекта, все эти тридцать лет воздействует, словно недавняя. Стоит только затронуть воспоминание о ней, как она снова оживает и проявляется, катектированная возбуждением, которое находит себе моторный отвод в припадке. Именно здесь может вмешаться психотерапия. Ее задача заключается в том, чтобы обеспечить завершение и забывание бессознательных процессов. То, что мы склонны считать само собой разумеющимся и объясняем первичным влиянием времени на остатки душевных воспоминаний, стиранием воспоминаний и аффективной слабостью впечатлений, которые уже не являются свежими, – на самом деле представляет собой вторичные изменения, возникающие благодаря хлопотливой работе. Именно предсознательное совершает эту работу, и психотерапия не может пойти по иному пути, кроме пути подчинения Бсз господству Псз.

Таким образом, для отдельного бессознательного процесса возбуждения имеется два исхода. Либо он остается предоставленным самому себе, и тогда он в конце концов где-нибудь прорывается, обеспечивая своему возбуждению на сей раз выход к моторике, либо он подвергается воздействию предсознательного, и тогда его возбуждение связывается им, а не отводится. Последнее и происходит при процессе снови́дения. Катексис, идущий со стороны Псз навстречу ставшему восприятием сновидению, управляется теперь возбуждением в сознании и поэтому связывает бессознательное возбуждение сновидения, обезвреживая его как помеху. Если сновидец на мгновение просыпается, то это означает, что он и в самом деле отогнал от себя муху, угрожавшую нарушить сон. Мы можем теперь увидеть, что действительно было целесообразнее и выгоднее предоставить свободу бессознательному желанию, открыть ему путь к регрессии, чтобы оно образовало сновидение, а затем связать это сновидение и покончить с ним благодаря небольшим затратам предсознательной работы, нежели все время во сне держать в узде бессознательное. Ведь следовало ожидать, что сновидение, даже если первоначально оно не было целесообразным процессом, во взаимодействии сил душевной жизни должно было овладеть некой функцией. Мы видим, какова эта функция. Оно взяло на себя задачу вновь подчинить предсознательному отпущенное на волю возбуждение Бсз; при этом оно отводит возбуждение Бсз, служит ему клапаном и в то же время защищает сон предсознательного от незначительных затрат бодрствующей деятельности. Таким образом, в качестве компромисса, подобно другим психическим образованиям этого ряда, оно одновременно служит обеим системам, исполняя желания той и другой, поскольку они совместимы друг с другом. Если еще раз вернуться к «секреторной теории» Роберта (1886), о которой рассказывалось ранее, то мы увидим, что должны признать правоту этого автора в главном – в определении функции сновидения, тогда как в предположениях и в оценке процесса сновидения мы с ним расходимся[367]367
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Является ли это единственной функцией, которую мы можем признать за сновидением? Другой я не знаю. Хотя A. Мэдер сделал попытку (1912) отнести на счет сновидения другие, «вторичные» функции. Он исходил из верного наблюдения, что некоторые сны содержат в себе попытки решения конфликтов, которые действительно осуществляются впоследствии, то есть выступают своего рода упражнениями, предваряющими деятельность в бодрствовании. Поэтому он провел параллель между снови́дением и игрой животных и детей, которую следует понимать как предварительную репетицию имеющихся инстинктов и как подготовку к последующему серьезному поведению, и указал на fonction ludique снови́дения. Незадолго до Мэдера функция «предвосхищающего мышления» в сновидении подчеркивалась также А. Адлером (1911). (В опубликованном мною в 1905 году анализе [ «Фрагмент анализа одного случая истерии», раздел II, см. Studienausgabe, т. 6] каждую ночь вплоть до его осуществления повторялся сон, который следует понимать как намерение.)
  Однако несложное рассуждение должно нам показать, что в рамках толкования сновидений эта «вторичная» функция сновидения признания не заслуживает. Предвосхищающее мышление, осмысление намерений, проектирование попыток решения, которые затем при известных обстоятельствах могут осуществляться в бодрствующей жизни, – все это и многое другое является продуктом бессознательной и предсознательной духовной деятельности, которая в виде «дневного остатка» продолжается в состоянии сна и в таком случае может соединиться с бессознательным желанием для образования сновидения. Следовательно, функция предвосхищающего мышления в сновидении – это, скорее, функция предсознательного бодрствующего мышления, результат которой нам становится ясен благодаря анализу сновидений или же других феноменов. После того как в течение столь долгого времени сновидение отождествляли с его явным содержанием, теперь нужно остерегаться также того, чтобы смешивать сновидение с его скрытыми мыслями.


[Закрыть].