Текст книги "Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия"

О других типичных сновидениях, в которых человек с упоением летает или падает, испытывая чувство страха, я ничего из собственного опыта не знаю и всем, что я могу про них сказать, я обязан психоанализу. Из полученных сведений следует заключить, что эти сновидения также повторяют впечатления детства, а именно относятся к подвижным играм, которые столь привлекательны для ребенка. Кто из родных не делал вид, будто ребенок летает, держа его на вытянутых руках и бегая с ним по комнате, или не играл с ним в «падение», усаживая его на колени и неожиданно раздвигая ноги, или поднимая его вверх и внезапно лишая поддержки. Дети смеются и беспрестанно требуют повторения, особенно если игра сопровождается легким страхом и головокружением. Затем, через много лет, они повторяют все это в сновидениях, но только здесь уже нет рук, которые их поддерживали, а потому они теперь свободно парят в воздухе и падают. Пристрастие всех маленьких детей к таким играм, а также к раскачиванию на качелях общеизвестно; когда затем они видят гимнастические трюки в цирке, у них вновь оживают эти воспоминания[204]204
  Дополнение, сделанное в 1925 году: Аналитическое исследование позволило нам установить, что в пристрастии детей к гимнастическим упражнениям и их повторении в истерическом приступе, помимо органического удовольствия, присутствует еще и другой момент – образ воспоминания (зачастую бессознательный) о наблюдавшемся половом акте (людей или животных).


[Закрыть]. Дети живо вспоминают об играх своего раннего детства. У некоторых мальчиков истерические приступы состоят исключительно из воспроизведения таких трюков, которые они совершают с большой ловкостью. Нередко во время этих самих по себе невинных подвижных игр возникали также сексуальные ощущения[205]205
  Один молодой коллега, которому совершенно не присуща нервозность, сообщает мне по этому поводу: «Я знаю по собственному опыту, что раньше, качаясь на качелях, особенно в момент, когда возвратное движение имело наибольшую мощь, я испытывал своеобразное ощущение в гениталиях, которое, хотя и не было мне приятным, все же следует назвать ощущением удовольствия». От своих пациентов я часто слышал, что первые эрекции, которые они могут вспомнить, сопровождавшиеся чувством удовольствия, возникали у них в отроческие годы, когда они лазали по деревьям. – Из психоаналитической работы со всей определенностью можно сделать вывод, что очень часто первые сексуальные импульсы проявляются у детей во время игр, сопряженных с борьбой и возней.


[Закрыть]. Если подыскать одно, привычное нам, слово, обозначающее все эти мероприятия, то этим словом будет «забава» в детстве, повторяемое сновидениями о полете, падении, головокружении и т. п., чувство удовольствия от которой теперь обратилось в страх. Но как известно каждой матери, в действительности забавы детей довольно часто оканчиваются плачем и ссорой.

Таким образом, у меня есть все основания отказаться от того объяснения, что наше осязание во время сна, ощущения от движения наших легких и т. п. являются причиной снов о полете и падении. Я считаю, что сами эти ощущения воспроизводятся благодаря воспоминанию, к которому относится сновидение, то есть они являются содержанием сновидения, а не его источником.

Однако я отнюдь не скрываю, что не могу дать полное объяснение этому ряду типичных сновидений. Здесь-то как раз мой собственный материал меня и подвел. Я вынужден придерживаться общего представления, что в этих сновидениях пробуждаются тактильные и двигательные ощущения, как только в них нуждается какой-либо психический мотив, и что ими могут пренебрегать, если подобной потребности нет. Из всего того, что было мною получено при анализе психоневротиков, связь с инфантильными переживаниями также кажется мне несомненной. Однако какие другие значения могли в течение жизни присоединиться к воспоминанию о тех ощущениях – наверное, у каждого человека разные, несмотря на то, что эти сновидения типичны, – я указать не могу, и я был бы рад, если бы сумел восполнить этот пробел посредством тщательного анализа хороших примеров. Тому, кто удивляется, что, несмотря на распространенность именно снов о полете, падении, выпадении зубов и т. п., я жалуюсь на недостаток материала, я должен объяснить, что с тех пор, как я уделяю внимание теме толкования сновидений, самому мне такие сны не снились. Сновидения невротиков, которыми я обычно располагаю, не все удается истолковать до конца, выяснив их скрытое намерение; определенная психическая сила, участвовавшая в формировании невроза и вновь проявляющая себя, когда ее пытаются устранить, противодействует окончательному разрешению загадки.

Каждый, кто заканчивал свою учебу в гимназии экзаменом на аттестат зрелости, жалуется на упорство, с которым его преследует страшный сон, будто он провалился на экзамене, остался на второй год и т. п. Для обладателя академического диплома это типичное сновидение заменяется другим: ему снится, будто он не выдержал строгого экзамена, против сдачи которого он тщетно во сне возражает, утверждая, что он уже многие годы практикует, является приват-доцентом или руководителем канцелярии. Все это – неизгладимые воспоминания о наказаниях, которым мы подвергались в детстве за совершенные проступки и которые снова пробудились в нашей душе в связи с двумя узловыми пунктами наших учебных занятий, с «dies irae, dies ill»[206]206
  «День гнева, день этот» (лат.) – первая строка секвенции, входящей в католическую заупокойную мессу, в которой изображается картина Страшного суда. – Прим. пер.


[Закрыть] строгих экзаменов. Также и «страх экзаменов» у невротиков находит свое подкрепление в этом детском страхе. После того как мы перестали быть школьниками, нас уже не наказывают, как это было раньше, родители и воспитатели, а затем учителя; наше дальнейшее воспитание взяла на себя неумолимая каузальная связь жизни, и нам теперь снятся гимназические или университетские экзамены – а кто тогда не робел, даже будучи праведником – каждый раз, когда мы боимся не добиться успеха, потому что что-то мы неправильно сделали, каждый раз, когда мы чувствуем на себе гнет ответственности.

Дальнейшим разъяснением сновидений об экзаменах[207]207
  Иной, чрезвычайно интересный взгляд на сновидения об экзаменах высказывал А. Адлер, считавший основным источником сновидений – пережитые конфликты и проблемы, которые не всегда носят сексуальный характер. Сновидения об экзаменах часто возникают у людей, чья жизнь подвергается опасности, например у солдат перед атакой. Эти данные тем не менее не нарушают концепцию 3 Фрейда об осуществлении желаний в сновидении. – Прим. ред.


[Закрыть] я обязан замечанию одного сведущего коллеги, который в одной своей научной работе указал, что, по его сведениям, сны об экзамене бывают только у людей, которые выдержали этот экзамен, и никогда у тех, кто на нем провалился. Таким образом, тревожный сон об экзамене, который, как это не раз подтверждалось, снится тогда, когда человеку на следующий день предстоит ответственная работа или ожидается возможный провал, выбирает ситуацию из прошлого, в которой наш страх оказался безосновательным и был опровергнут достигнутым результатом. Это, пожалуй, очень яркий пример неверной трактовки содержания сновидения со стороны бодрствующей инстанции. Возражение, понимаемое как протест против сновидения: «Но я ведь уже доктор и т. д.», на самом деле представляет собой утешение, которое дает сновидение и которое должно бы гласить: «Не бойся завтрашнего дня; вспомни о том, как ты боялся выпускного экзамена, и все же с тобой ничего не произошло. Теперь ты уже доктор и т. д.». Страх же, который мы связываем с таким сновидением, имеет источником остатки дня.

Проверки этого объяснения, которые мне удалось произвести на себе самом и на других, хотя и не были многочисленными, свидетельствовали в его пользу. Так, например, будучи студентом, я опозорился на экзамене по судебной медицине; но никогда этот предмет мне не снился, тогда как во сне я часто сдавал экзамены по ботанике, зоологии или химии – на экзамены по этим специальностям я шел с вполне обоснованным страхом, но избегал наказания по милости судьбы или экзаменаторов. В сновидениях о гимназических экзаменах мне постоянно снится экзамен по истории, который я блестяще выдержал, но, правда, лишь потому, что мой любезный профессор – одноглазый помощник из другого сна – заметил, что на экзаменационном билете, который я ему возвратил, средний из трех вопросов был перечеркнут ногтем с призывом мне его не задавать. Один из моих пациентов, который отказался сдавать экзамен на аттестат зрелости, а затем его выдержал, но провалился на экзамене на офицерское звание и поэтому не стал офицером, сообщил мне, что ему довольно часто снится первый экзамен, последний же – никогда.

Сновидения об экзаменах представляют для толкования ту же трудность, на которую я указывал ранее как на трудность, характерную для большинства типичных сновидений. Материал ассоциаций, предоставляемый в наше распоряжение сновидцем, бывает достаточным для толкования лишь в редких случаях. К лучшему пониманию таких сновидений можно прийти на основе большего числа примеров. Недавно у меня возникло стойкое убеждение, что возражение «Ведь ты уже доктор и т. п.» не только таит в себе утешение, но и содержит упрек. Последний гласит: «Ты теперь уже такой взрослый, столько прожил, а по-прежнему делаешь такие глупости, ведешь себя как ребенок». Эта смесь самокритики и утешения соответствует скрытому содержанию снов об экзамене. Тогда нет ничего странного в том, что упреки по поводу «глупостей» и «ребячества» в последних проанализированных примерах относились к повторению половых актов, вызывавших недовольство партнера.

В. Штекель, которому принадлежит первое истолкование сна об экзамене на аттестат зрелости, отстаивает точку зрения, что это сновидение, как правило, относится к сексуальному испытанию и половой зрелости. Мне часто удавалось это подтвердить на своем опыте.

VI. Работа сновидения

Все остальные прежние попытки разрешить проблемы сновидения непосредственно связывались с явным содержанием сна, представленным в воспоминании, и были направлены на то, чтобы на его основе прийти к толкованию сновидения; или же, если исследователи отказывались от толкования, то они пытались обосновать свое суждение о сновидении указанием на его содержание. И только для нас дело обстоит совершенно иначе; по нашему мнению, между содержанием сновидения и результатами нашего исследования помещается новый психический материал: скрытое содержание сновидения, полученное с помощью нашего метода, или мысли сновидения. Исходя из скрытого, а не явного содержания сновидения, мы и приступаем к разгадыванию сновидения. Поэтому перед нам встает новая задача, которой до этого никогда раньше не было, – задача исследовать отношения между явным содержанием сновидения и скрытыми мыслями сновидения, а также проследить, благодаря каким процессам из последних образуется первое.

Мысли и содержание сновидений предстают перед нами как два изображения одного и того же содержания на двух разных языках, или, лучше сказать, содержание сновидения представляется нам переносом мыслей сновидения в другой способ выражения, знаки и законы соединения которого мы сможем понять, сравнив оригинал с переводом. Мысли сновидения становятся нам сразу понятны, как только мы их узнаем. Содержание сновидения представлено, так сказать, языком образов, отдельные знаки которого должны быть перенесены в язык мыслей сновидения. Мы, очевидно, впали бы в заблуждение, если бы захотели читать эти знаки по их образному значению, а не по взаимосвязи знаков. Представим себе, что передо мною ребус: дом, на крыше которого лодка, потом отдельные буквы, затем бегущий человек, возле головы которого нарисован апостроф и т. п. Я мог бы тут впасть в критику, объявив бессмысленной и эту композицию, и ее отдельные элементы. Лодку не ставят на крышу дома, а человек без головы не может бегать; кроме того, человек на картинке выше дома, а если вся она должна изображать ландшафт, то при чем тут буквы, которых не бывает в природе. Правильное понимание ребуса получается, очевидно, только тогда, когда я не предъявляю подобных претензий к целому и к его отдельным частям, а попытаюсь заменить каждый образ слогом или словом, находящимся в каком-либо взаимоотношении с изображенным предметом. Слова, получаемые при этом, уже не бессмысленны, – в результате получается прекраснейшее и глубокомысленное поэтическое изречение. Таким же ребусом является и сновидение, и наши предшественники в области толкования сновидений впадали в ошибку, рассматривая этот ребус как рисовальную композицию. В качестве таковой он казался им бессмысленным и ничего не стоящим.

Первое, что бросается в глаза исследователю при сравнении содержания сновидения с мыслями сновидения, это то, что здесь была произведена колоссальная работа сгущения. Сновидение сжато, скудно, лаконично по сравнению с объемом и богатством его мыслей. Сновидение, если его записать, занимает полстраницы; анализ же, в котором содержатся мысли сновидения, требует в шесть, восемь, двенадцать раз больше места. Это соотношение для разных сновидений разное; но оно никогда, насколько я мог это контролировать, не меняет своего значения. Как правило, степень происходящего сжатия недооценивают, поскольку выявленные мысли сновидения считают окончательным материалом, тогда как дальнейшая работа по толкованию может раскрыть новые мысли, скрывающиеся за сновидением. Мы уже отмечали, что, в сущности, никогда нельзя быть уверенным в том, что сновидение было полностью истолковано; даже если решение кажется удовлетворительным и вроде бы не имеет пробелов, все-таки остается возможность того, что с помощью этого же сновидения передается и другой смысл. Таким образом, мера сгущения, строго говоря, неопределима. В ответ на утверждение, что из несоразмерности содержания сновидения и мыслей сновидения можно сделать вывод о том, что при образовании сновидения происходит сильнейшее сгущение психического материала, можно выдвинуть возражение, которое на первый взгляд выглядит справедливым. У нас часто возникает ощущение, будто мы видели сны всю ночь, а затем большую их часть снова забыли. В таком случае сновидение, которое мы помним при пробуждении, представляло бы собой лишь остаток всей работы сновидения, которая, пожалуй, по своему объему должна была бы соответствовать мыслям сновидения, если бы мы смогли все их вспомнить. В этом, несомненно, есть доля истины; нельзя обманывать себя наблюдением, что сновидение воспроизводится наиболее точно, когда его пытаются вспомнить сразу при пробуждении, и что к концу дня это воспоминание становится все больше и больше отрывочным. С другой стороны, можно, однако, признать, что ощущение, будто нам снилось гораздо больше, чем удается воспроизвести, очень часто основывается на иллюзии, происхождение которой мы обсудим позднее. Кроме того, гипотеза о сгущении в работе сновидения не опровергается возможностью забывания сновидения, ибо оно доказывается множеством представлений, которые относятся к отдельным сохранившимся в памяти частям сновидения. Если действительно большая часть сна нами забывается, то в результате мы лишаемся доступа к новому ряду мыслей сновидения. У нас нет никаких оснований предполагать, что утраченные части сновидения относились только к тем мыслям, которые мы уже знаем из анализа сохранившихся частей[208]208
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Указания на сгущение в сновидении встречаются у многих авторов. Дю Прель (Du Prel, 1885) в одном месте высказывает полную уверенность в том, что во сне происходит процесс сгущения ряда представлений.


[Закрыть].

Ввиду огромного множества мыслей, которые выявляет анализ каждого элемента сновидения, у иного читателя зарождается принципиальное сомнение: можно ли причислять к мыслям сновидения все, что приходит в голову задним числом во время анализа, то есть можно ли предполагать, что все эти мысли присутствовали уже в состоянии сна и содействовали образованию сновидения? Быть может, наоборот, во время анализа возникают новые мысли, которые не участвовали в образования сновидения? Я могу разделить это сомнение лишь отчасти. То, что отдельные связи мыслей возникают только во время анализа, безусловно, верно. Но всякий раз можно убедиться в том, что такие новые связи возникают лишь между мыслями, которые иным образом уже были связаны в мыслях сновидения; новые связи представляют собой, так сказать, параллельные включения, короткие замыкания, возникшие благодаря наличию других, расположенных более глубоко путей соединения. Что касается большинства мыслей, раскрываемых во время анализа, то необходимо признать, что они уже были задействованы при образовании сновидения, ибо, прорабатывая цепочку таких мыслей, вроде бы не связанных с образованием сновидения, неожиданно наталкиваешься на мысль, которая, будучи представлена в содержании сна, является незаменимой для толкования сновидения и все же оказалась доступной только благодаря вышеупомянутой цепочки мыслей. Вспомним, например, сновидение о монографии по ботанике, которое представляет собой результат удивительного процесса сгущения, хотя я и не привел полностью его анализ.

Как же следует себе представлять психическое состояние во время сна, предшествующего сновидению? Существуют ли все мысли сновидения рядом друг с другом, или они возникают одна за другой, или же из разных центров одновременно образуется несколько мыслей, которые затем соединяются? Я думаю, что нам нет надобности создавать себе искусственного представления о психическом состоянии во время образования сновидения. Только не будем забывать, что речь идет о бессознательном мышлении и что этот процесс вполне может быть совершенно другим, чем тот, который мы воспринимаем в себе при целенаправленном, сопровождаемом сознанием последующем размышлении.

Однако тот факт, что образование сновидения основывается на сгущении, остается бесспорным. Как же происходит это сгущение?

Если предположить, что из выявленных мыслей сновидения через образные элементы в сновидении представлены лишь немногие из них, то следовало бы заключить, что сгущение осуществляется с помощью пропусков, поскольку сновидение представляет собой не точный перевод или последовательную проекцию мыслей сновидения, а в высшей степени неполное и отрывочное их воспроизведение. Эта идея, как мы вскоре увидим, является весьма неудовлетворительной. И все же сначала мы на ней остановимся и зададим себе следующий вопрос: если в содержание сновидения попадают лишь немногие элементы мыслей, то какие условия определяют их выбор?

Чтобы разобраться в этом, следует обратить внимание на элементы содержания сновидения, которые должны были удовлетворять искомым условиям. Самым благоприятным материалом для такого исследования будет сновидение, образованию которого способствовало особенно сильное сгущение. Я выбираю

I Сновидение о монографии по ботанике

Содержание сновидения. Я написал монографию о неком растении. Книга лежит передо мной, я перелистываю содержащиеся в ней цветные таблицы. Каждому экземпляру приложено засушенное растение, как в гербарии.

Главным элементом этого сновидения является монография по ботанике. Она относится к впечатлениям предыдущего дня; в витрине книжного магазина я действительно увидел монографию о роде цикламен. Упоминание об этом растении отсутствует в содержании сновидения, в котором остались лишь монография и ее отношение к ботанике. «Монография по ботанике» тотчас обнаруживает свою связь с работой о кокаине, которую я когда-то написал; от кокаина мысли ведут, с одной стороны, к юбилейному сборнику и к определенным событиям в университетской лаборатории, с другой стороны – к моему другу, офтальмологу доктору Кёнигштайну, участвовавшему в исследовании кокаина. Далее, с персоной доктора Кёнигштайна связано воспоминание о прерванном разговоре, который я вел с ним накануне вечером, и разные мысли о вознаграждении за врачебные услуги коллег. Этот разговор является актуальным источником сновидения; монография о цикламене также является актуальным событием, но имеет индифферентный характер. Как я думаю, «монография по ботанике» в сновидении представляет собой связующее звено между двумя переживаниями предыдущего дня: взятая в неизменном виде от безразличного впечатления, через самые разные ассоциативные связи, она соединяется с переживанием, важным в психическом отношении.

Но не только сложное представление «монография по ботанике», но и каждый из его элементов в отдельности – «монография» и «ботаника – благодаря многочисленным связям все глубже и глубже проникает в лабиринт мыслей сновидения. К «ботанике» относятся воспоминания о персоне профессора Гертнера, о его цветущей жене, о моей пациентке, которую зовут Флора, и о даме [госпоже Л.], про которую я рассказал историю с забытыми цветами. Гертнер снова приводит нас к лаборатории и беседе с Кёнигштайном; к этой же беседе относится упоминание об обеих пациентках [Флоре и госпоже Л.]. От дамы с цветами ход мыслей ответвляется к любимым цветам моей жены, исходный пункт которых лежит в названии монографии, мельком увиденной мной накануне. Кроме того, «ботаника» напоминает об одном гимназическом эпизоде и об экзамене в университете, а новая тема, затронутая в том разговоре, тема моих увлечений, посредством названных так в шутку моих любимых цветов – артишоков – связывается с цепочкой мыслей, идущих от забытых цветов. За «артишоками» скрывается воспоминание об Италии, с одной стороны, и о детской сцене – с другой, которой объясняется моя давняя любовь к книгам. Следовательно, «ботаника» представляет собой настоящий узловой пункт, где сходятся многочисленные цепочки мыслей, которые, как я могу уверить, вполне обоснованно были связаны между собой в том разговоре. Здесь словно находишься посреди «фабрики мыслей», которую можно сравнить с ткацким станком:

 
«В нем управленье нитью сложно:
То вниз, то вверх снует челнок,
Незримо нити в ткань сольются;
Один толчок – сто петель вьются»[209]209
  Гёте, «Фауст», 1-я часть, 4-я сцена. Перевод Н. Холодковского. – Прим. пер.


[Закрыть].
 

«Монография» в сновидении опять-таки относится к двум темам – к односторонности моих занятий и к дороговизне моих увлечений.

Из этого первого исследования возникает впечатление, что элементы «монография» и «ботаника» вошли в содержание сновидения потому, что они имеют самые разные точки соприкосновения с большинством мыслей сновидения, то есть представляют собой узловые пункты, в которых сходятся многие мысли сновидения, поскольку в аспекте толкования сновидения они являются многозначительными. Факт, лежащий в основе этого объяснения, можно выразить и по-другому, сказав в таком случае, что каждый из элементов содержания сновидения оказывается сверхдетерминированным, представленным в мыслях сновидения многократно.

Мы узнаем больше, если проверим наличие остальных частей сновидения в его мыслях. Цветные таблицы, которые я перелистываю, относятся к новой теме – к критике коллегами моих работ и к уже представленным в сновидении моим увлечениям, а кроме того, к детскому воспоминанию о том, как я распотрошил книгу с цветными таблицами. Засушенные экземпляры растений относятся к гимназическому эпизоду с гербарием и делают это воспоминание особенно ярким. Таким образом, я вижу, каковы отношения между содержанием и мыслями сновидения: не только элементы сновидения множественно детерминированы мыслями, но и отдельные мысли сновидения представлены во сне многими элементами. От одного элемента сновидения ассоциативный путь ведет к нескольким мыслям; от одной мысли сновидения – к нескольким элементам. Следовательно, сновидение образуется не из-за того, что отдельная мысль или группа мыслей дает аббревиатуру для содержания сновидения, а затем следующая мысль сновидения – следующую аббревиатуру в качестве представительства, подобно тому, как из населения выбираются народные представители. Напротив, вся масса мыслей сновидения подвергается определенной переработке, после которой элементы, получившие набольшую и наилучшую поддержку, выдвигаются для включения в содержание сновидения, словно при голосовании по избирательным спискам. Какое бы сновидение я ни подверг подобному разложению, я всегда нахожу в нем подтверждение того принципа, что элементы сновидения образуются из всей массы мыслей и что каждый из них предстает множественно детерминированным в отношении мыслей сновидения.

Разумеется, будет нелишним показать эти отношения содержания сновидения с мыслями сновидения на новом примере, который отличается особо искусным их переплетением. Этот сон приснился одному пациенту, которого я лечу в связи со страхом закрытых помещений. Вскоре станет понятным, что побудило меня озаглавить это необычайно интересное сновидение следующим образом:

II «Прекрасный сон»

Он едет в большом обществе по улице X., на которой находится скромный постоялый двор (на самом деле это не так). В его помещениях играется спектакль; он – то публика, то актер. В конце говорят: он должен переодеться, чтобы вернуться в город. Одна часть персонала направляется в помещения партера, другая – первого этажа. Затем возникает ссора. Стоящие наверху сердятся, что люди внизу еще не готовы, а потому они не могут спуститься. Его брат наверху, сам он внизу, и он сердится на брата из-за того, что так тесно. (Эта часть не очень ясна.) Впрочем, еще по прибытии было решено, кому быть наверху, а кому внизу. Затем в одиночестве он взбирается на возвышенность, к которой его привела улица X. по дороге в город; и он идет с таким трудом, с таким напряжением, что не может сдвинуться с места. К нему присоединяется какой-то пожилой господин и ругает итальянского короля. В конце подъема идти ему становится намного легче.

Затруднения во время подъема были настолько отчетливы, что после пробуждения он какое-то время сомневался, что это было – сон или реальность.

Если следовать явному содержанию сновидения, то оно едва ли может понравиться. Вопреки правилам я начну толкование с той части, которая была охарактеризована сновидцем как самая отчетливая.

Приснившееся и, вероятно, ощущавшееся во сне затруднение – тяжелый подъем, сопровождающийся одышкой, – является одним из симптомов, которые действительно проявились у пациента несколько лет назад; в сочетании с другими явлениями его отнесли тогда к туберкулезу (вероятно, симулированному на истерической почве). Мы уже знаем об этом своеобразном ощущении заторможенности из эксгибиционистских сновидений и снова здесь обнаруживаем, что в качестве всегда имеющегося под рукой материала оно используется в целях изображения чего-то другого. Часть содержания сновидения, в которой изображается, насколько трудным был подъем вначале, а в конце стал простым, напомнила мне во время рассказа известное мастерское введение к «Сафо» Альфонса Доде. Там молодой человек поднимает по лестнице возлюбленную, которая вначале кажется ему легкой, как перышко; но чем выше он поднимается, тем тяжелее становится ноша в его руках, и эта сцена выступает прообразом того, как с течением времени меняются отношения. Изображая ее, Доде хочет предостеречь молодежь не увлекаться всерьез девушками низкого происхождения и с сомнительным прошлым. Хотя я знал, что мой пациент поддерживал и недавно порвал любовные отношения с одной дамой из театра, я все же не ожидал, что эта мысль найдет подтверждение. Кроме того, в «Сафо» мы видим обратное тому, что происходит в сновидении; в последнем подъем вначале был труден, а впоследствии легок. В романе это служило лишь для символизации того, что то, к чему вначале относятся легкомысленно, в конце оказывается тяжким бременем. К моему удивлению, пациент заметил, что это толкование вполне согласуется с содержанием пьесы, которую накануне вечером он видел в театре. Пьеса называлась «Вокруг Вены» и изображала жизнь девушки, которая сначала воспитывается в хорошей семье, затем попадает в полусвет, завязывает отношения с высокопоставленными людьми, благодаря чему «подымается ввысь», но в конце концов «опускается» все ниже и ниже. Эта пьеса напомнила ему также другую постановку, увиденную им несколько лет назад, которая называлась «Со ступеньки на ступеньку» и в объявлении о которой была изображена состоящая из нескольких ступенек лестница.

Продолжим анализ. На улице X. жила актриса, с которой он последнее время поддерживал любовные отношения. Постоялого двора на этой улице нет. Правда, когда ради этой дамы он провел часть лета в Вене, он остановился[210]210
  «Остановиться в гостинице» и «спуститься» в немецком языке обозначается одним словом «absteigen». – Прим. пер.


[Закрыть] в небольшой гостинице неподалеку от ее дома. Покидая гостиницу, он сказал кучеру: «Я рад, что там хотя бы не было насекомых». (Между прочим, также одна из его фобий.) Кучер ответил: «Как вы могли там остановиться! Это же не гостиница, а настоящий постоялый двор».

В связи с постоялым двором ему тут же вспоминается одна цитата:

 
«У доброго хозяина
Недавно был в гостях»[211]211
  Уланд, «Песни странника», 8, «Постоялый двор». – Прим. ред.


[Закрыть].
 

Однако хозяин в стихотворении Уланда – это яблоня. Цепь мыслей продолжает теперь вторая цитата:

Фауст (танцуя с молодою)

 
«Прекрасный сон я раз видал:
Я перед яблоней стоял;
Вверху два яблочка на ней;
Я влез на яблоню скорей».
 

Красавица:

 
«Всегда вам яблочки нужны
В раю вы ими прельщены.
Я рада, что в моем саду
Я тоже яблочки найду!»[212]212
  Гёте, «Фауст», 1-я часть, 21-я сцена, «Вальпургиева ночь». Перевод Н. Холодковского. – Прим. пер.


[Закрыть]
 

Нет ни малейших сомнений в том, что здесь подразумевается под яблоней и под яблочками. Красивая грудь также относилась к тем прелестям, благодаря которым актриса приковала к себе моего сновидца.

Из взаимосвязей, выявленных в анализе, у нас имелись все основания предполагать, что сновидение сводится к детскому впечатлению. Если это правильно, то оно должно относиться к кормилице моего пациента, которому вскоре исполнится тридцать лет. Кормилица, как и Сафо Доде, представляется намеком на недавно покинутую им возлюбленную.

В содержании сновидения появляется и (старший) брат пациента, причем он наверху, а сам пациент внизу. Это опять-таки является инверсией действительных отношений, ибо его брат, как мне известно, утратил свое социальное положение, а мой пациент его приобрел. При воспроизведении сновидения сновидец избежал сказать: «Брат наверху», а сам он находился в «партере». Это стало бы слишком ясным высказыванием, ибо среди нас принято говорить о человеке, что он в «партере», если он лишился имущества или положения, то есть слово «партер» употребляется в том же значении, в каком употребляют слово «опустился». Наверное, есть некий смысл в том, что здесь в сновидении изображается нечто противоположное. Эта инверсия, по-видимому, касается и других отношений между мыслями и содержанием сновидения. Имеется указание на то, где еще раз встречается эта инверсия. Очевидно, в конце сновидения, где с подъемом дело опять-таки обстоит противоположно тому, как в «Сафо». Тогда нам легко понять, какая инверсия имеется в виду: в «Сафо» мужчина несет женщину, находящуюся с ним в сексуальных отношениях; в мыслях сновидения, наоборот, речь идет о женщине, которая несет мужчину, а так как этот случай может произойти только в детстве, это снова относится к кормилице, которая тяжело переносит младенца. Таким образом, конец сновидения следует понимать как изображение Сафо и кормилицы с помощью одного и того же намека.

Подобно тому, как Доде выбрал имя Сафо не без намека на лесбийскую привычку, так и части сновидения, в которых одни люди находятся наверху, а другие внизу, указывают на фантазии сексуального содержания, занимающие сновидца и в качестве подавленных страстных влечений имеющие отношение к его неврозу. То, что в сновидении изображаются фантазии, а не воспоминания о действительных событиях, само по себе толкование не обнаруживает; оно нам выявляет лишь содержание мыслей и оставляет за нами право устанавливать их связь с реальностью. Действительные и воображаемые события вначале кажутся здесь – и не только здесь, но и при создании более важных психических образований, нежели сновидения, – равноценными[213]213
  По всей видимости, Фрейд здесь делает намек на сделанное им недавно открытие, что детские сексуальные травмы, которые якобы раскрывались в анализе невротических пациентов, на самом деле часто оказывались всего лишь фантазиями. Freud, 1906a. – Прим. пер.


[Закрыть]. Большое общество означает, как мы уже знаем, тайну. Брат – это не кто другой, как привнесенный в детскую сцену посредством «возврата в фантазии» заместитель всех соперников у женщин. Эпизод с господином, который ругает итальянского короля, через посредство недавнего и самого по себе безразличного переживания опять-таки относится к проникновению лиц низшего сословия в высшее общество. Дело обстоит так, словно грудной младенец получает предостережение, аналогичное тому, которое Доде дает молодежи[214]214
  Воображаемый характер ситуации, относящейся к кормилице сновидца, доказывается объективно выявленным обстоятельством – кормилицей в данном случае была мать. Впрочем, мне вспоминается сожаление молодого мужчины из упомянутого анекдота о том, что он не сумел лучше воспользоваться ситуацией, которое, пожалуй, и является источником этого сновидения.


[Закрыть].