Текст книги "Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия"

 
Розы, тюльпаны, гвоздики,
Все цветы увядают.
 

 
Isabelita, no llores,
que se marchitan las flores[161]161
  «Маленькая Изабелла, не плачь, что цветы завяли». – Прим. пер.


[Закрыть].
 

Фрагмент из «Фигаро» на испанском.) Белые гвоздики стали у нас в Вене отличительным знаком антисемитов, красные – социал-демократов. За этим стоит воспоминание об антисемитской выходке во время одного моего железнодорожного путешествия по прекрасной Саксонии (англосаксы). Третья сцена, давшая элементы для построения первой ситуации сновидения, относится к моему раннему периоду студенчества. В одном немецком студенческом объединении состоялась дискуссия об отношении философии к естественным наукам. Я, зеленый юноша, исполненный материалистическими идеями, вылез вперед, чтобы отстаивать крайне одностороннюю точку зрения. Затем поднялся старший коллега, в дальнейшем проявивший свою способность управлять людьми и организовывать массы (кстати, он тоже носит фамилию, относящуюся к царству животных[162]162
  По всей видимости, речь идет об австрийском социал-демократе Викторе Адлере (1852–1918) (Адлер – по-немецки «орел» – Прим. пер.)


[Закрыть]), и изрядно нас отчитал; он тоже в молодости «пас свиней», но потом, раскаявшись, вернулся в отчий дом. Я вышел из себя (как в сновидении), повел себя по-свински грубо [saugrob, Sau – свинья] и ответил, что теперь, узнав, что он пас свиней, я ничуть не удивляюсь тону его речи (в сновидении я удивляюсь своему прогерманскому настроению). Огромное негодование; со всех сторон от меня потребовали взять свои слова обратно, но я оставался непоколебимым. Оскорбленный был слишком умен, чтобы принимать всерьез наглую выходку в свой адрес, и оставил этот вопрос.

Остальные элементы первой сцены в сновидении относятся к более глубоким слоям. Что означает прокламация графа о белокопытнике? Здесь я вынужден обратиться к своему ассоциативному ряду. Белокопытник (Huflattich) – lattice – салат – собака на сене (Salathund) (собака, которая и сама этого не ест, и другим не дает). Здесь уже просматривается набор ругательств: жираф, свинья, собака; я мог бы и окольным путем через одну фамилию прийти к ругательному слову «осел» и тем самым снова к издевке над одним университетским преподавателем. Кроме того, я перевожу – не знаю, правильно ли – белокопытник как «pisse-en-lit»»[163]163
  На самом деле «Pissenlit» — это одуванчик.


[Закрыть]. Я знаю это из романа Золя «Жерминаль», в котором детей просят принести эту траву. Слово «собака» (chien) созвучно одной из функций человеческого организма (chier – сходить по большому, как и pisser — сходить по маленькому). Теперь мы объединим непристойное во всех трех агрегатных состояниях; ибо в том же «Жерминале», в котором много говорится о грядущей революции, описано совершенно необычное соревнование, относящееся к производству газообразных выделений, называемых flatus[164]164
  Не в «Жерминале», а в романе «Земля». Эту ошибку я заметил только после анализа. Кстати, я хочу обратить внимание на идентичные буквы в словах Huflattich und flatus.


[Закрыть]. Я должен отметить, сколь долг путь к этому flatus, – от цветов, испанского стишка о маленькой Изабелле, через Изабеллу и Фердинанда, Генриха VIII и английскую историю о борьбе армады с Англией, после победоносного завершения которой англичане отчеканили медаль с надписью: Flavit et dissipati sunt, поскольку штормовой ветер рассеял испанский флот[165]165
  «Он подул, и они были рассеяны».
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Непрошеный биограф, которого я разыскал, доктор Фриц Виттельс, указал мне (1924), что в вышеупомянутом изречении я опустил имя Иеговы.
  Дополнение, сделанное в 1930 году: На памятной английской монете имеется имя бога, написанное древнееврейскими буквами на фоне облака, но таким способом, что его можно понять как относящееся к надписи.


[Закрыть]. Это изречение я задумал полушутя использовать как эпиграф к главе «Терапия», если когда-нибудь я приду к тому, чтобы подробно изложить свое понимание и свой метод лечения истерии.

Второй ситуации сновидения я не могу дать столь подробного объяснения, прежде всего из-за соображений цензуры. Я ставлю себя на место высокопоставленного лица того революционного времени, у которого тоже было приключение с орлом, страдавшим incontinentia alvi [166]166
  Недержание кала (лат.). – Прим. пер.


[Закрыть], и т. п., и, на мой взгляд, я был бы не прав, если бы попытался обойти здесь цензуру, хотя большую часть этих историй рассказал мне один гофрат (aula, consiliarius aulicus[167]167
  Горшок, придворный советник (лат.). – Прим. пер.


[Закрыть]). Ряд комнат в сновидении вызван, очевидно, салоном-вагоном его превосходительства, в который мне удалось на миг заглянуть; но он означает, как это часто бывает в сновидении, женщин (придворных женщин). Персоной привратницы я приношу сомнительную благодарность одной остроумной пожилой даме за гостеприимство и множество интересных историй, которыми меня занимали в ее доме. Шествие с лампой сводится к Грильпарцеру, который описал волнующий эпизод аналогичного содержания, а затем использовал его в «Геро и Леандре» (волны моря и любви – армада и буря)[168]168
  Дополнение, сделанное в 1911 году: Основываясь на этой части сновидения, Г. Зильберер попытался в богатой по содержанию работе (1910) показать, что работа сновидения способна передавать не только скрытые мысли сновидения, но и психические процессы при образовании сновидения. – Дополнение, сделанное в 1914 году: Однако я думаю, он не замечает при этом того, что «психические процессы при образовании сновидения» являются для меня мыслительным материалом, как и все остальное. В этом заносчивом сновидении я, очевидно, горд тем, что открыл эти процессы.


[Закрыть].

Я вынужден воздержаться и от подробного анализа двух остальных частей сновидения; я выхвачу только те элементы, которые ведут к двум детским сценам, ради которых я вообще привел это сновидение. Читатель вполне обоснованно может предположить, что все дело в сексуальном материале, который и вынуждает меня к такому отказу; но не нужно довольствоваться таким объяснением. Ведь для себя самого человек не делает тайны из многого, что должен скрывать от других, и речь здесь идет не о причинах, вынуждающих меня умалчивать о результатах анализа, а о мотивах внутренней цензуры, скрывающих от меня самого истинное содержание сновидения. Поэтому я должен сказать, что анализ позволяет распознать эти [последние] три части сновидения как бесстыдное бахвальство, как проявление смехотворной, давно уже подавленной в моей бодрствующей жизни мании величии, которая вплоть до отдельных деталей осмеливается войти в явное содержание сновидения (я кажусь себе очень изворотливым), но позволяет верно понять мое заносчивое поведение вечером накануне сновидения. Хвастовство проявляется во всех сферах; так, упоминание о Граце объясняется оборотом речи: «Сколько стоит Грац?», который позволяет себе человек, когда считает, что у него много денег. Кто вспомнит непревзойденное описание Рабле жизни и деяний Гаргантюа и его сына Пантагрюэля, тот сможет отнести приведенное выше содержание первой части сновидения к хвастовству. Вместе с тем к двум упомянутым сценам из детства относится следующая: для этой поездки я купил себе новый чемодан, цвет которого – лилово-коричневый – неоднократно проявляется в сновидении (лилово-коричневая фиалка из плотного материала рядом с предметом, который называют «ловушка для девушек», мебель в правительственных комнатах). То, что новое бросается людям в глаза, – это хорошо всем известное убеждение детей. Однажды мне рассказали следующий эпизод из моего детства, воспоминание о котором заместилось воспоминанием о рассказе. В возрасте двух лет я все еще иногда мочился в постель, а когда меня за это упрекали, то утешал отца обещанием купить в Н. (ближайшем более крупном городе) новую красивую красную кровать. (Отсюда в сновидении вставка, что сосуд мы купили или должны были купить в городе; что обещали, нужно исполнить.) (Кстати, обратите внимание на сопоставление мужского сосуда и женской коробки, box.) В этом обещании содержится вся мания величия ребенка. Значение недержания мочи у ребенка для сновидения разъяснено нами уже при толковании одного из предыдущих сновидений. Из психоанализа невротических людей мы узнали также о тесной взаимосвязи недержания мочи и такой чертой характера, как честолюбие.

Однако случилась еще одна семейная неприятность, когда мне было семь или восемь лет, которую я очень хорошо помню. Однажды вечером, перед тем как лечь спать, я не стал подчиняться требованию не справлять нужду в спальне родителей в их присутствии, и отец, ругая меня, обронил: «Из мальчика ничего не выйдет». Видимо, это было страшным ударом по моему самолюбию, ибо намеки на эту сцену постоянно проявляются в моих снах и, как правило, связаны с перечислением моих успехов и достижений, словно я хочу этим сказать: «Видишь, из меня все-таки кое-что вышло». Эта детская сцена дает материал для последнего образа сновидения, в котором, разумеется, из мести роли поменялись. Пожилой мужчина, очевидно, – мой отец, так как слепота на один глаз объясняется его односторонней глаукомой[169]169
  Другое толкование: он одноглазый, как Один, отец богов. – «Утешение Одина», мифологический роман Феликса Дана (1880). – Утешение из детской сцены, в которой я обещаю ему купить новую кровать.


[Закрыть], мочится передо мной, как я когда-то перед ним. При помощи глаукомы я напоминаю ему о кокаине, который помог ему при операции, словно тем самым я исполнил свое обещание. Кроме того, я насмехаюсь над ним; из-за того, что он слеп, я должен держать перед ним сосуд – это намек на мои познания в теории истерии, которыми я очень горжусь[170]170
  В связи с этим некоторый материал для толкования: держание сосуда напоминает историю о крестьянине, который примеряет у оптика одно стекло за другим, но читать все равно не может. – (Ловушка для крестьян – ловушка для девушек в предыдущей части сновидения.) – Обращение крестьян с отцом, который стал слабоумным, в романе Золя «Земля». – Печальное удовлетворение от того, что отец в последние дни своей жизни испачкал постель, как ребенок; поэтому в сновидении я – его санитар. – «Мысли и переживания здесь словно едины». Это напоминает о революционной драме Оскара Паниццы («Собор любви», 1895), в которой с отцом богов обращаются весьма унизительно, словно с парализованным стариком; там говорится: «Воля и поступки у него составляют единое целое, и его архангел, своего рода Ганимед, должен удержать его от проклятий и бранных слов, потому что эти проклятия тотчас бы исполнялись». – Построение планов – это упрек отцу, проистекающий из поздней критики; как и вообще все мятежное, оскорбляющее его высочество и издевающееся над высоким начальством содержание сновидения, он сводится к протесту против отца. Князь зовется отцом страны, а отец – это самый старший, первый и единственный для ребенка авторитет, из полноты власти которого в ходе истории человеческой культуры произошли все остальные социальные власти (если только «материнское право» не вынуждает к ограничению этого тезиса). – Формулировка в сновидении «мысли и переживания едины» указывает на объяснение истерических симптомов, отношение к которому имеет и мужской сосуд (Glas). Жителю Вены мне не нужно объяснять принцип «Gschnas»; он состоит в том, что редкие и ценные по внешнему виду предметы изготовляются из самого банального, лучше всего из комического и не имеющего ценности материала, например, доспехи – из кухонных горшков, веников и солонок, как это любят делать художники на своих вечеринках. Я заметил, что истерики поступают точно так же; наряду с тем, что им действительно неприятно, они бессознательно создают себе в фантазии отвратительные или развратные события, строя их из самого безобидного и банального материала переживаний. Симптомы связаны с этими фантазиями, а не с воспоминаниями о реальных событиях, какими бы они ни были – серьезными или такими же безобидными. Это разъяснение помогло мне устранить многие трудности и доставило много радости. Я мог представить его с помощью элемента из сновидения «мужской сосуд», поскольку мне рассказали о последнем «вечере Gschnas», что там была выставлена чаша с ядом Лукреции Борджиа, основой и главной составной частью которой служил мужской сосуд для мочи, обычно используемый в больницах.


[Закрыть].

Если оба детских эпизода и без того уже связаны у меня с темой мании величия, то воспоминанию о них во время путешествия в Аусзее помогло еще то случайное обстоятельство, что в моем купе не было клозета, я и должен был быть готов попасть во время поездки в неприятное положение, что утром и произошло. Я проснулся с ощущениями естественной потребности. Я думаю, что этим ощущениям можно было бы отвести роль действительного возбудителя сновидения, но все же отдаю предпочтение другому воззрению, а именно, что мысли сновидении сами вызвали позыв к мочеиспусканию. Для меня совершенно несвойственно, чтобы какая-либо потребность нарушала мой сон, во всяком случае, в такое раннее время, как в этот раз: без четверти три утра. Мне могут возразить, заметив, что во время других поездок в более удобных условиях я почти никогда не испытывал позыва к мочеиспусканию после раннего пробуждения. Впрочем, я могу безо всякого убытка оставить этот пункт нерешенным.

С тех пор как благодаря опыту, полученному при анализе сновидений, я стал обращать внимание на то, что также и от сновидений, толкование которых вначале кажется исчерпывающим – потому что источники сновидения и возбуждающие его желания легко обнаружить, – даже от таких сновидениях исходят важные нити мыслей, уходящие в самое раннее детство, я вынужден был задаться вопросом, не содержится ли и в этой особенности важное условие сновидения. Если бы мне было позволено обобщить эту мысль, то я бы сказал, что каждое сновидение в своем явном содержании связано с тем, что было пережито недавно, но в своем скрытом содержании связано с пережитым давно, и, например, при анализе истерии я действительно могу показать, что в прямом смысле слова оно остается свежим вплоть до настоящего времени. Однако это предположение кажется пока еще трудно доказуемым; в другой связи я еще вернусь к вероятной роли самых ранних детских переживаний в образовании сновидения.

Из трех рассмотренных нами особенностей памяти в сновидении одна – предпочтение в содержании сновидения элементов второстепенных вещей – удовлетворительно разъяснена нами сведением ее к искажению в сновидении. Две другие особенности – наличие недавнего, равно как и инфантильного – мы подтвердили, но не можем их вывести из мотивов сновидения. Запомним обе эти характеристики, объяснить которые нам еще предстоит; мы к ним вернемся либо в разделе, посвященном психологии состояния сна, либо в ходе последующих рассуждений о строении душевного аппарата, когда мы увидим, что благодаря толкованию сновидений, словно через оконный проем, можно бросить взгляд в его глубины.

Однако прямо здесь я хочу подчеркнуть еще один результат последних анализов сновидений. Часто кажется, что сновидение имеет несколько толкований; в нем, как показывают примеры, не только могут объединяться несколько исполнений желаний; может быть и так, что одно значение, одно исполнение желания может покрывать другое, пока мы не натолкнемся на исполнение желания из раннего детства, и здесь тоже встает вопрос, не следует ли в этом предложении слово «часто» заменить словом «всегда»[171]171
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Наслоение значений сновидения – это одна из самых неприятных, но вместе с тем и самых содержательных проблем толкования сновидений. Тому, кто забывает про эту возможность, легко ошибиться, и он будет склонен к высказыванию необоснованных утверждений о сущности сновидения. Однако пока еще было проведено слишком мало исследований, посвященных этой теме. До сих пор основательную оценку – со стороны О. Ранка (Rank, 1912) – получило лишь довольно часто встречающееся наслоение символов в сновидениях, связанных с позывом к мочеиспусканию.


[Закрыть].

Когда пытаешься заинтересовать обычного образованного человека проблемами сновидения и с этой целью задаешь ему вопрос, из каких источников, по его мнению, проистекают сновидения, то, как правило, замечаешь, что спрошенный ошибочно полагает, будто имеет надежное решение этой части проблемы. Он тотчас упоминает о влиянии, которое оказывают на образование сновидений нарушенное или затрудненное пищеварение («Все сны от желудка»), случайное положение тела и другие незначительные ощущения во время сна, и, по-видимому, не предполагает, что после учета всех этих моментов остается еще кое-что, нуждающееся в объяснении.

Какая роль в образования сновидений отводится в научной литературе соматическим источникам, мы уже подробно рассмотрели во вступительном разделе, а потому нам здесь достаточно будет упомянуть лишь результаты данного исследования. Мы слышали, что различают три вида соматических источников: объективные чувственные раздражения, исходящие от внешних объектов, внутренние состояния возбуждения органов чувств, имеющие только субъективную причину, и физические раздражения, проистекающие изнутри тела. Мы также отметили склонность авторов наряду с выделением этих соматических источников оттеснять на задний план или вообще исключать какие бы то ни было психические источники сновидения. Проверяя доводы, которые выдвигаются в пользу соматических источников раздражения, мы узнали, что значение объективных возбуждений органов чувств – отчасти случайных раздражений во время сна, отчасти таких, которые не прекращаются и в душевной жизни во сне, – доказывается многочисленными наблюдениями, а с помощью эксперимента было подтверждено, что роль субъективных чувственных раздражений проявляется в сновидениях через возвращение гипнагогических чувственных образов и что повсеместно предполагаемое объяснение наших образов сновидений и представлений во сне внутренними телесными раздражениями хотя и нельзя доказать в полном объеме, но можно обосновать всем известным воздействием, которое состояние возбуждения пищеварительных и мочеполовых органов оказывает на содержание наших снов.

Следовательно, «нервное раздражение» и «телесное раздражение» являются соматическими источниками сновидений, то есть, по мнению большинства авторов, единственными источниками сновидений вообще.

Но мы слышали также уже и целый ряд возражений, которые относятся не столько к правильности, сколько к достаточности теории соматических раздражений.

Как бы ни были уверены все сторонники этой теории в правильности ее фактологических оснований – особенно когда речь идет о случайных и внешних нервных раздражениях, для обнаружения которых в содержании сновидения не требуется никаких усилий, – все-таки никто не отрицает того, что выводить богатое содержание представлений в сновидениях только из внешних нервных раздражений, пожалуй, недостаточно. Мисс Мэри Уитон Калкинс (Сalkins, 1893) в течение шести недель изучала свои собственные сновидения и сновидения другого человека с этой точки зрения и выявила лишь 13,2 и соответственно 6,7 процента снов, в которых можно было доказать наличие элементов внешнего чувственного восприятия; только два из собранных ею случаев можно свести к органическим ощущениям. Статистика подтверждает нам здесь то, что мы могли предположить уже из беглого обзора наших собственных наблюдений.

Многие авторы ограничиваются тем, что отделяют «сновидение, вызванное нервным раздражением», в качестве хорошо исследованного подвида сновидений от других форм. Шпитта (Spitta, 1882) разделяет сны на вызванные нервным раздражением и на ассоциативные. Но было ясно, что такое решение проблемы останется неудовлетворительным, пока не удастся установить связь между соматическими источниками сновидений и содержанием их представлений.

Наряду с первым возражением, что внешние источники раздражения не так часто встречаются, в качестве второго можно говорить о недостаточности объяснения сновидений, которое достигается благодаря привлечению такого рода источников. Сторонники этой теории должны дать нам два разъяснения, во‑первых, почему внешний раздражитель не распознается в сновидении в своем истинном виде, а постоянно искажается, и, во‑вторых, почему результат реакции воспринимающей души на этом искаженный раздражитель может столь неопределенно меняться.

В качестве ответа на этот вопрос мы слышали от Штрюмпеля, что душа по причине своей оторванности от внешнего мира во время сна не способна дать правильное истолкование объективному чувственному раздражителю и из-за неопределенного по многим направлениям возбуждения вынуждена образовывать иллюзии. По его словам (Strümpell 1877): «Как только благодаря внешнему или внутреннему нервному раздражению во время сна в душе возникает ощущение или комплекс ощущений, чувство или вообще некий психический процесс, который воспринимается ею, то этот процесс вызывает в душе образы ощущений, относящиеся к кругу представлений, оставшихся от состояния бодрствования, то есть вызывает прежние восприятия либо в чистом виде, либо вместе с относящимися к ним психическими ценностями. Он словно собирает возле себя большее или меньшее количество таких образов, благодаря которым впечатление, проистекающее от нервного раздражения, получает свою психическую ценность. По аналогии с поведением в бодрствовании также и здесь обычно говорят, что душа во сне истолковывает впечатления, проистекающие от нервного раздражения. Результатом такого толкования является так называемое сновидение, вызванное нервным раздражением, то есть сновидение, составные части которого обусловлены тем, что нервное раздражение оказывает свое психическое воздействие на душевную жизнь по законам репродукции».

Сходным с этим учением по всем существенным моментам является утверждение Вундта (Wundt, 1874), что представления в сновидении проистекают по большей части от чувственных раздражителей, а также от раздражителей общего чувства, а потому по большей части представляют собой фантастические иллюзии и, вероятно, лишь в меньшей степени – чистые представления памяти, усилившиеся до галлюцинаций. Для отношения содержания сновидения к раздражителям сновидения, вытекающего из этой теории, Штрюмпель находит меткое сравнение (Strümpell, 1877). Это похоже на то, «как будто десять пальцев совершенно не сведущего в музыке человека бегают по клавишам инструмента». Таким образом, сновидение предстает не душевным явлением, возникшим по причине психических мотивов, а результатом физиологического раздражения, который выражается в психической симптоматике, потому что душевный аппарат, затронутый раздражителем, ни на какое другое выражение не способен. На аналогичной предпосылке построено, например, объяснение навязчивых представлений, которое Мейнерт попытался дать с помощью известного сравнения с циферблатом, на котором отдельные цифры являются более выпуклыми и выдаются вперед.

Какой бы популярной ни стала теория соматических раздражителей и как ни подкупала она своей простотой, все же легко показать ее слабые стороны. Любой соматический раздражитель сновидения, побуждающий во сне душевный аппарат к толкованию посредством образования иллюзий, может дать повод к бесчисленному множеству таких попыток истолкования, то есть добиться своего представительства в содержании сновидения в самых разных формах[172]172
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Я бы рекомендовал каждому прочесть два тома составленных Маурли Волдом (Vold, 1910–1912) подробных и точных протоколов экспериментально вызванных снов, чтобы удостовериться в том, сколь мало содержание отдельного сновидения объясняется указанными условия опыта и сколь вообще незначительна польза таких экспериментов для понимания проблем сновидения.


[Закрыть]. Однако теория Штрюмпеля и Вундта не способна указать какой-либо мотив, который регулировал бы отношения между внешним раздражителем и представлением в сновидении, выбранным для его истолкования, то есть объяснить «странный выбор», который «достаточно часто делают раздражители в своей продуктивной деятельности». (Lipps, 1883, 170.) Другие возражения относятся к основному предположению всей теории иллюзий, согласно которой, душа во сне не в состоянии распознать истинную природу объективных чувственных раздражителей. Известный в прошлом физиолог Бурдах доказывает нам, что душа и во сне вполне способна правильно толковать достигающие ее чувственные впечатления и реагировать на них в соответствии с верным истолкованием, утверждая, что некоторые кажущиеся индивиду важными впечатления могут избежать небрежного к себе отношения во время сна (няня и ребенок) и что человек скорее проснется, если произнесут его имя, нежели от безразличного слухового впечатления, а это означает, что душа и во сне различает ощущения. Из этих наблюдений Бурдах делает вывод, что в состоянии сна следует предполагать не неспособность истолковывать чувственные раздражения, а недостаток интереса к ним. Эти же аргументы, которые в 1830 году использовал Бурдах, в неизменной форме снова использует в 1883 году Липпс, критикуя теорию соматических раздражителей. Согласно ему, душа напоминает нам спящего человека из анекдота, который на вопрос: «Ты спишь?» отвечает: «Нет», а на второе обращение: «Тогда одолжи мне 10 гульденов» отделывается отговоркой: «Я сплю».

Недостаточность теории соматических раздражителей можно доказать и другим способом. Наблюдение показывает, что внешние раздражители не обязательно вызывают у человека сновидения, хотя эти раздражители проявляются в содержании сновидения, когда человеку что-нибудь снится. Например, в ответ на раздражение кожи или давление, испытываемое мною во сне, в моем распоряжении имеются различные реакции. Я могу не заметить его, а затем при пробуждении обнаружить, что, например, у меня не накрыта одеялом нога или была сдавлена рука; патология демонстрирует многочисленные примеры того, что разнообразные раздражители, относящиеся к ощущениям и движениям, которые вызывают сильное возбуждение, во время сна остаются бездействующими. Во сне я могу почувствовать ощущение словно сквозь сон, что, как правило, и происходит с болезненными раздражителями, но эта боль не вплетается в ткань сновидения. И в‑третьих, я могу проснуться в ответ на раздражение, чтобы его устранить[173]173
  Дополнение, сделанное в 1919 году: См. в этой связи K. Landauer, Handlungen des Schlafendem (1918). Любой наблюдатель может обнаружить очевидные, полные смысла действия спящего человека. Нельзя говорить, что спящий человек абсолютно глуп; напротив, он способен вести себя логично и проявлять сильную волю.


[Закрыть]. И только четвертая возможная реакция заключается в том, что нервное раздражение вызовет у меня сновидение. Однако первые три возможности осуществляются по меньшей мере столь же часто, как образование сновидения. Этого не могло бы случиться, если бы не было мотива сновидения вне соматических источников раздражения.

Дав верную оценку вышеуказанным пробелам в объяснении сновидений с помощью соматических раздражителей, другие авторы – Шернер (Scherner, 1861), к которому присоединился философ Фолькельт (Volkelt, 1875) – попытались точнее определить душевную деятельность, в результате которой из соматических раздражений возникают яркие образы сновидения, тем самым снова сделав акцент при объяснении сущности сновидения на душевной сфере и психической активности.

Шернер не только дал поэтически прочувствованное, яркое описание психических особенностей, которые проявляются при образовании сновидения, – он также считал, что разгадал принцип, по которому душа обращается с предъявляемыми ей раздражителями. По мнению Шернера, фантазия, освобожденная от дневных оков, стремится в сновидении символически отобразить природу органа, от которого исходит раздражение, и характер этого раздражения. В результате получается своего рода руководство для толкования сновидений, сонник, при помощи которого на основании образов сновидений можно судить о физических ощущениях, состоянии отдельных органов и раздражителях. «Так, например, образ кошки выражает дурное настроение, вид светлой, гладкой булочки – наготу». (Volkelt, 1875, 32.) Человеческое тело в целом изображается в сновидении в виде дома, отдельные части тела – в виде частей дома. В «сновидениях, вызванных раздражениями, идущими от зубов», полости рта соответствуют передняя с высоким сводом, а переходу глотки в пищевод – лестница; в «“сновидении, вызванном головной болью”, для обозначения высокого местоположения головы избирается потолок комнаты, усеянный отвратительными, похожими на жаб пауками» (ibid., 33–34). «Эти символы постоянно выбираются и применяются сновидением для одного и того же органа; так, например, дышащие легкие символизируются гудящей печью, в которой бушует пламя, сердце – пустыми ящиками и коробками, мочевой пузырь – круглыми, по форме похожими на мешок или вообще просто имеющими полость предметами». [Ibid., 34.] «Особенно важно то, что в конце такого вызванного телесными раздражителями сновидения фантазия, так сказать, демаскируется, открыто изображая возбуждающий орган или его функцию. Так, например, сновидение, вызванное раздражениями, идущими от зубов, обычно завершается тем, что сновидец вынимает у себя изо рта зубы». [Ibid., 35.] Нельзя сказать, чтобы эта теория толкования сновидений была благосклонно принята авторами. Прежде всего она показалась чересчур экстравагантной; в ней не сумели выявить даже той доли истины, на которую, на мой взгляд, она вправе претендовать. Она, как мы видим, приводит к возрождению толкования сновидений посредством символики, которой пользовались древние люди, разве что область, из которой берется толкование, ограничивается телесностью человека. Недостаток научной обоснованной техники при толковании делает малопригодным учение Шернера. По всей видимости, произвол при толковании сновидений не исключен, тем более что и здесь тоже раздражитель может выражаться в содержании сновидения самым разным образом; так, например, уже последователь Шернера, Фолькельт, не мог согласиться с его утверждением, будто тело изображается в виде дома. Вызывает возражение также и то, что работа сновидения здесь опять-таки предстает в виде бесполезной и бесцельной душевной деятельности, поскольку, согласно обсуждаемой теории, душа довольствуется тем, что фантазирует о занимающем ее раздражителе, не делая ничего для устранения этого раздражителя.

Серьезный удар учению Шернера о символизации физических раздражителей сновидением наносит еще одно возражение. Эти физические раздражители присутствуют постоянно; как принято считать, душа во сне более доступна им, нежели в бодрствовании. В таком случае непонятно, почему душа не грезит всю ночь напролет и не каждую ночь обо всех этих органах. Если попытаться отвести это возражение введением дополнительного условия, что от глаз, ушей, зубов, кишечника и т. д. должно исходить особое возбуждение, чтобы пробудить деятельность сновидения, то возникает проблема, связанная с объективным установлением такого усиления раздражения, – это возможно лишь в незначительном количестве случаев. Если сновидение о полете означает символизацию подъема и опускания стенок легких при дыхании, то, как отмечает сам Штрюмпель (Strümpell, 1877), либо это сновидение должно сниться чаще, либо во время этого сновидения можно доказать повышенную дыхательную активность. Но возможен и третий случай, наиболее вероятный из всех: иногда свое действие оказывают особые мотивы, чтобы привлечь внимание к постоянно имеющимся висцеральным ощущениям. Но этот случай уже выходит за пределы теории Шернера.

Ценность рассуждений Шернера и Фолькельта заключается том, что они обращают внимание на некоторые особенности содержания сновидения, требующие объяснения и, по всей видимости, скрывающие новые научные выводы. Совершенно верно, что в сновидениях содержатся символизации телесных органов и их функций, что вода в сновидении часто указывает на позыв к мочеиспусканию, что мужские половой орган может изображаться в виде вертикально стоящей палки или колонны и т. д. В случае сновидений, в которых быстро сменяются образы и которые изобилуют яркими красками, в отличие от сновидений, где преобладают бледные тона, едва ли можно отвергнуть их толкование как «сновидений, вызванных раздражением органа зрения», точно так же как нельзя оспаривать роль образования иллюзий в сновидениях, содержащих шум и гам. Сновидение, приведенное Шернером (Scherner, 1861), о том, как два ряда красивых белокурых мальчиков выстраиваются друг против друга на мосту, нападают друга на друга, а затем возвращаются на свои исходные позиции, пока наконец сам спящий не садится на мост и не вынимает из челюсти большой зуб; или аналогичное сновидение Фолькельта (Volkelt, 1875), где определенную роль играют два ряда выдвижных ящиков и которое опять-таки заканчивается выниманием зуба, и сходные сновидения, о которых в большом количестве сообщили оба автора, не позволяют отбросить в сторону теорию Шернера как бесполезное изобретение, не исследовав содержащегося в ней зерна истины. В таком случае возникает задача дать другое объяснение мнимой символизации мнимого раздражения, идущего от зубов.

На протяжении всего времени, когда мы рассматривали теорию соматических раздражителей, я не приводил того аргумента, который вытекает из наших анализов сновидений. Если при помощи метода, который другие авторы не применяли к своему материалу сновидений, мы смогли показать, что сновидение как психический акт обладает собственной ценностью, что мотивом его образования служит желание и что переживания предыдущего дня дают первоочередной материал для его содержания, то любая другая теория сновидений, пренебрегающая этим методом и, соответственно, считающая сновидение бесцельной и загадочной психической реакцией на соматические раздражители, не выдерживает никакой критики. Ведь в этом случае, что маловероятно, должно быть два совершенно разных вида сновидений, один из которых наблюдается только нами, а другой – только прежними исследователями сновидений. Нам остается лишь найти место тем фактам, на которые опирается распространенное учение о соматических раздражителях, в рамках нашей теории сновидений.

Первый шаг к этому мы уже сделали, когда выдвинули положение, что работа сновидения вынуждает к переработке в единое целое всех одновременно имеющихся источников его возбуждения. Мы видели, что если от предыдущего дня сохранились два или более переживания, способных произвести впечатление, то вытекающие из них желания объединяются в одном сновидении, а также и то, что впечатление, обладающее психической ценностью для материала сновидения, и безразличные переживания предыдущего дня сливаются, но при условии, что между ними могут образоваться связующие представления. Таким образом, сновидение выглядит как реакция на все то, что в данный момент одновременно присутствует в спящей психике. Насколько нам удалось до этого проанализировать материал сновидений, мы увидели, что он представляет собой скопление психических остатков, следов воспоминаний, за которыми необходимо признать (вследствие предпочтения недавнего и инфантильного материала) психологически неопределимое свойство актуальности. Нам не составит большого труда предсказать, что может произойти, если к этому материалу, состоящему из актуализированных воспоминаний, в состоянии сна добавится новый материал – ощущения. Эти раздражения опять-таки становятся важными для сновидения благодаря тому, что они актуальны; они объединяются с другими актуальными психическими представлениями, чтобы дать материал для образования сновидения. Выражаясь иначе, раздражители во время сна перерабатываются в исполнение желания, другими компонентами которого являются известные нам психические остатки дня. Такое объединение совершается не всегда; мы уже слышали, что к телесным раздражителям во время сна возможно разное отношение. Но если оно происходит, то это значит, что удалось найти материал представлений для содержания сновидения, выражающий оба источника сновидения – соматический и психический.