Текст книги "Ищу тебя"

И жизнь вроде наладилась. Постепенно Марина стала привыкать, что дочь свою она никогда больше не увидит. Потом время взяло своё. Окончила техникум, стала работать в заводской библиотеке. А потом встретила Марата. Он был намного старше её. Имел семью. Марина сама не могла понять, как это случилось. Её однажды попросили помочь заводскому художнику подготовить стенгазету к празднику, знали, что она немножко рисует. С радостью согласилась, и почти весь рабочий день проводила в мастерской. Постепенно привыкла к Марату Ивановичу, к его спокойному глуховатому голосу. Вечером не хотелось уходить домой. С ним было так уютно, надёжно. Марату нравилась девчонка – не из этих, нынешних, наглых. Только вот в глазах всегда стоит печаль, даже если она и улыбается. А лицо интересное, как у мадонны.

Ему захотелось нарисовать её портрет. Он стал делать наброски карандашом, она охотно позировала, впрочем, немножко смущаясь. Портрет никак не получался, художнику не удавалось схватить выражение глаз – оно постоянно менялось. Вот только что в них поблескивали весёлые искорки, лицо преображалось, но через мгновение в глазах появлялась всё та же вселенская печаль.

Он подолгу вглядывался в её лицо, изучал его – портрет не получался. Марина оставалась в мастерской и после работы. Они пили чай между сеансами, разговаривали о жизни. Марина о себе не рассказывала, он тоже. Велись разговоры на отвлечённые темы – всё больше об искусстве, о великих художниках. Марине было интересно – ведь в прежней её жизни этого не существовало. Марат Иванович был некрасивым, но когда он увлечённо работал или что-то ей рассказывал, лицо его преображалось, и Марина часто любовалась им. И вот случилось то, что должно было случиться. Марат Иванович испугался. Он попытался уговорить Марину не рожать, но она заладила своё: хочу от вас ребёнка. Тогда он прекратил с ней встречаться, совершенно не замечал её. Марина страдала, таяла на глазах и в конце концов решила избавиться от ребёнка. Но было уже поздно, да и Марата это не вернуло – он окончательно решил порвать с ней.

И вот он – плод любви, так сказать. Опять её ребенок никому не нужен. И ребёнок, и она.

Тётя Даша стала замечать, что Марина опять приходит домой навеселе. Глаза блестели, щеки горели неестественным румянцем. Иногда, не взглянув на ребёнка, не спросив, накормлен ли он, здоров ли – она валилась на постель и тут же засыпала, или принималась плакать, закатывала истерики. Иногда, наоборот, кидалась к ребёнку, тискала его, целовала, ребёнок кричал, напуганный таким непривычным для него проявлением чувств. Иногда Марина не приходила ночевать, и на вопрос тёти Даши вяло отмахивалась. Сердобольная женщина кормила ребёнка, водилась с ним, не спала ночи, когда он прибаливал, и Марину это вполне устраивало.

– Куда направляешься? – видя, что Марина, с лихорадочно блестящими глазами, оживлённая, красится перед зеркалом, спросила тётя Даша. – Ребёнок что-то капризничает, может, зубки режутся, может ещё что. Надо бы врача вызвать…

– Да чего его вызывать! – Марина потрогала лобик сына. – Холодный. Ничего с ним не случится. Я скоро приду, тёть Даша.

– Да куда ж ты, непутёвая твоя голова! И что с девчонкой стало – уму непостижимо! О ребёнке совсем не думает. Гулянки эти бесконечные, дружки какие-то подозрительные, – вздыхала старая женщина.

Марина, злясь, схватила ребёнка, стала его укутывать: пойду погуляю.

Тётя Даша только головой покачала вслед: пропадёт девчонка, как пить дать – пропадёт…

Поздно вечером пацаны заметили коляску с орущим ребёнком, что стояла во дворе дома. Они попытались покачать коляску, успокоить малыша, но тот не переставал кричать. Тогда они позвонили в милицию. Пришёл участковый, огляделся, подумал и направился к одному из подъездов.

– Ребёнка кто потерял – милиционер постучал в обшарпанную дверь, из-за которой доносились громкая музыка и пьяные голоса.

– Ой, это наверно, мой, – пьяная Марина схватила ребёнка. – И никто его не терял. Я с ним гуляла, пусть бы поспал на свежем воздухе. Чего орёшь, – прикрикнула она на ребёнка.

Целый месяц пролежали в больнице с воспалением лёгких. Не успев выписаться, Марина опять принялась за своё. Участковый врач ругалась, грозилась, что передаст материалы на лишение родительских прав. Марина клялась-божилась, что будет заниматься ребёнком, но когда врач пришла следующий раз, ребёнок был таким измождённым, что даже плакать не мог. Снова забрали его в больницу – откормили, выходили. Что же с ним делать? Жаль, что хозяйка этой непутевой мамаши уехала к сыну в деревню, так хоть она приглядывала за ребёнком. В районо стали оформлять документы на лишение прав. Марина плакала пьяными слезами, умоляла не отбирать у неё ребёнка… и в один из дней вообще куда-то исчезла вместе с малышом. А куда – кто же знает, да и нет никому дела до этого – у всех свои проблемы.

Холодным сентябрьским вечером в аварийную службу одного сибирского городка поступил звонок: прорвало трубы в подвале пятиэтажки, и горячая вода заливает уже первый этаж. Нехотя оторвавшись от домино, сантехники отправились устранять аварию. В подвале было темно, где-то с шипением вырывалась горячая вода. Всё заволокло паром. Пищали крысы, мяукала кошка. Сантехник хотел пнуть её одетой в резиновый сапог ногой, но что-то остановило его: как-то она не по-кошачьи мяукала. Он включил фонарик и в его тусклом свете увидел лежащего у самой воды ребёнка, закутанного в тряпьё. Горячая вода почти вплотную подступила к ребёнку, от которого с громким писком метнулась огромная крыса. Сантехник выругался, позвал товарищей. Посовещавшись, они решили вызвать милицию и «скорую». Глазки ребёнка были закрыты, по тельцу пробегала дрожь, он тяжело, с хрипами, дышал.

Находка взбудоражила весь город. Непутевую мамашу так и не нашли, хоть власти города приняли беспрецедентное решение: обследовать всех женщин города. Вмешалась прокуратура, и женщины были избавили от столь унизительного обследования. Ребёнка поместили сначала в больницу, где он прожил несколько месяцев, а потом отправили в детский дом.

Миша Лебедев закончил железнодорожное училище и получил направление на работу в депо на станцию Таёжную. Сбылась его мечта! Скоро он будет работать помощником машиниста тепловоза, получать зарплату Обещают со временем дать комнату в общежитии. Он не представлял, как это у него будет своя комната – сколько он себя помнит, всегда жил вместе с двумя десятками таких же горемык. Сначала в детских домах – а он сменил их аж шесть – потом в ПТУ А тут вдруг своя комната – было отчего взволнованно вздрагивать сердцу. Он зашёл в отдел кадров училища – не хватало какой-то подписи на бумажке. Ему выдали папку с личным делом и попросили подождать, когда придёт директор училища.

Миша сидел на крылечке и от нечего делать листал папку. Ничего интересного там не было. Лебедев Михаил Сергеевич, русский, год рождения, место рождения… Он знал, что всё написанное про него – неправда. Имя и фамилию ему дали в честь нашедшего его сантехника, место рождения – город, где его нашли, а национальность, вообще смешно сказать: русский! А то он себя в зеркале не видел. Русский – глаз узкий, нос плюский… Миша давно примирился с тем, что не знает, кто он на самом деле. В детском доме много таких было. Невесёлая жизнь в детском доме, а всё-таки дом, где провёл восемнадцать лет. С ребятами жалко расставаться. Ему ещё повезло, окончил училище, а большинство из них кто бомжует, кто в бандиты подался, а кого уже и на свете нет… Миша вспомнил, как долго и страстно он мечтал, чтобы его кто-нибудь усыновил. Такие случаи в детдоме бывали. Но его никто не усыновил.

Но долго грустить Миша не собирался. На улице было лето, цвела сирень, а впереди была целая жизнь – чего грустить!

Он вдруг понял, что уже несколько раз подряд читает какую-то затёртую бумажку, но вникнуть в прочитанное никак не может. Что это? Какая-то справка, выданная Воробьёвой Марине Владимировне, что она с четырнадцати до восемнадцати ноль-ноль 22 июня была на приёме у врача. Справка дана для предъявления по месту работы. И ещё Миша разобрал нацарапанные карандашом строки: «Данная справка находилась рядом с найденным такого-то числа, такого-то года младенцем мужского пола». Подпись. Название города.

Стоп. Это ещё ничего не значит. Мало ли какой мусор валяется на улицах. А в голове стучало: Воробьёва Марина Владимировна, Воробьёва Марина Владимировна, Воробьёва Марина… Находилась у врача. Может, ей плохо стало, может, сознание потеряла. Увезли в больницу. А я где был, почему меня с ней в больницу не отправили?

При чём тут ты? Это совершенно случайно подобранная бумажка. Мало ли валяется мусора на улицах! На всякий случай приобщили… А если не случайно, если это ниточка? Нет, так не бывает. Чудес на свете не бывает… А память тут же услужливо подсказала: бывает, ещё как бывает. Перед глазами поплыли картинки из любимой передачи Миши – «Ищу тебя». Он очень любил эту передачу и часто не мог сдержать слёз, когда встречались, казалось бы, навсегда потерявшие друг друга люди…

Воробьёва Марина Владимировна… Город… В голове мгновенно созрел план.

Миша приехал в городок ранним осенним утром. Нетерпение его было так велико, что он не стал дожидаться, когда рассветёт, и пешком направился по адресу, который сообщили ему из редакции телевидения. Было холодно, под ногами чавкала грязь, но он не замечал, что его до блеска начищенные форменные ботинки давно уже потеряли свой блеск. Внутри у него горел огонь. Неужели? Неужели это не сон? Бывает ведь, что все сходится, а человек оказывается совсем не тот. Он понимал, что жизнь – не индийское кино, где все со всеми в конце концов встречаются, узнают друг друга, поют, танцуют, а потом женятся. Но всё равно верил, надеялся, что судьба его на этот раз не обманет. Скоро он увидит ту, что дала ему жизнь и которая по неизвестной причине когда-то рассталась с ним. Он не осуждал её, что она его не искала все эти годы – значит, не могла. Он её нашел! Нашел!

Вот он, этот дом. Сердце его бешено заколотилось. В каком только подъезде сорок третья квартира? Вон люди какие-то стоят, спрошу у них. Несколько человек стояли, разглядывая большую собаку, сидевшую на задних лапах в холодной осенней жиже. Передние она пыталась вытащить из грязи, делала попытки подняться, но не могла. «Машина переехала, что ли?» – подумал Миша и подошёл ближе. Следом подъехала милицейская машина, и в свете её фар Миша увидел, что это никакая не собака, а человек, женщина, вся с ног до головы измазанная в грязи. Даже лицо её было чёрным от грязи. «Опять ты, – ругнулся милиционер. – Ну-ка, мужики, помогите затащить в машину. А я что, не испачкаюсь? Надоело таскать эту мразь, хоть бы уж загнулась скорей», – он зло выругался. Мужики, посмеиваясь и матерясь, потащили пьянчужку к машине. Миша пошёл дальше. Ни у одного подъезда не горела лампочка, разобрать, что написано на металлических табличках, было невозможно.

– Вы не скажете, – окликнул Миша одного из мужчин, – в каком подъезде сорок третья квартира? Мне нужна Воробьёва Марина Владимировна. Он с удовольствием и тайным наслаждением выговорил это имя – как будто камешки во рту перекатились.

– Сорок третья? Во втором подъезде, – сказал мужчина и засмеялся. – А Марина твоя Владимировна – ту-ту, уехала.

– Куда уехала, – у Миши сделалось горячо в груди. – Когда?

– Да только что. На персональной, так сказать… С почётным караулом. Милицейским…

Мужики заржали.

Гнулись и стонали под ветром голые ветки тополей, с низкого серого неба сыпалась колючая снежная крупа, собираясь небольшими сугробами у наглухо закрытых железных дверей с кодовыми замками.

Он обязательно вернётся

– Коля, вставай, уже шесть. Опять опоздаешь. – Катя стянула одеяло с мужа, включила светильник на прикроватной тумбочке, – вставай, сам же просил разбудить пораньше. Завтрак стынет…

– Слышу, не глухой, – пробурчал Николай. – Никуда не пойду сегодня. Надоело всё. Мёрзнешь, мёрзнешь по три часа, а толку нет: возьмут два человека, и всё, дверь перед носом захлопнут… Что ходить напрасно… – недовольно ворча, он всё-таки поднялся с постели, пошёл в ванную.

– А если не ходить, то и вообще можно с голоду помереть! – Катерина сердито стукнула о стол сковородкой со слипшимися серыми макаронами.

– Опять макароны! – скривился Николай. Он брезгливо поковырялся в сковородке, отложил вилку. – Налей чаю!

Чай был жиденький, невкусный и несладкий. Сахар закончился ещё вчера. Катя перетрясла все пакеты, банки из-под сахара в надежде, что какие-то крупинки песка остались, но ничего не наскребла.

Николай выпил чай, Катя стала убирать со стола.

– Так что, пойдешь на биржу? – спросила она, видя, что муж никуда не торопится.

– Пойду! – раздражённо бросил он и пошёл одеваться.

– Шарф не забудь, холодно на улице.

Он, ничего не ответив, вышел, хлопнув дверью. Катя, тяжело вздохнув, принялась мыть посуду. Хотелось плакать, но слёз не было. Как жить дальше, на что? Скоро и макароны закончатся. Масла уже месяц не видели, о мясе давно забыли. Хорошо, что хоть ребятишки в школе питаются бесплатно, а то бы не знала, что и делать. Правда, в школе тоже придумали – для бесплатно питающихся детей завели отдельный столик, дети стыдятся, большие уже, понимают, что это унижение. Для чего разделять-то? И так переживают, что одеты плохо, что не могут деньги сдавать на классные мероприятия, на подарки учительнице, а тут ещё этот бесплатный столик… Она оглядела комнату. Может, ковёр продать? Да кому теперь нужны ковры! Это раньше выстаивали очередь, гонялись за талонами, чтобы купить ковёр или стенку… Был достаток, хотелось всё иметь, как у людей. Жили хорошо, грех жаловаться, и кто бы мог подумать, что всё так повернется! Перестройка эта чертова! Работал бы завод, и они бы не бедствовали. Коля хорошо зарабатывал, да и она, хоть и в садике работала, зарплата маленькая была, но всё-таки домой что-то приносила… А сейчас!.. Хорошо, хоть изредка от родителей из деревни картошки-моркошки привезут, а то бы вообще хана. Надо весной участок под картошку взять, иначе следующую зиму не пережить…

День прошёл в домашних хлопотах: помыла полы, постирала, погладила обветшавшее бельё… Скоро ребятишки из школы придут, а там и Николай вернётся. Господи, хоть бы повезло, подвернулась бы ему какая-нибудь работёнка. Что же сварить на ужин? Макароны в горло не лезут, надоели, да и они скоро кончатся. Где же взять денег? Пойду-ка к соседке, может, займет рублей сто. Стыдно, правда, уже и так ей должна, всё никак отдать не могу.

Постучавшись к соседке и не дождавшись ответа, она вышла на улицу. На улице было сыро и промозгло, ветер остервенело гнул ветки тополей, поднимал в воздух сухие листья, обрывки газет, старые полиэтиленовые пакеты и другой мусор, в изобилии валявшийся на земле… От безрадостной картины на душе стало ещё тяжелее… Как изменилась жизнь! Ещё недавно жили не тужили, веселились, ездили в отпуск, с друзьями собирались… А сейчас и друзей-то не стало. Да что собираться – о своей беспросветной жизни говорить надоело, а больше не о чем. Все мысли о том, как выжить.

А Николай как изменился! Раньше весёлый был, энергии на десятерых хватало, а теперь лежит целыми днями на диване и молчит. Без работы уже два года. Опустился, озлобился. Раздражается по каждому поводу. Завод остановился, новые хозяева всё растащили, разворовали, а народ на улице оказался… Работы никакой. Кое-кто из знакомых занялся бизнесом – продает шмотки на рынке. Но чтобы вещи для продажи купить, тоже капитал нужен, а где же его взять! Да и не каждый может этим заниматься. Тем более, Николай. Был ведущим инженером на заводе, уважаемым человеком – и вдруг на рынке лифчики продавать!

Она вспомнила, как, поддавшись общему ажиотажу, они поехали однажды на соседнюю станцию, к поезду «Москва-Пекин», который стоял там минут тридцать, и едущие в нем китайцы продавали вещи прямо с поезда. Весь перрон был запружен народом, на привокзальной площади не было свободного места, чтобы припарковать машину. Люди стояли молча, вглядываясь вдаль, ждали поезда. И вот он подошёл. Что тут началось, Катя до сих пор вспоминает это со стыдом и отвращением. Люди, как сумасшедшие, кинулись к поезду, рвали друг у друга из руки китайские шмотки, ругались, кричали… Всё это напоминало кадры из фильма о гражданской войне, когда люди с боем брали теплушки… Сверху, из окон вагонов скалились китайцы. Было нестерпимо стыдно.

Они с Николаем отошли в конец поезда, там было поменьше народа. «Купите куртку», – предложил молодой китаец. Рядом с ним красовалась в окне дородная русская деваха. Они неуверенно переглянулись – может, правда купить Николаю кожаную куртку? «Купите, купите, товар качественный», – девушка бросила им куртку. Николай примерил – очень даже неплохо сидела, да и качество вроде ничего. Катя вытащила деньги, протянула их в окно. «Куртку давайте», – заулыбался китаец. «Деньги возьми, мы покупаем», – нетерпеливо крикнул Николай, поезд вот-вот должен был отойти. «Давай сначала куртку сюда», – настаивал китаец. Николай, удивляясь его тупости, отпустил куртку, и тот скрылся с ней в глубине вагона. Поезд дёрнулся… «Давай деньги», – снова показался в окне китаец. «А куртка?» «Сначала давай деньги», – китаец выхватил из рук Николая деньги и бросил ему куртку… Поезд тронулся, парочка в окне весело смеялась – девица так просто умирала со смеху. Катя с мужем не понимали, чего они так веселятся… Потом поняли… Куртка была сильно поношенная, вся в дырках, подкладка висела лохмотьями… Катя заплакала – деньги были последние.

Так и не встретив никого из знакомых, она уныло побрела к своему подъезду. Придётся на ужин опять макароны подавать. Эх, было бы хоть одно яйцо, залила бы им эти проклятые макароны – и в духовку, всё повкуснее…

У самой двери подъезда копошился маленький чёрненький щенок. Всё его тельце сотрясала дрожь, он жалобно повизгивал, поджимал кривые лапки, которые расползались на скользких плитках крыльца… Бедненький, да кто же тебя выбросил, такого славненького? Или ты просто потерялся? Иди сюда, маленький, сейчас пойдём погреемся. Она взяла трясущегося щенка на руки, прижала к себе, из его чёрных красивых глаз-бусинок катились слёзы…

Дома укутала его своей вязаной кофтой, налила тёплого чаю в блюдечко. Щенок пить не стал, продолжал мелко-мелко дрожать. Молочка бы ему, да где взять… Потом он, видно, согрелся, и вскоре с дивана послышалось тихое посапывание…

Катя написала несколько объявлений и расклеила их в подъезде – на каждом этаже. Может, кто откликнется. Такая собачка славная, наверно, породистая, вон уши как висят, чуть не до пола. И шерстка мягкая, блестящая. Сразу видно, что домашний, ухоженный…

С появлением Дэйзи, так назвали щенка, в их дом вернулось что-то тёплое, почти забытое, когда вся семья собиралась вместе, когда дети не стремились убежать из дома – хоть куда, лишь бы не слышать ссор родителей. Они играли с ним, выводили гулять и уже стали бояться, как бы не нашлись его настоящие хозяева. Но хозяева не находились, а потом про них и думать забыли.

Катя стала замечать, что и у Николая при взгляде на Дэйзи теплеют глаза, он часто играл с ним и даже сам купал. Он всё ещё нигде не работал, перебивался случайными заработками, денег в доме по-прежнему не было. Среди этой нищеты, неопределенности, неуверенности и разочарований Дэйзи был как светлый лучик. Он оказался способным учеником и скоро уже выполнял различные трюки, стоял на задних ногах, приносил тапочки и так далее.

Когда у Николая случалась работа и появлялись деньги, он покупал своему любимцу молоко, свиные рёбрышки, варил супчик… Катя только удивлялась, глядя на эту трогательную дружбу… Николай стал просто неузнаваемый, вернее, стал почти таким, как был прежде – добрым, ласковым, заботливым. Он уже охотно выводил Дэйзи на прогулку, познакомился с другими владельцами собак, часто по телефону обсуждал с ними различные проблемы собачьей жизни, одним словом, у него появился какой-то интерес в жизни. Дэйзи признавал только Николая, даже спал с ним, примостившись в ногах. Когда Николай после недолгого отсутствия появлялся в доме, щенок не скрывал своей радости, прыгал, визжал, лизал ему руки, выражал восторг, как только мог.

Однажды на прогулке Николай разговорился с мужчиной средних лет, владельцем красавца дога. Сначала разговор вертелся вокруг их четвероногих друзей, потом перешли к политике, потом заговорили о семьях, о работе. Сергей Васильевич, так звали нового знакомого, работал директором строительной фирмы, довольно известной в городе. Николай не стал говорить, что он в настоящее время безработный, было стыдно – здоровый мужик, а не работает, как последний бич.

Услышав фамилию Николая, Сергей Васильевич сказал, что слышал о нём, как о грамотном, опытном инженере и поинтересовался, где он сейчас работает. Пришлось признаться, что нигде. Сергей Васильевич ничего не сказал, но видно было, что он очень удивлён. Хотя, конечно, все в городе знали ситуацию с заводом.

Через несколько дней они опять встретились, и Сергей Васильевич предложил ему работу в своей фирме. Он сказал, что отзывы о нём, Николае, хорошие, а ему нужен инженер по снабжению.

– Катюха! – с порога закричал Николай, – Катюха, я устраиваюсь на работу! Ура!!!

– Господи, – обрадовалась Катя, – какая работа, куда устраиваешься? Место сторожа в детском садике освободилось, что ли? Ну, слава Богу!

– Какой сторож, Катька! Инженером берут в строительную фирму!

Катя заплакала. Потом она схватила Дэйзи и стала его тискать, целовать, чуть не задушила в объятиях. Дэйзи визжал и вырывался. Николай обнимал их обоих и чуть не плакал сам.

– Знаешь, Коля, – немного успокоившись, сказала Катя, – это всё Дэйзи. Это он принёс нам удачу!

Катя не узнавала мужа. Куда делся вечно недовольный, помятый, небритый человек, целыми днями лежащий на диване? Утром чуть свет бежал на работу, возвращался в приподнятом настроении, строил различные планы.

Жизнь потихоньку налаживалась. В доме появились деньги, можно было купить какие-то вещи детям, себе. Катя радовалась за мужа, ведь у неё вся душа изболелась, видя, как он пропадал без работы. Она ещё больше полюбила Дэйзи. А Николай просто души в нём не чаял, возился с ним, баловал, купал, расчёсывал ему кудрявую шёрстку. Катя даже обижалась, когда муж, уезжая в командировку, расстраивался, что долго не увидит Дэйзи. Что с ней и с детьми расстается, он не переживает, а собака, оказывается, ему дороже. «Не говори глупости, Катерина, – смеялся Николай, – ты что, ревнуешь меня к собаке?» «Поневоле заревнуешь», – сердито отвечала Катя, в душе совершенно не сердясь.

Из очередной командировки муж вернулся окрылённый. Всё удалось, начальник доволен, повысил зарплату. Катя не могла нарадоваться – вот как иногда бывает: кажется, нет никакого просвета в жизни, и вдруг сразу так много всего. И всё благодаря этой маленькой собачке. Она опять начинала тискать Дэйзи, но тот вырывался и бежал к Николаю, своему кумиру.

Жаль только, у хозяина оставалось всё меньше и меньше времени на игры с Дэйзи. Домой приходил поздно, по выходным тоже, бывало, вызывали на работу. Кате не нравилось, что у него частые командировки, но приходилось терпеть – она страшно боялась, что вдруг всё кончится, и опять вернётся та беспросветная нищенская жизнь.

Катя, весело напевая, убиралась в квартире. Вчера вечером закончила шить новые шторки в кухню, и теперь любовалась ими – ну такие милые, такие весёлые, сразу вся кухня преобразилась. Как, в сущности, женщине мало надо – вот повесила новые занавески и счастлива!

Запищал мобильник. Она посмотрела – нет никакого сообщения. Телефон продолжал пищать. Да ведь это же мелодия из мобильника Николая. Она по звуку нашла его, он лежал в прихожей на тумбочке. Забыл, вот Маша-растеряша! Так, пропущен один звонок и пришло какое-то сообщение. Она машинально нажала на кнопку: «Прости, я не могла вчера прийти. Давай сегодня в 7, там же. Целую». Что это? Кто это? Катя растерянно смотрела на буквы, и вдруг она всё поняла… Так вот что означают его задержки на работе, частые командировки… Всё встало на свои места. А она и не догадывалась, была переполнена свалившимся на них счастьем, ничего не замечала….

Скоро он придёт с работы. Как быть? Сказать или не сказать, что она всё знает? Она старалась унять дрожь, сотрясавшую её с ног до головы. Было страшно…

– Да ты что выдумываешь, Катерина? – муж смотрел на неё с возмущением. – Это ошибка какая-то. Или розыгрыш. Мужики на работе прикалываются. Да и номер какой-то незнакомый.

Катя и верила и не верила ему. Хотелось поверить, но сердце противилось, его не обманешь. Теперь в новом свете представлялись и странные звонки на мобильный, когда он уходил разговаривать на кухню или на балкон, и его внимание к собственной внешности и многое другое. «Не выдумывай, ничего нет, твердил он в ответ на её слёзы, – ничего нет и быть не может». Но она чувствовала, что есть, есть что-то такое, что занимает все его мысли и чувства.

Потом всё как-то улеглось, забылось, Николай приходил с работы вовремя, в командировки стал ездить реже, с ней был ласков, и она успокоилась.

Перед Новым годом на работе у Николая устраивалась корпоративная вечеринка. Участие было обязательным. Катя стеснялась идти в незнакомую компанию, но муж настоял.

– У тебя есть какое-нибудь красивое платье? Если нет, купи, и не жалей денег. Ты должна выглядеть. И в парикмахерскую сходи.

– Ну, зачем я буду ради одного вечера сумасшедшие деньги тратить? – сопротивлялась Катя, но в глубине души была довольна, что муж снова хочет видеть её красивой, гордиться ею как раньше.

Критически осмотрев жену, Николай остался доволен. Катя выглядела прекрасно: с новой причёской, в новом нарядном платье, в туфлях на шпильке она, казалось, помолодела на несколько лет. И сама она чувствовала себя молодой и красивой, и хорошо смотрелась рядом с мужем. Она немножко волновалась – идёт в незнакомую компанию, да и давно никуда не выходила. Но волнение было приятным.

Катя танцевала и веселилась от всей души. У мужчин она явно вызвала интерес, да и женщины посматривали на неё искоса, оценивая туалет и причёску. Её без конца приглашали танцевать, и она охотно соглашалась. Николай тоже танцевал, порой она даже теряла его из виду, но не переживала по этому поводу. Разгоряченная после быстрого танца, она вышла в зимний сад. В помещении никого не было, тишину нарушало лишь журчание миниатюрного водопада. Как давно она не была здесь! Экзотические растения разрослись, пальмы уже упирались верхушками в потолок. А где же русалочка? Может, в другое место перенесли? Она обошла вокруг, но русалочки нигде не было. Жаль, Катя всегда любовалась ею… На стенах висели картины местного художника. Кате понравилась одна из них, написанная в серых тонах, и называвшаяся «Дождь в Усть-Илимске». Она очень любила дождь, и просто физически ощутила, как, наверное, хорошо сейчас в этом самом Усть-Илимске, и ей захотелось там оказаться…

Она села на подоконник, за сдвинутые жалюзи, с наслаждением скинула новые туфли – пусть ноги отдохнут.

– Отстань! – послышался женский голос. – Мне теперь всё понятно… Всё!

Мужской голос что-то неразборчиво отвечал.

– Не надо, не надо, – возмущалась его собеседница, – нечего мне лапшу на уши вешать. Зачем ты привел её с собой?

– Ну, зайка, прости, я не виноват, всем надо было прийти с жёнами и мужьями.

Послышался звук поцелуя.

– Отстань, говорю, – капризничала дама, – никак со своими старухами не можете расстаться… Пусть бы дома сидели, людям жизнь не портили. В общем, так: решай, или я или она. Мне надоело!

– Солнышко, подожди немножко…

– Мне надоело ждать! Мне, между прочим, двадцать два, и я найду себе мужа, а вот ты оставайся со своей старухой!!!

– Киска, не сердись… Я сегодня же всё ей скажу… Ну, подожди, куда ты?..

– Всё, я сказала. Не трогай меня.

Катя сидела, боясь шевельнуться. Голос мужа… В груди разливалось что-то горячее, жгущее. В голове шумело. Парочка стояла совсем рядом, слышались звуки поцелуев…

– Ну, что, мир? – голос Николая прерывался.

– Мир, мир… Так и быть, прощаю… Но смотри, долго ждать не буду, найду себе другого папика. Холостого… У-у, ты мой котик…Ты меня любишь? Любишь?.. Ну, хватит, хватит, причёску всю испортил… Ой, кто-то, кажется, сюда идёт… Слушай, давай удерём, ну её к черту, эту вечеринку! У меня ключ от Алискиной квартиры есть, а?

Катя вышла из-за шторы. Парочка целовалась.

– Как приятно смотреть на вашу любовь, – сказала она ровным голосом.

– Спасибо! – нахально ответила девица. Высокая, стройная, в мини-мини юбке, декольте до пупка. Эффектная, ничего не скажешь.

Николай при виде Кати побледнел, потом покрылся красными пятнами.

– Я не знал, что ты здесь, – промямлил он.

– Ну, извини, не предупредила, – Катя сама не знала, откуда у неё берутся силы говорить так спокойно.

– Мы потом поговорим, я тебе всё объясню…

– Ладно, – проворковала девица, – вы тут разбирайтесь, а я пойду. Очень было приятно с вами познакомиться, – она хихикнула и пошла к лестнице, вызывающе покачивая бёдрами.

– Катя…

– Ты…ты… – Катя не могла продолжать. Значит, её подозрения были не напрасны. Просто она дала себя обмануть, потому что было страшно узнать правду. И вот она её узнала.

– Ну, что, брат Дэйзи? – Николай потрепал пёсика по загривку, – скучно тебе?.. Ты уж меня прости, что редко с тобой занимаюсь. Всё работа… Денежки надо зарабатывать, де-неж-ки, понимаешь? Не понимаешь…

Дейзи, положив ему на колени голову и прикрыв глаза, блаженствовал. Напрасно хозяин так думает. Дэйзи всё понимает!

Николай, ласково поглаживая его за ухом, смотрел на экран телевизора, где шёл очередной сериал. И ведь кто-то смотрит такую ерунду! Он пощёлкал кнопками пульта – везде была реклама, – и сердито выключил телевизор. Посмотрел на часы – без четверти девять. Где же Вика? В кои-то веки придёшь домой пораньше, и вместо общения с молодой женой сиди, смотри дурацкие передачи…

Захотелось есть. Он прошел на кухню, открыл дверцу нового холодильника – пусто… Да, поел, называется… Но он не винил Вику – молодая ещё, научится готовить… В кухне было довольно уютно: новый гарнитур, весёлые занавески, всякие безделушки… Правда, в раковине полно немытой посуды, но к этому он уже привык… Как и к разбросанным по всей квартире вещам, беспорядку в ванной… Не это главное… Квартирка, конечно, маленькая, однокомнатная, но для двоих в самый раз. Появятся дети, тогда надо будет думать о другой, большей, но пока о детях речи не было. Сначала надо выплатить ссуду за квартиру, за машину… Приходится крутиться день и ночь… Алименты к тому же…