Текст книги "Ищу тебя"
![](/books_files/covers/thumbs_240/ischu-tebya-183480.jpg)
Автор книги: Зинаида Кузнецова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Обгоняя солнце
1988 год
«Вить-вить-вить», – настойчиво лез в уши, не давал уснуть чей-то дребезжащий голос. Нина достала из-под подушки часы – шесть утра. Кому это не спится? Она, свесив голову, посмотрела вниз – две женщины, разложив на столе съестное, пили чай. Одна была ей уже знакома, вчера вечером села на какой-то станции. Женщина ей не понравилась: всю дорогу поливала грязью всех, начиная с невестки и кончая собственным сыном. И на работе-то у неё все сволочи, и в магазинах обманывают, и чай проводница принесла некипяченый… Нина, устав от её бурчания, вышла в коридор. В соседнем купе весёлая компания отмечала чей-то день рождения. Слышались тосты, смех, звенела гитара. Красивый баритон затянул песню по ямщика, остальные дружно подхватили. Песня следовала за песней, Нина стояла, совершенно очарованная. Она редко слышала русские народные песни, а тут целый концерт! Интересно, кто это поёт, наверное, какой-нибудь фольклорный коллектив, едут куда-нибудь на конкурс?
Песни смолкли, и из купе вышла молодая красивая бурятка. Достав сигареты, она вопросительно взглянула на Нину: покурим? Нина засмущалась и отрицательно качнула головой. Девушка прошла в тамбур вагона, и, покурив там, вернулась. В купе опять запели: «Ой, да не вечер, да не вечер…» – у Нины сердце захолонуло от красоты мелодии. «Вы артисты?» – спросила она. Девушка, тряхнув рыжеватыми густыми кудрями, засмеялась: «Нет, мы все на ЛВРЗ в Улан-Удэ работаем. Слышала когда-нибудь о таком заводе – крупнейшее в стране предприятие, – с гордостью сказала девушка. – А сейчас в командировку едем, в Тайшет». «А что такое – ЛВРЗ?» «Локомотиво-вагоно-ремонтный завод». Нина не могла представить, что такая роскошная девушка работает на железной дороге, ремонтирует вагоны и паровозы, и недоверчиво смотрела на неё.
– Заходи, – пригласила Нину девушка, но она отказалась, неудобно как-то, она же никого там не знает…
Соседи ещё долго пели песни, громко хохотали, вызывая гнев Нининой попутчицы. А Нина с удовольствием слушала и завидовала, потому что сама петь не умела. Потом она незаметно заснула, и разбудили её эти вот «вить-вить»…
Поздоровавшись с соседками, Нина пошла умываться, пока очередь не образовалась. Рано ещё, все спят. В коридоре она увидела вчерашнюю девушку. Та улыбнулась ей, как старой знакомой.
Поезд шел по извилистому берегу Байкала. Нина, не отрываясь, смотрела на синюю гладь воды, на еле заметный в туманной дымке противоположный берег, на белые барашки волн, на чаек, качающихся на волне. Через открытую дверь купе, в другом окне она видела горы, покрытые снежными шапками, стремительные горные реки, торопливо бегущие к Байкалу… Было совсем рано, и горы были окутаны туманом, лишь высоко в поднебесье виднелись снежные вершины. Из-за гор медленно поднималось мутное солнце. Поезд огибал самую южную часть озера, такую извилистую, что Нина видела хвост поезда то с одной, то с другой стороны, и солнце оказывалось то справа, то слева от поезда. «Смотрите, мы как будто убегаем от солнца, обгоняем его, а оно нас никак не догонит», – удивлённо сказала Нина. «Я бы лучше по самые плечи вбила в землю проклятое тело, если б знала, чему навстречу, обгоняя солнце, летела…» – продекламировала девушка. Нина вопросительно посмотрела на неё. «Анна Ахматова, – сказала девушка, – слышала по такую?» Нина покачала головой. Девушка, опять достала сигареты, но, повертев пачку в руках, спрятала обратно в карман. Потом стала рассказывать об Ахматовой, о поэтах, о Серебряном веке… Читала стихи… Нина зачарованно слушала. Она стихи никогда не читала, они всегда казались ей скучными, непонятными. Да и не было у них, в интернатской библиотеке, стихов…
На станции Тайшет железнодорожники вышли. Жалко, вот бы с ними ехать и ехать… «Читай больше», – на прощание сказала ей девушка. К удивлению Нины они все оказались бурятами. А как же русские песни?!
Попрощавшись с девушкой, она неохотно вернулась в купе, залезла на свою полку и попыталась снова уснуть. Почему-то было грустно. Железнодорожники ей понравились, понравилась их весёлая компания, наверное, и работать в таком коллективе интересно…
Прервав её мысли, дверь купе с лязгом открылась. «Чай желаете?» – неприветливо спросила проводница. «Да, вить, мы уже, вить!» – откликнулась новая попутчица. Нина не откликнулась, сделала вид, что спит. «Ну, как хотите! – проводница сердито задвинула дверь. Что это тётка всё время повторяет: «вить, вить?» Что за «вить», безуспешно пытаясь уснуть, думала Нина, пока, наконец, не поняла, что соседка так произносит слово «ведь». Незаметно она заснула. Когда проснулась, попутчиц уже не было, где-то вышли. Ну и хорошо.
Нине нравилось ездить в поезде, но всегда хотелось, чтобы она была одна в купе, чтобы никаких попутчиков, чтобы можно было просто молчать, читать, спать, сколько угодно и не стараться поддерживать разговоры со словоохотливыми тётками. Но пока что ей приходилось ездить в общем вагоне, да и то не часто. В купе она ехала впервые. И хоть ей всё было интересно: новые места, новые люди, – всё-таки хотелось остаться одной. Но на каждой станции вваливалась толпа пассажиров, и рядом оказывался очередной попутчик, чужой человек.
Целые сутки с ней ехал дядька неопределённого возраста, с огромной лысиной, но с бородой. Он, как и Нина, сел в Благовещенске, и успел ей порядочно надоесть. Не успел поезд тронуться, как он достал бутылку водки, гранёный стакан, какую-то снедь и принялся ужинать. Нина расстроилась – не хватало ещё с алкоголиком наедине ехать. Но мужик оказался тихим, спокойным. «Уговорит» бутылку – и спать. Проснётся – опять за стакан. Почти на каждой остановке бегал куда-то, приносил бутылку. Объяснял Нине, где на станциях находятся магазины, где можно отовариться водочкой. «Зачем вы мне это рассказываете?» – недовольно говорила Нина. «Как зачем, – удивлялся мужик, – а вдруг понадобится». – «Не понадобится!» – твёрдо отвечала Нина. – «Ну, не скажи, а если с мужем поедешь? Ему-то надо выпить! Вот и сама будешь знать, и ему подскажешь… Или он у тебя непьющий?» – «Непьющий!» – отвечала Нина, сердясь на себя, зачем она вступает с ним в этот глупый разговор. «А чего ж так? Больной, что ли?» – не отставал тот. Нина замолкала, и сосед, приняв очередную дозу, заваливался спать.
Муж… Никакого мужа у Нины пока не было. А был жених, Ромка, Роман Соломин. Служил Ромка в армии, уже второй год, и сейчас Нина ехала к нему. Вроде бы и не совсем прилично незамужней девушке ехать к холостому парню – ведь не жена она ему, но получила она недавно от него письмо. Письмо было какое-то странное, не похожее на прежние, как будто Ромка, когда его писал, был не в себе. Намекал на что-то, что может случиться с ним в любой момент. Он с обидой писал, что вот, мол, к ребятам приезжают девчонки, а она не может приехать, значит, не любит. А может быть, и другого уже нашла. Нину письмо обидело – никого она не нашла и не собирается, она не из таких. И… решила всё-таки съездить. Сняла с книжки накопленные за полтора года деньжата, купила подарок – часы с браслетом, прихватила с собой копчёной рыбы, мешочек кедровых орешков, банку брусничного варенья, разных печенюшек – и отправилась в путь. А путь неблизкий: служил Ромка в Закавказье, город Мингечаур называется, в ракетных войсках.
Они с Ромкой оба воспитывались в интернате. Нина была младше на год. Родителей своих они не знали. От Нины мать отказалась в роддоме, а Рому подбросили. Фамилию свою мальчик получил из-за светлого, почти соломенного цвета волос, и с годами они становились всё светлей. И ресницы у него были светлые. Но Нине он нравился не из-за красоты, а потому что был добрый, и всегда заступался за маленьких, за Нину в том числе. Мальчишка страстно мечтал, что его кто-нибудь усыновит или найдутся его родители, а Нина не мечтала и свою мать искать не хотела. Она знала, что та оставила её в роддоме, значит, и искать нечего. Если она тогда была не нужна матери, так сейчас и подавно. Небось, завела новую семью и живёт себе припеваючи… Ну и пусть живёт! Она не то чтобы обижалась на мать, нет, она просто вычеркнула её из своей жизни.
Окончив школу, они решили пожениться, но тут Ромку взяли в армию, и пришлось им расстаться на долгих три года. Нина осталась работать в интернате, поступила учиться в заочный техникум, встала в очередь на получение квартиры – ей полагалось, как сироте, отдельное жильё. Впереди была целая жизнь, вот только бы Рома скорей вернулся…
Она то и дело выходила в коридор и изучала расписание движения – не опаздывает ли поезд, – ей казалось, что он идёт слишком медленно.
После Байкала природа была не такая красивая, и Нине уже наскучило глядеть в окно, на довольно однообразную картину. Горы кончились, пошла равнина, с редкими пролесками, чахлыми, местами уже пожелтевшими берёзками. И читать надоело, и есть не хотелось. Да и небогато у неё было с едой. Но она не расстраивалась – к голоду она привычная. В интернате было не сладко, а после и вовсе впроголодь жила. Зарплата мизерная, да ещё откладывала – на будущее их с Ромкой житьё. Оставалось спать, что она и делала. Проснулась на какой-то большой станции. На перроне было многолюдно, на втором пути стоял встречный поезд «Москва-Владивосток». Пассажиры толкались у многочисленных лотков и тележек с помидорами, огурцами, малиной и земляникой, пирогами и булками. Она не стала выходить, – не с чем, денег было в обрез, – а опустила стекло в окне и смотрела на снующих с покупками пассажиров. На площадке вагона встречного поезда стоял красивый парень и с аппетитом ел большое красное яблоко. Она засмотрелась на него, и он тоже поглядывал с интересом. Доев яблоко, он прицелился и кинул огрызок в Нину. Она даже не успела отшатнуться, мокрый, скользкий комок попал прямо в лицо. Парень равнодушно смотрел, как она вытирает с губ мокрые ошмётки. Нинин поезд дёрнулся, мимо медленно поплыли ларьки, киоски, тележки с мороженым, здание вокзала с огромными буквами: «КРАСНОЯРСК»…
Добраться до части, в которой служил Ромка, оказалось делом непростым. Во-первых, часть была секретной, и на Нинины расспросы люди отрицательно качали головами, подозрительно смотрели на неё. Потом кто-то посоветовал обратиться в военную комендатуру, что она и сделала. Дежурный, проверив её документы и подробно расспросив, к кому и зачем она едет, был явно недоволен.
«Не вовремя, вы, девушка, приехали, – буркнул он, возвращая ей документы, – сидели бы лучше дома». «Почему?» – хотела спросить Нина, но глядя на неприветливое лицо дежурного, промолчала. Ему-то какое дело! «Ладно, – сердито сказал дежурный, – ночуешь здесь, а утром я тебя отправлю с кем-нибудь». Он вызвал солдата и велел ему проводить Нину в комнату для отдыха.
Рано утром, когда только-только забрезжил рассвет, Нину разбудил стук в дверь. Вошел стройный, подтянутый капитан, в камуфляже, на голове панама – такие Нина видела в кино про войну в Афганистане. «Капитан Ломов! – представился он. – Это вы невеста? Поторапливайтесь, надо пораньше выехать, по холодку, а то днём обещают пекло. Здесь сентябрь жаркий бывает… А позвольте узнать, к кому едем, кто у нас такой счастливчик?»
Нина промолчала, пряча заспанное лицо. Капитан ей не понравился, в его голосе она почувствовала насмешку.
Она смотрела по сторонам, любовалась открывшейся панорамой – ничего подобного ей пока не приходилось видеть. Даже красивейшие места Прибайкалья померкли перед этой мощной и суровой красотой. Капитан, видя, что она не расположена разговаривать, тоже замолчал, насвистывал что-то, потом, кажется, задремал. Солдатик-водитель изредка с интересом поглядывал на Нину, но дорога была извилистая, серпантином обвивавшая высокую гору, так что и он скоро перестал обращать на Нину внимание. Она тоже задремала.
Проснулась, когда машина, резко взвизгнув тормозами, остановилась. Они уже были на территории части. Казармы, ещё какие-то здания, дорожки посыпаны мелкой галькой, всюду чистота и порядок. Перед казармой, на площадке несколько солдат, раздетые до пояса, занимались физзарядкой. Нина искала взглядом Рому, но все лица ей казались одинаковыми. Вдруг один солдат выскочил из строя и бросился к ней. Строй смешался. Солдаты загалдели. Стоящий спиной к Нине старшина грозно закричал: «Смирно!», потом, обернувшись, увидел обнимающуюся, забывшую обо всем парочку, и, всё поняв, дал команду разойтись.
Потом она долго ждала, пока Ромке оформляли отпуск, пока искали старшину, чтобы тот выдал Роману новый комплект обмундирования, пока он переодевался в новый китель, висевший в каптерке, с пришитым белым лоскутком с его фамилией, пока приехал командир и подписал увольнительную – прошло почти полдня. Нина устала, хотелось есть и спать. То и дело в комнату заходили солдаты, с любопытством разглядывали Нину, пытались заговорить с ней, но она была уже на грани слёз и на их заигрывания не отвечала. Наконец, появился Роман.
Их поселили в солдатской гостинице – так называлась комната в одноэтажном, похожем на барак, здании на окраине военного городка, куда их отвез всё тот же капитан Ломов. Ромке дали три дня отпуска. Растерянный, смущённый, он никак не мог поверить, что это на самом деле она, Нина, приехала к нему, что они будут вместе целых три дня!
В комнате стоял стол, весь изрезанный бывшими постояльцами, оставившими память о своём здесь пребывании. Две койки, заправленные солдатскими одеялами, на плите закопчённый чайник, стаканы, какие-то чашки-плошки… Нина с грустью осмотрела это убогое пристанище, и хоть она не привыкла к роскоши, всё же ей было не по себе. Не таким она представляла себе место, где должно было совершиться самое, может быть, важное событие в её жизни. В их с Ромкой жизни…
Она собирала на стол, доставала гостинцы, попросила его принести воды. Он сбегал к коменданту «гостиницы», принёс воды, включил электрическую плитку Был Ромка какой-то растерянный, даже подавленный, и как будто даже боялся взглянуть на Нину Нелегко, видно, ему тут приходится, думала Нина, вон какой худой, взгляд потухший, как будто и не рад, что она приехала. «Ты хоть сапоги-то сними, – сказала она, глядя, как он громыхает каблуками по дощатому некрашеному полу, – вот мои тапки, померяй… И разденься, футболку мою надень…» Он снял сапоги, ремень, но футболку не получилось надеть – мала оказалась.
Закипел чайник, Нина достала гостинцы. Ромка набросился на конфеты, печенье, ложкой поддевал из банки варенье… Она с жалостью смотрела на него. «Соскучился по сладкому?» – «Не говори! Ребятам присылают из дома, а мне кто пришлёт! А купить негде, да и солдатская зарплата, сама понимаешь…» «Ничего, – подумала Нина, – вот отслужит, поженимся, квартиру получим, зарабатывать будем вдвоём, и всё у нас будет – и конфеты, и колбаса, и всё-всё…»
По коридору затопали чьи-то шаги. В дверь, коротко стукнув, вошёл капитан Ломов. «Собирайся, на дежурство некому заступать. Михайлова с аппендицитом увезли в санчасть! Давай-давай, быстро, машина ждёт!» – «Но его же отпустили… на три дня…» – робко пыталась протестовать Нина. «Служба, девушка. Да вы не переживайте, ему потом продлят отпуск», – он вышел, коротко бросив Ромке: «Поторапливайся!» Роман молча взял лежавший на кровати ремень и, виновато взглянув на Нину, вышел.
Она, не раздеваясь, легла на кровать поверх одеяла и долго плакала. Что же ей делать? «Ждать, – сказала она себе, – вернётся же, в конце концов. Только когда? Надо было у этого капитана спросить…» Она с ненавистью вспомнила о Ломове – если бы не он… Но тут же пристыдила себя – служба есть служба, она же понимает. Но всё равно было очень обидно. И за Ромку было тоже обидно. Мечтая о встрече, она представляла его совсем другим. А сейчас – он не то чтобы разочаровал её, скорее, вызвал жалость. Ведь он же не такой, он всегда был сильным, надёжным, готовым в любой момент подставить плечо. А тут… что с ним случилось, какой-то весь потерянный, жалкий… Перед глазами неожиданно встал капитан Ломов – подтянутый, стройный, в начищенных до блеска сапогах. От него веяло уверенностью и силой. Она рассердилась на себя: причём здесь Ломов, и опять стала думать о Ромке, об их будущей жизни. Всё будет хорошо, осталось служить-то всего ничего.
В дверь постучали. Она удивилась: кто это может быть? Включив свет, она распахнула дверь – на пороге стоял капитан Ломов, держа в руках тапочки. Она с удивлением смотрела на тапочки, на него – что ему нужно? Он, улыбаясь, шагнул в комнату. «Вот, тапочки привёз. Забыл твой жених переобуться, так в тапочках и уехал». Она невольно рассмеялась, он тоже. «Скучаешь? – спросил он, без разрешения усевшись на один из шатких стульев, – ну ничего, это ненадолго… – Оглядев стол, он усмехнулся: – Хорошо бы чайку попить… с вареньем… да пора ехать… вояку вашего обувать…»
Весь следующий день она провела в этой жалкой гостинице. Взяв у коменданта ведро, тряпку, она вымыла окно, полы, красиво застелила кровати – больше делать было нечего. Пыталась читать, но не читалось. Время тянулось медленно, было очень грустно и всё время хотелось плакать.
Вечером под окном заурчала машина, и в коридоре послышались громкие, решительные шаги. Она почему-то сразу поняла, кто это. Постучав, вошел капитан, начищенный, наглаженный, сияющий, как новенький пятак. «Есть предложение, – сказал он, – сходить куда-нибудь, например, в ресторан или в кино. Как вы на это смотрите?» – «Никак не смотрю, – сердито ответила Нина. – Я сюда не по ресторанам ходить приехала!» – «Я помню, – рассмеялся он, – вы приехали к жениху. Да вы не бойтесь, я вас соблазнять не собираюсь, просто жалко – такая красивая девушка одна сидит, скучает…» – «Нечего меня жалеть! – отрезала Нина. – Никуда я с вами не пойду!»
«Ну, нет, так нет! – Капитан достал из портфеля бутылку вина, закуски, – тогда давайте здесь посидим, пообщаемся».
Под окном что-то загрохотало, потом смолкло, капитан отставил бутылку, повернул голову к двери. По коридору, стуча сапогами, кто-то торопливо шёл, почти бежал, потом в дверь громко постучали, и на пороге появился солдат. «Товарищ капитан, приказано срочно явиться в часть». Он наклонился к уху капитана и что-то возбуждённо зашептал. Капитан, с сожалением бросив взгляд на стол и, выругавшись сквозь зубы, поспешно поднялся. У двери он оглянулся на Нину и, помешкав немного, сказал: «Нина, вы никуда в ближайшее время не выходите. Сидите дома, пока всё успокоится. Это приказ!» Что успокоится и какое он имеет право ей приказывать, хотела возмутиться Нина, но капитана уже не было в комнате. Снова взревел мотор, потом всё стихло. Она легла спать, но сон никак не шёл, на душе было тревожно.
Сидеть взаперти надоело, но, помня наставление капитана, Нина всё же не решилась выйти на улицу. Она чувствовала, что там что-то происходит – что, она не могла понять. Туда-сюда проносились машины, слышались крики и даже выстрелы. Хотя, может быть, это ей просто показалось. Ближе к вечеру крики стали громче, у гостиницы собрались какие-то люди, возбуждённо кричавшие на незнакомом языке, подъезжали машины, в общем, творилось что-то непонятное. Нине было очень страшно, она сидела, не шелохнувшись, боясь малейшим движением выдать себя. Может, никто не знает, что она здесь. Но шум послышался уже внутри помещения, и вот шаги уже у самой двери, и в комнату ввалилась толпа мужиков, у некоторых в руках было оружие. Нина не понимала, что они говорят, но по их лицам, по громким гортанным голосам, по взглядам, которые они бросали на неё, поняла, что ждать хорошего ей не приходится.
Один из парней, видимо, старший среди них, оглядел стол, взял в руки бутылку вина, посмотрел на этикетку и, брезгливо сморщившись, поставил её обратно на стол. «У нас таким вином даже вилки-ложки не моют», – с сильным акцентом, презрительно сказал он. – Ну что, красавица, поедэшь с нами? – он хрипло засмеялся. – Зачэм такой дэвушка скучать одной!» Он что-то сказал своим, и те загоготали, защёлкали пальцами, кое-кто даже облизнулся. Нина, как загнанный зверёк, следила за ними, лихорадочно соображая, как спастись. Но она понимала, что шансов на спасение было мало, а вернее, их совсем не было.
Вдруг на улице послышались рёв мотора, шум, гам, крики… Предводитель, оставив Нину, кинулся к окну, грязно выругавшись по-русски, выскочил из комнаты, парни поспешили за ним. Некоторое время стоял невообразимый шум, потом всё стихло, и у дверей снова загрохотали чьи-то сапоги. Нина, сжавшись от страха, ждала, приготовившись к самому худшему. Дверь распахнулась – на пороге стоял капитан Ломов. «Быстро за мной!» – крикнул он. Нина, не помня себя от радости, кинулась к нему, уткнулась ему в грудь и сквозь хлынувшие слёзы что-то залепетала. Он схватил её в охапку и почти на руках вынес на улицу, усадил в БТР, и, подняв облако пыли, они рванули вперёд…
1993 год
День подходил к концу. С утра было солнечно и тихо, всё-таки середина марта, но к вечеру подул холодный северный ветер, солнце заволокло тучами, полетели хлопья снега, и скоро всё исчезло в белой круговерти. На улице ни души. В их маленьком районном городке и так-то жителей раз-два и обчёлся, а уж в такую погоду редко кто выйдет из дома. Да и неспокойно стало на улице, того и гляди, ограбят, изобьют, а то и убьют.
Где же Виктор, что с ним? Всякое может случиться, вон, на прошлой неделе, соседа так избили, что попал с сотрясением в больницу – ни за что, ни про что. Возвращался с работы, сзади налетели, свалили на землю, испинали, даже сумку с продуктами не забрали. И мужик-то спокойный, тихий, кому он помешал, за что его так…
А Ломов – он резкий, высокомерный, сам может нарваться на неприятности, что уже неоднократно случалось. Ну, где вот он? И хоть не в первый раз так пропадает, а всё равно тревожно.
Нина вздохнула, включила старенький чёрно-белый телевизор. «…Мыши-полёвки отличаются от других видов некоторыми характерными особенностями, – медленно растягивая слова, объяснял своей собеседнице ведущий «В мире животных», – это и форма норки, и глубина её, и место расположения…» – «Но ведь они ещё отличаются и по выбросу при копке норки», – нетерпеливо перебила его собеседница. «Да, да! – радостно подхватил ведущий, блаженно улыбаясь, сияя всеми своими великолепными вставными зубами, – это-то и есть самое интересное! Дело в том, что почва, выбрасываемая из норы, у полёвок имеет форму цилиндрика, тогда как у других…» Не дослушав, Нина переключила на вторую программу. «В Москве проходят многочисленные митинги. Собравшиеся требуют…»
Нина выключила телевизор – всё надоело. Всё. Сколько можно. Жили себе, жили, не тужили, теперь всё вверх тормашками летит, не знаешь, что ждёт тебя завтра. По телевизору новости одна страшней другой, в Москве всё никак не поделят власть, почти ежедневно кого-то убивают, порой прямо среди белого дня. У них в посёлке «братки» разъезжают на джипах, ведут себя нагло, чуть что – в дело идут бейсбольные биты, а то и оружие… Рэкет, угрозы… Хозяева жизни… Все запуганы, боятся выходить на улицу. Работы нет, в магазинах ни продуктов, ни тряпок, ни мыла – вообще ничего нет. Нина недавно зашла в универмаг – на полках только консервные банки с морской капустой, она купила несколько, что-то же надо есть. В отделе обуви ровными рядами стояли резиновые галоши – никакой другой обуви не было. Она походила по пустым отделам, надеясь купить хотя бы ситца на пелёнки. Скучающие продавщицы на её вопросы отвечали насмешливыми взглядами: ты откуда взялась, такая наивная?
Ну, где же всё-таки Виктор! Она уже не рада, что он устроился водителем на мебельную фабрику, возит директора. В последнее время дома почти не бывает. Работа такая, злится он на упреки Нины. Он вообще, как из армии уволился, стал злым, раздражительным. Конечно, она понимала его – спас людей, успел вывезти на самолёте семьи офицеров, а его же и обвинили в самоуправстве и чуть ли не в дезертирстве! А если бы не вывез, что бы с ними стало? Сколько там погибло русских, когда резня началась… Самих офицеров «повстанцы» кого расстреляли, кого заставили работать на себя. Несколько ракетных установок оказались у них в руках, а что с ними делать – никто не знал. Каждая из сторон то посулами, то угрозами старалась переманить военных специалистов… Хорошо, что хоть до военного трибунала не дошло. В наступившей всеобщей неразберихе, как-то всё сошло на нет, уволили из армии и всё.
Вот уже пятый год они живут в захудалом районном посёлке, на родине Виктора. Сначала жили у его сестры, в однокомнатной «хрущевке» вшестером: они с Виктором, сестра с мужем и двумя детьми. Потом сестра решила перебраться в деревню, там легче выживать, а они так и остались в её квартире.
Тогда, после тех событий, он не отпустил её, да и куда она могла деться – ни документов, ни денег – всё осталось в той злополучной гостинице. Первое время она, вспоминая о Ромке, заливалась слезами, не зная, жив ли он. Вести оттуда были неутешительными – долго зревший межнациональный конфликт перерос в настоящую войну. Много наших военных, да и гражданских тоже, погибло. Может, и Ромки тоже нет в живых… Но в это она не могла поверить и ругала себя за плохие мысли. Она не знала, как быть с документами, каким образом ей возвратиться в Благовещенск, что делать дальше. И надо ли вообще туда возвращаться? Кому она там нужна, все, наверное, уже забыли про неё. А тут рядом Виктор, заботливый, сильный… Но тревога за Ромку и вина перед ним ещё долго не давали ей покоя. Она часто плакала, даже сходила разок к гадалке, узнать, жив ли он. Та ничего конкретного не сказала. А потом она узнала, что Рома погиб. Все на точке тогда погибли. Сообщил ей об этом Ломов. Он сказал, что узнал обо всём ещё там, но не хотел расстраивать её. Всё равно ничего нельзя поправить.
И ничего не осталось от него на земле. Даже фотокарточки Ромкиной не было у Нины. Там, в Благовещенске, остались его письма, но Благовещенск был далеко, и неизвестно, вернётся ли она туда когда-нибудь…
Поначалу они жили нормально. Со временем Нина стала забывать о своей прошлой жизни, о Ромке. Виктор работал, она сидела дома, ждала его с работы, варила борщи, пекла пироги. Она очень хотела устроиться на работу, но без документов её никуда не брали. Почти каждую неделю она наведывалась в паспортный стол, но пока безрезультатно. Узнав, что она беременна, Виктор обрадовался, подарил ей золотое колечко. Мечтал, что будет сын, имя ему вместе придумывали. А потом она потеряла ребёнка и надолго впала в депрессию. Но время лечит, понемногу как-то всё наладилось. И сейчас Нина опять ждала ребёнка, очень хотела девочку. И Виктор стал спокойнее, уравновешенней, выпивал редко… Только вот работа его Нине не нравилась, дома совсем перестал бывать, объясняя всё служебной необходимостью. Часто на выходные уезжал в областной центр – дела. Что за дела в выходные, непонятно.
Вот и сегодня неизвестно когда придёт… В дверь постучали. Виктор? Нет, это соседка. Виктор звонит, к телефону требует. У неё одной на площадке был телефон.
– Алло! Алло! – кричала она в трубку. Слышался сильный треск, ничего нельзя было расслышать. – Витя, ты где? Ты где?
– Жду начальника, у них совещание затянулось. Приеду поздно. А может и утром… Ну, всё, пока.
Нина, держа трубку в руке, растерянно смотрела на соседку.
– На совещании он, оказывается. Ну, слава Богу, а то я уже переволновалась вся…
– Нина, – соседка отняла трубку, положила её на место, – ты что, слепая? Ты что, не видишь ничего вокруг?
– О чём ты?
– Да весь дом, весь посёлок знает…
– Что знает? Ты о чем?
– Да твой Ломов с главной бухгалтершей, с Альбиной, спутался, возит её везде, их недавно в ресторане видели…
– Не придумывай, Лена, – сказала Нина, а у самой всё задрожало внутри. – Это он по работе, он же шофёр, начальника возит, приходится с ним и в ресторане иногда ужинать…
– Ага, с ним! Как же… Я их сегодня видела. Я за ней в очереди в магазине стояла, слышала её разговор с какой-то женщиной, она говорила, что в дом отдыха на выходные едет. А потом выхожу, смотрю, они в автобус девятнадцатый вместе садятся, Виктор твой и она. Не веришь? А давай проверим, у нас же телефон с определителем…
Она набрала номер, который высветился на мониторе:
– Позовите Виктора! Как какого? Ломова! Да что вы говорите! Я знаю, что он рядом с вами. Позовите немедленно, с его женой плохо, срочно надо в больницу везти!
Нина испуганно смотрела на соседку – что она вытворяет! Но та протянула трубку Нине, и Нина услышала голос мужа.
– Алло, алло, – кричал он, – что там с Ниной, Лена?
– Со мной всё в порядке, – сказала Нина. – А вот с тобой что? Ты, значит, начальника ждёшь?
– Жду, ну и что, – грубо ответил Виктор. – Чего ты названиваешь? Я же тебе сказал…
– Если ты сейчас же не приедешь, я… – она задохнулась от возмущения и обиды, – я что-нибудь сделаю с собой! Или с ребёнком! Я таблеток наглотаюсь! – у неё начиналась истерика.
– Не пори горячку, – сказал он раздражённо, – на чём я приеду, автобус только утром будет. – Он уже не скрывал, где находится.
– Пешком иди! – закричала она и бросила трубку. Соседка ещё несколько раз звала её к телефону, но она не подходила и, в конце концов, не стала открывать дверь.
1990 год
…Она знала эту Альбину. Виктор тогда работал экспедитором в ОРСе, где она была главным бухгалтером. Они даже дружили какое-то время семьями. Вернее, Виктор дружил, а она, что ж – куда иголка, туда и нитка. Ей многое не нравилось в Альбине: её апломб, золотые зубы, золотые кольца на каждом пальце… Нине становилось смешно, когда, принимая гостей, Альбина хвасталась коллекцией пустых бутылок с иностранными этикетками, рядком выстроившихся на импортной стенке, демонстрировала холодильник, до отказа набитый деликатесами. Стол всегда был обильно уставлен тарелками со снедью, а хозяйка ставила прямо поверх них ещё и ещё… На полу лежали два ковра – один поверх другого, на стенах тоже ковры. «На потолок бы ещё пристроили», – усмехалась про себя Нина.
Альбина и её муж любили погулять. Что ни день, то у них гости, что ни выходной – опять что-нибудь отмечают… Виктор тоже стал частенько бывать у них, приходил домой всегда навеселе. Нине надоедали эти бесконечные гулянки, по поводу и без повода, и она старалась избегать их, по возможности. Но с Виктором не поспоришь.
– Завтра поедем на остров, – объявил он однажды утром, бреясь в ванной. Он сдул волосинки с электробритвы, смотал шнур и положил бритву в шкафчик, на отведённую для неё полочку. Нина улыбнулась про себя: сколько лет прошло, а армейские привычки остались – каждый день бреется, каждая вещь должна лежать на своем месте…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.