Текст книги "Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия"

Что означает часто возникающее во сне суждение «Ведь это всего лишь сон», и какой психической силе его следует приписать, я буду обсуждать в другом месте. Здесь же я предварительно только скажу, что оно служит обесцениванию того, что приснилось. Соприкасающуюся с этим интересную проблему: что выражается в том случае, когда определенное содержание сновидения само обозначается как «снящееся», то есть загадку «сна во сне», В. Штекель (1909) разрешил аналогичным способом, проанализировав нескольких убедительных примеров. «Приснившееся» в сновидении опять-таки должно быть обесценено, лишено своей реальности; то, что снится после пробуждения от «сна во сне», хочет поставить желание, содержащееся в сновидении, на место угасшей реальности. Таким образом, можно предположить, что «приснившееся» содержит изображение реальности, действительное воспоминание, а продолжающееся сновидение – наоборот, изображение того, что просто желал сновидец. Включение определенного содержания в «сон во сне» можно, стало быть, приравнять к желанию, чтобы того, что было обозначено как сновидение, не произошло. Другими словами: если определенное событие вводится в сон самой работой сновидения, то это означает самое решительное подтверждение реальности этого события, самое активное его одобрение. Работа сновидения использует само снови́дение как форму отвержения и доказывает этим мысль, что сновидение есть исполнение желания.

До сих пор мы занимались исследованием того, каким образом сновидение изображает отношения между его мыслями, но при этом неоднократно затрагивали и другой вопрос: какому изменению подвергается материал сновидения в целом ради образования сновидения? Мы знаем теперь, что материал сновидения, лишившись львиной доли своих отношений, подвергается сжатию, и в то же время смещения интенсивности между его элементами вызывают психическую переоценку этого материала. Смещения, на которые мы обращали внимание, оказались заменой одного представления другим, так или иначе связанным с ним по ассоциации; при этом они служили сгущению, поскольку таким способом вместо двух элементов в сновидение входило нечто среднее между ними. Другой вид смещения мы пока еще не упоминали. Однако из анализов становится ясно, что такой действительно существует и что он проявляет себя в замене словесного выражения данной мысли. В обоих случаях речь идет о смещении вдоль ассоциативной цепи, но один и тот же процесс происходит в различных психических сферах, и результат такого смещения заключается в замене одного элемента другим в одном случае и в замене одного словесного выражения элемента другим – во втором.

Этот второй вид смещений, происходящих при образовании сновидения, не только имеет большой теоретический интерес, но и оказывается особенно хорошо пригодным для того, чтобы объяснить мнимую фантастическую абсурдность, которой маскируется сновидение. Как правило, смещение происходит таким образом, что бесцветное и абстрактное выражение мысли сновидения заменяется образным и конкретным. Выгода и вместе с тем цель этой замены очевидны. Конкретное доступно для изображения в сновидении, может быть включено в ситуацию, где абстрактное выражение доставило бы изображению в сновидении примерно такие же трудности, как иллюстрирование политической передовицы в газете. Но от такой замены выигрывает не только изобразительность элемента – она происходит также в интересах сгущения и цензуры. Когда абстрактно выраженная неприемлемая мысль сновидения переводится на язык образов, то между этим новым ее выражением и остальным материалом сновидения проще найти точки соприкосновения и тождества, в которых нуждается сновидение и которые оно создает, если их нет, ибо в любом языке вследствие его развития конкретные термины более богаты связями, чем абстрактные. Можно себе представить, что бо́льшая часть промежуточной работы при образовании сновидения, которая старается свести разрозненные мысли сновидения к как можно более сжатым и дать им целостное выражение во сне, совершается таким образом – путем подходящего словесного преобразования отдельных мыслей. Одна мысль, выражение которой по каким-то причинам не меняется, будет при этом, распределяя и избирая, оказывать влияние на возможности выражения другой, причем, наверное, с самого начала, примерно так, как в работе поэта. Чтобы стихотворение имело рифму, вторая строка должна удовлетворять двум условиям; она должна выражать необходимый смысл, а выражение этого смысла должно рифмоваться с первой строкой. Наилучшие стихотворения – это, пожалуй, те, где намерение подыскать рифму незаметно, где обе мысли благодаря взаимной индукции с самого начала выбрали словесное выражение, которое после небольшой последующей переработки позволяет найти созвучие.

В некоторых случаях замена выражения служит сгущению в сновидении еще более непосредственно, находя словосочетание, которое, будучи двусмысленным, позволяет выразить несколько мыслей сновидения. Таким образом, вся сфера остроумия становится подвластной работе сновидения. Не приходится удивляться той роли, которая выпадает словам при образовании сновидения. Слову как узловому пункту многочисленных представлений, так сказать, уже заранее уготована многозначительность, и неврозы (навязчивые представления, фобии) используют выгоды, предоставляемые словом для сгущения и маскировки, не менее безбоязненно, чем сновидение. Нетрудно показать, что от смещения выражения выигрывает также и искажение в сновидении. Если два однозначных слова заменяются одним двусмысленным, то это может ввести в заблуждение, а замена обыденного выражения образным задерживает наше внимание, особенно потому, что сновидение никогда не указывает, надо ли толковать его элементы буквально или в переносном смысле, нужно ли связывать их с материалом сновидения напрямую или через посредство включенных оборотов речи. В целом при толковании каждого элемента сновидения возникает сомнение в том,

а) в каком смысле его следует воспринимать – в позитивном или негативном (отношение противоречия);

б) толковать ли его исторически (как воспоминание);

в) символически, или

г) его оценка должна исходить из буквального выражения.

Несмотря на эту неоднозначность, можно сказать, что изображение работы сновидения, которая и не ставит себе целью быть понятой, доставляет переводчику не больше сложностей, чем, например, древние люди, писавшие иероглифами, своим читателям.

Я уже приводил несколько примеров изображений в сновидении, которые не распадаются только благодаря двусмысленности выражения («Рот хорошо открывается» – в сновидении об инъекции, «Я все же не могу идти» – в последнем сне, и т. д.). Теперь я приведу сновидение, в анализе которого важную роль играет наглядное представление абстрактной мысли. Отличие такого толкования сновидений от толкования посредством символики можно определить еще более строго; при символическом толковании ключ символизации выбирается толкователем произвольно; в наших случаях словесной маскировки этот ключ общеизвестен – он представлен в виде устойчивых оборотов речи. Если имеется верная мысль по верному поводу, то сновидения подобного рода – целиком или частично – можно разрешать и без сведений сновидца.

Одной знакомой мне даме снится: она находится в опере. Идет представление Вагнера, которое затянулось до без четверти восьми утра. В партере стоят столы, за которыми едят и пьют. За одним из таких столов со своей молодой женой сидит ее кузен, только что вернувшийся из свадебного путешествия; рядом с ними какой-то аристократ. Про него говорят, что молодая женщина привезла его с собой из свадебного путешествия – совершенно открыто, как привозят с собой шляпу. Посреди партера возвышается башня с платформой наверху, окруженной железной решеткой. Там стоит дирижер, чертами лица напоминающий Ганса Рихтера, он постоянно бегает по платформе, страшно потеет и со своего места управляет оркестром, который расположен внизу у основания башни. Сама она сидит со (знакомой мне) подругой в ложе. Ее младшая сестра хочет подать ей из партера большой кусок угля, объясняя, что она не знала, что все так затянется, и что она ужасно замерзла. (Как будто ложи должны отапливаться во время долгого представления.)

Сновидение довольно бессмысленно, хотя вполне хорошо передает ситуацию. Башня посреди партера, откуда дирижер управляет оркестром; но прежде всего уголь, который подает сестра! Я намеренно не проводил анализа этого сновидения; кое-что зная о личных отношениях сновидицы, я сумел самостоятельно истолковать некоторые его части. Я знал, что она испытывала большую симпатию к одному музыканту, карьера которого преждевременно была прервана душевной болезнью. Поэтому я решил трактовать башню (Turm) в партере буквально. В итоге получилось, что человек, которого ей хотелось бы видеть на месте Ганса Рихтера, неизмеримо выше (turmhoch) остальных членов оркестра. Эту башню можно охарактеризовать как смешанное образование, созданное противопоставлением; своим основанием она отображает величие человека, а решеткой наверху, за которой он снует, как пленник или как зверь в клетке (намек на имя несчастного)[242]242
  Дополнение, сделанное в 1925 году: Хуго Вольф. (То есть в переводе с немецкого «Волк». – Прим. пер.


[Закрыть], – его дальнейшую участь. Слово, в котором могли бы соединиться обе мысли, – «дом умалишенных» (Narrenturm).

После того как был раскрыт способ изображения в сновидении, можно было попытаться тем же ключом раскрыть и вторую кажущуюся абсурдность: уголь, подаваемый ей сестрой. «Уголь», должно быть, означает «тайную любовь»».

 
Ни древо, ни уголь
Не пылают
Так жарко в огне,
Как тайная страсть в глубине[243]243
  Народная песня.


[Закрыть].
 

Сама она и подруга остались сидеть; младшая сестра, у которой пока еще есть перспективы выйти замуж, подает ей уголь, «потому что она не знала, что все так затянется». Что именно затянется, об этом в сновидении не говорится; в рассказе мы бы добавили: представление; в сновидении мы можем взять эту фразу как таковую, назвать ее двусмысленной и добавить: «пока она выйдет замуж». Толкование «тайная любовь» подкрепляется в таком случае упоминанием о кузене, который с женой сидит в партере, и о приписываемой последней открытой любовной связи. В сновидении доминируют противоречия между тайной и открытой любовью, между ее огнем и холодностью молодой женщины. Впрочем, здесь, как и там, «стоящий на высоте» – это слово, обозначающее нечто среднее между аристократом и музыкантом, подающим большие надежды.

Итак, с помощью предшествующих рассуждений мы выявили третий момент[244]244
  Первыми двумя являются сгущение и смещение.


[Закрыть], участие которого в превращении мыслей сновидения в содержание сновидения нельзя недооценивать: учет изобразительных возможностей в своеобразном психическом материале, которым пользуется сновидение, то есть, как правило, в зрительных образах. Из разных побочных связей с мыслями сновидения предпочтение получает та, что допускает зрительное изображение, и работа сновидения не чурается усилий, чтобы придать трудновыразимым мыслям другую словесную форму, пусть и более необычную, если только она облегчает изображение и тем самым устраняет психологическую зажатость мышления. Однако это переливание содержания мысли в другую форму может одновременно служить работе сгущения и создавать связи с другой мыслью, которых в противном случае не было бы. Эта другая мысль, идя навстречу, сама уже, возможно, изменила свое первоначальное выражение.

Герберт Зильберер (1909) продемонстрировал хороший способ того, как можно непосредственно наблюдать происходящий при образовании сновидения перевод мыслей в образы и тем самым изолированно изучать этот элемент работы сновидения. Если в состоянии утомления и сонливости он прилагал умственное усилие, то с ним часто происходило так, что мысль ускользала, а вместо нее возникал образ, в котором он мог распознать замену мысли. Зильберер не совсем обоснованно называет эту замену «аутосимволической». Я приведу здесь несколько примеров из работы Зильберера [ibid., 519–522], к которым я еще вернусь в другом месте из-за определенных особенностей наблюдаемых феноменов.

«Пример № 1. Я думаю о том, что надо бы исправить в статье одно нескладное место.

Символ: я вижу, как выстругиваю кусок доски».

«Пример № 5. Я пытаюсь представить себе цель определенных метафизических исследований, которыми я как раз собираюсь заняться. Я думаю, эта цель состоит в том, чтобы проработать экзистенциальные основы, или слои, все более высоких форм сознания.

Символ: я подхожу с длинным ножом к торту, чтобы отрезать от него кусок.

Толкование: мое движение с ножом означает подразумеваемую “проработку”… Объяснение символической основы таково: за столом мне часто приходится разрезать и подавать торт. Я это делаю длинным, гибким ножом, что требует некоторой аккуратности. С определенными сложностями, в частности, связано аккуратное вынимание нарезанных кусочков торта; нож надо осторожно подсунуть под соответствующие куски (постепенная “проработка”, чтобы достичь основ). Однако в этом образе имеется еще больше символики. Это был слоеный торт, то есть торт, разрезая который нож должен проникнуть через разные слои (слои сознания и мышления)».

«Пример № 9. Я теряю нить мысли. Я пытаюсь снова ее найти, но вынужден признать, что точка соприкосновения полностью выпала из моей памяти.

Символ: часть написанной фразы, последние строки которой пропали».

Ввиду той роли, которую играют остроты, цитаты, песни и поговорки в интеллектуальной жизни образованных людей, вполне соответствовало бы ожиданиям, если бы маскировки подобного рода часто использовались для изображения мыслей сновидения. Что означают, например, в сновидении повозки, каждая из которых наполнена своим видом овощей? Это желанная противоположность выражению «свалить все в одну кучу», то есть «неразберихе», и, следовательно, означает «беспорядок». Я удивлен, что это сновидение мне было рассказано всего один-единственный раз[245]245
  Дополнение, сделанное в 1925 году: Подобное сновидение мне действительно больше не встречалось, так что в обоснованности толкования я не уверен.


[Закрыть]. Лишь для немногих материй выработалась универсальная символика на основе общеизвестных намеков и замен слов. Впрочем, добрая часть этой символики у сновидения является общей с психоневрозами, сказаниями и народными обычаями.

Более того, при более детальном рассмотрении приходится признать, что работа сновидения, производя такого рода замену, не совершает ничего оригинального. Для достижения своих целей – в данном случае: свободного от цензуры изображения – оно идет лишь по пути, уже проложенному в бессознательном мышлении, и предпочитает те формы превращения вытесненного материала, которые в виде острот и намеков могут быть также осознаны и которыми изобилуют все фантазии невротиков. Здесь неожиданно становятся понятными толкования сновидений Шернера, верную суть которых я отмечал в другом месте. Занятие в фантазии собственным телом отнюдь не является чем-то присущим исключительно сновидению или для него характерным. Проведенные мною анализы показали, что оно представляет собой обычное явление в бессознательном мышлении невротиков и сводится к сексуальному любопытству, объектом которого для взрослеющего юноши или девушки становятся гениталии человека противоположного, а также и одного с ним пола. Но как совершенно верно подчеркивают Шернер (1861) и Фолькельт (1875), дом – это не единственный круг представлений, который используется для символизации тела – как в сновидении, так и в бессознательных фантазиях при неврозе. Я знаю пациентов, у которых сохранялась архитектоническая символика тела и гениталий (однако сексуальный интерес простирается далеко за область внешних половых органов), у которых столбы и колонны означают ноги (как в «Песне песней»), любые ворота – отверстия в теле («дыры»), водопровод – мочевые органы и т. д. Но столь же охотно для сокрытия сексуальных образов выбирается круг представлений, относящихся к жизни растений или к кухне[246]246
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Соответствующий богатый доказательный материал содержится в трех дополнительных томах Э. Фухса (1909–1912).


[Закрыть]; в первом случае немалую роль играют обороты речи – осадок сравнений фантазии, сохранившийся с древних времен («виноградник» господина, «семя» и «сад» девушки в «Песне песней»). В мыслях и сновидениях во внешне безобидных намеках на кухонные принадлежности можно обнаружить как самые отвратительные, так и самые интимные детали половой жизни, а симптоматика истерии становится вообще непонятной, если забыть, что сексуальная символика как за самым лучшим укрытием может прятаться за повседневным и заурядным. Свое сексуальное значение имеет и то, что невротические дети не выносят вида крови и сырого мяса, что от яиц и макарон у них бывает рвота, что естественный для человека страх змей усиливается у невротика до небывалых размеров. И всюду, где невроз пользуется такой маскировкой, он идет по путям, по которым когда-то в периоды древней культуры шло все человечество и о существовании которых, вызывая легкое замешательство, еще и сегодня свидетельствуют наши обороты речи, суеверия и обычаи.

Я привожу здесь вышеупомянутое сновидение пациентки о цветах, в котором выделю все, что можно истолковать сексуально. Красивый сон после его истолкования сновидице полностью разонравился.

а) Предварительное сновидение. Она идет на кухню к двум служанкам и бранит их за то, что они не могут приготовить «самую малость еды». При этом она видит в кухне множество грубой посуды, перевернутой для того, чтобы стекали капли, и сваленной в кучу друг на друга. Обе служанки идут за водой, при этом они должны зайти в реку, протекающую рядом с домом или двором.

б) Главное сновидение[247]247
  Ее жизненный путь.


[Закрыть]. Она спускается сверху [248]248
  Высокое происхождение, желание-противопоставление предварительному сну.


[Закрыть], перелезая через своеобразные парапеты или изгороди, объединенные в большой ромб и состоящие из сплетения небольших квадратов [249]249
  Смешанное образование, объединяющее два места: так называемый чердак отчего дома, где она играла с братом, объектом ее последующих фантазий, и двор скверного по характеру дяди, который часто над ней подтрунивал.


[Закрыть]. В сущности, они не приспособлены для лазания; она все время озабочена тем, чтобы найти для ноги место, и рада, что нигде при этом не цепляется платьем, что сохраняет приличный вид[250]250
  Желание-противопоставление реальному воспоминанию о дядином доме, о том, что она часто раскрывалась во сне.


[Закрыть]. При этом она несет в руке[251]251
  Как ангел держит в руке стебель лилии на изображениях Благовещения девы Марии.


[Закрыть] огромную ветвь, похожую на дерево, которая сплошь усеяна красными цветами[252]252
  Объяснение этого смешанного образования: невинность, менструация, «Дама с камелиями».


[Закрыть]. При этом мысль, что это цветы вишни, но они выглядят также как махровые камелии, которые, правда, не растут на деревьях. Пока она спускается, в руке у нее сначала одна ветвь, потом вдруг две, а затем снова одна[253]253
  По числу человек, присутствующих в ее фантазии.


[Закрыть]. Когда она добирается донизу, почти все нижние цветы уже опали. Внизу она видит дворника, который, как ей хочется сказать, расчесывает точно такое же дерево, то есть теребит деревяшкой густые пучки волос, свисающие с него, словно мох. Другие рабочие срубили такие ветви в саду и выбросили на улицу, где они лежат, а прохожие берут их с собой. Но она спрашивает, можно ли ей тоже взять одну[254]254
  Можно ли ей тоже одну сорвать, то есть мастурбировать.


[Закрыть]. В саду стоит молодой мужчина (знакомый ей человек, чужестранец), к которому она подходит, чтобы спросить, как пересадить такие ветки в ее собственный сад [255]255
  Ветвь издавна служит символом мужского полового органа, но вместе с тем содержит довольно ясный намек на фамилию сновидицы.


[Закрыть]. Он обнимает ее, но она сопротивляется и спрашивает его, считает ли он, что с ней можно так поступать. Он говорит, что в этом нет ничего плохого, что это дозволено[256]256
  Как и последующее, относится к предосторожностям в браке.


[Закрыть]. Затем он заявляет о готовности пойти с ней в другой сад, чтобы показать, как нужно сажать, и говорит ей что-то, чего она толком не понимает: «Мне и так недостает трех метров (впоследствии она говорит: квадратных метров) или трех клафтеров земли». Ей кажется, что за свою любезность он от нее чего-то потребует, что он намерен вознаградить себя в ее саду, или будто он хочет обмануть какой-то закон, извлечь какую-то выгоду, не нанеся ей вреда. Действительно ли он ей потом что-то показывает, она не знает.

Данное сновидение, в котором выделены его символические элементы, можно назвать «биографическим». Такие сны часто встречаются в психоанализе, но, возможно, лишь изредка вне его.

Разумеется, именно такой материал имеется у меня в изобилии, однако его представление завело бы нас чересчур далеко в обсуждении невротических отношений. Все, о чем говорилось выше, приводит нас к одному и тому же выводу, что в работе сновидения не следует предполагать какую-либо особую символизирующую деятельность души, что сон пользуется такими символизациями, которые уже в готовом виде содержатся в бессознательном мышлении, поскольку благодаря своей образности и, как правило, свободе от цензуры они более удовлетворяют требованиям образования сновидения.

Анализ последнего биографического сна служит доказательством того, что я с самого начала признавал символику в сновидении. К полному пониманию ее объема и значения я пришел, однако, лишь постепенно, по мере накопления опыта и под влиянием работ В. Штекеля (1911), о которых здесь имеет смысл высказаться.

Этот автор, принесший психоанализу, пожалуй, столько же вреда, сколько и пользы, привел большое количество неожиданных символических переводов, в которые вначале не верилось, но которые затем пришлось признать, поскольку большей частью они нашли свое подтверждение. Заслуга Штекеля не умаляется замечанием, что скептическая сдержанность других имела под собой основания. Дело в том, что примеры, которыми он подкреплял свои толкования, часто не были убедительными, и он пользовался методом, который с научных позиций надо отвергнуть как ненадежный. Штекель находил свои символические интерпретации интуитивным путем, благодаря свойственной ему способности понимать символы непосредственно. Однако нельзя предполагать, что такое умение присуще всем людям, его эффективность лишена всякой критики, а потому его результаты не претендуют на достоверность. Это похоже на то, как если бы диагностику инфекционных болезней решили основывать на обонятельных впечатлениях от больничной кровати, хотя, без сомнения, существовали клиницисты, которым чувство обоняния, не развитое у большинства, говорило больше, чем другим, и которые действительно были способны диагностировать брюшной тиф по запаху.

Накопленный психоаналитический опыт позволил нам выявить пациентов, которые удивительным образом обнаружили такое непосредственное понимание символики сновидений. Часто это были больные, страдавшие dementia praecox, а потому какое-то время существовала тенденция подозревать всех сновидцев с таким пониманием символов в этом заболевании. Только это не верно, речь идет о личной одаренности или своеобразии без очевидного патологического значения.

Ознакомившись с применением разнообразной символики для изображения сексуального материала в сновидении, мы должны задаться вопросом, не выступают ли многие из этих символов в качестве «знака сокращения» в стенографии с раз и навсегда установленным значением и не возникает ли искушение составить новый сонник с использованием шифровального метода. На этот счет надо заметить: эта символика не принадлежит исключительно сновидению, а входит в бессознательные представления конкретного народа, и ее можно обнаружить в фольклоре, в мифах, сказаниях, оборотах речи, в мудрых изречениях и в типичных остротах в более полном виде, чем в сновидении.

Следовательно, нам пришлось бы выйти далеко за рамки задачи толкования сновидений, если бы мы захотели установить верное значение символа и обсудить многочисленные, большей частью пока еще не решенные проблемы, которые связаны с понятием символа[257]257
  Дополнение, сделанное в 1911 году: Ср. работы Блейлера (1910) и его цюрихских учеников: Мёдера (1908), Абрахама (1909) и др. о символике, а также немедицинские труды, на которые они ссылаются (Кляйнпауля [1898] и др.). Дополнение, сделанное в 1914 году: Самое точное из того, что было сказано по этому поводу, содержится в работе O. Ранка и Г. Захса, 1913, глава I. Дополнение, сделанное в 1925 году: См. далее работу Э. Джонса (1916).


[Закрыть]. Мы хотели бы здесь только сказать, что изображение с помощью символа относится к косвенным способам изображения, но что различные доводы удерживают нас от того, чтобы все без разбору символические изображения мешать в одну кучу с другими способами косвенного изображения, не сумев к тому же постичь эти отличительные характеристики в понятийной ясности. В ряде случаев общее между символом и тем, что он замещает, является очевидным, в других случаях оно скрыто; выбор символа кажется тогда загадочным. Именно эти случаи должны помочь нам пролить свет на значение символических отношений; они указывают на то, что речь идет об одной и той же генетической природе. То, что сегодня связано символически, по всей вероятности, в древности было объединено понятийной и языковой идентичностью[258]258
  Дополнение, сделанное в 1925 году: Эта точка зрения нашла бы подтверждение в учении, развиваемом доктором Гансом Шпербером. Шпербер (1912) считает, что первые слова в основном обозначали сексуальные вещи, а затем это сексуальное значение утратили, перейдя на другие вещи и виды деятельности, которые сравнивались с сексуальными.


[Закрыть]. Символическое отношение представляется остатком и признаком былой идентичности. При этом можно наблюдать, что символическая общность во многих случаях простирается за пределы языковой общности, как утверждал еще Шуберт (1814). Многие символы столь же древни, как и речь в целом, другие, однако, постоянно образуются в наше время (например, воздушный корабль, дирижабль).

Сновидение пользуется этой символикой для завуалированного изображения своих скрытых мыслей. Среди используемых таким образом символов имеется много таких, которые всегда или почти всегда обозначают одно и то же. Необходимо только учитывать своеобразную пластичность психического материала. Довольно часто символ в содержании сновидения можно истолковывать не символически, а в его собственном значении; в других случаях сновидец из особого материала воспоминаний может создать себе право использовать в качестве сексуального символа всевозможные предметы, которые обычно так не используются. Если для изображения содержания у него имеется на выбор несколько символов, то он изберет тот символ, который, помимо всего прочего, обнаруживает еще и объективную связь с остальным мыслительным материалом, то есть имеет наряду с типичной мотивацией еще и индивидуальную.

Хотя после Шернера современные исследования сновидений сделали неизбежным признание символики сна – даже Х. Эллис (1911) согласен, что не может быть никаких сомнений в том, что наши сновидения полны символикой, – тем не менее надо признать, что задача толкования сновидений из-за существования символов в снах не только облегчается, но и осложняется. Техника толкования по свободным мыслям сновидца при выявлении символических элементов содержания сновидения чаще всего нас подводит; возвращение к произволу толкователя сновидений, который практиковался в древности и который, похоже, вновь оживает в одичалых толкованиях Штекеля, исключено из соображений научной критики. Таким образом, имеющиеся в содержании сновидения элементы, которые следует понимать символически, вынуждают нас к комбинированной технике, с одной стороны, опирающейся на ассоциации сновидца, а с другой стороны, восполняющей то, чего недостает в понимании символов толкователя. Чтобы избежать упрека в произвольности при толковании сновидений, критическая осторожность при объяснении символов должна сочетаться с тщательным их изучением на особенно наглядных примерах снов. Неуверенность, пока еще присущая нашей деятельности как толкователей сновидений, с одной стороны, возникает из-за неполноты наших знаний, которая будет постепенно устранена по мере их углубления, с другой стороны, она связана как раз с определенными особенностями символов сновидений. Зачастую они имеют много значений, а потому, как в китайском письме, только их взаимосвязь позволяет прийти к верному их пониманию. С этой многозначностью символов связана и способность сновидения допускать несколько толкований, изображать в содержании различные, зачастую по своей природе существенно отличающиеся мыслительные образования и импульсы желания.

После этих ограничений и предостережений я цитирую: император и императрица (король и королева) действительно чаще всего изображают родителей сновидца, принц или принцесса – его самого. Однако такой же высокий авторитет, как у императора, признается за великими людьми, поэтому в некоторых сновидениях, например, Гёте выступает как символ отца. (Хичманн,1913.) Все продолговатые предметы: палки, бревна, зонты (из-за натяжения, сопоставимого с эрекцией!), все длинные и острые виды оружия: ножи, кинжалы, пики представляют мужской член. Часто встречающимся, хотя и не совсем понятным его символом служит пилка для ногтей (быть может, из-за трения и скобления?). Банки, коробки, ящики, шкафы, печки соответствуют женскому телу, но также пещеры, судна и все виды сосудов. Комнаты в сновидениях (Zimmer) – это, как правило, женщины (Frauenzimmer), изображение их различных входов и выходов в этом истолковании не должно сбить с толку[259]259
  Дополнение, сделанное в 1919 году: «Одному живущему в пенсионе пациенту снится, будто он встречает девушку из обслуживающего персонала и спрашивает ее, какой у нее номер; она, к его удивлению, отвечает: 14. Фактически он вступил в отношения с данной девушкой и несколько раз встречался с ней в своей спальне. Она, естественно, опасалась, что хозяйка их заподозрит, и накануне сновидения предложила ему встречаться с нею в одной из нежилых комнат. В действительности эта комната имела номер 14, тогда как в сновидении этот номер носит женщина. Едва ли можно придумать более явное свидетельство идентификации женщины и комнаты». (Jones, 1914a.) (Ср. Артемидор «Символика сновидений» [книга II, глава X]: «Так, например, спальня означает супругу, если таковая имеется в доме».)


[Закрыть]. Проявление интереса, «открыта» комната или «закрыта», нетрудно понять в этом контексте. (Ср. сновидение Доры во «Фрагменте одного случая анализа истерии».) Какой ключ отпирает комнату, едва ли есть надобность здесь говорить; Уланд в песне о «Графе Эберштейне» использовал символику замка́ в очень забавном скабрезном анекдоте. Сновидение, в котором человек идет через анфиладу комнат, – это сон о борделе или гареме. Однако оно, как показал Г. Захс на прекрасных примерах, используется для изображения брака (его противоположности). Интересная связь с инфантильным исследованием сексуальности возникает в том случае, когда сновидцу снятся две комнаты, которые сначала были одной, или когда знакомая ему комната в квартире разделяется в сновидении на две, или наоборот. В детстве женские гениталии (попа) считаются единственным пространством (инфантильная теория клоаки), и только позднее ребенок узнает, что эта часть тела включает в себя две отдельных полости и два отверстия. Перила, подъемы, лестницы или переход по ним, как вверх, так и вниз, – это символическое изображение полового акта[260]260
  Дополнение, сделанное в 1911 году: Я повторю здесь сказанное мной в другом месте («Будущие шансы психоаналитической терапии», 1910d): «Не так давно мне стало известно, что один далекий от нас психолог обратился к одному из нас с замечанием, что мы все же явно переоценили тайное сексуальное значение сновидений. Ему чаще всего снится, будто он поднимается по стремянке, и за этим, разумеется, не стоит ничего сексуального. После этого возражения мы специально уделили внимание наличию в сновидениях стремянок, лестниц, ступенек и вскоре смогли установить, что лестница (и то, что ей аналогично), без сомнения, представляет собой символ коитуса. Основу сопоставления найти нетрудно; человек поднимает наверх с помощью ритмичных движений при усиливающейся одышке и может затем в несколько быстрых прыжков вновь оказаться внизу. Таким образом, ритм коитуса воспроизводится в подъеме по лестнице. Не забудем привлечь и обороты речи. Они нам показывают, что слово “влезать” [steigen] часто используется как замена для обозначения сексуального действия. Принято говорить, что мужчина “лезет” [steigen], “пристает” [nachsteigen]. Во французском языке лестничная ступень называется la marche: “un vieux marcheur” полностью совпадает с нашим “старым развратником” [ein alter Steiger]».


[Закрыть]. Гладкие стены, по которым карабкается человек, фасады домов, с которых он – зачастую со страхом – спускается, соответствуют телам людей в положении стоя и, по всей вероятности, воспроизводят во сне воспоминание о попытке маленького ребенка вскарабкаться на родителей и воспитателей. «Гладкие стены» – это мужчины, за «выступы» домов спящий нередко цепляется в страшном сне. Столы, накрытые столы и подносы также означают женщин, возможно, по контрасту с рельефностью женского тела. «Дерево», или «древесина», в силу своих лингвистических связей, по всей видимости, является отображением женского вещества (материи). Название острова Мадейра в переводе с португальского означает дерево, древесину. Так как «стол и постель» – необходимые атрибуты брака, в сновидении первое нередко заменяет второе, и комплекс сексуальных представлений переносится в таком случае на комплекс еды. Из предметов одежды женскую шляпу очень часто с уверенностью можно толковать как гениталии, причем мужчины. Это же относится и к плащу, причем остается невыясненным, какая доля в употреблении этого символа принадлежит созвучию слова. В сновидениях мужчин галстук зачастую выступает символом пениса, и не только потому, что он имеет продолговатую форму, свешивается и является характерным атрибутом мужчины, но и потому, что галстук можно выбрать по своему усмотрению, – свобода, в которой природа отказала означаемому этим символом[261]261
  Дополнение, сделанное в 1914 году: Ср. в Zentbl. Psychoanal., Bd. 2, 675 [Rorschach, 1912] рисунок одной 19-летней маниакальной больной: мужчина со змеей в качестве галстука, которая поворачивается к девушке. В связи с этим история «Стыдливый мужчина» (Anthropophyteia, Bd. 6, 334): Одна дама зашла в ванную, а там находился мужчина, который еще не надел рубашку; ему было очень стыдно, но он тут же прикрыл горло передней частью рубашки и сказал: «Прошу прощения, я без галстука».


[Закрыть]. Люди, использующие в сновидении этот символ, часто роскошествуют галстуками, буквально собирая целые их коллекции. Все сложные механизмы и аппараты в сновидениях – это с большой вероятностью половые органы, как правило, мужские, в изображении которых символика сновидения оказывается столь же неутомимой, как и работа остроумия. Совершенно очевидно также, что все виды оружия и инструменты используются как символы мужского члена: плуг, молоток, ружье, револьвер, кинжал, сабля и т. д. Также во многих ландшафтах в сновидениях, особенно таких, где имеются мосты или поросшие лесом горы, легко можно распознать изображение гениталий. Марциновски (1912a) собрал целый ряд примеров, где сновидцы разъясняли свои сновидения с помощью рисунков, которые должны были изображать содержащиеся в них ландшафты и местности. Эти рисунки прекрасно иллюстрируют различие между явным и скрытым значением сновидения. На первый взгляд они, казалось бы, представляют собой планы, географические карты и т. д., но при более тщательном исследовании раскрываются как изображения человеческого тела, гениталии и т. д. и только после такого истолкования содействуют пониманию сна. (Ср. в этой связи работы Пфистера [1911–1912 и 1913] о криптографии и картинках-загадках.) Также и непонятные новые словообразования могут складываться из составных частей с сексуальным значением. Даже дети зачастую означают во сне не что иное, как гениталии, ведь мужчинам и женщинам привычно ласково называть свои гениталии «малышом». Штекель (1909) верно истолковал «маленького брата» как пенис. Игра с маленьким ребенком, физическое наказание малыша и т. д. часто являются изображениями во сне онанизма. Целый ряд других, правда, еще недостаточно проверенных символов приводит Штекель, иллюстрируя их примерами. Символическому изображению кастрации служит работа сновидения: облысение, стрижка волос, выпадение зубов и обезглавливание. Появление в сновидении одного из употребительных символов пениса дважды или несколько раз следует понимать как протест против кастрации. Также и появление во сне ящерицы – животного, у которого отрастает оторванный хвост, – имеет такое же значение. Из животных, использующихся в мифологии и фольклоре в качестве символов гениталий, некоторые играют эту роль и в сновидении: рыба, улитка, кошка, мышь (из-за волосяного покрова в области гениталий), но прежде всего самый важный символ мужского члена – змея. Маленькие животные, вредные насекомые изображают маленьких детей, например нежеланных братьев и сестер; нашествие паразитов часто можно приравнять к беременности. В качестве совсем недавно возникшего символа мужских гениталий следует назвать дирижабль, использование которого подобным образом в сновидении объясняется его связью с полетом, а иногда и его формой.